Дорога к себе

 Дорога к себе
 
Первая профессия, с которой я познакомилась  –  шахтер. Большинство мужчин в Боровом работали на шахте и почти все поселковые дети ходили на террикон  за углем. Так возникала необъяснимая прочная связь между родителями и детьми. Мы вместе тянули одну лямку. Объединенными возрастными группками от восьми лет и старше мы распределялись по террикону. Через каждые 15 минут, дробно отстукивая  колесами по рельсам, выползала на вершину террикона вагонетка. Смельчаки торопливо забирались, цепляясь за камни породы на самый верх, остальные закреплялись на выбранном месте, высматривали безопасную площадку на случай отступления или бегства от камнепада. Вагонетка на некоторое время замирала с открытой пастью, словно удивлялась смельчакам и нехотя возвращалась в недра. Каждый  норовил оказаться первым возле блеснувших слюдой кусков угля  и уложить их в бьющие по пяткам старенькие ведра.
Когда азартная игра с камнепадом заканчивалась, мы собирались с полными ведрами внизу террикона на железнодорожных путях, чтобы похвастаться друг перед другом добычей. Старшая сестра подзывала: “Эй, шахтерка! Домой пошли!”. Я,  спотыкаясь о рельсы, подходила; под хохот подружек она пальцами черными от угольной пыли делала легкие мазки  на моем лице с каждым разом все более  уверенные и смешливые. Такие  уроки озорства вычеркивали из памяти устойчивое ожидание опасности для всей детворы.
Путь к школе перекрывал состав вагонов, он медленно двигался от погрузочного конвейера. С грохотом заполнялись вагоны, разбрасывая жирную угольную пыль по окрестным местам. Нужно было, улучив момент остановки состава,  быстро перебраться на другую сторону железнодорожных путей. Смельчаки и здесь не терялись: бросались  под пузо двигающихся вагонов, заскакивали на узкие вагонные площадки. Рисковых бутовских ребят знали и боялись по всему рудничному району.
С хулиганством и воровством я тоже рано столкнулась. 
- Неужели, дети Александры Михайловны в этом замешаны?!- Услышала я однажды соседские пересуды.
- Никогда не поверим! – так мамины приятельницы уверенно отметали подозрения.
- Да они-и-и  эти набеги делают. Их трудно поймать, никто ведь на них не подумает!
Маму уважали. Она  умела вовремя и в меру своих сил оказать помощь. Смело шла на мужиков, озверевших от злобы, от водки, быстро усмиряла их. Справедливая, умеющая определять меру всему, не стесняясь, говорила: «Таких детей как мои дети, больше нет нигде и ни у кого».
А началось мои проделки с того, что Лидка Лазарева пристала ко мне: «Вчера мы на Городецкой  садик училки разорили. Пошли с нами! Ты же не трусиха?!»
На улице Городецкой проживала поселковая знать: руководители шахты,  инженеры, учителя.
Лидка - двоечница, ведь на второй год оставалась. Лидкин папа – проходчик, зарабатывал много, семья считалась самой зажиточной на нашей улице, проживала в кирпичном доме с пятью комнатами. Что толкало ее? А мы: мама, сестра, брат и я ютились в засыпушке. Я отличница и общественница. Мама депутат поселкового совета, к тому же председатель уличного комитета. Что толкнуло меня?
Вечером пришла Лидка.
-   Ну чо? Пойдешь сегодня с нами? - ехидно спросила.
- Пойду! – призналась я, скрывая оторопь от  решимости.
Лидка верховодила на улице, отличалась дерзостью даже в отношениях со взрослыми. Я не хотела уступать ей  в дерзости и в смелости. До позднего вечера плутали по поселку трое девчат, будто бы гуляли. На самом деле мы выбирали подходящий огород. Совсем стемнело, мы  решились: перелезли через шаткую изгородь. Лидка, пригнувшись,  первой двинулась по грядкам.
- Сюда, сюда! Здесь крупная виктория!
Мы рвали ягоды, на вкус определяли незрелые - отбрасывали, спелые часто проливались соком на платьица. Где-то залаяла собака, скрипнула дверь, мы разом затихли,  распластались на  еле распознаваемой грядке.
Проснулась утром рано. Чувство стыда заставило меня подогреть воду в тазике, украдкой впихнуть платьице, испачканное землей и ягодой.  Мама не обращала внимания на мои постирушки до той поры, пока не зашла в дом её приятельница. Баба Маша, понаблюдав за моими старательными шорканьями, всплеснула руками.
- Михална! Какая же младшенькая чистюля, старательная! Умница!
Стыд меня пожирал до той поры, пока на соседнем огороде  не вырвали огурцы с высокой навозной грядки. Валька - третий член нашей новой команды разорителей была  поймана с поличным, когда перелазила через забор. Эта её проделка получила огласку и на Вальку свалились всякие  чужие грешки. На некоторое время наша шайка распалась, потому что Валька продолжала разорения в одиночку. Снова  объединило нас «доброе дело».
Поздним летним вечером сговорились выдернуть широкую толстенную доску из самой середины мостика  через Малую Чесноковку. Доску выдернули с трудом, притащили в разгар вечернего сабантуя. Старшие ребята верховодившие на танцах будто того и ждали, тут же доску приколотили поверх старой лавочки, затерявшейся в кустах сирени.
Хотя по разоренному мостику редко кто ходил, история имела продолжение. Председатель совхоза поехал в шахтовую столовую поужинать. Как обычно на своем Урале без коляски, да и угодил вместе с мотоциклом в пустоту. Остался цел,  только мотоцикл в дыре застрял. Вытаскивали мотоцикл совхозные механизавторы, совсем мостик  разрушили. Мостик приказал восстановить тот же председатель. Стал как новенький, как говориться, нет худа  без добра!
Это событие меня потрясло настолько, что я встала на путь исправления – никакие вылазки не поддерживала, в них не участвовала. Когда  Колька Титов подговорил брата у соседки бабы Маши выдергать  морковь, их компанию выдала, ведь поступок Павлика Морозова тогда требовал правильного действия.
Мама постучала в стену, которая была общей для нашей и Колькиной семьи.
-Николай! Иди сюда!
Пришел Колька, увидев бабу Машу, понял, отпираться не стал.
Баба Маша нарисовала поучительную живописную картинку   Кольке и всему нашему семейству:
- Вы знаете, как объездчики обходятся с воришками?  А так: объездчик  ловит вора,  связывает ему руки, садится на коня и с плетью гоняет вора по улицам, даже бьёт хлыстом, если воришка пытается сбросить с себя мешок  с  награбленным.  Вора могут забросать  камнями, дерьмом. Какой позор! Какой позор!
Мне было стыдно за брата. А как маме то было стыдно за нас обоих!
Начались учебные будни. В школе учителя знали, что я рисую. Вожатая обратилась ко мне с предложением помочь оформить пионерскую комнату:
- Нарисуешь на стене? Все что захочешь! На пионерскую тематику!
- Конечно! – с радостью согласилась я.
Брат в  школе вел кружок по радиотехнике, много общался  с учителем по рисованию, не дождавшись моего триумфа, сообщил новость: “Анатолий Михайлович знаешь, что про тебя сказал? Рисует отлично, но чтобы не зазнавалась, я ей  четвёрки ставлю.  Большому кораблю - большое плавание!» и  добавил: “ Анатолий так смеялся!”
Оформление пионерской комнаты я закончила, но не полюбила работу художника.
С тем, что закон суров, но справедлив, я усвоила из  нравоучений и частых ехидных намеков бабы Маши. Случилось  более близкое знакомство с законом и с властью. Была поздняя осень. Перед самыми каникулами классная руководитель - биологичка все чаще стала срываться на отстающих. Окрики: обормоты, паразиты, лодыри и лентяи – были самыми безобидными. Накипело. После уроков всем классом собрались на школьных задворках. Мне - отличнице доверили записывать претензии одноклассников, а затем редактировать жалобу. Пришлось первой подписаться, передать директору школы.
 Жалобу рассматривали полным составом педсовета. Начались разборки.  Инспекторы Районо биологичке сделали предупреждение, директора сняли с работы. Вскрылась его главная провинность (накапала на директора биологичка): ученики старших классов на уроках труда изготавливали шлакоблоки для строительства мастерской,  а директор эти блоки забрал на строительства своего дома.  Противная биологичка при каждом удобном случае виновницей конфликта называла меня. На родительском собрании родители ей возразили: « Она отличница, активистка, отстающим помогает!» Я не отказалась от своего мнения – тоже высказалась.
Возвращались домой с мамой. Она приобняла меня, что делала очень редко.
- Ну, ты  – прокурор!
Наш поступок оценила любимица  учеников школы – учитель русского и литературы Валентина Ивановна. Она при первой встрече после скандала призналась, что гордится нами и хочет стать нашим классным руководителем. Недолго воспитывала нас  Валентина Ивановна – умерла от тяжелой болезни. Эта утрата  была бесконечно переживаемой. Тогда я написала первое стихотворение.
Мне б в подруги всё
Звездное небо,
Чтоб дождаться рассветную новь,
Убаюкать дневные тревоги,
Успокоить дрожащую плоть.

Рыжий кот рядом
В дрёме купается,
И, возможно, уроки зубрит.
Выплывает луна,
Улыбается,
Кот подушку слегка теребит.

Мне б в друзья
И леса и дороги,
Ленты рек
и  признанья     глоток,
Чтоб виски седина не тронула
И земной не коротким был срок.

Горизонт заалел -
радость встречи
По окрестным местам разбросал,
Словно шарф
положил мне на плечи -
Соглашение  со мной подписал.

 В школе появился новый директор Виктор Павлович Ивойлов. Он отличался душевностью и внимательным отношением ко всем, того же требовал от педагогов.  За два года были оснащены все кабинеты учебными пособиями, отремонтирована школа, большие коридоры школы увешаны зеркалами, а кабинет директора стал штабом активных действий школьников по самоуправлению. Школа № 76 попала в список самых  передовых школ города. 
Я к этому времени была редактором школьной стенгазеты. «Наш будущий журналист! – так приветствовал меня Виктор Павлович, заходя в свой кабинет. Я рано приходила в школу – в штаб, поздно уходила из школы, так как с удовольствием  участвовала в работе штаба.
Комитет комсомола поручил мне вести Школу комсомола (возможно, это местное ноу-хау), чтобы подготовить школьников к вступлению в комсомольскую организацию. Это был седьмой год учебы в школе. Я отнеслась к  доверенному делу с творческим  энтузиазмом.  Больше всего привлекали занятия по краеведению, они включали: турпоходы, краеведческие разыскания по историям образования названий улиц родного посёлка и города Кемерова, вписывание этих историй в школьный архив.  Росла моя популярность, рос интерес к урокам хулиганистой и совершенно аполитичной публики.
Победу в этом деле я праздновала, когда на занятия пришёл одноклассник Володя Широков. Он критически относился и к нашим изысканиям, и к коллективизму в единственно-возможной форме – комсомолу.  Володя частенько приходил на уроки выпившим. «Это в седьмом-то классе!» - возмущались педагоги, на вопрос: «почему пьян?», отвечал: «конфетами с коньяком угощали, я не мог отказаться».  «Это ж сколько коробок не пожалели на тебя?!» -  усиливали своё возмущение педагоги.
Володя был принят в комсомол; мы  искренне этому порадовались…
Наступил день прощания с восьмилеткой. После выпускного вечера вышла я на улицу Благовещенскую в раздумьях. Я - художник, прокурор, комсомольский работник, журналист, педагог! Улица встретила меня запахами шлака и угольной пылью, тарахтеньем совхозных тракторов, я же была преисполнена надеждами на великое будущее, которое меня ожидало впереди.