Добровольцы. 1974 год. 12-13

12.

На рассвете гитлеровцы обрушили на Выселки сильный артиллерийский огонь, и старший лейтенант Сысоев, ещё ночью предупреждённый штабом полка о предполагающемся наступлении немцев, с минуты на минуту ждал начала атаки.
Однако пушечная пальба неожиданно прекратилась, и потом весь день было загадочно тихо. Из лагеря противника не доносилось ни   малейшего звука. Беспокойство затаенной тишины к вечеру выросло нестерпимо. Комбат решил, что самое главное в такой обстановке - разведка. В сумерки он вызвал к себе Гиреева и приказал ему отправиться с небольшим отрядом за Волгу с заданием - достать "языка".
Поговорили о том, что и где надо разведать. Степан собрался идти. Сысоев окинул его добрым взглядом, сказал:
- Сними шинель.
Гиреев недоумённо пожал плечами.
- Снимай, говорю! - с нарочитой строгостью повторил комбат.
Степан повиновался. Сысоев достал из нагрудного кармана небольшой пакетик, бережно развернул его и высыпал на стол горстку зелёных металлических треугольников.
- Надевай на петлицы! - Видя, что Гиреев совсем сбит с толку, достал из полевой сумки листок бумаги с напечатанным на машинке текстом, - читай!
"Гирееву Степану Алексеевичу, - отыскал среди других фамилий и  свою, - присвоить воинское звание " Старший сержант "...
Ночь обещала быть тёмной. К моменту вылазки разведки мрак настолько сгустился, что нельзя было разглядеть пальцев вытянутой руки. Низкие тучи, казалось, соединились с землёй.
С Гиреевым пошли Киселёв и кадровый красноармеец Чумак. В назначенное время они выбрались из окопов и, оставляя деревню слева, переправились через реку, затем поползли по полю, исполосованному пашней. Сплошной линии обороны у немцев не было, и разведчики незамеченными добрались до оврага. Метров триста осторожно пробирались оврагом, потом круто повернули вправо и скрылись в густом еловом лесу.
Чумак шёл впереди. За ним, то и дело сверяя направление пути по компасу, шёл Гиреев. Бок о бок с ним увалисто шагал Киселёв.
Чем дальше шли, тем больше удивлялись: ни одного шороха,  ни одного звука. Куда же немцы делись? "Чертовщина какая-то, - полковая разведка докладывала, что у противника всё готово к наступлению. А тут хоть бы одна живая душа. Откуда же артиллерия била? Хоть ни с чем вертайся обратно."
Выбрались, наконец, на поле. Различили впереди крыши строений.
Деревня, куда добрались разведчики, находилась километрах в пяти от линии фронта. Выйдя из леса, осторожно приблизились к огородам, залегли там и долго прислушивались. Стояла мёртвая тишина,
- Киселёв! - шепотом окликнул Гиреев. - Ползи в деревню. Без единого шороха. Узнаешь, есть ли немцы - и тотчас обратно.
- Есть! - отозвался Пётр и ужом пополз к ближним постройкам.
Гиреев и Чумак остались за огородами.
Потянулись томительные минуты ожидания. Затаив дыхание, Степан прислушивался к ночным шорохам. На крышах сараев ветер шуршал соломой. Где-то в хлеву фыркала лошадь. У амбара суматошно прокричали кошки. Тихо. Слышно, как стучит сердце: тук-тук-тук... Степан крепко сжал пальцами винтовку. "Что-то долго нет Петра",- подумал он и начал считать секунды:.. десять,одиннадцать... девяносто пять... Киселёва всё не было.
Осторожно подполз Чумак.
- Может, мне сходить?
-Не нужно.
Прошло ещё несколько минут. Наскучившись, Чумак инстинктивно стал шарить по карманам, ища бумагу на закур. Найдя небольшой скомканный листок, принялся расправлять его пальцами. Потом вспомнил, что курить нельзя, и с сожалением швырнул бумагу в сторону, поёжился от холода, поднял воротник шинели.
Но вот в темноте послышались шаги. Словно тень, мелькнул силуэт человека. Чумак положил руку на затвор винтовки... Шаги приближались.
-Гиреев! -зашелестел у дома шёпот.
Чумак облегчённо вздохнул и, поднявшись вслед за Гиреевым подошёл к Киселёву. Рядом с Петром стоял старик с покладистой бородой, на плечах - внакидку - короткий чёрный полушубок.
- Это - колхозный бригадир, - шепнул Киселёв Степану.
Угадав, видимо, в Гирееве старшего, бригадир приблизился к нему и, сверкая глазами, торопливо заговорил:
- Что-то они затеяли. Всю неделю тянулись к Выселкам. А сегодня утром вдруг отошли и по другой дороге двинулись к Ельцам.
"Вот оно что! - догадался Гиреев. - Пронюхали секрет нашей обороны и хотят взять врасплох. Немедленно надо вертаться и докладывать комбату."
- Недавно, - продолжал старик, - легковушка ихняя прогазовала. Да поломалась, знать. Встала на бугре у ветряка. А которые ехали на ней, пришли в деревню, сидят у Алексея Строгова в избе. Не иначе, как помощи ждут.
- Сколько их? -  остановил его Степан.
- Четверо, никак.
- Так...
- Возьмём их, а? - загорелся Киселёв и вопросительно поглядел на Гиреева.
- Раз плюнуть! - вмешался бригадир.
Степан, улыбнувшись, подмигнул ему.
- А ну, веди нас!
Огородами пробрались на другой конец деревни. Дом, в котором разместились немцы, стоял на самом краю, у горловины извилистого оврага.
У крыльца ходил часовой. Он был высок ростом, сутулый.
Посоветовавшись, разведчики составили нехитрый план. Киселёв и Чумак подползут к дому с одной стороны, Гиреев с другой. Бригадир отойдёт метров на двести в поле и пойдёт по дороге в деревню. Он будет нарочно громко кашлять, чтобы обратить на себя внимание часового. Немец, по расчётам разведчиков, обернётся на шаги бригадира, подставит Киселёву и Чумаку спину. В это время они его схватят.
Стали подбирается к дому. Гиреев полз по оврагу. Он то и дело останавливался, прислушивался. От напряжения нервов малейший шорох пугал и заставлял плотно приниматься к земле. Добравшись, наконец, до палисадника, Степан притаился. Сквозь решетчатый забор он хорошо видел часового: тот торопливо ходил у стены, согнувшись, вобрал голову в воротник шинели, громко стучал тяжёлыми солдатскими ботинками.
Киселёв и Чумак, прижавшись к стене, шаг за шагом приближались к углу. Скоро на дороге закашлял бригадир. Немец насторожился, вытянул шею, трусливо стал прижиматься к дому. Киселёв слышал его сопение и чувствовал, что если из-за угла протянуть руку, то можно достать немца.
Бригадир остановился, побоялся, видимо, как бы гитлеровец не пустил в него автоматную очередь.
Сделалось как-то особенно тихо. Степан приложил левую руку к груди: хоть бы потише колотилось сердце?.. Но что делать? Если немец будет и дальше стоять у стены, Пётр его не возьмёт. Надо действовать.Вдохнув полной грудью, Степан крикнул:
-Пётр!
Немец мигом отскочил от стены, вскинул автомат и взлайнул:
-Хальт!
Киселёв увидел его сутулую спину и, прыгнув, вцепился пальцами правой руки в горло. Немец успел- таки нажать спусковой крючок, и в тишину ночи врезалась короткая автоматная очередь. Чувствуя под пальцами хруст хрящей, Пётр подхватил немца другой рукой и, крякнув, вскинул его себе на спину. Чумак, подскочив, с силой засунул немцу в рот свою пилотку. Пётр крупно зашагал в поле.
У дома раздался выстрел'. За ним, раз за разом, ещё два.
- Ложись!- крикнул Киселёв на Чумака. Сам сбросил пленного на землю и, повернув его вверх спиной, скрутил руки ремнём.
В доме , едва Киселёв и Чумак скрылись за углом, поднялся невообразимый шум. Гиреев, изготовившись, ждал, когда на крыльцо выбегут немцы. Вдруг задребежжали стёкла, кто-то мешком свалился на землю вместе с оконной рамой. Двое показались на крыльце. Почти не целясь, Степан выстрелил в них...Тот, что выпрыгнул в окно, подбежал к забору палисадника, прыгнул и сорвался. Ещё раз. Забор рухнул, и от дома в овраг стремглав побежал человек. Степан в два - три прыжка догнал его , взмахнул винтовкой, ударил прикладом, ещё, ещё раз... Потом до отказа вонзил штык. Разглядел валявшуюся в стороне полевую сумку, взял её и, почувствовав вдруг усталость во всём теле, не спеша пошёл в поле...
Старший лейтенант Сысоев, когда ему сообщили, что Гиреев, Киселёв и Чумак вернулись и что они притащили "языка", несказанно обрадовался.- Эх, молодцы! - воскликнул он. - Пусть быстро ведут его ко мне!
Ожидая, когда приведут немца, заложив руки за спину, вышагивал по земляному полу.
Лейтенант Кузнецов сидел у стола и, с явным опасением поглядывал на комбата, думал, что, может, успех разведки хоть на время сбавит гнев старшего лейтенанта.
Когда Кузнецов вернулся из деревни, Сысоев, поглядев на него, с нескрываемым пренебрежением сказал:
- Болтаешься ты, лейтенант, как... навоз в проруби.
Кузнецов начал было оправдываться, но комбат грубо оборвал его на полуслове и потом весь день будто не замечал его. Кузнецов тяготился этим, пробовал хоть чем-нибудь заслужить внимание комбата, высказать ему все, раскаяться. Но попытки его были тщетными. И Кузнецов решил, что главное пока - скрыть пропажу пистолета и планшетки. А там видно будет. Ершову строго - настрого приказал "держать язык за зубами."
Наконец привели пленного. Он гордо стоял перед комбатом и сквозь зубы что-то бормотал.
Гиреев положил на стол немецкую полевую сумку.- С убитого офицера снял.
Сысоев стал выкладывать содержимое: записки, фотокарточки, топографическую карту...
У Кузнецова нервным тиком передёрнуло лицо, он подскочил и чуть не вскрикнул: на столе лежала его карта, пропавшая вместе с планшеткой. Стремительно заколотилось сердце, на лбу бисером выступил пот, сбивчиво заработала мысль: "Пропал!... Что делать? Бежать!.. Да, да, вскочить и бежать..." Он заёрзал на кряжике. Нервно пробежал пальцами по пуговицам, растегнул воротник гимнастёрки.Хотел встать и не смог: ноги, казалось, одеревенели и не слушались.
К его счастью, внимание присутствующих было приковано к немцу, и никто не видел, как скривилось в испуге лицо начальника штаба. Сысоев, сложив все бумаги в стопку, не рассматривая их, спросил пленного:
- Какой части?
Немец сверкнул из-под нависших бровей волчьим взглядом и замотал головой.
- Их ферштеен нихт, - ответил он звонкими голосом и, помолчав, торопливо добавил: - Москва капут!
Сысоев нахмурил брови, сделал кукиш и поднёс его к самому носу немца.
Вдруг на улице раздался громовой удар, а за ним другой, третий... Сысоев в недоумении крикнул:
- Выясните, ,что там?
Гиреев, Ершов, ещё несколько человек бросились к выходу. Поблизости от штабного блиндажа, над глубокой воронкой, медленно рассеивалось облако дыма. Где-то в стороне ещё трижды ахнуло, потом снова.
Со стороны Ельцов доносилась нарастающая стрельба, крики, вой, стоны. Ни у кого не было сомнения, что там идёт бой. Так и доложили Сысоеву. Он, нервничая, закрутил ручку телефонного аппарата.
- Первый, первый! - кричал он в трубку. - Срочно доложите первому: немцы атакуют Ельцы.
Бросив трубку, ткнул пальцем в сторону Кузнецова:
-Пулей - в восьмую роту! Немедленно веди её сюда.
Кузнецов крикнул Ершову, чтобы тот следовал за ним, и, пригибаясь, побежал через чащобу. Потом, на миг остановившись, нервно кусая губы, торопливо огляделся по сторонам, дождался Ершова. Семён посмотрел на него хитро и косо, подумал, что лейтенант мчится с перепугу.- Ты, брат, не отставай, - шепнул Кузнецов и снова побежал, но уже не в прежнем направлении, а всё дальше и дальше от линии окопов.
Сзади в сплошной несмолкаемый гул слились разрывы снарядов и мин, беспокойная воркотня пулемётов, хлопки винтовочных выстрелов.
Смутно догадываясь о намерении Кузнецова, Ершов сбавил шаг, забеспокоился, несмело окликнул:
- Товарищ лейтенант, вы - куда же?
- Не отставай, говорю! - задохнувшимся шепотом пробормотал тот, не оборачиваясь.
Возбуждённый, с горящими глазами, он напролом лез через чащобу. Ветки деревьев хлестали ему по лицу, в кровь царапали щеки, шею, руки.
- Стойте, товарищ лейтенант... Стойте! - с дрожью в голосе крикнул Семён.
Кузнецов остановился. Обернувшись, стыдливо пряча взгляд, спросил:
- Ну, чего?
- Ежели вы... это... - с трудом пересиливая волнение, заговорил Ершов, - бежать задумали... Как хотите, а я вертаюсь.
- Чудак...- скривив губы, с притворным безразличием проговорил Кузнецов. - Думаешь, я о себе только забочусь? Вертайся, если хочешь под трибунал попасть.
- Это... почему же под трибунал?
- А так... Сысоев сказал - судить тебя будут. - Кузнецов глянул украдкой на мертвенно бледное лицо Ершова, добавил: - Я думал, ты не захочешь пулю в лоб получать. А хочешь - вертайся.
-За что же судить?
-Не знаешь будто?
- Знаю, что не за что.
- Не за что? Много-то и не нужно. Знал, где я ночевал? Знал. Не сказал комбату? Не сказал. А что у меня планшетку и пистолет украли, знал? Знал. Вот тебе и трибунал!
Ершов, отступив, лихорадочными движениями сорвал с плеча винтовку.
- Нет, вы погодите...товарищ лейтенант. Судить не меня, вас судить надо.
Кузнецов, деланно заулыбавшись, отвёл левой  рукой направленный на него штык, примиряюще сказал:
- Шучу... Пошутил я. А ты уж сразу...
- Поворачивайте обратно! - жёстко оборвал его Ершов.
- Ну, довольно, довольно... - пробовал отшутиться Кузнецов.
- Поворачивайте обратно!
Лейтенанта передёрнуло. " Вот чёрт, надо же было связаться с ним. Чего доброго: возьмёт да и ухлопает!" - нарушала его мысль.
-Говорят тебе - пошутил.
Ершов клацнул затвором.
- А я всерьёз.
Кузнецов по-кошачьи перетрусил. Затряслись поджилки. Руки невольно потянулись вверх. Дрожа всем телом, он рухнул на колени.
- Не губи... Не убивай! - стал упрашивать он слезным голосом.
Семён, брезгливо сморщившись, отвернулся.
Кузнецов почувствовал под рукой что-то холодное и твёрдое. "Камень!" - обрадовался он и быстро, ломая на пальцах ногти, вывернул его из земли...
Удар пришёлся между бровей. Ершов покачнулся, широко развёл руки, сделал два-три неровных шага и ткнулся лицом в усыпанную мёртвыми иглами землю.

             .13.

Приказав командиру хозвзвода лично и немедленно доставить пленного и добытые разведчиками документы в штаб полка, Сысоев поднял по тревоге всех красноармейцев, находившихся возле командного пункта: часовых, связистов, санитаров и ездовых из обоза - всего человек двадцать.Не привыкшие к строю, они гурьбой бежали через лес за комбатом.
Добежав по ходу сообщения до наблюдательного пункта, просторного открытого окопа - Сысоев, широко расправив локти на глинистом бруствере, прильнул к биноклю. За распаханным полем виднелись крыши невысоких домиков, побелённые утренним заморозком. От деревни, петляя под свистом пуль, бежало к лесу несколько бойцов. За огородами глухо кашляли миномёты. Мины с противным скрежетом сверлили воздух и, разрываясь в лесу, взмётывали вверх смерчевые вихри.
Комбат быстро оценил обстановку: со взводом, оборонявшихся в Ельцах, было покончено. Будь он на месте немцев, Сысоев непременно воспользовался бы удачей и без промедления всеми силами устремился бы вдоль шоссе.
Впрочем, и немцы, видимо, собирались делать то же самое.
Послышался шум моторов, и из деревни выскочили несколько мотоциклов. Оставляя за собой хвосты сизого дыма, машины на большой скорости мчались к лесу. Сысоев поймал в полукружья бинокля окопы взвода Гиреева. Там, как от ветра, зашевелились бойцы. Зачастили хлопки винтовочных выстрелов.В сосновой роще, острым треугольником вклинившейся в поле, барабанной дробью ударил "максим". Длинная очередь хлестнула свинцом в переднего немца. Выпустив руль, он взмахнул руками и, откинувшись назад, свалился с сиденья. Мотоцикл рванулся влево, и, блестнув металлом, он свалился в кювет.
" Молодец!" - мысленно похвалил Сысоев пулемётчика. Словно одобренный похвалой, пулемётчик свалил ещё одного. Остальные поспешно стали поворачивать, и, налетая одна на другую, машины с грохотом падали.
-Аааррраарр!.. - неслись истошные крики немцев, смешавшиеся с рёвом моторов.
Из деревни группами выбегали солдаты в зелёных мундирах. Они быстро рассеивались по полю и, стреляя на ходу, устремились к лесу. Миномёты перенесли огонь по обнаружившим себя красноармейцам. На опушке тёмными столбами дымилась разодранная в клочья земля.
Натиск немцев усиливался с каждой минутой. Центр атаки постепенно перемещался вправо, где оборонялся взвод Гиреева. Пули вырывали из цепей наступающих десятки солдат, но гитлеровцы лезли напролом.
Как нужна была здесь восьмая рота! Но Сысоев, ещё ничего не знавший о предательстве Кузнецова, раньше, чем через полчаса, помощи не ждал. Горстку бойцов, прибежавших вместе с ним, он повёл на помощь Гирееву.
Бой накалялся. С звериными рёвом гитлеровцы рвались вперёд. От сосновой рощи их отделяли уже не сотни, а десятки метров. Степан с беспокойством торопливым взглядом окинул ломаную цепочку окопов: над многими из них уже не подымались дымки выстрелов.
- Приготовить гранаты! - скомандовал он.
И в тот же миг заметил, что несколько бойцов, побросав винтовки, побежали в лес.-Назад! - закричал Гиреев и вскинул винтовку.- Расстреляю!
-Не то делаешь! - услышал он вдруг знакомый голос и, обернувшись, увидел командира батальона.
Вытянувшись во весь рост, Сысоев поднял над головой автомат.
- Товарищи! - зазвенел его властный голос. - За мной! Вперёд!!!
Недалеко оглушительно рявкнул взрыв, осколками под самый корень подрезало высоченную сосну, и она с грохотом повалилась на землю, придавив бежавшего за комбатом связного.
Изогнувшись, комбат выпрыгнул из траншеи. Жикнув, пуля сбила у него с головы фуражку. Мгновение Гиреев глядел на него обезумевшими глазами.
- За Родину! Урааа! -крикнул Сысоев.
Этот возглас, казалось, вытолкнул Степана из окопа.
- Ура! - подхватил он и, опередив комбата, ринулся навстречу немцам.
Слева, справа, сзади рождалось и крепло и с неудержимой силой рушилось на врага мощное красноармейское "Ура". В едином порыве взвод, а за ним и нестроевики, устремились на немцев. Загудела, задрожала земля от топота ног. Глухо застонал лес.
Гитлеровцы остановились на миг, словно в оцепенении, дрогнули и волной покатились к деревне...
Вздрагивающими руками Сысоев сыпал махорку на узкую полоску газетного обрывка и с нетерпением поглядывая на дорогу: не идёт ли подкрепление. По запыленному лицу капли пота пробороздили грязные линии. Ветер рвал на его голове взлохмаченные волосы.Он так и не смог скрутить папиросу и с остервенением бросил бумагу.
- Что там случилось? - выдавил он сквозь стиснутые зубы. - Неужели Кузнецов попал под случайную пулю?.. Слушай, Гиреев, - задыхаясь от злобы, проговорил он. - Я бегу в Выселки. Продержись ты, ради бога, двадцать минут. Всего двадцать минут! Я приведу сюда обе роты.
Комбат, прихватив двух красноармейцев, помчался через лес к Выселкам. Не знал он, что не вернётся сюда. Не знал Гиреев, что помощи он не дождётся.
Едва комбат скрылся, атака возобновилась. На этот раз бой начали танки. Скрежеща сталью гусениц, наполнив воздух рёвом моторов, на дорогу вышло двенадцать бронированных чудовищ. За деревней снова, как по команде, из разных мест заухали миномёты, к ним присоединились и пушки. Разрывы снарядов слились в сплошной гул. Содрогалась земля, и с треском валились выдранные с корнями сосны.
Мусоля губами погасшую папироску, Гиреев широко открытыми глазами глядел на танки и чувствовал, как по коже от спины до пяток пробегает мелкая дрожь, а под пилоткой дыбятся волосы.
В соседнем окопе, сжимая длинными пальцами ручку противотанковой гранаты, насупив брови и стиснув зубы, пригнулся, словно приготовился к прыжку, Пётр Киселёв.
- Ну, как, страшновато? - поинтересовался Степан.
Киселёв обернулся, вскинул крылья рыжеватых бровей, уголками губ выдавил улыбку.
- И не говори! - пробасил он и, помолчав, мечтательно заговорил: - Под Новосокольниками, рассказывают...
Шагах в десяти страшной силы взрыв взметнул вверх глыбы земли, и дождевым ливнем посыпались осколки. С минуту Пётр неподвижно лежал на дне окопа, потом поднялся, и, отряхиваясь, недовольно проговорил:- Вот дают, а!. Под Новосокольниками, говорят, наш комбат танк подбил. Орден видал у него? Это ему за тот раз дали.
Слева, подскочив, рявкнула семидесятишестиметровая пушка, за ней другая, третья. Вовремя подоспевшие артиллеристы стреляли по танкам прямой наводкой. После второго залпа один танк нервно вздрогнул, остановился, и на землю змеёй сползла перебитая гусеница. Ещё залп - раздался сильный металлический звон, затем взрыв - и над танком взметнулось густое облако чёрного дыма, пронизанное багряно-красными языками пламени.
Скоро загорелся ещё один танк.
- Так их, так! - задорно крикнул Киселёв.
Из деревни волной выкатились цепи вражеской пехоты.
- Огонь по пехоте, по пехоте!- командовал Гиреев.
Справа от него безостановочно рокотал пулемёт. Его длинные очереди редили цепи немецких солдат.
Вдруг смолк. Пулемётчик, схватившись обеими руками за грудь, лежал вниз лицом. Его заменил второй номер. Успел сделать тот коротких очереди - бахнула мина, и Степан увидел, как пулемёт перевернуло  вверх колёсами. Не раздумывая, побежал по ходу сообщения, установил "максимку" на бруствер окопа и нажал гашетку. Пулемёт молчал: перекосило ленту.
Один из танков стремительно приближался к роще.
Кто-то выпрыгнул из окопа и, размахивая зажатыми в руках гранатами, побежал навстречу танку.
- Безумец, вернись! - сквозь стиснутые зубы крикнул Гиреев, узнав в бегущем Киселёва.
Из танка резанула пулемётная очередь, у самых ног Петра пули взвихрили земляную пыль. Пётр упал, но тут же поднялся на локоть и швырнул гранату. На мгновенье всё заволокло дымом, а когда он рассеялся, бойцы увидели, как танк, работая одной гусеницей, медленно поворачивался на месте. Киселёв с минуту лежал неподвижно, потом рывком встал и побежал к окопам.Гиреев, устранив в "максимке" задержку, длинными очередями стрелял по пехоте. Он уже не слышал шума боя.
Темп атаки нарастал с неумолимой быстротой. Несколько танков ворвалось на опушку леса. Они смяли артиллерийскую батарею и прямиком двинулись по шоссе. Два развернулись и начали утюжить окопы.
Возле Гиреева молнией вспыхнул взрыв. Степана отбросило к задней стенке окопа. Ударившись о что-то головой, он беспомощно рухнул на землю.. Сознание вернулось, когда его подхватили чьи-то сильные руки.
- Отходим! - услышал Степан далёкий голос.
Кривцов, подхватив командира взвода как ребёнка, пригнувшись бежал в глубь леса. Сзади громко кричали немцы, доносилась редкая перестрелка. Винтовочные хлопки редели.
Уцелевшим бойцам Гиреев приказал пробираться в Выселки. Сам он, опершись рукой о плечо Кривцова, шагал медленно. По левой щеке струилась кровь и сползала на шею, под воротник.
Последними отходили, отстреливаясь, Киселёв и Полежаев. Они уже думали, что опасность миновала. Неожиданно рявкнуло несколько глоток:
-Хальт!
Иван обернулся и застыл в ужасе: метрах в пятнадцати стояли немцы. Как током кольнуло сердце. Отскочил в сторону. Раздалась автоматная очередь. Жгучий удар в голову сбил его с ног. Обильно хлынувшая кровь залила лицо. Успел заметить, как два гитлеровца, навалившись Киселёву на плечи, пытались скрутить ему руки. Пётр присел, рванулся в сторону, и плечом опрокинул одного, ударом кулака сбил другого. Подбежало ещё несколько солдат. Трое кинулись к Полежаеву. Тот выстрелил. Передний немец схватился руками за живот, припал на колени и глухо застонал.
"Неужели плен? - прожгла Ивана мысль. - Нет, не бывать этому!"  Он ладил дуло винтовки к виску. Но рыжеволосый немец тяжёлым солдатским сапогом наступил ему на руку. Пальцы разжались, и винтовка выпала на землю.