Простые зарисовки. Терракотовый воин 6

«Нет, ну это какой-то кошмар! Я так больше жить не могу!»
«Сколько это будет продолжаться? Ты, Марк, испортил жизнь нашему сыну!»

Услышав эти и подобные им фразы, произносимые мамой, я был готов слиться со стеной, стать тенью, исчезнуть из дома навсегда. Виной всему – мои способности, о которых в семье старались не говорить. Как папа выразился – «не надо акцентировать на этом внимание». Можно сколько угодно молчать о проблеме, но проблема, рано или поздно, о себе напомнит. Ложки, как столовые так и чайные, причудливо изгибались, когда я брал их в руку, становились податливыми и пластилиновыми; вода из крана водопровода огибала мою руку и на какое-то время замирала, становилась похожей на сосульку, свисающую с крыши дома. Очень часто, среди ночи, я просыпался, паря на небольшой высоте над кроватью и это меня пугало до коликов в животе.

Мама, увидев очередные «чудачества» своего сына, ругалась с отцом, и когда он, хлопнув дверью, уходил из дома, она ложилась на кровать и тихо плакала. Беззвучно, глотая слёзы. В это время я себя ненавидел и готов был пойти на всё, чтобы никогда не видеть маминых слёз. Я этого очень хотел, но не знал, как избавиться от сверх способностей. Они с каждым днём проявляли себя всё чаще и чаще, независимо от моего желания: на улице, дома, в школе, в автобусе или троллейбусе. Моя жизнь превратилась в самый настоящий кошмар: от меня отворачивались сверстники, не выдерживая мой взгляд, меня боялись учителя и все, без исключения, взрослые. Стоило мне посмотреть на ноги впереди идущего человека, и он падал или продолжал идти, как пьяный. От моего взгляда люди в кафе роняли чашки с кофе или чаем на пол, музыка неожиданно замолкала и музыкальные центры искрили и потом загорались.

*****

Виной всему – наши с отцом воскресные походы к нему на работу. Для мамы – мы ходили в зоопарк, в музеи, в кинотеатры. Однажды, перед первым походом в какой-то очередной «музей», папа присел на корточки и посмотрел мне в глаза.
«Виталик, тебе уже десять лет, ты взрослый мужчина. Ну, почти взрослый. Ты умеешь хранить мужские тайны, сынок?»

Я не ответил, пожав плечами. Почему тайны называются мужскими, а не просто тайнами? А бывают тайны женскими? А детскими? Это мне было не очень понятно, поэтому я ещё раз пожал плечами, но ответил утвердительно.
«Тогда слушай меня внимательно, сынок. Мы сейчас пойдём ко мне на работу, ты там выпьешь вкусную водичку и посмотришь интересные мультфильмы. Хорошо? Мне нужно заняться кое-какой работой, которую я не успел сделать в течении недели. Договорились? Только смотри, если мама о мультфильмах узнает, то ты их никогда больше не увидишь, а мы с мамой поругаемся, причём, очень-очень сильно».

Мне стало немного страшно: что же это за мультфильмы, о которых нельзя рассказывать маме? Но любопытство взяло верх над страхом, мы свернули возле драматического театра направо, прошли под аркой, соединяющей два серых пятиэтажных дома и я увидел место, где находится папин институт. Такое же серое и угрюмое здание с тремя этажами, охранники на входе, лифт, который нас опустил почему-то на самый нижний подземный этаж.
«Это чтобы меньше было шума и нам никто не мешал, сынок, – объяснил папа, крепко сжав мою руку. – Наш мужской договор ещё в силе?»

Что я мог ответить? Идея посмотреть загадочные мультфильмы мне понравилась. Я кивнул, ответив, что да, договор в силе. Папа засмеялся, засмеялась появившаяся в «Лаборатории N°°1» – название я прочитал на золотистой табличке на двери – высокая, светловолосая женщина.
«Марк, какой у тебя взрослый сын. Меня зовут Мария, Виталик. Рада знакомству».
Тётя Маша пахла больницей, на ней был белоснежный халат, поэтому я попятился назад, споткнулся и упал.
«Ну что же ты меня позоришь, Виталик? – нахмурился папа. – Тётя Маша очень добрая, она тебе ничего плохого не сделает. Это я тебе обещаю. Тётя Маша, ты добрая?»
«Конечно-конечно. Пойдём, Виталик, угощу тебя газированной водой и вкусным соком. Такой сок в магазинах не продаётся. А потом ты ляжешь на кушетку и я включу тебе мультфильмы. Хорошо?»

Опять эти загадочные и манящие мультфильмы! Да ещё газировка и вкусный сок! В комнате, в которую мы зашли, был приглушен свет, я увидел, что на одной из трёх находящихся в комнате кушеток, лежит светловолосая девочка с обручем на голове. Она, казалось, спала, улыбаясь во сне.
«Видишь, Ляле нравится смотреть мультфильмы, Виталик!» – сказал папа.
«Вижу. Почему ляля? Она же не маленькая».
«Имя у неё такое, – засмеялась тётя Маша. – Это моя дочь и её зовут Ляля. Ей тоже десять лет, Виталик, и она уже месяц смотрит мультфильмы».
«Месяц? – удивился я, – она что, в школу не ходит? Здорово! А ест она тоже во сне?»
«Месяц, каждый день по два часа. Так будет точнее, – ответила  тётя Маша, беря в руку стакан с пузырящейся жидкостью ярко-красного цвета. – Вот газировка, пей».

Вкус клубники! Мой любимый вкус. В нос ударили пузырьки воздуха, в голове появилась уверенность в том, что я и мой папа делаем всё правильно, а тётя Маша – моя старая добрая знакомая, как и её дочь Ляля. Второй стакан, теперь с соком, похожим по вкусу на вишнёвый, я выпил, когда лежал на кушетке в полусонном состоянии. На моей голове был мягкий обруч, тихая музыка убаюкивала, мир вокруг меня исчез. Я лежал с закрытыми глазами и ждал , когда же появятся мультфильмы. Их не было, но зато перед глазами появились две ярко-синие руки, которыми я мог шевелить, сгибать пальцы, сжимать кулаки. А ещё через несколько минут я увидел разноцветные небольшие шарики, которые появлялись и исчезали.
«Попробуй поймать шарики руками, Виталик», – услышал я голос тёти Маши.

Почему бы не попробовать? Я схватил правой рукой оранжевый шарик и он лопнул. Ум-м.. да это же был апельсин! Запах – просто одуряющий! Я ловил руками разноцветные шарики и через некоторое время «задохнулся» от аромата различных фруктов, во рту, почему-то, появился кисловатый привкус. Шарики исчезли, вместо них появились обрывки разноцветной плёнки, которые накладывались друг на друга. Появились пока ещё очень смутные очертания высоких гор с белоснежными вершинами, которые упирались в огромное разноцветное небо с яркими пятнами облаков. Трава, в которой я утопал по щиколотку, была изумрудного цвета, вода в ручье, возле которого я стоял, – ярко-синего цвета. Мир-сказка, мир цветных мультфильмов исчез так же быстро, как и появился. Я перевернулся на бок, меня стошнило, потом ещё раз, из глаз потекли слёзы.
«Всё хорошо, сынок, всё хорошо. Потерпи немного».

Я сел на край кушетки, посмотрел на Лялю. Она продолжала улыбаться во сне и что-то тихо говорить.
«Потенциал у него просто сумасшедший, Марк! Всего десять миллиграммов декстритсифана и он полностью адаптировался. Удивительно. Я думаю, что пяти сеансов будет больше, чем достаточно».
«Да.. Такого результата и я не ожидал. Как ты себя чувствуешь, Виталик?»
Как я себя чувствовал? Я хотел есть, или если ничего нет вкусного, то выпить разноцветные жидкости, чтобы лечь на кушетку и опять увидеть странный мультфильм, точнее, – его продолжение.
«Понравился мультфильм, Виталик?» – спросила тётя Маша, улыбаясь.
«Понравились горы, трава, ручей и разноцветное небо».
«Что?» – одновременно спросили папа и тётя Маша, переглянувшись.
Пришлось им объяснять, что я увидел после того, как исчезли разноцветные шарики.
«Поразительно..  Просто уму не постижимо..  – прошептал папа. – А что ты ещё увидел в мультфильме, сынок?»
На обратном пути домой мне казалось, что за нами кто-то следит. Я несколько раз останавливался и оборачивался. За спиной никого не было, никто не прятался за углами домов и за деревьями.
«Ты чего озираешься по сторонам, Виталик?»
«Мне кажется, что за нами кто-то следит».
«Вот как? – папа на несколько минут задумался и тихо-тихо произнёс: – Значит, мне не показалось. Пойдём быстрее, сынок!»

Мы вышли на оживлённую улицу и слежка, я это понял сразу, исчезла. Не исчезло чувство чего-то необычного, яркого и запоминающегося и я понял, что уже сейчас хочу вернуться, чтобы посмотреть новый мультфильм. Странности начали происходить во время третьего «сеанса». Я, после разноцветных шариков, опять увидел высокие горы и разноцветное небо. Поляна, посередине которой я стоял по щиколотку в изумрудной траве, была не просто большая, она была огромная с разноцветными пятнами очень красивых красивых цветов. Над ними кружили бабочки, размером с квадрокоптер, но почему-то с телами людей. Через поляну, с венком на голове, слегка прищурившись, шла Ляля. Она взяла меня за руку и повела в сторону гор. Я не сопротивлялся. Зачем это делать, если вокруг такая красота, а ладошка у Ляли тёплая и нежная?

«Это наш мир, Вит, – произнесла девочка со светлыми волосами и красивой улыбкой. – Мы его можем менять. Сажать деревья, ловить бабочек и нюхать цветы. Мы можем идти куда нам захочется, как угодно далеко и при этом не уставать.. Этот мир наш и одновременно – не наш».
«Странно, – ответил я Ляле. – Разве может мир быть не нашим?»
«Конечно. Вот ты, например, что видишь во-он там?»
Ляля показала в строну гор.
«Горы и много снега. А ты что там видишь?»

Девочка не ответила и потянула меня за руку к краю… обрыв? Откуда здесь взяться обрыву? Он исчез и мы с Лялей, держась за руки, оказались на берегу моря. На пологий каменистый берег лениво набегали волны, кричали чайки и светило очень яркое.. Два ярких солнца. Я потёр глаза руками, открыл их и ахнул: мы стояли на дне моря, мимо нас сновали разноцветные рыбы, извиваясь как змеи, танцевали тёмно-зелёные водоросли. Я, от удивления, открыл рот и вверх устремились пузырьки воздуха. Ляля покачала головой, закрыла глаза и море неожиданно исчезло. Мы оказались в огромном хрустальном городе. Все дома были похожи друг на друга, небо было с синее, а облака пушистыми и невесомыми.

«Это мой город, Вит. Я сюда прихожу, когда мне грустно и одиноко».
«Разве может в мультфильме быть грустно и одиноко, Ляля? Не смотрел ни одного грустного мультфильма».
«Ты до сих пор не понял, что вокруг нас всё настоящее, Вит?»

Я хотел ответить, но не успел: меня разбудил папа. Ляля приложила палец ко рту: молчи. Я незаметно кивнул – пусть это теперь будет нашей детской тайной. Есть же мужские и женские? Чем мы хуже взрослых? Ничем. Возвращались мы домой через городской парк с поющим фонтаном. Что и кому он пел, я не знал. Как по-мне, это самый обычный фонтан только с подкрашенными разными красками струями воды. Я остановился возле фонтана, наблюдая, как смешивается вода, как она искрится в воздухе в лучах.. двух солнц… Вот сейчас мне стало по-настоящему страшно.

«Что-то  случилось, сынок? – встревожился папа. – Ты увидел что-то необычное?»
«На небе два солнца. Вода в фонтане разноцветная, почему?»

Папа не ответил. Как я понимаю, он тоже очень сильно испугался. Дома, за обедом, он искоса на меня посматривал и вздыхал. Мама что-то явно заподозрила, надула губы и нахмурилась. Я был в своей комнате, но через не плотно закрытую дверь услышал, как разговаривают родители. Папа ничего маме не рассказал, она ему не поверила. Там мне показалось. Прошла неделя, в моей жизни ничего не изменилось. Школа, дом, уроки. В субботу, вернувшись из школы, я услышал:
«Сынок, сходи в магазин за хлебом».

Мам вышла из кухни, протянула мне монеты. Они до моей ладони не добрались, взмыли вверх и закружили в каком-то хороводе. Мама побледнела, прижалась спиной к стенке и присела на корточки. Монеты упали на пол, я нагнулся, чтобы их поднять, но монеты от меня убегали. Я вздохнул и посмотрел на маму: она смотрела на меня так, что мне стало не по себе. С этого дня у родителей почти каждый день были скандалы. Из-за меня, конечно. Из-за моей, по словам мамы, загубленной жизни полоумным учёным-маньяком, который не имеет права называться отцом.

*****
            
После очередного скандала папа ушёл. Навсегда. Я его никогда больше не увидел. Перед уходом он зашёл в детскую комнату, положил на стол конверт, поставил три больших флакона с ярко-жёлтыми таблетками.
«Вот такие вот дела, Виталик. Ты, если можешь, меня прости. Я не хотел тебе причинить вред. Когда-нибудь обычные люди поймут, что мир им уже не принадлежит. Будущее за такими как ты – людьми со сверх способностями. Чтобы закрепить знания и способности, которые ты получил в моём институте, принимай по одной таблетке один раз в день. Без разницы утром, днём или вечером. Конверт откроешь тогда, когда поймёшь, что тебе и маме очень плохо. Там бумага с номером телефона очень хорошего человека. Он, по вашей просьбе, поможет чем сможет».

Папа ещё что-то говорил, но я его ни слышал. В голове кружила только одна мысль: как нам теперь жить без папы? Прошла неделя. Мама стала похожа на тень, часто заговаривалась, под глазами у неё появились тёмные круги и передвигалась она, придерживаясь рукой за стену. Я понял, что нужно что-то делать. Одевшись, я вышел из дома и, несмотря на поздний вечер, пошёл в сторону драматического театра, нашёл арку, соединяющую два пятиэтажных здания, потом – папин институт. Странно, очень странно, но охранник сказал, что человек с фамилией Логвинов здесь никогда не работал. Мужчина в униформе так же сказал, что работает в этом институте уже пять лет, поэтому я что-то перепутал или ошибся зданием. А ещё он сказал, что маленьким мальчиком так поздно выходить на улицу нельзя. Я обиделся на охранника, потому что папа мне сказал, что я уже взрослый. Или папа ошибся? Мне стало грустно и одиноко. Маме я стал не нужен, она меня боялась. Боялись меня и мои друзья. Я не знаю почему. Просто они начали меня сторониться после того, что произошло на уроке математики.
—
Генриетта Сергеевна, не знаю почему, любила бить учеников указками. За плохое поведение и плохой ответ у доски, за неправильное решённую задачу. Преподаватель по труду не успевать делать со старшеклассниками указки. Однажды, у нашей Генриетты Сергеевны появилась указка из какого-то прозрачного материала. И первым, кто опробовал её крепость на себе, был я. Так получилось, что я задумался и не услышал, как меня вызвали к доске. Указка больно ожгла мою спину и я на математичку очень обиделся. На следующем уроке Генриетта Сергеевна ударила указкой Риту, которая мне очень нравилась. Бить мальчиков – плохо, но ударить девочку… Нет, мне папа говорил совершенно другое. Я представил, что указка стала очень мягкой и как змея обвила руку плохого учителя. В классе появился запах горелого мяса, указка, обвив запястье Генриетты Сергеевны, дымила и плавилась, огненные капли стекали на паркетный пол.

«Это тебе за то, что нас бьёшь!» – подумал я про себя, но потом увидел, что одноклассники смотрят на меня со страхом. Наверное, я произнёс вслух то, о чём подумал.

Меня вызвали к директору. Николай Сергеевич, в красивом тёмно-синем костюме, поправив синий галстук, подошёл ко мне, положил руку на плечо:
«Виталик, скажи честно, как ты это сделал?»
«А что я сделал?»
«Ну.. с указкой. Ведь это ты сделал!? Так сказали твои одноклассники».
Я ответил правдиво, как меня это учил делать папа:
«Не знаю. Не уверен, что это сделал я. Но я очень хочу, чтобы у Генриетты Сергеевны кто-нибудь забрал указки и никогда ей не разрешал их брать в руки. У меня на спине, скорее всего, до сих пор остался след от удара. Показать?»
В кабинет директора вошли учителя, я снял рубашку и показал им и директору спину.
«Просто возмутительно! – прошептала наш учитель по русскому языку Мария Павловна. – Это просто возмутительно и недопустимо!»
Генриетту Сергеевну, так мне сказали, уволили, но мне от этого легче не стало: меня начали бояться в школе почти все. Кроме Риты, которая мне нравилась.