Василисина сказка

В некотором государстве жил-был купец. Как его звали? Да не так уж и важно. Разве мы интересуемся купцами? Разве что налоговые органы. Обычный успешливый купец, специалист по товарам и спросу на них. Но сказка вовсе не о нём, а о его дочери, его и супружницы, с которой прожили они, душа в душу, определённое количество лет. Любили они друг друга и, как это и обычно бывает, плодом этой любви стала дочка, Василиса. Про неё мы и будем сказывать. Но сначала обратим внимания на купчиху.
Бывает так, чувствует себя человек вполне хорошо, а потом вдруг заявляет, что срок его жизни подходит к концу и надо ему собираться. Мы сами думаем, что так бывает у тех, кто особенной цели не имеет, а живёт, что называется – по инерции. Вот всё ему и надоедает, потому как любимого дела нет, а за пресыщением наступает апатия. Тут и сказочке конец, то есть жизни того не очень кчемного человека. Но про купчиху мы ничего наговаривать не будем. В конце-то концов она была мамой девочки Василисы. И вот подозвала она как-то к себе дочку и затеяла с ней серьёзный разговор:
– Как дела, Васенька?
– Я не Васенька, а Василисушка, мама.
– Всё-то тебе спорить, Василисушка. А между тем время моё на исходе.
– Ты куда-то боишься опоздать, мама?
– Кто понял жизнь, тот не торопится. Нет, здесь другое. Говорят, что всему своё время. Время разбрасывать камни, и время собирать камни …
– Ну-у, мама, – нахмурилась девочка, – если ты намекаешь на хозработы в саду, то мне такое предложение не нравится. Я всё же девочка, и девочка из состоятельной семьи и недосуг мне руки марать.
– Да не о том я, – с досадой махнула рукой купчиха. – Мне говорили, что на занятиях в приходской школе ты больше в зеркальце смотришься, чем учителя слушаешь.
– Батюшку-то? А чего его слушать, он всё одно и то же талдычит. А я зеркальце спрошу, мол, кто на свете всех милей, всех румяней и белей, а оно мне так тихонечко и ласково отвечает, что это я. И столь мне хорошо от этого делается, чисто елей на сердце. А ты мне про слово Божие говоришь. Да знаю я его. Вначале было слово и это слово было Бог и это слово было о Боге. Далее батюшка вокруг этого крутится. Каждый день – одно и то же. Тоска … А тут зеркальце … да с такими словами.
– Ой, да не смеши ты меня, Вася. Скажу тебе по секрету, что и у других такие зеркальца имеются, и тоже своим хозяйкам умильные слова говорят прельстительно. Верить надо независимым источникам.
– Общественным зеркалам? Ты в своём уме, мама? Как ты себе это представляешь? Люди будут в очереди стоять и спрашивать.
– Ты, Вася, не забывайся. Как ты со своей матерью разговариваешь?! А я ведь с тобой хотела поговорить по душам. А ты … такие слова …
– Ну-у, мамочка, – обняла Василиса купчиху, – прости меня. Не подумавши, ляпнула. Настроение какое-то сволочное.
– Ва-а-ся. Такие слова. Не дело девочке как ты и такие выражения употреблять. А что касается твоего настроения, то я думаю, что это ты предчувствуешь некие события.
– Какие это события? – нахмурилась Василиса. – И нельзя ли их отменить, если они нехороши?
– Нельзя, – утвердила купчиха. – У каждого своя судьба и свой срок. Мой срок, кажется, подходит к концу.
– Что это значит?
– Помру я скоро, преставлюсь, если так тебе понятней будет.
– Ой, мамочка! – заплакала Василиса. – На кого ты меня оставляешь? Как же я теперь жить буду, без тебя, без папы? А-а-а!!
– Это почему это без папы? – удивилась купчиха и даже поднялась в постели. Всё это время она лежала, наполовину прикрывшись периной из гагачьего пуха. Мы просто забыли это сказать.
– Ну, как же – почему. В сказках так пишут: жили они долго и счастливо, и умерли они в один день.
– Так то в сказках. А у нас-то всё происходит на самом деле.
– Да? – удивилась девочка. – А я думала …
– Много ты думаешь, – оборвала её купчиха немного насмешливым тоном. – Знаю я тебя. Опять про своё зеркальце вспомнила? А я с тобой о серьёзных вещах говорить собираюсь. Хочу тебе признаться, Васенька …
– Василисушка, – поправила мать девочка. – Что ты меня как мальчика называешь. Я – Василисушка, Василиса.
– Ладно- ладно, – махнула рукой купчиха. – Ты меня всё с мысли важной сбиваешь. Ты вот о Боге неодобрительно отзывалась …
– Я?! Когда это?!!
– Да только что.
– Мама, не надо всё понимать превратно. Я совсем про другое говорила. А Бог … это нечто абстрактное, идеализированное. Кто его видел?
– Дочка! Не надо богохульствовать! Лично я видела ангелов.
– Как … это?
Честно сказать, девочка не удержалась на ногах, а села, нет, даже – рухнула, но в удобное венское кресло.
– А так, – посмотрела купчиха на дочь весьма гордо. – Гуляла я как-то в лесу, вышла на поляну, а там … посередине … дом- не дом, повозка- не повозка, а нечто круглое, с круглыми окошками, на таких подставках, а из середины лестница протянута, словно подняться туда приглашают. И в голове у меня голос возник. Проникновенный такой, ласковый. Взойди, мол, туда, красавица, не пожалеешь.
– И ты … вошла?
– Да, – спокойно подтвердила купчиха. – Я ведь была тогда молодая, чуть тебя старше, смелая, палец в рот не клади. Любого могла отбрить.
– Ты, мама, в цирюльне тогда подрабатывала?
– Не мели чепухи, дочка, а слушай. Вошла я туда и увидела … ангела.
– Ангелу? Меркель?
– Да слушай ты меня, не перебивай. Это был высокий белокожий человек с большими, в пол-лица, глазами. Волос у него не было. Одежды с него ниспадали …
– Совсем спадали?
– Не перебивай. Это было вроде тоги у древних греков. И этот человек посмотрел на меня, а в моей голове вдруг услышалиь слова. Он хотел изучить меня.
– Это как понять? Неужели он собирался…
– Нет. Ничего такого. Я … позволила ему … Я поняла, что это ангел. Дальше я помню всё весьма смутно. Я лежала на каком-то столе, и в лицо мне светили лампы. Ко мне прикасались чьи-то пальцы, но прикасались они … внутри меня, каждого органа. Потом я ощутила, что это как бы и не я, что я нахожусь как бы в небе, в непонятном месте …
– Мама, ты рассказываешь весьма странные вещи, – нахмурилась девочка. – Я тебя не понимаю. Как у тебя с головой?
– Всё в порядке у меня с головой, – сухо ответила купчиха. – Ты просто слушать не умеешь … и понять не пытаешься. Хорошо, эту часть рассказа я пропущу. После того, как они меня изучили, ангел поблагодарил меня и спросил, что хочу я получить в награду.
– И что же они дали? – Василисе сделалось интересно.
– Я пожелала для себя счастья, удачного замужества, богатого мужа, красавицу дочку, ну, и так далее.
– Молодец, мама!
– А ангел мне ещё один подарок сделал. В качестве бонуса. Уж не знаю, что это значит. Но принёс он мне особую куколку …
– Куколку? – заинтересовалась Василиса. – Какую куколку? Ты мне покажешь?
– Вот сейчас покажу. Ангел мне сказал, что она будет мне помощником и сможет выполнить любое дело. Надо только кормить её … мёдом, орехами, я потом тебе объясню. Сказал, что срок эксп … плюа … таци … тьфу, не выговоришь, короче говоря, прослужит она полвека, если бережно с ней обращаться. Всё это время куколка мне служила, а теперь, когда дни мои на исходе, я передаю её тебе.
Видно было, что женщина устала говорить. Она откинула перину и вынула спрятанную там вещь. Куколкой её можно было назвать с большой натяжкой. Это было подобие человечка. Две руки, две ноги, голова. Непонятно, из чего это было сделано. Вроде бы металл, но не слишком тяжёлый, не совсем твёрдый. Ручки были эластичны и немного гнулись. Лицо … это трудно описать. Похоже на изображение гнома. Да, на иллюстрациях таким изображали Голема, только тот был крупным, глыбообразным, а это … эта … этот … куколка была маленькой, сантиметров в пятьдесят. Купчиха советовала куколку никому не показывать, спрятать, а доставать, когда появится большая нужда, беда там или какое горе. Василиса маму вроде бы и слушала, и отвечала ей, но всё внимание её было сосредоточено на том, что она держала в руках. Удивительно, но Василисе казалось, что куколка тоже разглядывает её. Купчиха показала, как надо кормить «помощницу», как с ней общаться, как лучше маскировать. Честно сказать, так половину слов Василиса пропустила мимо ушей, до того была увлечена подарком. Да и что можно ожидать от девочки восьми лет. Такой симпатичной девчушки.
С дочкой купчихе повезло. Она росла симпатичным ребёнком, всем на удивление. Все-то Василисушку хвалили, все-то её лелеяли, и – немного избаловали. Бывает такое. С ранних лет все ею любовались, называли ангелочком. Была она красива, не было у ней никаких недостатков: ни худобы, ни полноты излишней, волосы были густы и шелковисты, зубы ровны – один к одному и белы, щёчки румяны, смех мелодичен, словно звон хрустального колокольчика. Девочки часто бывают красивы в ранней юности, но потом эта красота как-то уходит, то уши лопушатся, то в зубах зияет прореха, то дурной запах идёт изо рта. Да мало ли чего. У Василисы такого не было. Может, оттого, что была Василиса купеческой дочкой и за ней ухаживали, наряжали по-всячески, баловали, украшали. Но и природа была у неё своя.
Больше купчиха так и не поднялась. Значит, и впрямь себя худо почувствовала. Через несколько дней её не стало. Горевал купец, как это положено, а потом, спустя некоторое время начал подумывать о новой супружнице. Был он человек положительный, состоятельный, к нему многие интерес проявляли, но ему хотелось не только для себя супругу, но и маму для Василисы. А тут он встретил одну, да ещё с двумя дочерями того же возраста, как его Вася. Это и стало решающим фактором – чтобы и у дочери были подружки.
Есть такое выражение – семь раз отмерь, а уже потом – отрежь. Смысл в том, что торопиться не стоит. И пословица эта придумана не для хирургов, но для всех, кто не чурается мудрости. Но только – увы – не так уж много находится людей, чтобы мудростями руководствоваться. А люди с положением, так и вовсе самомнение имеют такое, что, мол, занимаемое ими место гарантирует от ошибок. Чудаки, правда? (Можно сказать не столь деликатно).
Купец наш хоть и был опытен в своих купеческих делах, но вот оказался в житейских не так ловок. Вдовушка его своими любезностями и обещаниями обаяла, он и растаял, во всём ей доверился. Полностью переключился на торговые операции, а все домашние дела переда новой супруге, домашним же её представил и наказал: прошу, мол, любить и жаловать. То есть, если кто чем не доволен, то ей и жаловаться. То же и Василисе наказал. Та, было, привычно губки свои надула, но «поезд уже ушёл». Это ей по секрету мачеха сообщила. Василиса её не поняла. Какой поезд, куда ушёл? Собралась уже, как это раньше было, права качать, но не получилось. Не слушают её. Пришлось смириться.
Дураки на своём настаивают, а умные из всего толк извлекают. Как только Василиса поняла, что старые методы не срабатывают, начала приглядываться, да новое что-то придумывать. Вы думаете это легко? Да? Может быть для вас это и так. Вон вы какие, красивые да умные, к тому же ещё жизненным опытом умудрённые. А Василиса? Девочке едва восемь лет минуло, на всём готовом до сих пор жила, и вот – попала как кур в ощип. Неудивительно, что она немного растерялась. Попробовала с новыми «сёстрами» подружиться, а те больше друг дружкою занимаются. Им Василиса не так уж и интересна. К тому же та оказалась очень красивой, что для любой девочки болезненно, когда её подружка так вызывающе хороша. Особенно если эта девочка персона не из простонародья, а – к примеру – дочка купца, пусть и приёмная; а если этих дочек две, то они, вполне логично, могут объединиться, чтобы ту, которая красавица, как-то принизить.
Конечно, мачеха всеми силами изображала, как она новой «дочерью» гордится, как она её хвалит, как в пример ставит своим дочерям, как она их упрекает, что те никак с Василисой не подружатся. Так это всё выглядело. Но на самом-то деле складывалось совсем по-другому. Мачеха начала распускать про падчерицу разные слухи, что та и глупа, и завистлива, и неряха, и лентяйка, и неумеха и … мы даже не желаем говорить то, что придумала злоязычная мачеха. Порой Василиса бывала на язык не воздержана, но всё прочее … Чистой воды инсинуации. Однако же как девочке подростку себя защитить, особенно когда её всячески оговорили. Получилось, что Василисе уже и водиться не с кем стало. Страшное дело – интриги, а когда они против ребёнка, тут уж никаких слов нет. Точнее есть, но такие слова пиками заменяют. А тут мачеха придумала трудотерапию. Мол, Василиса слишком ленива, ничего делать не хочет, да и не умеет. Как это опровергнуть? Только личным участием, то есть – трудом. Мачеха-то надеялась, что девушка скандалить начнёт, к отцу побежит жаловаться, вот тогда она и скажет об неуживчивости Василисы. Но та вдруг не стала перечить, а выполнила одно поручение, потом – другое, и хорошо это у неё получилось, не хуже, чем у взрослых работников.
– Послушайте меня, дочери мои, – объявила обрадованная мачеха. – Я составила несколько планов, как нам эту ненавистную Ваську принизить. Похоже, один из планов удался.
–Это какой же, мама? Ты уговорила её грибами угоститься?
– Не ест она грибов, и купаться не хочет в глубоком месте. Но я спровоцировала её на физическую работу. Сказала, что негоже девушке в белоручках ходить, надо всё уметь по дому и по хозяйству делать. Уговорила я её. Она сейчас всё сама делает.
– Мы теперь можем всех домашних работников сократить, – догадались дочери, – и крупно сэкономить на заработной плате. Молодец, мама! А если Васька устроит забастовку?
– Не в этом дело, – отмахнулась от домыслов мачеха. – Я хочу Ваську утомить каждодневной работой, работой под открытым небом.
– Как рабыню Изауру? – догадались дочки.
– Да, пусть она от тяжёлой работы сохнуть начнёт, от солнца почернеет, подурнеет. Перестанут её Василисой Прекрасной все называть.
– Мы уже перестали, – заявили дочки.
– Да вы и не называли. Я про остальных говорю. Надо только работой её загружать, да слухи распространять о её неуживчивости.
– Слухи мы берём на себя. Есть такая методика – по секрету всему свету. Успешно срабатывает.
– А есть ещё сарафанное радио. Так держать, дочки.
Вот так развернулась крупная провокация против героини нашей сказки. Однако … что-то там у них не получалось. Работа вся исполнялась по полной программе, но работница от всего этого не изнывала, не чахла, а чувствовала себя на редкость комфортно, улыбалась, и – что самое обидное – становилась только краше, словно выполненный труд на неё столь благотворно воздействовал. В чём же здесь секрет? Тс-с. Мы скажем только вам, а вы уж – никому. Всё дело в куколке, которую Василисе её мама перед смертью передала. Слушайте своих мам! Они всегда дело советуют.
Получив определённое задание, Василиса делала вид, что начинает трудиться, а когда свидетели удалялись, доставала свою «помощницу» и перепоручала дело ей. Вот тогда-то и начинались настоящие чудеса. Непонятно, что было внутри куколки, но она начинала жужжать и двигаться, сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее, так быстро, что её нельзя было разглядеть. Ручки и ножки её мелькали столь проворно, что это не поддавалось фиксации глазу, а координация настолько велика, что ошибок не случалось. Было выполнено всё настолько хорошо, что по окончании хитроумная девушка ходила и кое-где выполненную работу портила. По мелочам, конечно, чтобы её не заподозрили в чём. Когда всё выполнено быстро, в срок и качественно, это выглядит крайне подозрительно. Нет ли здесь происков врага? А когда дело сделано так себе, это никого не волнует, ибо всегда так бывает. Или почти всегда. Но у Василисы всё же лучше. Должны её за это ценить.
Вот только не очень ценили, а – наоборот – загружали работой ещё больше. У нас ездят на тех, кто позволяет на себе ездить. А чё? Церемониться с ними?
Таким образом прошёл целый год. Для нас год это и не время. Так, тьфу, краткий миг между мечтами и Вечностью, а для девочки, для Василисушки это была … десятая часть жизни, уже прожитой жизни (может, чуть меньше). Сколько можно за это времени горечи испытать, печали разной, которая копится- копится, а потом – раз!! – и может переломить вас, ну, не конкретно вас, а вообще, некоторых. Много ли девочке надо, которая без мамы осталась. А папа? Кстати, а чем занят был тот купец, который типа папа? Он ведь тоже должен был как-то в жизни дочери поучаствовать? Неужели и с ним плохо стало, фатально плохо?
С купцом было, честно признаться, всё в порядке. Некоторые люди, занятые каким-то делом, порой в это дело слишком сильно углубляются. Вот те же купцы. Надо развитие торговли продумать, ассортимент товаров, какие сейчас нужны, а какие завтра понадобятся. Надо подумать о собственном производстве товаров, чтобы не зависеть от поставщиков Надо позаботиться о рынках сбыта, чтобы народ мог покупать ваши товары, чтобы прибыль получить, чтобы дороговизной покупателей не оттолкнуть, чтобы конкурентов обойти, чтобы не провоцировать их на недовольство вами и тем их не объединить. Надо … сколько всего надо. И всё это безотлагательно, прямо сейчас. До дочки ли тут? До копания в её внутреннем мире? Может, купец для того и женился скоропалительно на подходящей вдовушке, чтобы руки себе развязать, чтобы с головой окунуться в море коммерческих отношений. Конечно, купец свою дщерь видел, не часто, но зрел, отмечая, что она подрастает, становится краше, приглядней, и относил это тому, что за ней приглядывает новая жена, что у дочери рядом близкие подруги, дочери его новой жены, что сейчас дом его стал надёжным тылом, где он может отогреться, отоспаться, набраться сил … но не сейчас, а в будущем, когда понадобится, а пока что надо сделать то, это, и это, и ещё, ещё …
Примерно так рассуждал купец, дома появляясь редко, и каждый раз с дорогими подарками, которыми он наделял новую жену, и её дочерей, и Василису, конечно же, и её тоже. А потом снова исчезал где-то там, за горизонтом, в отдалении, откуда слёз не видно, да рыданий не слышно. Но, если честно, так Василиса наша уже плакать перестала, со своими бедами, да кручинами справляться сама научилась. Точнее, не совсем сама. И кто же ей помогал?
Как – кто? У неё была «помощница», та самая куколка, которую её мама подарила, прежде чем умереть. Куколкой её Василиса называла, потому что ей так мама сказала, хотя «помощница» была скорей каким-то механизмом удивительной конструкции, подаренной маме ангелами. Может, у них там таких куколок навалом, и они их дарят лучшим людям. Маме вот дали. Может лучше бы здоровьем обеспечили? Но тогда Василисе «помощница» бы не досталась. Вот такие коллизии.
Тем временем мачеха вздумала выращивать в хозяйстве капусту, отведя под посадки большие площади. Ясное дело, что подёнщиков решили не нанимать, а использовать «внутренние резервы», то есть Василису, по сути – подростка. Нет, уже формирующуюся девушку, которая с каждым днём становилась краше. Можно ли быть красивой, перекопав шесть гектаров земли, глинозёма, под капустную плантацию? Никак невозможно, с точки зрения купчихи, то есть мачехи. Но … Василиса хорошела, умудряясь с виду сохранять нежность рук, округлую стройность стана и безупречность цвета лица, облагороженного ровным загаром. Мачехам аж зубами заскрежетала, а её дочери два дня в истерике провели. А Василиса всё в поле работала, не жаловалась, и глаза её были скромно опущены. Это, чтобы не видели торжество во взоре.
Давайте понаблюдаем, тайком, за Василисой, как только она получила задание на день по разным работам. Картофельное поле (10 гектаров) – окучить, капустное поле (6 гектаров) полить, овощные гряды (12 гектаров) – прополоть. Плюс к этому, вместо отдыха, наносить воды (домой и в баню), вымыть полы, приготовить обед и ужин, и – в финале – подобрать десять букетов цветов, чтобы в день приглядно было. Вы что-то там про Золушку говорили? Про то, как её мачеха задания на дом придумывала? Может, мачех в специальных институтах заплечных наук готовят, и они пишут научные диссертации, как низводить в пыль падчериц? Не знаем, но озабоченность ощущаем.
Получив задания на день, Василиса безропотно отправлялась в поле, внимательно осматривалась там и (если никого не наблюдалось), вынимала из тайника «помощницу», пересказывала ей задания, а уж та делала всё остальное. Выслушает всё, зажужжит, да как начнёт руками махать, да с места на место прыгать! И ведь не просто машет, и не просто прыгает, а выполняет заданную работу. Чудо? Это как посмотреть. Представим себе, что некий старательный работник получил такой приборчик, который умеет тормозить время. Работник работает себе, а время тянется ме-е-едленно- ме-е-едленно. При этом постороннему глазу кажется, что этот работник мечется из стороны в сторону, довольно бестолково, но – работа выполняется. Но ведь работник скоро устанет. А если он механический и усталость ему не грозит? Короче говоря, куколка работала примерно так.
А Василиса тем временем отдыхает, бабочками любуется, цветы собирает или загорает на солнце. Потом с «помощницей» перемещается на новый участок работ, осматривается там и запускает её. Куколка ей даже массаж успевала сделать и травку от загара подобрать. Ещё ей составляла травяные чаи, улучшающие здоровье и – даже! – увеличивающие красоту. Разные бывают растения, с неожиданными эффектами. У нас учёные- травники больше работают над составлением эффективных отрав, иногда с лекарствами, прочие нужды даже не рассматриваются.
Обед Василиса готовила сама. Куколка ей только картошку чистить помогала, да ещё кое-что по мелочам. Так что Василиса за день успевала сделать всё, да ещё жильё цветочными букетиками украсить. Мачехины дочки считали, что Василиса это делает, чтобы досадить им. Вот они и досаждались, метали громы и молнии, и ненавидели свою названную сестру всё больше. А ненависть … она ведь людей не красит … скорее – наоборот. Постоянная злость начала действовать на мачехиных дочерей. Они темнели лицом, кожа грубела, а характер … чего уж тут говорить. И так – день за днём.
Прошёл год, за ним – ещё год, и ещё. Василиса сделалась ещё краше. Теперь Прекрасной называл её не только папа- купец, но и все прочие. Кроме, понятно, мачехиных дочерей. Те прямо от злости изводились. Мачеха, та притворялась доброй и Василису хвалила. Не всё время, конечно, но частенько. Ведь и было за что хвалить. А сама всё новые козни придумывали. И Василиса это видела, чувствовала. Ничего не знал купец. Он сейчас занялся расширением своего дела, и дома бывал редко.
Что происходит, когда какая-либо девушка вдруг делается красивой сверх всякой меры (и какая в этом может быть мера?)? Конечно, рядом начинают виться потенциальные женихи, как пчёлы вокруг яркого цветка. Так и случилось. Один за другим, один за другим, всяких пород и мастей парни (и степенные мужики) потянулись в купеческий терем. И все к Василисе сватаются. Хотя там ещё две девицы на выданье имеются.
– Я не позволю! – решительно заявила купчиха (она же и мачеха). – Не позволю вершиться несправедливости. Всегда было заведено сначала старших дочерей замуж выдавать, а уже потом (!) черёд до младшей дойти должен. Так испокон было! И будет!! Вы, добры молодцы, сначала вот на этих девушек внимание обратите (она своих дочерей вперёд выдвинула), а уже потом – что останется. Ну? Кто первый?
Женихи засмущались, запереглядывались. Хоть бы один смелый нашёлся, хотя бы для смеху, да предложение сделал мачехиным дочкам. Так ведь нет. Все отступают. Друг за дружкой прячутся. Потом запросили овертайм и … и … бежали с поля брани. Естественно, брани мачехи и её не очень удачливых дочерей. Василисе после такого вызывающего поведения засчитали буллит. Сестрицы требовали крови, но мачеха их пыл остудила, заявила, что не стоит горячиться, что надо бы как-то всё по-другому устроить. Задумалась …
Жизнь между тем продолжалась. Бизнес папы-купца шёл в гору, не так чтобы совсем уж ух, но развивался. Мачеха заявила, что им пора уже перебираться в новый дом – палаццо, какие возводят где-нибудь во Флоренции или Венеции, то есть восхитительный дворец. Деньжат уже как бы хватало. Дело за мастерами. Пригласили архитекторов, строителей, сделали планировку. Пришлось из своего дома выселяться. Мачеха и заявила, что они пока все поживут в её старом доме, где она до купеческого призыва проживала. Неплохой дом, вместительный, разве что в отдалении от города, почти что в лесу. Но ведь не постоянно там жить. Всего лишь на время. На непродолжительное время, пока ожидаемый дворец отстроят. Купец на всё это дело глянул и подался в дальнюю командировку, новые ранки осваивать. Мачеха ему счастливой дороги пожелала, а сами они в новый (старый дом) отправились.
– Ну, доченька, – обратилась мачеха к Василисе самым ласковым тоном, как это бывало, когда она особо коварную каверзу придумывала, – считай, тебе повезло по-крупному. Полевые- садовые работы временно прекращаем (слишком далеко туда ездить). Считай, у тебя наступает отпуск. Будешь только и делать, что ничего не делать. Разве что по грибки там сбегать, по ягодки, орехов собрать. Для развлечения. Не дома же лежать. Тебе ведь работа в радость?
Ишь как хитро придумала! Василиса заподозрила, что не всё так просто, но то были всего лишь ощущения. Теперь вам надо кое-что пояснить, о чём вам пока ещё неведомо. Дело в том, что неподалёку от дома, где жила мачеха (в ту пору ещё и не мачеха), обитала Баба-Яга. В сказках это злокозненное существо частенько присутствовало. Была ли это одна и та же особа, либо тех баб (Баба-яга во множественном числе) было несколько, пока что не будем уточнять. Она появляется в недобрый момент и делает своё дело. Иногда она вредная, иногда – опасная, порой довольно миролюбивая, путников привечает и даже может подарком одарить. Но порой – в особо критические дни! – превращается в монстра, да что там – в каннибала, то есть занимается людоедством. Увы, как раз в момент событий нашей сказки.
Каким-то образом, и нам это в точности неизвестно, но та женщина, которая у нас оказалась мачехой, с той Бабой-Ягой как-то столкнулась. В лесу. Не знаем, что там у них произошло, но эту женщину Баба-Яга не тронула, наоборот, она с ней даже подружилась, если здесь можно применить это слово. Дружил ли кто с Бабой-Ягой? Лешие там, кикиморы, водяной, то есть всё больше нечисть лесная. А тут – обычная женщина. Как может такое быть? Может, уж поверьте нам, может. С любым можно договориться, вопрос лишь в цене, и в интересах, общих интересах. Баба-Яга, как мы уже сказали, была из особо опасных, каннибалка. «Не ешь меня, Иванушка, я тебе ещё пригожусь?» Из какой это сказки? Неважно. А эта женщина предложила Бабе-Яге поставлять путников, на предмет пропитания. И первым послала своего мужа, с которым накануне крупно рассобачилась. Чем такой муж, так уж лучше никакого. А тут как раз с Бабой-Ягой столкнулась. Одно к другому. Потом одному совет дала, мол, в лесу место знает грибообильное, другому шепнёт про заветный клад, третьему – про папоротник чудесный. Словом, была разнообразной на выдумку.
Вы уже понимаете, куда мы ведём? Точнее, не мы, а – мачеха.
– Доченька, – на следующий день попросила мачеха Василису, – сходи-ка, голубушка, в лес по грибы. Я тебе место укажу. Там много и самых лучших грибов. Я тут жила и все места помню. А сёстры твои пусть пока приберутся. Что ты всё сама, да сама, вон как на работе похорошела, пусть этой методой и мои дочери попробуют.
– Ты что, мама, – оскорбились дочери, – нам ли руки ломать в этой работе. Сама говорила, что нас ждут великие дела.
Мачеха начала им подмигивать и только тогда те смекнули, что мать их что- то задумали. Тогда и они пошли на попятный.
– Да, мама, правильно ты говоришь. Надо и нам тоже что-то сделать. Труд создал человека, а без труда не выловишь и рыбка ни шиша.
– Из пруда, – машинально поправила сестру Василиса и пошла готовить корзинку.
Мачеха подробно описало направление, куда надо идти и помахала ей платочком, улыбаясь столь приветливо, что Василиса начала подозревать, что это «ж-ж» неспроста. Она успела спрятать неподалёку свою куколку, а теперь достала её из тайника и поделилась своими опасениями. Умчалась куколка в указанном направлении и скоро вернулась.
– Там я домик нашла, в домике живёт та, с кем лучше не встречаться. Там навалено множество человеческих костей. Либо там было раньше кладбище, либо место ритуальных убийств.
– Что же делать? – испугалась Василиса.
– Я скажу, чего не делать – туда не ходить.
– А как же грибы?
– Давай сюда корзинку.
Куколка умчалась в лес, и скоро вернулась с полной корзинкой самых лучших грибов. Василиса повеселела, выбрала пенёк и начала грибы перебирать. Вы думаете, нашёл грибы и всё? Кум королю? Найти грибы, это только начало. Потом их надо проверить – нет ли червивых, потом – почистить, лишнее убрать, то есть не всё так просто. Именно этим Василиса и занялась, а куколка её рассказывала, что она видела возле домика, куда её мачеха посылала. У бедной Василисы даже руки дрожать стали, так она всё прочувствовала. Не забывайте, что она была всего лишь молоденькой девушкой, пусть и очень красивой. А вы … вы такие смелые, умные, да и внешне … ничего … Что-то мы отвлеклись.
Принесла Василиса домой грибы, а мачеха на неё глаза выпучила. Сама перед зеркалом косынку траурную примеряла. Василиса заметила, но виду не подала, на кухню отправилась и там грибами занялась. Похлёбку приготовила, грибов нажарила с картошкой, даже жюльен испекла. Кухарку давно уже сократили, все приготовления на Василису взгромоздили. Но порой мачеха сама за плиту становилась, делала вид, что это она – дом ведёт, домоправительница. Пока Василиса обедом занималась, мачеха «траурную» косынку в сундук припрятала и в лес убежала. Быстро дошла – дорог ей была знакома. Сразу в домик полезла. И Баба-Яга там.
– Чую, чую, русским духом тянет, – заголосила визгливо, а мачеха ей в ответ:
– Это я. Направляла я тебе тут одну. Чего ты её упустила? Совсем старая стала?
– А ты давай не обебенькивайся. Старая я. Говоришь слишком много! Никто здесь не появлялся. Не предупреждала ты меня ни о чём. Я никого и не ждала. А теперь ты мне ещё выговариваешь. А ведь я могу и осерчать. Тебе это надо? Скажи – надо? А то я – могу! Долго тебя не было, а как появилась, так сразу – в крик.
– Ладно, сгоряча я наговорила, – одумалась мачеха. – И, действительно, меня тут не было видно. Я тут замуж снова вышла.
– А-а, – поняла Баба-Яга. – Этого тоже извести хочешь? Так посылай его сюда. А уж я расстараюсь.
– Нет, с мужем пока ещё рано. Он всё дело на меня ещё не перевёл. Тут дело другое. Дочка его, Васька, мешать мне стала, и дочерям моим. Все на неё смотрят, а от моих – нос воротят.
– А-а, понятно, – хохочет ведьма. – Посылай её ко мне, а уж я с ней разберусь.
– Так я и посылала. Типа, за грибами. И это место указала, как «грибное».
– Всё, как раньше было уговорено.
– Но в этот раз не сработало. Что делать будем.?
– А посылай её в дубраву. На «малинник». Помнишь, было у нас и такой уговор? «У медведя во бору грибы ягоды беру». Хорошее место, отдалённое. Там мало кто появляется. Направь туда свою падчерицу. А я её там покараулю. Ух, «медведь» тамошний озороватый, заломает девку, на части порвёт, обгрызёт знатно, мало что останется. Ух и поозоруем!
– Завтра и направлю, – обещала мачеха, – а ты, яга, смотри.
–Смотрю, смотрю. А ты не подведи, дай мне порезвиться, на Василисиных косточках покататься …   
С тем и расстались. Мачеха, довольная договором, домой побежала, а Баба-Яга принялась готовиться к завтрашней экзекуции. Когда в доме появилась вспотевшая мачеха, девушка поняла, что готовится что-то, и готовится нехорошее. Но виду не подала.
– Скоро наш хозяин приехать должен, – утром объявила мачеха. – Я для блинов квашню поставлю, дочки мои в доме приберут, а ты, Василисушка, уж принеси малины. Хорош в дубраве малинник имеется. Там самая сладкая ягода в округе. Туда порой медведи заглядывают … Но не сейчас, а ближе к осени. Вот тебе два туеса, набери побольше. Варенья наварим, с блинками хорошо. А я тебе сейчас объясню, как туда дойти удобней.
А сама такая ласковая да улыбчивая, что любой насторожится – не к добру это, ох, не к добру. Василиса виду не подала, со всем соглашается, глаз почти и не подымает – сама скромность. Мачеха возрадовалась – должно получиться. Даже руки потёрла в ажитации.
Вышла Василиса из мачехиного дома, украдкой куколку свою вытащила и всё её рассказала, опасениями поделилась. И снова «помощница» в указанное место направилась, для рекогносцировки. Скоро вернулась.
– Засада там. Та самая опасная старушенция сидит. Зубы у неё острые, а на руки повесила что-то такое, как капкан, с длинными крюками, как изогнутые гвозди. Или когти. Нельзя тебе туда идти. Никак нельзя.
– А с малиной как?
– А с малиной можно всё по-другому исполнить. Я тут по дороге пару мест приметила. Давай свои туеса.
Притащила Василиса домой малины, едва донесла – сколь много. Пожаловалась:
– Я в той дубраве медведя услышала. Ревёт, страшно стало. Так я в другом месте малины набрала. Хватит?
– Хватит, – ей мачеха отвечает, – только та была слаще. Ну да ладно.
Потом она отправляла Василису за орехами, за травами для солений, ещё за чем-то, и каждый раз девушка возвращалось и приносила то, за чем посылали, и каждый раз Бабу-Ягу обходила стороной. Мачеха поняла, что неладно здесь. Может, падчерица поняла что, может и отцу жаловаться будет. Присмирела на время. Но скоро купец должен был вернуться из продолжительного  отъезда. В его присутствии с Василисою сложности могли возникнуть. Надо было срочно что-то предпринимать. Мачеха то одно придумает, то к другому склоняется, а время-то идёт. Вот она объявляет как-то:
– Дочери мои любимые, давно собиралась я вами заняться, да всё дела неотложные отвлекали. А ведь вы – будущие хозяйки. Вам надо много чему научиться, чтобы дом вести своими руками. Вон Василиса у нас – всё успевает делать, много чему научилась.
– Мы тоже много чего умеем, – гордо ответили дочери.
– Вот сейчас и проверим. Контрольная работа будет.
– Так ведь каникулы, – начали было отнекиваться дочери. – Летние.
– Когда каникулам быть, – нахмурилась купчиха, – я определяю, а вы меня слушаете. Так вот, одна из вас будет кружева плести, вторая чулки вязать, тёплые, ажурные, из цветных ниток, а Василисушка наша пусть пряжу прядёт, потом и ей задание будет, когда пряжи будет в достаточности.
Сказала, и удалилась. Сели сёстры в одной комнате, самой светлой, которая так и называлась – светлица и работу назначенную начали, а мачеха дом покинула и в лес отправилась. Вы, наверное, уже поняли, что она к Бабе-Яге пошла. Мол, так и так, создадим ситуацию, что к тебе девушка придёт, с просьбой, и нужно делать то, о чём давно уже договаривались. Это называется – заказуха. Специально обученные люди такими делами занимаются, а раньше Бабе-Яге приходилось стараться.
А в доме всё идёт своим порядком, девушки каждая своей работой занимаются, песню поют. Так обычно всё и происходит. Каждой хочется свою работу выполнить так, чтобы её похвалили. Василиса привыкла, что за неё куколка делает, «помощница», да и сёстры особым прилежанием не отличались, но тут всем приходится стараться, и все друг на дружку поглядывают, глазками зыркают, и каждая хочет показать, что такая работа ей если не в удовольствие, так легко и привычно даётся. Сложное дело, короче, артистическое.
Вечерело. Уже и мачеха вернулась, в светлицу заглянула, а там – все при деле. Похвалила всех купчиха да спать отправилась. Девушкам свечу оставила, чтобы работу было видно. Скоро послышался храп и скрип матраса, когда она ворочалась. Видно было хуже, и девушки сели ближе друг к другу, так как свеча давала не так уж и много света. Но всё равно было плохо видно.
– Надо нагар с фитиля срезать, – догадалась одна из сестёр.
– Сейчас сделаю, – тут же отозвалась другая, быстренько соскочила со скамьи, щипчики подхватила да как ими щёлкнет по фитильку и … вообще его срезала. Огонёк пропал.
– Ой!
Это все три девушки разом вскрикнули, но … дело было уже сделано. Где огниво? Нет его. Подевалось куда-то. Шарили руками, шарили, всё в пустую.
– Что теперь делать будем? – начали переговариваться в темноте девушки. – Маменька ведь нам контрольную работу наказала делать, а не справимся, так переэкзаменовку назначит.
Слово звучало угрожающе, и девушки завздыхали. Без света можно было насовершать ошибок и контрольную работу завалить.
– Я знаю, – вдруг одна из сестёр «вспомнила» (как заранее с мамой договорились), – что здесь неподалёку в лесу бабушка одна живёт, старенькая. Надо к ней отправиться и огоньку попросить. Огниво или хотя бы уголёк из печи. От него и свечу запалить. До утра мы успеем свои работы закончить.
– Вот ты и иди, – ей вторая сестрица говорит, – иди и принеси.
– Больно надо, – та отвечает, – мне от булавок и кружево видно, и коклюшки, мне свет без особой надобности.
– Ух ты какая. Тогда и мне не надо. Вон, от луны отражение идёт от спиц. Лично мне этого за глаза хватит.
И правда: то у одной что-то блеснёт, то у другой. Василисе с веретеном трудно приходится. Вздохнула она, а сёстры к ней повернулись и закричали вместе:
– Тебе в лес и идти.
Не хочется Василисе из дома выходить, да ещё ночью, но спорить не стала, а то всё могло ещё хуже стать. Услышит мачеха шум, поднимется, заявит, что с заданием не справились, то-то позору будет, а сёстры … они ведь отбрешутся. Лучше добром всё сделать. Поднялась, взяла горшочек для уголька и из дому вышла. Луна круглая на небе светит, дорогу указывает. Василиса пооглядывалась, проверила, что за ней никто не следит и к своему тайнику подошла, достала из него куколку, рассказала всё ей:
– Что делать мне, скажи. Меня ведь к Бабе-Яге отправляют. Точняк, она меня слопает, и не подавится ни разу. Конец мне пришёл …
И в слёзы ударилась. Удержу нет. Поплакала чуть и успокоилась – от слёз глаза краснеют, у глаз морщинки появляются и вообще, негоже такой красавице слёзы лить. А куколка глазами в темноте посвёркивает, как звёздочками, и говорит ей:
– Успокоилась? И хорошо. Не надо печалиться. Вся жизнь впереди. Отправимся в лес вместе. К Бабе-Яге так к Бабе-Яге. Меня просто при себе держи, а я уж тебя в обиду не дам. Что-нибудь придумаем, Василисушка.
Наверное, наша красавица решила, что куколка каким-нибудь образом огонь добудет из внутренних резервов, и не надо будет через лес переться. Но … не всё так просто. Во всех сказках разные сложности случаются. И здесь – не без этого. Пошла девушка в лес, дрожит да прислушивается, а локтем куколку придерживает – как бы не выронить.
Вдруг позади послышался топот копыт. Кто-то её догонял. А вдруг это разбойники? Сложно молоденькой девушке ориентироваться в жизни – надо как-то себя сохранить. Лучше всего в кустах схорониться. Спряталась Василиса, и видит, как по дорожке проскакал всадник, ликом весь белый, в белых одеждах, да и конь у него белый. Этакая абстракция. Похож на что угодно, но только не на разбойника. Выскочила она на дорожку и закричала:
– Послушайте … Эй, послушайте. Огоньку не найдётся?!
Но всадника уже и след простыл. Да и как-то непривычно: в лесу, молодая красивая девушка огоньку просит. Подумают ещё что. Лучше до бабки этой дойти. Вроде, сказали, не так и далеко. И куколка молчит, значит: опасности нет. Повздыхала Василиса, да пошла дальше. Вы думаете, если девушка красива, так вокруг сразу ей угодить норовят? Может в каком городе и бывает так, но в том лесу всё было иначе. Пошла девушка дальше. Шагает, о жизни с её суровостями думаем и о том, что зря сухпайком не разжилась. Только подумала, и слышит, как снова копыта стучат. И отблески по кустам, как от факела. Огонь? Разбойники?! И в кусты бросилась, как пугливая птаха. Сердечко в груди бьётся: не приведи, Господь, случится что. Ночь всё-таки. И глухой лес. Разбойники там. Волки. И прочие неприятности. А впереди – визит к Бабе-Яге, которая специализируется по человечине. Куда не кинь, всюду клин.
Тем временем мимо проскакал ещё один всадник, теперь уже весь в красном: кафтан красный, сапоги, плащ красный за спиной развевается, волосы у него как протуберанцы, да и грива у коня – такая же. Разве может такое быть? Василиса глаза кулачками протирает, глянула, а всадника уже и нет. В отдалении лошадь заржала, словно в издевку. Не её день, то есть – ночь. Испугалась Василиса, да как бросится бежать … Бедняжка … Бежала, бежала, пока не утомилась. Встала, отдышаться не может. Потом про куколку вспомнила. Та её уверила, что поможет в нужную минуту. А куколка всё молчит да молчит. Достала её Василиса, смотрит, а куколка словно уснула, не отвечает, не реагирует ни на что. Василиса её давай трясти, словно добудиться пытается. Кукла – молчок. Неужто сломалась? Василиса куколку выронила и слезами залилась, уже в который раз. Кто ей сейчас поможет, когда помощь нужна как никогда? Когда рядом находится Баба-Яга, а больше надеяться не на кого. Ах, мама-мама …
– Мамочка … – пожаловалась Василиса.
Как часто к маме взывают даже взрослые люди, когда попадают в беду. Владимир Кузьмин, так тот пел открытым текстом:
– Мама, я попал в беду, я попал в беду, что мне сделать с ней, с бедою своей?
Это взрослый певец, звезда популярного жанра, а тут обычная девушка … ну, не совсем обычная, а Василиса Прекрасная. А она между тем к себе прислушалась и услышала … где-то в глубине … своей памяти. (Как там у Давида Тухманова – «По волне своей памяти». Не об этом ли?) … Василисушка, ты эту куколку корми, а она тебе всегда добрый совет даст, да помощь окажет.
– Ёлки-палки …
Василиса забыла наказ матери. Уже целую неделю она свою куколку не кормила, а теперь ждёт от неё помощи. А ведь говорят: как потопаешь, так и полопаешь. Или – наоборот. Короче – куклу надо было срочно кормить, пока она не разрядилась окончательно!
Давно взошло солнце, уже начался день, а Василиса рыскала по окрестностям, чтобы раздобыть, чем бы можно свою «помощницу» накормить. Нашла орехи, потом наткнулась на борть, где оставались соты с мёдом, ещё нашла ягоды жимолости. Она вкладывала пищу в рот кукле, но пища вываливалась. Неужели – всё?.. Но потом вроде бы процесс пошёл, а через пару часов кукла начала говорить:
– Мама мыла раму … Маша ела кашу …
– Куколка, куколка, – плакала Василиса. – Что с тобой?
– Что со мной? – повторила куколка. – Что с тобой?
– Ты … сломалась?
– Я … адаптировалась.
– Это … как? – удивилась Василиса.
– Ночью энергии расходуется больше, – сообщила «помощница». – Мне не хватило заряда.
– Это я виновата, – заплакала Василиса. – Я забыла тебя покормить.
– Себя-то небось не забываешь? – сварливо спросила кукла, и Василиса снова зарыдала. – Ну, будет, будет.
– Что – будет? – спросила, сквозь слёзы, девушка.
– Ничего хорошего не будет … если ты не успокоишься.
– Я … успо … успокоилась.
И в самом деле, Василиса перестала плакать. Теперь она начала оглядываться по сторонам, а потом увидала маленький горшочек, который продолжала держать в руках и … снова скуксилась.
– Перестань, – строго приказала кукла, совсем как мама, когда Василиса была ещё совсем маленькой. – Ну, что опять?
– Я … заблудилась. Меня послали к … бабушке … за угольком, а я … заблудилась.
– И это повод лить слёзы? – удивилась кукла. – Пусть это будет самым большим несчастьем в твоей жизни. Успокойся, давай. Сейчас я произведу позиционирование нашего местонахождения, потом определим направление движения и … и …
Куколка ещё что-то говорила, громко жужжала, поворачивалась и стороны в сторону, а успокоившаяся Василиса достала зеркальце, принялась себя в нём разглядывать, причесала растрепавшиеся волосы, поправила ленты в косах, разгладила сбившийся сарафан. А что вы думаете. Звание «красавица» ведь к чему-то обязывает, надо этому соответствовать. Это ведь не просто слова, это ответственность. Потом Василиса ощутила, что проголодалась. От куколки ещё много чего осталось, и это Василиса скушала, и остатки мёда, и ягоды, и несколько орешков.
– Понятно, – бодро заявила куколка. – Нам надо двигаться туда. Ого, как мы от маршрута отклонились.
Действительно, Василиса забралась в невесть какие дебри. На пути был бурелом, потом оказалось болотце, небольшое, но очень приставучее, ноги в нём вязли.
– Может, им уже и огонь без надобности? – вдруг сообразила девушка. – Может, надо было домой возвращаться?
– А тут до Бабы-Яги уже ближе, чем до мачехиного дома, – сообщила куколка. – Какое примем решение?
– Тогда будем идти дальше. Тем более, что и сёстры настаивали.
Действительно, прошло полчаса … ну, может – час, и они вышли к дому. То есть вышла Василиса, а куколку она спрятала под сарафан столь придумчиво, что той было совершенно невидно. Но вот дом … Это был удивительный дом … Это было воплощение ночного кошмара … И это ещё сказано недостаточно убедительно.
Сами бы посмотрели …
Изба была большая, сложенная из огромных брёвен, в три обхвата каждое, но сложены они были столь давно, что часть брёвен прогнило насквозь и эти прорехи заделали чем угодно и даже весьма странными предметами. Подробности было разглядеть трудно, потому что дом окружала изгородь, но не из кольев, как это бывает чаще всего, а из человеческих костей, вот только это были кости великанов. Каждая такая кость была увенчана черепом, самым настоящим, правда, пожелтевшим от времени и большая часть черепов скалилась зубами, так как челюсти не сжимались соответствующими мышцами, а самым страшным было то, что в глазницах имелись глаза. Может, это были такие камни, но они напоминали глаза. И они … наблюдали за приближающейся девушкой. Да, они явно перемещались в глазницах. Замирая от ужаса, Василиса подходила к высоким воротам, которые были составлены из широких досок, но … створки крепились к настоящим ногам, стопы которых были погружены по щиколотку в мох, и к створкам были приделаны руки, которые сжимали ладони друг с другом в самом ужасном рукопожатии, какое только может создать воображение. В месте стыка створок находился «замок». Василиса догадалась, что это должен быть замок. Но это был череп, который раззявил пасть, полную крупных зубов.
В добавок ко всему дело было вечером, и вечер был довольно поздним. Василиса не решалась подойти ближе и топталась, не дойдя до ворот десяти шагов. Что делать дальше? На неё глазели черепа. Казалось, что они ехидно усмехаются. И тут … послышался топот копыт. Василиса едва слышно охнула и прикоснулась к куколке, которая была спрятана под сарафаном. Это девушку немного успокоило. Она оглянулась и … отскочила в сторону.
Мимо неё проскакал давешний всадник, который был чёрным, весь в чёрном. Он направлялся к ужасным воротам. Василиса зажмурила глаза и втянула голову в плечи. Послушался скрип.
Она открыла глаза. Прошло-то всего лишь мгновение. Или чуть больше. Но з это время совсем стемнело. Всадника видно не было. Наверное, за это время он скрылся за забором. Несмотря на темноту наступившей внезапно ночи, было светло, потому что – ужас! – у всех черепов светились вставленные глаза, словно это были лампы накаливания, и эти лампы предназначались для прожекторов. Надо ли говорить, что большая часть черепов была направлена на героиню нашей сказки, и Василиса оказалась высвечена лучше, чем эстрадная звезда на сцене. Она попятилась, стараясь выбраться из центра яркого светового пятна.
Непонятности вокруг неё не заканчивались. И это был не новый всадник. Слышен был треск, громкий шорох старых высохших прошлогодних листьев, что были кучами насыпаны по траве. Кроны деревьев раскачивались и трещали ветви, переплетаясь друг с другом. Похоже было, что прямо сквозь чащу леса ползло чудовище – дракон, или Змей Горыныч (хрен редьки не слаще). Неужели нашей Василисе суждено здесь погибнуть?
Мы спешим успокоить читателя, который, наверное, уже выискивает трясущимися руками пилюли валидола, или капли корвалола. Это была Баба-Яга, которая со вчерашнего вечера дожидалась обещанной девушки, не выдержала ожиданий и отправилась ей навстречу. Но они, как это частенько бывает, разошлись (называется – как в море корабли, ведь глухой лес сродни морю, и там и там – стихия). Крайне раздражённая Баба-Яга возвращалась домой что называется, не солоно хлебавши. И ехала она (летела), забравшись в массивную ступу, которой управлялась при помощи песта (особого шеста), действуя им как опытный плотогон. И тут …
– Фу! Фу! Русским духом пахнет. Кто здесь?!
Что тут прикажете делать? Бежать? От летающей ступы? Это бесполезно. И Василиса приняла единственно верное решение: она выступила вперёд и скромно поклонилась Бабе-Яге, словно не замечая окружающего её ужасного антуража.
– Здравствуй, бабушка. Меня сестрицы послали за огоньком. У нас дома свет потух. Я шла, но … заблудилась, и вышла сюда только сейчас.
– Я это ужа поняла, – заскрежетала зубами Яга. – Хорошо, что ты не побоялась сказать правду. Я тебе дам огня. Но не запросто так. Ты для меня поработаешь. Я если откажешься, то я тебя сейчас же съем!!
Последнюю фразу Баба-Яга прокричала столь громко, что, наверное, эти слова слышны были и на другом конце леса. Василиса упала бы в обморок, но почувствовала, как под сарафаном шевельнулась куколка. Этого оказалось достаточно, чтобы она пришла в себя. Без лишних слов она склонилась в поклоне. А Баба-Яга была уже у ворот. Она громко закричала:
– Эй! Запоры мои крепкие – отомкнитесь! Ворота мои широкие – отворитесь!
Руки, которые сжимали ладони друг друга, разжались, и створки начали расходиться, издавая жуткий скрип. Яга указала пестом внутрь, и Василиса безмолвно направилась туда. Баба-Яга двигалась следом. Столь же жутко скрипнув, ворота затворились, а ладони схватили друг друга. Сейчас выбраться отсюда было никак нельзя. Василиса беспомощно оглянулась. Что она наделала, явившись сюда?!
– Иди в дом! – приказала Яга таким тоном, что её послушался бы и маршал. Василиса безропотна вошла.
Миновала сени, обшитые дубовыми досками, на которых частью осталась шероховатая кора. Вошли в горницу. Над входом висел череп и скалил зубы. Как только в комнату вошли, глазницы наполнились светом, которые исходили из удивительных глаз, похожих на настоящие, изготовленные из кристаллов. Стало светло. Старуха, высокая и жилистая, отшвырнула в сторону помело, сбросила по пол серое рубище и направилась к широкой лавке, стоявшей у стены. Когда она уселась там, вдруг оказалось, что это не совсем и лавка, а широкое низкое кресло, в котором можно было развалиться. Где-нибудь на Гавайях такое назвали бы шезлонгом, но там его изготавливали из бамбука и брезента, а здесь было всё из дерева, которое не очень старательно обстругивали. Сбоку кто-то вырезал ножом ругательные слова (не будем уточнять – какие).
– Прибери здесь, – приказала Яга Василисе, – чего рот разинула. Взялась на меня работать, так и начинай.
Василиса подхватила кучу тряпья, которая когда-то была епанчой, длинным широким плащом без рукавов с широким отложным воротом, крепившемся у этого ворота на крючок. Под ним оказался шушун. Это такая длинная кофта, с прихватом в талии, из домотканого холста. Всё это было изношено и испачкано, брошено небрежно на замусоренный пол. Василиса подняла одежду, оглянулась по сторонам, увидала воткнутый в стену топор и повесила на него то, что подняла, как на вешалку. Поставила к стене помело и повернулась к Яге. Та отдыхала, шумно дыша. На Ягу было страшно смотреть. Может, когда-то она и была молодой, может даже симпатичной, но занятия чёрной магией изменили её не только душу, но и её внешность. Обратите внимание, что сущность человека, его мысли, настрой отражаются на внешности, сначала через мимику, а потом так остаётся постоянно. У Яги ещё изменилась структура кожи, пошли крупные бородавки, полезли пучки волос, безобразные пятна и морщины. Но иногда Баба-Яга преображалась и становилась видной (а порой даже миловидной), когда надо было «пустить пыль в глаза». Впрочем, этим искусством владеют многие, особенно женщины, и не только женщины.
– Что есть в печи, всё на стол мечи, – заявила Баба-Яга. – Есть хочу, мочи нет.
У Василисы аж руки затряслись. А вдруг у старухи нет ничего, и тогда она закусит ею, как только что грозилась? Но оказалось, что в печи всё было уже приготовлено и даже – странное дело – было горячим, будто только приготовленным. Василиса вытаскивала один горшок за другим и ставила на стол, а Яга хватала и всё жадно пожирала, чавкая и рыгая, словно для неё не существовало норм приличия. Всё было сметено так же быстро, как Василиса успевала выставлять на стол. Точнее, один горшок, самый маленький, девушка отставила в сторонку, так как сама начала испытывать муки голода, так как уже сутки у неё не было во рту и маковой росинки (так почему-то говорят). К тому же зрелище, как Яга пожирала пищу, было хоть и отвратно, но пробуждало аппетит. Организм, он ведь весьма странен, и реагирует, как ему нравится.
– Пить хочу, – заявила Яга. – Давай скорей, не медли!
– А … где взять? – спросила Василиса. – Я тут не знаю ничего.
– А, – махнула в раздражении сухой рукой Яга, – глупая холопка. Любая прислуга знает, что надо в погреб идти. Тебя туда за волосья сволочь? (ударение на второе «о»).
– Не надо. Я сама.
Не надо паниковать. От этого всё только хуже бывает. Василиса представляла стандартную планировку жилых и подсобных помещений в избах. Интуиция её не подвела. Она спустилась по крутой лесенке и начала хватать с разных полок бутылки и другие ёмкости, из стекла, дерева и даже камня, и всё тащила вверх. Принесла квасу, пива, вина заморского, различных настоек и наливок. Баба-Яга всё это столь же жадно выпила. Еды и питья было человек на десять, но всё это потребила Яга, не имея такие объёмов, куда всё это могло поместиться. Должно быть у представителей «нечистой силы» физиология устроена чуть иначе, чем у обычных людей.
– Всё. Теперь я спать буду. А ты отдохни пока. А потом я тебя займу делом. Бездельничать тебе не придётся. Ишь, огоньку ей понадобилось. Это, милочка моя, дорогого … стоит … хр … хр …
Наверное, Баба-Яга действительно сильно утомилась, так как уснула прямо в этом же кресле. Может, оттого, что Василиса слишком много ей напитков притащила, а уж те её расслабили. Василиса облегчённо вздохнула. Полезла в печь, посмотреть, что там – в горшочке. Оказалось, свинина, тушёная в ароматных острых травах. Нашлась и горбушка хлеба, и щей немного. Василисе хватило, да она ещё про куколку вспомнила, её попотчевала. Успела и всплакнуть, матушку свою вспомнив и годы беззаботного детства. Как хорошо раньше было, и как сложно сделалось сейчас. А что день следующий ей готовит? Яга громко и угрожающе храпела. Незаметно задремала и Василиса, прикорнув на скамье в дальнем углу. Надо упомянуть, что раньше на скамьях не только сидели, но даже и спали. Потому их и делали широкими.
Легла Василиса, а заснуть не может: уж больно громко Баба-Яга храпит. Пробовали ли вы заснуть рядом с храпящим человеком? Пробовали? А если этой маньяк и людоед, который этого не скрывает и этим кичится? Во-от. А ведь Василиса была молоденькой девушкой, пусть и очень красивой. Ей была так жутко. Она достала куколку и стала ей жаловаться:
– Не могу я … Как представлю себе, что меня ждёт, так руки опускаются. Яга мне сказала работать на неё. Но ведь она мне такую работу даст, что мне с ней ни за что не справиться. Тогда она меня с полным правом съест.
– Не бойся, Василисушка, – ей куколка отвечает. – Ничего ещё тебе не было задано. К тому же, какой бы работой тебя мачеха не загружала, мы со всем справлялись до сих пор. Лучше успокойся. Вон, хлебным мякишем уши заткни да попробуй уснуть. А если страхи тебя одолели, так к Господу за помощью обратись, помолись ему и постарайся верить, что он твою просьбу услышит. В Бога веруешь?
– Да, – кивнула Василиса.
– Ну, считай полдела сделано. Осталось и нам не сплоховать. Спи. Утро вечера мудренее.
Послушалась Василиса «помощницу», как раньше слушалась, полегчало ей, да и устала она изрядно. Не заметила и сама, как уснула, а потом уже глаза открыла. Смотрит, Баба-Яга уже на ногах, окна распахивает. А там, за окном, всадник мелькнул, весь в белом. И ночь уже отступила. Всадник исчез, а у Василисы последние остатки сна улетучились. Вспомнила она всё: и как её обманом в лес сёстры отправили, и как она в лесу плутала, как Бабу-Ягу увидала, как та её работать заставила, всё вспомнила. Поднялась, а за окном другой всадник показался, в красном весь, как огнём объятый. И снова солнце появилось, своими багровыми лучами сквозь окно заглянуло. Тут к ней Баба-Яга повернулась, заметила её и говорит:
– Встала уже? Это хорошо. Но ты – моя работница, должна вперёд меня подниматься. Сейчас я уеду, по делам. Дел у меня много, и все важные. Ты должна в доме прибраться, сор вымести, полы вымыть, чтобы чистота, порядок и уют был. Бельё пересмотри. Какое – грязное, изволь постирать. Худое – зашить. Как в доме закончишь, в подворье выйдешь. Там прибраться надо. Запущено там всё. Давно надо было сюда явиться. Приберёшься, обедом займись. Приеду я голодная. Чтобы хватило мне. Не хватит, так я тобой закушу. А чтобы по дому не скучала, изволь ещё по закромам пройтись. Возьми там четверть пшеницы, да перебери её внимательно, отдели от чернушки, дикого гороха. А там и я вернусь к тому времени. Помни – долг день для того, кто не делал ничего. Будешь трудиться, день мигом пролетит, а как на меня поработаешь, так я тебя и огоньком наделю. А ты – старайся, старайся. Ха-ха-ха …
Пришла Баба-Яга в хорошее настроение, свистнула так громко, что в ушах у девушки зазвенело. Дверь отворила, а там уже и ступа стоит. Баба-Яга туда взгромоздилась и – только её и видели. Василиса опасливо выглянула – нет никого. И черепа, что глазами сверкали, уже погасли, как бы её не замечают. Повздыхала Василиса, да делать нечего, в горницу вернулась, куколку достала.
– Что делать будем?
– А что делать надо?
Василиса давай перечислять да пальцы загибать, сколько всего сделать надо. Одно, другое, третье. С чего начать?
– Ты давай, обедом занимайся, а я тут по дому … посмотрю …
Зажужжала куколка, да давай метаться, из стороны в сторону, влево- вправо. Пыль поднялась, сор разный, заклубилось всё, да вон в дверь вылетело. А уже всё по стенам развешано, по полочкам разложено. Порядок в дому полный. Василиса по комнатам ходит, да изобилием удивляется. Не дом, а лавка «Секонд хэнд», столько всего нашлось, дом-то вместительный, пока его весь обойдёшь. А куколка уже во дворе крутится, уже там всё кругом идёт. Это у неё приборка такая. Василиса за ней наблюдать пытается, как это у куколки получается столь шустро работать. Мы-то вам уже объяснили это экспериментами со временем, но Василиса-то этого не знала, вот и пыталась понять. Но … сложно всё это.
– Тайна сия велика есть, – вслух сказала Василиса и на кухню отправилась.
Приготовить обед – большого ума не надо. Любая женщина (или девушка) с этим справится, а Василиса белоручкой не было. Конечно, мама её баловала, пока жива была, а потом настали суровые времена. Частенько сложно было, но зато к труду приучилась, а в кулинарных делах даже проявляла фантазию, достойную и более опытных поварих. Когда явилась куколка, сообщить о законченной работе, включая и перебранную пшеницу, Василиса тоже заканчивала. Приготовлена была мясная солянка с каперсами, отбивные зразы с луком и – отдельно – с морковью, телятина, тушёная в грибном соусе, блинчики, фаршированные тоже мясом, творогом, мелкорубленными грибами. Были пироги с калиной, с брусникой, с малиной, с морошкой, с картошкой. Был картофель печёный, жареный, тушёный, с капустой и кабачками. Знаете, мы уж не станем всего перечислять, что Василиса сготовить успела. Пользуясь случаем, она и сама прекрасно отобедала, да и куколку свою покормила, пользуясь случаем. Надо использовать обстоятельства так, чтобы можно было извлекать из них смыслы. Теперь, когда она освоилась в этом доме, всё ей казалось не так уж и плохо. Может, она и здесь как-то вывернется. И куколка была при ней, «помощница» её.
Уселась у окна Василиса, запрятав куколку подальше. Отсюда был виден прибранный двор и частокол из великанских костей с черепами. Было жутко на всё это смотреть, на Василиса настраивала себя на предстоящие испытания. Вот мелькнул за забором чёрный всадник на чёрном коне и стало сразу темнеть, как будто кто свет выкручивал. Сразу начали светиться глаза в черепах, освещая подступы к дому.
«Интересно, – думала Василиса,– как связаны между собой черепа и черепахи? Вроде и нет у них общего, но ведь названия очень уж схожи. Как будто панцири черепах это и есть – черепа. Надо будет попросить батюшку привезти одну черепаху для изучения. Или лучше – две. Пусть они размножатся и их станет много. Можно будет попробовать черепаховый суп».
Такие вот интересные словорассуждения. Но тут закачались верхушки деревьев, затрещали ветви, задевая друг друга, послышался крик испуганных птиц. Зашуршали сухие листья. Это возвращалась Баба-Яга, не затрудняя себя выбором дороги. Она привычно пёрла напрямик, не считаясь с препятствиями. Дороги-то обихоженной там не было, да и нужды в ней Яга не испытывала. Добралась до ворот, скомандовала им, те начали со скрипом раскрываться, пропуская внутрь хозяйку. Василиса вышла из дома, встречать Бабу-Ягу, как это и положено послушной работнице.
– Всё ли сделала, негодная?! – закричала Яга, заранее настраивая себя на гнев.
– А ты посмотри сама, бабушка, – ответила ей девушка, стараясь не слишком пугаться.
Баба-Яга начала сердито оглядываться, но всё было настолько тщательно прибрано, что придраться было не к чему. Яга устремилась в дом. Там было ещё лучше: чисто и все вещи разложены по местам, а бельё выстирано и заштопано. Из кухни тянуло ароматами. Яга направилась на кухню. Василиса начала выставлять на стол то, что приготовила. Яга начала пробовать, одно, другое, третье, задумалась.
– Пшеницу тоже перебрать успела?
– Чего же говорить, – Василиса ей в ответ. – Лучше своими глазами увидеть.
– Знаешь, Вася, – призналась Баба-Яга, – а я тебе верю. С народом ведь как лучше: застращать его почти до смерти, так он такой старательный делается, диву даёшься. Это называется иго. Лучший строй для русского человека. Посмотри – какой эффект получается. Можно диссертацию писать «Влияние диктата на качеств выполняемых работ». Будь я царицей, так устроила бы научные учреждения, где во дворе плаха устроена. Кто работает плохо – секир башка. А может – кол эффективней будет. Там ведь не так быстро. Учёный, на кол нанизанный, громко на жизнь жалуется, а его коллеги тем временем план перевыполняют, простимулируемые его криками. Это такой метод агитации. Здорово придумала?
Чего тут скажешь? Согласиться? Или отговаривать Ягу? Василиса промолчала, глазки опустив.
– Молчишь? – нахмурилась Яга. – Аль что не понравилось в моих словах? Запомни, милочка: начальник всегда прав. Если он не прав, то ты ещё раз вспомни о его правах. Легче жить будет, как в облаках витать перестанешь. А в закрома я всё же схожу. Доверяй, но проверяй. Ишь, исполнительная какая. Даже противно. Противно, но приятно. Готовишь ты вкусно. Если я тебя и съем, то не сразу. А может и вообще есть не буду. И такое может быть. Эх, сама себе удивляюсь. Не доведёт меня либерализм до добра, не доведёт …
Яга действительно отправилась в амбар и проверила назначенное задание. Всё было выполнено, и пшеница добросовестно перебрана.
– Хорошо, – признала Яга и вдруг оглушительно свистнула. – Верные мои слуги, сердечные други, смелите-ка мне эту пшеницу.
Удивительное дело – появились три пары рук и взялись за дело. Пшеницу начали упихивать в мешки и утащили их прочь. Василиса только глазами хлопала. У Бабы-Яги были свои секреты.
– Неплохо у нас всё получилось. Мы можем с тобой, Вася, сработаться. Завтра всё повтори по новой, и – вдобавок – перебери-ка ты мак, отдели его от земли. Слуги его, когда собирали, поторопились малость, а я за то на них осерчала. Тебя вот работать заставила. Но – неплохо … неплохо …
Старуха ушла к себе и скоро завалилась спать, а Василиса ещё какое-то время размышляла, долго ли ей ещё у Бабы-Яги оставаться, и получится ли отсюда выбраться, живой да целой. Пришла к себе в чуланчик, куколку достала, да своим страхами с ней принялась делиться, а потом принесла, что на кухне осталось. Много всего куколка успела за день сделать, а завтра, похоже, ещё больше успеть надо. Жалуется Василиса, а куколка её успокаивает. Мол, раньше справляться со всем получалось, почему бы и дальше тому не быть. Послушала её Василиса и уснула спокойно.
Утром всё прошло так же, как и накануне. Баба-Яга, соскочила с кровати, по сторонам глазами позыркала, увидала Василису, выругала её, не за что-то конкретно, а впрок, чтоб места своего, подневольного, не забывала, и укатила на ступе, пригрозившись примерно наказать за некачественно сделанную работу. Опечалилась девушка на слова недобрые, но куда бедному крестьянину податься … а тем более девушке, пусть она даже купеческая дочка, но вот угораздило её родиться красавицей.
Если прошлый раз всё в избе было довольно запущено, то в этот раз работы было меньше. Хитроумные домашние работники научились делать вид, что с трудом поспевают с выполнением каждодневной каторги, а сами, шельмецы, сумели договориться с местным домовым, подкинули ему чего по мелочам, а он большую часть рутины исполняет как развлечение, ведь и ему бывает скучно. Но здесь, у Яги, никаких домовых не может быть априори, потому как нечистая сила, она, чтоб вы знали, конкуренции друг с другом не терпит. Сейчас в роли домового выступала «помощница» Василисы, дар неизвестных «ангелов», с которыми произошёл контакт мамы Василисушки, ещё до её рождения.
Кружится, жужжит куколка, а Василиса песенку напевает, мол, все бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, а он им светит. Ну, и так далее. Весело получалось, игриво, настроение поднялось. Лучше всё под музыку делать. Недаром бурлаки, когда баржу тащили, пели «Эх, дубинушка, ухнем». И шло гораздо легче, и на душе теплело, потому что «дубинушкой» они своего работодателя называли. Эх, с Бабой-Ягой они ещё дел не имели. К счастью … для них.
Дело было вечером, делать было нечего. Вся работа была переделана, а пока Василиса обед доделывала, куколка успела мак перебрать. Конечно, лучшие кусочки Василиса своей «помощнице» претендовала. Да и сама попотчевалась. Вы думаете шеф-повара (и не только шеф-повара) дорогущих столичных ресторанов плохо питаются? Отнюдь. И не только прекрасно, но ещё и бесплатно. Два в одном. Как там в коммунизмах: от каждого по способностям, каждому – по потребностям. Это – про шеф-поваров дорогущих ресторанов. Правда, только касательно питания. Но они и со всем прочим как-то справляются.
– Дрыхнешь? – закричала, вернувшись, Яга. – Проспала весь день?! Вот я тебя!!
– На секундочку глазки прикрыла, – отвечает Василиса, скромно склонив голову. – Голова закружилась от беспрерывно выполняемой работы.
– Это у тебя, наверное, анемия, – нахмурилась Яга. – У меня тут есть знакомая девка- чернавка, так она на яблочках специализируется. Спрошу, может и для тебя что подберёт.
– Спасибо, бабушка, – ответила тихо девушка, – за доброту, за ласку вашу, у меня уже всё прошло.
– За доброту? – удивилась Яга. – Ласку? У тебя с головой всё в порядке? Ах да, кружится. Крутится, вертится шар голубой, крутится, вертится над головой. Крутится, вертится, хочет упасть, кавалер барышню хочет украсть. Короче, глюки у тебя на почве ожидаемых сердечных страстей. Это всё исправляемо. Хорошее средство имеется. Очень универсальное. Называется – трудотерапия. Самых закоренелых ломает, через колено. Поди, мак забыла перебрать?
– Всё готово, бабушка. Можете проверить.
– И – проверю. Обязательно проверю. Доверяй, но проверяй! Ишь, на жалость мне тут давит. Сиротка, мол, красавица, фу ты- ну ты, а сама только и думает, как бы на шею кому сесть. Мужу ли будущему, мне. Анна на шее. Я этого – не допущу!
Ворчала Яга, слюною брызгала, пока к амбарам шла, но работа и в самом деле была выполнена, и выполнена добросовестно.
– Странно, – призналась Яга, обращаясь сама к себе. – Действительно, всё готово. А так хочется кому-то шею свернуть, а от того, что не за что, так от этого настроение ещё сильнее портится. Но … подождём … будет день, будут и казни. А сейчас … верные мои слуги, сердечные други, выжмите из мака масло!
И снова неизвестно откуда появились три руки, схватили мак, запихнули их в мешки и снова пропали.
– Ну вот, – удовлетворённо сказала Яга, – дело сделано, можно и отдохнуть. Люблю поразвлекаться, особенно пожрать, двумя- тремя буханками в зубах поковырять.
После того, как грозно на кого покричит, Яга приходила в благодушное настроение. Это был такой своеобразный ритуал. Наблюдали вы когда, как уличная шпана издевается над появившимся во дворе новичком? Они его всячески запугивают, а как только видят, что он готов признать своё бессилие, обещают взять его под свою защиту. Конечно же, как потенциального раба. Этим даже некоторые правители занимаются, которые других методов управления не знают.
Отправились обратно в дом. Баба-Яга впереди, а Василиса за ней идёт, глазки поднять не смеет.
– На стол тащи, – приказывает Яга, – всё, что приготовила.
Много чего Василиса приготовила. Баба-Яга всё поглощает, да дивится, как всё вкусно приготовлено. Раньше она не думала, что можно так вкусно питаться. Много – да, сытно – да, но вкусно … Хоть и неохотно, но Яга это признала. Не вслух, про себя. Уселась, развалившись в кресле, принялась Василису разглядывать, а сама в своих зубах крупных да редких ковыряется. А Василиса глаз поднять не решается.
– Чего уж ты так-то, – помягчела Яга. – Молчишь всё, слова от тебя лишнего не слышно. Если что спросить хочешь, так я тебя слушаю. Пользуйся случаем, пока я добрая да ласковая, – и захохотала громко, содрогаясь своим костлявым телом. – Поговори со мною, внучка, о чём-нибудь поговори.
 – Не смела я, бабушка, – подняла глазки Василиса. – Мне и в самом деле можно спрашивать?
– Коль разрешила, то давай, спрашивай, но доверием моим не злоупотребляй. Болтунов – не терплю, здесь только я имею право на слово. Это я для тебя исключение сделала. Не узнаю себя. Раньше такого за собой не встречала. Хвать человека, да в печь его. А теперь – демокра-а-атия (Яга это слово выговорила особенно противным тоном).Тьфу, пакость какая. И ещё, знай, что не всякий вопрос дозволяется спрашивать. Слышала такое? Много будешь знать, скоро состаришься. Ну же, дерзай. Моя доброта на исходе.
– Когда я сюда шла, – торопливо заговорила Василиса, – видела в лесу всадника, всего белого, в белых одеждах, на белом коне …
– Как же, знаю, – оборвала её Яга, – это день мой ясный.
– А потом обогнал другой всадник. Красный весь, и волосы красные, и конь у него с красною гривой.
– Это моё солнышко красное, – подтвердила Яга.
– А уже здесь я ещё одного приметила. Тот совсем чёрный был, и одет в чёрное, и конь у него чёрный.
– Ну да, – кивнула Яга. – Это ночь моя тёмная. Все они мои слуги. Обязаны мне кое-чем, и я держу их в подчинении. А ты, я гляжу, любопытная стала чрезмерно. Всё у меня выспрашиваешь да выведываешь. Подозрительно мне это. Уж не мыслишь ли ты против меня козни какие, а?!!
Василиса снова голову склонила и едва не плачет, а Баба-Яга рукой махнула.
– Да ладно, пошутила я. В жизни должно быть место и для шуток юмора. Но, пожалуй, я на ближайшие полгода план по добрым делам перевыполнила. Но – спрашивай меня, чего узнать-то хотела.
– Не решаюсь я, – почти шёпотом призналась Василиса. – Вы сказали, бабушка, что если много знать, так состариться можно.
– Молодец, – поощрительно улыбнулась Яга, показывая крупные жёлтые зубы, – если бы весь народ был таким, какая бы в стране благодать настала. Да и ответила бы я тебе про то, что где-то там находится, а не здесь. Про то, что здесь, вообще говорить нельзя, – и палец подняла, – не рекомендуется. Это называется: выносить сор из избы, нарушать честь мундира. Вопросы ещё есть? Вопросов больше нет, – сама же ответила Яга и добавила, признавшись: – Не люблю я, когда у меня сор из избы выносят, в переносном смысле, конечно. Таких любопытных я сразу ем. Церемониться с ними что ли? А теперь моя очередь с тебя спрашивать: как это успеваешь ты со всей работой справляться? До тебя тут были, но не такие успешливые.
– Помогает мне благословение моей матушки. Она, когда умирала, испытала благодать, и со мною ею поделилась.
– А-а-а, благодать! – закричала Баба-Яга. – То-то я гляжу, как ты влияешь на меня. Это из тебя благодать прёт. Перевоспитывать меня решила? Не выйдет, не на такую напала! Руки бы тебе поотрывать, да не могу. Это надо прекратить! Вот что, благословенная дочка, убирайся-ка ты от меня, чтоб глаза мои тебя не видели!
– А огонёк? – пискнула котёнком Василиса.
– Огонёк?!!
Баба-Яга выскочила из дома, подбежала к частоколу, сорвала ближайший череп и вернулась в дом. Василиса от неё попятилась. Как только Яга из дома выскочила, девушка кинулась к тайнику, где она куколку прятала и себе её под сарафан сунула. Вот в это момент Яга и ворвалась в дом. Подбежала она к печи, череп повернула к топке, залепила ему подзатыльник так, что из глазниц искры посыпались и там сразу появились языки пламени.
– Вот тебе огонь. И – уходи, пока я не передумала!
Вытолкала Баба-Яга Василису за ворота и захлопнула их, мёртвые пальцы рук сомкнулись между собой. Было темно. Наступила ночь. Черепа, которые торчали на колах, засветились глазницами и всё вокруг стало видно в призрачном свете. Засиял и тот череп, который Василиса держала руках. Девушка вскрикнула и разжала руки. Череп упал и закатился в кучу сухих листьев.
– Оставлю-ка его здесь, – шёпотом сказала Василиса. – Вон уже сколько дней прошло. Наверняка за это время сёстры нашли огонь и доделали свои работы. А я так домой пойду.
– Не оставляй меня здесь, – послышался глухой мертвенный голос со стороны черепа. – Неси туда, куда должна принести.
Вскрикнула Василиса и хотела бежать, но ноги её не слушались, а потом опомнилась она, по сторонам посмотрели – какая вокруг темень непроглядная, не зги не видно. Как до дома добраться, как по лесу пройти без света? А череп продолжал светить глазами – кристаллами сквозь листья, словно они собирались вспыхнуть. Даже дымок там уже вился. Огляделась Василиса, подобрала палку, подцепила ею череп и подняла. Получился переносная прожекторная установка оригинальной конструкции.
Тут Василисе пришло в голову, что Баба-Яга может передумать и схватить её для поедания. Может, это у неё минутная блажь была, приступ альтруизма, который мог и улетучиться. Надо было срочно убираться отсюда и своим присутствием Ягу не провоцировать. Помчалась девушка со всех ног. Только тогда она поняла, что без черепа светоносного ей бы из лесу не выйти – либо в болото попала бы топкое, либо в какой буерак свалилась да ноги там поломала, либо в медвежью берлогу забрела. Да мало ли в диком лесу какие опасностей. А череп далеко и ровно светил. Она шла и шла. Бежать долго не смогла, и скоро перешла на шаг. Но для отдыха решила не останавливаться. Утомилась, конечно, но ведь жить захочешь, постараешься. А Василиса жизнь любила и ждала получить от этой жизни так много, что сейчас лучше было потерпеть невзгоды, да постараться.
Как забрезжило утро, свет в глазницах черепа начал тухнуть, слабеть и скоро погас окончательно. Василиса присела в полном бессилии и начала оглядываться. Этого места она не знала. Да и стремилась она как можно дальше уйти от дома Бабы- Яги. Тут она вспомнила про куколку. Вам, читателям, хорошо, сидите сей час дома, да развлекаете себя чтением этих строк, а каково было несчастной Василисе. Даже окажись вы в лесу, достали из кармана айфон, включили бы программу с навигатором, и с помощью GPS определили своё направление и - наиболее оптимальный путь. В те, сказочные времена с гаджетами было не так, с ними вообще было никак, но у Василисы имелась куколка, которая могла стать и навигатором, и много чем ещё. Это ведь даже лучше, чем айфон, но, как оказалось, и «помощница» может отказать, если обессилеет от голода. Надо вовремя кормить своих гадов, то есть, тьфу ты, гаджетов.
Василиса успела даже немного подремать, но потом пришла в себя, достала куколку и попросила её помочь ей найти домой дорогу, то есть до дома мачехи, что стоял на краю леса. Куколка помолчала, а потом сообщила, куда надо идти. Оказалось, что в этот раз девушка не так уж и далеко отклонилась. Но всё равно пришлось пройти изрядное расстояние. Уходить пришлось так неожиданно, что Василиса не успела ничего с собой прихватить. Хорошо, что «помощницу» схватить успела, пока Баба-Яга за черепом ходит.
Весь день Василиса по лесу шла, пока к нужному месту вышла. По пути ягод насобирала, куколку покормила, да и сама подкрепилась, но так удручающе мало, что внутри от голода сосало. Чтобы вы знали, это сам организм стимулировал выделение желудочных соков, в основе которых лежит соляная кислота, довольно мощная штука. Такой недуг, как язва желудка, происходит от чрезмерной активности этих желудочных соков, которые прожигают стенки желудка. Так что это вам не шуточки, голодом-то себя изводить. Или неправильным питанием.
Когда Василиса к дому мачехиному добралась, уже снова сумерки начались. Все окна были темны. Есть ли там кто? Может, все они отсюда уже выехали? Может, новый дом- дворец уже построили? Может и батюшка уже из поездки вернулся да всех забрал? Сколько вопросов … Василиса взволновалась и на крыльцо поднялась, а в руках продолжала держать череп, водружённый на кривую палку.
На скрип ступеней выглянула мачеха, увидела перед собой череп, вскрикнула и отступила. Но потом разглядела стоявшую Василису и – неожиданно – расплакалась. Тут на крыльцо выбежали дочери её, и тоже испугались черепа. Перебивая друг дружку, они рассказывали, как пытались добыть огонь, но ни у кого этого не получилось. Сидели голодные, в темноте. Ходили к соседям, приносили от них огонь, но, как только заходили с ним в дом, огонь тут же необъяснимо тух. Ничто не помогало. Мачехи и дочери её были напуганы, и вот появилась Василиса, которую они считали погибшей и боялись мести купца. Он мог прознаться про их козни и жестоко наказать их. И вот, когда мачеха увидала Василису, она решила, что это явился призрак, покарать её. Не забывайте, что девушка держала в руках страшный оскаленный череп. Любой бы напугался, кроме, пожалуй, вас.
– Что нам делать, Василисушка? – жалобно спросила у падчерицы купчиха.
Та подошла к печке, наставила в топку череп и дала ему подзатыльник, вкладывая в него всё своё недовольство. Из глазниц черепа посыпались снопы искр, и в печи заполыхал огонь. Василиса укрепила черен на стене и в горнице стало светлей, чем было днём. Окошки в доме были маленькими и сквозь них света поступало недостаточно. Но теперь полыхало так, что вот-вот мог вспыхнуть пожар. Должно быть, в своём скопившемся раздражении Василиса слишком сильно по черепу ударило. К тому же череп глядел на мачеху и её дочерей, и этот взгляд они ощущали, куда бы от него не отходили. Света становилось всё больше. Женщины начали метаться по горнице, кричать и размахивать руками. Огненный взгляд всюду их находил. Только на Василису он не смотрел. Теперь свет, исходящий из глазниц можно было даже видеть. Он походил на лучи, которые жгли, пронизывали женщин. Они вспыхнули и метались пылающими факелами. Василиса пыталась им помочь, но они уже ничего не понимали и отталкивали её. Василиса отчаялась и бросилась прочь из избы. Кто-то из женщин пытался бежать за ней следом, но … далеко ли убежит факел?
Выбежавшая Василиса убежала прочь, прижалась к срубу колодца и просидела там до утра. Сначала она плакала, а потом заснула, обессилев от всех переживаний. Утром явились соседи, которые слышали крики, но не решились подойти. Пришли только утром. В доме нашли только обугленные тела, да прикреплённый к стене череп. В деревне были наслышаны про эту женщину, знали про её злокозненность и подозревали её во всяческих грехах, но не решались ей ничего высказать, опасаясь её мести и влияния жены богатого купца. Но теперь, когда она погибла, все выражались только радость и сочувствие Василисе, которой пришлось столько всего пережить. Конечно, всего, что с нею было, девушка рассказать не решилась. Обугленные трупы похоронили. Череп со стены Василиса осторожно подняла и тоже кинула в яму, которую засыпали, да ещё сверху сделали холмик, и крест воткнули, чтобы защититься от происка нечисти.
Теперь оставаться здесь не было никакой нужды. Дом был повреждён, но остался цел. Василиса заперла его на замок и задумалась. Здесь она не останется ни за что. Отец ещё не вернулся. Дом, где они проживали, был разобран, а новый ещё только возводился. Запроектированный дворец оказался слишком монументальный, чтобы его можно быстро закончить. Архитектор постарался, да и строители не хотели ударить лицом в грязь и работали, не спеша. К тому Василиса хотела отсидеться вдали от всех, прийти в себя, подумать обо всём. Выбрала она домик одинокой старушки, да попросилась к ней «на постой». Заплатила, конечно. Старушка и рада- радёшенька. Василису от всех забот оградила, пусть посидит девушка в спокойствии, отдохнёт. Уж больно та измождённо выглядела. Хотя красива – глаз не оторвать.
Полежала Василиса день, посидела другой, и - скучно ей сделалось. Всё последнее время она была занята, пяти свободных минут у неё не было. Разве что тогда, когда за неё куколка работала. Но и в те минуту Василиса себе что-то находила. То цветы пропалывала, то венки плела, а то и фасоны новых сарафанов придумывала: чертила да выкраивала. Тоже ведь дело. А тут с неё ничего не спрашивают.
Видит старушка, что Василиса не весела и подошла в ней.
– Чего печалишься, девушка, чего кручинишься, красавица?
– Скучно мне, бабушка. Не могу сидеть без дела. Не могла бы ты сходить на рынок и купить там льна, да самого лучшего. Буду я ткать его. Тем и развлекусь.
Старушка обрадовалась, взяла деньги и пошла к торговцам, настояла, чтобы ей лучшего льна доставили, и с ним домой направилась. А Василиса её уже дожидается, устала сидеть в безделье. Взяла она лён и начала её в нитку вытягивать и такая у неё нитка  получается, тонкая да ровная, что диву можно даться, ровно волосок или шёлковая шерстинка. Вот что значит работать на совесть, да не по принуждению. Любо- дорого посмотреть. Надо работу дальше продолжать, но вот ведь незадача какая – пора уже за тканьё приниматься, да нет подходящего берда (это такая часть ткацкого станка, похожая на гребёнку, сквозь зубья которого пропускают пряжу), ничего не подходит. Задумалась было Василиса, а потом про «помощницу» вспомнила и достала её. Первым делом, как это должно быть, покормила, а потом свою проблему объяснила. Взглянула куколка на получившиеся нити и просит:
– Найди мне, Василисушка, какое бердо, пусть даже старое и негодное, да челнок, да лошадиной гривы. Будем свой станок мастерить, эксклюзивный.
Старуха снова отправилась искомое добывать, нашла, принесла Василисе, а та всё куколке передала. Началось таинство деликатной работы. Как это у неё и раньше было, работала куколка столь стремительно, что не уследить за её руками. Всю ночь она что-то делала, а наутро новый станок получился, эргономичный. Попробовали ткать, да столь удачно получилась, такая работа, что проходит ткань сквозь игольное ушко. Принялась Василиса за работу, отец всё равно задерживался. Столько ткани получилось, удивительно. И не заморской, а нашей, отечественной. Ручная работа! Василиса любуется, а старушка ходит вокруг да ахает. Никогда она такого не видала.
– Что с этим делать будешь? – спрашивает.
– Вот что, бабушка, – к ней Василиса повернулась, – поди-ка ты снова на рынок, да продай там эту ткань.
– Да у меня там её с руками оторвут.
– Ты руки-то свои побереги, – Василиса ей посоветовала, – а то, что выручишь, себе забери. У меня скоро батюшка вернётся, тогда я ни в чём нуждаться больше не буду, а ты эти деньги в банк снеси и положи на депозит. Будешь на проценты жить, как рантье. Как тебе такое предложение?
– Да что ты такое говоришь, дитятко? – заплакала старушка. – Виданое ли дело, чтобы мне, старой, да такое предлагают … Да это и не для наших торговцев … Не их это уровень. Скорей это надо царю предложить.
– Царю? – удивилась Василиса.
– Не меньше, чем царю, – воскликнула старушка. – Обещая, что завтра же ко дворцу отправлюсь. В лепёшку расшибусь, а самого царя увижу.
Решительно так сказала, а потом собрала всю ткань в большой мешок и поволокла его в сторону царского дворца. Ходит рядом, да на окна поглядывает. Подозрительно. Даже нам так кажется. А тут царские стрельцы. Наблюдают они за ней, хмурят брови, меру опасности старушки прикидывают. Уж больно она тщедушна, но вот мешок, что упорно с собою таскает. Не пояс ли это шахида? Старуха слаба, чтобы его на себе разместить, так она его в мешок поместила. Дурдом, конечно, но ведь у царских стражников свой расчёт.
– Чего припёрлась, старая грымза? – сурово спрашивают. – Теракт организовываешь? Царя- батюшку порешить вздумала?
– Да какой там акт? – рукой на них машет. – Стара я для актов ваших. А вот для царя- батюшки я подарок принесла, воистину – царский.
А от досмотров категорически отказывается. Вплоть до криков, мол, руки прочь от моего тела. Позор ведь получается, для стражников. Позвали они начальника караула. Доложили ему, мол, так и так. Старушка, непонятки, и всё такое прочее. Не понял и начальник. К старушке отправился. По новой канитель развивается.
– Только царю-батюшке покажу, – упорствует старушка, от расстройства всё более пронзительным голосом.
– Я – глаза царские, – объявил начальник стражи. – Мне в мешок заглянуть надо.
Старушка смягчилась и край той ткани показала. Удивился начальник стрельцов, можно сказать – поразился, виду просто не подал.
– Стащила где?
– Всё расскажу, но только царю.
Раскрыл начальник стражи рот, чтобы ей гневно высказаться, ан за спиной голос:
–  Что за шум, а драки нет.
Повернулся главный стражник, а там – сам царь, своей персоной. Шум тот до его ушей дошёл, заинтересовал.
– Вот, – докладывает стража, – старушка подозрительная тут целый день вертится, а досмотр проходить не хочет.   
– Знает, поди, вас, охранников. Вы, как женщину увидите, сразу для досмотра её руки тянете.
– Да что вы говорите. Да вы на неё сами поглядите.
Выступил вперёд царь, а старушка, откуда силы взялись, к нему кинулась, прямо в ноги и свой мешок тянет.
– Посмотри, царь- батюшка. Это – для тебя сделано.
Царь было отшатнулся, но потом интересно стало, да и какой от древней бабки вред может быть. Заглянул в мешок и – поразился. Действительно, никогда такой выделки не видел.
– Действительно товар диковинный, – признал царь. – Сколько за него просишь?
– Нет ему цены, – старушка с достоинством отвечает. – Потому и решили мы тебе его в дар принести.
Не станем мы дальнейшие словопрения описывать. Скажем, что царь дар тот принял, а старушку наделили ценными ответными подарками. Шуба с царского плеча (положим, и не совсем уж с царского, честно сказать), да и ещё по мелочи. Но много ли простая бабка в жизни видела? Да она с царём-то в первый раз в жизни напрямую разговаривала. Рада-радёшенька осталась, да ещё и дары. Рассказала всё Василисе и подарки ей отдала. Василиса ничего брать не стала, как и обещала. Ей только папиного возвращения дождаться.
А во дворце – ажиотаж. Набежали портные, смотрят, дивятся, ткань щупают, друг у дружки рвут. Никто столь тонкой работы не видел. Мол, у арабов такое попадается, у индусов. Только там из такой ткани шить умеют. Короче говоря, отказались все наряды из этой ткани шить. Даже царь озадачился.
– Как – так? – спрашивает. – Это что же – ткань есть, а одежды нет?
Разводят все руками, а один отвечает:
– Надо найти производителя этой ткани. Может, он с ней справится. А мы боимся её испортить. Уж больно тонкая работа. Здесь особые навыки потребны.
Где же производитель? Вспомнили про старушку. Где она? Нет никакой старушки, ушла давно. Как быть? Один стражник признался, что он решил проследить за ней – куда пошла. Так, на всякий случай.
– Молодец, – ему кричат, – благодарность в личном деле, и внеочередное звание.
Стрелец рад- радёшенек и вызвался сам за старухой сходить, чтобы во дворец её притащить, для дальнейшего выяснения личности.
– Давай, – приказывают ему, – только осторожней там с ней.
– Я всё понимаю, – глаза выпучивает. – Если бить и буду, то осторожно и даже с деликатностью.
– Никаких бить! – затопал ногами царь, который всю эту канитель слушал. – Под белы руки её и – ко мне, для разговору.
Совсем застращали стрельца. Так, что он бабку чуть не на руках во дворец принёс. Вышел к ней царь и говорит приветливо:
– Оценили мы по достоинству твою работу, женщина. Это воистину великолепный материал. Наши мастера не решились пошить из него мне нарядов. Советуют использовать того, кто это произвёл. Вот мы и приказали доставить тебя сюда. Сумела ты напрясть и соткать это великолепие, теперь сумей из него мне костюмов пошить.
Конечно, бабке безродной лестно слушать было такие речи из уст царя, но пришлось ей признаться во всём:
– Прошу простить меня, коли ввела кого в заблуждении. У меня не было затеи обманывать. Я хотела одарить вас, батюшка- царь, от народа, да и от себя лично. Но всё это не моих рук дело, а красной девицы, что поселилась у меня по необходимости, пока не объявится её батюшка.
– А что с ним? Почему он в отсутствии? Почему он оставил эту девицу?
– О, я не могу всего рассказать, – призналась старушка. – Знаю лишь то, что батюшка у неё богатый купец, который отправился в дальние страны, чтобы найти там удивительные товары и нашими тамошних людей заинтересовать.
Здесь надо сделать небольшую остановку. Мы привыкли считать купцов этакими торгашами, которые стоят на базаре и зазывают к себе покупателей. Нет. Это довольно деятельные люди, которые совершают смелые деяния на ниве негоциантных искусств. Вы, верно, слышали об Афанасии Никитине или о его книге «Хождения за три моря»? А между тем это – тверской купец, живший в пятнадцатом веке. Он тоже искал новые рынки сбыта, особенно в Персии и Индии. По морям путь был закрыт, голландцами, португальцами, англичанами. И тогда Никитин решил попробовать пойти по суше. То есть сначала он выплыл на двух кораблях по Волге до Каспия, а уже там начал свой пеший путь в Персию. Добрался он и до богатой Индии, «бросив вызов» Англии, которая считала себя там хозяйкой. Мы не будем пересказывать, лучше посоветуем обратиться к воспоминаниям самого Никитина, обладавшего не таким и большим состоянием, но умевшим добиваться своего, своими умениями и желаниями познать мир. Всё это было на самом деле, но у нас ведь здесь сказка. Ну что ж, тогда можно вспомнить другого купца - Садко. Вот и отец Василисы, принадлежал к этому сословию.
Услышав признание старушки, царь задумался. Одно дело, если ткань сделана руками безродной крестьянки, но совсем другое, если девушка- работница из купеческой семьи. С такой не зазорно и знакомство свести.
– Хорошо, женщина. Передай своей девице наше пожелание доделать работу. Я пришлю к ней своих мастеров, а они объяснят ей, что именно я хотел бы получить.
Обрадованная бабка поспешила домой. Сбиваясь, она начала пересказывать их разговор с самим царём, а тут и портные пожаловали. Разговаривали они совсем не заносчиво, хотя учились шить в Париже, Амстердаме, Мадриде. Они делали рисунки будущих нарядов и – крупно – разные детали. Выслушала их Василиса и сказала, что поняла, но всё хотела бы сделать сама и одна. Наверное, портные хотели бы и сами посмотреть, как всё это будет, но Василиса выставила их вон. Наверное, вы решили, что вот сейчас она достанет куколку и попросит её … ну, сами понимаете, что …
Но Василиса засучила рукава и сама взяла в руки иголку. Она то поглядывала на разложенные картинки, то склонялась к выкройкам. Её никто не торопил, и она всё доделала, а потом … потом та же старушка, уже проторённой дорожкой, отправилась во дворец. Уже почти не смущаясь, она выдала царю, лично в руки, аккуратно сложенный пакет, где были те костюмы, какие изобразили заграничные мастера. Царь примерял то один наряд, то другой, и все вокруг им восхищались, до того он величественно выглядел. А вы думаете, для чего так ценятся опытные портные? Тем, что самого заурядного и неприглядного человека они в силах нарядить так, что он преображается и кажется писаным красавцем (писаными называли тех, с кого рисовали портреты, и не только – за красивые глаза). Похвалили даже, весьма сдержанно и глядя в сторону, те самые портные. Значит и в самом деле сработано на совесть.
Тут захваленный царь вспомнил, что старушка говорила о «красной девице» (красная, это не обязательно говорит о цвете лица, красная, значит – красивая). И так ли она хороша, заинтересовало царя. Направил он к старушке своего доверенного слугу. Тот открыл дверь и говорит, не глядя по сторонам:
– Царь- государь хочет видеть искусницу, что сработала ему наряды, какие пришлись ему по вкусу. Царь сам желает её наградить.       
А Василиса, как работу закончила, умылась, себя в порядок привела, причесалась, в косу ленту вплела яркую, и надела самое нарядное платье, которое пошило из той же ткани, какую и для царя в дар отправили. После всего села и принялась ждать. То, что её во дворец пригласят, она предчувствовала. Считается, что человек обладает пятью видами чувств. Это слух, зрение, обоняние, осязание, вкус. Но существует и пресловутое «шестое чувство». Его ещё называют предчувствием или интуицией, а очень развитое «шестое чувство» называют «ангелом- хранителем». И вот этот «ангел» намекнул Василисе о предстоящей встрече. Её она и дожидалась.
Вышла Василиса к слуге, и повёл он её во дворец. Точнее – повёз на коляске. И предстала она там перед царскими очами. Надо ли расписывать удивление царя, какое он испытал, увидав работницу. Это можно было назвать потрясением. Каждый человек рисует для себя некий идеал, а потом ищет его в жизни. У простых людей возможностей к тому маловато, и часто они довольствуются тем, что есть, что им доступно. Но цари … у них иные возможности … они копаются, выискивают. Сколько рассказывается сказок о капризных принцессах, которым подавать что-то этакое. Это и есть – поиск идеала, который у каждого – свой, на свой вкус. Но бывает и идеал общий, безусловный, неоспариваемый.
Потрясение … Царь стоял, разинув рот. В это время тот идеал, что он рисовал для себя, воплощался в ту девушку, что стояла перед  ним.
– Кто ты, красавица? – только и смог выговорить царь.
– Я? – подняла на миг глазки, голубые как небо, девушка и снова опустила. – Василиса.
– Василиса, – повторил царь. – Василиса Прекрасная. Не расстанусь я с тобой. Будешь моей женой.
Это он не спросил. Это он утвердил. А что сделаешь - царь. Они в своём режиме функционируют.
Те придворные, которые присутствовали при встрече, ударились в аплодисменты. А ведь минуту назад они ещё хмурились. Нет, они восхищались красотой девушки, но то, что она пришла, нарядившись в платье, подобное царскому, они посчитали вызовом приличиям и готовились её освистать, посмеяться над ней. Но реакция царя повернуло всё в один миг. У нас всё же развивается сказка, но подобное случается и на самом деле. Редко, но такое всё же происходит.
Когда начали готовить свадебное торжество, вернулся и отец Василисы Прекрасной, купец- мореход. Он слишком уж задержался во время своих походов. Много событий произошло во время его отсутствия. Жизнь его перевернулась. Не стоит слишком надолго из дома исчезать. Огорошенный купец слушал, что происходило за время его отсутствия. Он бы не поверил, если бы рядом с Василисою не сидел царь. Конечно же, теперь купец сделался главным поставщиком царского двора, смог инвестировать в своё дело большие деньги и получил невиданные барыши. Вот это и есть – настоящая сказка, по мнению того купца, и многие с ним согласились. Шустрая старушка, которая столь удачно подарила ткани Василисы, поселилась во дворце на полном пансионе, выучилась играть на балалайке и петь столь смешные частушки, что её приглашали на все пиры, а потом, говорят, даже выскочила замуж. Но уж то, верно, привирают.
Много на Руси настоящих красавиц, и среди простых людей и среди состоятельных. Вот только красота девичья проходит, у бедных – быстрее, по причине тяжёлой жизни и многих тягот, да и у богатых тоже свои проблемы. Богатые ведь тоже плачут. Но каждому даётся в жизни шанс – оказаться в нужном месте в нужное время. И при этом – на Бога надейся, а сам не плошай. Не оплошала ведь Василиса.
Так и слышим вопрос от вас: что же стало с куколкой? А ничего. Пока что она у Василисы хранится. В секрете. Собирается она её отдать дочери своей, младшенькой. А пока что достаёт куколку, кормит её, да про себя рассказывает, порой и советов просит.