Третье желание

В пятницу Виктору предстояла поездка в небольшой провинциальный городок N - друг зазывал в гости. Их дружба, прошедшая испытание временем, теперь горела неярким, но ровным неугасимым пламенем. С Володькой они запросто могли месяца два-три не видеться и даже не созваниваться, но встретившись, начинали разговор с запятой - так, как будто прервались только вчера. Виктор любил бывать у него. Просторный дом, уютный сад, обильный вкусный ужин, дополненный необходимой дозой хорошего алкоголя, неспешная беседа и лёгкая приятная ностальгия по безвозвратно ушедшей юности, - всё это делало их редкие посиделки желанными, а неизбежные расставания досадными и временными.
Володька был давно и несокрушимо женат. В его семье росли два белоголовых, парня, удивительно схожих между собой. Их разделяла разница в шесть лет. Младший, обожавший брата, копировал его во всём. Старший же снисходительно покровительствовал мелкому, иногда играя с ним. Когда они были маленькими, Виктор поражался диким крикам, визгам, грохоту и вою, которые доносились из-за закрытой двери детской. Но на обеспокоенный вопрос Виктора: «Им плохо?», - отец невозмутимо отвечал: «Не-е-ет. Им хорошо». И действительно, мальчишки вылетали из комнаты, распаренные, но весёлые и довольные с пистолетами или световыми мечами в руках. Они быстро глотали за столом всё, что им было предложено и, отловив улизнувшую кошку, отправлялись на новую битву.
Жена Наталья – Таша – невысокая симпатичная женщина была приветлива и ненавязчива. Она накрывала на стол, немного сидела с мужчинами, а потом, сославшись на свои дела, оставляла их.
Виктору было хорошо и спокойно в этом славном тёплом доме, и он искренне считал, что именно так должно выглядеть настоящее семейное счастье. А ещё в такие вечера он сам себе казался чуточку влюблённым в жену друга, но никогда, никому, ни под какими пытками не признался бы в этом. Виктор совершенно точно знал, что не только сам никогда не предаст Володьку, но так же был уверен и в Таше. Недостижимость и обречённость делали эту страсть сладостно-мучительной. Он наслаждался своей невысказанной любовью и благородством, постепенно уверив себя, что одинок исключительно потому, что не смог найти такую, как она.
Но истина заключалась немного в другом. Его отношения с противоположным полом складывались всегда по одному, крайне скверному сценарию - он, как магнитом, притягивал к себе женщин глубоко несчастных либо вследствие своего недалёкого ума, либо бесхарактерности, либо подверженности пагубным страстям. А поскольку базовым свойством характера Виктора была доброта, он ощущал неискоренимую потребность немедленно бросаться бедолагам на помощь, спасать, вытаскивать их из запутанных житейских передряг. Рядом с ним дамочки какое-то время отдыхали, приходили в себя, даже пытались встать на путь исправления, но через какое-то время всё равно скатывались в своё привычное и уютное болото, затягивая за собой и мягкосердечного Виктора.
На одной из них его угораздило даже жениться сразу после возвращения из армии.
***
Вечеринка по поводу его дембеля затянулась, и на исходе второго дня вся их тёплая компания очутилась в ночном клубе. Там к ним незаметно присоединилась симпатичная девица, которая лихо отплясывала на танцполе, непринуждённо расправлялась с банками тоника и призывно хохотала, запрокидывая голову. Виктор, как зачарованный смотрел на её нежное беззащитное горло, глупо улыбался и отвечал невпопад, чем веселил девицу ещё больше. Естественно он вызвался её проводить. По дороге девица, повиснув на Викторе, рассказала душещипательную историю о «бесчеловечных предках», которые её не понимают, постоянно беспричинно придираются и критикуют, «вконец достали», да так, что она не хочет идти домой. Виктор предложил ей пойти к нему, девица не возражала, и там всё закончилось вполне предсказуемо. После чего она горько разрыдалась и призналась, что беременна от «одного козла», но он её бросил, как только узнал о ребёнке. Виктор, расслабившийся и умиротворённый после счастливо разрешившегося длительного воздержания, особо не раздумывая, предложил девице своё плечо, кошелёк, квартиру и сердце.
Довольно быстро выяснилось, что девица - особа весьма ленивая. Она спала до обеда, ничего не делала по дому и при любом удобном случае линяла к подружкам. О работе говорить не приходилось – у неё была классная отмазка: «Кто меня возьмёт беременную». При попытке Виктора поговорить или, не дай Бог, указать, девица начинала кричать, жалуясь на своё зависимое положение, одиночество, несчастную судьбу, козырной картой, естественно, была беременность, а завершалось всё неизменно бурным слёзотечением. Она так ловко и точно играла на самых трепетных струнах души Виктора, что тот сразу сдавался и смиренно просил у неё прощения.
Родители её, наоборот оказались вполне адекватными людьми, просто уставшими от похождений и выкрутасов единственной доченьки. Они так обрадовались её первому вменяемому парню, что сразу и безоговорочно приняли его любимым зятем, несмотря на то, что расписываться пара не спешила. Но опять не по вине Виктора – девица не пожелала блистать на свадьбе с пузом. Родители тащили в дом продукты, подкидывали денег, клятвенно клялись всячески помогать с ребёночком, когда тот родится, и слово своё сдержали.
Через пять месяцев по плану в квартире поселился толстощёкий, круглосуточно орущий, мальчик. Девица в первую же ночь вырубилась и категорически отказалась вставать к сыну. Виктор сам разводил смесь и кормил малыша через соску, после чего наступала недолгая передышка. Пару раз он, вдохновлённый видом сопящего младенца, укладывал его в кроватку и пытался сам прилечь, но буквально через полчаса снова подскакивал от пронзительного крика.
Под утро, вымотанный донельзя бессонной ночью, он так и уснул, сидя на диване, с ребёнком на руках.
Материнский инстинкт не проснулся у девицы ни на второй, ни на третий день, ни через неделю. Она редко и неохотно брала ребёнка на руки, неумело переодевала и брезгливо отворачивалась, когда нужно было поменять подгузник, предпочитая перепоручить кому-нибудь это грязное дело. Зато её страницы в социальных сетях под хештегом #мамочкамалышлюблюнемогу# были заполнены бесконечными вариациями на темы: «Я и коляска», «Я и бутылочка», «Я и сыночек».
Мать девицы сначала приходила к ним на весь день - нянчилась, готовила, убирала, потом, увидев, как Виктор, придя с работы, уснул над тарелкой с супом, вовсе забрала внука к себе. А поскольку никто особо не возражал, он так дальше и рос у бабушки с дедушкой. Родители приходили поиграть и погулять с сыном, изредка забирая его на пару дней домой.
Только через год после грандиозного скандала, который устроили родители девицы, её удалось вытолкать на работу. Она долго дулась, изображала из себя жертву произвола, требуя компенсацию в виде новых шмоток, косметики и свободных денег на карманные расходы. Но очень скоро девица втянулась, завела себе новых подружек, не обременённых семьёй и детьми, и частенько стала задерживаться по вечерам, объясняя ответственностью и большим объёмом заказов. Первое время Виктор радовался её рвению, надеясь, что она, наконец, повзрослела. На законный вопрос, почему она пришла за полночь и от неё несёт спиртным, девица без смущения отвечала, что они с девчонками немного расслабились после напряжённого рабочего дня. Это продолжалось до тех пор, пока на телефон Виктора не пришло несколько фотографий, на которых совершенно отчётливо было видно, где, как, а главное, с кем девица работает. Причём сообщение пришло с номера её закадычной подруги.
Снова был скандал, девица в слезах убежала жить к родителям, а Виктор впервые попытался поискать утешения на дне стакана. Но и анестезирующее действие алкоголя не помогало ему забыть о пустом доме, давно осиротевшей кроватке сына (он сразу признал мальчика своим), его игрушках, несбывшихся надеждах на любовь, счастье и крепкую семью. Виктор стал пить сначала у друзей, потом у их друзей, а после и вовсе в каких-то неизвестных ему компаниях. Он невероятно быстро опускался, ходил в нелепой грязной одежде, не брился и грузнел. В этот период Виктор совершенно перестал общаться с Володькой, стыдясь показаться перед Ташей таким непрезентабельным.
В одном из шалманов однажды его и нашёл отец девицы. Он буквально за шиворот выволок оттуда Виктора, притащил домой, засунул под струю ледяной воды и терпеливо просидел несколько часов, дожидаясь пока он проспится. Когда же Виктор открыл глаза и оторвал от подушки тяжёлую голову, удивляясь, как он здесь оказался, тесть заставил его поесть, налил большую чашку горячего, крепкого сладкого чая и лишь после этого начал тяжёлый мужской разговор. Если выпустить все непечатные выражения, общий смысл звучал примерно так:
«Да, с дочерью они с женой где-то проморгали, получилась она у них редкостная дрянь. В кого только? Но ведь теперь это дело его - мужа держать её в узде и воспитывать. Она молодая, глупая, Виктор должен быть мудрее, его долг показать пример. А он сам что творит?! С кем связался?! Стыд и позор! Что за мужик?! Расклеился, как баба! Неужели самому не противно?!»
- Противно, - повинно склонив голову, соглашался Виктор.
- А раз противно, то надо делать что-нибудь! – начал заводиться тесть.
- А что? – в отчаянии спросил Виктор, впервые подняв глаза.
- Для начала скажи мне, только как на духу. Ты её ещё любишь?!
- Люблю, - совершенно искренне ответил Виктор.
- Жить с ней хочешь?!
- Хочу.
Тесть выдохнул с заметным облегчением, быстро взял себя в руки и продолжил суровым, но отеческим тоном.
- Тогда перво-наперво, сына заберите, нечего ребёнку при здоровых живых родителях по бабушкам-дедушкам жить. Да и девице будет чем заняться. Пусть о сыне думает, а не о гулянках. Денег ей в руки не давай, за все покупки требуй отчёта, телефон проверяй, её подружек-потаскушек в дом не пускай. Да и зарегистрируйтесь уже, наконец! А то, что это за семья? Срам один!
Виктор не возражал, и они расстались довольные, крепко пожав друг другу руки на прощание.
Вечером вернулась девица с сыном. Она была так непривычно тиха, и покладиста, а сын так трогательно лепетал, увлечённый своими позабытыми игрушками, что Виктор, заново поверивший в возможность тихого семейного счастья, сам попросил у неё прощения. Девица милостиво его извинила, и они, начали отношения, как будто с чистого листа, а через неделю отнесли заявление в ЗАГС. Регистрацию поставили на начало августа, и девица погрузилась в свадебные хлопоты.
Видя столь желанные перемены, Виктор решился исполнить своё давнее намерение – поступить заочно в институт, чтобы к своему среднему специальному образованию добавить высшее. Это далось ему без особого труда, и к свадьбе он уже был студентом старейшего технического ВУЗа.
Гуляли с размахом, в соответствии с фантазиями новобрачной и амбициями счастливой тёщи. Виктор покорно выполнял всё, что от него требовали, не желая хоть чем-нибудь расстроить их в такой счастливый день. Только иногда, поглядывая на часы, он с тоской думал: «Когда же всё закончится?»

Сразу после свадьбы молодые уехали в отпуск на деньги, которые подарили тесть и тёща, а по возвращению зажили в меру спокойной, жизнью. Жена видимо остепенилась, нехотя, всё же начала готовить, сменила работу, но по-прежнему продолжала клянчить деньги на шмотки, часами зависать в телефоне и при удобном случае скидывала сына на мать. Мальчик быстро выучился манипулировать взрослыми, рос ленивым и капризным. Любая попытка Виктора заняться его воспитанием заканчивалась искренним возмущением тёщи, она запальчиво уверяла, что, поскольку он не отец, то и не может знать, как надо. Жена равнодушно молчала, тесть обречённо махал рукой, и Виктор отступился.
Он снова стал ездить в гости к другу, подмечая и немного завидуя тёплому дружескому общению Володьки с сыновьями. Таша не раз предлагала Виктору приезжать с семьёй, уверяя, что они обязательно все подружатся, но он уворачивался от приглашений.
Постепенно Виктор поверил в стабильность своей семейной жизни и вплотную занялся учёбой. На работе заметили его рвение и ответственность, стали продвигать по службе.
Передышка длилась полтора года.
В тот день Виктор неожиданно быстро сдал последний экзамен сессии – молодой преподаватель, не желая несколько часов вытягивать сбивчивые неуверенные ответы из взрослых дядек и тётек (большая часть заочников была возрастная), предложил всем, кому достаточно «тройки», подать зачётки. Человек пятнадцать сразу сорвались и, довольные своим везением, свалили из аудитории. Затем преподаватель сказал, что те, кто уверен в своих знаниях на «четвёрку» тоже могут подойти. Ещё с десяток человек ушли. Остались только шестеро самых упёртых, которые твёрдо рассчитывали на «пятёрку». Среди них был и Виктор. Преподаватель  погонял их по материалу и вывел каждому в зачётке заслуженное «отлично».
Виктор вышел из института, довольный подставил лицо под весеннее солнышко, прищурился, размышляя, как сейчас неожиданно ввалится домой. Жена сегодня не работала, и, наверняка, ещё не вставала. Он представил, как нырнёт к ней под одеяло и разбудит её тёплую, разомлевшую ото сна. А потом они наградят себя редким ничегонеделанием - проведут день в постели, наслаждаясь друг другом, включат фильм, выпьют вина, насорят крошками в постели, а вечером вдвоём сходят за мелким и завалятся в какую-нибудь кафешку с детской площадкой. Они так давно никуда не ходили все вместе!
С этими мыслями он заскочил в магазин, купил вина, мяса, фруктов, выбрал тортик…
Тишину квартиры нарушали странные размеренные звуки. Только споткнувшись в прихожей о чужие мужские ботинки, Виктор понял, что они обозначают. Совершенно неожиданное увлечение здоровым образом жизни с непременным посещением тренажёрного зала четыре раза в неделю, внезапные вызовы на работу в выходной, якобы заменить заболевшую коллегу, снова начавшиеся задержки, ночные СМС-ки, отвечая на которые жена загадочно улыбалась и отворачивала экран, постоянное недомогание, когда Виктор просил её о близости, - всё, что он давно уже подмечал, сразу, как пазл, сложилось в стройную однозначную картину. Он посмотрел в зеркало и машинально провёл рукой по голове, как будто проверяя наличие пресловутых отростков из анекдотов. Их, естественно, не было. Не желая становиться героем пошлого сюжета: «Не ждали», он не пошёл в спальню, а двинулся прямиком в кухню.
Виктор поразительно спокойно, удивляясь сам себе, не спеша разобрал пакет, сложил продукты в холодильник, поставил чайник и уселся в ожидании. Возня в спальне прекратилась, послышались звуки поспешных сборов, обрывки негромкого разговора, а через несколько минут в проёме двери нарисовался мужик, застёгивающий джинсы. Наверное, с женской точки зрения он был красив, Виктор автоматически отметил завидные бицепсы на руках и рельефные кубики пресса на животе. Из-за его спины выглядывала растерянная жена.
- Упс! – выдохнул мужик, озадаченно развёл руками и совсем по-детски пожал крепкими плечами, покрытыми густой рыжей растительностью.
Жена, обманутая внешним спокойствием Виктора, протиснулась вперёд и начала без умолку молоть что-то про «тренера»… «показывал новый комплекс»… «ты всё не так понял»… «хотела похудеть к лету»… «для тебя же, дурака, старалась»…
Виктор ничего не слышал, а только смотрел на её открывающийся и закрывающийся рот, губы, кривящиеся в фальшивой улыбке, пытался поймать постоянно ускользающий взгляд. Мужик в это время быстренько оделся и со словами: «Ну, вы сами здесь как-нибудь разберитесь!», сбежал, хлопнув дверью.
Виктор, не придумав ничего более оригинального, снова ушёл в запой. Он каким-то чудом ходил на работу, выплывая ненадолго из алкогольного дурмана, чтобы сразу после нырнуть обратно в его спасительное забытьё. Он пил со всеми, кто предлагал, всё, что наливали и везде, куда заносило его.
Однажды он гулял с компанией в городке, где жили Володька с Ташей (к ним он, разумеется, не собирался показываться).
Он смутно помнил, как пил, как пойла не хватило, и как он вызвался пойти купить ещё, как вышел на ночную улицу, скупо освещённую одиноким фонарём, как к нему подошли несколько хамоватых подростков и…
…Дальше была темнота…
Очнулся Виктор на земле в чём-то липком. С трудом сел. Голова здорово болела и была такая тяжёлая, что он еле удержал равновесие, чтобы снова не упасть. Виктор ощупал затылок. Там, где мозжило больше всего, волосы слиплись комом. Виктор скривился от боли и судорожно вдохнул воздух сквозь стиснутые зубы. Постепенно стало приходить понимание произошедшего - малолетние гопники избили его. Виктор огляделся. Улица была смутно знакомая, но он никак не мог сообразить, в какую сторону ему теперь идти. Виктор охлопал карманы в поисках телефона, но ни его, ни бумажника, ни связки ключей от дома и машины так и не нашёл. Собравшись с силами, он упёрся обеими руками и попытался встать. Но тут увидел, что на ногах нет ботинок, очень удивился и замер. Его тут же повело, и он рухнул обратно. Некоторое время Виктор полежал, переводя дух. Но июньские ночи были ещё слишком холодными для отдыха на земле. Пришлось подниматься…
В глазах чернело, вспыхивали радужные искры, в затылке противно тукало, но он, сдерживая рвотные позывы всё же встал, выпрямился и медленно двинулся в направлении, которое выбрал по причине, ему самому неизвестной. Идти приходилось осторожно, потому что дорога коварно подставляла то бугры, то выбоины, при этом ещё нещадно раскачивалась. Устав распутывать свои ноги и бороться со зловредной дорогой, Виктор плюхнулся на первую попавшуюся лавочку у подъезда. Он с облегчением откинулся и закрыл глаза, чтобы остановить тошнотворное кружение деревьев, домов и столбов…
Время услужливо замерло в его вселенной, и он ненадолго забылся.
Но ночная прохлада бесцеремонно начала ощупывать его своими ледяными пальцами. Он вздрогнул, открыл глаза и только сейчас заметил, отсутствие и кожаной куртки.
Виктор сосредоточился… медленно осмотрелся, прищуриваясь и морща нос… И тут ему пришло радостное озарение – он находится в квартале от дома друга. Ноги сами принесли его сюда.
Виктор поднялся и, как ему казалось, уверенно направился вперёд. Хотя со стороны зигзаги и петли, которые он выписывал, кренясь то в одну, то в другую сторону, выглядели несколько хаотичными, всё же, держа как маяк перед собой синюю крышу Володькиного дома, Виктор медленно, но верно приближался к нему.
Отколупав калитку, он прохромал по кирпичной дорожке к дому и уже собирался позвонить, когда сообразил, что не сможет в таком виде показаться перед Ташей…
Ситуация была безвыходной, ему оставалось только обессилено опуститься на крыльцо, привалиться к двери и обречённо закрыть глаза…
Внезапно дверь открылась, и Виктор повалился прямо под ноги поражённой Таше. Она охнула, засуетилась вокруг него, выспрашивая, что с ним произошло и как он здесь оказался. Виктор не мог отвечать, а только глупо счастливо улыбался. Она помогла ему подняться, провела на большую кухню, которая занимала почти полностью первый этаж и, снова разохавшись, обработала рану на затылке и несколько глубоких царапин на лице, о которых Виктор даже не догадывался. Она хотела позвонить в Скорую и полицию, но Виктор осторожно помотал головой и, с трудом разлепив губы, сказал, что всё хорошо и попросил дать ему отлежаться до утра. Таша принесла подушку, плед, устроила его на диване и ушла.
Утром первым пришлёпал на кухню старший сын Володьки – нескладный непропорционально вытянувшийся подросток. Он очень удивился и пошёл докладывать родителям о дяде Вите, который каким-то волшебным способом материализовался на их диване. Но со взрослыми было, как обычно, неинтересно и скучно - они уже всё знали. Отец встал, оделся и быстро спустился вниз. Таша переждала минут через двадцать и заглянула на кухню. Володька кивнул ей, и она проскользнула внутрь, одобрительно отметив краем глаза, аккуратно сложенные на диване подушку и плед. Виктор сидел за столом. Под его левым глазом светился налившийся фиолетовым фингал, опухшее лицо наискосок прочертили подсохшие царапины. И весь вид у него был хоть и виновато-понурый, но всё же немного комичный. Таша, едва сдерживаясь, прятала улыбку, пока накрывала на стол. А когда уселась, иронично поинтересовалась.
- Вить, а ты чего не позвонил то? Я вдруг проснулась посреди ночи. Лежу, сна ни в одном глазу. Думаю: «Какого чёрта?!» Потом, сама не знаю почему, пошла к дверям, проверить. А там ты сидишь. А если бы я не открыла? Ты бы так и просидел на крыльце до утра?
- Угу, - Виктор с готовностью мотнул головой и тут же скривился от боли.
- Ненормальный, - поставила диагноз Таша и пошла поторопить детей.

Виктор снова вернулся домой.
Кое-как они прожили ещё почти год, пока в один прекрасный день девица сама не ушла. Он её не удерживал.
Началась новая жизнь, или, может подзабытая старая – до девицы. Виктор вновь погрузился в работу и учёбу, заметно подтянулся, прикупил одежды на внезапно появившиеся у него свободные деньги. С тестем и тёщей остались ровные практически родственные отношения. Сына Виктор не забывал, исправно платил алименты, приходил в гости, дарил подарки. Но близкими они так и не стали.
Он снова, как раньше, часто и с удовольствием ездил к другу.

***
Примерно через полгода Таша обеспокоенно спросила у мужа о Викторе. Она заметила, что в последний раз он был отёкший, с замазанными пожелтевшими синяками под глазами и в грязноватой обвисшей одежде.
- Он болеет или опять вляпался в «комитет спасения»?
Володька подтвердил её худшие предположения и рассказал, что на какой-то посиделке в мутной компании Виктор оказался в центре скандала. Один из гостей взревновал свою сожительницу и прямо за столом устроил ей разборки. Страсти разгорелись, и он заехал подруге в глаз. Виктор, уже изрядно набравшийся, не смог остаться в стороне. Началась драка. Парней почти сразу растащили, но оба успели оставить боевые отметины друг другу. Сожитель, сплюнув, ушёл, а подруга, размазывая пьяные слёзы, завыла, что он теперь непременно убьёт её. Благородный рыцарь, естественно, вызвался проводить несчастную до дома, да и остался там.
В себя он пришёл только утром, но отступать было не в его правилах.

В обветшалом доме осталась всего одна комната, пригодная к проживанию, и в ней ютились четыре поколения новой семьи Виктора. Высохшую бабку, тихо лежавшую за занавеской, он практически не видел. Но, зато её дочь, толстая неопрятная женщина - мать его новой подруги – слышна была круглосуточно. Она говорила деления на три-четыре громче, чем хотелось бы. Проще сказать, она всё время орала, и это была её обычная манера общения. Вслед за ней орали и все шестеро детей, обитавших в доме. Впрочем, от бардака, который они ежедневно устраивали, казалось, что их гораздо больше. Виктор с трудом разобрался, кто кому кем приходится. У его новой подруги было две сестры, одна постарше, другая совсем ещё девочка, умело верховодившая шайкой, из пятерых племянников.
От постоянного шума у Виктора болела голова, в глазах рябило от нескончаемого мелькания новых родственников, но подруга наотрез отказалась покидать отчий дом, уверяя, что без её присмотра бывший обязательно подожжёт его. Тогда Виктор с энтузиазмом принялся за спасение бестолкового семейства. Он обследовал дом, придя к печальному выводу, что приличный ремонт обойдётся примерно, как строительство нового. Вздохнув, он прикинул необходимые работы, составил смету и поделился своими мыслями с подругой, которая пришла в восторг. Решено было взять кредит, который, конечно же, они все вместе быстро отдадут. Виктор сейчас в отпуске, он безотлагательно займётся ремонтом, чтобы к Новому году у их маленькой семьи была отдельная комната. Вечером она торжественно объявила обо всём домочадцам. Мать завизжала с причитанием, что Виктор «их спаситель!», что «ему воздастся!» И всё рвалась расцеловать ненаглядного «зятя». Немного успокоившись, родительница прокричала, что это необходимо отметить и, облегчив кошелёк Виктора на приличную сумму, отправилась в магазин.
Отмечание получилось суетным и шумным, не обошлось без обязательной драки. Подруге Виктора категорически не понравилось, слишком тёплое выражение благодарности, которое позволила себе её старшая сестра. Они сцепились, выдирая друг дружке волосы, при этом грязно ругались, припоминая все свои детские обиды. Виктор бросился их разнимать, но получил острыми ногтями от обеих. Эта безобразная сцена, похоже, никого, кроме Виктора, не смутила. Мать продолжала задумчиво жевать, изредка поднимая на дочерей мутные глаза, а дети с интересом разглядывали расхристанных мамок.
Назавтра, намереваясь немедленно приступить к задуманному, Виктор с самого утра съездил в банк, оформил кредит и, закупившись первыми необходимыми материалами, к обеду вернулся домой. Хотя женщины к этому времени уже немного пришли в себя, они не сразу вспомнили о поводе, по которому вчера так замечательно посидели, и даже поначалу немного удивились. Но, поправившись пивом, с новым восторгом принялись, перекрикивая друг друга, обсуждать грядущий ремонт, проталкивая свои хотелки и полубезумные идеи. Прооравшись вволю, они с энтузиазмом взялись за дело и начали с помещения, которое когда-то служило кухней. Виктор вкрутил в одинокий патрон лампочку, впервые за многие годы осветив помойку, безмятежно расстилавшуюся холмами и горами вокруг. Он сделал замеры окна, в прогнившие рамы которого вместо стёкол были вставлены куски фанеры, картона и шифера, осмотрел лопнувшие трубы, прикидывая, сколько уйдёт на сварку. Женщины обдирали остатки обоев, которые клоками свисали со стен, отбивали грязную облупленную плитку и собирали мусор, в большие мешки. Дети, увлечённые небывалым кипежом, рвались поучаствовать в нём, но их не пускали в неотапливаемое помещение. Они просовывали свои чумазые лохматые головёнки в проём двери и норовили выхватить из мусорных пакетов всё, что казалось достойным внимания. Облезлые машинки без колёс, стаканчики из-под йогурта, фантики, грязная оранжевая бесхвостая и безглазая лиса, сколотая тарелка, одинокий сандаль, палка от швабры и другие сокровища незаметно перекочевали под кровати, за диван, под лестницу и в другие многочисленные укромные уголки их неухоженного дома.
Ранние декабрьские сумерки наступили быстро. Уставшие, но довольные они свернулись, решив, что на первый раз вполне достаточно. Собирая ужин на стол, мать снова достала бутылку, и словами « с почином» началась новая серия отмечания.
С этого дня у них так и повелось. Работы по преображению дома непременно завершались громкими, пьяными отмечаниями. Причём всё чаще Виктор занимался ремонтом в полном одиночестве – женская половина утром с трудом поднимала себя на работу. В выходные дамочки приходили в себя только после обеда. Жалуясь и ворча, принимались за дело, но им быстро надоедало, и они, по очереди отмазываясь срочными делами и заботами, снова оставляя Виктора одного. Кредитные деньги катастрофически таяли, а ремонт практически не двигался, так и застряв на кухне. Зато, когда пришло время платить первый взнос, ни у кого не нашлось денег, и Виктор закрыл его сам.
Новый год Виктор встречал на работе, и был даже рад, что так выпали смены. Во время небольшого перекура он стоял около окна, разглядывая букеты фейерверков, расцветающие в чёрном небе над городом, и думал, что это едва ли не первая его трезвая ночь за прошедший месяц. Он набрал Володьку, поздравил его и семейство с праздником. Они немного поболтали. В трубке хорошо слышны были взрывы хохота, звон бокалов, Виктору показалось, что он расслышал голос Таши. Володька взял с него слово, что Виктор обязательно приедет на выходном.

Дня через два они снова сидели на кухне у Володьки. Таша в этот раз никуда не ушла. Она немного выпила с мужчинами, остроумно поддерживала разговор, периодически обрывая себя сетованиями, что Виктор ничего не ест. На кухню зашёл их старший сын - высокий крепкий юноша. Он был уже студентом и приехал к родителям на каникулы. Таша, едва достающая сыну до плеча, смешно захлопотала вокруг своего «солнышка», но «мальчик» пробасил, что есть не хочет, пойдёт к друзьям и будет поздно.
После его ухода разговор, естественно, перешёл на новое поколение. Вечное противостояние отцов и детей обсуждалось бурно и эмоционально. Напрасно Таша пыталась убедить мужчин, что так было всегда, отцы были неколебимы: «Вот в наше время!...», «Нет, мы такими не были!»
Устав с ними спорить, Таша обозвала обоих «дедами» и «пеньками старыми». Володька немного обиделся и заявил, что с её воспитанием и потаканием она сама скоро станет бабушкой. На что Таша рассмеялась и ответила:
- Я буду не бабушкой, а женой дедушки.
Они ещё долго болтали, легко перескакивая с одного на другое - фильмы, загадки вселенной, книги, любимые с юности рок-группы, тайны человечества...
Вечер, как всегда, удался.
Когда Володька за чем-то вышел, Таша осторожно спросила у Виктора.
- У тебя всё в порядке?
- Да. А почему… спрашиваешь? – он всегда заминался и проглатывал прямое обращение к ней, не определившись, называть её на «вы» или на «ты».
- Ты стал очень громко говорить. У тебя точно всё в порядке со слухом?
- Точно, - насупился Виктор.
Таша извинилась, постелила ему на диване, попрощалась и ушла.
Мужчины остались вдвоём, и долго ещё Таша слышала снизу приглушённый бубнёж Володьки, перекрываемый крикливым голосом Виктора.

Домой Виктор ехал с твёрдым намерением положить конец ежедневным попойкам. Но противостоять трём женщинам долго не смог. Их не останавливали ни уговоры, ни угрозы, ни собственные дети. Они не пили, только расходясь на работу или, когда заканчивались деньги.
Жизнь превращалась в серый и безысходный «день сурка». Виктор ещё пытался что-то делать по дому, урывая время между работой. Но ремонт требовал всё больших непредвиденных расходов, а кредитные деньги уже подходили к концу. Его подруга, выпив, стала превращаться в буйную истеричку. Она доставала Виктора своими упрёками, ныла, жаловалась и оскорбляла его, не выбирая выражений. Он уже с трудом сдерживался, и, однажды, когда она набросилась на него, метясь в глаза своими острыми ногтями с облупленным лаком, Виктор оттолкнул её. Подруга не удержалась на ногах и упала с громким воем.
- Ааааа! Убил! Убил! – надсадно заорала она.
Дети, привычные к разборкам, тихо захныкали. Хмель мгновенно слетел. Виктор, никогда в жизни не ударивший женщину, стоял потрясённый. Он бросился к подруге, поднял её, умоляя простить его.
Он не хотел!
Он нечаянно!
Он не знал, как так получилось!
Это никогда больше не повторится!
Они помирились, закрепили, выпив друг за друга, «за семью», «за любовь», «за мир» и ещё много-много за что, да так, что на утро Виктор совершенно не мог вспомнить, что же вчера произошло. В памяти осталось только тягостное ощущение чего-то чрезвычайно неприятного и непоправимого. Он чувствовал себя глупой рыбой за толстыми мутными стёклами аквариума, он задыхался, тонул, не в силах прервать это ежедневное безумие…
Избавление пришло неожиданно.
Придя под утро со смены, он застал подругу с её прежним сожителем. Пьяная парочка дрыхла, раскинувшись на их диване, но Виктору этого было уже достаточно. Он стал быстро собирать вещи под визг, проснувшейся подруги.
- Чмо ты болотное! Что ты за мужик?! Бабу даже проучить не можешь, как следует!
Виктор не отвечал. Тогда она запустила в него ковшиком для воды…

На память о подруге Виктору остался кредит, который он выплачивал больше года, шрам на виске и постоянный контроль за громкостью своего голоса.

***
Виктору было уже почти сорок, а жизнь его так и катилась, не обещая перемен. Вляпываясь в очередные больные отношения, он совершенно переставал следить за собой, дурнел и опускался. Он отлично понимал, что представляет собой жилетку, в которую сначала плакались, утирались, а потом сморкались и шли дальше. Он знал, что давно уже пора остановить этот аттракцион неслыханной тупости, но ничего не мог с собой поделать. Новые «страдалицы» без особых усилий снова и снова влезали в его душу, сердце и кошелёк.
Последняя история оказалась особенно пакостной. По пьяной дурости погиб какой-то дальний родственник Виктора. Он поехал на похороны, и там…
Безутешная вдова в момент покорила его сострадательное сердце. Она так зацепила Виктора, что он без раздумий уволился и уехал жить к ней.
У вдовушки был недостроенный непутёвым муженьком дом и трое детей, которых требовалось ежедневно кормить и поить. Виктор с энтузиазмом принялся и за то, и за другое. Он крутился, хватался за любую подработку, нёс в дом каждый рубль. Вдовушке всё казалось недостаточным. Она погружалась в грусть-печаль и, всхлипывая, вспоминала, каким любящим, умелым и работящим был её покойный супруг. Чем дальше во времени удалялся день, когда этот достойный муж покинул бренную землю, его добродетели в глазах вдовы росли и расцветали, отблёскивая святостью.
Через полтора года, когда дом был достроен, вдовушка заявила, что так и не смогла забыть своего ненаглядного супружника и Виктору здесь больше нечего делать.
Но и возвращаться ему теперь было некуда. Пока он пахал на вдову, в его квартиру напросилась пожить двоюродная сестрица с ребёнком, сбежавшая от мужа-тирана. Увидев Виктора с вещами на пороге, она заканючила, что деваться ей некуда, и денег взять неоткуда, да неужели никто её одинокую-несчастную не пожалеет…
Виктор, естественно, сказал, что она может жить, сколько нужно, а он что-нибудь придумает.
Придумал он только позвонить Володьке, тот сразу же предложил ехать к нему.
И тут разумная, всегда спокойная Таша не выдержала, она так чихвостила Виктора, разъясняя весь дебилизм его поведения, что Володька с сыновьями предпочли тихонько слинять из кухни.
- Книжки нужно читать! – бушевала она, - Там всё уже написано! Толстой «Воскресенье», не слышал?! Только они не Катюши Масловы, а ты не Нехлюдов! Тот хоть одну спасал, а у тебя их уже скоро рота наберётся! Об тебя вытирают ноги все, кому в голову взбредёт! Ты не добрый, ты – добренький! Неужели ты этого не понимаешь?! Вроде, взрослый мужик! Полтинник скоро! Никого нельзя спасти! Особенно, если он сам этого не хочет! «Каждый хозяин своей судьбы, и доли своей кузнец!» «Каждый выбирает по себе!» И ты своей мягкотелостью и заботой только ещё больше развращаешь их и так донельзя развращённых! Помогать надо тем, кто сам хочет выбраться! И если ты не умеешь отличить одних от других, то и не берись!
Ошеломлённый Виктор любовался Ташей, прекрасной в своей ярости и с готовностью признавал справедливость, обрушенной на его голову критики.
Накрученный Ташей, он смог твёрдо поговорить с сестрой. Но съехала она только месяца через два и после череды скандалов. Несколько раз Виктору устраивал разборки тот самый муж-тиран, с которым сестра, оказывается, благополучно жила в его квартире. До суда дело не дошло только благодаря тому, что Виктор просто не успел её к себе прописать.
Когда всё закончилось, измотанный этими перипетиями, Виктор посчитал сущими пустяками разгромленную квартиру, долг за год по квартплате и конфликт чуть ли не со всеми родственниками, которым сестра в красках расписала, как он вышвырнул её с ребёнком на мороз.
Он вернулся на работу. Его взяли и даже практически сразу поставили на освободившееся место начальника цеха.
Он снова подтянулся, приоделся и часто ездил к друзьям в N.

***
Отработав последнюю перед длинными выходными смену, Виктор вернулся домой. Посидел за компьютером, рубясь в танчики, уже лёжа в постели потупил с часик в телефоне. И долго ворочался без сна, как бывало с ним в детстве в предвкушении праздника или долгожданной поездки.
Утром в пятницу Виктор встал в приподнятом настроении, Быстро переделал накопившиеся домашние дела, благо стиральная машинка и микроволновка в содружестве с богатым выбором полуфабрикатов, которые предлагал любой современный супермаркет, с успехом заменяли одинокому мужчине заботливые женские руки.
Собираться в N Виктор начал после обеда, рассчитывая приехать к Володьке часам к шести. Он тщательнее, чем обычно побрился, причесался, облился одеколоном, оделся и внимательно осмотрел себя в зеркале.
- А, ничего! Вполне себе приличный мужчина, - остался доволен Виктор.
Конечно, следовало бы немного подкачаться. Он втянул живот и повернулся боком. Так, конечно, было бы гораздо лучше. Ну, ничего, он обязательно займётся собой сразу после возвращения от Володьки, раз в сотый дал себе обещание Виктор.
Его настроение совершенно не испортило серое небо, безнадёжно обложенное набухшими дождём облаками. Погожие солнечные дни с начала лета можно было пересчитать по пальцам одной руки, и земля, отказываясь уже принимать в себя небесную воду, покрывалась гигантскими лужами. Старая шутка о лете, которое «было, но я в тот день работал» стала дежурной в этом июне.
Часа в три он сел в машину, аккуратно вывел её из двора, даже днём заставленного частным транспортом, изнемогающего под гнётом многолетнего кризиса, населения. По дороге заскочил в магазин и стал выбираться из города, который уже готовился встать в пятничных пробках.
До N было около сотни километров. По прямой, через лес он вписывался в большой круг пригородов губернского города. Но единственная дорога к нему вела большой петлёй через деревеньки, в каждой из которых знаки предписывали сбрасывать скорость до сорока. Федеральная трасса всегда была загружена машинами, и путь до Володьки занимал не меньше двух часов.
Выбравшись на трассу, Виктор немного расслабился, поймал на радио любимый канал и покатил по знакомой, много раз езженой дороге. Небо разродилось очередным дождём, и пришлось включить дворники. Они шаркали по стеклу, не попадая в ритм лирической мелодии, льющейся из динамиков, и это немного раздражало. Он добавил звук - отличные динамики обволокли его, почти отрезав от внешнего мира. Машина летела сквозь дождь, а Виктор погрузился в свои мысли…
Притормаживая у очередной деревни, Виктор увидел колоритную пару у дороги. Мужчина голосовал, женщина держала обеими руками большой тюк. По смуглым лицам, цветастой длинной юбке женщины, её платку и обязательным кожаным курткам, в которые оба были упакованы, Виктор догадался, что это цыгане. Подавив, прочно въевшуюся, неприязнь к этому своеобразному народу, живущему по своим собственным законам, Виктор остановился. У него было непременное правило, всегда подбирать попутчиков. Он любил повторять:
- В день нужно совершить хотя бы одно доброе дело.
Мужчина сразу влез на переднее сидение, даже не посмотрев, как его женщина впихивает тюк и устраивается сзади.
- Наис, вортАко! Спасибо, друг! - мужчина сверкнул золотыми зубами.
Салон сразу заполнился тяжёлым запахом мокрой одежды, не очень чистых тел и чем-то неопределяемым, тошнотворно сладковатым.
Виктор уже пожалел о своей ненужной отзывчивости, но высаживать людей обратно под дождь посчитал свински.
Он предупредил, что свернёт с трассы в N, цыган ответил, что им как раз надо в ту деревню, которая располагалась перед самым поворотом. Цыган был словоохотлив, весело вертел головой и, не умолкая, комментировал проносящийся пейзаж, погоду, молодёжь, времена, пока ожидаемо не добрался до правительства. Виктору пришлось несколько раз напомнить ему, чтобы он пристегнулся. Цыган закрыл рот на несколько минут, надувшись, как ребёнок, но всё же защёлкнул ремень безопасности.
И тут случилось непредвиденное.
Дождь поредел и прекратился, а тучи вдруг нехотя потеснились, раздвинулись, чтобы дать, наконец, солнцу взглянуть на позабытую им землю. Золотой свет щедро облил всё вокруг, отразившись в каждой капле. Драгоценным сиянием заискрились промокшие деревья, кусты, высокая трава. В довершении чуда через весь небосвод пролегло отчётливое семицветное коромысло радуги.
- Смотри, смотри, вортАко! Лук девЭл  Индры, – радостно дёрнул он руку Виктора.
- Да. Радуга. Вижу. Красиво, - согласился Виктор, не отрываясь от дороги.
- Ромалэ говорят, что на его концах повешено по котелку с золотыми монетами. Надо только добраться до его жала, которым он набирает в себя воду. Но, сколько мы с чавАлэ  не старались дойти до него, ничего не вышло. Не иначе, бэнг  глаза нам отводил.
- До жала радуги дойти нельзя, - сказал Виктор.
- Как так?! – поразился цыган.
- Её нет. Не существует. Это оптическое явление. После дождя в воздухе остаются капельки воды, лучи солнца проходят сквозь них, преломляются и рассеиваются. Скорость движения каждого цвета зависит от их частоты. Фиолетовый цвет, отражающийся в капле, преломляется под тупым углом, а красный – под острым…
Виктор бросил быстрый взгляд на цыгана. То сидел потрясённый с открытым ртом.
- Вообще-то это каждый школьник знает, - усмехнулся Виктор.
- Ты это точно говоришь? – недоверчиво спросил цыган.
- Точнее некуда.
Цыган глубоко задумался, переваривая услышанное, а Виктор прибавил звук радио.
Началась новая деревня, Виктор сбросил скорость и тут посмотрел на полочку около переключателя скоростей. Там всегда лежал телефон... и сейчас его там не было.
Виктор оглядел вокруг, надеясь, что телефон куда-то завалился.
Но безуспешно. Он исчез бесповоротно.
Причём Виктор точно помнил, что взял телефон с собой, а после магазина ещё немного задержался, чтобы поставить его на подзарядку. Больше он из машины не выходил, следовательно, выронить где-то телефон просто не имел возможности. Виктор убавил звук и спросил у цыгана.
- Послушай, ты телефона не видел? Вот здесь на зарядке лежал.
- Нет, дАрагой, не видел, - мгновенно ответил тот.
Что-то в его ответе Виктора насторожило. Он свернул на обочину, остановился, развернулся к цыгану и уставился на него в упор.
Цыган выглядел безмятежно спокойным, но глаза отводил.
- Так! Быстро вернул телефон, - твёрдо сказал Виктор.
- Какой телефон? Со ту камЭс?  – фальшиво удивился тот.
- Здесь лежал телефон. А сейчас его нет! – Виктор начал закипать.
- На холясОв.  Зачем злишься? – цыган поднял брови, выкатил честные, как у лживого ребёнка глаза и развёл руками.
- Я сейчас еду в полицию, - сквозь зубы процедил Виктор.
- Зачем полиция? Не надА полиция! Са мишто! Са мишто! , - зачастил цыган.
- Телефон отдал! - Виктор, не мигая, смотрел на него.
Их «дуэль» длилась несколько долгих мгновений. Наконец, цыган сдался и отвёл глаза, потом порылся в кармане, достал и нехотя протянул телефон Виктору.
- Выметайтесь из машины, - голос Виктора дрожал от ярости.
- Зачем выметайся?! Почему?! Телефон у тебя. Не надо выметайся?! – искренне возмутился цыган.
- Я сказал, быст-ро вы-ме-тай-тесь из ма-ши-ны! – Виктор чеканил каждый слог.
- Мы же ещё не приехали, - залепетал цыган.
- ДАрагой, не надо нас беспокоить, мы люди добрые, зла никому не желаем – вдруг встряла цыганка.
- Пошли вон! - заорал Виктор.
Цыган подхватился и быстро выскочил из машины.
- Ты сам виноват! Сам! Зачем телефон на вид положил! – запальчиво закричал он.
Цыганка замешкалась, вытягивая свой тюк, потом хлопнула дверцей, плюнула на неё и заголосила, грозя маленьким смуглым кулачком:
– Тэ скарИн ман дэвЭл! Тэ скарИн ман дэвЭл!
Цыган смачно выматерился, наклонился и подобрал ком мокрой грязи. Виктор не стал дожидаться, газанул, шаркнул шинами по асфальту и понёсся прочь. Последнее, что он увидел в зеркало заднего вида – как цыган вытирал грязные руки о тюк женщины, а она что-то яростно кричала ему.

Виктор долго ещё не мог успокоиться, возвращаясь мыслями к своим пассажирам. Особенно его зацепила фраза «Ты сам виноват…». Он на разные лады крутил в голове весь разговор, находя точные удачные слова, которые следовало сказать. Хоть разворачивайся, возвращайся, чтобы высказать им всё. Он так увлёкся своим внутренним спором, что не сразу заметил, как прямо перед машиной вдруг очутился высокий старик с огромным рюкзаком за спиной. Не глядя по сторонам, спокойно и целенаправленно тот переходил дорогу наискосок. Виктор ударил по тормозам и вильнул в сторону. Старик, добравшись до обочины, даже не обернулся.
Первым порывом Виктора было становиться, обругать, обматерить старика, ну, хотя бы посигналить ему, выражая своё возмущение. Но не стал ничего делать. Прикрыл на мгновение глаза, выдохнул и прошептал.
- Ну, дед. Слава Богу! Не наш сегодня день, - и поехал дальше.

На повороте с трассы голосовала невысокая черноволосая женщина.
Первое доброе дело сегодня явно в зачёт не пошло. Надо было срочно навёрстывать. Виктор остановился.
- До N довезёте? – спросила она, наклонившись к окну и заглядывая в лицо Виктору.
- Садитесь. Я, как раз, туда и еду.
Женщина взялась было за ручку задней дверцы, но Виктор перегнулся и открыл ей переднюю.
- Садитесь рядом. Приятно ехать с красивой женщиной, - добавил он, видя её нерешительность.
Она едва заметно пожала плечами, но всё же устроилась на переднем сидении, пристегнула ремень, натянула на колени приподнявшуюся юбку, поставила сумку и скрестила поверх неё руки.
Они поехали. Какое-то время оба молчали - пассажирка, напряжённо вглядываясь в бегущую под колёса дорогу, а Виктор, бросая быстрые взгляды на её резко очерченный профиль в обрамлении вьющихся волос. Он не ошибся – женщина была очень миловидна. Он представился, задал ей несколько дежурных вопросов. Она коротко, явно выказывая своё нежелание общаться, ответила, что её зовут Алла, что она едет домой на перекладных из областного центра и кивком согласилась, что лето в этом году преотвратное. В те несколько мгновений, когда она поворачивала к нему своё лицо, он успел разглядеть высокие скулы, обтянутые бледной, почти прозрачной кожей, сжатые в ниточку губы и две вертикальные морщинки между мучительно сдвинутыми бровями. Взгляд её больших глаз был, как будто обращён внутрь себя, даже когда она разговаривала с Виктором. Ему вдруг стало страшно важным увидеть её улыбку, Виктор был уверен, что у незнакомки должна быть удивительная улыбка. Он попробовал рассказать пару, по его мнению, весьма остроумных анекдотов, но добился от Аллы только лёгкой кривоватой усмешки, при этом неведомая ему боль по-прежнему не покидала её глаз.
- У вас что-то случилось, - наконец, спросил он напрямую.
Она сглотнула, прежде чем ответить, отвернулась и сказала дрогнувшим голосом.
- Нет. С чего вы взяли?
- У вас не очень счастливый вид.
- Это совсем не ваше дело, - сухо отрезала Алла, сплела пальцы и сжала их так, что костяшки побелели.
- Пока не моё, - Виктор особенно подчеркнул слово «пока».
- А вы наглец, - Алла удивлённо приподняла брови.
- Ещё какой, - весело согласился Виктор и сосредоточился на дороге, с обеих сторон которой молчаливой стеной выстроились шишковские сосны.
Он отчётливо ощущал, как Алла внимательно изучает его, поэтому не оборачивался к ней, чтобы не смутить, не спугнуть её.
Его, будто бы заполнил какой-то летучий газ - казалось, одно микроскопическое усилие, и он взлетит над этой пустынной дорогой и бесконечным лесом. Виктор вцепился в руль, силясь удержаться, и заметно прибавил скорость.
- Просто вам сегодня несказанно повезло! Вы сели в машину к волшебнику.
- Настоящему? – не без ехидства спросила она.
- Самому, что ни на есть. Поэтому не стесняйтесь, загадывайте. Я исполню три ваших желанья.
- Почему только три?
- Так положено.
- Кем? – не унималась Алла.
- Кем, кем, - Виктор замялся, повернулся к ней, она смотрела на него в упор.
– Не кем, а чем. Логикой мифологического мышления! – выпалил он, припомнив свой реферат по «Эстетике».
И тут она улыбнулась. По-настоящему. С ямочками на щеках. С лёгким румянцем, проступившим на бледной коже. Губы расслабились и приоткрыли ровные крепкие зубы. Даже глаза перестали казаться чёрными слепыми дырами, потеплели и ожили.
- Смотрите на дорогу. И по логике безопасного движения сбавьте скорость, иначе вы нас обоих убьёте, а мои желания останутся неисполненными, - в её голосе слышались долгожданные смешинки.
- Легко. Вот, видите, два ваших желания уже исполнены, - Виктор отвернулся к дороге, и машина пошла тише.
- Это нечестно! Так настоящие волшебники не поступают! - возмутилась Алла.
- А вы хорошо разбираетесь в настоящих волшебниках?
- Знала одного… - она немного помолчала и добавила, - Иллюзиониста-многостаночника!
- Что, фокусы показывал?
- Ещё какие!
- И где он сейчас?
- Гастролирует.
- Бывает.
На Виктора напала обычно несвойственная для него болтливость. Он выложил Алле почему едет в N, всю историю своей дружбы с Володькой, подробно рассказал о его доме, сыновьях, почему-то едва упомянув при этом Ташу. Живя в маленьком городке, Алла, конечно же, знала это семейство через каких-то своих третьих знакомых, но больше кивала, чем говорила. Виктор ловил каждое слово, потому что её мягкий голос с грудными нотками безумно волновал его.
Тем временем они уже подъезжали к N. Городок со всех сторон окружала промышленная зона – в годы великой страны здесь располагался один из центров строительной отрасли. Теперь же огромные заброшенные здания фабрик с провалами глазниц-окон, с деревьями, проросшими на крышах и рельсами, ржавеющими среди высокой травы, вполне могли бы стать декорациями к фильму-ужасов. Они ещё держались, как солдаты, забытые на посту, кое-где подлатанные временными обитателями, снимающими помещения по дешёвке, но от этого казались ещё более жалкими.
- Я так не люблю здесь ездить, - поделился Виктор.
- Почему, - искренне удивилась Алла.
- Эти развалины. Кажется, что въезжаешь в город-призрак.
Она огляделась по сторонам.
- Действительно жутковато. Странно, что я этого раньше не замечала.
- Просто привыкли.
- Я теперь не смогу отделаться от этого ощущения, - с горечью сказала Алла.
- Простите.
- За что?
- За то, что испортил вам образ родного города.
- Причём здесь вы? Его тридцать лет портили.
Оставшийся путь они промолчали, задумавшись каждый о своём.
Унылая промышленная зона закончилась неожиданно, как будто разом приподнялась серый пыльный занавес, и они оказались в компактном, утопающем в зелени городке. Алла указала на остановку рядом с торговым центром. Виктор припарковался, Алла открыла дверцу и собиралась уже выйти, когда он не очень уверенно взял её за руку - волшебный газ, заполнявший его, внезапно улетучился.
- Вы оставите мне номер телефона?
- Зачем? – ответила она, не глядя на него и деликатно высвобождая руку.
- Я бы позвонил.
- Зачем?
- Ну… - замялся Виктор.
- Зачем? – не отступала Алла.
- Вы мне очень понравились, - наконец решился он.
- А если я замужем? – теперь она смотрела на него в упор.
Виктор испуганно глянул на её правую руку, и даже выдохнул с облегчением, не обнаружив кольца на безымянном пальце.
- Нееет, не замужем, - с глупой улыбкой протянул он.
- Это ещё ничего не значит. Просто я не ношу кольца, - Алла, поймав его взгляд, спрятала правую ладонь под сумку. Потом, немного помолчав, добавила.
- Послушайте, Виктор. Я знаю, что обладаю непонятной мне притягательной силой именно тогда, когда мне особенно плохо. Я становлюсь «звездой» всех алкашей, сумасшедших и ловеласов пенсионного возраста.
- Но мне кажется, я не подхожу не под одно из этих определений.
- Вот это и странно.
- Может, в связи с таким исключительным случаем, вы дадите мне свой номер?
Алла рассмеялась. Она смеялась звонко, заливисто, совсем, как девчонка.
- Хорошо. Пишите, - немного помедлив, сказала Алла, продиктовала номер, попрощалась и выбралась из машины.
- А последнее желание?! – спохватился Виктор.
- Вы останетесь мне его должны, - улыбнулась Алла и помахала рукой.
- С удовольствием, - ответил Виктор и, проследив за ней до самого угла дома, за которым она скрылась.
Потом набрал номер. С каждым длинным гудком в нём нарастало отчаяние: «она ошиблась!»… «дала не тот номер!»… «он перепутал цифры, записывая»… Через целую вечность что-то щёлкнуло, и послышался её голос.
- Да. Слушаю. Говорите. Кто это?
- Это я… Виктор, - еле смог протолкнуть он сквозь пересохшее горло.
- Аааа! Что-то забыли? – сразу узнала она.
- Нет. Просто хотел проверить, правильно ли я записал, - Виктор уже справился с собой.
- Проверили?
- Да.
- Тогда я запишу вас Волшебником.
- Мне будет приятно.
- Ну, пока, Волшебник.
- До встречи, - из зеркала на него смотрела довольная рожа с улыбкой до ушей. Он не стал её стирать, рванул с места и покатил к Володьке.

В доме друзей было всё также тепло и уютно. Даже из детской, как в старые добрые времена доносились вой и крики – это подрастало новое поколение семьи Володьки. Старший сын женился несколько лет назад и с разницей в два года одарил родителей двумя белоголовыми внуками, удивительно похожими между собой. Дед с восторгом воспринял свой новый статус, не уставая, возился с мальчишками, гулял с ними, водил на многочисленные развивающие кружки и занятия. Он совершенно не мог противостоять их умильным глазкам, и дети быстро выучились вить из него верёвки. Таша же была бабушкой строгой, требовательной, но справедливой. Она всегда находила для внуков увлекательное, но при этом умное и полезное занятие, разговаривала с ними всегда серьёзно, не сюсюкала и не потакала. Но дети при этом просто обожали бабушку, чем вызывали плохо скрываемую зависть деда. Они называли её бабулечка, хотя пока у них получалась «бабуека».

С этого дня Виктор с Аллой стали регулярно перезваниваться. Вернее, звонил всегда исключительно он, Алла только отвечала, впрочем, вполне доброжелательно. Она ловила и остроумно возвращала шутки, но при этом стойко оберегала свою отстранённость. Алла категорически не переходила на «ты», пропуская мимо ушей его просьбы, и очень скупо рассказывала о себе. На его расспросы: «Как у неё дела?», она неизменно отвечала: «Лучше всех», никогда не жаловалась и не просила о помощи. Но Виктор был настойчив и спустя примерно месяц смог вытащить из неё, что последние полгода Алла находилась в процессе тяжёлого развода с мелочной дотошной делёжкой имущества, а её дочка-подросток, слишком бескомпромиссно и жестоко доказывала ей свою взрослость. В день их знакомства Алла ездила в губернский город за тем, чтобы устроить её дела.
Виктор много раз просил Аллу о встрече, но каждый раз, когда их выходные совпадали, Алла оказывалась занята - то она уезжала к родителям, то к дочке в лагерь, то на дачу к подруге, то болела, то просто её телефон механическим голосом вещал, что абонент находится вне зоны доступа сети.

***
Лето неумолимо катилось к концу. Первой проседью уже блистали жёлтые полоски в зелёном уборе леса, когда из N пришло страшное известие.
Рано утром на экране телефона высветился номер Володьки, но голос в трубке - глухой, едва знакомый - был почему-то Ташин. Не успел Виктор переварить это, как она и вовсе оглушила его - ночью Володьку увезли на скорой с инсультом. На его лихорадочные «как?!», «что?!», «почему?!» она уверила, что всё возможное уже делается, все связи подключены и категорически отказалась от денег, которые первым делом предложил Виктор. Таша попросила его только приехать, как сможет, чтобы поддержать друга. Он ответил, что рванёт в N через два дня, на ближайших выходных, которые выпадали на четверг и пятницу.
Потом он позвонил Алле, коротко пересказал ей свой разговор с Ташей и предложил встретиться в пятницу вечером. На удивление Алла, впервые не раздумывая, согласилась. Они договорились о месте и времени, и, хотя повод для поездки в N был совсем не радостный, Виктор, мучая себя упрёками в чёрствости и нечуткости, всё же ликовал в её предвкушении.
Но у жизни на него оказались другие планы.
Поздним вечером в среду, когда Виктор возвращался с последней смены, снова позвонила Таша и сообщила, что Володьки больше нет. Она не жаловалась, не плакала, не кричала. От её жуткого спокойствия у Виктора перехватило дыхание и занемело в груди. Он сказал, что прямо сейчас выезжает, но Таша твёрдо уверила его, что этого не нужно - мальчики рядом, а Виктор теперь уже ничем не сможет помочь.
Таша давно отключилась, а он всё держал перед собой телефон, не в силах до конца осознать услышанное.
Это просто не могло быть правдой!
Вот, прямо сейчас, он наберёт номер, и Володька ответит своим ровным чуточку насмешливым голосом. Виктор долго привыкал к манере друга острить, совершенно не улыбаясь при этом. Да что говорить… За все годы их дружбы он так и не научился наверняка определять, когда Володька шутит, а когда говорит серьёзно. Беседы с ним всегда были сродни прогулке по минному полю. Володька подмечал всё, находил вторые, третьи смыслы в совершенно обыденных и безобидных фразах. При этом одни покатывались со смеху, а другие сидели в мучительных размышлениях – что это сейчас было? Их оскорбили или сделали особо изысканный комплимент.
Многочисленные друзья обожали Володьку, враги же, коих тоже было немало, тихо ненавидели, стараясь не попадаться под его жалящий язык. Смерть представлялась настолько глупой и недостойной шуткой, что её просто не мог себе позволить его друг…
С этими мыслями Виктор доехал до дома. Он не помнил, как уснул, а когда зазвонил будильник, ему показалось, что закрыл глаза всего мгновение назад.
Чистое, умытое утро обещало редкий этим летом погожий день. Птицы честно отрабатывали свои обязанности и отчаянно гомонили, радуясь солнцу.
Виктор встал, машинально оделся, побрился, спустился, сел в машину и, выкрутив на полную громкость радио, поехал в N.
Любимый канал гонял одну за другой мелодии его юности. Виктор незаметно для себя увлёкся, стал подпевать, притопывая в такт свободной левой ногой. Он гнал от себя мысли о цели своей поездки, чтобы ужас произошедшего не раздавил его раньше времени своей необратимостью.

Таша встретила Виктора заметно осунувшаяся, но собранная и деловитая. Она замечательно держалась, раздавая точные поручения ему и своим взрослым сыновьям. А дел было много – организовать похороны, заказать цветы, венки, сделать документы, оповестить родных и близких.
Четверг улетел в суете, разъездах и хлопотах. Вечером собрались за столом на кухне - Виктор, Таша, младший сын (старший уехал к себе домой). Они долго сидели. И, хотя все очень устали, а назавтра предстоял самый тяжёлый день, казалось, что каждый отчаянно хватается за эту хилую ниточку разговора, не в силах первым разорвать её, разойтись по комнатам и остаться наедине с собой…
Улеглись только под утро.

Проворочавшись, и устав заставлять себя заснуть, Виктор встал. Он сделал себе кофе и так погрузился в размышления, что даже не сразу заметил, как на кухню вошла Таша и села напротив. Они немного помолчали вместе…
Виктор судорожно искал слова утешения, участия. Но вместо этого он вдруг выпалил:
- Таша! Я очень давно люблю тебя!
- Я тоже, - спокойно, не меняя позы, ответила Таша.
- Ты не поняла! Я люблю тебя! Всегда любил! – заторопился он.
- Я знаю.
- Как?! – изумился он.
- Это всегда было видно, Витя… Извини, - она опустила голову.
Они ещё немного помолчали.
- Я тебя никогда не оставлю!
Таша молчала.
- Я понимаю, что сейчас не время… Это неправильно… Глупо… Может даже подло… Но потом… когда-нибудь… когда пройдёт время… когда станет легче… когда ты поймёшь, что… одинока… Может быть тогда ты позволишь быть с тобой?! – Виктор всё сильнее волновался, с трудом подбирая слова.
Таша не отвечала.
- Конечно, я не так хорош, как Володька. Куда мне до него?! Но, если бы дала мне хоть один шанс! – он почти кричал.
Таша по-прежнему молчала, и Виктор невольно сбавил обороты.
- Если ты не хочешь меня видеть, я стану… тенью… я просто буду идти рядом! Только не прогоняй меня! Прошу! – последнюю просьбу он почти шептал.
Таша подняла голову и посмотрела Виктору прямо в глаза и так же тихо ответила.
- Знаешь, я однажды услышала мудрую мысль. Живут не с красивыми, не с умными, не с молодыми или старыми, не с толстыми или худыми. Живут с теми, без которых жить невозможно. Я могу без тебя жить… А вот без Володечки, кажется, нет.
Она встала, подошла к Виктору, обняла его голову.
- Меня не надо жалеть, Витя. Я сильная. Я справлюсь. А у тебя всё ещё сложится. Я точно знаю. Жизнь прекрасна и удивительна. И в ней всё можно исправить, пока мы живы. Иди своей дорогой и будь счастлив. Ты это заслужил.
Потом ещё немного помолчала и добавила.
- И спасибо тебе… за всё, - Таша поцеловала его по-матерински в лоб и отошла к плите, принимаясь за завтрак
Наверху послышался шум, шаги – это проснулся сын.
- Можно я буду хотя бы заезжать к вам… иногда.
- Конечно. Тебе здесь всегда рады.

Прощание в ритуальном зале было назначено на два часа. Народу собралось много – Володьку знало полгорода. Люди входили и выходили. Траурная музыка, льющаяся из замаскированных драпировками динамиков, сплеталась с приглушённым мерным гулом голосов. Таша сидела у гроба, сосредоточенно разглядывая лицо мужа, с видимой неохотой отрываясь, чтобы кивнуть подходящим к ней с соболезнованиями.
Всё шло чинно и предсказуемо ровно до того момента, пока не подошло время выносить гроб. Виктор подошёл сзади к Таше, наклонился и тихо сказал: «Пора».
Таша нервно дёрнулась, вскочила и вдруг упала на гроб, раскинув руки, будто укрывая его ото всех. Она дурно заголосила, завыла, содрогаясь всем телом. Женщины сразу заплакали в голос, вторя ей. Мужчины, не сдерживаясь, утирали слёзы.
Сыновья подхватили мать с двух сторон под руки и оттащили от гроба. Она так и повисла между ними тряпичной куклой.
Шестеро крепких мужичков подняли гроб и понесли его к катафалку, женщины, разобрав цветы и венки, двинулись следом. Остальные, немного потолкавшись в дверях, вышли на улицу, все расселись в автобусы и поехали на кладбище…
Погребение, поминки Виктор помнил плохо. Перед глазами остались только по-детски растерянные лица сыновей Володьки и опрокинутое бескровное лицо Таши. Они так и держались втроём, не размыкая рук. Казалось, что они навсегда слились в один, спаянный общей болью организм.
Когда всё закончилось, Виктор отвёз их домой. Там хозяйничала невестка. Она быстро приготовила чай, накрыла на стол, усадила Ташу, ухаживая за ней, как за больным ребёнком. Таша больше не плакала, а только смотрела неподвижно прямо перед собой сухими воспалёнными глазами, отвечая невпопад. На кухню заглянули две круглые встревоженные мордашки. Мать шикнула на них. Таша внезапно встрепенулась, отмерла и посмотрела на внуков.
- Мои дорогие! Идите ко мне!
Мальчики протиснулись в дверь и робко, будто не узнавая, подошли к бабушке. Она обняла их и, наконец, пролилась тихими слезами, идущими от самого сердца и приносящими утешение.
- Бабуека, не пачь! Слышишь? Не надо пакать! – затянул старший мальчик, младший стирал своими маленькими пальчиками слёзы, катящиеся по её щекам.
Она крепко обнимала их, целовала в мягкие макушки и приговаривала.
- Я больше не буду. Не буду. Золотые мои.
Потом обвела, каким-то обновлённым, светлым взглядом своих близких - все плакали, не скрывая слёз - и сказала почти обычным, разве что чуть хриплым голосом.
- Ну, всё. Хватит. Развели сырость. Детей только напугали. Поплакали и будет. Володечке это бы не понравилось.
Младший мальчик, мгновенно поняв, что неведомая ему беда отступила, взял бабуеку за палец и деловито потянул из кухни. Они ушли, оживлённо переговариваясь. Виктор не понял ни одного слова в его звонкой сбивчивой речи. Старшего родители посадили за стол и он, болтая ногами, охотно жевал печенье, шумно прихлёбывая из чашки.
Виктор поднялся – пора было ехать.
Младший сын Володьки – тоже давно уже взрослый парень с поразительными Ташиными глазами на бородатом лице - пошёл его провожать.
- Дядь Вить, вы приезжайте. Как раньше, - попросил его напоследок.
- Обязательно. А вы приглядывайте тут за матерью.
Они обнялись и крепко пожали друг другу руки.

Виктор вышел на заасфальтированный двор, вывел машину и ещё задержался постоял на улице, разглядывая дорогой дом, пока его не скрыли створки автоматических ворот.
Вот и всё!
Но в N оставалось ещё одно дело, которое он, несмотря на все события этого трудного дня, Виктор держал в самом дальнем, потаённом уголке своей души. В семь часов около торгового центра, там, где они расстались в последнюю и единственную встречу, его будет ждать Алла.
Было начало седьмого. Виктор вывернул из проулка и направился к центру. В пятничный вечер трудно было найти свободную парковку. Он покружился немного, и тут ему повезло – у белой Toyot’ы прямо перед ним загорелись огни заднего хода. Виктор помигал фарами, Toyotа вывернула, и Виктор быстро воткнулся на её место.
Он сразу же набрал Аллу, объяснил, как его найти. Она сказала, что чуть задержится. Её мягкий приветливый голос совершенно успокоил Виктора, он выдохнул и стал ждать.
Жизнь кипела вокруг него, приглушённая закрытыми окнами, напоминая немое кино. Он немного понаблюдал, но фигуры спешащих людей незаметно начали размазываться, растекаться, смешиваться…
Виктор прикрыл глаза…

Алла подошла к машине.
Виктор почему-то не вышел ей навстречу. Это неприятно кольнуло. Первым побуждением было сразу развернуться и уйти, но она сдержала себя. Собирая себя, свой мир после мучительного развода, разрушившего её пятнадцатилетний брак, Алла просто была не готова к новым отношениям, поэтому почти два месяца уворачивалась от ухаживаний Виктора. Но его деликатная настойчивость всё-таки сделали своё дело. Она постепенно привыкла к его присутствию в своей жизни и почти поверила ему.
Сегодня утром от знакомой она узнала о внезапной смерти его друга. В последнее время с разных сторон, совершенно разные люди почему-то стали рассказывать ей об этом человеке и его семье. Алле иногда казалось, что она сама давно и накрепко связана с ними, даже странно, что жизнь в маленьком городе ни разу не свела их в общих компаниях. Виктор часто говорил, что обязательно познакомит Аллу со своим друзьями. И этого теперь уже никогда не случится. Точнее, не случится так, как должно было случиться…
Виктор, вероятно, её всё ещё не видел, он сидел по-прежнему в машине, но что-то в его позе насторожило Аллу. Она подошла со стороны водителя, наклонилась и всмотрелась внутрь…
Виктор спал.
Алла смогла спокойно рассмотреть его лицо. Тогда в июне, она была так погружена в себя, свои переживания и проблемы, что почти не запомнила попутчика, который так старался развеселить её. За время, что они перезванивались, она сложила в голове какой-то образ, сообразно его голосу, манере общения, и сейчас очень боялась разочароваться.
Мужчина был самой обыкновенной наружности, но с правильными, вполне гармоничными чертами лица, полноватый, с уже заметными залысинами, щетиной, немного старящей его (но это было простительно, зная события последних дней), руки, лежавшие на руле, выдавали в нём человека, привыкшего к физическому труду. Вообщем, он был не таким, какого выхватишь взглядом в толпе. Но с «таким!» она уже нажилась и повторения не желала совсем.
Алла осторожно постучала по запотевшему изнутри стеклу. Виктор даже не шелохнулся. Она подождала немного и постучала погромче. Виктор спал, смешно выпятив нижнюю губу, как обиженный ребёнок.
Ситуация становилась нелепой. Алла всё стояла около машины, периодически стуча пальцем по стеклу. А мимо нескончаемым потоком шли люди, будто весь город, решил сегодня закупиться именно в этом магазине. Естественно, среди них была масса знакомых, и она уже с десяток раз ответила на приветствия. Немой вопрос читался в каждом взгляде. Алла не боялась пересудов. Репутация её была до оскомины безупречной, и давно нуждалась в некоторой испорченности. Просто торчать здесь у всех на виду представлялось верхом нелепости.
А Виктор спал.
Алла сделал вид, что что-то внезапно вспомнила и пошла торопливым шагом к дому.
Несколько раз, она всё же обернулась с надеждой.

Виктор открыл глаза. Он совершенно не запомнил, что ему снилось, но в нём осталось ощущение умиротворения, покоя и необъяснимого всепоглощающего счастья. Виктор посидел немного, оглушённый, медленно приходя в себя.
Город накрыла плотная вуаль августовской ночи. Фонари, конкурируя с круглой луной, висящей в небе, поливали желтоватым светом пустынную стоянку.
В Викторе начала подниматься смутная тревога. Что-то неправильное было в этой тишине, пустоте и… темноте…
Он включил телефон, на экране высветилось 1:23.
Постепенно стали проявляться в памяти события прошедшего долгого дня. Володька… Таша… похороны… Это было ужасно, но оставалось ещё что-то, ускользающее и чрезвычайно важное…
И тут на него накатило.
Алла!!
Он проспал их свидание!
Виктор выскочил из машины, обежал её, будто надеясь найти хоть какой-то знак, что она была здесь.
Ничего.
Он остановился, потерянный…
Тишину нарушило мерное клацанье, гулко отдававшееся в ночи. Из темноты улицы материализовалась чёрная собака, озабоченно бежавшая по своим делам. Завидев Виктора, она остановилась и замерла, наклонив голову набок и навострив одно ухо. Виктор печально кивнул ей. Собака повернула голову на другой бок. Ничего, интересного ей, не происходило, и она, так же клацая, растворилась в темноте.
Виктор сел в машину. Снова достал телефон, чтобы позвонить Алле и объясниться. Она поймёт. Должна понять.
Он набрал номер, но сразу после первого гудка отключился.
Идиот! Она уже давно спит! Мало того, что сам проспал свидание! Ещё и названиваю ей посреди ночи!
Завтра. Всё будет завтра!
Виктор завёл мотор и поехал домой.
До утренней смены оставалось четыре часа.

На работе случился дежурный аврал – зажевало ленту транспортёра, странно начал гудеть, намекая на поломку гидравлический пресс, подвели и люди – одного, особенно отметившего пятницу, пришлось отстранить. Виктор наорался, набегался, его спецовка намокла, почернев на спине. Выдохнуть он смог только сев в машину.
Виктор взял в руки телефон, чтобы проверить, были ли пропущенные звонки, в грохоте, который царил в цехе, он их не слышал. В глаза сразу же бросилось сообщение.
Ему резко перестало хватать воздуха…
Сообщение было от Аллы!
«Доброе утро, В…» Дальше не видно…
Руки задрожали, он опустил телефон на грудь, не решаясь открыть и прочитать до конца.
Что она могла ему написать?
Что он чудак на букву «м»?!
Что он тупо проспал свидание с той, которую так долго добивался?!
Что ж… Он заслужил всё то, что должен сейчас прочитать. И, если это конец, значит, так тому и быть.
Виктор поднял телефон и ткнул в сообщение…

«Доброе утро, Волшебник. Я вчера простояла около машины, но ты так крепко спал, что я не смогла тебя разбудить. Ты помнишь, что должен мне третье желание? Так вот оно – ПРИЕЗЖАЙ, Я ЖДУ».