Завтра Апрель

Начался март,  но по ночам ещё стояли по-январски суровые  морозы.  Однако днём,  на ярком  солнышке, радостно звенела  дружная капель. А по вечерам всё возвращалось «на круги своя»,  и от шалостей казавшейся  уже близкой  весны оставались  только хрустальные  сосульки, свисавшие крыш домов, укрытых толстым снежным одеялом.  Да по утрам на снегу  был крепкий наст, ходи и прыгай - не провалишься, что  по народной примете «к грибному году».
Устинья  вечером пошла к бригадиру и попросила лошадь  привезти, заготовленные  зимой дрова, сказав, что пока  есть время до посевной, да  по насту будет легче.  На следующее утро  до зари  запрягла в дровни  «монголку», и уже к полудню сделала два рейса в лес, благо дрова были заранее перенесены и  сложены ближе к дороге,  да и возила их прямо по полю к сараям, минуя деревню.  Управившись,  повела она  свою маленькую помощницу на конюшню, дело было сделано, дрова на месте и   улыбнулась она облегченно  сама себе. У лошади из ноздрей шел пар, вся грива была покрыта инеем. Осмотрелась, а сама тоже вся  в инее,  рукавицы все в комьях снега, «ну прямо, как лошадь»,  только успела подумать  она,  как  вдруг услышала   громкий женский плач и причитания.  По деревне со стороны фермы шла Нюра, фуфайка нараспашку, в руках несла полушалок, а сама ревела навзрыд.  Устинья опешила, не зная что произошло, на онемевших от свалившейся  усталости и  испуга ногах подошла к ней, прижала и тихо спросила: «Анна, что случилось?». В ответ Нюра еще более разрыдалась,  и дрожащими  от холода и слез  губами прошептала: «Сталин умер!».  Устинья обняла её, глубоко выдохнула, а после  уже сев на дровни сказала: «Не плачь дура, может налоги будут поменьше!» и поехала на конюшню.
Жизнь продолжалась,  весна всё настойчивее прогоняла холодную зиму. Кажется, все было хорошо, но спустя  три недели после трагической даты  секретарь сельсовета принесла Устинье повестку, в которой сообщалось, что должна она явиться в райисполком 31 марта  1953 года в  связи с её - Устиньи,  призывом «к свержению советской власти». Не знала она, что и подумать, не находила себе места, не смогла успокоить её  дочь, только маленькая внучка тихо пела, укладывая свою куклу  спать в кроватку, сооруженную из опрокинутой табуретки.
Накануне поездки обе  практически не спали, ещё не было шести часов они пошли на станцию, Устинья к поезду, а дочь на работу в контору «Заготзерно», хоть и рано, но подбодрить мать.  В районный центр Хвойную поезд прибыл рано, не было ещё и восьми часов. Однако в здании райисполкома двери были открыты, уборщица топила печки, а дежурный, стоявший у входа, сказал: «Рановато гражданка пришли, прием   только с девяти. Проходите, садитесь, вон стулья у печки».  Устинья хотела сказать, то сесть всегда успеет, но промолчала, не дай бог.  И практически  сразу услышала, что дежурный  говорит кому-то, что его  ждёт посетитель, оглянулась и увидела высокого мужчину в шинели без погон. «Николаева я из Сухолжино»-проговорила она внезапно охрипшим голосом.  «Пройдемте в кабинет гражданка Николаева? – сказал мужчина - сейчас разберемся».  Вся оставшаяся храбрость Устиньи пропала, вошли в  его кабинет, как оказалось  заместителя председателя райисполкома. Устинья молча подала повестку. Он прочитал, улыбнулся: «Умеют же  написать. Садитесь. К нам пришло письмо от Вашей землячки, может и бред, но его требуется рассмотреть!»  А потом был долгий разговор о жизни,  о работе от зари до зари без выходных и праздников. О том, что война взяла всю мужскую половину семьи, никто не вернулся в родной дом.  Как её плечи  легла мужская  работа: зимой в лесу с пилой и топором,  в посевную за плугом, в сенокос единственная из баб косила, да впереди  мужиков, потом жатва и уборка, так из года в год всю жизнь. Рассказывала, теребила платок, пряча в него  свои огрубевшие совсем  не женские руки. Было ей обидно и горько, за себя, что прожила  среди этих людей, вместе жили, работали, делили невзгоды, беды и радости, а была чужая, и ведь как написала «враг». Из больших серых глаз Устиньи непроизвольно текли слезы.
-Да  время трудное, страну восстанавливаем после такой войны. Живем еще трудно. Но все наладится, с таким народом победили фашиста  и новую жизнь построим. А Вы Устинья Васильевна спокойно  работайте и растите внуков.  Считаю, что письмо рассмотрено, предмета для дальнейшего разбирательства нет… сказал  в конце разговора зампредседателя райисполкома, а потом добавил - Мы ещё поработаем. Будьте  здоровы!
-Теперь  слова не скажу, своих забот хватает! - Устинья встала, поправила платок - Спасибо! До свидания! На поезд надо ещё успеть.
-Почему же критика правильная и справедливая нужна, необходимо выявлять слабые стороны, никто не гарантирован от ошибок, Надо вовремя их исправить, ну всего доброго - уже в дверях, провожая женщину,  добавил он.
Как на крыльях летела Устинья на вокзал, по пути зашла в магазин купила глазурных  пряников Ниночки в гостинец.
К деревне подошла когда уже вечерело. День был хоть  и без солнца, но снега поубавилось, вначале деревни игриво журчал ручей. «Хорошо прибавилось воды!»- подумала Устинья и увидела вдалеке у колодца баб, которые что-то обсуждали и не расходились, видимо дожидаясь её.
-Ну что нового в  Хвойной, чего говорят?- они вопросительно смотрели на Устинью.
-Сказали, что надо вовремя управиться с севом. Ещё пряники вот купила, мягкие, Нина любит…- и быстрым шагом пошла  к дому.