из серии Дети войны. Наказание

               

           Альку поставили в угол. Не в первый раз конечно, что уж говорить…  Вообще-то это был не совсем угол, а закуток между стеной и большой родительской кроватью со стороны, где спала обычно мама. А настоящий угол занимала её тумбочка. На ней  лежало незаконченное вязанье – алькин свитер. Под ногами же у наказанного Альки находился коврик, который мама тоже связала крючком из тряпичных полосок. Коврик был большой, абсолютно круглый, разноцветный и очень мягкий. Проверено голыми ногами и не раз.
          На противоположной стороне этой комнаты, в которой жил и Алька, ярко высвечивал прямоугольник высокого трёхстворчатого  окна. В него, чтобы не скучать, можно долго смотреть из своего «угла», прижавшись спиной к стене, пока кто-то из родителей не придёт и не скажет что-нибудь вроде: «Ну как? Ты понял, за что наказан?» И нужно быстренько ответить, что конечно понял и очень раскаиваешься. Тогда тебя отпустят на свободу. Но сейчас надеяться на освобождение было еще рано. Настроение у Альки было сердитое, но и виноватое, потому что, кажется, он в самом деле был не совсем прав. Если разобраться….
     Алька смотрел в окно и видел небо с редкими облаками, озаренное заходящим солнцем. Это было красиво, но неинтересно. Интересно было наблюдать за ласточками, которые неизвестно когда, наверное, в войну ( когда ж еще?) поселились в этих краях и строили свои гнёзда под балконами их дома. Ласточки с криками проносились мимо алькиного окна, стремительно приближаясь к нему, так что казалось: вот-вот врежутся в стекло, но вдруг куда-то исчезали на минутку, потом вновь появлялись, словно выпархивали из стены дома и с щебетом уносились в небо. Ласточки были заняты, кормили своих детей. Это Алька знал и всю зиму ждал, когда его любимые птицы весной снова прилетят и поселятся в своих серых, крупенчатых, построенных  из штукатурки гнёздах. Алька эти удивительные гнёзда считал верхом архитектуры. Правда, они чем-то напоминали осиные, которые он видел в деревне у дедушки. Их он очень не любил и боялся, а вот ласточкины гнёзда в Москве… Что ни говорите, но это было сказочно красиво!
   В соседней комнате, в которой принимали гостей и в которой жила старшая сестра Ариша, было тихо. Дверь в комнату была приоткрыта. Алька скучал, представляя, что делают на кухне рассерженные родители и сестрица, чай конечно пьют,и наполнялся еще большей обидой. К тому же очень хотелось  на улицу. Он думал о том, что сейчас во дворе ребята наверное уже начали играть в «казаки-разбойники». Алька очень любил эту игру и всегда хотел быть разбойником. Это игра была «вечерняя», потому что в сумерках легче было прятать клад и вообще прятаться. А уж если не сумел спрятаться и тебя казаки взяли в «плен», нужно было на вопрос «Пароль?», обязательно гордо в рифму ответить враньём: «Вшивый король»! Вот так должен был ответить мужественный разбойник….
     Алька вздохнул и  стал вспоминать, из-за чего всё произошло и почему он наказан….
     Началось всё еще с утра. Было воскресенье, но родители куда-то собирались. Мама возилась на общей кухне их коммунальной квартиры, что-то готовила, чем-то наполняла большую кастрюлю, потом её запихивала в большую сумку под весёлые советы соседки. Сестра Ариша помогала, обматывала старыми газетами пирог с капустой и тоже запихивала его в сумку. Зачем? Алька думал, что они этот пирог, который мама с вечера испекла, сами съедят. Значит, это не им?
     Отец их торопил, но  при этом тоже что-то делал. Кажется  горкой складывал какую-то свою одежду. Алька не очень внимательно за всем следил. Главное – родители куда-то хотели уехать, а его с собой не приглашали. И он не понимал, почему. Ведь так никогда не бывало. Мама всегда его брала с собой, даже на работу в эту её… ( Алька напрягся, вспоминая название) ага, артель инвалидов.Там всегда было интересно, потому что  ему давали крутить машинку, которая умела складывать большие сложные числа. А уж ездить в гости ему особенно нравилось. В гостях  всегда кормили праздничной едой и угощали чем-то сладким.
   - Мам, - просил Алька, - я тоже с вами хочу!
  -  Нет, Аличка, - отмахнулась мама, -  не в этот раз. Мы быстро вернемся, а вы с Аришей останетесь дома.
   - Но почему? – обиделся Алька
    И тут встряла Ариша. Она была старше  брата на пять лет, перешла в седьмой класс и всё время Альку воспитывала. Везде! И во дворе, и на переменках в школе, а уж до-ома... Ух, эта надоедливая Аришка! Она даже маму воспитывала! Сколько раз он слышал, как она отчитывала маму, что мол та его, Альку, балует. А мама только улыбалась. Вот и теперь  сестра принялась за своё:
   - Говорят тебе – в другой раз, значит, в другой раз! – закричала  она – Чего ты стонешь? Чего капризничаешь? Маленький, что ли? Ничего не понимаешь, что ли? Чего губы надул! Да тебя, нытика такого, в пионеры никогда не примут, вот увидишь!
Алька перешел во второй класс и приём в пионеры был для него пока заветной мечтой. Какая же всё-таки вредина эта  Аришка!
   Но тут вошел папа, посмотрел на обиженного Альку и весело сказал:
   - А мы к дяде Мише едем. Он нас рыбкой хочет покормить. А ты рыбу не любишь.
   Что правда, то правда. Рыбу Алька терпеть не мог. Но ведь не в этом же дело! Можно было бы всё равно его взять с собой к весёлому брату мамы дяде Мише. Неправда что ли? Дядя Миша совсем недавно был у них в гостях, очень интересно рассказывал, как воевал, как однажды попал в плен, а потом бежал из него, как его ловили немцы с собаками и поймали, а он всё равно еще раз бежал и его опять схватили. Мама вытирала слёзы, а Алька слушал дядю, затаив дыхание от восхищения. Даже рот раскрыл. Какой герой дядя Миша! Настоящий! Да про таких  книжки пишут и в кино показывают, как про лётчика Мересьева! И вот оказывается родители едут к нему на рыбу, а его, Альку,  почему-то не берут. Разве это справедливо?
     Алька  тогда нахмурился,отвернулся от отца, пробурчал «ну и ладно» и пошел во двор. Обида на родителей не отпускала. Но во дворе друг Толян по прозвищу Бегемот пытался починить самокат, нуждался в алькиной помощи, и тот не заметил, как родители вышли из подъезда, нагруженные сумками, постояли, разглядывая, чем занимается сын, а потом не спеша скрылись за домом.
     Самокат никак не поддавался ремонту. Переднее колесо всё время слетало и нужен был наверное хороший гвоздь, а не проволочка, которой Толян пытался колесо прикрутить. А может и не в гвозде было дело. Лично Альке быстро надоело  возиться с этим транспортным калекой.
   - А пойдем на шоссейку, поищем Куриного бога – предложил он Бегемоту.
Толян,не раздумывая,тут же бросил свой поломанный самокат, и мальчишки устремились туда, где неподалёку шло очень важное и интересное строительство: пленные немцы прокладывали к их дому газопровод, разворотив очередной участок Ленинградского  шоссе. В огромных земляных кучах, если охрана не гоняла, мальчишки копались, находя много разных интересных камней. Их Алька притаскивал домой. Отец говорил, что есть такая профессия – геолог. И они, геологи, тоже ищут разные камни. Алька, разгребая землю лопаткой, воображал себя геологом, потому что часто там  находил кусочки мрамора или гранита, чёртовы пальцы и  всякие очень красивые круглые стеклянные шарики. Взрослые говорили, что всё это осталось в земле от строительства метро, которое здесь прокладывали еще до войны. Шесть лет прошло. А сейчас опять в этом месте рыли глубокие канавы, и все с нетерпением ждали конца этой стройки.
    Про Куриного бога  Альке рассказала Ариша. Такой был у её подружки, и сестра уверяла, что этот камень – талисман приносит счастье. Про счастье Алька как-то не думал. У него был зудящий, не дающий покоя спортивный интерес просто найти этот редкий  камень с дыркой посредине. Неужто не повезет?
   - А куда это твои папка с мамкой попёрли? – вдруг спросил Толян, когда мальчишки заворачивали со двора за дом,  – на рынок что ли? Сумки такие здоровые  потащили…
    Альке не понравилось слово «попёрли». Про родителей так не говорят.Он даже хотел обругать друга за такую грубую фамильярность, но вспомнил про предательство родителей по  отношению к себе, и опять захлестнула обида. Ну почему нельзя было взять его с собой, даже если у дяди Миши будет рыба на обед? Рыба - рыба! Ну что – рыба? Во-первых, туда понесли пирог и Альке бы точно отрезали кусочек, а во-вторых, он, мужчина, мог бы помочь маме тащить сумку. Это же понятно.
    Алька засопел и рассказал Толяну про несправедливое отношение к нему родителей. И запальчиво пообещал:
   - Вот увидишь, когда они  вернутся от дяди Миши,  я им так и скажу: «Ну что, нажрались своей рыбы?»
- Не скажешь, не скажешь! – издевательски засмеялся Толян. – Ты что? Да тебя за такое отлупцуют!
   - Скажу! – заупрямился Алька – Спорим на двести щелбанов, что скажу?
   Стукнули по рукам. Но тоненький голосок внутри Альки пропищал: «Не спорь, не спорь. Не груби маме с папой! Ой, не надо!»Только отступать Алька тоже не любил, а поэтому они с Бегемотом договорились дождаться во дворе возвращения его родителей и прилюдно провести намеченную мстительную операцию.
     Когда мальчишки подошли к стройке, то увидели, что земляных холмов вдоль глубоких канав, в которых лежали толстые трубы, почти не осталось. Пленные эти траншеи уже зарывали. К тому же неподалеку ходил охранник с ружьем и иногда на мальчишек строго посматривал. На Альку его взгляды не действовали, а Толян охранника и немцев боялся. Даже пленных. Боялся и ненавидел: его отец погиб в первые дни войны.
     Алька понимал, что сегодня работа геологов у них с приятелем не получится. Хорошие и нужные камни в оставшихся кучах земли почему-то не попадались. Да и настроение было невесёлое. Не отпускали тревожные мысли. Он всё время думал, как же сумеет при всех нагрубить родителям? По-хамски разговаривать со взрослыми вообще-то было совсем не в его характере, но ведь и сдавать свои позиции, брать назад данное слово тоже нехорошо? В душе скребли противные кошки, песок засыпал сандалии, и Алька предложил другу вернуться во двор.
    Во дворе Бегемот сразу же всем растрезвонил про их с Алькой спор. Мальчишки пришли в восторг, и Алька понял, что теперь уж точно деваться ему некуда. А когда его родители наконец появились во дворе, вся ребятня в ожидании представления сгрудилась вокруг Альки. Папа с мамой, весело улыбаясь, подошли к сыну, и он, набрав воздуха в лёгкие, умирая от ужаса, звонко крикнул им в лицо:
   - Ну что? Нажрались своей рыбы?
   Сначала воцарилась тишина, а потом кто-то из мальчишек громко издевательски захохотал, и компания разбежалась. Только Алька ничего этого не слышал, потому что сердце его выпрыгивало из груди, щёки горели, а в ушах что-то шипело, стучало и свиристело. Закусив губу, окаменевший от собственной дерзости, Алька не моргая смотрел на родителей, которые моментально перестали улыбаться. У мамы даже как-то вытянулось лицо, а отец нахмурился и грозно скомандовал:
   - Быстро домой!
Дома мама открыла дверь в комнату и резко втолкнула Альку в угол-закуток:
   - Будешь здесь  стоять, пока не поумнеешь и не извинишься перед нами.
   - Ну и буду стоять, - пробурчал упрямый Алька. В приоткрытую дверь всунулась Аришка, внимательно посмотрела на брата и молча покрутила пальцем у своего виска. Алька пробормотал «сама дура» и отвернулся. Все ушли на кухню, а он остался один. Умнеть.
     … Ласточки всё летали и летали. Стоять у стены и смотреть в окно Альке надоело. И умнеть тоже как-то было лениво. Нужно было что-то придумать, чтобы не было так скучно, но мыслей никаких не было. Нет, одна мысль была: он ни за что не попросит у родителей прощения. Вот какая была мысль. За что просить-то? Не взяли в гости, в угол поставили и еще извинения ждут? Алька кипел от обиды. Правда, тоненький голосок внутри него всё же пищал: «Справедливо наказан. Справедливо!» Но в этот момент он услышал, как папа с мамой вошли в соседнюю комнату и кажется сели за большой круглый стол.
     - Это очень сложно, Шурочка, - как-то виновато говорил отец, - ты же понимаешь, как это невероятно сложно?…. На какую серьёзную, а главное – постоянную работу он может рассчитывать, если нужно заполнять анкету?... Даже не знаю…. Но я обещаю тебе, что сделаю всё, что смогу.
    Удивительно, но Алька услышал, как мама всхлипнула. Плачет? Его гордая и строгая мама плачет? Почему? Он выпрямился, напрягся и весь обратился в слух.
     - Я всё понимаю.  – Голос мамы был жалобный и хрипловатый –Но как им жить дальше? И разве он виноват, что был в плену? Конечно, мы должны радоваться, что он жив и вернулся домой. И что никто его не трогает. Пока не трогает…Знаешь ведь  про мужа Лиды, да?…..Попал из немецкого лагеря прямиком в наш…
      Мама опять всхлипнула и замолчала. Алька заволновался. Он догадывался, что речь идет о дяде Мише, но почему мама плачет? Почему вспомнила мужа своей подруги тёти Лиды? Что значит «попал в наш лагерь»? Кроме пионерских есть еще какие-то? И в чем виноват дядя Миша, который, как настоящий герой, дважды убегал из плена?
     Шваркнул по паркету отодвигаемый стул. Наверное это отец встал. Раздался его голос:
   - Перестань, я прошу тебя. Пока мы сможем ему помогать. Хоть чем-то, но сможем.     Мама заговорила быстро и горячо:
   - Ему нужна работа. Нормальная. По специальности. Ты же видел, Маруся лежит больная, ей питаться нужно, иначе не скоро поправится… И дочка маленькая. А он может их кормить только Москва-рекой…. Да что там наловишь-то?...И еще без картошки остались… Такая беда, такая беда! И как Миша свою картошку на делянке не уберёг? Всю негодяи выкопали, ты подумай - всю! Я бы этих ворюг расстреляла, честное слово….
     Мама опять всхлипнула, а отец вздохнул. Алька слышал этот тяжелый вздох, но пока не мог  разобраться, о чём так горестно говорят родители. Дядя Миша был знатный рыболов, но рыбка из Москва-реки попадалась только маленькая или не очень большая. Так себе, средняя, только кошку кормить. Дядя Миша сам со смехом об этом рассказывал. Но говорил, что уха всё равно получается вкусная. Картошку у них выкопали? Плохо конечно, но на рынке же её продают….Тут Алька задумался, потому что вспомнил, что для этого нужны деньги. А у дяди Миши их кажется нет. Так вот почему родители …..Пирог и кастрюльку с какой-то едой значит больной тёте Марусе отвезли? Ну и хорошо. От маминого вкуснющего пирога можно сразу же выздороветь!Только почему отец всё время маме что-то обещает, да так неуверенно? Вот и сейчас он говорит :
   -  Ну не расстраивайся ты так. Всё будет хорошо. Михаил – крепкий мужик и работы не боится. Он же мастер на все руки. Смотри-ка: крышу себе и соседям отремонтировал, и печку переложил, обувь всем чинит…. Но конечно, на случайных заработках долго не проживешь….
     Отец опять вздохнул.
    -  Ему, токарю со стажем, нужна постоянная работа… Нам на заводе таких рабочих во как не хватает!Обещаю,  я постараюсь договориться с нашим кадровиком. Он неплохой мужик. И тоже войну прошел. Что-нибудь придумает…. Обещаю….
     Алька представил, как отец стоит возле мамы и гладит её по волосам. А мама при этом загадочно и нежно улыбается. Алька такое часто видел. Но вот почему дядя Миша всё еще не работает на заводе, как это было до войны, он не понимал. Наверное, потому что тётя Маруся болеет? Вот когда зимой Алька болел, мама тоже  всё время была дома и даже в свою артель не ездила. И горчичники ему ставила, и какой-то противный чай заваривала из ромашки и по голове его гладила. Алька вздохнул.
     Но тут опять раздался голос отца:
   - Ты лучше скажи, что нам с нашим пострелёнком делать?
    Отец заговорил тише. Алька встрепенулся, распрямился, тихонько сдвинулся с места и, не отрывая свои  тощие лопатки от стены, заскользил левым боком прямо к двери, за которой находились родители. Слышно стало получше. Что там про него будут говорить-то? Любопытство съедало.
   - Да ничего не надо делать, - тихонько  ответила мама. – Разве ты не понял, что он просто поспорил с мальчишками, что нахамит нам? Наверное в отместку за свою обиду. Спор явно выиграл. Видел, как вся компания его выслушала и тут же разбежалась? Но наш сын по-моему сам от своей дерзости пришел в ужас….. Я потом с ним поговорю.
    Голос у мамы стал мягким и улыбчивым. А отец добавил:
   - Ну да, ты права... Грубить – не в его привычках…
Алька быстренько вернулся на своё прежнее место у стены  и замер. «Мама, мамочка, как же я тебя люблю! И папу люблю! И я никогда-никогда не буду больше так себя вести! Какой же я дурак, дурак, дурак!» Хотелось прыгать, плясать, кричать что-нибудь от радости, но у Альки почему-то вдруг потекли слёзы. Он опустился на корточки и сладко заплакал. Немыслимый груз вины потихоньку спадал с его плеч и растворялся в слезах. И жизнь не казалось уже такой беспросветно несчастливой….
     А когда через час мама вошла в комнату, то не сразу увидела сына. Алька, свернувшись калачиком, лежал на коврике  возле её кровати и крепко спал.