Красная Луна. часть третья

                К Р А С Н А Я  Л У Н А . 
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

     Ночь прошла спокойно.
     - И что это, Лена Александровна пугала меня, не пойму? – Себе под нос говорила Нюра. – Ульяша, я пошла, спать.
      Уплывает Нюра, во сне, на белоснежном корабле, вода - бирюзовая за бортом, небо голубое, такое чистое, в лучах солнца раскинулось над головою. Палуба блестит, матросы – ходят чинно, тряпочками перила протирают, на неё, молодую девушку в кисейном наряде, украдкой, они заглядываются. Хочется петь, лететь за птицами, хорошо-то как!
     Сон ли ведёт девушку, ветер ли – кружит? Ой, это – поле? Идёт она по полю, по левую руку - речка наша Малютка, да, ивушка моя. Вот здесь, возле ивушки, мы с Костиком, часто сидели, её ветвями прикрывались, прятались - от назойливых ребятишек, да, злых баб. Ой, да, как мы с ним целовались, и миловались, помню, помню.
      А сейчас, одна брожу, нашу ивушку глажу руками, нет моего Костика, нет моего любимого, поплачь со мною, ивушка, утри мне слёзы веточками. Вздыхает девушка, сидит под ивою, горько плачет.

      - Бабушка Нюра, бабушка, что ты плачешь, меня пугаешь? – Кричит и трясёт, за плечо Нюру, Ульяна. – Что случилось? Сердце болит, ноги, что с тобою? – А слёзки-то катятся, из испуганных глаз внучки.
     - Ульяша, внученька, что ты, да, это сон мне такой светлый приснился. Плыву, значит я, на белом пароходе, вижу море – бирюзовыми волнами перекатывается, а небо – такое чистое, аж, звенит! Потом, по полю иду, себя вижу, молодую, красивую. Иду по берегу речки Малютки, вижу свою ивушку. Да, Ульяша, была у меня, своя ивушка, где, мы с Костиком, часто сидели, миловались. А его уже нет, почитай, тридцать годков, как я без него век коротаю. Так моё сердце зашлось, слёзы-то и сами хлынули!
      А я что, и в самом деле плакала, да? Ой, это же – хорошо, с моей души как-будто, камень упал. Я-то, его похорон и не помню, в забытьи была, и откачивали, и отпаивали меня, чтобы и я, за Костиком, следом не ушла. Боялись, что сердце моё не выдержит, уколы там мне делали, что-то пить давали. Я только, через неделю очнулась. А его уже нет!
       Не попрощалась я с ним, толком-то, так горевала я, и так убивалась. Ан, нет! Сердце-то, оно - всё помнит, вот, напоминалку прислало мне, слезами душу мою лечит. Вот оно, как! – Говорила бабушка Нюра, а в голосе её, звучали и тихая печаль, и невыплаканное горе.

      - Вообще-то, в соннике написано, если во сне увидишь, что ты горько плачешь, значит, всё будет наоборот. Радость тебя ждёт, бабулечка ты моя, сердобольная! – Улыбается Ульяна, обнимает бабушку Нюру, в обе щеки её целуя. – Ты у нас, такая красивая, бабулечка, как пионы в саду, стройная, не по годам, как твои лилии, на высоком стебле! Ты - наше солнышко, свети нам и дальше, моя сердечная бабулечка.
     - Да я уже, усыхаю, вот фигура моя и входит в свой прежний вид. А я тебя, Ульяша, сильно-то напугала? – Спрашивает Нюра.
     - Нет, ты, такая шустрая, такая неугомонная, всё успеваешь делать, за всеми нами приглядеть. А сон, это – просто сон! Я и сама, иногда, плачу во сне. Сама не знаю, почему? – Ульяна сидит на кровати с бабушкой, положив свою голову ей на плечо.

    - Ульяша, послушай, Лена Александровн сама позвонит Мариночке, если у той номер не поменялся. – Говорит бабушка Нюра.
      - Да, Мариночка номер не меняла. – Утвердительно качает головой Ульяна, на вопрос бабушки.
    - Ну, и хорошо, значит, не поменялся. Двенадцать ночей прошло, всё будто бы налаживается. Ты, ночью, ничего не замечала, нет?
     - Да всё, как обычно, если бы, что случилось, то ты, первая бы узнала.
    - Хорошо. Я ещё посплю, чуток, а ты иди. Лена Александровна, обещала сырников и оладьев нажарить, Аграфену накормишь. Иди, иди, детка.
======================
     Восемь часов вечера, часы стучат, стрелки бегут, никто не скажет, что в этом доме что-то происходит. Всё, как обычно – за круглым столом в столовой, сидят три женщины и девочка, они пьют чай.
    - Спасибо Лене Александровне, за такие вкусные сырники, столько их напекла. – Говорит Нюра. - Попробуй, Зиночка, очень вкусные сырники, возьми и поешь, деточка. Суп поели, вот и пироги с вишней, а оладьи тоже, такие пышные, красивые, жалко их есть, портить такую красоту. Аграфена, ну что, покушала своих оладушек? – Спрашивает Нюра сестру.
     - Нюра, это, как же, Лена Александровна сподобилась, да, для нас такую красоту сотворила? – Умиляется Аграфена.
     - Да она, утром, приходила, я ей и сказала, что старшая сестра хочет полакомиться оладьями. Вот она, и предложила помочь, а я ей, наши пироги с вишней передала, вот так и обменялись. – Отвечает Аграфене Нюра. – Зиночка, кушай сырник, деточка, бери оладьи.

     Зиночка берёт сырник, надкусывает его.
     - Бери, деточка, ешь, вот - сметанка, вот - варенье. – Суетится Нюра, подкладывая на тарелку сырники и оладьи.
    - А я люблю, оладьи обмакивать в сахар. – Говорит Ульяна, сама, с удовольствием, уплетает сырники. – Помнишь, бабушка, как мама их жарила, а мы с братом, горячие оладьи в сахар обмакивали. Сахар хрустит на зубах, так - вкусно!
     - Да, вы ещё любили, хлеб с маслом, а поверх масла, насыпать много сахару! И как вы, уминали столько кусков? – Вспоминает Нюра.
     - Знаешь, как это – вкусно! – Улыбается Ульяна.

      - Пей, Зиночка, чай, пей моя внученька, Так мы, за разговорами, и час скоротали. – Говорит прабабушка Нюра.
      Все встали из-за стола, а Зиночка, сделав шаг, упала, стошнило её, да, чернота какая-то вышла из неё, и растеклась на полу!
      Прабабушки Нюра и Аграфена, да, бабушка Ульяна, так испугались, трясут ребёнка, водою кипячёною её отпаивают, в рот ей наливают. А Зиночку – опять стошнило! Да, чернота такая странная, куски в ней видны, словно, это - каменный уголь?

     - Что это? Как же, это? Всё же, было спокойно. Что делать? – Плачет прабабушка Аграфена.
      - Аграфена, не причитай, налей, из новой баклаги полный стакан воды, смотри, осторожно, не пролей! – Кричит Прабабушка Нюра.
Бежит Аграфена, открывает баклагу, наливает в стакан воды, а руки дрожат, не слушаются, а сердце в груди, вот, вот, выскачет! Вода льётся в стакан, Аграфена оглядывается на девочку, да, опрокидывает баклагу со святою водицей! Вся вода вытекает на пол, льётся рекою..
     - Ой! Что я натворила! Нюра, как под руку сказала! Ой, беда! – Плачет Аграфена, упала на пол, руки трясутся, икать начала от страха.      – Что я наделала! Ох, я - растяпа! – Кричит она, размазывая слёзы по щекам.

      Переглянулись Нюра с Ульяной, и поняли, что надо делать! Понесли они Зиночку, и в реку из святой водицы, прямо в платье, положили свою девочку, вокруг неё, руками, воду собирают, руки, и ноги ей обмывают, в лицо брызгают, моют её всю!
      - Аграфенушка, сестра родная, закрой-ка баклагу, закрути крышечку, чтобы вся водица не утекла. – Просит Нюра сестру, так ласково звучит её голос, доходит до сознания, руки сами закрывают крышку. – А стакан принеси, смотри, он-то и не опрокинулся. Неси, быстрее, НЕСИ воду! – Кричит Нюра.
      Аграфена вздрогнула, очнулась, видит, горлышко баклаги завинчено крышкой. А стакан стоит, не опрокинулся? Чудо! Хочет она, стакан в руки взять, а руки, её не слушаются, трясутся, как осиновый лист на ветру. Сидит Аграфена, да, слёзы льёт, страх завладел её телом!
      Подбежала к ней Нюра, брызнула сестре в лицо водою, собранной с пола, обтёрла подолом ночной сорочки её лицо. Взяла стакан с водою, передала его Ульяне, чтобы та напоила Зиночку.
      А сама, опять, к Аграфене кинулась.
     - Ну, ну, моя родная, приди в себя. Давай, помогу тебе, сейчас встанем. Так вот, встала, хорошо. Идём к столу, не торопись, иди тихонько, а я, поддержу тебя. Присядь, Аграфенушка. Удобно сидишь, не свалишься? Я сейчас. – Нюра, достала микстуру из буфета, плеснула в стакан три четверти. – Пей понемногу, два глотка сделай, передохни. – Аграфена отпивает два глотка микстуры. – Так, голова у тебя - не кружится? Нет? Хорошо, теперь, ещё два глоточка сделай, и чаю выпей. Так, сердцу - полегчало? Хорошо.
       Ну, ну, ничего, ничего, это - даже хорошо. Вот – и помыли Зиночку, от макушки, до пяточек. Это хорошо, не беспокойся, всё – хорошо. Больше, не пей микстуру, вот лучше, чайку выпей. – Нюра отодвигает недопитый стакан с микстурой. – Эх, чаёк тёплый ещё, это хорошо, пей, моя родная, успокойся. – Так, приговаривая успокоительные слова, Нюра хлопотала вокруг сестры, отпаивала её чаем, да успокаивала.

     - Спасибо, Нюра, я - в порядке, спасибо тебе. Иди, Зиночкой займитесь, от меня-то, какой прок, ноги не держат, страх ноги сковал. А ты, иди. – Отправляет Аграфена Нюру к Зиночке с Ульяной. – Помоги внучке.
      Бежит Нюра к Ульяне, вроде бы, утихла Зиночка, да, глазки свои не открывает, вопрошающе, смотрит Ульяна на бабушку Нюру.
      - Бабушка Нюра, а нашатырь, у вас есть? – Спрашивает она.
    - Ах да, сейчас, посмотрю! Вот, нашла. – Несёт Нюра пузырёк.
Пришла в себя Зиночка, удивилась, почему это она - лежит мокрая на полу, и в платье? Встаёт, оглядывает комнату.
     - Бабушка, что это было, почему я мокрая? – Спрашивает она Ульяну.
    - А ты, поскользнулась, когда прабабушка Аграфена воду пролила! Сейчас, мы тебя переоденем, волосики твои высушим, благо лето на дворе, вечера тёплые, твоё платье быстро высохнет. – Обтирая девочку полотенцами, приговаривает бабушка Ульяна, переодевает Зиночку в сухое бельё. – Я, как знала, бумазейную пижаму для внучки, с собой в дорогу взяла, вот и пригодилась. – Улыбается Ульяна, усаживает внучку за стол. – Выпей чайку, Зиночка, а я, здесь всё приберу.

        Выносит Ульяна мокрые полотенца и одежду в прихожую, берёт тряпку, чтобы прибрать на полу. Прабабушка Нюра не допускает Ульяну, к рвотной жиже.
       - Я сама, это вытру. А ты, пол протри, и тряпки, потом, на порожке постели, всё-таки водица драгоценная – святая. – Говорит бабушка Нюра.
       - Хорошо, бабушка, так и сделаю. – Соглашается Ульяна.
                ======================
    Они, прибираются в комнате.
    Бабушка Нюра, достала старые газеты, смяла их, и ими же, собрала жижу, кинула в ведро, плеснула немного спирта, вынесла ведро к чёрному входу и подожгла их. Дождалась, пока всё сгорело, насыпала горсть соли поверх золы, и, перевернув ведро, вдавила его в землю.
   - Так, дело сделано! Теперь, надо узнать, откуда эти чёрные катышки? – Нюра, заходит в дом, запирает дверь чёрного входа  на засов, набрасывает крючок, и закрывает на внутренний замок. – Откуда, откуда? – Бормочет она слова, прилипшие к её языку.
    Входит Нюра в столовую. – Ой, деточки мои кушают, чай пьют, красота! – Улыбается Нюра. Подошла к Зиночке, погладила её по головке, поцеловала в макушку. Затем, подошла к сестре, заглянула ей в глаза. – Ну, хорошо, все  пришли в себя. Ульяночка, чай-то, остыл, поди-ка, ещё поставь. – Шепчет Нюра.

    Ульяна уходит, набирает воды из ведра, ставит чай. Приходит и садится за стол, возле внучки, прислоняет её голову к своему плечу, обнимает, рукою поглаживает её по плечу, гладит ручки и спинку. Молчание, нарушает бабушка Нюра:
   - Зиночка, солнышко наше красное, ничего не болит? Не тошнит больше? – Спрашивает Нюра, а сама, так внимательно за нею наблюдает.
   - Да нет, бабулечка, всё прошло, только вот, немного голова болит, и спать хочется. – Отвечает правнучка.
   - Зиночка, погоди, спать пойдёшь, куда нам без сна, спать все должны. Скажи, а ты, днём чего ела-то? Может быть, ты, из дома выходила? – Нюра спрашивает правнучку, в голосе слышны заботливые нотки.
   - Да, бабушка Ульяна, простыни развешивала во дворе, а я, на скамейке сидела. – Стала рассказывать Зиночка.
   - Что ты, Ульяна, что-то стирала, и мне не сказала? – Вскрикнула Нюра.
   - А что? Две недели - не стиранные, что такое? – Отвечает Ульяна, голос срывается, звенит раздражением. – Даже, постирать нельзя, что ли?

   - Потом, скажу, Ульяша. Потом. – Отвечает ей Нюра. – Внученька, хорошо, ты – на лавочке сидела, воздухом летним дышала, травками ароматными, солнышку улыбалась. А ела-то, что? – Допытывается Нюра, суть ухватить не может, что же ускользает, как песок, сквозь пальцы?
   - Ягоды ела. Молочница приходила, бабушка Ульяна, молока и сметаны у неё купила. А я, подошла к ним, смотрю, возле калитки на кустах ягоды малины висят – красные, аромат от них идёт. А молочница, и говорит мне, угости меня, девочка, малиной.
    Я ей и сорвала несколько ягод. Она, их ест, расхваливает, что в это лето малина очень сладкая. Спросила меня молочница, почему я не ем эти сладкие ягоды? – Улыбается Зиночка, красивые ягоды вспоминает.
   - А бабушка Ульяна, где была? – Спрашивает прабабушка Нюра шёпотом.
   - А бабушка, молоко и сметану в дом понесла. – Отвечает Зиночка.
   Стрельнула взглядом Нюра на Ульяну, у той, мурашки побежали по ногам и спине, волосы на голове зашевелились! Что-то страшное произошло? И она – в том виновата!

   - А я-то, и забыла, что молочница к нам приходила? – Упавшим голосом проговорила Ульяна, руками сминая край скатерти.
   - Погоди, потом! – Отмахнулась от неё Нюра. – А дальше-то, внученька, что ты делала? – Спрашивает она Зиночку, ласковым голосом.
   - Я – поела ягоды, смотрю, а молочница, уже ушла. – Отвечает Зиночка.
   - А какая она была, расскажи. Старая баба, наверное, это та, что возле магазина живёт? Вечно, платок повяжет на животе, и, как цыганка ходит, да? – Спрашивает прабабушка Нюра, заглядывая в глаза правнучки.
   - Нет, бабулечка, она была – такая красивая, видно, что в возрасте, но, руки у неё такие белые, пальчики тоненькие. Я заметила, когда она, с моей ладони, ягоды брала. А как она – улыбалась, говорила, так ласково, словно пела. И совсем, на ней платка не было! Правда, бабушка? – Обращается Зиночка к бабушке Ульяне.

   - А я, и не помню. Да, припоминаю, молоко, сметану в дом принесла. Да вот, та сметана на столе стоит! А у кого её купила, лица не помню? – Растерянным голосом говорит тихо Ульяна.
   - Понятно теперь, сон твой, Ульяша, повторился! Зиночка, деточка, тебе уже лучше? Давай, я тебе накапаю валерьяночки, спать будешь хорошо – цветные сны увидишь, летать на ковре-самолёте будешь. – Говорит Нюра.
    Смеётся Зиночка.
    - Бабулечка, а ковров-самолётов-то, нет, только в мультфильмах и в сказках показывают.
    - Смеёшься, хорошо, душа-то очистилась, посветлела, справились на этот раз. – Тихо шепчет Нюра.
   - Бабушка Нюра, ты, о чём это? – Не расслышала Зиночка ее слов.
   - Да так, Зиночка. Я говорю, что чудеса, они - во сне приходят, душу лечат, удивляют, к жизни душу возвращают. – Отвечает она правнучке.
   - Бабулечка Нюрочка, а почитай, мне сказку. – Просит её Зиночка.
   - Давай-ка, сперва, ты – настойку выпьешь, пойдёшь в комнатку к себе, ляжешь на кроватку. А я, вскоре, приду к тебе, и такую сказку расскажу, что ты, и удивляться, и радоваться будешь, моя ты девочка, сладкий наш пряничек медовый. – Нюра приносит капли в пузырьке, наливает в ложку, даёт пить Зиночке. – Пей, Зиночка, вкусная микстура, сладкая, сон будет приятным. – Гладит правнучку по головке, целует в макушку головы.
    Зиночка, выпивает микстуру, целует всех бабушек, и уходит из столовой в свою комнату.

    - Что замолчали, языки, что ли, проглотили? Так, Ульяша, где бельё? Я, выходила во двор, верёвки с бельём не видела.
   - А я, его, в комнате сложила. Платье своё тоже, постирала. – Медленно, с неохотой, отвечает бабушке Ульяна.
   - Так, вот тебе платок, всё бельё принеси и свяжи в узел, отнести в церковь надо бы, там, отдадут кому надо. – Говорит Нюра.
   - Бабушка, бельё добротное, а моё платье, такое дорогое! – Возражает, бабушке Нюре, Ульяна.
   - Ульяночка, внученька, платье-то и бельё, мы новое купим. Наши две пенсии сложим, и купим тебе обнову. А вот что, ты, со своею стиркою натворила?  - Качает головой Нюра, охает.
   - Да, что я натворила? Чем стирка-то не угодила? – Заплакала Ульяна.
   - Она ещё, спрашивает? А вот что, ты, своею стиркой натворила, да, тем, что привлекла Лушку, окаянную! Заговорила, застила она тебе - и глаза, и память. Хорошо, что Зиночку, со двора, не увела! Знать, кто-то ей, видимо, помешал.
      Шестым чувством чувствую я, неспроста, что она, так осмелела. Ох, всё это - неспроста! Затеяла  что-то недоброе, злыдня лесная! Никак не может, она угомониться. Видно, близок её конец, что так чудит? – Объясняет Нюра Ульяне. – Ладно, Ульяша, что сделано, то – сделано, не воротишь. – Нюра обняла плачущую внучку, погладила её по спине. – Хватит, не плачь, идите уже, спать. Вставай, умой лицо, и баиньки. День трудный выдался. – Нюра отправляет Ульяну умываться и спать укладываться.
    - Аграфенушка, душа моя, что притихла? – Подходит к сестре. – Как ты, иди тоже спать. Иди, моя ласточка, иди касаточка спать. А я, эту ночь на дежурстве. Ох, эта ночь, такая вот, ночь! – Нюра, помогает сестре подняться и провожает её в спальную комнату.
 
    - Хватит причитать, обещала я, ребёнку сказку рассказать, обещание надо держать крепко. Почитаю, что, не почитать. – Идёт Нюра к Зиночке, говорит себе под нос.
    - Не спишь, внученька? Это я, твоя добрая фея, принесла тебе лукошко полное сказок и песен. – Присаживается на кровати, поправляет подушку в головах, погладила девочке ручки, ножки. – Выбирай, какую сказку будем читать? – Улыбается прабабушка Нюра. – Говори, всё исполню!
    - Бабулечка, ты такая забавная, такая - добрая и ласковая, и даже, когда ты ворчишь, всё равно – так весело на сердце, становится, так тепло. – Смеётся Зиночка, обнимая бабушку.
    - Сладкая наша правнучка, удивительная наша девочка, это, ты, такая у нас добрая, добрая. А душа твоя - светлая, как небо чистое, аж, тишина звенит! – Говорит прабабушка Нюра, поглаживая правнучку.

   - Разве, тишина может звенеть? Сказку сочиняешь, бабушка, да? – Смеётся Зиночка, заглядывая прабабушке в глаза.
   - Да нет, тишина звенит, это – сущая правда! Это там, в небе, небесные ангелочки играют в облаках. А звенит тишина, от того, что на их шапочках висят маленькие серебряные колокольчики. Ангелочки, в небе, играют в прятки, они же маленькие ещё.
     Вот, спрячется ангелочек в облаке, а, озорник ветер, его, с этим облаком, может унести далеко, далеко, что никто его не найдёт! Старший ангел, будет собирать деток всех вместе, пересчитывать их начнёт, вот горе-то будет, если сыночка или дочку не досчитаются!
     Поэтому-то, тишина и звенит, когда ангелочки играют. А, если гром гремит, то это – в небе взрослые ангелы разборки устраивают. Чаще было бы, чтобы ангелочки невинные играли, забавлялись, бегали, смеялись, и свой смех, серебряною пыльцою над нашей землёю рассыпали бы, как бы, своими улыбками, нас они умывали.
     Тогда бы, наши лица и наши души светились бы от счастья и любви. Ну, как тебе такая сказка, девочка моя? – Смотрит Нюра, а Зиночка спит, уложила она правнучку, прикрыла её одеяльцем. – Давай, спи, я сейчас воды тебе в графин налью, пить захочешь, далеко ходить не надо. – Нюра, гладит правнучку по головке.
   - Спокойной ночи, бабулечка, ангел мой серебристый. – Зиночка шепчет одними губами, сон сморил ребёнка.
   - Спи, спи мой цветочек, спи, моя правнучка, добрая ты девочка. Сердце у тебя светлое, двери запечатаны, святою водицею обмытые, ничего ночью не случится. Сон сладкий придёт, пороги подметёт, небо ясное сверкает, душу – снами омывает. Спи моя девочка, спи, родная. – Так, приговаривая, сидя, у кроватки, Нюра подождала, пока Зиночка крепко уснёт. Ровное дыхание ребёнка достигло её ушей, слух её уловил, что сердечко, в груди, бьётся ровно. – Спи, наш сладкий ребёнок, спи.
    Нюра, идёт в столовую, берёт в руки пустой графин, наливает в него святой воды из баклаги. Возвращается в комнату к правнучке, ставит графин на тумбочку у кровати. Прислушивается, Зиночка спит, а тишина – звенит.
     - Значит, прилетели на помощь серебряные ангелочки. Звените, звените, сон приведите, венками заплетайте, и зло отгоняйте. Сон, невинного ребёнка, оберегайте. – Шепчет Нюра, и выходит из комнаты.
                =========================

январь 2020 год