C 22:00 до 02:00 ведутся технические работы, сайт доступен только для чтения, добавление новых материалов и управление страницами временно отключено

Обреченная. Роддом

Всего полчаса назад в родильном зале раздавались громкие голоса санитарок. Не стесняясь в выражениях, они советовались друг с другом, решая судьбу Марины и ее ребенка. Малыш был обвит пуповиной, и выходил тазом, а не головкой.
— Докрутился! — подумала Марина.
Она уже ничего не чувствовала, кроме боли, раздирающей внутренности на огромные, кровавые куски плоти. Ей казалось, что вся она давно уже разорвалась и вдоль, и поперек, и от нее самой уже ничего не осталось – только безумная боль и этот комочек внутри, желающий поскорее убить свою мать.
Акушерки тоже устали, они орали громко и злобно:
— Тужься сильней, дура, а то ребенка задушишь!
— Хоть бы задохнулся … — промелькнула гадкая мысль сквозь пелену тумана, застилающего мозг. Она была измучена – и морально, и физически. Двадцать четыре часа, проведенных в родильном зале, с того момента, как схватки стали становиться все сильнее и сильнее. Двадцать четыре часа беспрерывной, только усиливающейся и взрывающей мозг немыслимой боли. Ведь обещали сначала кесарево сделать – почему передумали? Эскулапы чертовы!
— Господи, неужели это никогда не закончится? — обратилась она к невидимому Богу, надеясь, что он поможет. — Я буду вести себя хорошо, я стану правильной и самой лучшей, я сделаю все, что ты хочешь, только помоги мне!
Внезапно боль отпустила ее. Санитарки шлепнули чужое, мокрое и скользкое существо ей на живот. Сейчас она просто ненавидела его лютой ненавистью.
— Волосатый какой! Мальчик! — обрадовались акушерки, — здоровенький, и весит три восемьсот! Настоящий богатырь! Как у такой худышки родился такой крупный ребенок?
— Кто ж ты такой, мальчик-несчастье? — поприветствовала мать сына. Она была не в силах даже взглянуть на него. Санитарки приложили ребенка к ее груди. Она вздрогнула от острой и резкой боли, когда он неожиданно резво присосался к соску.
Через несколько минут, показавшихся вечностью, Марину отвезли на каталке в коридор, а маленького уродца с карими глазами, покрытого длинной пушистой шерстью, куда-то унесли.
— Вот и сбылась твоя самая заветная мечта, — с горечью сказала себе Марина, — Почему ты не радуешься? Ты должна сейчас плакать от счастья, мамочка.
Она успела прикрыть глаза и замерзнуть, как ее опять куда-то повезли, и медленно, осторожно переложили на нормальную, покрытую белой простыней, койку, а не на ставшую уже привычной жесткую медицинскую кушетку.
— Наконец-то, хоть одеялом накроют, — обрадовалась Марина. У нее сейчас не было других желаний, кроме как поспать хотя бы десять минут.
— Все-то тебе не так, принцесса на горошине! — вздохнула санитарка, когда Марина попросила поправить одеяло.
Не успела она немного отдохнуть, как маленького монстра принесли кормить – он снова впился в ее набухший сосок, причиняя неимоверную боль.
— Как волчонок, — подумала Марина, — у него вроде и зубов-то не должно еще быть. Чем же можно так больно кусаться?
Подозвали к телефону – звонил супруг.
— Ну, как ты там, малыш? — срывающимся от волнения голосом произнес муж, которого теперь, конечно, она потеряет навсегда. Но у него был такой любимый, родной, заставляющий забыть все тревоги, голос:
— Мы уже все знаем, что мальчик – три восемьсот и пятьдесят четыре сантиметра. Я неимоверно счастлив! Покажешь в окошко?
— Конечно! — невольно заулыбалась Марина, — приходи после ужина. Я тоже очень-очень счастлива!
Положив трубку, она разразилась рыданиями. Даже боль от прошедших родов не была такой сильной и мучительной, как всепоглощающая душевная боль, которую она сейчас испытывала.
Ей казалось, что весь мир внезапно стал злым и враждебным, а этот ребенок появился на свет, чтобы принести ей одни несчастья.
— Ну, ладно, — опять сказала она себе, — жизнь продолжается. Ребенок ни в чем не виноват. 
— Главное – что не негр, — мысленно усмехнулась она, вспомнив слова докторши.
Вечером умытая и немного отдохнувшая Марина держала на руках маленький комочек, завернутый в кучу пеленок и больничное одеяло. Горячо любимый муж стоял внизу и махал руками. Он прыгал от радости, даже не собираясь скрывать, насколько счастлив.
Теперь нужно было научиться любить этого ребенка, и навсегда забыть о том, кто его отец. В ней всё еще роились сомнения насчет отцовства, и оставшееся время пребывания в роддоме Марина засыпала с надеждой проснуться утром и увидеть в сыне черты обожаемого и боготворимого мужа.
— Может быть, вовсе не такой уж он и черный? — успокаивала она себя, пристально глядя на малыша.
— Может быть, это сейчас глаза у него карие, а чуть-чуть подрастет, и они станут голубыми, как у мужа? Все младенцы рождаются с темными глазами.
В глубине души она знала, что ничего не поменяется, волосики из цвета воронова крыла никогда не станут русыми, а глаза никогда не изменят свой цвет. У чьего-то другого сына, может быть, и поменялись бы, но не у ее ребенка.
— Не с моим счастьем, — подумала Марина.
Только с ней могла произойти такая нелепая, жуткая и трагическая случайность. Случайности в ее жизни никогда не предвещали ничего хорошего. Хоть бы одна случайность была не гадкой, не подлой, а радостной.
На выписку муж пришел с огромным букетом роз, и все не мог от нее и от сына оторваться, беспрерывно обнимая и нежно целуя их обоих.
Подруга тоже была здесь – неизменная Ленка, которую, видимо, сам Дьявол подослал в ее жизнь. Вместе с Маратом.

книга на Ридеро Марина Орфан Обреченная


Рецензии