Разговор с критиком

  - Ну и как тебе, Петрович, моя последняя вещица?
  - Громче говори, Николаич, слышу тебя плохо от сюда...
  - КАК, ГОВОРЮ, ТЕБЕ РАССКАЗ МОЙ ПОСЛЕДНИЙ, ПОНРАВИЛСЯ? ТЫ-ЖЕ - ЕДИНСТВЕННЫЙ МОЙ ПОСТОЯННЫЙ ЧИТАТЕЛЬ!
  - Это "Мрачные годы", что-ль?
  - Они, родимые...
  - Вот как тебе сказать, что б не обидеть... Разводной ключ подай...
  - На... Говори уж как есть.
  - В общем - неплохо. И сюжетец есть и детективная линия - туда-сюда, да и девяностые эти долбанные ты, в-целом, верно описал, но... ключ забери... но, ты вот мне скажи, почему у тебя почти все рассказы-повести смертью чьей-нибудь заканчиваются?
  - Так и жизнь всегда смертью прирастает...
  - Так то жизнь. А в художествах то, зачем непременно ее конец описывать, призывать? И так тошно, а тут еще ты грусть-тоску нагоняешь... Вылезаю я. Воду я тебе перекрыл, сейчас покурю, а уж потом сливы чистить буду...
  - Вылазь, покури...
  - Огоньку дай... Спасибо. Так вот, чего же ты своих героев, в своих же рассказах, через одного мочишь? И в "Годах" этих, и в "Дорогах, которые мы не выбираем", и в "Спасителе" этом? Почему?
  - Ну, я же не Голливуд. Я, как и истинный Спаситель, никому "хеппи-энда" не обещал...
  - Во. Уже с Богом себя сравниваешь...
  - Не сравниваю, но для того ведь авторы многие и пишут, чтобы для героев своих - людишек вымышленных, богами быть.
  - Может и так... Сразу "Лейлу" эту твою вспомнил...
  - "Бог с ней, с Лейлой", что-ли?
  - Ну. Так вот в "Лейле" этой я так и не понял, почему главный герой таким тупым оказался? Ведь Господь ему четко дал понять - женись, скотина и тем самым промысел мой исполнишь. А он... А он пива опять нажрался... Ну что, в сортир пойдем?
  - Пойдем... Он, герой тот из "Лейлы", вовсе не тупым был, а... а обычным. Как все мы. Никто из нас Божьих планов на себя не знает и знать не может. Понимаешь?
  - Понимаю, пожалуй... Подержи конец проволоки... Понимаю. Вот ведь то, что я сантехник - вряд-ли боженька захотел.
  - Ты - сантехник хороший, от бога, как говорится...
  - Ха! Не думаю я так. Не думаю я, что это Бог меня сантехником сделал. У него там, в небесной его канцелярии, и унитазов, поди, нет. Потому как нет дерьма...
  - Так ты, Петрович, философ!
  - Не, не могу я быть философом... Подсоби чуток...
  - Так?
  - Так... А философом я быть не могу потому, что пью много.
  - А ты думаешь, что философы не пьют?
  - Может некоторые и пьют конечно, но сны и мысли у них, пусть даже по пьяни, красивыми должны быть. А для этого, в жизни красоту они видеть должны - горы, моря, цветы там разные. А я что видел и вижу? Что мне снится? Сам, думаю, понимаешь. И какая философия у меня из этого получится? Ясное дело какая - говняная и людей в светлое, чистое будущее не зовущая. А значит - и не нужна она вовсе, философия такая... Я закончил, проверять слив пойдем.
  - Пойдем.
  - Так... Нормально все? Нормально, сам вижу.
  - Спасибо. Сколько с меня?
  - Обычно - две беру, с тебя-же, как с любимого, а значит нищего, как и я, автора - штука. Штука и еще сигарета, у меня кончились.
  - Закуривай. И деньги на.
  - Спасибо... А вот почему ты, Николаич, все о шпионах всяких пишешь, о раздолбаях всяких? "Чикик" твой - вообще чернуха маньячная. Почему детских рассказов не пишешь, к примеру?
  - О детстве мне написать нечего...
  - Почему?
  - Да потому, что счастливое оно у меня было... Что до "Чикика", так я там ничего уж такого, слишком чернушного, не вижу.
  - Как не видишь?! КАК ВООБЩЕ может больной маньяк оказаться хорошим человеком?!
  - Плохими люди становятся не из-за мыслей и желаний своих, а по факту их реализации...
  - Все равно - чернуха! А вот в "Женской логике", ты баб хорошо описал! Правда, что нет у них логики никакой! Он, муж то ее, жену свою обманывает, не помогает ей, а она этого не понимает и любить его продолжает. Логики ей на то, чтобы правду увидеть не хватает... Хороший у тебя рассказ получился, не то что "Амфора" эта порнушная!
  - Ну, в "Логике" я скорее о том хотел сказать, что женщины, по природе своей, лучше и добрее нас мужиков. Они - собирательницы, хранительницы очага, а не убивцы мамонтов... Что до "Амфоры"... Да, в нашей жизни и порнухе есть место. Только не тот эпизод, о котором ты сейчас вспоминаешь, в повести главный...
  - А какой же?! Не, я конечно понимаю: грязь денег там, жадность, но зачем тогда этот стыд вообще было описывать?!
  - Для того, чтобы в конце повести о нем забыть...
  - Ну ты даешь! Забыть! Я вот ведь не забыл! Я эту "Амфору" твою, одному знакомому слесарюге дал почитать, так он один только этот эпизод из всего и запомнил. Запомнил и час ржал потом, аки конь с яйцами...
  - Значит, я не для него "Амфору" писал, а для тебя. Ты же про грязь и жадность понял...
  - Понял, отпупонил... Ладно, Николаич, засиделся я у тебя, а у меня еще два вызова от старичков-лати...латимундистов этих ваших местных...
  - Понято... Слышь, Петрович, ты в Управляющей компании то своей, последний русский сантехник остался?
  - Последний.
  - И как ты с... трудовыми мигрантами уживаешься?
  - А что мигранты? Нормально уживаюсь. Мне главное - чтобы мужик с головой, совестью и руками дружил, а оттенок кожи и разрез глаз - мне пофигу... Тело человека - это для меня, как сосуд разноцветный и разновеликий без слива. А в нем, в сосуде этом, внутри - либо вода чистая, либо плавает то, что никогда не тонет... Ну, ты понял... Слушай на посошок: а что бы тебе, вместо разведчиков и вояк там всяких, про сантехников не написать? Ха! Во умора была бы! Напишешь?
  - Напишу, Петрович. Про тебя напишу обязательно, обещаю. Так-что, до встречи на засорах, разливах и прочих литературных диспутах...
 
p.s. Как видишь, Петрович, я свое слово сдержал! Хороший ты мужик...