Христофор Колумб
Севилья. Небольшой домик. Чистая белая комната. Сильнейшая подагра не дает Колумбу встать с постели уже долгое время. Он смотрит на свои руки и как будто не узнает их. Примочки с лекарством помогают совсем ненадолго. Но за этой нестерпимой болью он чувствует… гармонию. Правильность всего произошедшего с ним.
В углу висят кандалы. Да-да! Кандалы! Так судьба с ним играла. Они специально на виду, чтобы знать и быть выше всех этих страданий и, якобы, неудач. Прикасается к маленькой книжечке псалмов Давида, которую всегда держит рядом. Прочесть их он уже давно не может, да это и не надо — псалмы записаны в его сердце.
Откуда эти спокойствие и умиротворенность у человека, лишенного всех титулов, оставшегося без средств к существованию? Его усилия забыты, достижения проклинают. Подвиг Колумба человечество начнет понимать только спустя 60 лет, когда суда, нагруженные драгоценностями, поплывут в Испанию и сделают ее могущественной державой.
Глаза Колумба закрыты. Он погружён в себя.
— … нани… нани…
Он не помнит рук своей матери, но помнит ее высокий чистый голос и эту сефардскую колыбельную. Она часто ласково напоминала ему:
— Дуди, сынок… — обращалась к нему. — Всегда помни. Ты из дома Давида.
Он чувствовал какую-то торжественность в этих словах, но тогда не понимал, что это значит.
— Шма Исраэль Адонай Элохейну… Люби Господа Бога твоего всем сердцем своим…
— Мама, а что это ты такое говоришь? — спрашивал маленький Христо.
— Это наша молитва… — мама молчит, обдумывает что-то. — Сынок, знай, ты из рода марранов. Мы евреи, нас заставили молиться по-другому… Но в душе всегда только наш Бог. Следуй за ним. Ты потомок Давида. Он хранит тебя.
— А бабушка и дедушка тоже марраны?
— Да, родной. У них была трудная жизнь. Наша семья жила в Севилье. Произошла страшная трагедия. Севильская резня. Было решено убить всех евреев. Моему папе и маме чудом удалось убежать сюда, в Геную, — она вздохнула. — Творец велик, я встретила здесь твоего папу…
Мама крепко прижала сына к сердцу и заплакала.
— Дуди, ты должен учиться, эта ненависть к нам все время возвращается. Тебе нужно выжить самому и помочь своему народу.
Звон кастрюль в соседней комнате ворвался в эти воспоминания. Это сын, понял Христофор, готовит ему лекарство для компрессов. Он улыбнулся.
Снова впал в небытие.
У подростка Христо была тайная любовь: море. Генуя — это про море. Тут все им пропитано. Все пути проходили через порт. Из дома в школу и обратно домой, в мастерскую отца через порт и, конечно, непременная остановка у моря на обратном пути, чтобы послушать рассказы «морских», задать им свои бесконечные вопросы:
— А куда дошли?
— А почему не пошли дальше?
— А какой ветер?
— А какие птицы? Цветы?
Ему крепко влетало от отца за то, что лентяйничал и болтался в порту. Семья посмеивалась, но принимала эту тайную страсть. Христо просто замирал у моря, он грезил, он обожал эту симфонию чувств — гремящие цепи якорей, буйство запахов, холодные брызги, ощущение шторма. Даже обращался к морю…
— Папа, лекарство. И нужно поменять повязки. Слушай, тут приходили Диего и Мартинес, они принесли хлеб и фрукты.
Это Фернандо, сын. Говоря все это, умело бинтовал ноги, стараясь причинять как можно меньше боли отцу. Сердце старика наполнилось нежностью: «Вот какую любовь я заслужил! Самую настоящую!» Но чувство вины не оставляло его:
— Сынок, я очень переживаю. Не оставил тебе ничего. Долги, кредиты. Надеюсь, ты простишь меня и поймешь… я обязан был заплатить моим людям. Прости.
— Папа, — сын ласково положил свою руку на руку отца. — Ты дал мне куда больше, чем любое богатство. Упорство!
Фернандо хитро посмотрел на отца:
— Вот скажи, сейчас, если б ноги чуть отпустили…
Колумб счастливо и молодо засмеялся, в его глазах вновь заблестели искорки того паренька, который расспрашивал матросов на пристани:
— Да! Я бы снова начал собираться в дорогу!
— Папа, — сын в восхищении смотрел на Христофора, — Что это за страсть такая?
Колумб задумался:
— Знаешь, это какая-то мятежность. Она жила во мне с самого рождения. Я всегда знал, что буду в море искать новые земли. Не понимал, для чего, но во мне звучало это пророчество из Торы: «Кто даст с Сиона спасение Израилю». Сион, сынок! Это же дом Давида!
— То есть ты это чувствовал? Ты знал свою миссию?
— Я окончательно понял ее, когда после тяжелых испытаний все-таки получил возможность выйти в море. Как же я ждал этого! И вот королева Изабелла даровала мне шанс. Все три мои судна были готовы 2 августа 1492 года. Этого никогда не забуду.
— В тот день мы не вышли в море.
Фернандо удивленно поднял брови.
Отец продолжал свой рассказ.
— По нашему иудейскому календарю это было 9 Ава. День скорби. Не может быть никаких начинаний в этот день. Но я увидел, — он как будто посмотрел куда-то вглубь, — это был последний день изгнания евреев из Испании. Они шли, поддерживая друг друга. несли немощных, поддерживали стариков. Все вместе. Женщины и дети. Совсем немного вещей. Ради своего Бога. Уходили. Все вместе.
Его глаза стали влажными:
— Понимаешь, могли же остаться. Могли не покидать свое место в Испании, но ради этого нужно было забыть своего Бога. Я не мог им помочь, плакал от бессилия. И тут понял, как же не могу! Я найду эту землю! Найду то место, где они наконец будут свободны.
— Так вот ради чего! — дыхание сына перехватило. Он давно это знал, но вокруг все были уверены, что открытия его отца принесли только войны и болезни, что якобы он хотел прославиться, обогатиться. А он спасал свой народ! Изгнанный, но не униженный!
— Мы отправились на запад, хотя обычно пути были на восток. Мы полагались только на компас, звезды и… ветер. Так не делал никто до нас! Я научился использовать Пассат — ветер, который направлен на запад. До этого все морские пути шли на восток, в Африку. Но Османская империя набрала уже такую мощь, что все походы превращались в битвы, а путь на запад был неизвестен. Изучив труды Марко Поло, Птолемея, Тосканелли, Мандевиля, я понял, что можно идти в Атлантику и дойти до Индии, а по пути мы достигнем Симпанго (то есть, Азии. — Прим. автора). И мы действительно были там! Нас встретили желтокожие люди с чёрными волосами. Очень радушные. После небольшого отдыха мы подняли якорь и двинулись на Кубу и далее, Сибао. Я назвал этот остров Эспаньола.
Но здесь нас поджидала первая большая неудача, «Санта Мария» села на мель. Корабль был полностью разрушен.
— Папа! Как Бог мог допустить такое! Тебя все предавали, и даже твои люди, те самые, кого ты спас после разрушения корабля «Санта Мария» и оставил в форте на Эспаньоле.
Колумб вздохнул:
— Это не Бог, сынок. Это люди. Но Он помог нам — единственным! — пройти Саргассово море, быть дружелюбными с жителями земель, которые мы открыли, все-таки организовать и завершить четыре путешествия. Он помогал мне держаться своей миссии. Мы возвращались из трёх последних путешествий и ощущали злобу, неприязнь людей и короны… Все думали, что это я во всем виноват. Я этого не хотел, я предупреждал… Но очевидно, все это для того, чтобы стал сильным. Укрепился духом.
— И ты укрепился?
Изабелла, королева Кастильская. Это к ней я пришёл совсем ослабевшим. Сумел признать, что я никто, но она… Я хочу, чтобы ты знал это, она сказала: «Колумб, посмотри, разве помощь Моисею или Давиду была больше, чем тебе? Ты открыл Новый мир, новые земли и новых людей! Сделал Испанию самой могущественной. Совершил великое открытие».
Христофор замолчал.
Фернандо видел, что отцу нужно немного отдохнуть. Он аккуратно укрыл его и вышел. Как же так? Непризнанный, обвинённый, никому неизвестный. Совершил открытие, которое изменило мир.
Ради своего народа… Ради Него, — размышлял Фернандо.
Время все покажет. Но как было бы верно, если бы каждый выполнял свою миссию. То единственное, для чего родился. Как бы изменилась наша жизнь! Когда все вместе — ради одного общего. Сделать то, что обязан в нашем мире. Насколько хватает сил и возможности.
Все ещё находясь под большим впечатлением, сын открыл дневник отца и прочел последнюю запись:
«Люди думают, что я великий мореплаватель. Но я мало знаю об этом. Я знаю только своего Бога. И единственное мое желание — сделать то, что от меня ожидает мой народ. Мой Бог…»
Таков был Колумб.
Свидетельство о публикации №220011901231