Царица наук

Математическая школа профессора Гудмана знавала лучшие времена. Если раньше ребята, посещавшие его кружок, побеждали в районных и областных олимпиадах, то ученики из нынешнего поколения с трудом справлялись даже с обычными экзаменационными задачами. Конечно, на второй год никто из «гудманцев» не оставался, но отличников среди них стало меньше. Яков Моисеевич, крепкий мужчина почтенного возраста, высокий и худой, словно циркуль, стал всё чаще выслушивать нелицеприятные замечания от коллег по учительскому цеху. В первую очередь, от администрации школы. Говорили, что он, дескать, постарел, методы его давно не приносят заметных дивидендов, а сам Гудман – вовсе и не профессор, а всего лишь выпускник Бауманки, а то и вовсе – филфака. Мол, пользуется старый мошенник тем, что в провинции рады и такому уровню преподавания. «Да и когда это было? При Брежневе!», – возмущалась завуч Нина Федоровна. Сам Яков Моисеевич старательно пропускал всё мимо ушей, как учил отец, слышавший из-за своего происхождения вещи куда более оскорбительные.

Профессор всегда вёл занятия после основных уроков. В тесную аудиторию на четвёртом этаже, где всегда отчетливо пахло канализацией из женского туалета, который был строго под кабинетом, но двумя этажами ниже, набивались до тридцати учеников. В кружок Гудман приглашал ребят сам, выискивая опытным взглядом тех, кто, по его мнению, имел талант к математике. И, конечно, к самой жизни.
Тех же, кто приходил сам и просился на занятия, особенно учеников других школ, подвергал строгому тестированию, но результаты этих испытаний никогда не озвучивал. И редко принимал в расчет. Бывало, отсеивал даже круглых отличников, которые решали его уравнения с первого раза. Причин не объяснял, просто напутственно говорил: «Вам, милок, нужно заниматься шахматами или играть на скачках. Математика вас не любит». Отличники дули губы, приводили родителей, которые ругались и пыхтели, пытались подкупить или угрожать. Дважды обещали поколотить. Но всё в пустую. «Я бессилен, – непреклонно заявлял Гудман. – Математика вас не любит». С таким типом связываться никто не хотел – профессор оставался небитым.


Но времена менялись. Школьников, которые желали бы познать секреты высшей математики, становилось всё меньше, а дух преподавания не собирался покидать Якова Моисеевича. Поэтому, не желая терять в качестве своих подопечных, Гудман резко сократил их количество, отказавшись от учеников других школ практически полностью.

Одним из исключений стал Лёша Тараканов, влившийся в математическую школу меньше двух недель назад. Причём Лёша был заметно исключительнее всех иных исключений: до него никогда прежде профессор Гудман не брал никого «со стороны» без испытаний. Тем более – по ходу учебного года. И уж тем более – по просьбе. Но это был особый случай.

Отец Лёши – один из лучших учеников профессора Гудмана Валерка Тараканов, который долгие годы прожил в столице, и лишь недавно вернулся вместе с сыном в родной город. В школьные времена Валера считался заурядным троечником, особых стремлений к наукам не проявлял. Обычный мальчишка, вечно растрёпанный и непричёсанный, в мятых брюках и пыльных туфлях. Однако в самом конце очередного учебного года девятиклассник Тараканов явился к профессору Гудману, и слёзно умолял взять его в математический кружок.

К удивлению профессора, Валерка за одну ночь смог освоить три заданных ему темы. И на следующий день, пыхтя и краснея под пристальным взглядом учителя, решил сложнейшие уравнения. Впрочем, испытания профессора Гудмана редко ограничивались одной лишь математикой. Он любил людей открытых и правдивых. И когда Валерка честно признался, что стремится попасть в математическую школу ради Ленки Мальковой, Яков Моисеевич улыбнулся, утвердительно кивнул и поставил условие: налегать не только на математику, но подтянуть и другие предметы.
Валерка справился. К концу одиннадцатого класса был уже одним из лучших учеников, а самое главное – добился расположения Лены. Она, к слову, была одной из любимых учениц профессора Гудмана. Её стремление к знаниям подкупали. А глаза и улыбка – сражали наповал. Так и любовались они ею, каждый по-своему.


– Лена погибла в автомобильной аварии чуть больше двух лет назад, – выдавил из себя Валерка на встрече с давним наставником. – А сын… он хоккеем увлекался, играл за команду района. Некоторые прочили Лёшке большое будущее.
Яков Моисеевич протянул Тараканову кружку с чаем.

– Он и правда талантливый, – продолжил мужчина, поблагодарив. – В мать, наверное. Не в меня же. Но после её смерти Лёшка стал пропускать тренировки, сбавил требования к себе, замкнулся. Да что там, я и сам не знал, как дальше жить. А Лёшка ведь мальчишка еще, хоть и вымахал уже. Мне тренер говорил, что ставить его на игры растренированного просто опасно. Но он упрямый же. Хотел доказать что-то. Да и тренера понять можно – Лёшка результат давал, в первом звене играл и в большинстве всегда полезен был. Хотели все как лучше, а получилось… Ему врезался в колено здоровенный лось из «Магнитки». Операция в Германии, потом повторная. Всё на свои, естественно, в спортшколе и зеленки с йодом не дождёшься. Операцию сделали отлично, но у нас реабилитацию провалили, не те упражнения, не в том объёме, чёрт его знает.

Мужчины немного помолчали, отпивая чай из бокалов.
– Делать нечего, опять поехали в Европу, – Валерка поставил кружку и хлопнул себя по коленям. – Бизнес пришлось продать, вернуться сюда. А здесь какой спорт? Пиво пить, да сигареты стрелять. В школе этой, ну вы знаете, у бывшей лыжной базы, ничего хорошего. Мне хвалили её, а я пришёл – обалдел. Мальчишка совсем скис. Пускай к вам походит, Яков Моисеевич, вдруг втянется. Ну, или, по крайней мере, познакомится с какой-нибудь умной девочкой.
– Ни первого, ни тем более второго, обещать не могу, – проговорил профессор. – Но – по старой памяти, давайте попробуем.

После ухода Тараканова Яков Моисеевич долго просидел за столом, перебирая старые фотографии, вспоминая то ушедшую рано жену, то родителей, то своих многочисленных учеников. Найдя фото Лены Мальковой, Гудман поднёс его ближе к лампе, снял очки и долго всматривался в знакомые черты. Он нашёл фотографии место на старой рабочей доске, мелко исписанной загадочными уравнениями. Магнитик пришлось оторвать от сувенира из Киева от старого друга, что прежде висел на холодильнике.


Так Лёша Тараканов оказался в математической школе профессора Гудмана. Против своей воли, нужно сказать. Уж чего он не любил, так это сложных вычислений. Хотя с детства и увлекался статистикой. Своей хоккейной, конечно: прилежно подсчитывал количество голов и передач, суммировал штрафные минуты и вёл таблицу с показателями полезности. Но то были приятные цифры, говорившие об успехах в любимом деле, а тут что? Сплошные буквы и символы, а в ответе всегда ноль или минус один. А то и вовсе нет ответа.

Леша стоял у доски и откровенно плавал – с грацией топора – в простеньком, как его назвал профессор, уравнении.

– Да, Алексей, не густо, – вздохнул Гудман, взглянув из-под очков. – Я, когда тебя принимал в нашу маленькую дружную компанию, надеялся на большее рвение.
– Я не просил меня брать, – буркнул под нос Лёша.
– Не нужно только мне всё это рассказывать, ни к чему. Отцу расскажи. А пока садись на место и постарайся хотя бы записать то, что будут решать после тебя. Пригодится.

Лёша обреченно рухнул на стул. По кабинету прокатился едва слышный смешок. Парень насупился и уткнулся в тетрадь.
– Я могу тебе помочь. Если хочешь, – предложила девушка с соседней парты. Лёша растеряно посмотрел на неё. – С уравнениями.

Она улыбалась, а Тараканов продолжал сидеть с видом абсолютно непонимающим. Должно быть, со стороны он выглядел просто глупо. Как какой-нибудь дикарь, впервые встретивший в своих джунглях людей в костюмах песчаного цвета и бамбуковых шляпах на резиночке.

За те несколько недель, что он посещал кружок юных математиков, с ним никто даже не пытался заговорить. Более того, Лёша явственно ощущал: отношение к нему вроде как сочувственное – все жалели бедолагу, угодившего туда, докуда ему никогда не дотянуться. Парень подумывал сам с кем-нибудь завести знакомство, но двое парней, с которыми он собирался заговорить, просто сделали вид, что не заметили его.
Избитый сюжет – столичного франта не признают зазнавшиеся провинциалы. Если бы Лёша интересовался литературой, то мог бы припомнить с десяток подобных историй и не переживать за свое будущее – они всегда заканчиваются хеппи-эндом. Вместо этого новичок решил симметрично плевать на провинциалов. В конце концов, в школе, где он учился, отношения с одноклассниками худо-бедно налаживались. А молчание ягнят из математического кружка можно и потерпеть.

Лёше показалось, что он слишком долго смотрит на незнакомку, которая отважилась с ним заговорить – зазнайки-математики начали коситься на него. В конце концов, он выдавил из себя благодарность и снова уткнулся в тетрадь.


Дома было чуть менее противно, чем в школе. К новой обстановке Лёша привыкал долго и тяжело. Хотя жаловаться в принципе было не на что. Не считая того, что Таракановым пришлось переехать в город, который был меньше района, где они жили раньше. Денег от продажи отцовского бизнеса хватило на хороший двухэтажный дом на самом берегу внушительного пруда. Отцу особенно нравилось, что водоем начинался сразу за огородом, даже с мостика можно было нырять. Летом, должно быть, берега забиты отдыхающими. А пока за окном только бесконечная белая равнина, что в огороде, что за забором. Снега намело так много, что просто добраться через огород к пруду было проблематично.

«Пожалуй, не так уж и плохо», – приговаривал Лёша, вечерами возвращаясь пешком из кружка. Провинция оказалось совсем не такой, как про неё говорили в московской школе. Да и во многом лучше тех мест, где парню доводилось бывать с хоккейной командой. Люди только хмурые. «Но опять же, если составить пропорции и посчитать количество улыбок на количество жителей, то, возможна, глубинка-то и поулыбчивее будет, – Леша задумался, стоя на протяжённой набережной, с которой хорошо просматривался его новый дом. – Тьфу! Да пошёл ты, Гудман, на хрен со своими пропорциями!».

Удивительно, но отцу, похоже, малая родина нравилась куда меньше, чем выросшему в столице Алексею. Валерию пришлось оставить привычную жизнь и вернуться в маленький город, где практически не было перспектив. Успешный бизнесмен – в Москве у Тараканова была сеть аптек – он вынужден был всё начинать с начала, и дела шли не слишком успешно. Валерий пробовал наладить связи с местными предпринимателями, но партнёры не нужны тем, кто уже успел завладеть долей рынка.
Вселенная любит равновесие: если нет прогресса в делах, везёт в любви. У отца наклёвывались новые отношения с какой-то молодой особой, кажется, из туристического агентства или вроде того. У неё был офис в здании бывшей лыжной базы, это всё, что Лёша знал. Отец регулярно пропадал там вечерами. Равновесие любит Вселенная: отношения с сыном для Валерия отошли на второй план.

Долгими вечерами, просиживая за очередной задачей или бестолковой – конечно, только для Лёши, который никогда не любил читать – книгой, парень то и дело отвлекался на вид за окном. Заснеженный пруд, казавшийся ему огромным, напоминал о подвигах на ледовых площадках. Ему и правда было, что вспомнить. Случалось, он практически в одиночку накручивал всю пятерку соперников, среди которых нередко попадались и ребята на год-два старше. Один только покер в матче с Ярославлем три года назад чего стоит! Отец тогда сказал, что очень гордится, а мама – плакала от счастья. Вскоре мамы не стало. Не стало и счастья. И хоккея тоже. Лёша долго думал о матери, вспоминал знакомые черты. Как она откидывала со лба вечно вьющиеся рыжеватые пряди и улыбалась так искренне, что не оставалось ни единого сомнения в её доброте. Мальчик так и заснул с мыслями о том, как хорошо всё было прежде. И как перевернулось за несколько месяцев.

Ему снился тот самый матч с Магнитогорском. Здоровый защитник Николаев, которого проворный москвич обыграл добрых полдюжины раз за первый период, уже мчится на него. Они встретились в углу площадки, Лёше не успеть увернуться от жесткого удара. Еще мгновение, и колено мальчишки превратится в отбивную. Тут он услышал голос матери: «Сынок, тебе будет очень больно. Я знаю, как тяжело вынести эту боль. Во много раз больнее мне видеть, что ты потерял интерес к жизни. Нужно терпеть, быть сильным и всегда подниматься, даже после самых тяжёлых ударов и падений». Николаев со всей силы врезался в колено Лёши, который вскрикнул и проснулся.


Голос мамы, далекий, но родной, услышанный им впервые после её гибели, пусть и во сне, благотворно сказался на настроении. Тем более, приближались новогодние каникулы, которые Лёша любил даже больше летних. В начале года можно было не только гулять по сияющей Москве и гонять шайбу с друзьями, но и болеть за российских хоккеистов на молодежном чемпионате мира, представляя себя на месте парней в свитерах с двуглавым орлом.

Даже очередное занятие в математической школе и новые насмешки Гудмана не могли испортить настроение. На этот раз профессор явился в класс в странноватом виде: на его лысине, ровно на самом темечке красовалась огромная, высокая и ужасно смешная шишка, которую к тому же Гудман зачем-то намазал зеленкой.

– Ты тоже заметила? – спросил Лёша у Наташи, когда занятие закончилось, указывая на шишку преподавателя. – Похоже миссис Гудман огрела профессора сковородой.
– Хочешь, я сяду с тобой на следующем занятии и помогу с задачами? – словно не замечая шутки, поинтересовалась девушка.

Лёша смущенно кивнул и поспешил выйти из класса. Ему показалось странным такое внимание этой девочки. Может, она знает о трагедии, которую ему пришлось пережить и оттого жалеет его? Или думает, что Лёшин отец богат? Да что ей вообще нужно?
Если честно, юноша вообще пока не знал, как вести себя с девушками. В Москве он учился в спорт-классе, где девчонок не было вовсе. Его окружали легкоатлеты и хоккеисты, борцы и даже футболисты, которых все недолюбливали и дразнили «бабами», но только не взаправдашние девчонки. Конечно, он иногда пересекался с девочками в компаниях. Можно даже сказать, что у хоккеистов были поклонницы, которые приходили на игры и тренировки, поддерживали и пытались знакомиться. Но опыта близкого общения у него до сих пор не было.


Наташа оказалась милой, хотя и вовсе не была похожа на единственную женщину, которую Лёша хорошо знал – на маму. Высокая и чрезмерно худая девушка с русыми волосами редко улыбалась и как бы стеснялась саму себя, избегая приближаться к соседу по парте даже локтем. Лёша чувствовал огромное напряжение, находясь рядом. Впрочем, уже через пару занятий Наташа казалась ему интересной собеседницей и очень способной ученицей Гудмана. Она не только растолковывала задачи, чему профессор совсем не мешал, но и успевала интересно рассказывать о себе и своей школе.

Когда на очередном занятии Лёшу пригласили к доске, у него почти получилось решить пример из задачника для школьной олимпиады. «Уже лучше, – отметил Гудман. – Скоро для вас решить пример станет такой же ерундой, как гонять шайбу».

– Много ты понимаешь, старый пень, – бормотал парень, вернувшись на место.
– Нехорошо так говорить о профессоре, – заметила Наташа.
– Да он хоть знает, сколько я выучил комбинаций? Только для большинства штук двадцать! – закипающим шепотом заговорил Леша.

Домой они пошли вместе, всю дорогу парень рассказывал о своей хоккейной команде и многочисленных победах. И о травме, конечно.
– Жаль, что твоя карьера так оборвалась, – поддержала Наташа. – А я даже не знаю, есть ли у нас в городе команда.
– Мне все равно нельзя больше играть, – печально проговорил парень. – Ещё один такой удар колено просто не выдержит.
– А ты играй просто для себя, – как-то наивно предложила девушка. Ребята как раз шли по алее в парке и им наперерез промчались несколько малышей с огромными разноцветными ватрушками-ледянками, которые они волокли за собой – спешили к оврагу. – Я тоже ходила на гимнастику когда-то, в детстве. Но у меня плохо получалось, хотя я считала, что лучше всех. Однажды наш тренер просто выгнала меня. Помню, я жутко расстроилась. Ревела неделю. Хотя, признаться, и ненавидела тренировки. Просто любила наши красивые костюмы. И еще – танцевать. И потому очень расстроилась. От злости проткнула все мячи и искромсала ножницами ленты. Родителям пришлось платить.

– Грустная история, – сказал, просмеявшись, Лёша.
– Мы пришли, – немного печально указала рукой на дом из красного кирпича Наташа. – Пойдёшь по этой улице и выйдешь на набережную. Из моего огорода видно твои окна, на той стороне пруда. Почти как в «Великом Гетсби».
– Где? – не понял парень.
– Пока, – взмахнула рукой Наташа и пошла к дому. Но обернулась, не пройдя и пяти шагов. – Я просто танцую дома, когда никто не видит. Спортсменкой мне уже не стать, но иногда я представляю, как выступаю на Олимпиаде. Оставляю позади себя француженку и китаянку, они всегда мне проигрывают. И, знаешь, становится чуточку веселее. Попробуй.
– Я подумаю, – ответил Тараканов.


Снегопад настиг Лёшу на набережной. Снег валил огромными хлопьями, больше похожими на миниатюрные комочки, чем на отдельные снежинки. Дальний берег пруда вместе с домом моментально пропали из виду. Теперь водоём и вовсе казался бескрайней белой пустыней. Парень подумал, что это, должно быть, и есть зимняя сказка. Он, конечно, и сам уже задумывался об этом – снова встать на коньки, которые бережно хранил в старом своем бауле с остальной формой. А теперь решил, что время пришло.

В причудливом танце метели наконец можно стало разглядеть дом, когда Лёшу едва не сбили с ног мужчина и женщина, которые с громким смехом пронеслись перед самым его носом. Подобно детям из парка, они катились сейчас по склону набережной к заснеженной равнине пруда, где ватрушка угодила в сугроб и застряла. Женщина весело хохотала, а в мужчине Лёша узнал отца. Юноша дождался, пока они вновь поднимутся наверх.

– А, сынок, привет, – Валерий немного растерялся. – Знакомься, это Ева. Хочешь прокатиться?
– Привет, пап. Не, спасибо, – отрывисто проговорил Лёша и тут же повернулся к девушке. – Здравствуйте, Ева.
– Привет, Алексей, – улыбнулась она в ответ. – Точно не хочешь? Это весело!
– В другой раз, – буркнул парень. – Пойду домой, уроки учить.
– Подожди, мы тоже пойдем в дом, – остановил его отец.
Валерий с Евой помогли друг другу отряхнуться от снега и пошли за Лёшей. Ева всю дорогу держала мужчину под руку и при этом мило улыбалась. Лёше она показалось слишком уж молодой для отца, но весьма красивой и дружелюбной. Было в ней что-то такое, отчего девушке хотелось доверять, что немного странно при её молодости.
Дома Ева показала себя заботливой и умелой хозяйкой. Она быстро сделала всем кофе и вообще очень умело ухаживала за Валерием, чему Леша немало удивился. Он легко разговорился с подругой отца и совсем не заметил, как упомянул в беседе имя Наташи.

– Это твоя девушка, – утвердительно, но заговорщицки, чтобы не слышал вышедший из кухни отец, произнесла Ева.
– Что? – смутился Лёша. И зачем-то стал оправдываться. – Нет, конечно. Мы сидим вместе на Гудмане.
– На чём?
– На уроках профессора Гудмана.
– Математическая школа, – пояснил вернувшийся отец. – Я рассказывал.
Ева понимающе кивнула.
– Сидите вместе, только и всего, – снова намекнула она.
– Конечно. Она, ну, как сказать. Даже не красивая, – ляпнул Лёша и тут же понял, что выдал глупость.
– Дело ведь не только в красоте, милый, – улыбнулась Ева. – В человека влюбляются вовсе не за внешность.
– А вот папа любит красивых, – ляпнул Лёша вторую глупость за полминуты.
– Лёшка, иди спать, – покачал головой отец, а Ева только рассмеялась.


К утру на улице заметно потеплело, метель сменилась туманом. Выходной обещал быть скучным. Когда Лёша спустился вниз, Валерий с Евой уже завтракали. Похоже, вчера она осталась ночевать. Юноша учтиво поздоровался, но есть решил пойти в свою комнату, чтобы не мешать взрослым, которые живо что-то обсуждали. Когда он снова спустился вниз, то застал отца в дверях, он провожал Еву и вернулся в дом с красным лицом, будто только что пробежал марафон.

Лёша вымыл посуду и уже собирался к себе, но у самой лестницы на второй этаж обернулся.
– Пап, а можем мы купить снегоуборочную машину?
– Это ещё зачем? – неожиданно резко спросил отец.
– Я хотел, – замялся Леша, – расчистить площадку на пруду, чтобы иногда гонять шайбу.

Отец прошел в кухню и налил себе воды. Было слышно, что движения его отдают нервозностью.
– У нас нет на это денег, – показался он в двери. – Мы не можем сейчас купить эту хреновину.
Лёша печально пожал плечами и снова направился к лестнице, но снова развернулся на месте.
– А эту можем? – ткнул он в сторону разноцветной ватрушки, что так и лежала у двери.
– Да ты хоть знаешь, сколько я уже на тебя потратил? – вскипел вдруг отец. – Все деньги ушли на твое здоровье. И я не позволю его тебе угробить!
– Вырасту – отдам, – отрезал Леша и бегом поднялся к себе.


В закрытой комнате было невыносимо. Лёша, конечно, и прежде ругался с родителями. Бывало, что и гораздо болезненнее. Но такого поведения отца он точно не ожидал. Парень то сидел, то лежал на кровати, взирая на белые бескрайние просторы – потолок, шторы, заснеженное зеркало пруда. Наконец, он сорвался с места и принялся одеваться.

Отец сидел внизу и смотрел телевизор, когда Лёша буквально пролетел к входной двери.
– Сынок, я хотел… – только и успел проговорить Валерий, как дверь за сыном захлопнулась.

Лёша зашёл в гараж за лопатой и отправился через огород к пруду. Снег, ещё вчера легкий и пушистый, сегодня превратился в монолитное мокрое покрывало. Проделать тропинку через весь огород удалось минут за пятнадцать. И только у двери, открывающей доступ к водоёму, Лёша понял, что не взял ключ от замка. Да он даже никогда и не знал, есть ли у них этот самый ключ – дверь никто не открывал с самого их приезда.

Возвращаться в дом и просить отца о помощи очень не хотелось. Лёша перебросил лопату через забор и полез следом. Свалившись в снег с другой стороны, парень всем телом ощутил невероятную усталость. Казалось, что лыжный костюм намок и весил, как малолитражка. Шевелиться в нём стало затруднительно. Конечно, костюм не впитал и капли влаги, просто по всему телу разливалась усталость и озноб. Отвыкшее тело не вынесло малейших нагрузок, организм, совершенно растерявший былую закалку, отвечал самым неприятным образом.

Лёша всё-таки встал и протоптал узкую тропу метров на двадцать вглубь пруда. Здесь он наметил площадку, старательно отмеряя по пятнадцать лопат в каждую сторону. Ноги утопали в снегу, а сам парень чувствовал, как постепенно проваливается в состояние тяжелой, невыносимой усталости.

Отступать не хотелось. Лёша подзадоривал себя мыслями о том, как снова выйдет на лёд в хоккейной форме, сжимая в руках любимую клюшку, которую ещё мама подарила. Он с усилием отрывал ото льда лопату, полную мокрого снега, и старался отшвырнуть глыбу подальше.

Травмированное колено не выдержало первым, когда из-под снега не показалась и треть площадки. На улице стремительно смеркалось, а Лёша так и стоял, опёршись на лопату. Нога пульсировала и, кажется, стремительно увеличивалась в размере. Слезы отчаяния застыли в глазах.

– Лёха, ты там? – послышался голос отца из-за забора. – Эй, Лёша!
– Да, пап, – крикнул юноша, обрадовавшись появлению родителя. – Я здесь!


Через полтора часа работа была кончена. Отец принёс не только ключи от двери, но и ещё одну лопату. Сперва Лёша через боль продолжал чистить площадку, но вскоре отец заметил страдания сына. Валерий снял куртку и накрыл ей плечи мальчишки.
– Покури, сынок, я сам, – хлопнул он его по спине, но тут же обнял за плечи. – Прости меня, я не то хотел сказать. Денег и правда пока нет, но я что-нибудь придумаю. А то, что ты кататься решил, так это здорово, я и сам с тобой кататься стану.

– Ты же не умеешь, – с сомнением отозвался Лёшка.
– А я научусь. Или вон, прямо так! – отец разогнался и заскользил по льду, правда тут же споткнулся и едва не упал. Мужчина рассмеялся, заметив, что и сын посмеивается, принялся за работу с удвоенной энергией.

Когда площадка приобрела нужные очертания, Таракановы отправились домой, условившись, что Лёша сперва примет горячий душ и согреется под одеялом, и только после этого выйдет на каток. Расчёт отца оправдался – уставший и простывший сын после водных процедур крепко заснул, только и успев достать из баула коньки, которые теперь лежали у самой кровати.

Как раз через них едва не упал Валерий, когда в темноте пробирался к постели сына.
– Пап? Что-то случилось? – испугался не до конца проснувшийся Лёша. Отец загадочно улыбался.
– Выгляни в окно.

Подросток в растерянности подошёл к окну и раздвинул шторы. Только присмотревшись он заметил какое-то движение на темном прямоугольнике расчищенного льда. Лёша повернулся к отцу, но тот лишь пожал плечами. Оба вновь уставились в окно. Света над прудом было немного, но далёкие фонари и чуть менее далёкие звезды позволяли все же рассмотреть силуэт, плавно скользящий по ледяной площадке. Кажется, это девушка. И она танцует.

– Кто это? – спросил отца Лёша.
– Не знаю, – честно признался мужчина. – Хочешь, сходим и узнаем.
– Да ну, как-то неприлично мешать, – застенчиво отозвался сын.
– Это точно, – согласился Валерий. – Эх, жаль бинокля нет! Или подзорной трубы. Или хотя бы пенсне.

Мужчина ещё немного постоял в комнате вместе с сыном, но вскоре отправился к себе. Лёше страшно хотелось пить, и он вышел на кухню. А когда вернулся, незнакомки, конечно же, не было. Мальчик снова лёг в постель, представляя, что это мама кружилась на его площадке. Уж она-то умела кататься на коньках, не то что отец. А кто же ещё, если не она? Но может ли быть так, что им обоим с отцом привиделось?


Леша рассказал обо всём Наташе. Очень уж хотелось поделиться с кем-нибудь своими переживаниями. Умолчал только о том, как разболелся после недолгой работы. И про маму, конечно, тоже рассказывать не стал. Впрочем, Наташа совсем не разделила его восторга от неожиданного пришествия загадочной незнакомки.

– Так может подойдешь и познакомишься? – Лёше показалось, что его подруга даже расстроилась слишком теплой реакции на другую девушку. На занятии практически не разговаривала, а о том, чтобы идти домой вместе, видимо, и речи быть не могло. Как и о том, чтобы воспользоваться предложением Наташи.

Так и вышло, после окончания урока у Гудмана Наташа практически моментально ушла и даже не попрощалась. Лёша не стал менять планов и отправился домой пешком. На подходе к набережной его вновь застала метель. На этот раз не такая сильная, но парень всё равно прибавил ходу. Сегодня травмированная нога почти не беспокоила. И он решил, что обязательно выйдет на свою площадку. «Даже если не успею сегодня покататься, надо расчистить лёд, ещё раз такие сугробы мне не осилить», – думал юноша, подсознательно надеясь, что площадка нужна не только ему.

Чаяния Алексея сбылись: только он вернулся с площадки и переоделся, а на льду уже можно было различить знакомый силуэт незнакомки. Леша снова замер у окна и внимательно наблюдал, с интересом ожидая, куда же пойдет девушка, когда закончит свои танцы. Но стоило отцу отвлечь его всего на минуту, зайдя в комнату и включив свет, как лёд опустел. «Может, проследить ее путь по следам на снегу», – думал Леша, засыпая.

Игра в домашнего шпиона продолжалась несколько дней. Лёша старательно чистил лёд, если днем выпадал снег. Но сам так до сих пор и не встал на коньки. Он улыбался, глядя на бесконечные полосы, которые оставили лезвия незнакомых ботинок. По ним точно можно было сделать вывод, что девушка занималась фигурным катанием – характерные следы Лёша видел сотни раз на московском катке.
А вот следы на снегу не прибавили ясности. Незнакомка успела протоптать узкую дорожку, которая огибала дома и выходила на автомобильную дорогу. Дальше тропинка обрывалась.

Зато на уроках Гудмана стало чуть проще – Наташа снова помогала и была любезна. Теперь она уже не злилась, если Лёша упоминал про свой импровизированный «Хрустальный», напротив – живо интересовалась и даже расспрашивала о том, приходила ли незнакомка. Только перед самыми каникулами, на последнем в году занятии вдруг заметно разволновалась, когда Лёша заговорил об этом.

– Если придёт сегодня, я обязательно выйду к ней и всё узнаю, – довольно бравурно заявил парень. Наташа вдруг засуетилась, но через мгновение взяла себя в руки.
– Да неужели? А духу хватит? – передразнила она.
– Надеюсь, – выдохнул Леша.
Домой снова пришлось идти одному. Наташа сказала, что задержится. А прямо перед этим к ней подошла девочка, которая сидела за первой партой и никогда не здоровалась с Алексеем.
– Сегодня опять в шесть, да? – спросила она Наташу и, не дожидаясь ответа, добавила, – ещё пару занятий и точно получится удивить твоего чудика.

Всю дорогу до дома Леша прокручивал в голове варианты и сюжеты, которые могут случиться с ним вечером. От самых банальных, до фантастических: соседка, бывшая хозяйка его нынешнего дома, случайная спортсменка или даже призрак мамы. Но всё напрасно – вечером на катке было пусто.


Предновогоднее утро не добавило радости. Вообще в семье Таракановых Новый год практически не замечали, особенно после гибели Лены. Два последних торжества проходили по одному сценарию: мужчины дожидались полуночи, поздравляли друг друга и расходились, Валерий – спать, Лёша – гулять с друзьями по Москве. Но на этот раз не получилось и того.

– Какие планы на полночь? – спросил вдруг отец, когда они завтракали. – С друзьями, наверное, пойдёшь отмечать?
По лицу Валерия было понятно – он явно рассчитывал на положительный ответ.
– Ну, да, пожалуй, – протянул Лёша. – А ты уже что-то запланировал?
– Признаться, да, – виновато ответил отец. – Ева позвонила и пригласила меня к себе. Кажется, мы помирились.
– Поздравляю, – холодно произнёс сын. – Не знал, что вы ругались.

Повисла долгая пауза, оба молча пили кофе. Пока отец вдруг не вспомнил, что сыну наверняка понадобятся деньги. Лёша не стал отказываться, быстро сунул купюры в карман джинсов и ушёл к себе.

Отец уехал, едва начало смеркаться. Он ещё раз заглянул к Лёше, но тот соврал, что также собирается уже уходить к друзьям, заверив попутно, что всё у него нормально. Именно соврал: стоило отцу захлопнуть входную дверь, мальчик повалился на кровать и долго лежал неподвижно.

По стенам поползли серые тени от плодовых деревьев, что росли за домом. Лёша перевёл взгляд на окно и подскочил на месте. Он рванул к окну и уставился на площадку. Это она? Или нет? Сегодня силуэт далекой незнакомки казался другим, менее пластичным и даже неуклюжим. «Выпила», – пронеслось в голове у парня. Он опрометью кинулся вниз, чтобы приготовить для девушки какао. Он ещё вчера это придумал, как принесёт ей горячий напиток, кто бы она не была. И начнёт разговор.
А что дальше? Кастрюлька с молоком уже стояла на плите, какао-порошок также заготовлен. А если она ушла и всё в пустую? Леша побежал наверх и снова замер у окна. Девушка скользила из одного угла площадки в другой, но былой плавности в её движениях не было. На миг юноша подумал, что это вовсе не та девушка, что приходила на каток раньше. Та, хорошо знакомая незнакомка, буквально парила надо льдом. А эта…

Вдруг девушка рухнула на лёд во время попытки проехать на одной ноге. Лёша смутился, а незнакомка всё не поднималась. Парень схватил куртку и бросился вниз, на этот раз не забыв про ключи от тяжелого амбарного замка.


Замок поддался не сразу. Лёша так волновался, что дважды ронял ключ в снег. Наконец, он смог справиться с дверью и побежал к площадке. Сердце подскочило к горлу. И тут же рухнуло куда-то в пропасть. Лёша заскользил по льду прямо в ботинках. Мимо сидящей на спортивной сумке Наташи. Получилась классическая немая сцена: девушка смотрела снизу-вверх, как проплывает мимо неё школьный товарищ.

– Наташа? – удивился Лёша. – Ты что здесь делаешь?
Девушка тяжело дышала, опусти в взгляд. Парень аккуратно доскользил до неё и опустился на колени.
– Ты упала, – зачем-то констатировал он свершившийся факт. – Больно?
Наташа утвердительно кивнула и показала на правую ногу. Лёша несмело прикоснулся к голени девушки, спрашивая одними глазами: «Здесь?». Наташа снова кивнула.
– Это хоккейные коньки, в них не стоит крутить тулупы и риттбергеры, – уточнил юноша. – Где ты вообще их взяла?
– В прокате, – созналась Наташа. – Оставила им паспорт сестры. Теперь мне попадёт.

Девочка готова была расплакаться, а вот Лёша наоборот вдруг рассмеялся. Необычайное облегчение охватило его при взгляде на лицо девушки.

– Нужно переобуться, иначе нога распухнет и не влезет в ботинок, – посоветовал парень, когда оба молчали слишком долго.
– Сапоги все мокрые. Я пришла напрямик, через пруд, – застыдилась собственного поступка Наташа. Лёша вновь улыбнулся, оглянувшись на виляющие следы, уходящие в темноту.
– Тогда идём в дом, у меня какао есть.


Валерий крепче прижал к себе Еву, которая завернулась в его рубашку.
– Наконец-то я счастлива, – прошептала девушка на ухо своему возлюбленному. – Мы потеряли так много времени из-за тебя.
– Почему из-за меня? – удивился Тараканов.
– Ты ни разу не пришёл посмотреть, как я танцую.


Рецензии