Имитатор. Глава 3

Глава 3

Воинская часть 11970 напоминала партизанский отряд, вышедший из окружения. Одни в ВСО, другие в хэбэ, кто-то в лавсанке, а кто-то даже в афганке. Как говорится, форма восемь – что найдем, то и носим. ВСО – военно-строительное обмундирование, комбинация из болотно-зеленого цвета штанов и куртки. возможно, нечто подобное носят танкисты, во всяком случае, данная форма вызывала приблизительно такие ассоциации. А еще это больше напоминало рабочую робу, чем военную форму, и, когда Алексею на другой день после прибытия из карантина в часть настоятельно «предложили» надеть ВСО, а хэбэ оставить в каптерке, он воспринял это как очередное напоминание о том, в сколь непрестижных войсках ему доведется служить. Однако, такая форма оказалась довольно удобной, летом в ней было не так жарко.
По внешнему виду солдата безошибочно определялся его социальный статус. Грязное, замызганное, не ушитое, мешковато сидящее ВСО или хэбэ, нечищенные, давно потерявшие форму, сапоги - все это означало, что перед тобой либо дух, недавно оказавшийся в части и несколько обескураженный армейскими реалиями, к которым он еще не успел приспособиться, либо чморик, которого основательно зачморили, который давно махнул на себя рукой и покорно тянет лямку рабочей скотины, и которого погоняют все, кому не лень. Такие до самого дембеля моют полы, вкалывают до потери пульса, без конца ходят в наряды по роте и по столовой, а также обслуживают своих более наглых и уверенных в себе сослуживцев. Некоторым из них порой приходится делать и кое-что похуже.
Дух еще не понял, либо, ему еще не объяснили, куда он попал. Что стройбат, это то место, где встречают, в смысле, оценивают человека, прежде всего, по одежке, потому, лучше час недоспать, но привести свою форму в товарный вид. Тогда он уже не будет похож на чморика и жизнь его станет немного легче. У него еще есть шанс подняться, для этого только нужно приложить некоторые усилия, и, для того, чтобы не быть чмориком, нужно, прежде всего, не быть похожим на него внешне. Чморику, которого зачморили окончательно, нет дела до себя. Его гоняют все, кому не лень, иногда, из сугубо практических соображений, чтобы перевалить на него кусок работы, и, тем самым, немножко облегчить жизнь себе, иногда, просто для того, чтобы поиздеваться. Приятно ощущать свою власть над кем-то, даже, над таким вот затравленным существом, напоминающим прирученного осла. На себя времени у чморика совершенно не остается, а, если свободное время вдруг появляется, чморик использует его только лишь для того, чтобы перевести дух да хоть немного поспать, ведь во сне, его не будут припахивать или напрягать какой-либо дурней. В самой фигуре чморика видна готовность сносить побои и издевательства окружающих. Вероятно, психика блокирует определенные инстинкты. Даже инстинкт самосохранения оказывается заблокирован соответствующей социальной «дрессировкой». Помните, у А.С. Пушкина, «И умер бедный раб у ног непобедимого владыки»? В этом смысле чморик – идеальный раб, не способный к каким-либо несанкционированным действиям. У чморика вечно затравленный взгляд, он боится смотреть человеку в глаза, он вообще боится людей, словно собака, которую уже неоднократно били, и которая ежесекундно ожидает от человека очередной пакости.
По сравнению с этими персонажами борзолет выглядит представителем совершенно иной человеческой породы. Новенькая, аккуратная, ладно ушитая по фигуре, форма. Некоторые борзолеты где-то раздобыли афганки или лавсанки, некоторые носят хэбэ или ВСО, но, в любом случае, военная форма сидит на них, словно генеральский мундир. То же ВСО, выстиранное, отглаженное, хорошо ушитое и подогнанное по фигуре, может выглядеть достаточно презентабельно. Надраенные до зеркального блеска сапоги. Некоторые достали себе армейские ботинки на шнуровке. Кое-кто, в знак пренебрежения к общепринятым правилам и армейскому уставу, может выйти на развод в тапочках, чтобы после не ехать на работы, а попросту улизнуть обратно в казарму. Борзолет всегда нагловат и уверен в собственной правоте. Он завоевал определенное положение в обществе и не собирается поступаться им, пользуясь всеми, положенными ему привилегиями. От таких лучше держаться подальше. Мало ли, что взбредет борзолету в голову. Борзолет упрям и непредсказуем. Он привык добиваться своего, и в этом плане напоминает избалованного ребенка, все капризы которого должны незамедлительно исполняться, иначе кому-то не поздоровится. Качества сделавшие его борзолетом, одновременно делают его также и социально опасным.
Кто сказал, что каждый парень должен сколько-то отслужить в армии? Дескать, только она сделает из него мужчину. Вот уже бред, так бред. Армия портит человека. Чморика и борзолета, субтильного жителя мегаполиса и брутального провинциала, вне зависимости от национальной принадлежности. Особенно, в обстановке, где нет общей цели и нет порядка. Где нет ни строгой дедовщины, ни уставщины, где офицеры делегировали часть своих полномочий сержантам, борзоте или представителям отдельных землячеств. Мол, вы там давайте, делайте, что хотите, лишь бы только в части был порядок (хождение строем, кантики, кровати, выровненные по натянутой нитке и прочие внешние атрибуты), да план выполнялся, а все прочее нас не колышет. Такая обстановка портит человека больше всего, и в этом аспекте стройбат даст фору всем прочим родам войск. Попавший сюда человек делается мелочно-обидчивым, мстительным, раздражительным на грани психопатии, а порой и перешагивая эту тонкую грань.
Равенства, как такового, нет и быть не может. Природа создала всех людей разными. На гражданке тоже кто-то у кого-то находится в подчинении. Всегда кто-то умнее, красивее, сильнее, наглее, кто-то пользуется повышенным спросом у лиц противоположного пола, но, при этом, имеются некоторые рамки, обозначенные законами и нормами общественной морали. Не будет же начальник отдела долго и с видимым удовольствием бить по лицу допустившего промах подчиненного, или, подняв среди ночи, несколько часов кряду гонять бедолагу вокруг офиса. Вряд ли самый сильный парень в офисном центре станет отбирать у коллег зарплату, заставлять кого-то работать вместо себя, гонять в магазин, а в нерабочее время еще и заставлять стирать свои вещи. В армии же такое можно увидеть сплошь и рядом. Один человек получает беспредельную власть над другим, и такое положение дел портит их обоих. Первый, ощущая собственную безнаказанность, становится все более разнузданным. Животные инстинкты, загнанные цивилизацией в самые дальние закутки человеческой психики, получают живительную подпитку в виде боли и страха других человекоподобных созданий с одной стороны, и одобрения окружающих с другой.
А тот, другой человек, низведенный до положения раба, приобретает комплексы, которые, до поры, до времени, старательно прячет в себе. Позже он отыграется, вопрос только, на ком. Впрочем, это понятно. На более слабом. Например, на духе, только переступившем порог части, который еще не знает, как следует правильно себя вести. Позже - на жене, на детях, на подчиненных, на ханурике, наклюкавшемся до потери сознания, на собачонке, случайно подвернувшейся под ногу.
Чморики и борзолеты, вот два полюса, между которыми располагаются все остальные члены армейского коллектива, одни похожи на военнопленных, другие – не то на тюремных надзирателей, не то на плохих парней из голливудских фильмов, и между этими двумя полюсами постоянно идет яростная борьба за место под солнцем. Сильные стараются притопить более слабых, чтобы по их головам подняться повыше. Слабые стараются доказать, что они тоже чего-то стоят, а, при случае, пнуть кого-то, кто кажется им еще более слабым, чем они сами.
За два года службы Алекс многократно попадал в неоднозначные, а порой и откровенно идиотские ситуации. Ему было, чем гордиться, и, в то же время, некоторые эпизоды из своей армейской биографии хотелось бы просто выбросить из памяти, как уничтожают ненужные файлы. Но, иногда память подсовывала не очень приятные моменты из прошлого. По большому счету, особо неприятными были только первые несколько месяцев службы, а в дальнейшем Алексей жил довольно неплохо, но, все равно, получив от комбата военный билет с отметкой о прохождении срочной службы, он облегченно вздохнул.
И вот теперь, по прошествии многих лет и будучи не до конца уверенным в реальности происходящего, Алексей непостижимым образом снова оказался в этом же самом гадюшнике.
Последние сомнения в реальности происходящего развеялись практически сразу же после команды «подъем». Не успев приспособиться к новой реальности, он ощутил на себе все ее прелести.
Сержант Чирков, раздраженный тем, что Алексей одевается слишком медленно, отвесил ему увесистый подзатыльник. В иной ситуации полагалось бы возмутиться, а, может быть, и дать сдачи. Однако, в стройбате свои правила. Саша Чирков из Иркутской области до призыва в армию успел отсидеть семь или восемь лет на зоне, из них два или три года на малолетке. В армию он ушел в 24 года, и комбат, вероятно, в знак уважения к столь славному уголовному прошлому дал ему лычки сержанта и поставил на должность замкомвзвода. Впрочем, тут дело не в уважении. На такие должности ставили тех, кто будет гонять других солдат, давать план и поддерживать порядок в роте, а насчет всего остального советские офицеры не заморачивались. Армия – не курорт. Здесь из людей делают «настоящих мужиков», не уточняя, впрочем, что данный термин обозначает.
После построения состоялась пробежка по окрестностям воинской части. Потом – уборка территории. Алексею, вместе с несколькими другими духами, пришлось мыть пол. Снова построение. Поход в столовую. Когда рота шла строем, «старшие товарищи» требовали от духов как можно выше поднимать ноги и как можно, громче топать, чеканя шаг. Идти абы-как считалось особым шиком, привилегией старослужащих и некоторых личностей, сумевших поставить себя чуточку выше остальных.
Возле столовой какой-то смутно знакомый солдат колоритной восточной внешности, не то дед, не то черпак, прицепился с вопросом, сколько дней до приказа. Алексей ответил наугад, и, разумеется, не угадал, после чего солдат, скорчив возмущенную физиономию, в порядке наказания, несколько раз заехал ему кулаком в грудную клетку. Получилось весьма болезненно. Что ж, зато теперь он знает текущую дату и количество дней до приказа – на случай, если с этим же вопросом прицепится кто-то еще.
На раздаче в столовой Алекс получил миску с кашей и небольшим куском жареной рыбы, ломоть черного хлеба, и стакан сладкого чая, который, впрочем, чаем можно было назвать лишь с изрядной долей условности. Рыба оказалась относительно съедобной, и Алекс ее съел. Каша ничего, кроме омерзения, не вызывала, и потому отправилась на помойку.
Снова построение, на этот раз на плацу. Пока стояли в строю, а комбат говорил о необходимости выполнять план, соблюдать устав, правила техники безопасности и чего-то там еще, к Алексею стали цепляться несколько мерзких личностей. Толкали сзади, после чего гаденько смеялись. Исподтишка пинали в голень. Говорили всякие гадости.
Леша всегда считал себя парнем, способным постоять за себя. Но тут, в новой-старой, , уже несколько подзабытой обстановке, на него накатили какая-то непонятная апатия и безразличие ко всему. Некоторые эмоции словно отключились, а мозг работал словно в замедленном режиме.
Он вспомнил своих обидчиков. Сибиряк Зубов, туркмен Кервенов и некто Терещенко. Все, как и «в прошлой жизни». Тогда на него тоже накатила апатия. Или депрессия. Или просто какая-то слабость. И тогда эти трое также изгалялись над ним. Видимо, чувствовали некую слабину и собирались этим воспользоваться. Зубов и Кервенов черпаки, Терещенко – уже дед, все трое пребывали в роте на положении чертей, и для поднятия собственного социального статуса им нужно было как-то самоутверждаться. Какое-то время Алексей терпел это, потом пришел в себя, и огрызнулся, словно зверь, которого загнали в угол.
В той, «прошлой» жизни, противостояние с Кервеновым проходило в несколько туров. Как-то, Алексей сидел возле строительного вагончика, предаваясь блаженному ничегонеделанию. Работать все уже закончили и даже переоделись, а машина за ними еще не приехала. Проходивший с той стороны забора, Кервенов плюнул в сторону. Пролетев через дырку в заборе, плевок угодил как раз Алексею в плечо. Кервенов гаденько засмеялся. Вскочив, Алексей выбежал за ворота. Кервенов стоял спиной к нему и с кем-то разговаривал. Алексей от души размахнулся, и уже собираясь нанести удар, в последний момент задержал руку. Даже, учитывая то обстоятельство, что на армейских харчах он здорово потерял в силе, с такого размаха можно было бы запросто поломать челюсть, а при очень хорошем попадании – проломить черепную коробку. Человек достаточно хрупкое существо, каким бы паскудным он не был. Словно почувствовав неладное, Кервенов обернулся. Увидев богатырский замах, а также лицо молодого бойца, отнюдь не преисполненное христианской доброты, он испуганно вскрикнул, и отшатнулся, закрываясь руками. Алексей ударил, но, удар вышел смазанным, и уже не имел той убойной силы, на которую был заряжен первоначально. Оправившись от первоначального испуга, Кервенов бросился на своего более молодого и, в то же время, более крупного противника. Он что-то злобно кричал и норовил то пнуть ногой, то ударить кулаком, но, поскольку сам был мелкий и слабосильный, это не доставляло особых проблем. Алексей, как назло, все никак не мог попасть по нему, как следует, и не раз пожалел, что с самого начала не ударил его со всей дури. Бывают ситуации, когда гуманизм приносит человеку одни лишь неприятности. Поединок двух задохликов напоминал драку школьников младших классов. Много суеты и ни одного нормального удара. Когда их растаскивали, Кервенов истошно кричал, угрожая убить наглого духа, осмелившегося поднять руку на него, черпака, но, учитывая его, более, чем скромные, природные данные, было совершенно непонятно, каким образом он намеревается это сделать.
Несколько дней спустя состоялась «переигровка». По приказу сержанта Андрейченко, Алексей написал плакатным пером плакат в стиле «Мир-труд-май». Разглядев в молодом бойце талант художника, некий авторитетного вида дед из первого взвода попросил его нарисовать плакат для автопарка. Женщина с караваем на подносе и ниже надпись «Добро пожаловать» или «Милости просим» или что-то в подобном роде. С сержантом Чирковым он обещал договориться. Когда-то Леша неплохо рисовал, и даже ходил в изостудию при районном доме пионеров, но, это было еще в пионерские годы. Ладно, буквы, а вот нарисовать человека, тем более, красивую женщину, не так-то просто. Алексей решил потренироваться, и, пока третий взвод сидел возле КП части в ожидании своей машины, на тетрадном листе нарисовал эскиз.
Карандаша и резинки под рукой не было, рисовать пришлось шариковой ручкой, но, для подлинного таланта подобные мелочи не являются непреодолимой преградой. Надо сказать, получилось очень даже неплохо. Но тут Кервенов, с которым Алексей, вроде, как, уже помирился, и теперь дал посмотреть на собственное творение, проявил свою мерзопакостную сущность, и, выхватив ручку, пририсовал прекрасной даме соски. По замыслу автора, соски должны были находиться у дамы под кофточкой, да, и нарисованы они были крайне паршиво, так что, рисунок оказался безнадежно испорчен. Кервенов что-то сказал сидевшим рядом собратьям по оружию. Те заулыбались, обмениваясь веселыми репликами на родном языке.
Возможно, собратья по оружию и не думали смеяться над художником, просто у них было хорошее настроение, но, раздосадованный творческой неудачей, Алексей расценил это как насмешку, а значит, как личное оскорбление.
Как правило, человеческие комплексы возникают не на пустом месте. Еще со старших классов школы Алексей терпеть не мог, когда над ним смеются и на это имелись весомые основания. Впрочем, о подростковых комплексах мы поговорим позже, а тогда раздосадованный творческой неудачей, а еще больше - тем, что сделался объектом насмешек, Алексей выхватил рисунок из рук у Кервенова, а самого Кервенова обозвал козлом. Все вокруг сразу притихли. В казенных учреждениях, будь то армия или тюрьма, следует фильтровать базар, то есть, тщательнейшим образом контролировать, что и кому ты говоришь. Но, воспитанный в условиях большого города, к тому же, в интеллигентной семье, Алексей не был готов к такому.
 - Приедем на коллектор, я тибя убью – зловеще произнес Кервенов.
Мужчины склонны преувеличивать свои достижения, в том числе, в плане всякого рода драк и разборок. Как кого навернул, как кого поставил на место. На самом деле, все выглядело, прямо скажем, не особо героически, и произошло очень быстро.
Едва взвод зашел в вагончик, выполнявший роль раздевалки, Кервенов, истошно завизжав, набросился на Алексея, но, нарвался на пару встречных ударов. Правда, этим ударам явно не хватало силы, но, для такого мелкого мужичонки и это было весьма ощутимо. Кервенов кричал и беспорядочно размахивал руками, и вдруг неожиданно вцепился своему противнику в лицо. Алексей снова ударил его и отпрянул назад, разорвав дистанцию. Кервенов попытался пнуть его ногой в каратистском стиле, но, лучше бы он этого не делал. Схватив за ногу, Алексей опрокинул его на землю, правда, и сам упал вместе с ним. Оказавшись сверху, Алексей раз или два заехал Кервенову по лицу, но тут их растащили. Вернее, братья-мусульмане стащили Алексея, побеждавшего «за явным преимуществом». Конечно, выглядело это несколько неспортивно, но, даже в профессиональном спорте нередко приходится видеть непрофессиональное судейство, так чего уж говорить про банальную драку. И все же, это была победа. Кервенов притих и вскоре пытался набиваться к Алексу в друзья.
С Зубовым вышла другая история, также по-своему комичная. Вечером в воскресенье Алексей вместе с другими духами сидел за казармой. Подошел Зубов, стал наезжать. Алексей послал его.
- Че? – возмущенно процедил черпак.
 - *** в оче! – бодро ответил Алексей, ощущая кураж, как хорошо тренированный спортсмен перед соревнованиями. А еще он чувствовал, что сейчас должно что-то произойти.
Набыченный Зубов грозно надвигался на него.
 - А ну, грудь к осмотру!
 - Уди на ***!
 - Че?
- *** в оче!
Напряжение стремительно нарастало. Зубов уже тянул к нему свои клешни, и, в какой-то момент явственно осознавав, что сейчас важно ударить первым, Алексей ударил. Зубов пошатнулся, и Алексей сразу же заехал ему еще раз. Сплюнув, Зубов попер на него. Алексей ожидал обмен ударами, но Зубов почему-то почти не бил, а просто надвигался на него, словно рассчитывая придушить. Или повалить на землю, а потом уж бить, сколько душе угодно, и даже пинать ногами.
Низенький и коренастый, он не производил впечатления опасного бойца, но, важно было не подпускать его на близкую дистанцию. Повинуясь инстинкту самосохранения, Алекс бил снова и снова, отходя назад и не подпуская противника к себе. А Зубов шел, словно зомби, пошатываясь от пропускаемых ударов и растопырив руки. Один или два раза он вцепился в Алекса, словно бульдог, но Алексу удалось как-то выкрутиться. Наконец, этот поединок закончился, а на следующий день Зубов лег в санчасть с сотрясением мозга. Впрочем, с Зубовым Алекс тоже в скором времени помирился. Что же касается Терещенко, то его куда-то перевели, кажется, сторожем в автопарк, так что, они почти не пересекались. Но, то было «в прошлой жизни», а в новой реальности, все трое, опять, как ни в чем не бывало, старательно портили ему жизнь.

Бригада Эргашева прокладывала дренаж. Стоя на дне котлована и ковыряя лопатой землю, Алексей обдумывал сложившуюся ситуацию. Все, что происходит с ним в последнее время, отнюдь не сон, а иная реальность. Непонятно, как, его закинуло в прошлое. Или в некий альтернативный вариант прошлого. В данной ситуации хуже всего, это неопределенность. Непонятно, что будет дальше. Непонятно, что, вообще, происходит. Возможно, в своей, настоящей реальности он умер, или пребывает в коме, и теперь попал вот сюда. Как это могло случиться? Да очень просто. Врачи что-то недосмотрели, не увидели, и вот результат. Бабич, конечно, хороший врач, но он врач, а не бог. Или с ним случилось что-то непредвиденное. Машина сбила на переходе. Кирпич упал на голову. Ладно, а что дальше? Выйдет из комы, и снова окажется в привычном для себя мире? Или так и останется в этой измененной реальности? Дождется дембеля, вернется домой. Начнет, в полном смысле этого слова, новую жизнь. При этом, будет заранее знать некоторые вещи. 19 августа 1991 начнется путч ГКЧП, а через несколько месяцев Советский Союз и вовсе распадется. Президентом Российской Федерации станет Борис Ельцин, который в 1993 отдаст приказ стрелять из орудий по Белому дому. Президентом Украины станет Леонид Кравчук. В 1994 или 1995 году его сменит Леонид Кучма. В 1994 начнется война в Чечне. В 1990 чемпионом мира по футболу станет сборная Германии, которая в финале одолеет Аргентину. Советская сборная на том турнире не попадет даже в плей-офф, хотя в последнем матче группового турнира с разгромным счетом грохнет Камерун. В 1994 году чемпионом мира станет Бразилия, в 1998 – Франция, в 2002 – снова Бразилия. Прямо скажем, не особо интересно смотреть футбол, заранее зная результат. Зато, можно будет нехило заработать на спортивных ставках.
Летом 1998 в России разразится дефолт, который рикошетом затронет и Украину. В России курс доллара скакнет раза в три. Кефир, отдыхавший тем летом в Крыму, рассказывал, как россияне в спешном порядке срывались домой, спасать бизнес и нажитые сбережения. Пляжи, на которых совсем недавно некуда было ступить, резко опустели.
Кстати, отец рассказывал, как один его сокурсник по МФТИ строил графики, как колеблется курс рубля по отношению к доллару, и предугадывал, когда состоится очередной скачек, чтобы к этому времени взять кредит в рублях и конвертировать все в доллары, затем продать доллары уже по новому курсу, вернуть кредит и при этом еще и неплохо навариться. Так почему бы и ему не проворачивать нечто подобное?
Но это все произойдет или может произойти в отдаленном будущем, до которого еще нужно дожить. А вот что делать здесь и сейчас? Выждать? Сделать паузу и посмотреть, что будет дальше? Жизненный опыт подсказывал, что нельзя давать садиться себе на голову, и если кто-то на тебя наезжает, то это нужно пресекать в зародыше, пока такого рода проблемы не разрослись и не испортили тебе жизнь окончательно.
Продолжая ковырять землю, Алексей мысленно прикидывал, кого и как будет бить. За что, это и так было понятно, за насилие над собственной личностью. Что Кервенов, что Зубов, оба низенькие. Значит, следует держать их на дистанции. Кервенов будет пытаться пинать ногами. Значит, выполнить захват ноги, и посадить на пятую точку. Можно подсечь опорную ногу, можно просто войти в него, и он завалится, как мешок. Не получится – работать в голову. Зубов с виду посильнее Кервенова, но Алекс помнил, что разделался с ним без особых проблем. Главное, держать его на дистанции и не давать провести захват.
В нескольких метрах от Алекса работал Кервенов. Очевидно, ему стало скучно и он начал выделываться. Предъявлял претензии, что Алекс медленно орудует лопатой, говорил что-то на своем родном языке, после чего все азиаты заливались смехом. Когда Эргашев объявил перекур, Кервенов оказался около Алексея.
 - Сколько дней до приказа?
 - Отвали.
 - Ты чего борзеешь?
Кервенов толкнул его, напрашиваясь на неприятности.
  - Ты точно хочешь махаться? – для очистки совести спросил Алексей.
Собратья по оружию, главным образом, выходцы из Средней Азии, разбавленные тремя славянскими духами, с интересом наблюдали за развитием конфликта.
 - Я тебя урою – пообещал Кервенов.
 - Да неужели?
 - Мамой клянусь. (Интересно, на что он рассчитывает?)
 - Ну, хорошо, давай.
 - Что «давай»?
 - Урой меня.
Приняв в боевую стойку, Кервенов принялся махать ногами, словно заправский каратист. Пару раз он даже чуть не попал. Два раза Алекс выставлял блок, получая болезненные удары в предплечье. Но вот, во время одной из таких атак, он схватил черпака за одну ногу, и сразу же, наклонившись, выдернул из-под него вторую. Черпак повалился на землю. Алекс хотел пнуть его с ноги, но в последний момент решил, что это будет не совсем этично, и просто придавил его всем телом, не давая подняться. Бороться он умел, в том числе, в партере.
Эргашев с Жолдубаевым взяли Алекса, что называется, под белы руки, давая Кервенову возможность подняться. При этом никто из них Алекса не бил. Видимо, опасаясь ответки. Люди, в большинстве своем, трусоваты, и, прежде, чем что-либо сделать, прикидывают возможные последствия. Тех, от кого может прилететь в ответ, стараются не трогать.
 - Ты что, совсем сдурел? – завопил Кервенов, вскакивая и вновь принимая боевую стойку.
 - Хочешь продолжения банкета? – спросил Алексей – Можем еще поспарринговать.
 - Вообще обнаглел. Несколько месяцев служишь, а уже борзеть начал.
 - И что? Тебе что-то не нравится? Если что, можем продолжить. Только учти, я ведь еще и бить умею.
В ответ Кервенов разразился многоэтажным матом. Его раздражение можно было понять. Дух, которого он считал безответным существом, чучелом, на котором можно вымещать накопившийся за долгое время негатив, оказался социально опасным типом, от которого следует держаться подальше.
 - И нечего на меня кричать. Я не военком, я тебя сюда служить не посылал. Хочешь махаться, так и скажи. Можем даже отойти, чтобы нам никто не мешал. Заодно покажешь мне, какой ты крутой каратист.
Немного побычившись, Кервенов сказал, что он пошутил.
 - Значит, твоя шутка оказалась неудачной.
Кервенов еще немного повыделывался для форсу, но теперь он уже держался с Алексом в рамках приличий. Как, впрочем, и другие члены интернациональной бригады. И сразу стало как-то легче дышать. Никто на него не покрикивал, не наезжал, не припахивал всякой ерундой, вроде «сходи туда, принеси то, позови того», не высказывал претензий, почему он медленно работает. Алексей работал в своем темпе, а, когда хотел, устраивал себе перерывы. Ничто так не мотивирует человека прилично себя вести, как возможность получить по лицу – иронично подумал он.
 - На гражданке барбой занымался? – поинтересовался Жолдубаев.
 - Да, было дело.
 - Садысь, атдахни – Отложив лопату в сторону, Жолдубаев сел на траву под деревом. Алекс последовал его примеру.
 - Какой барбой занимался? Самбо?
 - Немного вольной, немного греко-римской.
 - Какой такой греко-римской?
 - Классической. А ты тоже до армии занимался борьбой?
Жолдубаев сказал, что в родном кишлаке занимался самбо. В универе один из сокурсников Алекса, Игорь Яремченко, был мастером спорта по вольной борьбе в категории до 82 килограммов, и на физкультуре немного поднатаскал его, научив кое-каким борцовским штучкам. На четвертом курсе Алекс ходил на рукопашный бой, а там, кроме всего прочего, учили проходить в ноги, бросать через бедро, освобождаться от захватов, проводить болевые приемы. В тренажерном зале, куда он регулярно ходил качаться, висел боксерский мешок, на котором Алекс частенько отрабатывал удары. Правда, в этой реальности у него нет той силы, какая была «там», но, в нынешних условиях вполне может хватить и того, что есть в наличии. А вообще, в армии куда большее значение имеет психологическая устойчивость. Тем более, в стройбате.

С Зубовым Алекс схлеснулся в вагончике-раздевалке. Тот стал цепляться на ровном месте, корчить из себя крутого парня («Ты что, душара, совсем нюх потерял? …. Грудь к осмотру») и нарвался на двойку в голову. Полез вперед, и снова получил, почти, как и в «прошлой жизни». Разве что Алекс действовал более технично, сказывался дополнительный тренировочный опыт. Однако, в вагончике было более тесно. Страх заставлял Алексея бить чаще и сильнее, но, Зубову с какой-то по счету попытки удалось загнать его в угол и, цепко вцепившись в его ВСО, войти в клинч. Бить кулаком Алекс не мог, не хватало пространства. Вот уж влип, так влип, подумал он. Отцепить Зубова не получалось, тот вцепился в него, словно бульдог, а сил у коренастого сибиряка было прилично, Алекс ощутил это в полной мере. Хорошо еще, что он неуклюж, как чучело. Все присутствующие смотрели на это противостояние. Алекс надеялся, что сейчас их растащат, однако никто и не думал вмешиваться. И, как назло, никто из сержантов не заходил. Так что, оставалось надеяться только на самого себя.
Экстремальная ситуация действует на людей по-разному. Кто-то скисает, начинает паниковать, сдается. Кто-то, наоборот, мобилизует все силы, включая скрытые резервы, заставляя и тело, и мозг действовать на полную мощность. Зубов давил его, стараясь придушить или, один бог знает, что он там собирался сделать. И тут где-то в мозгу промелькнуло решение. Зацепив своей ногой ногу Зубова, Алекс опрокинул его на пол. Получилось что-то наподобие задней подножки. Корявенько, зато эффективно. Подняться на ноги Зубов не успел. Не раздумывая, Алекс пнул его ногой. Потом еще. И только сейчас его оттащили в сторону. Алекс почему-то подумал, что мог бы и сам оказаться на месте Зубова, и тогда Зубов пинал бы его ногами и еще неизвестно, как бы развивались события.
Алекс поднял с пола оторванную пуговицу. В этот момент дверь открылась, и в вагончик шагнул младший сержант Андрейченко, белобрысый, худой, нервный, напоминающий офисного менеджера.
 - Что здесь за шум? – спросил он, и тут же следом за ним нарисовался сержант Чирков.
Чирков на удивление быстро определил, что произошло. От одного его взгляда, цепкого, колючего, Алексу сделалось дурно.
 - Эй, вы, оба, ну-ка вышли. Остальным сидеть здесь.
Они вышли за вагончик.
 - Это он тебя так? – спросил Чирков у Зубова, кивнув на Алекса.
Тот что-то залепетал в свое оправдание.
 - Иди, умой морду, чума. (Зубов поспешил удалиться) А с тобой, душара, мы сейчас разберемся. Ты сколько служишь, боец?
Алекс прикинул в уме.
 - Чуть больше двух месяцев.
 - Кто тебе разрешил поднимать руку на старший призыв? – подал голос Андрейченко.
 - Он первый начал. (Действительно, что еще можно сказать в такой ситуации?)
 - А меня это гребет? – рявкнул Чирков – Гребет, я спрашиваю?
Не зная, что ответить, Алекс молчал.
 - Что, махач решил устроить? Борзым решил стать? Почему ты поднял на него руку?
Алекс понимал, что сейчас его будут бить, и эта перспектива давила его мозг. Что делать? Как отвечать на вопросы, загоняющие его в угол? Виноват, я больше не буду? Если бы это происходило в боевике, он бы эффектными приемами раскидал сержантов, даже, если бы их было не двое, а, скажем, пятеро, после чего популярно объяснил, что следует уважать человеческое достоинство. Это касается всех, в том числе и сержантов. Однако, здесь не кино, сейчас все происходило в реальном времени, пускай и здорово искаженном.
 - Не слышу ответа, солдат! – напирал Чирков.
 - Говори, чего сопли жуешь? – отозвался Андрейченко.
Ладно, чего уж там, хуже все равно не будет.
 - Я побил рядового Зубова потому, что он неоднократно оскорблял мое человеческое достоинство.
Чиркова аж передернуло, после чего он разразился градом ругательств, настолько грязных, что подобные реплики нельзя прочитать в книге или услышать в кино, поскольку такое не пропустит ни один приличный редактор. И, тем не менее, они есть. На советском и постсоветском пространстве существует обширный слой людей, изъясняющихся таким вот образом.
 - … Да мне пофиг твое достоинство. Я спросил, кто разрешил тебе бить черпака?
 - Никто.
 - Тогда какого?
 - Данное решение я принял спонтанно, под воздействием внешних обстоятельств.
Его реплику прервал тяжелый удар в грудную клетку.
 - Умного из себя корчишь? Что ты мне мозги трахаешь? Тебя спросили, почему ты поднял руку на черпака?
Состояние обоих сержантов можно было бы охарактеризовать, как близкое к истерике. Почему-то в армии психопатов любят назначать на сержантские должности. Дальше снова последовала нецензурная брань, и оба сержанта стали его бить. Несколько ударов в грудак, потом Чирко отвесил ему пару смачных пощечин. Снова удары в грудак и, наконец, кулаком в солнечное сплетение, после чего у Алекса потемнело в глазах, и острая боль в животе согнула его пополам.
Когда, не удержавшись на ногах от боли, он опустился на карточки, Андрейченко еще и рубанул его ребром ладони по шее.
 - Стукнешь ментам, убью – сквозь зубы процедил Чирков, после чего оба сержанта, наконец, ушли.

Пока ехали в часть, Алекс мысленно переваривал ситуацию. Может, не стоило так поступать с Зубовым? А как? Зубов явно нарывался на неприятности, вот и получил. В сущности, он был неплохим парнем, как и Кервенов, Алексей знал это по «прошлой жизни», но скотские условия, созданные в армии, оказали тлетворное влияние их психику. Среда, в которой они все оказались, диктовала свои правила поведения, которые требовалось выполнять. Тут как в спорте. В хоккее разрешены определенные силовые приемы. Не будешь толкаться, и тебя в скором времени просто размажут по льду. Более того, в хоккее порой даже нужно нарушать писанные правила. В каждой команде НХЛ есть свои тафгаи, основная задача которых – запугивать, морально давить ведущих игроков соперника, и, вместе с тем, защищать своих ведущих игроков от чужих тафгаев. В жизни, как и в спорте, нужно периодически бороться с другими игроками, показывать зубы и работать локтями. Случаются ситуации, когда единственное, что от тебя требуется, это показать, что у тебя есть яйца. Нельзя только переходить определенную грань. Зубов наезжал на него не просто так, по причине плохого настроения или некой внутренней антипатии, вовсе нет. Он пытался его зачмырить, отвоевать у него кусочек жизненного пространства. Так что, он все сделал правильно. Избив Зубова, Алекс дал понять остальным – с ним нужно считаться. А то, что он получил от сержантов, это неизбежное зло, вроде желтой карточки в футболе или удаления в хоккее.
Ладно, а что дальше? Как долго он еще пробудет в этой реальности? Внезапно в голове промелькнула мысль, от которой Алекса, несмотря на адову жару, сразу бросило в холодный пот. Он вспомнил американский фильм, «День сурка», герой которого застревает во времени и раз за разом возвращается в один и тот же день. Так что, если с ним самим случилось нечто подобное? Непонятно, что с ним вообще случилось в привычной для него реальности. Может быть, там он уже мертв и ему просто некуда возвращаться? Или лежит в коме, а его тело безнадежно искалечено, так, что попадание в собственное прошлое, это еще очень неплохой вариант. Вопрос в том, сколько он еще здесь пробудет. Может, вообще, заснет, а проснется в своей квартире, и окажется, что все, происходящее с ним сейчас, просто дурацкий сон. Во всяком случае, в это хотелось верить.
 - Что, ты стал борзым, Терехин?
Алекс вздрогнул. Сидевший рядом с ним Кервенов ехидно улыбался. Впрочем, в поведении черпака не читалось никакой агрессии.
 - Ну, прямо уж так и борзый.
 - Все равно, борзый.
 - Это почему же?
 - Зубов побил? (Алекс кивнул) Мамедов побил? (Алекс опять кивнул)
 Мамедов - азербайджанец ростом чуть-чуть повыше Алекса и субтильного телосложения. «В той жизни» после прихода из карантина в часть Алекса охватила странная апатия, что не ускользнуло от внимания некоторых сослуживцев. Этот момент он помнил немного смутно, кажется, некоторые старослужащие-азиаты, не будем употреблять неполиткорректных слов, вроде «бабаи», пару раз натравливали Мамедова на него, как-бы и в шутку, а как-бы и не совсем. И в вагончике Мамедов при полном одобрении окружающих пару раз делал ему проход в ноги и валил на пол. Кое-что он делать умел, вот только ему банально не хватало силы. После этих проходов в ноги Алекс просто подминал Мамедова под себя. А еще он выполнял эти проходы в ноги настолько коряво и медленно, что в обычной драке Алекс просто заехал бы ему с ноги в голову. Но как-то они сцепились, Алекс уже не помнил, из-за чего, и он врезал Мамедову кулаком по зубам, после чего тот прекратил все эти наезды.
 - Нагорный побил? (он опять кивнул)
Этого тролля Алексей помнил. Не то из Харьковской, не то из Сумской области. Довольно крепкий. Уверенный в себе, даже, нагловатый. Коммуникабельный, из тех, что всегда знают, как с кем следует себя вести, и хорошо уживаются в любом коллективе. «Первый парень на селе» - это как раз про таких. Такой четко чувствует расстановку сил, перед сильным будет пресмыкаться, зато слабого без всякого зазрения совести будет топтать ногами. Они только-только пришли из карантина в часть. Еще даже не работали, только прослушали какой-то инструктаж по технике безопасности. Их призыв сидел за ротой в курилке, небольшой круглой деревянной беседке, как вдруг Нагорный изрек: «Послушай, Терехин, вот почему ты такой тормоз? Тебя что, мамка в детстве дерьмово вылизала?» (Вместо слова «дерьмово» он употребил другое слово, из разряда матерных). Алекс прикинул. Два года. Только пришли в часть, а этот уже пытается его чмырить. В восьмом классе он уже приобрел кое-какой негативный опыт человеческих взаимоотношений, когда все или почти все члены коллектива норовят тебе сделать гадость, и хорошо знал, каково это, оказаться в таком положении. Но то школа, тут можно прийти домой и закрыть дверь на ключ. Или вообще рассказать про свои проблемы родителям. А тут армия, тем более, стройбат, куда попадают, пройдя определенный негативный отбор. Что ж дальше-то будет? Станут чмырить, налепят какую-нибудь идиотскую кличку, сделают объектом садистских шуточек? Нет. Этого нельзя допускать ни в коем случае, и пресечь это нужно сейчас, пока процесс еще не запущен. Нагорный сидел, нахально ухмыляясь, довольный произведенным впечатлением. Дальше все произошло очень быстро. За какие-то доли секунды прикинув это все в уме, Алекс метнулся к Нагорному и заехал тому кулаком в лицо. Раз, и тут же еще. К его удивлению, Нагорный даже не попытался ударить. Вместо этого он только закрывал руками лицо. Насколько все быстро началось, и столь же быстро их растащили. Проходивший мимо черпак Щербанюк, здоровый, мордатый сибиряк, пару раз заехал Алексу кулаком в грудак со словами «Вы что, духи, совсем одурели» (тут он тоже употребил немного иное слово). Оказавшись в безопасности, Нагорный заявил, что они еще разберутся. Но, за все два года службы он никогда более не оказывался у Алекса на пути.
Вспомнив Нагорного, Алекс отметил интересную закономерность. Все эти весельчаки-балагуры, любящие поприкалываться над тем, кто явно слабее, на поверку оказываются рафинированными трусами. Всегда такие веселые, оптимистичные, уверенные в себе, зачастую – всеобщие любимцы, в критические моменты их перемыкает, и они думают только о том, как-бы спасти собственную шкуру.
 - Термечиков бил?
С киргизом Термечиковым вышла немного курьезная история. На Байконуре пить сырую воду нельзя, можно запросто подхватить гепатит. На стройплощадке была бочка, куда специально выделенный для этого солдат ежедневно заливал отвар из верблюжьей колючки, именуемый чаем. Как-то раз, когда третий взвод приехал на работу, возле той бочки выстроилась очередь из духов (молодые и черпаки, наплевав на запрет, пили воду из колонки). Заняв очередь, Алекс отошел то ли по нужде, то ли поболтать с кем-то из земляков. Когда он вернулся, за ним стоял киргиз Термечиков. Приземистый, ширококостный, чем-то похожий на Жолдубаева. Пояснив, что он занимал очередь, Алекс встал на свое место, и тут же ощутил недружелюбный толчок в спину.
 - Ты чего? – спросил он, оборачиваясь.
 - Ти борзый?
 - А в чем дело?
 - Я спращиваю, ти борзый?
Алекс опять объяснил, что он занимал очередь, просто на некоторое время отошел. Термечиков этого не понял. Алекс заметил, что он злится.
 - Пащли, атайдем – предложил киргиз.
Они отошли за питьевой пункт. Термечиков снова высказал претензии, сводившиеся к одному – «ты борзый, ты меня не уважаешь», и тут же с размаху залепил Алексу боковой в челюсть. Получилось весьма чувствительно. Алекс переложил фляжку из правой руки в левую, и также заехал Термечикову по зубам. Получилось коряво, но сильно. Схватившись за челюсть, кочевник завыл.
И тут к своему ужасу Алекс заметил, что за этой несуразной сценой пристально наблюдает вышедший из строительного вагончика сержант Чирков.
 - А ну, оба ко мне!
Они подошли. Сержант потребовал объяснений.
 - Он первый начал (совсем, как в школе)
Алекс сбивчиво пытался объяснить, что произошло, хотя произошедшее слабо поддавалось логическому объяснению, у каждой из сторон конфликта имелась своя персональная правда, не стыкующаяся с правдой противоположной стороны.
Дальше Чирков рявкнул на одного и второго, дал каждому в грудак. Грязно выругался, чем-то там пригрозил.
 - В строй бегом марш! Чтоб я вас больше не видел.
Теперь Кервенов напомнил ему о том случае.
- Смотри. Мамедов побил. Нагорный побил. Зубов побил, а он черпак, значит, ты борзый. Скажи, ты на гражданке и боксом, и борьбой занимался?
 - Да, Кервеныч, занимался. Но психика у меня добрая.
Кервенов хитровато улыбнулся.
 - Азер побил, хохол побил, киргиз побил, сибиряк побил. Борзый.
Я толерантный мизантроп, подумал про себя Алекс, ненавижу людей, независимо от их национальности, вероисповедания, цвета кожи, и прочих цивилизационных условностей.
После ужина Алексей попросил у одного из солдат ручку, и нарисовал у себя на левой ладони кругленький смайлик – улыбающуюся мордочку.
Младший сержант Андрейченко расхаживал перед шеренгой солдат, построившихся на взлетке. Как и многим психопатам, ему нравилось руководить людьми.
 - Спичка горит 45 секунд. За это время солдат должен раздеться, разуться, сложить форму на табуретку и лечь в кровать. Рота! Отбой! Время пошло!