Поджигай, Астарот!

Грешник один -
сластолюбец, мздоимец и плут -
всуе почил за обильным застольем хмельным,
вина перебрав.

Видит: стоИт
он в просторный хитон облачён,
вроде того, что в Асклепия храме больным
эскулап выдаёт.

Зрит: перед ним
коридор, как в казённых домах -
гулок и пуст, в бесконечною мглистую даль
стрелой устремлён.

Двери в стенАх,
через каждые сорок шагов,
убраны все коленкоровым строгим сукном,
латунью блестят.

Грешник тот час
ближайшую дверь распахнул -
пламя, ревя, языками заполнив проём
лицо обожгло.

Вопли и плач
до него из огня донеслись,
скрежет зубов, плоти горелой миазм,
стоны и вой.

Он второпях
на дверь навалившись плечом,
её затворил, и хладные струи отёр
со лба рукавом.

Дальше побрёл -
не видать коридору конца,
грешник дверей не рискует уже отворять:
играет очко.

Но иногда,
робко ухо к дверям приложив,
слушает он, и по-прежнему слышит одно:
вопли и плач.

Новая дверь,
и она приоткрыта слегка,
тренькает арфа, неспешный идёт разговор,
слышится смех.

Грешник вошёл:
под ногами ворсистый ковёр,
в креслах глубоких мужи безмятежно сидят,
курят кальян.

Скромный слуга
кюрасао наполнил бокал,
чёрной икры на серебряном блюде принёс,
выжал лимон.

«Здесь остаюсь» -
с облегчением грешник решил,
гузно своё на уютный пристроил диван,
вежды прикрыл.

Тут меж других
во весь рост встал седой господин,
всех свысока, сквозь монокль златой, оглядел,
по главАм перечёл.

- Что ж, господа, -
говорит. – Вижу: все собрались.
Значит не станем с господнею карой тянуть -
поджигай, Астарот!