Унесённые ветром

Я упорно полз наверх, проклиная всё на свете. И себя, и снег, и собачий холод. Дуло так, что глаза было больно открывать. Кажется, колючий снег протыкал меня насквозь. И всё это в кромешной тьме. Я даже приблизительно не знал, где нахожусь.

С таким же упорством можно было бы ползти и в обратную сторону, но по этой стороне склона ползти легче. Мой вертолёт хорошо где содрал, где примял снег. Ползти по целине, как по песку на бархан, жизни не хватит.

Я много раз хотел сменить работу. И всякий раз не хватало решимости. А потом и привык. Смирился со своей ненавистью. На все мои жалобы на технику и т.п. слышал высокомерное: «Не нравится – увольняйся!». И кто это мне говорит? Какая-то высокомерная шмакодявка, сучка директорская! Весь день не слазит со стула и ищет свои царские корни. Тварь пучеглазая!

Мой напарник Петрович давно смирился и на всё забил. Все его жёны больше года (а то и меньше) не выдерживали такой график жизни. Видеть мужа два-три дня в месяц – никакой любви не хватит, а жить с женой на прииске нельзя. Жёны мигом переходят в общее пользование.

Раз в полгода на меня грузят три тонны золота – и на большую землю. Сколько раз умолял: «Давайте хотя бы по две тонны!» И слышать не хотели! Затыкали рот стоимостью горючего. Всё остальное «свободное время» развозил макароны, солярку и запчасти по артелям. Забирал золотишко, больных и убогих, что, отработав месяц, не выдерживали и пешком уходили домой.

Наш МИ–халыч был очень старой машиной. Свой моторесурс выработал ещё лет тридцать назад. И всеми правдами и неправдами, по знакомству, за «магарыч» ему продлевали «молодость». И мы под стать «старику» не выглядели бравыми лётчиками – в валенках, в ватных штанах, телогрейках и мазуте.

Прекрасные лётные куртки на таком холоде были бесполезны. Утром, если судить по часам, нас стали грузить железными ящиками. Маленькие, но по пятьдесят килограммов. Две пломбы. Я было сунулся в бытовку. Начальник охраны:

— Куда?

— За кипятком.

— Я принесу. Заводи. Метель скоро начнётся – совсем не взлетишь.

Схватив термос, затрусил в бытовку.

Вот тварь суетливая! Ну чё он жопу рвёт? Когда ему надо, без мыла в зад залезет.
Четверо по моде небритых охранников («моджахеды») уселись на ящики все в красивых жёлтых тулупах – предмет нашей с Петровичем чёрной зависти.

Прогнал электрика – он выкручивал красные лампочки, чтоб не раздражали, и оставлял только зелёные.

Обороты мы давно определяли на слух. Выключил рацию – она и в хорошую погоду не работала, а в метель кроме треска и шума ничего не было слышно. Засыпал в термос лошадиную дозу кофе. Напялил мой любимый «малахай» (моя гордость).

Быстро взлетел. Гирокомпас и высотометр – всё, что нам нужно было в такую погоду. В зеркало видел, как «моджахеды», насосавшись кофе, завалились спать. Тяжёлая работа – спи да ешь!

Петрович налил мне кружку и закрепил на подставке. Сам же завалился спать, что он делал почти всегда.

Не хотелось снимать рукавичку. Решил: потом выпью. Так и забыл.

Гирокомпас стабильно указывал курс. Скоро должны были показаться огни радиовышек – их километров за пятьдесят видно.

Сейчас же было черным черно, как в могиле. Я устал их выглядывать по моей стороне. Протянул руку, потряс напарника:

— Петрович, посмотри по своей стороне. Ничего не...

Петрович свесился на край кресла. Очень нехорошо свесился.

— Эй, мужики, скорее сюда. С Петровичем...

Охрана вповалку валялась между ящиками на полу.

Господи, что это?

Я быстро пристегнул ремни. Я дождусь-таки огней. Садиться нельзя – лес внизу. Машину угроблю – вовек не рассчитаюсь.

Что-то чиркнуло по днищу. Не может быть! Высота стабильная – двести метров.

Вдруг страшный удар по носу, и мы кубарем покатились куда-то, кроша винтами всё, до чего дотягивались.

Я очнулся весь в кусках плекса и какого-то мусора вверх ногами. В голове стоял треск и шум. Мотор наконец-то заглох. Колючий холод ворвался вовнутрь. Еле отстегнулся и возрадовался, что на мне телогрейка, а не шуба – я в ней бы и сдох.

Петрович был холодный. Очень холодный и, пожалуй, уже часа четыре.

Охрана, заваленная ящиками, была такой же холодной.

Свет потух. Я ремонтным фонариком осветил это побоище и замер в изумлении. Некоторые ящики от удара раскрылись, но вместо брусков золота там были обрезки арматуры и уголков.

Что это?! Это как?!

Нас угробили за золото?

Эта сука электрик испортил гирокомпас, и нас занесло чёрт знает куда. В какие-то горы. Нас здесь сроду никто не найдёт. Сволочи!

Судорожно открыл ещё пару ящиков – то же самое. Это конец. Это смерть...

Живым в этой истории я никому не нужен.

Надо спасаться самому, пока не замёрз.

Стянул с двоих охранников тулупы, нашёл наш с Петровичем неприкосновенный запас – банок десять тушёнки.

Как хорошо, что лежали брюхом кверху – двери не открыть. Зажало, но люк в днище открылся сразу, приглашая на волю.

Прости, МИ-халыч. Оставаться здесь нельзя – замёрзну. Надо наверх, к людям.

Наверху переоделся и пополз, дрожа всем телом от холода, страха и волнения.

Так и не рассвело. Это значит, меня занесло далеко на север – за полярный круг. Здесь зимой около месяца темно. Всё очень плохо – слишком плохо!

Я полз, пока не устал. «Ночью», укрытый вторым тулупом, продрожал до «утра». Не замёрз и заснуть не получалось.

«Утром» пополз в ту сторону, откуда прилетел. Очень холодно. Даже не пытался разжечь костёр – сильный ветер, промёрзлые кусты.

Постепенно навалились отупение и равнодушие. Всё чаще приходила мысль, что зря я трепыхаюсь, только мучаю себя. Уснуть – и все проблемы...

Уткнулся лбом в какую-то железяку. Не может быть!.. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
Посветил фонариком: «СТОЙ! ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА».

Слава богу! Я бы обрадовался и надписи: «СТОЙ! СТРЕЛЯЮ!».

Обполз её и, оставив позади, рванул вперёд – к жизни.

Вот и сгнившие столбы, остатки ржавой колючки – я на верном пути! Вперёд!

Вот что-то очень чёрное. Дом или казарма – не имеет значения. Ни одного огонька. Давно заброшенная воинская часть. Сколько их поисчезало в девяностые! Это такая же.

Главное – есть дверь. Вырвал её с петлями, ввалился внутрь. Холодный нежилой воздух. Ну и чёрт с ним! Главное – ветра нет.

Вышиб какую-то дверь. Стулья – топливо. Я спасён!

Наломал гнилых стульев, какие-то папки. Разжёг костёр. Резко навалилась усталость.

Вот тут я испугался заснуть навсегда. Разогрел пару банок и с жадностью, помогая себе где пальцами, где ножом, съел. Сил сразу прибавилось. Мозги заработали в другом направлении: надо выжить. Здесь долго не протяну – от силы неделю.

До ближайшего посёлка без еды около года – сразу отпадает.

Чёртова темнота! Надо сходить на разведку. Куда меня чёрт забросил? Дом щитовой – на топку всё сойдёт.

Нашёл кухню: сгнившие макароны, бочку чёрного комбижира, окаменевшую соль и сахар, вздувшиеся банки с чем-то – всё опасное и несъедобное.

Судя по размерам, на этой точке обитало не более десяти человек. Служба скучная и голодная, вот и разбежались.

Вышел во «двор». Что за хрень? Машина! Огромная, с огромной антенной. По виду – шедевр советской армии. Вся вросла в снег и в землю.

Еле открыл скрипящую дверь. Внутри просторно и вроде не разграблено. Открыл капот: вроде всё на месте. Может, рискнуть завести? Прокрутил маховик пускателя. Открыл краник бензина. Запах резко ударил в нос.

Намотал верёвку, дёрнул – ничего.

С третьей, кашлянув пару раз, завёлся.

Господи, не верю своим ушам! Слава советской технике!

Дав поработать пускачу, опустил рычаг сцепления. Где-то с пятого раза дизель завёлся, будто и не было этих тридцати лет отдыха. Дополз до бензобака, открыл крышку, посветил. Блеснула солярка – полный. Это прекрасно!

Только ехать нельзя. Все десять колёс спущены и, вероятно, мертвы.
Проверил воду. По запаху – незамерзайка.

Господи, за что мне это счастье? Я неделю могу здесь блаженствовать, пока есть солярка.
Залез внутрь – много непонятных приборов. Но рацию я нашёл сразу. Молясь, включил. Зелёный огонёк такой родной! Настроил на нашу частоту.

— Борт 19-20 вызывает прииск «Северный».

И почти сразу же удивлённый голос нашей диспетчерши:

— Кто вы?

Тварь! Уже похоронила меня.

— Совершил аварийную посадку. Груз не пострадал. Все пломбы целые. Есть раненые. Можем продержаться ещё сутки. Документы все у меня. Замерзаем в каком-то домике.

Голос начальника охраны:

— Держитесь, вылетаем.

Я выключил рацию и включил музыку. Господи, это рай!

Я блаженствовал дней пять. Конечно же, эта гнида не будет торопиться. Подождёт, пока околеем.

Вот уже и солярка кончается. Мотор закашлял, но тут же его поддержал вертолётный гул.
Успели моджахеды.

Вертолёт сильным прожектором осветил постройку, пошёл на посадку.

Ну что ж, я готов.

Открыв капот, молотком разбил свечу напускателя и на всякий случай расколотил и рацию. Мне она больше не понадобится, а им оставлять жалко.

Снежная пыль вконец всё затемнила. Потихоньку двигатель остановился.

Из машины не спеша вылезло человек пять – вся кодла. Фонарями осветили личное присутствие начальника охраны. Закурили. Послышался смех. Побрели в казарму не спеша, лениво и вразвалочку.

Сволочи! Не спешите, «родные». У вас ещё будет уйма времени, чтобы насладиться последними днями вашей жизни. Ещё надоест.

Не таясь, побежал к вертолёту. Один хрен темно. Эти дураки сами себя ослепили фонарями.

Открыл дверь – тепло, музыка, накрытый стол: хлеб, консервы, водка, кофе.

Спасибо, я учёный.

А вот и любимый винчестер начальника охраны – на охоту собрался гад.

Взял, пошёл к пилотам.

Сволочи! У обоих ноги на пульте. Мы с МИ-халычем не позволяли такого панибратства.

Позы ленивые, будто на пляже отдыхают.

Под музыку шарахнул одного прикладом – сразу осел. Второй открыл в удивлении рот:

— Э!..

— Жить хочешь, гад?

Молча кивнул.

— Тащи этого наружу. Быстро! – истерично заорал я.

Пилот вздрогнул. Вытащил напарника из кресла и поволок к двери.

— Быстро! – орал я, нагоняя на него страху.

Выкинул их на мороз. Запер дверь. Всё.

Это моя территория!

Не спеша, по-хозяйски уселся в кресло. Запустил горячий двигатель и через минуту взлетел. Боже, как я хотел посмотреть на их рожи.

Куда лететь? Домой? Меня караулят сто статей сразу. Не дадут выйти из ,машины. Пристрелят, как собаку. Домой нельзя.

Пошли они к чёрту! Только на юг. Только в тепло. Подальше от всех к тёплому – нет! – горячему морю.

Мотор радостно урчал, пожирая километры. Душу грели два запасных топливных бака. Значит, для меня, живого, топлива жалко, а чтобы убить, и трёх заправок не пожалели. А если на кону три тонны золота, и мать родную не пожалеют! Уроды.

Всё! Я свободен!..

«Свободен», – радостно ревел мотор.

* * *

Сообщение в новостях:

«Пропал вертолёт на севере России с туристами. Судьба людей неизвестна. Поиски ничего не дали. Ожидается снегопад и похолодание. Вероятно, будет побит очередной температурный рекорд. На побережье Чёрного моря +25, цветут пальмы. Редкие отдыхающие плещутся в тёплом море и балдеют».