Третий сорт

Данная жизненная ситуация является абсолютно вымышленной. История, имена и герои являются плодом творческого осмысления этой проблемы автором, и не имеют реальных прототипов. Все совпадения случайны.

     Еще недавно, всего-то три года назад, соседки по дому удивлялись на Нину.
 - Надо же, у нее от первого брака девчонка ненормальная, а она все-таки нашла себе нового мужа, и еще двух парней родила. И живут вроде дружно. Старший мальчик ее, Сережка как за сестру заступается! Сашок из второго подъезда ее толкнул и мячик отнял. А Сережка налетел на него и такого пинка ему дал! А мячик отнес сестре и успокаивает ее:
 - Не плачь, Танечка, вот твой мячик. А Саньке я еще двину, чтобы не обижал тебя! Обнял ее, а она-то выше него, у них разница сколько?
 - Ей, говорят, три года было, когда он родился. Значит сейчас ему одиннадцать, а ей четырнадцать.
- Да разница большая, а она-то глупенькая совсем. Я видела, как она в булочной хлеб покупала - тринадцать копеек булка белого, плюс четырнадцать обдирный, черный. Она сосчитать так и не смогла.
- Хорошо, что продавцы ее знают и не обсчитывают.
- Да. Говорят, дай Бог детей, и дай им Бог здоровья!
- И муж-то Нинкин к ней хорошо относится. Учил ее на двухколесном велосипеде кататься. А она его папой зовет?
- Да. Ну, они сошлись-то, ей года два было. Конечно, она не помнит, что он не родной. Он к Нинке перешел жить, через год, как она сюда, в общагу приехала. Он и квартиру потом выхлопотал.
 Так судачили бабки, соседки по подъезду пятиэтажки, сидя на скамеечке около дома. Они были правы в том, что Таня была глупенькая - умственно отсталая. Она приезжала домой только на выходные, а с понедельника до пятницы училась и жила в школе интернате для таких детей. Устраивая ее в первый класс, Нина расплакалась. Она никогда не разлучалась с дочерью надолго. Но директор интерната ее успокоил:
- Вы зря расстраиваетесь. Во-первых, Вы можете забирать ее среди недели, если скучаете, или девочка скучает. У нас ведь не тюрьма! Из нашей школы конечно профессора не выходят, зато мы обучаем детей тому, что им по силам, и по их разуму. Вот увидите, все будет хорошо! Не плачьте.
 - Он оказался прав. В свои четырнадцать лет Таня могла пришить пуговицу, погладить рубашки братьям, прошить прямой строчкой на машинке простыню, сварить простой суп из картошки и крупы, пожарить яичницу. Ну и конечно постирать свое немудреное бельишко, носочки платки и трусики. Ошибок при письме почти не делала, писала чисто, но пять прибавить восемь, у нее не получалось. Очень любила читать детские книжки с картинками и сказки. И просто в восторге была от музыки, особенно эстрадной. Любила и знала певцов и певиц, но петь сама не пробовала, речь была чуть замедленная. Она носила очки в модной оправе, которые ей купил отец, и только по речи да по походке чуть вразвалочку она отличалась от других детей. Модная стрижка делала ее простое личико оригинальным, и вещи Нина старалась доставать ей красивые. Никто не знал, какого труда, и каких слез стоят все ее достижения стоили Нине, но разве матери считают свои труды и слезы?
     Случилось так, что во время беременности Нины ее первый муж загулял. Они жили далеко от Ленинграда, в …ской области. В тот день она спустилась в подвал, очень хотелось квашеной капусты. Выбраться из подвала она не смогла. Муж поставил на крышку люка сундук, и, заперев дверь дома на большой замок, уехал на мотоцикле в райцентр. Только на третьи сутки ее мать подняла тревогу. Соседки, вернувшиеся с ярмарки, рассказали ей, что видели в райцентре ее зятя с какой-то девицей.
     Мать вся задохнулась, пока дошла до дома Нины, она жила в соседней деревне, и виделась с дочерью раз в неделю. Дом заперт на навесной замок, а Нины нет. И только во дворе воет собака и бросается на дверь. Участковый сбил замок, в доме никого нет. А вбежавший пес стал, припадая на лапы, лаять на сундук. Его отодвинули, открыли люк, а там Нина в полубессознательном состоянии, с высохшим от обезвоживания ртом и холодными, сухими руками и ногами. Врачи сделали все, что могли. Она осталась жива, и беременность ей сохранили, и Таню она родила в срок. Но девочка родилась худенькая, при росте 52 см вес всего 2100г. В роддоме ей сказали, что девочка не жилец, проживет до первой простуды. И чтобы не портить отчетность, даже справку о родах не выписали.
      Деревня есть деревня. Здесь каждый другому друг или брат или сват или дядя. А если родня еще и начальство, то на многое закроют глаза и все спустят на тормозах. Так получилось и с Ниной. Заводить против ее мужа уголовное дело не стали. Благо муж его тетки работал в поссовете. Муж отговорился тем, что не знал, о том, что она в подвале, сундук подвинул нечаянно, а дверь запер на замок, думал, что жена у матери. В расчет не взяли, что спускаясь в подвал женщины, откладывают люк в сторону, ведь он не на петлях. И сундук стоял на люке всем весом, а не краешком. И дверь муж запер и ключа никому не оставил, и собаку спустил с привязи, чтобы пес с голоду не сдох. На все был ответ
- Случайность, несчастный случай! И все дела.
      После развода он не давал Нине продыху, все лез то в драку, то с любовью, и она по совету матери и сестры, работавшей в больнице, оставила дочку дома, и уехала в Ленинград. Свои документы о высшем образовании спрятала, взяла в школе копию свидетельства об окончании 10 классов, и устроилась в Ленинграде дворником по лимиту. Бывший муж разыскал ее и здесь, но городские милиционеры так отметелили его, что он удрал домой и больше на глаза ей не показывался. А дочка целый год спала.  Бабушка будила ее, переодевала, кормила, и, завернув в сто одежек и в тулуп, укладывала спать в терраске. Свежий воздух и сон сделали свое дело, девочка выжила, но почти сразу стало ясно, что в развитии она отстает. Врачи предлагали матери отказаться от ребенка, не гробить из-за нее свою жизнь, но Нина никого не слушала.
     Она часто ездила домой, привозила деньги, вещи, продукты, но забрать ребенка в Ленинград пока не получалось. В общагу с дитем не пускали. Тане было почти два года, когда Нина вышла замуж за Петра. Как семейной ей дали служебную площадь, комнату в коммуналке. Она сразу, как только познакомилась с ним, рассказала ему правду о себе и о дочери. Муж настоял, чтобы девочку привезли в Ленинград. Он сам стал ходить с ними по врачам и чиновникам, выбивая документы на ребенка. Потом, когда задумал удочерить девочку, поехал в Нинину деревню, хотел взять у ее бывшего мужа заявление об отказе от дочери. Но тот начал куражиться, и Петру пришлось вернуться, ни с чем. И по его совету Нина подала на мужа заявление в суд, на алименты. В общем, когда бывший муж был готов отказаться от ребенка, уже пришел исполнительный лист и на имя Тани стали приходить хоть и не очень большие, но регулярные переводы. Петр складывал деньги в коробку, стоявшую в секретере, и говорил Нине:
 -Танюше пригодятся потом, это ее личные средства, их не трогай. И не беспокойся, она меня не объест.
 Это он круто поговорил с Сережей, когда однажды, после обычной детской ссоры увидел плачущую Таню. На возмущенный вопрос сына, зачем родятся на свет такие ненормальные как она, он ответил:
- Затем, чтобы другие, НОРМАЛЬНЫЕ, как ты, не забывали о том, что они люди, а не звери, как фашисты.
      Вот после этого-то сын и стал следить за сестрой, заступаться за нее перед всеми, и даже помогать ей и по дому и с учебой. Когда Таня окончила школу, Нина устроила ее уборщицей в ЖЭК, и она там работала до самой своей гибели. Восемнадцать лет ей исполнилось летом, а уже следующей весной она погибла- утонула, переходя по льду реку в пригороде Ленинграда. Нина знала, что Таня поехала к подруге, она обещала вернуться к вечеру, но мать зря прождала ее всю ночь. А утром позвонили из Областного УВД и сказали приехать, желательно не одной. Петр отпросился с работы, и они поехали в милицию вдвоем. Их дочь лежала на берегу, уже издали, из окна милицейского Уазика Нина увидела ее ярко зеленую куртку. Едва машина остановилась, как она выскочила на дорогу. Добежав до стоящих около Тани милиционеров, она медленно опустилась на колени. Ее девочка лежала на спине, глаза были полуприкрыты, нижняя губа закушена. Распахнутая куртка, распахнутый ворот рубашки и обнаженная, беззащитная шея дочери, покрытая мурашками озноба - воспоминание об этом потом долго мучило Нину. Петр подошел, и, подняв жену с колен, обнял:
- Поплачь, поплачь, Нинуша, покричи, легче будет.
Но она, окаменев стояла и смотрела на лицо дочери и молчала. Ком стоял у нее в горле, и Петр сам стал отвечать на вопросы следователя. Версия у того была одна.
-Пошла через реку по льду, поскользнулась, ударилась головой, (на затылке ссадина), потеряла сознание, захлебнулась.
Петр много мог бы сказать следователю, но взглянув на жену, увидел, что она отрицательно покачала головой, и смолчал. Если бы он мог, то рассказал бы как растил эту девочку, как хлопотал, чтобы получить на нее документы, как натыкался на непонимание и неприятие чиновников от медицины, твердивших, что у нас, в СССР, такое невозможно, чтобы ребенок нигде ни числился. Упрямо не желавших брать на себя ответственность. Ведь у Тани не было свидетельства о рождении, не было медицинской карты, прививок, не было никаких прав ни на что, в том числе и на прописку. И только один замминистра здравоохранения помог, да и то, только после того, как потерявший терпение Петр заявил, что сейчас бросит ребенка под поезд и ему ничего не будет, потому, что все равно этого ребенка как бы нет на свете. Только тогда этот чиновник стал звонить куда нужно, и Петр наконец-то смог все оформить.
     Петр рассказал бы следователю, как они с Ниной возили девочку от логопеда к логопеду, и никто не мог помочь, потому, что девочка могла только плакать. Ни на горшок не просилась, ни еду не просила, только правой ручонкой тыкала в воздухе перед собой три раза - так она просила пить. У Нининой матери всегда стояло три ведра воды в доме, и этим жестом она проверяла, в каком ведре вода теплее и оттуда давала девочке пить. Неожиданно выручила их подруга Нины - Яна, приехавшая в гости и оставшаяся ночевать. Она читала ребенку сказку про животных, картинки в книжке были очень яркими, и она, показывая на животное или птицу произносила простые звуки, как животные говорят: кошка- мяу, мяу, собачка- гав-гав, птичка чик-чирик.
Таня внимательно слушала, а наутро сама принесла веселой тете книжку и тыкая пальчиком в картинки вопросительно смотрела на нее. Яна сначала прочитала ей все правильно, а потом устроила перепутаницу. У нее кошка зачирикала, корова залаяла, а птичка замычала. Девочка рассмеялась и покачала головой. И когда Яна спросила ее, как говорит кошка, она шепотом, тихонько произнесла - Мяу! Вот с этой странной игры, она и начала говорить. Сначала очень понемногу, потом, уже с логопедом, все больше и больше. Ее пришлось класть в больницу, чтобы удалить аденоиды, потом удаляли лишние зубы, выросшие где не надо, потом, уже с ортодонтом, выпрямляли те, что росли на месте, но были кривые, потом лечили косоглазие, потом, потом, потом…
  Сколько было этих потом - не счесть. Но самое страшное случилось сегодня. Таня погибла и ни Петр, ее отчим, ни ее мать не могли рассказать милиционеру, в какую беду попала их девочка до этого.
 Когда она окончила школу, у нее появились две странные подружки. Они были чуть старше Тани, хорошо одеты, с хорошим макияжем на лицах, и явно с нормальным развитием. Они водили Таню в кино, научили ее пользоваться косметикой, надарили ей духов, помады и теней. Таня была им очень рада, и родители не возражали. Девушки были не курящие, не пьющие, и видимо очень добрые. А потом они вдруг пропали, и оказалось, что это вербовщицы. Они продали Таню одной из национальных мафий, которая занималась поставкой умственно-отсталых девочек в военные училища в качестве проституток. Сначала один из мафиози сильно напоил Таню, изнасиловал и избил. Отпуская домой, он запугал ее и сказал, что она теперь будет должна ему много денег. А значит, как только он позвонит, она должна будет ехать туда, куда он скажет и отрабатывать там «долг». Обо всем этом родители Тани узнали намного позже, а когда дочь пришла домой избитая, в разорванной одежде, и они ходили жаловаться в милицию, то им сказали, что они виноваты сами. За таким ребенком надо лучше смотреть, и конечно искать насильника никто не стал. Таню заперли дома, к телефону она не подходила, и прошло много больше месяца, пока с нее сошли следы побоев, когда вдруг выяснилось, что она беременна. Только через три месяца, с большим трудом удалось устроить ее в одну из городских больниц, где ей сделали кесарево сечение и перевязали маточные трубы. «Подружки» разыскали ее в больнице и стали часто навещать Таню. Они и сказали ей, что теперь ей беременность не грозит, и она может «трахаться» сколько угодно. Они же и сказали ей, что тот мафиози, который ее изнасиловал, убит, и никакого долга у нее нет. Они еще сказали, что познакомят ее с хорошими ребятами, надо только написать им письмо. И принесли Тане «болванку» - образец письма, и она стала писать эти письма, вставляя только новые имена. Мать Тани ничего теперь не могла сделать. Девушке исполнилось 18 лет.
 - С нормальными-то девицами в этом возрасте трудно справиться, гормоны свое требуют. А с ней конечно намного труднее. Инстинкт размножения есть, а тормозов нет.
Так говорила Нине ее сестра-медик. Таня уходила с подругами на целый день, но всегда к ночи возвращалась. Те сами стали продавать ее и еще пятерых интернатских девочек, курсантам-морякам, курсантам-речникам, и всяким другим молодым людям. Они одаривали своих подопечных косметикой, шоколадками, банками с Кока-колой, и импортными трусиками. Нине приходилось мыть за нее полы в ЖЭКе, чтобы ее не уволили. Так прошел год. И вот теперь она лежит на полурастаявшем снегу берега реки мертвая, следователь талдычит про несчастный случай и «такую судьбу», а мать с отцом ничего не могут сделать. Они бессильны.
     Они оба знают, что их девочку убили, но никому этого не докажешь. Петр смотрит на большую полынью под мостом - место, где нашли Таню и знает, что его девочка панически боялась воды. Ее и летом-то невозможно было затащить в речку искупаться. А тем более зимой, она никогда не пошла бы на тонкий лед. Братья однажды взяли ее с собой кататься на лыжах, на замерзшем пруду. Это было в середине января. Таня так и просидела на берегу, пока они катались. Она не только на лыжах, даже просто не наступила на лед - боялась провалиться и утонуть. И зачем она пошла бы на тонкий лед, если над ней, через реку перекинут большой мост, по которому свободно идут люди и машины. А под мостом большая полынья. Если бы все было так, как говорит следователь, то следов на снегу было бы только от одного человека, а там две строчки. Но он этого «не видит». И полынья была бы маленькая от тела Тани, а в ту полынью грузовик поместится. И место падения видно на дорожке следов, оно в пяти метрах от полыньи. И тоже следователь «не видит». Подписав в УВД все необходимые бумаги, Нина и Петр получили разрешение на захоронение, и поехали домой. Надо было все, что можно рассказать сыновьям, надо было готовиться к похоронам, надо было…
     Когда они вернулись домой, то в прихожую выскочили их сыновья, Сережа и Дима.
 -Папа, мама, где вы были так долго? А где Таня?
 -Таня больше никогда не придет домой- сказал Петр.
 -Таня утонула сегодня ночью.
Младший Димка растерянно хлопал глазами, и беззвучно шевелил губами. Весть о смерти сестры никак не укладывалась в его детском мозгу. А Сережа, услышав слова отца, зажал себе рот ладонью и бросился в ванную. Он закрыл дверь, но все равно было слышно, как течет вода, как шумят трубы, и слышен крик мальчика, крик раненного или пойманного зверя. Нина шагнула в ту сторону, но Петр удержал ее:
 - Не надо! Пусть перекричит. Ему так легче.
 Прошло немногим больше часа, как раздался звонок в дверь. Петр открыл, и в прихожую вошли люди в штатском, с красными книжечками удостоверений. Предъявив ордер, они обыскали комнату Тани, забрали все ее письма, и ответы на них. Нашли и забрали «болванку» и все подарки ее подруг. Взяв подписку «О неразглашении» с родителей покойной, они ушли. Примерно через месяц после похорон, в телефоне раздался веселый юношеский голос:
 - Здравствуйте. Позовите, пожалуйста, Таню.
- А кто ее спрашивает?
 - Скажите, что Алеша.
- Тани нет, и не звоните сюда больше.
 Сказал Сережа. Но через полчаса раздался звонок в дверь. Петр открыл. На пороге стоял красивый парень в форме курсанта морского училища с букетом цветов.
-Здравствуйте, я - Алексей. А Таня дома?
 Нина пригласила его войти и, закрыв дверь, рассказала ему о смерти дочери.
- Я ничего не знал, меня неожиданно отправили в эту идиотскую командировку! Сказал он.
 Глубоко вздохнув, он нахмурился, пытаясь сдержаться. В глазах стояли слезы, и вдруг подобие догадки мелькнуло у него на лице. Глаза сузились в щелку, по горлу прокатился ком и на юношеских скулах вдруг проступили злые мужские желваки. Скрипнув зубами, он по-военному развернулся и крикнув:
 – Прощайте! - скатился вниз по лестнице пятиэтажки. Сидевшие у подъезда соседки вздрогнули, когда он с разбега выскочил во двор и сильно бабахнул дверью.
 - Вот оглашенный! К кому это он приходил? У нас и девчат-то в подъезде нету. Таня была, да разве он к такой пошел бы?
- К какой, такой? Она на личико была очень миленькая, и может первая была у него. Парни часто западают и не на таких! И некрасивые вовсе, и много старше, вообще взрослые женщины, если она у него первая, могут с ума парня свести! 
 - Да точно к ней! Глянь, вошел-то с цветами, а выскочил без цветов.
- Да!  Точно! 
 - А что говорят, что с ее смертью какие-то непонятные дела!
- Кто говорит?
- Да я на рынке слышала, говорят мафия убила, а другие говорят, что вовсе наоборот. Говорят еще, что изнасиловали ее.
- Да разве можно? Она умственно-отсталая!
- А что их нельзя?
 -Говорят, есть закон, что они приравнены к детям.
-Да какой закон? Кому они нужны, законом защищать их. Они люди третьего сорта. Восемнадцать есть и делай с ней что хочешь, а что у нее умишко детский, это никого не волнует.
 - Но это же вообще свинство последнее!
-А ты в школе Достоевского читала? Братьев Карамазовых? Там ведь была вообще полудурок Лизавета Смердящая. Она и говорить-то не могла, и страшная была, полная идиотка. Кто-то же ей ребеночка сделал? А Таня по сравнению с ней умница и красавица.
 - Да это так. Но ведь умом-то ребенок. Я видела, как она книжку читала, сказки с картинками. Это в 18-то лет.
- Ну и что? Говорят, что интернатские девочки все до единой у мафии на счету. Из них проституток делают, а мальчики вообще пропадают, говорят, что их продают на органы!
 - Глупости говоришь. Может они все в домах инвалидов.
- Не глупости. Много ты видела умственно-отсталых на улицах? Куда же они деваются? Ведь вот после войны всех инвалидов из крупных городов убрали. И по телеку не показывают, где и как они живут, но в маленьких городах они есть. А дураков и дурочек приватизировали - ребят на органы, девочек в проститутки. Наше государство потратилось на них, выучивало, а мафия с них баксы стрижет.
- А куда же милиция смотрит?
- А милиция вся на мафию работает!
-Ну, я думаю, что не вся. Вот наш участковый, он мужик справедливый и честный.
- А что он один может?
 - Ну, наверное, есть и другие! Не все же сволочи!
- Плохо верится. И по телеку все больше продажных показывают.
 - А я Нину в церкви видела. Она батюшке кучу денег отдала, видать на помин души Тани.
- И я видела. Странно, они вроде с Петром неверующие.
 -А все-таки Таню жалко. Безвредная она была, не злая. И знаете что интересно? Когда маленькая, бывало, с ребятами озорничает, станешь ее ругать, голову опустит и молчит. Это если виновата, а если зря ругают, незаслуженно, то плачет в голос, навзрыд. Плакала, то есть.
- Вот говоришь безвредная она. А кто из этих людей вредный? Они и слова-то такого не знают. На Руси таких часто называли «простыми» за бесхитростность, беззлобность, именно за простоту.
 - А сейчас они третий сорт. И ничего нельзя сделать. Нет им защиты, закона нет.