Лети, не бойся

ЛЕТИ, НЕ БОЙСЯ

Пролог.

Знакомство.

В привычном нам мире время от времени пропадают люди. Это давно стало фактом, с которым редко кто спорит. Исчезновения происходят из года в год в разных уголках планеты и списываются на случай. На фатальное происшествие, которому при всяких обстоятельствах кто-нибудь да найдёт объяснение.
Жил некий человек, имел круг общения, соседей, располагал имуществом, и вдруг человека не стало. В большинстве случаев за этим следует государственный розыск, появляются листы с фотографиями пропащего на фасадах домов и столбах, его ищут волонтёры. Несчастному присваивается статус: «без вести пропавший». Без вести – пожалуй, ключевое выражение. Выходит, нет о человеке слова – нет и его самого.
А что до мероприятий, то, как правило, толка от них никакого. Был человек и сплыл. Доходит и до того, что пустой гроб в землю опускают, спроваживая пропащего со свету по всем правилам. Лишь немногие продолжают искать близких годами, не желая мириться с событием, которому не нашлось объяснения. Большинству же до этого совсем скоро становится никакого дела. Память о пропащих также теряется без вести.
Но случается, что неожиданно ранее исчезнувшие возвращаются. Появляются в родных им местах, либо доносится о них известие с чужбины. От живых, но словно с того света. И сами они не могут припомнить, а что же с ними случилось в эти дни, месяцы или годы отсутствия? Их имуществом как бесхозным уже пользуются те, кого наделили таким правом, а они лишь разводят руками в судах: - Мне нечего сказать. Я не помню, где был.
А может, они просто не хотят говорить или вспоминать об этом?
Не стану отвечать за всех, но за одного человека свидетельствую лично. Он не хотел. По многим причинам, одной из которых является и то, что вряд ли имел шанс оказаться понятым.
Я повстречал его ненастным октябрьским днём в закусочной родного города. И именно о нём пойдёт мой рассказ. О возвращенце с другого света в прямом и переносном смысле. О человеке, полностью перевернувшем моё представление о мире.

Впрочем, чтобы надлежащим образом объяснить обстоятельства нашей встречи, и из вежливости конечно, мне следует представиться. Зовут меня Орлов Алексей. Тридцати восьми лет от роду. Урождённый города Соликамск Пермского края. Имею оконченное педагогическое образование, но работаю в библиотеке. С семейной жизнью не сложилось. Потому что… Да просто не сложилось. Отчего я предоставлен, по большей части, самому себе и собственным увлечениям.
Наша библиотека насчитывает более пяти тысяч книг советской поры и современных издательств. Последних, разумеется, больше. За минувшую пятилетку фонд библиотеки скудно обновлялся. Централизованных поставок, увы, почти не стало. От издательств экземпляры поступают редко. Чаще люди приносят мне книги сами безвозмездно. И пускай их объяснения звучат дико для образованного уха, вроде: «Делаю ремонт в квартире, книги некуда девать; мешают…», я искренне благодарен приносящим. Ведь кому-то непосилен не то что ремонт, но и лишний кусок масла на столе. А у меня они могут получить Пушкина, Достоевского, Бунина, Байрона и Селинджера во вполне сносном переплете и почти бесплатно. Библиотечный абонемент стоит сущие пустяки.
Когда-то за день у меня бывало до сорока – пятидесяти выдач книг. О нынешних временах нечего и говорить. Поэтому времени свободного предостаточно. Раньше всё, бывало, читал, да занимался переводами. Мой базовый иностранный язык французский, но за не востребованностью его в родном городе, самостоятельно освоил английский на коем и подрабатываю время от времени.
Однако в последние годы стал предаваться собственным литературным опытам и, признаюсь, небезуспешно. Моим малочисленным друзьям и знакомым были предъявлены повесть о несчастной любви дезертира марсельского иностранного легиона и цикл рассказов о подвигах шахтёров. Получивших, между прочим, восторженные отклики. Хоть и людей, которых, положа руку на сердце, следует счесть отчасти заинтересованными в моей судьбе.

***

В тот примечательный день я как раз размышлял о сюжете для своего нового творения, которое смело решил выполнить в большой форме романа. С утра я набросал на листе исходную фабулу и, терзаемый поиском перипетии, что переместит героя романа в нужную мне точку, отправился в ближайшую закусочную. В дороге всё больше деталей обретали главные лица моей истории, что прежде были нанесены на будущее полотно романа жирными мазками. Пребывая в возбужденном состоянии предвкушения работы, я намеревался отметить это событие полноценным обедом, сдобренным кружкой приятно щипающего нёбо пива.
С подносом, на котором красной волной набегал на берег тарелки борщ и каменным плато среди барханов картофельного пюре возвышался слегка заветренный бифштекс, я приземлился за круглым столиком у окна. В закусочной было тепло и хорошо. Незамысловатый интерьер из выцветших репродукций советских пейзажистов, посеянных на бежевом фоне стен, создавал уют знакомого места. В подавляющем числе публика мужского пола неспешно переговаривалась за трапезой, убивая время. С потолка щедро разливались светом видавшие виды пластиковые фонари плафонов.
Я расположился поудобнее, с удовольствием посматривая на стучащие снаружи о стекло капли дождя, и потягивал холодное пиво.
В обеденное время, да в такую погоду в этом заведении традиционно бывало людно. Не стал исключением и тот день. За дюжиной столиков закусочной размещались за раз по два-три посетителя, поэтому я совершенно обыденно отнёсся к появлению за моим столом Михаила. Вернее тогда я ещё не знал его имени и лишь бегло оценил бородатую физиономию новоявленного соседа.
- Как вы находите местное пиво? – густым с хрипотцой голосом бросил мне незнакомец, оперев смуглые ладони по обеим сторонам тарелки с сосисками и обломками заводского каравая чёрного хлеба.
- Вполне сносное, - ответил я.
- Что ж…, - он встал и отправился к раздаточной стойке.
Я с любопытством проследил за высокой фигурой мужчины. Он был облачён в джинсовые куртку и штаны, которые от голени умещались в высоких армейских ботинках нового образца. Под курткой угадывались массивные мышцы, при каждом движении натягивающие намокшую от дождя ткань. Незнакомец носил длинные волосы, стянутые на затылке в хвост.
Через пару минут он вернулся за столик с двумя кружками пива. Одну из них мужчина придвинул мне.
- Не хотел показаться невежливым. Только и всего. Продолжения не будет. На сегодня мой бюджет исчерпан. Так что…, - он поднял кружку и, окунув в пену усы, отпил из неё двумя большими глотками, отмеченными величественным движением кадыка на шее. Будто твёрдые камни неспешно проследовали по его гортани прямиком в утробу.
- Не стоило беспокоиться. И тем более тратить деньги. Заберите кружку, судя по всему, она и вам не окажется лишней, - я отодвинул незнакомцу пиво обратно.
Он вытер губы ладонью и пристально посмотрел мне в лицо. Под колючим взглядом небесно-голубых глаз мужчины мне стало не по себе. Будто холод и брызги дождя ворвались вместе с ним с улицы и ощипали лицо.
- Не отталкивайте тех, кто приходит с добрыми намерениями. Когда вас угощают – негоже отказываться.
- Откуда мне знать с какими вы пришли намерениями, - возразил я.
- Отказавшись, вы так и не узнаете. В то время как встреча может оказаться для вас благом. Встречайте приходящее в вашей жизни с достоинством. Никогда не поздно сказать нет. Но очень часто становится поздно сказать да, - незнакомец говорил размеренно, обнаруживая качества уверенного в себе человека; человека с немалым багажом жизни. – Здесь совсем разучились искренности.
- В нашем городе?
- Везде. Впрочем, не важно. Если какие-то мои слова покажутся вам странными – не придавайте им большого значения. Я долго отсутствовал. Пейте и уважьте моё угощение. Я не желаю вам ничего дурного, - он подвинул мне кружку обратно, поднял свою, качнул ею в мою сторону и сделал новый глоток.
Хорошо, что ко времени нашей беседы я успел прикончить хотя бы борщ, потому как аппетит мой куда-то бесследно исчез. Однако, понемногу прикладываясь к пиву, я ощутил хмель в голове, что обычно способствует примирению со многими негативными эмоциями.
Я смотрел, как мой сосед расправляется с сосисками, сдабривая их солодом. За его четкими и в чём-то даже красивыми движениями. И вдруг поймал себя на ощущении, что не испытываю к нему ничего плохого. Напротив, его уверенность и излучаемая сила внезапно откликнулись во мне полным к нему доверием, словно к близкому товарищу. Тем более, выглядел он всего немногим старше меня.
- Сколько вам лет? – решился я на вопрос.
Мужчина улыбнулся, и морщинки в уголках его глаз приветливо рассеялись лучиками солнца. Крупные скулы заставили зашевелиться щетину на лице, блеснувшую мелкими росинками оставшейся на ней пивной пены. 
- Пожалуй, тридцать пять. Спасибо за вопрос, - он проглотил последний кусок хлеба, вытер руки и протянул мне ладонь. – Как вас зовут?
- Алексей Петрович. Орлов.
Я постарался сжать его ладонь, но мои потуги остались незамеченными в крепкой хватке руки мужчины, не приложившего к тому никаких усилий.
- Михаил, - ответил он.
- Алексей, - поправился я, смутившись.
- Без обид, Алексей, но пиво здесь порядочная дрянь! – он раскатисто захохотал, обратив внимание обитателей соседних столов к собственной персоне.
Я улыбнулся: - Не могу себя считать экспертом по этой части. Но мне казалось, что всё не так уж плохо.
- А перестаньте, - он махнул рукой. – Я вовсе не виню вас. Просто мне есть с чем сравнивать. Там оно… впрочем, не важно. – Он обернулся к окну, и на секунды лицо Михаила погрузилось в задумчивость. Как мне показалось, отягощённую каким-то неразрешённым вопросом. Чем-то слишком серьёзным для этого места.
- Дождь пришёл надолго, - вымолвил он. Затем возвратился ко мне и морщины на его лбу приветливо разгладились. – Я рад знакомству с вами и надеюсь на взаимность. Вы не очень торопитесь?
В моей голове промелькнули мысли о свёрстанной фабуле романа и уже немного затёртом этой встречей азарте к предстоящему письму.
- Вообще-то у меня есть дела. Да и рабочий день в самом разгаре, - я сказал то, что должен был и, что на самом деле являлось чистой правдой. Но в то же время поймал себя на мысли, что этот человек достаточно заинтриговал меня для того, чтобы вот так расстаться именно сейчас. Тем более захмелевшим я вряд ли напишу что-то путное. А рабочее время библиотеки – чуть ли не последнее, что волновало жителей нашего города.
- Я понимаю, - ответил Михаил, – и все же попрошу вас об одолжении составить мне компанию ещё некоторое время.
Я как раз завершил глоток из пузатой кружки и согласно кивнул с полным ртом.
- Отлично! После знакомства мы можем на «ты». Так мне будет проще, если не возражаешь.
Я снова кивнул: - Совершенно не возражаю.
- Ну и славно. Так чем у вас живут в городе?
- Что ты имеешь в виду? Как и везде, кто чем. Работают, занимаются хозяйством. Сидят по квартирам и домам. Встречаются на улицах. Ну и, конечно, пьют и воруют. Как у Салтыкова-Щедрина. Помните? «Если я усну и проснусь через сто лет, и меня спросят, что сейчас происходит в России, я отвечу, – пьют и воруют». И ведь не поспоришь!
- Через сто лет…
- Да. Он так посчитал. Думаю, можно поставить и тысячу, - я заметил, как брови Михаила сердито сошлись у переносицы. - В твоём городе разве не так? Ты, насколько я понял, не местный?
- Не местный. Работа здесь есть?
- Работа? Да конечно есть. В городе такие монстры как «Уралкалий» и магниевый завод. Все зависит от твоих аппетитов относительно заработной платы. Хочешь остановиться здесь на работу?
- Именно. Поэтому и спрашиваю. Сам чем занимаешься?
- О! – я улыбнулся. – На мою работу ставку делать не стоит. Я библиотекарь. Совсем не прибыльное ремесло. Больше для души. Тебе то, - я ещё раз оглядел нового знакомого, - с твоими данными любая физическая работа по плечу!
- Видел бы ты меня раньше, - усмехнулся Михаил. – Но ты прав, я могу выполнять почти любую работу. Однако, есть и некие обстоятельства… Что ж, - вздохнул он, - вижу, что с трудоустройством ты вряд ли поможешь. Женат? Дети есть?
Признаюсь, реплика Михаила про обстоятельства меня насторожила. И возникшая мысль о неладах моего собеседника с законом несколько отрезвила и призвала меня к сдержанности в беседе.
Я замялся с ответом, а Михаил, словно читая мои мысли, замахал руками: - Нет-нет! Не думай ни о чём таком! Я не мошенник, не вор и не убийца. Просто поверь моему слову, потому как доказать чем либо ещё тебе этого не могу. Вспомни, я предупреждал тебя относиться к моим словам снисходительно. Я многое не могу и не хочу пока объяснять. И на то есть, уж поверь, уважительные причины. Осведомлённость, которой мне не хватает о твоём городе, не пустая болтовня. Мне следует решить, могу ли я здесь задержаться. А ты всё ещё единственный человек, кто мне знаком из местных. Впрочем, я не настаиваю на ответах. Тем более личных. Твоё молчание меня не обидит.
Я снова засмущался и поспешил исправиться: - Да я, собственно, и не думал… Я не женат. Живу один. И бояться мне нечего, потому как нечего терять. Всё моё состояние – это библиотека с книгами. Но по бумагам она принадлежит городу.
Полагая, что сострил, я улыбнулся. Однако, взирающий мне в ответ, Михаил даже и не подумал вернуть улыбку. Когда он вот так смотрел, на меня находило какое-то оцепенение. И суетливо отводя глаза, я искал дело для рук, чтобы скрыть нервы.
Я схватился за кружку, но та оказалась уже пуста.
- Теперь моя очередь угостить, - нашёлся я чем заполнить паузу в разговоре и, не дожидаясь ответа Михаила, улизнул из-за столика к раздаче.
В горле действительно пересохло. Поэтому, пока наливали вторую кружку, я пригубил из первой ещё у прилавка. Вернувшись за стол, я нашёл своего знакомого вновь уставившимся в окно. Он будто ждал там появления чего-то так не достающего ему в окружающем мире. Такое чувство знакомо большинству, когда боль разлуки не может примирить тебя с реальностью, и ты всё ждёшь, что вот-вот, одиночество пройдёт словно сон, и счастье к тебе вернётся снова.
- А вот и пиво! – я постарался придать голосу беззаботности и поставил ему кружку.
Михаил медленно повернулся и молча выпил. Затем помассировал пальцами глаза и по наступившей в них красноте я вдруг понял, насколько уставшим выглядел мой собеседник. За скальной внешностью крутого парня мне удалось разглядеть измождённого странствиями человека. С ранимой как у многих скитальцев душой. И, может быть, большим добрым сердцем.
- Спасибо тебе, Лёша, - вымолвил он. – Сегодня для меня памятный день. Почти пять лет назад я оставил родной дом. И ровно пять дней назад я оставил свой новый дом, который стал ещё роднее прежнего… Но не спрашивай меня ни о чём. И не сердись на молчание. Ты всё равно не поверишь моим словам.
- Но почему ты…
Михаил поднял ладонь: - Довольно об этом! Не спорь. Тебе нужно творить свою судьбу, а не копаться в чужих. Уверен, книги в библиотеке и так рассказали тебе слишком много, сбив с толку. Прислушайся к своей жизни и находи в ней каждый час, каждую минуту открытия для души. Ведь жизнь неповторимо прекрасна именно тем мигом, что мы проживаем. А память вместит в себя лишь её жалкую часть… Наслаждайся здесь и сейчас. Я знал людей, которые умеют жить. И будь ты знаком с ними, понял бы о чём я толкую.
- Да и мне доводилось встречать таких людей, - я словно оправдывался. – Хочу признаться, что я пишу рассказы, где моими героями выступают люди, которые зачастую рискуют жизнью каждый день. Каждый день!
- Поверишь, я совсем не удивлён тем, что ты пишешь. И кто же эти люди?
- Шахтёры и горноспасатели. Из бесед с людьми, избравшими эти смертельно опасные профессии, по большому счёту, я понял, чего стоит человеческая жизнь. Что она значит, когда остаёшься под землей, в завале. Когда рядом бушует пламя, а лёгкие душит ядовитый газ. И как потом смотрят на жизнь, обретя вновь над головой небо.
Михаил окинул взглядом наш стол.
- Наши кружки ещё полны пивом, - справедливо констатировал он. – Расскажи мне одну из своих историй. С некоторых пор я полюбил сказы о героях и подвигах. И не взыщи, что обращаюсь к тебе с просьбами, когда мы знакомы всего ничего.
- А! О чём ты?! Ерунда. Это вовсе не одолжение. Но должен признаться, что рассказчик из меня никудышный!
- Брось скромничать, - Михаил кивнул. – Предоставь мне право судить самому. Итак…
Он облокотился на столик, и тот жалобно скрипнул.
- Итак, - охотно начал я, - эта история случилась январским утром 1983 года на шахте № 22 Казахской ССР. Страна жила событиями наступившего нового года. Дети наслаждались праздниками и радовались середине солнечной зимы. Ничто не предвещало трагедии.
Когда на электронных часах в здании администрации шахты последняя из светящихся цифр отмерила 9 часов 28 минут, поступил первый сигнал о взрыве. Земля под администрацией отозвалась глухим урчанием и дрогнула. Возникший на глубине более пятисот метров пожар, спровоцировал взрыв метана и угольной пыли. С добычного участка верхнего этажа поступили сведения о крайне опасной ситуации. С нижними этажами забоя, где прогремел взрыв, связь прервалась…
Я пересказал Михаилу историю, которая в действительности имела место. На подземных выработках от ядовитого газа и травм за завалами погибли около сорока человек. Согласно позднее раскрытой официальной статистике тридцать тел были подняты спасателями на поверхность. Точное число жертв так и не было установлено. Но каждый из выживших горняков мог бы назвать, находившегося по соседству, погибшего товарища.
Трагическим событиям того года не суждено было стать достоянием гласности. Советская цензура с усердием пресекала распространение информации обо всех несчастных случаях, происходивших в СССР, чтобы не дать гражданам великой державы и малейшего повода думать о слабости системы. В том числе, поэтому я счёл своим долгом написать рассказ о подвиге тех горняков, кто вопреки всему смог не только выжить в смертельной шахте сам, но и спасти своих товарищей. Когда на расстоянии вытянутой руки дым не позволяет тебе видеть ничего. Когда жар запекает рвань защитной одежды на теле. Когда газ и взвесь пыли душат тебя. Ты мыслями уже на том свете…
Эта история была первой и предварила целый цикл моих рассказов о подобных авариях и спасательных операциях. Изначально история была записана мной со слов живущих и по сей день действующих лиц того происшествия. Но при написании рассказа, я изменил имена и некоторые обстоятельства действия, чтобы не привлекать лишнего внимания к этим людям. По их же просьбе. Слава обошла их стороной тогда, и вряд ли досталась бы сейчас, когда в цене другие истории.
Увлёкшись, я старался донести до моего слушателя эмоциональный накал тех событий. Животный ужас и борьбу с ним героев истории. Стоящую за спиной смерть и мужество людей, спасающихся от протянутых ей рук.
За всё время моего рассказа Михаил не проронил ни слова. Но я видел, как блестели его глаза, когда шла речь об усилиях огнеборцев, о спасателях, прорывающихся к завалам, об эвакуации вырвавшихся из ада пламени и грохота людей. О действиях простых мужчин, оказавшихся наедине со стихией. Михаил будто вспыхивал изнутри, присутствуя там, в зёве тоннелей с ними. Тогда я ещё не знал, что мой новый знакомый испытывал нечто похожее на собственной шкуре.
Во время повествования я успел сбегать за ещё одной парой пива, которую мы незаметно приговорили. И, заканчивая историю, ощущал себя изрядно захмелевшим.
Михаил, на глазах которого в конце рассказа выступили слёзы, протянул мне руку: - Спасибо тебе. Это одна из самых ярких историй, что я слышал в своей жизни. Ты не зря ешь свой хлеб на земле. Знай, что твои рассказы будут нужны людям во все времена. – И он крепко сжал мою ладонь.
- Что ты! – я снова засмущался. – Таких писателей как я не мало. Эти истории пленили меня самого, но они далеки от того, чтобы стать бестселлером. Да и потом, наблюдая за тем, что нынче читают, я не строю иллюзий насчёт своей аудитории. Сейчас востребован модный эпатаж в литературе, детективы и пророчества.
- Не скажи. Твои книги о главном. О чём же, чёрт побери, ещё писать как не о любви и подвигах?! Помяни моё слово, хорошие книги сами найдут читателя. Ты лишь вдохни в них жизнь!
Я не нашёлся чем ответить, покорно соглашаясь.
- Ну, - Михаил откинулся на спинку стула, - я виноват, что злоупотребил твоим вниманием. Пора и честь знать.
- Перестань ты! – Я посмотрел на часы. Было почти шесть часов вечера. – Рабочий день всё равно уже кончился. Я напротив рад, что провёл время здесь, с тобой. Было как-то… душевно что ли. Можно было бы ещё посидеть, но по вечерам тут собирается всякий сброд. И нормально, увы, не пообщаемся.
- Ну, раз так, и поскольку я твой должник, позволь мне проводить тебя до твоей работы или куда ты там ещё соберёшься. – Он поднялся из-за стола, ничуть не шатаясь. Чего я не мог сказать о себе.
Михаил придержал мой локоть: - Я не ошибся, когда решил подойти к тебе. Знай, Алексей, что ты хороший человек. Слишком хороший, чтобы быть сильным и подчинить жизнь своим желаниям, а мир заставить себя слушать. И вдвойне жаль, оттого, что тебе действительно есть, что ему сказать. Может быть, мы сейчас расстанемся и никогда не увидимся снова. Но если такому суждено будет случиться, знай, что ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь.
- Что ты, Миша? – мне вдруг захотелось его обнять как близкого друга. – Не прощайся раньше времени. Я ещё, может, помогу тебе устроиться в нашем городе на работу и тогда мы увидимся и не раз.
Он улыбнулся в ответ. И снова морщинки у глаз рассыпались лучезарным солнцем на его незаурядном лице.
На не совсем твёрдых ногах я направился к входной стеклянной двери. Михаил пошёл за мной следом. Стройный порядок квадратов на линолеуме пола чуть вскружил мне голову. Я запретил себе смотреть под ноги и прибавил шаг. Миша держался в паре метров за моей спиной.
Сквозь двойное мутное стекло я разглядел, как со стороны улицы, под всё ещё моросящим дождем ко входу в закусочную спешат три невысокие фигуры парней в спортивных костюмах.
Я навалился на дверь, открыв её почти целиком, и в то же время с улицы в открывшийся проём предбанника заскочил молодой кавказец лицом к лицу с моей физиономией. Не выдержав натиск тяжелой двери, я случайно подался на него и толкнул парня плечом навстречу.
- Ты куда прёшь, баран? – воскликнул тот, обнажив острые, как у обезьяны, зубы в злобной гримасе.
- Извините, я нечаян… ооххх, - выдохнул я, не успев окончить фразу, когда слева в селезёнку воткнулся его твердый как камень кулак.
В глазах разошлись чёрно-красные круги, закрутившись в воронку водоворота, и я сполз спиной по открытой двери.
Где-то над головой раздался сперва презрительный смех, а затем, заглушающий его, голос Михаила: - Он извинился.
Следом послышался отвратительный звук тяжёлого шлепка, вперемежку с хрустом кости, и сдавленный хрип. Я поднял глаза и увидел стремящееся к полу лицо моего обидчика, превратившееся в кровавую отбивную. Будто по нему врезали железным рельсом, сравняв профиль в почти плоскую тарелку.
Чернявый товарищ кавказца, похожий на него как две капли воды, ринулся вперёд. Но молниеносное движение Михаила отбросило того метра на три назад на улицу. Мой глаз не уловил движения, но, похоже, что Михаил нанёс сокрушающий встречный удар. Потому что отлетевшее тело рухнуло мешком в лужу и не шевелилось. Третий приятель поверженных вытащил из кармана нож. На мгновение застыл с ним в руке в нерешительности. И тут же припустил куда-то бегом, сверкая пятками от страха.
Михаил отпихнул ботинком ноющего и булькающего собственной кровью врага, помог мне встать и преспокойно выпроводил на улицу. В то время как я пребывал в шоке, на лице моего нового знакомого покоилось безучастное выражение безразличия к происшедшему. Мне кажется, прибив комара, я был бы более эмоционален, нежели этот человек, мимоходом сделавший калеками двух крепких мужчин.
- Ты в порядке? – спросил меня Михаил.
Я отдышался и мог уже идти самостоятельно. Но возбуждение переполняло меня. Полученная травма не отзывалась болью только по причине того, что кровь моя бурлила и требовала объяснения случившемуся.
- Да. Но как ты это сделал?! Зачем? – я развёл руками, осыпаемый каплями дождя, но вовсе не чувствующий их.
- Не вижу здесь ничего особенного. Эта шваль должна быть благодарной мне за преподнесённый урок, – он окинул спокойным взглядом место боя и распластавшихся на нем неприятелей. – За необдуманные поступки следует отвечать. Они напали на тебя. Ты имел право на защиту. Что же тебя удивляет?
- Это же преступники! Они весь город держат. У них оружие и связи в полиции! Никак невозможно противостоять этому. Все привыкли!
Михаил бережно стёр с намокшей руки следы крови и сплюнул под ноги. – Ах, ты об этом…
Я обернулся к окнам закусочной и увидел в них с десяток физиономий посетителей, взирающих изнутри на нас как на инопланетян, которым, впрочем, осталось недолго ходить по земле. У кассы наметилась очередь из людей, спешащих как можно скорее закрыть счёт и ретироваться подальше от этого места, пока ещё не поздно.
- Миша, - я схватил его за руку, - мы должны линять отсюда! И быстро.
Тот вопросительно взглянул на меня, и я в очередной раз поразился его невозмутимости.
- Знаю, что ты сильный здоровый мужик, но через несколько минут здесь будет пять,… десять машин с вооружёнными людьми, которые изрешетят нас в дуршлаг! Это не шутка!
- Если хочешь, уходи. Меня изрядно разозлили твои рассуждения и я, пожалуй, встречу угрозу лицом к лицу, чтобы навести порядок в вашем трусливом городишке.
- Чёрта с два я пойду один! Ты мне обещал, что проводишь меня, помнишь? Или ты хочешь, чтобы по дороге мне оторвали голову? Это останется на твоей совести, между прочим.
Михаил оценивающе взирал мне в лицо и молчал. Моё сердце отстукивало не менее двухсот ударов в минуту. Лицо горело. А хмеля в голове будто бы и не бывало.
В намокшую одежду пробирался холодными иголками ветер. Серый свет сумерек стремительно шёл на убыль, сменяясь чернотой надвигающегося осеннего вечера. Фонари ещё не зажгли.
Я утёр капли дождя с лица. Где-то вдалеке раздался нервный клаксон машины.
- Нужно что-то решать, - я умоляюще поглядел на Михаила. – Не связывайся с ними. Подумай о себе. Что бы ни случилось – всё останется, как и есть сейчас. Ты не исправишь мир в одиночку. А помощи не дождёшься. Измельчал народ. И не наша в том вина… Пойдём! Давай сделаем это как можно быстрее. Обсохнем у меня в библиотеке, а дальше делай как знаешь.
Михаил оглянулся ещё раз на вход в закусочную. Оттуда, укрыв головы куртками, семенили люди. Затем положил тяжёлую руку на моё плечо: - Идём. Показывай дорогу.

***

Закрыв за нами дверь библиотеки, я погасил уличный плафон и заперся на два замка. В дороге я старался припомнить посетителей столовой, и не было ли среди них тех, кто мог знать меня лично. Показалось, что таких не видел, но полной уверенности не появилось. А значит, сохранялась вероятность того, что разозлённые бандиты запросто могли явиться сюда в поисках своих обидчиков.
Я провёл нового знакомого в дальний зал с книгами, окна которого выходили во двор, и только там зажёг свет. Остальные помещения оставил тёмными. «Здесь мы хотя бы сможем продержаться какое-то время, - подумал я. – Ещё в прошлом году город заменил мне дверь на новую металлическую, а на окнах сварили решётки. Поборемся!»
Благодаря холодным октябрьским ночам уже неделю как включили центральное отопление, и в библиотеке стало тепло и уютно. Я прикрыл дверь освещённого зала и усадил Михаила за своё рабочее место. А сам пошёл ставить чайник.
С зале стояли два стола для чтения. Четыре стула за ними. Стеллажи с книгами почти упирались в невысокий потолок. На подоконниках двух окон расположились горшки с эхинопсисами, фиалки и денежное дерево, за которым я особо ухаживал, хоть и не извлёк пока из этого причитающихся дивидендов.
Стены зала я перекрашивал ещё сам несколько лет назад. И планировал сделать это снова в ближайшее время, не только потому, что они покрылись царапинами и тёмными отметинами. Просто надоел салатовый цвет. Душа просила обновления. В помещениях витал запах плесени и книжная пыль. И если я к тому давно привык, то редкому посетителю специфический аромат мог показаться навязчивым. Впрочем, слышал о том, что некоторым людям наоборот он очень нравится.
Я поставил своему гостю кружку горячего чая и сам присел за гостевой стол.
- Ну, вот и моё логово, - улыбнулся я.

***

Мы проговорили довольно долго. Михаил настаивал на том, что разобщённость обывателей, порождённая ленью и безразличием, загнала в угол лучшие качества личности русского человека. Возрос и стал нормой эгоизм, преследующий цель приумножить собственные пожитки любой ценой, не гнушаясь соседского добра, что не объединяло, а разобщало людей. Если общество и существовало, то давно распалось, а без него личности быть не может. Забытая добродетельная мораль уже не может служить её воспитанию. Предложенная современностью замена утраченной морали не выдерживает критики. Её тезисы так и не ожили на практике. Взять хотя бы сегодняшний пример…
Простым и доходчивым языком он разбил все мои доводы об обоснованности самосохранения под лозунгом «моя хата с краю, ничего не знаю». И в итоге, я напрочь растерял основы собственных убеждений под весомостью его смелых и мудрых изречений, возникших, казалось, из какой-то глубины веков.
Затем мы благополучно позабыли эту тему и болтали обо всём подряд. Я рассказал ему о нашем городе, который искренне любил, несмотря ни на что. Дал полистать свои рассказы. Показал редкие собрания сочинений молодой русской литературы девятнадцатого века, являвшиеся гордостью моей библиотеки. Поведал о своих хобби в коллекционировании. Одним словом, незаметно для себя, раскрылся перед человеком, знакомым мне всего-то несколько часов.
И лишь немного обидно было за то, что на все мои вопросы о жизни самого Михаила, он не желал отвечать прямо. А вежливо извинялся и старался отвести их в сторону. Но я не подавал виду, что тревожусь об этом. Миша мне сильно импонировал своей живостью и цельностью. Заподозрить его в подлости и преступных деяниях даже не приходило в голову.
Тем временем подступила ночь. Одежда наша просохла. И на том можно было бы разбежаться по разным сторонам, подведя черту под этим необычным днём. Однако, я ловил себя на мысли, что вовсе не хочу идти домой. Расставшись с Михаилом, идти придётся одному, а было всё-таки боязно. Оставаться здесь одному было, пожалуй, ещё опаснее. И я полагал, что разрешение возникшей дилеммы зависело уже не только от меня.
- Ещё чая? – я поднялся на ноги и застыл, потирая руки, некоторым образом провоцируя на действие своего гостя.
Михаил мгновенно сообразил в чём дело и встал сам.
- Нет, нет. Достаточно на сегодня. Я засиделся и задерживаю тебя.
- Абсолютно не задерживаешь, - я возразил, однако не совсем убедительно. – Я, наверное, останусь ночевать здесь. Погода дрянь. А идти не близко.
- Всё равно. Мне тоже пора, - он стал одевать куртку.
- Тебе далеко?
- Ну,… не очень, - Михаил слегка стушевался и отвернулся поправить одежду.
- Может, я тебе подскажу короткий путь, если не знаешь город? Какой адрес?
- Я найду. Не беспокойся.
- Как скажешь. Но просто хотелось помочь… Ты всё скрываешь от меня, - я неожиданно высказал крутившуюся в голове мысль.
Михаил, начавший было уже движение к двери, остановился. Повисла пауза. Затем он резко обернулся: - Прости, Алексей. Я действительно много от тебя скрываю. Знаю, что это не честно.
- Уверен, у тебя есть на то причины.
- Именно так. Есть. Но, понимаешь… Ты прав. Я чересчур увлёкся тайнами. В общем, нет у меня никакого дома и ночлега. Вчера я ночевал на вокзале. Теперь ты знаешь правду. Но это ничего не меняет.
Он развернулся и пошёл к двери.
- Постой! – я нагнал его, - постой. Нет никакой необходимости уходить. Я в чём-то даже рад, что тебе некуда идти! Честное слово. Быть может, это выглядит глупо, но так у меня есть повод оставить тебя на ночь здесь.
Брови Михаила вопросительно приподнялись.
- Ты знаешь, что я опасаюсь… боюсь этих бандитов. Если ты останешься на ночь в библиотеке со мной, мне будет куда спокойнее. Места хватит.
Михаил не решался: - Ты уверен, что это не причинит тебе неудобств?
- О чём ты говоришь? Если я уж и сам… Нет никаких проблем! Захоти ты облапошить меня и обобрать, сделал бы своё дело уже давно. Никто не знает тебя, и никто не видел, как мы вошли в библиотеку. Да и потом, мне хочется тебе верить.
- Ты можешь верить.
Его выразительный взгляд, обращённый ко мне, подтверждал сказанное, почище всяких слов. Собственно, мне и не требовалось дополнительного убеждения, поскольку я уже для себя решил, что этому человеку не только можно, но и хочется довериться. Таких не часто встретишь. Каждое слово Михаила было сказано к месту, припечатано будто сургучом. Каждая мысль имела значение. Он великолепно владел собой, на зависть простому обывателю вроде меня. Не тратил лишних эмоций. Не заботился о произведенном впечатлении, не оценивал себя и не подстраивался под собеседника. Но если хочешь обрести такого друга, будь готов слышать о себе правду. И мне казалось, что я был готов.
Мы расположились на ночлег и затем встретили утро. Здесь не о чем рассказывать. Выпавшие на мою долю приключения, благополучно были исчерпаны прежним днем, о котором я и так довольно много помянул. Но, признаюсь, с той лишь целью, чтобы ввести читателя в обстоятельства моего знакомства с историей, о которой намереваюсь поведать. Ну и конечно, познакомить с её главным действующим лицом – Михаилом. Надеюсь, мне удалось хоть отчасти передать ощущения своего вдохновения этой выдающейся личностью. Это пригодилось бы читателю наперёд, чтобы лучше представить себе произошедшие с героем романа перемены.

***

Я сдержал слово и свёл Михаила с одним из своих приятелей, который помог пристроить того на автокомбинат разнорабочим. Вся сложность состояла в том, что у моего нового товарища не было никаких документов о личности. То есть вообще никаких! Но мир не без добрых людей. Определив Мише значительно урезанный, по сравнению с той работой, что предполагалось выполнять, оклад, на отсутствие документов закрыли глаза.
Ночевать он приходил в библиотеку. Положа руку на сердце, признаюсь, я искренне рассчитывал, что Михаил совсем скоро определится с жильём. Ведь в случае внезапной проверки, мне хорошенько влетело бы за его визиты.
Мы по-прежнему болтали с ним по вечерам о жизни. И только ближе к полуночи я уходил спать домой. Раз Миша проговорился, что скучает по родному городу Златоусту. Уральский Златоуст я знал и довольно неплохо. Несколько раз бывал там, хоть и находится он в полтысячи верст от Соликамска. Поэтому я вцепился в Михаила, пока тот не признался.
- Я не хотел упоминать свою прежнюю жизнь. Не хочу, чтобы меня что-то связывало с ней. Только по этой причине не желал бы, чтобы кто-то мог это сделать за меня. Но уж коли проговорился, знай, что родился я в Уртюшке Кусинского района. Это недалеко от Златоуста. В город уехал в восемнадцать лет. Там и остался, выучившись, работать. За два дня до встречи с тобой я ездил в посёлок, а затем и в город. Видел мать…, - он потёр глаза, – немногое изменилось. Она лишь постарела сильно. И боюсь, что я к тому оказался значительно сопричастен. Однако «таким» я не смог бы там остаться. Вот, пожалуй, и всё на этом. И дай слово, что услышанное тобой останется между нами.
Я дал слово. И только теперь его нарушил, но читатель вскоре поймёт почему.

***
   
Со дня нашего знакомства минул месяц. И вот, в один из дней, табу молчания моего друга пало. Это случилось в вечер пятницы.
Я сидел в библиотеке, отстукивая по клавиатуре очередной лист черновика своего нового романа. В нём уже поселилась личность, похожая на Мишу. Так велика оказалась сила воздействия его на меня.
Время от времени, я поглядывал на настенные часы, обеспокоенный задержкой товарища. В это время он обычно всегда возвращался. А как бы я ни старался, всё не мог выкинуть из головы тот инцидент с бандитами у закусочной. Я до сих пор оглядывался в темноте, ожидая удара в спину. Поэтому беспокойство за друга тут же приобрело мрачные очертания разыгравшейся фантазии. Где поножовщина шла по цене одной сигареты.
Наконец, ближе к девяти вечера раздался звонок у двери. Я сорвался с места и бросился ко входу. Это оказался он.
- Чёрт побери, где ты пропадал?!
Михаил молча прошёл мимо меня и направился в освещённый зал библиотеки. Я хотел что-то сказать ему вдогонку, но, обескураженный его поведением, просто последовал за ним.
В светлом помещении я лучше рассмотрел Мишу, и беспокойство моё только усилилось. Нет, он был цел и невредим. Только вот привычная уверенность и блеск глаз слетели с него как листва под ветром ноября. Заметно бледным, ссутулившись как знак вопроса, он сел к стене и повесил голову на грудь.
- С тобой всё в порядке? – я положил ему руку на плечо.
- Не совсем, Лёш. Не согреешь чаю?
- Конечно, - я поставил чайник и набил ситечко его любимым Шен Пуэр.
Когда я вернулся с подносом, Миша уже перебрался за стол и сидел там, подпирая ладонями голову. Я оставил ему чай и ушёл к стеллажам расставлять книги, ожидая пока мой друг придёт в себя в знакомой обстановке. Спустя двадцать минут я вернулся.
Кружка была пуста, а Михаил гонял пальцем по столешнице пачку Мальборо.
- Не знал, что ты куришь, - удивился я.
- Когда-то я выкуривал по две таких пачки за день. И ещё несколько часов назад считал, что навсегда забыл, как это делается.
- Может, ты расскажешь, что всё-таки случилось?
- Ты не возражаешь, если я закурю?
- Ну, кури, что с тобой поделать! Сегодня пятница. За выходные выветрится.
- Хорошо, - он чиркнул спичкой и на конце сигареты расцвели красные угольки. Сизый дым клубящимися вензелями потянулся к потолку и растянулся под ним едва заметным маревом. – Я хочу тебе рассказать о себе.
От неожиданности я растерялся.
- Закончи свои дела. Это будет долгая история.
Я наспех завершил работу компьютера. Занёс сведения о книгах в журнал. Заварил себе тот же чай и вскоре расположился с ним напротив Миши. За окном чернела пустота позднего ноябрьского вечера. Старая липа стучала обнажённой ветвью по стеклу, и скребла по нему словно костлявая рука бедного мытаря, забытого всеми в непогоду. Внутри же было хорошо и тепло.
- Я готов, - сигнализировал я другу, прихлебывая чай.
Михаил откинулся на спинку стула и заложил ногу за ногу: - Что ж, это будет долгая и необычная история, конец которой ещё не дописан. Рассказав тебе её всю, я уйду и больше мы с тобой никогда не увидимся.
Предваряя мои возражения, он поднял руку: - Не спорь со мной и старайся не перебивать. Я не жду, что ты поверишь мне. В мою историю так же сложно поверить, как и в счастливую жизнь. Но она правда от первого и до последнего слова. В этом порукой тебе моя честь, которой я очень дорожу.
Я хочу рассказать тебе всё, потому что ты умеешь слушать. Эту, казалось бы, незатейливую способность люди в твоём мире почти утратили. А ты хочешь оставаться человеком… Как я сказал, мне придётся оставить тебя. И не только тебя, но и эту реальность, которую ты, и окружающие, да и я сам именуем сегодняшним днем. Но на то мне дан знак, полученный сегодня. И чему я, признаться, несказанно рад, хоть и боюсь. Впрочем, обо всём по порядку.
Он достал ещё одну сигарету и закурил. Я терпеливо ждал продолжения, хотя уже готов был засыпать его вопросами.
- Алексей, моя история должна была остаться неизвестной ни тебе, ни кому бы то ни было ещё в этом мире. Однако, по моему возвращению, судьба свела нас с тобой не случайно. Через тебя я смог снова ощутить своё присутствие в мире машин и компьютерных технологий. Вспомнить и даже полюбить свою прежнюю жизнь. Твои слова о маме наполнили моё сердце болью от собственной жестокости и несправедливости к своей матери. О, как я хотел бы многое исправить!… Но, увы, это мне не под силу. Я решил открыться тебе, потому что ты сможешь потом записать и осмыслить мой путь. Может быть, мои некогда близкие люди прочтут и простят меня за всё, что я сделал дурного в жизни. А тем, кто поверит в мою историю, она чем-то послужит уроком. Одним словом, не сочти за труд превратиться на время в уши.
Я только пожал плечами: - Всё, что ты попросишь. Я могу записывать что-нибудь в тетрадь, пока буду слушать? Если ты хочешь, чтобы я потом это записал, так будет легче.
- Как считаешь нужным. Располагайся поудобнее. Итак… Как ты уже знаешь, я родился в поселке Уртюшка Челябинской области. Отец нас с матерью оставил, когда мне было всего шесть лет. Поэтому я его почти не помню. Зато хорошо помню маму. Её доброе сердце ни разу так и не позволило ей обвинить в своих трудностях отца. Она всегда находила объяснение любым дурным поступкам людей. Даже самым дурным.
Мама работала продавцом, и на отсутствие достатка нам было грех жаловаться. Она учила меня жизни. Собственным примером трудолюбия и ангельского терпения ко всем тяготам, свалившимся на её плечи. Я же рос обычным пареньком. Не шибко резвым. Где-то наверно даже увальнем. Учился при том неплохо. И подавал некие надежды.
Как и у любого мальчишки, у меня была детская мечта. Стать артистом цирка и колесить с ним по нашей огромной стране. Выходить на арену в свете софитов. Поражать собственным искусством и видеть восторг в глазах публики. Чудесная мечта для сельского малого, верно? А всего-то стоило увидеть один лишь раз цирк вживую.
И кто знает, может, мечте суждено было бы сбыться, не помешай тому здоровье. В девять лет мне впервые диагностировали миопию – близорукость. На рубеже одиннадцати и двенадцати лет она стала почти в шесть диоптрий. Скажу проще, без очков с таким зрением я не смог бы отыскать и дверь в собственном доме.
С мечтами о каскадерских трюках под куполом цирка пришлось расстаться. Как и, по большому счету, вообще с активными играми. На смену им пришли книги. Про приключения и фантастические земли. Где так легко слиться мыслями с настоящими героями и даже примерить на себя их облик. В реальности же, будучи и без того от природы с излишним весом, я превращался в рыхлого подростка очкарика. Который избегал девчонок, не веря в возможность взаимности чувств.
Я слушал Михаила и не мог поверить, что он рассказывает о себе. Настолько не вязалось это с его нынешним образом крутого мужчины. Казалось, твёрдость и решительность характера приходит как раз из детства.
- Неужели ты говоришь правду? Я представляю тебя совсем другим! – прервал я рассказчика, не удержавшись.
- Отнюдь, нет. Я был именно таким. И наберись терпения, Алексей. Если ты не веришь таким обыденным обстоятельствам, тебе ни за что не справится с моей главной историей. А ведь к этому я и веду. Моя жизнь на этом свете – лишь прелюдия. Тебе нужно помнить то, о чем я сказал прежде: здесь всё правда от начала и до конца. Ты готов слушать дальше?
Я согласно кивнул.
- Хорошо. Так вот… Отшумели школьные года и с маминым напутствием я отправился в Златоуст поступать в Челябинский государственный технический университет (бывший политех). Я был прекрасно начитан и эрудирован. В пику физической неполноценности тела, мой мозг был мобилен, силён и внушал надежды на успешную научную карьеру. Подтверждением чему и явились пять блестящих лет в постижении гранита науки и красный диплом выпускника машиностроительного факультета. Жаль лишь, что в эпоху перехода от советских ценностей к тотальному нигилизму, моё материальное положение оставляло желать лучшего. И мне всё чаще требовалось отказываться от любимой работы в пользу путей обретения заветных монет в кармане. В остальном же, жизнь виделась мне в радужном свете будущих свершений на благо моих земляков.
Я поступил на службу инженером Златоустовского машиностроительного завода и продолжал там работать до того самого дня. Дня, с которого перевернулась вся моя жизнь. Это случилось двадцать пятого мая 2007 года. За месяц до летнего солнцестояния и самой короткой ночи года. Накануне дня празднования Ивана Купалы…

С этого момента ваш покорный слуга прервётся. Цитировать рассказ Михаила выше моих скромных способностей. Я представлю вам, дорогие читатели, его целиком ниже как повествование от третьего лица. Весь его ход и обилие действующих лиц предопределяет такой мой выбор. Впрочем, судить об итогах изложения вам. Отправляйтесь с богом в неведомый край и не пытайтесь сверять истину. Может, где-то Михаил и ошибся в деталях. Может, что-то приукрасил и я. Вы легко найдёте некоторые свидетельства написанному в истории наших мест, в донёсшихся, как думают, невесть откуда преданиях и верованиях русского народа. Я же всего-навсего стенограф того, кто поручился светлой головою за правдивость этой истории. А что увидите в ней вы, решать вам. Итак…

Глава 1.

Переход.

Михаил Жаров, инженер машиностроительного завода города Златоуста Челябинской области, возрастом немногим менее тридцати лет, следовал вдоль проспекта Мира к улице Грибоедова. Оттуда до его дома было рукой подать.
Стояла замечательная для Златоуста ясная погода. Пригревало солнце и приятно пощипывало жаром лицо. Ветра почти не было. Виднеющиеся поодаль горы отливали яркой зеленью свежей поросли. Раскинули широкие объятия, приглашая устроиться в них созерцателем природного великолепия.
Пятничное настроение витало в воздухе города под невидимой сенью, раскинутой Бахусом и Купидоном. Щекотало нос чем-то приятным. Его вбирали в себя грудью молодые девчонки, смех которых ярко резонировал средь стен домов. Дополнял к пятничному букету столь нужные компоненты. Уличные киоски заманивали соблазнительными рисунками мороженного.
Михаил прогуливался не спеша. В наплечной сумке болтались приобретённые им на неделе шеллак, ацетат целлюлозы, медный купорос и анилиновые краски. Части ингредиентов, которые понадобятся ему сегодня для обработки буковых тарелок под рисунок и покрытие их лаком. Михаил давно и всерьёз увлекся резьбой по дереву. После работы на заводе его досуг сосредотачивался дома у широкой столешницы с тисками, стамесками, ножами и резцами самых изысканных форм. Мужчина отдавался этому делу с любовью и со свойственным ей вниманием. После изготовления поделки следовали необходимые сушка, обработка и отделка орнамента. Самые, что ни на есть обожаемые им этапы. Как раз сегодня он планировал начать вязь каёмки изделия, что наполняло Михаила ощущением цельности и пользы предстоящих выходных дней.
Обнаружив на пути к дому свободную лавочку, Михаил присел, закурил сигарету и обежал мысленным взором домашнюю мастерскую, припоминая, все ли материалы имеются у него в наличии. Обстоятельность была ключом к сохранению непрерывности будущего удовольствия от творчества. Итак: сандарак, этиловый спирт, купорос… Инвентаризацию неожиданно прервала кошка, назойливо трущаяся о его левую штанину.
Михаил любил животных, но сейчас по его расчётам кошка казалась совершенно неуместной. Он строго посмотрел на неё и даже погрозил пальцем. Но пушистое существо не подало и виду, что замечание относится к ней. Кошка выгнула спину и, напротив, бесцеремонно расширила свою территорию до правой штанины Михаила. Тогда тот подчерпнул ногой под её брюшком и отбросил животное на метр в сторону. Одна из её лап угодила на лежащую обертку и съехала в сторону. Кошка недовольно подала голос.
Терпентин, сажа… - продолжил счёт молодой инженер. Однако незваная гостья и не думала отступаться от него. Она снова нырнула к Мише в ноги и стала тереться о них, казалось, с удвоенным рвением.
- Чёрте что! – в сердцах бросил мужчина. Поправил на носу очки с толстыми линзами и, сокрушённо кряхтя, встал. Движения его были скованны лишним весом, уместившимся в обтянутый рубашкой живот. Тот, разделяя недовольство хозяина, колыхнулся и снова устроился над ремнём штанов. Миша давно помышлял об утренней физкультуре, но слишком трепетно относился к минутам утреннего сна. «Когда-нибудь, - обещал он себе, - я займусь диетой и самбо». Но сам в это верил не больше, чем в скорое пришествие пророка на землю. Он был агностиком от науки, чем время от времени даже бравировал в беседе.
Сочтя поединок с кошкой завершённым, Михаил направил стопы к дому. Солнце глядело ему в тыл и играло лучами на облысевшем затылке. Он ступил было к пешеходной зебре проезжей части, отделявшей его от родного микрорайона, когда пресловутая кошка вновь бросилась ему под ноги. Удивительным образом, Михаил не клюнул носом асфальт. Он устоял на конечностях и, прижав к пузу самое дорогое, что имел при себе – сумку с лаком и красками – впечатался плечом в фонарный столб. Взметнувшаяся со столба ворона обматерила неустойчивого инженера и упорхнула в неизвестном направлении.
- Ну, знаете ли! – негодуя, воскликнул Миша, выравнивая собственное положение.
Кошка меж тем вызывающе смотрела на мужчину и громко мяукала. Затем она отбежала на пару метров в сторону от дороги, обернулась к Михаилу и вновь стала кричать во всё горло.
Обескураженный инженер оправил одежду и задал давно назревший у него вопрос: - Что вам от меня надо?
Кошка прыгнула к нему назад, заставив Михаила отступить в защитную позу, но затем снова отбежала на несколько метров. Она повернулась и стала мяукать, словно подзывая его к себе. Михаил застыл в нерешительности. Он верил в теорию Дарвина и допускал у животных наличие разума, но вступать с ними в диалог считал преждевременным не только для своей истории, но и для истории человечества в целом. Тем не менее, животное повторило маневр и вновь, отойдя на расстояние, неожиданно подняло лапку, подманивая к себе мужчину.
Михаил открыл рот и выдохнул: - Это поразительно!
Заинтригованный он всё же пошёл в направлении кошки. Та бежала вперёд, то и дело, оглядываясь и мяукая, одобряя действия человека, если тот не отклонялся от заданного курса. А тот действительно шёл за ней следом в состоянии близком к гипнозу. Внутренне, разумеется, с этим, то и дело, не соглашаясь и даже подумывая о том, чтобы остановиться. Но разбуженное любопытство не позволяло, и Михаил отдавался во власть ему, а не рациональности.
Шаг за шагом странная парочка добралась до тупика дороги, за которым простирался гаражный мегаполис. Союз металлических стен, словно панцирь защитного гарнизона вцепился в землю длинной, уходящей к горизонту, полосой. Эти места считались одной из окраин города. Далее Златоуст на природу уже не наступал, и та зеленела борщевиком и полынью в том порядке, в котором избрала для себя нужным.
Кошка перебежала насыпную дорогу из щебня и остановилась у густых зарослей кустов. Подойдя следом, мужчина удовлетворённо крякнул: - Малина! И как много!
Он встал вплотную к кустарнику и вопросительно посмотрел на животное: - Что, мол, далее? Песню спеть?
Кошка в ответ мяукнула и уставилась в глаза Михаилу. На сей раз он не отвернулся от странного общения, а поддался ему как естественному. Перекинув друг к другу незримый мост, глаза молчаливых собеседников словно поползли навстречу. Миша видел, как зрачки животного расширились и с каждой секундой становились всё ярче, пока не накалились оранжевым свечением, поглотившим для мужчины иные цвета. Кошка зашипела, и её шерсть приподнялась, отчего животное сделалось больше. Миша невольно подался вперёд. Однако, спустя мгновение, глаза кошки погасли. Будто её отключили от розетки. Став вполне заурядным животным, она неспешно залезла в кусты, лишь махнув на прощание хвостом, и исчезла.
Михаил приподнял очки и потёр пальцами глаза: - Привидится тоже. Бред, какой-то!
Он раздвинул ладонями колючие ветки и удостоверился в том, что кошка пропала. Собравшись было уже уходить, Михаил обратил внимание на обилие на кустах зрелой крупной малины. Вроде рановато, - подумал он и, сорвав ближнюю ягоду, засунул ту в рот. Сладкая какая! - он потянулся было за следующей ягодой, как наступила темнота.

***

Очнулся Михаил, сидя на заду и прижимая к груди голые колени. Пристроившуюся на глазах пелену сна разгонял, падающий на лицо, яркий солнечный свет. Мужчина прижал пальцы к глазам и помассировал их. Взгляд не стал чётче, но и того было достаточно, чтобы удостовериться в том, что он находится в совершенно неожиданной обстановке. Михаил вернулся мыслями к последней сцене, что разыгралась в его жизни. Окраина города. Кошка. Где это треклятое создание? И где же он сам?
Миша осмотрелся. Впереди была поляна. Ярко-зеленые пятна кружили хороводом перед ним, ниспадая поодаль с уступа. Холм? Мужчина ощупал руками ближайшее окружение. Он сидел, прислонившись спиной к дереву. На земле. И абсолютно голый.
Верный спутник всей его сознательной жизни – очки исчезли также. Этим объяснялись туманные очертания мира и скрытые его мелкие детали. Первой возникла паническая мысль: лишиться глаз – куда хуже, чем трусов! Это катастрофа! Однако, успокоившись, Михаил признался себе, что положение оказалось вовсе не безнадежным. Даже несмотря на отсутствие очков, он видел. И надо признать, довольно сносно. Чего не мог припомнить, начиная с десятилетнего возраста. Вот почему он не сразу понял, что очки пропали. А ведь случись такое прежде – он не разглядел бы и собственных пальцев.
Щурясь, Миша вновь осмотрелся вокруг, что называется, с пристрастием. Какого же оказалось его удивление, когда он разглядел в десятке метров перед собой маленькую девочку. Та сидела на корточках и без всякого стыда смотрела на Михаила в ответ. Девочке было около семи-восьми лет. Её худенькое тело укрывал сарафан не по размеру, а в уголке рта без всякой цели покачивалась травинка. Обрамлённое завязанным под шеей платком, лицо ребенка оставалось почти безучастным к мужчине. Будто лес был усыпан голыми мужчинами, и тот экземпляр, что обнаружился ей теперь, оказался вполне себе заурядным. Миша представил собственный рисунок на развороте школьного учебника девочки с подписью: «мужчина обнаженный, обыкновенный». Невесёлая улыбка едва подёрнула уголки его рта. Какого чёрта я здесь делаю? – подумал он вновь и решил, что пора действовать.
- Эй, девочка! – крикнул Михаил, пытаясь встать и стыдливо прикрывая собственное хозяйство щитком из ладоней. – Ты не могла бы отвернуться? Я не совсем, так сказать, в порядке.
Та не шевельнулась. Миша почувствовал, как за ягодицу его кто-то укусил. Муравей, паршивец! – мелькнуло у него в мозгу, после чего он отвесил сам себе шлепок по месту укуса. В тишине леса зазвучал эхом сочный звук удара о голую кожу.
- Послушай, милый ребенок, одолжи, пожалуйста, мне свой платок. Обещаю, это на время. Со мной приключилась,… как бы это сказать, нехорошая история. Я сейчас всё исправлю и верну тебе такой же новый. Даже два! Только не думай ничего плохого.
Михаил начал маленькими шажочками переступать по ковру из сосновых иголок и мелких веток, приближаясь к девочке. Тут же у него под пяткой оказалась острокрылая шишка и, потеряв равновесие, мужчина упал на землю. Руки пришлось расставить при падении. В ответ на что раздался звонкий смех ребенка. Она тут же вскочила, одним движением распустила узелок платка и кинула его в сторону распластавшегося по соседству Миши.
Мужчина пополз к спасительной материи на карачках, а девочка развернулась и побежала в сторону простиравшегося невдалеке зелёного поля. Михаил ухватил платок и спешно прикрылся им. Фигурка девчонки скрылась за склоном. Затем появилась снова, уже в миниатюрном размере, и вскоре исчезла из поля зрения окончательно.
Прикрыв срам, Михаил почувствовал себя куда увереннее. Вот что сотворило из первобытного человека будущего покорителя космоса! Предметы гардероба, - сделал мужчина глубокомысленный вывод и поднялся в полный рост. Он вновь окинул взглядом обстановку. За спиной разлапил могучие ветви дуб. Дуги его толстых корней вспучили землю у ног Миши. Подле него я и сидел, - заключил он. Вокруг шевелил листвой смешанный лес без всякого намека на соседство урбанизации. Отсутствовали присущие паркам урны и лавочки, даже тропинки. Лес кряхтел высохшими под солнцем стволами и делился голосами многочисленных птиц. Рождённый сам в окружении природы, Михаил хорошо был знаком с тем, что может таить в себе непуганый человеком лес. Пора было убираться отсюда. Что бы его в эти места не привело, тут он из гостя запросто может превратиться в жертву.
Миша соорудил из платка некое подобие набедренной повязки. Затем, не торопясь, пошёл в направлении, в котором убежала свидетельница его бесчестия. Перед нечётким взором Миши стелилось широкое поле, посреди которого островками возвышались малые группы деревьев. Слева за горизонт уходила тёмная стена леса. А за полем нетрудно было угадать мохнатые кроны сосновой рощи. Живописные места, хорошие, - отметил мужчина.
С каждым шагом городские пятки Миши привыкали к неровностям земли, и вскоре он заметил, что идти босиком было не так уж и сложно. Главное не задевать узловатых корней деревьев и не наступать на встречающиеся камни. Подхватив по пути крепкую палку, Миша воспользовался ею в качестве посоха, что существенно облегчило ходьбу.
  Спустившись с пригорка к полю, он приметил едва наметанную среди высокой травы тропку и пошёл по ней. Страшно хотелось пить. Миша выдёргивал из земли встречающийся клевер и жевал его розоватые головки, втягивая сладковатый нектар. Пока не встретилась вода – можно перебиться и этим.
Солнце находилось в зените и обжигало горячими лучами обрюзгшее тело мужчины. По его ощущениям температура воздуха достигала не менее тридцати градусов, что в родном Златоусте, если и встречалось, то крайне редко. Кожа Михаила не привыкла к таким нагрузкам, и он отдавал себе отчет, что на открытом пространстве скоро изрядно поджарится. Однако укрыться было по-прежнему нечем. Единственный предмет его туалета уместился на месте фигового листа Адама, что в голове мужчины породило ряд ассоциаций с первым человеком на земле. Но Миша всё же не сомневался, что свалившиеся трудности временны. Есть почта, наложенный платёж, быстрый потребительский заём, иные способы добычи денег. Он всё организует. Найдёт штаны и затем разберётся в происшедшем со всем пристрастием. 
Позади осталась добрая половина поля. Мужчина тяжко вздыхал и обливался потом. Несмотря на факт безвестности своего местоположения, он не находил причин чувствовать себя в опасности. Пожалуй, его беспокоили только вероятные змеи в траве и уже упомянутая жара. Михаил верил, что скоро он найдёт людей, а с ними и объяснение происшедшему.
За соснами, к которым он успел тем временем доковылять, ему показался поднимающийся в небо дымок. Мужчина чуть прибавил шаг и удивился сам себе, откуда ещё берутся силы. Ранее в привычных обстоятельствах подобный переход его бы уже запросто доконал. Более того, оглядывая, нависающий над платком живот, Михаил с удивлением отмечал, что тот будто бы стал меньше.
Сквозь редкую рощу Миша разглядел бревенчатый дом. Он осторожно пошёл между деревьями, обдумывая как бы выгоднее обставить своё появление голышом перед людьми. Как на зло, на протяжении всего пути ему так и не посчастливилось встретить пакета, или листа картона, которыми можно было укрыться и которые в других обстоятельствах всегда валялись без надобности. От безысходности Михаил стал срывать крупные листья папоротника, рассчитывая соорудить из них некое подобие юбки и спрятать собственный зад.
Находясь вблизи постройки, обнесённой плетёной изгородью, мужчина разглядел, что это не дом, а скорей гумно. Ладно поставленное и крытое сушёной соломой. Жилой дом отстоял от него метрах в двадцати позади. Отличный земельный надел! - отметил про себя Миша и пошёл вокруг, пригибаясь. За первым домом виднелись другие. Заслоняя друг друга, они взбирались ступенями на пологий холм метрах в трёхстах впереди. Утопающие в зелени плодовых деревьев и кустарника. Похоже, что деревня была большой. Значит, и дорога близко.
Мужчина перемахнул через изгородь и подобрался к гумну вплотную. Земля под ногами была почти горячей от солнца. Сухие трава и навоз от ходившей по двору скотины, липли к пяткам. Нос щекотал резкий запах прелого сена и дерева. Со стороны дома доносился запах дыма и скотного двора. Слышалось кудахтанье кур. Всё в этом хозяйстве выглядело на загляденье ладным, скроенным благодаря заботе умелых рук. Михаил стал аккуратно пробираться вдоль стены в поисках дверей внутрь. В надежде отыскать тряпьё, он готов был пренебречь законом о неприкосновенности чужого жилища.
Прокравшись по южной стороне строения, мужчина нырнул в приоткрытые врата из выгоревших на солнце серых досок. После яркого света полутьма гумна ослепила и рассыпалась по глазам яркими кругами. Михаил стал крутить головой, пока не отыскал небольшое чердачное окно под самым сводом крыши. Скудный свет позволил ему, и без того малозрячему, слегка адаптироваться к новой реальности. В метре от мужчины показались очертания похожего на небольшой овин сооружения с торчащими из него металлическими прутьями. Михаил возблагодарил небеса, что сразу не ринулся вперёд в темноте, представив собственный живот, насаженный на прутья как на гигантскую вилку.
Он прошел ближе к освещаемой из окна территории сарая и, совсем некстати, по пути громыхнул ногой по незамеченной металлической посудине. Разнёсшийся звук отразился набатом в пустующем гумне так, что Михаил от страха прижал к ушам потные ладони.
- Матерь божья, - вымолвил он, и продолжил двигаться мелкими шажочками.
На одном из торчавших в стене крючьев он заметил нечто похожее на грубую рабочую робу. То, что нужно! Мужчина осмелел и прибавил шагу. Он остановился рядом со стеной. Не придерживая больше на поясе собственный туалет, потянулся обеими руками к накидке. В этот момент Миша услыхал, словно со стороны, глухой стук по собственной голове. Лишь на миг он успел оценить щедрую силу удара. Затем в голове что-то щёлкнуло, будто тумблер. А после мир погас.

***

Сквозь веки к нему лез голубоватый свет. Назойливо и недружелюбно. С трудом, будто увешанные свинцом жалюзи, Михаил приоткрыл глаза и, ослеплённый ярким солнцем, закрыл их снова. Некто тряхнул его за плечо, отчего качнувшаяся голова рассыпалась на молекулы боли. Мир вздрогнул термоядерной вспышкой, и Миша успел подумать, что с тем, как выглядит конец света, он уже познакомился. Он чуть не провалился назад в бессознательное, однако, острая боль улеглась, и к мужчине шаг за шагом стала возвращаться память.
- Боже, боже, боже… - застонал он и потянулся руками к голове.
Но ничего не вышло. Михаил ощутил руки, связанными в запястьях за спиной. Этого было явно перебором. Руки он мнил одними из главнейших своих товарищей и, лишившись их поддержки, заметно расстроился. Ещё больше повергли его в печаль связанные ноги. Пускай те не всегда были безупречны, однако вполне сносно справлялись с перемещением Миши в пространстве. Он вправе был на них рассчитывать и впредь. Так какого же чёрта это не так?
Миша насилу открыл глаза целиком. Он сидел, прислонившись спиной к шершавой стене деревянной постройки. В предплечьях и на левой лопатке мужчины уже ощущались занозы. Под задом уместился значительный по размерам камень или комок земли. Вкупе с полученным сотрясением мозга и связанными конечностями всё это довершало картину довольно паршивого положения Михаила.
Напротив него встали двое рослых мужчин с загорелыми физиономиями и молча наблюдали за пленником. В недружелюбных выражениях их лиц Миша не разглядел ничего хорошего для себя. Напротив, от этих крепко сложенных, с большими как зрелые огурцы пальцами, мужчин веяло серьёзными неприятностями. Похоже, что они не были сторонниками умиротворяющих бесед, а больше привыкли к действиям. Ладони мужчин были грязны и не ухожены, что случается с теми, кто постоянно работает на земле. Чтобы взывать к их совести, надо было встать с ними на один уровень не только навыков, но и силы, что Мише было недоступно.
Созерцатели были облачены в потёртые и заляпанные косоворотки. У одного из них та оказалась подобрана кушаком, у другого свисала спущенным парусом над шароварами. Михаил отметил, что его собственные гениталии, к счастью, были прикрыты холщовой тряпкой. И на том спасибо.
- Что происходит? – задал он вполне уместный вопрос.
Один из сторожей, что был повыше ростом и чьё лицо украшал поперечный шрам на лбу, ухмыльнулся: - Надо же? Ещё спрашивает! Это ты мне скажи, какого рожна здесь делаешь? Откуда ты взялся такой голозадый?
- Это недоразумение. И я постараюсь его объяснить. Я здесь оказался по ошибке. Мой вид, он… А эта кошка…
Второй верзила от нестройных слов пленника поморщился и нагнулся к его лицу настолько, что ноздри Миши обдало ароматом кислых щей изо его рта: – Хватит! Ты влез в чужой дом и пытался стащить мои вещи! За это я не прощаю. Ясно? Не захочешь признать вину – я быстро с тебя спущу шкуру. У нас с этим так разбираются. Мне тряпья не жалко. Но с ворами я по совести. И ты тоже ответишь.
Незнакомец сперва погрозил Михаилу пальцем, а затем отвесил такую затрещину, что в голове пленника пожар вспыхнул вновь, будто в топку бросили лопату отборного угля. Резануло так, что весь мир на глазах зашёлся всполохами, а следом закружился юлой. К горлу подскочил желудок, и лишь чудом Михаил удержался от рвоты. Он захрипел и втянул воздух сквозь сжатые зубы.
Тем временем, не волнуясь о том, что усугубляют его положение, двое мучителей подхватили под руки Мишино тело и рывком поставили на ноги.
- Режь путы Проп! Не сбежит. Вижу его жалкие мысли насквозь. Пускай сам топает. К сечному столбу его! Всыплют палок сколько положено, будет умнее. Не хочу его тут терпеть! – кивнул товарищу главный обидчик Михаила, что был со шрамом.
Проп выдернул из-за спины тесак и резко полоснул им по веревке, стягивающей Мишины ноги. Затем бережно смотал её у собственного локтя, махнул ножом ещё раз, уже перед глазами Миши, и спрятал его в прежнем месте: - Видал такой? Нарезал бы с твоей спины кожицы, да кровь не люблю. Проще кулаком.
- Да что же это, товарищи? Всего-то влез…, - Миша попытался защититься.
- А ну пошёл! – Проп толкнул его меж лопаток. – И спрячь язык за зубами покрепче. Иначе отхвачу целиком.
И процессия двинулась вверх по деревне, следуя по вытоптанной промеж широкой колеи дороге. Уступая людям место, в траву сиганули кузнечики, и вспорхнули прочь воробьи. Михаил полагал, что ходьба облегчит его страдания и избавит от тупой ноющей боли в затылке. Движение действительно обладало поразительным лечебным эффектом. Впрочем, не в этот раз. Вопреки собственному бахвальству, конвоиры не разглядели и не даже не думали глядеть на Мишины желания, единственным из которых было остаться в покое. Вместо этого его то и дело подталкивали в спину, сбивая с шагу и не позволяя стихнуть боли. Михаил обдирал ступни о мелкий щебень, цеплялся пальцами за неровности пути и, скрипя зубами, шёл дальше.
Из-за оград домохозяйств выглядывали любопытные и обращались к Пропу и Алексе (так звали второго мужчину) с вопросами. Процессия пробудила живой интерес в деревне, и весть о ней убежала на резвых ногах местной ребятни далеко вперёд. В результате люди уже встречали понуро бредущего Михаила у дороги и пристраивались за ним следом, образуя, гудящий разговорами, хвост.
Миша вздыхал и топал по земле, надеясь лишь на то, что этот позор вот-вот кончится. Он выслушает общественные нравоучения, а может даже будет передан на руки полиции. В конце концов, следовало признать, что он действительно покушался на кражу. Пускай даже тряпья, но формально он был преступником. Михаил почти приготовил оправдательную речь о вынудивших его обстоятельствах. Ведь он действовал по принуждению, а не наживы ради. Неужели это не имеет значения? Нет-нет. Это должно возыметь нужный эффект. Следует избежать сигнала о позоре на работу. Это будет слишком. Он убедит администрацию и органы правопорядка. Возможно, даже получит ссуду на билет до города. Он справится.
Но как же долго они идут! – размышлял Миша, почти не замечая собравшихся вокруг него людей. – И, что это вообще за архаичное место с обилием языческих атрибутов на фасадах домов? Этнодеревня из туристического маршрута? Натурально, слов нет. И одежда, и запах. Извращенцы чертовы… Но, уж коли, туризм – где билетный киоск и привычные указатели? Кто вообще в такую дыру добровольно поедет?! А что, если я потом отзыв оставлю об их поведении? Ничего ведь не боятся. Вот нарочно раструблю всему свету, чтоб не совались к этим любителям истории! Дилетанты… Налепили тут. И где так жили то?
Миша гневно бурчал про себя, распиная на чём свет стоит местное население, вместе с тем, признавая, что место, где он оказался, являлось превосходной базой для исследования славянской истории. Развернувшаяся пред ним, деревня была чуть ли не образцовым памятником, перенесённым со страниц исторических книг в ландшафт не тронутой цивилизацией природы. Люди действительно вели хозяйства, а не содержали показушный антураж. У каждого из хозяйств обитала скотина, что разливалась многоголосьем в напоённом ароматами её пота и отходов воздухе. Вышагивающие подле сточных канав гуси, тянули любопытные головы, а куры важно раздували оперение. Вовсе не дрессированные, а естественные уроженцы села. Привязанная у угла покосившегося амбара коза опустошённо взирала на Мишу и сопровождавшую его толпу. Без всякого сострадания. Когда-нибудь и ты пойдёшь на убой, - озлобился на неё Михаил.
 Рукодельная обувь, рубахи из грубой ткани, длиннополые сарафаны девушек и женщин, рабочие рубища. Во всё это безобразие были облачены жители окружающего Мишу мирка, что вызывало у него лишь раздражение. Серые, не отбеленные ткани. Простецкие. Никаким фабричным продуктом здесь и не пахло. Также как и иной, прочно вошедшей в жизнь людей химией. Мужицко-бабий дух заменил её всю. Неужели туризм нынче совсем не прибыльный? – упивался сарказмом Михаил.
Никаких следов индустриализации, за которую в СССР было отдано столько усилий. Даже утварь самодельная. Всё кованное в единичном экземпляре. В избах, собранных из клетей, виднелись слюдяные окна, а не стекло. А где и просто волоковые растяжки с задвижкой. Фундамент домов лежал на земле, обмазанный дёгтем. Подпорки из дуба. Однако, всё продумано, в большинстве своём ухожено. Фасады чистые, не гнилые. Многие украшены резьбой по наличникам, либо наверху в подзорах гонтовых кровель. Это могли разглядеть и подслеповатые Мишины глаза. Сходство со стариной почти идеальное. Казалось, вот-вот зазвучит в закоулках серебряный звук гуслей, да ухнет следом молодецкий бас. Впрочем, обстоятельства, в которых мужчина вынужден был давать оценку окружающему, предопределяли её крайне негативную окраску.
Шаг за шагом Михаил поднимался на возвышенность, которая, судя по всему, являлась центром поселения. Осматриваясь по сторонам, он отмечал, замостившие открывшуюся его взгляду низину, крыши домов. Не менее сотни домов. 
Ноги мужчины были уже сбиты в кровь, к которой припеклись пыль и сосновые иголки. Впереди без устали прыгала детвора, хохоча и тыча в Мишу пальцами. А ведь он действительно чудной для них. Совсем не такой как они. Со стрижкой, с ухоженной белой кожей. Будто декоративный экземпляр Homo sapiens. Это не здесь музей, а он сам для них ходячая экспозиция. Вы ещё мой компьютер не видали, дикари! – хотел он сказать несносным деткам, да смолчал.
Миша не был набожным человеком. Хотя не слыл и атеистом. Как он сам рассуждал: «веровал во что-то своё». Но в эти минуты ему представился Христос, тащивший на себе крест к Голгофе. Что-то подсказало Мише о своём сходстве с сыном божьим и его последним путём в Иерусалиме. Только вот за что мог страдать он сам, Михаил никак не мог придумать. Не за рабочую же робу?!
В душе он надеялся исключительно на скорое окончание этого унизительного спектакля, после чего рассчитывал отправиться домой, где, вне всяких сомнений, подготовится к ответному удару.
А вот, похоже, и развязка, – подумал мужчина, когда его сопроводили на вытоптанную землю площади и подвели к высокому оструганному столбу толщиной с полметра. Из столба торчал тёмный металл кольца. Под гомон толпы Проп привязал к нему Мишины руки, а затем отошёл прочь, оценивать проделанную работу на расстоянии. Прежде он, правда, проверил прочность узла, дернув за верёвку так, что в запястья пленника безжалостно врезались острые путы. Тот взвыл, что вызвало на заросшем пегой бородой лице Пропа лишь улыбку.
Миша сел на землю. Стянувший руки узел не позволил лечь. Но и эта смена положения стала несказанным облегчением после мучительного шествия. Люди продолжали прибывать на площадь. Простоволосые крестьяне, бросившие работу ради развлечения. Кто-то, наверное, даже вернулся с поля. Жители шли не только пешком, но и подъезжали верхом, привязывая коней к длинной балке с краю площади. Ожидаемое действо выглядело как праздник. Миша слышал смех и гомон. Неужели будет весело? Жаль, Михаил не мог разделить с толпой их чувства. Его взгляд то и дело возвращался к столбу и кольцу собственной привязи. Особенно к средней части столба желто-бурого цвета страданий. Сейчас был тот случай, когда Миша корил себя за особо развитое воображение, рисующее ему образы несчастных, истекающих кровью и обнимающих позорный столб. Столб, впитавший в себя их боль, что не смыли и не смоют дожди. Словно сошедший со страниц книг древний реквизит инквизиции.
Наконец, когда Мишины конечности отекли до того состояния, что он почти перестал их чувствовать, раздался голос Алексы. Именно ему на правах обиженного была предоставлена честь прилюдно высечь пойманную жертву и преподнести тем самым урок всем стяжателям на свете. И именно об этом он и стал кричать, чуть ли не фальцетом надрывая глотку. Призывая собравшихся разделить с ним собственное негодование.
Когда увлекшийся ораторством Алекса представлял Мишу совсем уж безнадёжным существом, тот решился возразить и обратился с открытым ртом к слушателям. Но из слипшейся от жажды и пыли гортани раздался только хрип. Пока пленник пережёвывал завязшие слова и прочищал трахею, обвинитель сблизился и воткнул в живот Миши кулак, отчего тот зашёлся сухим кашлем.
- Прикончи уже скорей, сволочь, - прошипел едва заметно мужчина, скорчившись от боли.
Словно услышав его, Алекса сразу перешел в эндшпиль: - После того, что этот самозванец устроил в моём доме, прошу дать мне право набить ему дюжину палок! Клянусь, и того будет мало. Но это хотя бы запомнится.
Ух ты! Вот оно что. Это не вольная расправа. Значит, есть и судья, что может запретить это? – надежда зашевелилась в Мишиной душе.
Он сузил веки для пущей четкости и попытался разглядеть среди собравшихся наделённых властью людей. На судейские мантии он не надеялся, но атрибуты силы должны выделяться. Так было во все времена. Хочешь судить – докажи право. Ему казалось, что на сегодня произвола было и так довольно.
Размытые близорукостью очертания лиц, липнувших друг к другу словно пчелиные соты, были слишком похожи. На большом расстоянии, как ни старался, Миша не различал их особенностей. Вниз по его запястью, прорубая берега среди толстого налёта пыли, побежала струйка крови. Руки, как и всё тело, ныли от саднящей боли. Окружающее его, эти нечёсаные головы простолюдинов, обутых бог знает во что, бегающие по земле меж ног курицы, оскалы деревянных заборов вокруг изб, всё это его невыносимо раздражало. До того, что хотелось вывернуть землю наизнанку, чтобы по привычному асфальту побежали родные машины, а их выхлопные газы утопили вонь домашнего скота. Чтобы, громоздясь друг на друга, в небо полезли окна многоэтажек, а горизонт заклубился дымом труб котельных.
Миша замычал, забирая тоном всё выше и выше. Словно раскручивающаяся на оси центрифуга. Он замотал головой, разгоняя внутри взрывоопасную смесь, и только после этого его голос прорвался наружу, словно вырвавшееся из горлышка шампанское: - Хватит! Хватит, я сказал! Перестаньте это всё! Так нельзя! – он прокричал и застыл в воцарившейся после того тишине.
Толпа воззрилась на пленника с удивлением. Можно было расслышать шелест ветра в листве и пикирующих рядом мух. Мужчина развернул плечи.
- Что вы, чёрт возьми, делаете? За что вы судите меня?... За то, что я взял тряпьё? Какое-то жалкое тряпьё? Разве не видите, что у меня ничего нет своего. Вообще ничего. Я пришёл к дому этого, - Миша кивнул на Алексу, - голым! Ясно вам? Чтобы просить хоть что-нибудь у вас, мне надо было прикрыть собственный зад. Вот почему я полез в первый попавшийся дом. Но я не крал. Я брал с возвратом! А вы… Жмоты! Нельзя же так. Разве вы совсем утратили чувство локтя? Или жадность ваша стала выше всего человеческого? Чего вы лыбитесь? Чему радуетесь?
- А ну заткнись? – зарычал в ответ Алекса и налетел на мужчину с кулаками, - Ты нарушил самый древний закон земли людей! И не морочь людям голову. Жалобу вымаливать слов хватило, а попросить по-людски нет? Хорош вывертываться тут. Сберег бы честь.
- Сам береги честь! – огрызнулся Миша. – Лупить связанного смелости хватает. А к бою кишка тонка?
Алекса рубанул кулаком по лицу пленника так, что у того нос разлился ручьём, окропив яркими брызгами грудь.
- За кражу смерть, понял?! За кражу смерть! – крикнул он ещё раз, обратясь к толпе и та поддержала его в ответ, хоть и не так уверенно как прежде.
- Да не воровал я, сукин ты сын! Кто вы вообще такие, будь вы не ладны? - Миша с трудом разевал рот, морщась от боли, и сплевывал алую слюну в песок.
- Врёшь! – Алекса ударил Михаила ещё раз. Теперь в живот, отчего жертву переломило пополам, и мужчина повис на кольце.
- Ты мне за это ответишь, - прошептал Миша и закрыл глаза, ожидая новый сокрушительный удар.
Однако ничего подобного не случилось. До него донёсся вздох толпы. Голова не переставала гудеть, словно в ней сработал, да так и не смолк клаксон. Но дыхание вернулось к норме. Миша приоткрыл сначала один, затем другой глаз. Никого рядом, только толпа вдалеке. Слава богу! А где же этот подонок Алекса?
Наконец он увидел его сидящим на пятой точке, метров аж за двадцать от столба. Что ещё он там делает? – испуганно подумал Миша.
Оторвавшись от скопления людей, к Михаилу стал приближаться седовласый старик в длинном светлом балахоне. Он припадал на правую ступню и в помощь себе выносил узловатый посох. Старец приближался уверенно, по-хозяйски. Алекса, за которым продолжал наблюдать Михаил, подтянул к себе ноги и, испуганно, поглядывал на старца, словно побитая псина.
Старик доковылял до столба с Михаилом, ухватил мужчину за шиворот и без особых усилий поднял на ноги. Миша охнул от неожиданности. Час от часу не легче, - подумал он. – Если станет бить и этот – вышибет дух в два счета.
- Не судите его строго, - сказал властным тоном старик, обернувшись к толпе, - в этом человеке нет зла. Это разглядит и слепой. Я удивлён, что вы стали настолько черствы и незрячи. Хуже этого столба. Хоть, уверен, и он порой плачет вместе с жертвами. А ты, Алекса, - старик повел в сторону сидящего посохом, отчего тот обхватил в страхе голову руками, - слишком податлив собственной гордыне. Силы в тебе прибыло, а мозгов одновременно убыло! Как в дырявой кубышке.
Толпа рассмеялась, и возникшее напряжение чуть спало.
- Мы не должны судить, следуя одним лишь законам предков. Мы должны судить, следуя и собственному сердцу. Не всегда вор это враг. Если хорёк украдёт яйцо гадюки, которая может вырасти и убить ребенка, кто он – враг или друг? Этот мужчина взял у Алексы тряпку из гумна. Всего тряпку. А мы знаем, как Алекса ведёт свои дела. Его земля всегда плодородит. Быки здоровы, и рабочих рук хватает. Своих, не наёмных. Дома всегда полон стол. Не так ли? Так на что ему сдалась эта тряпка?... Однако, он хватил беднягу по голове, да ещё и на судилище приволок. А если бы я тебе сказал, Алекса, что этот человек в будущем спасёт весь твой род от сотни гадюк? Что бы ты с ним сейчас сделал? Продолжил бы убивать?
- Как я могу знать, что он спасёт? Это ты, Гобоян, видишь. Как я могу знать? –залепетал Алекса.
- Я не вижу. Но моё сердце говорит, что твоя тряпка не стоит того, чтобы обидеть и озлобить другого человека. Ты своей чёрствостью заражаешь доверие нашего мира ещё похлеще, чем настоящий вор. И я не знаю, чем ты до сих пор заслуживаешь уважение своих соседей, но услышь меня и проведи над собой работу. Иначе скоро никто не придёт к тебе на помощь. Даже быки разбегутся, и ты станешь рыскать за ними по логам и оврагам. Возьмись за ум. Уважай других. Иначе, жизнь проучит тебя. Волком завоешь, да никто спасать не прибежит! 
Старик отвернулся от поникшего Алексы и подошёл чуть ближе к группе пожилых мужчин, стоявшей под венцом красных ворот у самого большого дома на площади. Михаил теперь понял, что это как раз и есть тот суд, что должен был решить его судьбу. Они стояли, запустив пальцы за широкие расшитые яркими нитями пояса. Хорошая одежда выдавала в них знать, да только в присутствии бедно одетого старика те сами почти склонили головы.
- Прислушайтесь, мудрейшие старейшины, - почтительно обратился к ним Гобоян, - мне не дано судить других. Но, поскольку таким правом наделены вы, примите решение, за которым хочется идти. Это в ваших силах. Потрудитесь. Судить голого, вроде, не мудрено, но по мне, пожалуй, самое сложное. Вы уж не переусердствуйте. Отнимать у слабого дано не каждому.
Невысокий ростом мужчина, длинные волосы которого были собраны в узел, ответил: - Спасибо, Гобоян, за достойные слова. Однако, ты уже и сам рассудил как надо. Этот муж не заслужил сурового наказания, но не достоин и полного снисхождения. Я бы погнал его взашей, но, вижу, что с этим не стоит спешить. Мы решим так: забирай его к себе, а после поговорим.
- О большем я не мог бы и просить, - чуть склонил голову Гобоян и вернулся к Михаилу. – Пойдем, я дам тебе то, чего ты хочешь.
- А вы знаете, чего я хочу? – усталым голосом вымолвил Миша.
- Начнём с воды.

***

Михаил сидел на верхушке покатого валуна, вросшего в землю у западного угла дома старика. В руках он держал деревянный ковш с водой, вкус которой никак не мог понять. Сколько уже он выпил всякой воды за свою жизнь, а такой не пробовал никогда. На вкус, пожалуй, как и любая другая, а вот по содержанию вовсе нет. Она была чуть плотней обычной и словно наэлектризованной, отчего слегка пощипывала язык. Миша понимал, что физически такое невозможно и всё же продолжал строить гипотезы относительно консистенции врученной ему Гобояном жидкости.
Впрочем, что бы в этом ковше не находилось, оно буквально заряжало мужчину энергией с каждым глотком. Миша не мог не отметить, что к нему стремительно возвращались силы. И, ещё несколько минут назад нывшие от страшной усталости, мышцы вновь были готовы к работе, будто только что очнулись после долгого здорового сна. Сил появилось настолько много, что мужчина непроизвольно принялся отстукивать по земле ступнёй, будто в нетерпении ждал старта нового марафона.
Закурить бы сейчас, - подумал Миша и тут же осёкся, - а зачем? Странным образом зависимость, что владела им уже много лет бесследно исчезла. Что он только не перепробовал, чтобы избавиться от пристрастия к табаку! От этой жуткой связи с безжалостными изделиями из бумаги, табачной смеси, смол и канцерогена, опутавшей чуть ли не каждый шаг его жизни. С таким пиететом как к сигаретам, он не относился даже к большинству людей. Разлука с куревом приводила к депрессии и заставляла чувствовать себя глубоко несчастным. Поэтому он продолжал цепляться за нее, будто утопающий за обломок мачты в безлюдном море. И, вот тебе на, именно теперь, в этом бутафорском мире, он совершенно безболезненно переживает момент своего расставания с наркотиком! Стало даже обидно за колоссальные старания целой индустрии борьбы с курением. Сколько же людей может остаться без работы, если курильщиков препроводить сюда на терапию?!
Из-за угла дома раздался звук удара двери о косяк и вскоре показался старик. Он медленно переставлял ноги, держа в руках широкую плошку. Его лицо было расчерчено морщинами под стать солидному возрасту, а руки с удивляющим несоответствием оставались гладкими словно у молодого. Старик носил своё тело с грацией, не обременённого болезнями человека. И если к столбу тот шёл прихрамывая, то теперь посох оказался ему не нужен вовсе.
Миша поднялся навстречу и принял из рук старика плошку. После чего хозяин дома присел на широкий пень рядом и сложил на коленях руки. Под задранными холщовыми штанинами открылись худые босые ступни. Веточки синих вен и капилляров раскрасили их белую кожу причудливым орнаментом. Но и тут Михаил не смог не отметить поразительную свежесть кожи конечностей мужчины. Где он их полощет? В святой воде что ли?
Гость аккуратно снял с плошки укрывший её лист папоротника. Под ним оказалась темно-зелёная кашица из протёртых с жидкостью растений. Он поднял на Гобояна вопросительный взгляд.
- Съешь горсть. Потом ещё горсть позже. Не бойся, это не отрава, - ответил старик.
- Я понимаю, что не отрава. Было бы верхом извращения с вашей стороны сперва спасти мою шкуру, а потом прикончить на собственном дворе. Я только хотел спросить, к чему мне это?
- Это вернёт тебе силы и волю. Во всяком случае разбудит её если она есть. Каша не вышла на вкус, но своё предназначение исполнит верно. Уж в этом можешь не сомневаться.
Миша загрёб двумя пальцами с краю щепоть вязкого месива и сунул его в рот. На вкус оказалось куда хуже самого дурного его предчувствия, отчего мужчина сразу чуть не вывалил отвратительный продукт назад. Несусветная горечь обожгла язык словно крапивой и прокатилась по нёбу удушливым запахом. Он зажмурил глаза, стиснул пальцы в кулаки и принялся глубоко дышать носом. После чего проглотил смесь и жадно запил водой из ковша. Одержав нелёгкую победу над собственными чувствами, Миша открыл прослезившиеся глаза и попытался невозмутимо взглянуть на старика.
Однако тот уже вовсю заливался старческим крякающим смехом. Похлопывал себя по коленям и трясся в искренней радости над гримасами гостя. Он делал это так заразительно, что Миша не удержался и захохотал за Гобояном вслед, раскрыв зелёный, как лужайка рот.
- Ну, вот видишь, воля уже возвращается к тебе, - сказал, угомонившись, старик. – Пройдёт не так много времени, как ты заметишь, что в тебе обнаружился другой человек, который умеет отдавать в жизни. Он и есть ты настоящий.
- Что отдавать? – зацепился Миша за слово.
- Да что угодно. Когда мужчина не связан оценкой личных дел и нажитого имущества, очень легко жить и следовать своей истинной доле. Он привыкает жить свободным. Не сразу, но лишь вопрос времени. Тогда его душа захочет отдавать себя другим. Она перестанет копить на чёрный день. Ей этого будет не надо. Имущество, которым она владеет, станет общим. Пусть берёт тот, кому это больше нужно. Душа о том тревожиться не станет.
- Не уверен, что правильно понимаю вас, но разве иметь что-то, это плохо?
- Почему же плохо? Плохо когда разницу между состоянием, когда ты имел что-то из вещей и, когда у тебя их не стало, ты будешь именовать потерей. У вещи, так же как и у тебя, своя собственная жизнь. Своя судьба. Если она ушла от тебя – значит, настал час, когда ей пора было уйти к другому. Не будешь же ты спорить с судьбой? Поэтому сильные и не связывают себя с вещами. Они получают то, что им надо здесь и сейчас, но не тащат обоза за спиной. Они понимают, что не им решать. Выбор средств их жизни сделает сама жизнь. Если что – они потерпят. Они умеют это делать. Потому как, потом получат всё сполна. Улавливаешь?
- Если честно, не совсем. Какой-то абсурд! Разве и у этой миски есть душа?
- А разве нет? И у неё, и у вон того топора. И у всего другого. Когда-нибудь ты это поймёшь. Ну а сейчас ступай, приляг. Я приготовил тебе место на сеновале. Ты должен поскорей набраться сил.
- Послушайте, я действительно очень благодарен вам за гостеприимство. Вы заступились за меня в этом… недоразумении, не знаю, как об этом ещё сказать, - Михаила передёрнуло от воспоминаний, - но мне нужно ехать домой, в город. Наверняка меня уже ищут друзья, – здесь Миша значительно преувеличил действительность. Если, конечно, не считать за друзей лаки, резцы и точильный камень.
Гобоян понимающе покачал головой и промолчал.
- Так что, - Миша поднялся на ноги, - подскажите, пожалуйста, не сочтите за труд, многоуважаемый дедушка, где находится остановка автобуса? Я наверно побегу туда, пока ещё есть время. А то уже поздний час. А ежели вы мне ещё и сто рублей ссудите, я вообще стану счастливым человеком и отплачу вам, как положено, в двойном размере!
Диск солнца действительно лежал почти у горизонта, придавленный растянувшейся над ним глыбой серого облака. Стелящийся по земле и прощающийся с ней солнечный свет окрашивал головки колосьев убегающего вдаль поля позолотой. Горизонт колыхался искрящим руном и манил к себе неизвестностью. Однако Миша видел там лишь путь к собственному дому, куда так настойчиво спешил.
Гобоян продолжал хранить молчание и смотрел на купол солнца, о чём-то глубоко задумавшись.
- Ау! Товарищ! Мне нужно идти. Простите ещё раз. Судя по всему, моё предназначение в вашей деревне – доставлять всем беспокойство. Но я другой человек. Знали бы ближе – поняли. Вы уж помогите мне Христа ради! Давайте будем милосердными, - Михаил подошёл к старику и положил ему руку на плечо.
- Это очень важно. Знать куда идти. Смотреть туда, куда ты идешь. И идти туда, куда на самом деле хочется смотреть, - Гобоян медленно проговорил, адресуя слова яркому розливу света на горизонте. Затем будто очнулся и заглянул Мише в глаза: - Как твоё имя?
- Михаил.
- Как интересно звучит, - протянул после небольшой паузы старик, - а откуда ты?
- Вы всё какими-то загадками со мной общаетесь, а это очень расстраивает. Неужели я вас чем-то обидел?... Ну да бог с вами. Я из Златоуста. А не желаете помогать – так и скажите. Я понятливый.
- Не знаю, что тебе и сказать, Михаил. Того места, что ты назвал в нашей земле нет.
- Нет? О… ну, значит,… может быть, вы о нём не слыхали. Это город. Довольно большой по меркам Урала, - Миша почесал затылок и добавил себе под нос, - живёте тут в глуши лесной. Хоть бы выбрались на свет посмотреть. Сектанты.
- Как ты сказал последнее слово? Не слышал такого.
- Не слышали и ладно. Не всё ж вам знать. Хотя, раз уж работаете в туристической индустрии, географию края знать должны бы. Так что? Поможете?
- Какой индустрии? О таком тоже не слыхал. Не знаю. Много в наших землях кого есть, а о таких не слышал, - посетовал старик. – Ты, однако, Михаил, иди всё-таки приляг. Тебе отдохнуть надо. Много чудного болтаешь. Вот и ноги твои отдыха просят.
- Да не хочу я отдыхать, - начал заводиться мужчина. – Я и так застрял у вас. Дайте мне, пожалуйста, на прокат брюки, рубашку и какие-нибудь ботинки. Я всё верну, клянусь! Могу оставить расписку, если не верите. Вы мне помощь оказать даже обязаны! Это гражданский долг, между прочим. А я отблагодарю, не обижу. Покажите, наконец, где ближайшая станция или телефон! Мне надо действовать, дедушка. Не берите вы грех на душу. Что же вы это – то лекарством поите, а то дурака включаете?! Так дело не пойдёт!
- Вот что, милый человек, я тебе сейчас помогу. Обожди меня, - Гобоян поднялся с пня и пошёл к дому. По пути он шлёпнул ладонью пузатый горшок, что был надет дном на столбик ограды и послушно склонился к хозяину.
- Вот влип, ёлки-палки! – выругался Миша и сплюнул на землю. Угодье старика не было тюрьмой. Смыться отсюда не составляло труда, но куда затем идти? Этот хоть руки не связывает.
Испытывая потребность в действии, Миша всё же прогулялся до забора, ограждавшего землю старика с запада. Но довольно скоро обжёг босые ноги о поросли крапивы, подступившей к дому со всех сторон. Чертыхаясь, он привалился спиной к бревенчатой стене и стал в нетерпении потирать руки. Ну и чёрт с тобой! Спровадишь. Как миленький.
Вскоре из-за угла снова показался старик. В одной из его рук был небольшой деревянный стакан, в другой какое-то тряпье.
- Выпей, пока я разберу тебе одежду, - Гобоян сунул Мише в ладонь стакан с жидкостью, что качалась на дне.
- А что это? У вас всё какое-то необычное, я уже боюсь и пробовать.
- Разве тебе стало хуже? – удивился старик.
- Нет-нет! Наоборот, такое ощущение, будто в груди новый мотор заработал, и в мышцах усталости как ни бывало! Вам бы с этими рецептами в сборную России!
- Ты пей, Михаил. Это не противно. Не бойся.
- Да я и не боюсь. Тоже мне, - Миша выдохнул в стакан и опрокинул в себя содержимое разом.
По ощущениям ничего необычного. Похоже было на воду со слабым привкусом сахара. Но уже через несколько секунд мужчина явственно ощутил вялость в ногах, будто те таяли под ним. Он не чувствовал пяток. От колен и в бёдрах ноги загуляли от напряжения. Миша охнул и чуть ли не плюхнулся на знакомый ему валун.
- Что-то вдруг расквасило немного, - словно оправдываясь, сказал он Гобояну. – Ты что там мне подмешал, дед?
- Не обращай внимания. Это пройдёт. Давай теперь о городе твоём. Можешь рассказать мне о нём? Говори и не останавливайся.
- О городе можно. Он такой… - Миша послушно залепетал что-то, а сам нырнул в ощущение самого себя. Эхом вечерней свежести его внутренности наполнила такая лёгкость, что хотелось летать и щебетать будто птица. Вобрать в себя весь мир, каждую молекулу которого теперь хотелось считать своей кровной. Говорить об этом, восторженно и возвышенно. И петь. Да, петь! Сделать это для каждого, кто на свою беду не видит мир таким же прекрасным, каким его видит Миша.
- … мой город, – наконец услышал себя Михаил – он близок мне так, как могут быть близкими только очень любящие друг друга люди.
- Наверно там есть и та, которая тебя любит, а ты любишь её, не так ли? – спросил старик.
- Наверно, - засмеялся в эйфории Миша, - только я про неё пока не знаю.
- А про кого ты знаешь?
- Я? Про свою маму. Она меня всегда ждёт. По-настоящему умеют ждать только матери. Мне кажется, они сотканы из ожидания. Будто с нашим рождением от них отделяется такая часть их самих, которую они после всегда жаждут вернуть к себе ближе. Выпавший камень из ожерелья. Без него оно уже так не блестит. И мамы наши уже не блестят. Только когда утраченный камушек к ним возвращается снова, они наполняются тем неземным светом, что трудно описать словами… Я часть своей мамы! Вот забавно, - Миша рассмеялся. – Мамы могут без нас обойтись. Но разве легко оставаться неполноценным? Как жить без глаз или голоса? Быть может я её глаза? Каково ощущать, что я лишаю её их? Зачем такое испытание мне сейчас ко всему вдобавок?... Ну вот, уже и сам без неё тоскую. Уеду нынче от вас и отправлюсь к маме. Попьём с ней чаю…
- А ещё?
- Что ещё? Что ещё со мной?... Завод, работа. Я же работаю, дедушка. Это вы тут на печи лежите, а я зарплату получаю. Поделки делаю.
- Говори дальше.
- А что говорить? Мне и этого довольно. У меня никого нет, старик Гобоян. Но я счастлив! Поверь мне, я счастлив жить и делать своё дело.   
- Мне очень приятно это слышать. Но, что ты думаешь, где ты сейчас находишься?
- Я не знаю. Где-то за городом. Может меня обобрали? А? Краски, скорее всего, стащили поганцы. Да и плевать! Отчего-то сейчас не сержусь. Ах, милый старик! Если бы можно было жить так же фривольно как вы здесь. И работать. Конечно, работать… Какая же у вас здесь красота! Мои глаза словно рождаются заново. Я же без очков вижу! Это какое-то чудо! Как такое возможно вообще? Я без очков не умею видеть. Ты представь себе – сколько лет не мог без них обойтись, а теперь вон оно что! У вас что, воздух волшебный? И мышцы будто очнулись от сна. Просто удивительно!
Гобоян смотрел на жизнерадостного гостя и улыбался сам. Лишь только глаза молчали. Они уже давно не смеялись. Он дал ложку отвара Мише, чтобы примирить того с реальностью, успокоить. Ему ещё предстоит осознать боль разлуки с привычным окружением. А сейчас пускай летает в эйфории. Долго ли краскам этого мира ещё осталось блистать как нынче?
В глазах старика отражалась тень тревоги. Он был всерьёз озабочен. Если бы хоть кто-нибудь здесь знал насколько серьёзно.
- Пойдём, я провожу тебя, - старик поднялся и, подставив руку Михаилу, повёл его в сторону амбара.
- Зачем мы сюда? А, впрочем, какая разница! Отдохнуть хочу. Щекочет мне ноздри ветер какого-то предчувствия! - Миша неуверенно продолжал идти на ватных ногах, то и дело, заглядывая в лицо Гобояна.
- Мне тоже, - не удержался хозяин дома.
- Ты понимаешь, дорогой дедушка, что я совершенно изменился с этой минуты? Ты уж прости мне всякие вольности, и то, что на «ты» с тобой,… вами, говорю. Я будто пьяный. Не знаю как это сказать. Но я теперь многое могу. Многое!
- Знаю, знаю. Но сейчас тебе надо поспасть, - Гобоян ввёл мужчину в прохладную темноту амбара и препроводил к пухлым копнам душистого сена.
Миша рухнул в них и вытянулся во весь рост с блаженной улыбкой на лице.
- Отдыхай. После отрада-воды тебе потребуется время. И оно у тебя есть. Не думай ни о чём, смотри сны. Иногда в них больше жизни, чем наяву. А теперь прощай.
Старик вышел и медленно побрёл к дому. Открыл тяжелую дверь, но не смог переступить порог. Привалился к косяку и прикрыл глаза: А может это всё-таки не он? Возможно ли это так скоро? Не мог ли он ошибаться?
Гобоян собрался с силами и прошёл внутрь. Осмотрел своё аскетичное, но милое сердцу жилище. Широкие скамьи под окнами, крепкий овальный стол, табуреты. Обереги и сушёные травы, висящие на стенах. На столе камни для помола и остатки толстых стеблей травы. Прохлада и темнота сруба обняли его уютом, который зачастую мы и именуем домом.
Старик лёг на лавку, окинул взором стену напротив. На зарубках блестели светлые полосы уходящего дня. «Да, да. Скоро ты придёшь. Я подожду.» Он закрыл глаза и дал волю воображению. Где-то в тумане, за тёмно-серыми клубами неизвестности ему уже откликнулся знакомый голос друга. Они поговорят и решат. Знак подан. Настала пора действовать.

***

По кромке леса бежала светловолосая девчушка двенадцати лет. Она хохотала, насколько ей это позволяло частое дыхание. Выбившаяся из косы прядь волос хлестала её по глазам и щекотала лицо. Резвые ножки легко перескакивали с кочки на кочку, колыхая свободную юбку сарафана. Её задорный бег словно стелился над самой землёй. 
Девочка убегала от своего младшего брата, с которым они отправились за ягодой-медвежатник. Спелая ягода всегда желанный подарок для их матери. Тем более медвежатник, который так душист, когда его заваривает матушка. А девочка стремилась быть ей помощницей во всём. Тяжелый мамин труд она с радостью принимала на себя, лишь только та ей позволяла это делать. Но с братом разве можно сохранять серьёзность?!
Вот и теперь они ввязались в игру на ровном месте. Ну, ничего, - думала девочка, - я тебя обставлю, а потом ещё всем расскажу, что ты девчонку отыскать не смог, глупенький!
Девочка свернула с тропы, что вилась тонкой лентой вдоль леса, и нырнула среди раскидистых лап елей. Аромат распаренного леса, задохнувшегося без движения, обдал ребёнка густым паром. Она споткнулась о корень, на мгновение сбитая с толку темнотой. Поднялась, отряхнула прилипшие сухие иголки и пошла дальше вглубь леса. Бежать теперь было опасно. Под ногами чего только не встретишь. В два счета напорешься на острую палку, как вон, Космиан из соседского дома. Добегался уже. Калека нынче хромой. Кем теперь будет неизвестно. Не ему уже выбирать. А она, нет. Такого не позволит. У неё мечта выше этой ёлки! Дудки вам. Тише едешь – дальше будешь. Она ещё заставит всех себе завидовать.
Девочка перешла на шаг и стала идти дальше, выбирая путь в обход поваленных гнилых стволов. Но задор игры всё ещё не отпускал её, отчего девчонка то и дело подпрыгивала с ножки на ножку. Мелкие ветки хрустели под ними как сухой розжиг в печи.
Она оборачивалась, ожидая, что вот-вот её младший брат погонится следом. Но он всё не шёл. Девочка продолжала углубляться в лес, но с каждым шагом всё менее уверенная в том, что это стоит делать. Ну почему же он не идёт за мной? – задавалась она вопросом. И игра становилась всё более скучной. Ей уже хотелось крикнуть, что-нибудь, обнаруживая себя. Однако и сдаваться пока вроде было рано. Может птицей покричать? – размышляла девочка и сама не заметила, как остановилась.
Она присела на широкое в обхват обеих рук дерево, лежащее в зарослях дикого папоротника. Как ступени на дереве обосновались диски древесного гриба супеша. Взрослые говорили, что этот гриб нехороший. Он забирает силу у деревьев, убивает их и потом ждёт на мёртвом стволе, чтобы сползти в землю, раствориться, и превратиться в чёрную змею.
Девочка подобрала к себе ближе ножки и стала прислушиваться, не кричит ли где её брат. Неосознанно она стала шептать под нос: - Ну, кричи же, ищи!
Однако голоса мальчишки слышно не было. Зато показалось девочке, что она слышит чьё-то сиплое горловое дыхание. Будто измотанный в конец человек тяжело дышит с открытым ртом. И дыхание это становится к ней всё ближе.
Она огляделась по сторонам. Вроде нет никого. Но это же лес. Здесь всё находится в движении. Лёгкий ветерок может вызвать такое покачивание в кронах, словно лось стонет. Где-то в ельнике справа шевельнулась ветка.
- Мама! – вскрикнула тихонько девочка.
Ей стало вдруг страшно. Пора бежать отсюда. Она вскочила, но молодые ноги не шли. Налились тяжестью, будто к ним камни налипли. Девочка попятилась прочь от ельника. Споткнулась о сук и упала на спину. Икра ноги полыхнула болью. Она посмотрела на голую лодыжку. Там алел кровью порез, что оставил сук.
Это ничего, ничего, - залепетала девочка и поднялась на ноги. Она замерла на мгновение, прислушиваясь. Вроде всё тихо. И вдруг где-то совсем рядом снова раздалось это ужасное сипение.
Девочка взвизгнула и ринулась назад к дороге. Что-то холодное и влажное коснулось её спины. Она зажмурилась, ноги потеряли землю, и девчонка зацепилась ими о дерево. Затем упала лицом вниз. Прижалась к земле, словно ища у той защиты, и замерла. Дыхание раздалось прямо над её головой. Ноздри ребенка учуяли отвратительный сладковато-затхлый запах.
Девочка закашлялась и перевернулась на спину. Последнее, что она увидела, были белесые, обескровленные глаза на пепельно-синем лице чудовища, чем-то походившего на человека. Затем ей на лицо опустилась большая холодная, скользкая рука. И наступила темнота.

***

Гобоян очнулся в тот момент, когда порог его дома переступила нога высокого человека с безволосой, как колено, головой. Дверь старик никогда не закрывал. Почти никогда.
Он сел на лавку: - Здравствуй Крос.
- Здравствуй Гобоян, - ответил гость. Он был настолько велик ростом, что не мог стоять в избе, не склонив голову. Поэтому сразу присел к столу и сложил на нём огромные, словно черпаки ладони. Лицо гостя было крупным под стать телу. Баранки топорщащихся ушей, мясистая груша носа, выдающиеся крепкие скулы. Похожее на высеченный спорыми ударами долота в куске скалы набросок. Он выглядел как человек, однако полностью человеком не был.   
- Хорошо, что ты пришёл, - сказал старик.
- Ты же знаешь, я не мог не прийти. Твоя весть не стала сюрпризом. Мы того ждали, признай. Быть может лишь не в таком виде.
Крос был намного старше Гобояна, а выглядел так, будто мог тому годиться в сыновья. Он был щедро одарён от природы силой и могучим телосложением. Единственное, в чём ему судьба отказала, это были волосы. Их у него не было с рождения вовсе. Не появились они и позднее. Ни бровей, ни усов. Однако усмехнуться над таким недостатком Кросу в лицо не осмелился бы ни один здравомыслящий человек. Поэтому всякий стремился как можно скорей свыкнуться с необычным образом гора-человека.
- Нам не из чего выбирать. И после того, как ты посмотрел на него, что скажешь? – спросил Гобоян.
- Лучше бы я этого не видел.
- Не юли, Крос. Скажи прямо, что думаешь.
- Я думаю это тот человек. Предвестник конца.
- Звучит как приговор. И всё же тебе прекрасно известно, что он не один, кто может летать. Так скажи мне, как мы должны расценить его появление – как знак, или пришествие спасителя? Или мы всё же ошибаемся в своих предположениях будущего?
- Я был бы рад ошибаться. Но нет. Все признаки сходятся. Мы слишком давно смотрим туда, чтобы перестать путаться в настоящем. Нет у нас на то ни права, ни времени. Сценарий начертан и начат. Похоже худший из всех. Если бы твой человек появился в другом краю, хотя бы в Лилте или Палте, я мог бы колебаться. Но он пришёл прямиком к нам сюда. Неужели не довольно совпадений?
- Пожалуй, ты прав. Я сомневаюсь лишь затем, чтобы дать себе паузу всё обдумать. Так или иначе, скоро мы узнаем правду.
- Тебе надо будет его удержать. Этого человека. Хочешь попросить о помощи?
- Нет. Не стоит преувеличивать. Ему некуда идти. Останется как миленький.
- Я вижу по твоим глазам, что ты не хочешь выносить пока это на всеобщее обсуждение. Если тебе интересно знать моё мнение – я и сам мало верю в возможный союз. Такое случается, лишь когда с плеч уже полетели головы. А до той поры все будут цепляться за последний довод спать спокойно, как и ты за свои сомнения.
- Ты прав, Крос. Ты как всегда понимаешь всё и без слов, но не можешь удержаться от соблазна высказаться вслух обстоятельно, не упуская возможности подтрунить надо мной. Если у таких как ты и бывают слабости, то все они связаны с языком.
- Потому что он у меня такой же большой, как и я сам. Если не выпускать его на волю, он попросту меня задушит.
Они рассмеялись.
- Ну, значит, так и быть, - сказал Гобоян, - пообвыкнемся с ним. Когда мне нужна будет помощь – скажу.
- Ого! Если великий Гобоян заговорил о том, что ему потребуется помощь, значит, он действительно напуган.
- Прощай, Крос. Рад был встрече.
Они обнялись, и великан вышел из дома. В окне, затмив на мгновение закат, мелькнула его большая фигура. Старик лёг на скамью и закрыл глаза: - Час пробил.

Глава 2.

Новый старый мир.

    Михаил проснулся и с наслаждением вдохнул запах сухой люцерны и клевера, которые прятались в стогу. Коготки сухих травинок покалывали шею и щеку мужчины. Он почесался волосами о траву и приподнялся. Незнакомый амбар со стоящими вдоль стен разнокалиберными бочками, свесившимися с крюков плетёными корзинами, сложенным у осевшей двери деревянным инструментом. Запах натурального хозяйства обрадовал Мишу. Напомнил ему его сельское детство, где каждое утро начиналось в беспрестанном труде. Сейчас он не слышал близкого запаха скотника. А в юные годы тот жил на дворе постоянно. Что ж, видать, эти выходные он проведёт на выселках цивилизации. Прочистит в организме закись азота городского наследия.
Миша вывалился из сена на деревянный настил пола, смахнул налипшие стебли с одежды и расчесал пятернёй волосы. Он громко чихнул, породив в сводах высокого амбара звонкую канонаду и спугнув присевшую снаружи птицу. Однако даже это действо не порвало связь мужчины с увиденным им сном.
В минувшем сновидении Михаил явился главным действующим лицом невероятных событий, что вершились во времена, когда человечество ещё не изобрело двигатель внутреннего сгорания и не отправили в космос спутник. Люди жили в деревянных срубах, пахали каменистую землю сохой, собственными руками делали одежду и домашнюю утварь. Ладони тех людей потрескались от работы, ногти потемнели от грязи. Лица шелушились обветренной кожей, а волосы не знали причесок. В этом сне Миша владел языком зверей и птиц, которые вели его к удивительным местам. Где он имел великую цель жить, а его ноги были полны сил к ней идти. Во сне Миша увидал собственную возлюбленную и даже держал ту за руку, пока над их головами кружились белогрудые ласточки. Во сне закаты солнца разливались у горизонта таким праздником цвета, что захватывало дух и хотелось занять подходящее место в кинотеатре природы и без устали смотреть на её великолепие. В этом сне Михаил был воином. Разве мог он даже помышлять о таком в жизни? Впечатлений сновидения ему хватило бы на год, по чайной ложечке на каждый день. Реальная жизнь не вмещала в себя даже намека на подобные сюжеты. Впрочем, то, что с ним случилось теперь, иначе как приключением тоже было не назвать.
- Что ж, пойдём разбираться, – пробормотал Миша, подходя к пузатой кадке с водой. Прежде, чем зачерпнуть оттуда воды, он взглянул на собственное отражение и охнул: - Во дела! – На глянцевой поверхности отражалась физиономия вне всяких сомнений ему принадлежавшая, но куда более спортивная. Щёки осели, подсдулись, раскрыв вполне себе мужественные скулы; подбородок обрёл угловатость и выразительность; глаза раскрылись и под ними исчезли привычные одутловатые мешки. Превращение коснулось не только лица. Чудесным образом местный воздух подчищал и иные огрехи в физиологии. Словно искусный скульптор он взялся освободить от нагромождения лишней плоти идеальные черты тела. Живот Миши стал ещё меньше, и на боках усохли выпуклые складки жира. Не скрывая радости, мужчина потёр руки и направился из амбара наружу. 
Он толкнул плечом широкую створку ворот. На дворе, слева, превосходя Мишу ростом, возвышался сплюснутый горбылём стог сена. Правее о забор облокотился навес, укрывший пень-колоду с воткнутым в него колуном и аккуратную кладку дров. Босиком, по приятному теплу земли Миша пошёл к дому, где на уже знакомом ему пне сидел старик Гобоян.
- Доброе утречко! – гаркнул неожиданно громко Михаил. – Простите. Что-то не узнаю свой голос, – немного сконфузился он.
- И тебе здравствуй, добрый человек, - ответил старик, - хорошо ли спалось?
- Даже и не спрашивайте! Сто лет так не спал. Как младенец.
- Ты вспомнил, как спят младенцы?
- Что?... А, да. Отлично выспался! А который же сейчас час?
- Час? Может, ты хочешь спросить какая нынче пора дня?
- Да нет, как раз хотел спросить – сколько сейчас времени. Сколько часов и минут.
- Ты меня прости, Михаил, не могу ответить на твой вопрос.
- Что ж, судя по солнцу, ближе к полудню, - Миша протянул старику ладонь, - спасибо вам огромное за ночлег! Вчера вы меня здорово выручили. А про снадобье ваше вообще молчу! Просто чудо какое-то. Нет, вам действительно надо поделиться этим рецептом с каким-нибудь комитетом по здравоохранению, больницей района или ещё кем. Просто феноменальный эффект! Я до сих пор в таком возбуждении, и сил хоть отбавляй. Даже живот подтянулся. Чудеса, да и только!
- Михаил, у тебя есть короткое имя?
- Ну, разумеется! Миша, как вы, наверное, и без подсказки должны знать.
- Вот что, Миша, не благодари меня. Я ничего хорошего для тебя ещё не сделал. Ты лучше иди поработай. В твоё тело пора вдохнуть силу. Болеет оно ещё. Поколи мне дров, покуда не устанешь. А я тем временем сготовлю чем нам подкрепиться. Как раз к полудню, который ты помянул, и сядем. На тебе тени ещё лежат.
- Тени лежат? Э-э… я извиняюсь, ваше гостеприимство мне, без сомнений приятно, но всё же. Вы чудаковато как-то себя ведете. Я ж не на постой к вам подался. Мне домой надо. Понимаете? Я хотел бы уехать к себе. Бесконечно благодарю вас и всё такое, но настоятельно прошу указать мне дорогу к остановке транспорта, откуда могу добраться до Златоуста. Вы же взрослый человек! И снова вынужден просить вас помочь мне с одеждой. В этом рубище… я даже не знаю, как я могу в таком виде показаться на людях. Только без обид!
Гобоян поднялся на ноги: - Миша, ты много говоришь непонятных моему уху слов. Твои намерения мне тоже не ясны. То говоришь, что всё тебе нравится, то сбежать торопишься. Тех мест, о которых ты толкуешь у нас нет. И, уж коли ты заблудился, тебе надобно сперва отыскать их на карте, а затем в путь собираться. Куда ты сослепу то?
- Ну, дайте мне карту! – развёл руками Миша.
- А нет её у меня! Её сперва рисовать надо. На это время требуется.
- Что вы мне тут голову морочите? – рассердился мужчина. – Скажите где вокзал, я сам там уточню!
- Какой еще вокзал? – Гобоян напротив был невозмутим, как врач психлечебницы. – Сядь, дорогой, и внимательно послушай меня. Тех мест, что ты ищешь, нет и не было в наших краях. Нет вокзала, нет города твоего. Есть столица нашего государства, но да той десятки вёрст ходу! Когда ближайшая подвода будет, не знаю. Да и не возьмёт тебя никто, поскольку платить нечем. Ты мой на поруках. За этим двором пока тебе не рады. Считаю, надо сказать напрямую об этом. Смирись, Миша. Тебе теперича среди нас жить. Нравится это, или нет. И что бы ты сейчас не подумал, искать прежнюю жизнь, выходит, уже поздно. Невозмутимо встречать повороты судьбы дано не каждому. Но ты на пути к исцелению. Пойдёшь поработаешь, или посидишь попьёшь отвара со мной?
- Отвара? – Миша оттолкнул протянутую стариком руку с кружкой. Бледно-зелёная жидкость вылилась наружу и упала в траву. - Что вы меня тут за дурака держите? Думаете, я на вас управу не найду что ли? Снова напоить меня наркотиками хотите? Чёрта с два! – он выкрикнул и отбежал в сторону калитки в ограде участка дома. – Вы что здесь за цирк устраиваете? Думаете, я законы не знаю? А я знаю! Имею право… Почему меня здесь держат? Кто вы вообще такой? Сначала чуть не засекли насмерть у какого-то доисторического столба, потом отравой накачали. С чем это я должен смириться? Вы в своём уме вообще? Не хотите помогать – не надо! Я сам всё сделаю. Но, клянусь, заставлю заплатить за причинённый ущерб! Так и знайте! Я не оставлю это так!
Мужчина выбежал за калитку на дорогу. На поднятый им шум подошли люди к своим оградам.
- А вы что смотрите? – крикнул им Михаил, - Тоже не поможете? Не хотите мараться о преступника? Исподнего пожалели? Тряпок не хватает в вашей жизни. Чего ж сами тогда спрятались здесь от мира? Идите, покажитесь ему во всей красе! Побахвальтесь имуществом. Где ваши машины? Что вы тут за декорации настроили?... А, я знаю! Вы сами преступники и есть. Скрываетесь тут от закона. Ну, ничего! Я вас выведу на чистую воду! – Миша прокричал и бросился вниз под уклон дороги.
Глаза людей вспыхивали от обидных слов мужчины, как искры поверх костра. За щербатыми, высохшими на солнце, заборами головы жителей обернулись в сторону вышедшего вслед Мише на дорогу Гобояна. Осуждающие гримасы разглаживались под успокоительными жестами старика. Жители возвращались к работе, перестав оценивать брошенные в них нападки. Лишь куры, петухи да собаки не скрывали возмущения и сердито голосили на спешащего мимо них Михаила.
- Я разворошу тут всех, - приговаривал тот себе под нос пока бежал по межколейной полосе вверх по улице. Он загребал дорожный песок краями разошедшегося на лаптях лыка. Их мужчина прихватил с забора старца в качестве платы за причинённые страдания. И, хоть лапти оказались не закончены, Миша признавал, что стащил их не зря. Казавшаяся ему ранее декоративной обувь была вполне мягкой и практичной. Конечно не такой, как спортивные кроссовки на подошве из резины и полиуретана, но для недолгой дороги – вполне подходящей. Длительного пути Михаил для себя не рисовал. Отчего-то он пребывал в уверенности, что километр-другой и сельские ухабы упрутся в дорогой его сердцу асфальт магистрали, на которой он отловит попутку и благополучно доберётся до ближайшего города.
В два счёта Миша добежал до восточной оконечности деревни, за которой раскатилось обширное изумрудно-зелёное поле. Мохнатый ковёр, будто сошедший с картинки весеннего цветения, шевелился под лёгким движением ветра. Дорога из деревни вильнула в обход поля и спряталась вдалеке в неизвестности. У горизонта жирным слоем лёг лес, а за ним скалился пиками рельеф туманных гор. Михаил приставил ко лбу ладонь и обвёл взглядом растянувшуюся перспективу. Он искал смог индустриальных площадок, сигары чадящих в поднебесье труб, белый след трасс самолетов. Но, увы. Словно издеваясь над ним, природа звенела кристальной чистотой и свежестью, а вместо самолетов в небе пикировали лишь голосистые птицы. Никаких признаков и шума современности.
Миша сплюнул от досады: - Странно. Может быть, действительно в этом направлении только дикая глушь? Такое у нас на Урале встретить можно.
Он обернулся. Надо бежать назад. Туда, откуда он пришёл вчера в это проклятое место. Наверняка там и лежит путь к нормальным людям. Здесь он больше не останется. Нет и нет! В следующий раз они его на костёр кинут, дикари! Следом за образом Христа, Миша припомнил о сожжённом инквизицией Джордано Бруно. Я им буду про машины и генную инженерию рассказывать, а они меня за это линчуют? Ну, уж нет! Накоси-выкуси!
Он развернулся и побежал обратно тем же путём. Люди, что остались у своих оград, со смехом встретили Михаила, несущегося уже в противоположном направлении. Пробегая мимо дома Гобояна, Миша победоносно вскинул вверх кулак. Старик ничего не ответил, но в его глазах не скрывалось разочарование. Молчаливо он проводил бег своего бывшего гостя в обратном направлении и лишь после этого пошёл в свой двор.
Тем временем, пока Михаил достиг другой окраины деревни и знакомого ему гумна, он отмахал добрый километр пути. Он успел взбежать на холм пыльной площади с позорным столбом и спуститься с него вниз. Он миновал все каверзы деревенской дороги, ловкими финтами уходя от атакующих его ноги гусей, коз и собак. Ещё день тому назад такой марафон с лёгкостью привёл бы мужчину к обширному инфаркту. Однако сейчас он всего-то мучился отдышкой, но, вполне мог в схожем темпе махнуть и дальше.
Не предавая пока происшедшие с ним изменения глубокому осмыслению, мужчина перешёл на шаг и сошёл с дороги. Он решил в точности проследовать путём, которым шёл накануне, но наоборот. Мужчина направился в сосновую рощу и после неё пересек то самое поле высокой травы. Обутым и одетым он проделал весь путь втрое быстрее. Смахивая с лица и шеи атакующих его насекомых, с каждым шагом Миша чувствовал себя всё ближе к выходу из возникшей западни. Ему казалось, что вот-вот он натолкнётся на отгадку своего здесь появления и отправную точку к дому. Той ли в точности тропой он шёл, мужчина не задавался вопросом. Это не имело никакого значения. Лишь бы выбраться из этой дыры поскорее, - думал он. А, приметив знакомый холм, и вовсе чуть не вскрикнул от радости.
Миша опустился на колени и стал исследовать землю вокруг дерева, о которое он совсем недавно тёрся голым задом. Он тщательно осмотрел кору ствола, корни и углубления рядом с ними. Увлёкся было созерцанием снующих вдоль ствола муравьев, но вовремя пресёк это непродуктивное занятие. После Миша расширил зону поиска ответа на собственные вопросы до соседних деревьев и кустов, но тщетно. Никаких зацепок.
Михаил поднялся на ноги, потянул затёкшие мышцы. Его взгляд обратился к скрытой деревьями деревне. Над кронами удалось разглядеть тонкие нитки серого дыма, вьющиеся от печей. Ещё вчера его глаза способны были воспринимать этот пейзаж лишь в виде размытых цветных пятен. Видеть настолько тонкие детали как теперь было совершенно невозможно. Что же со мной происходит? – спросил он себя. Затем с необъяснимой грустью подумал вдруг о том, что сейчас в доме Гобояна можно было бы чем-нибудь перекусить.
Миша задумчиво простоял ещё с минуту, ускользнув в сомнения относительно того, что он делал. Затем очнулся и скомандовал себе идти дальше. Пора прощаться с миром фантазий. Хоть и, надо признать, не самых плохих в его жизни. Он был благодарен за возвращающееся здоровье, но предложенная за это цена жизни в лубочном стане старообрядных извращенцев ему казалась завышенной. Я переосмыслю всё позже и, может быть, не стану их винить, - великодушно заключил он. – Старик был добр. Пожалуй, как-нибудь вернусь сказать ему спасибо.
Мужчина кивнул соснам на прощание и побежал лесом прочь на поиск утерянной жизни.

***

Гобоян вошёл в дом и с досады хлопнул за спиной тесовой дверью.
Любой путь начинается с неверия, - думал он. – Разве можно было рассчитывать на другое? Но ставки слишком высоки. Сделал ли он всё, чтобы не дать ему сбежать? И как было удержать после предъявления правды? От неё большинство взбрыкивает будто необъезженная кобыла. Нет времени скармливать её по щепотке вперемежку с ложью. Всегда лучше одним махом.
Старик вынес из дома наружу маленький деревянный челночок, палочку-трутень и пучок засохшей бордовой травы. Он вложил в челнок немного мелкой щепы, зажал меж ладоней палочку и стал интенсивно вращать её конец в углублении с щепой. Вскоре зачался дымок и в челночке вспыхнул огонь. Для манипуляций старика нужен был только живой огонь, добытый, в том числе и таким способом. Приёмы старца были рождены за тысячелетия до нынешнего дня. Когда и плуг выглядел инородным телом. Однако сила ворожбы от достижений эволюции не зависела. Она была другой природы, стать истинной частью которой удавалось лишь избранным.
Гобоян отщипнул чуток бордовой травы и бросил её на язычки огня. Тот спрятался под травой и вскоре дохнул вверх ароматным дымком. Старик стремительно раскрыл над челноком рот и вобрал весь дым в себя. Затем он прикрыл тлеющую траву ладонью и выдохнул дым изо рта по направлению на восток. Потом убрал ладонь, снова вдохнул дым и выпустил его на юг. После старик тоже самое проделал, послав дым от сухой травы на запад и север.
Он прошептал несколько заклинаний. Аккуратно высыпал содержимое деревянного челнока в ямку под углом дома. Бережно сложил челнок и палочку на кусок материи, свернул её и отнёс в дом. Затем сел на скамью у окна: - Пусть тебя сбережёт каждый, кто сам ищет спасения. Ты найдёшь путь домой. В свой истинный дом.

***

По мнению Михаила с тех пор, как он оставил опушку и отправился в западном направлении, прошло часа три, не меньше. Солнечный диск неуклонно приближался к горизонту, где исполосовал небо оранжевым маревом. Воздух остывал от полуденной бани, разгоняя свежим ветерком застоявшийся жар. Миша держался в стороне от частокола леса, что вытянулся по его правую руку. Он всё ждал, когда же появится дорога или, на худой конец, река, стороной которой можно было выйти к сёлам и городам. Но чем дальше он шёл, тем призрачней виделись ему шансы встретить в этих местах следы урбанизации. Мифические очертания автозаправочных станций и вышек сотовой связи, что миражами мерещились ему то и дело вдали, более не возникали и не вводили в заблуждение. Небо так и не вскрыл рёв турбин самолета, и царственное кружение крупных ястребов оставалось единственным примечательным в нём полётом.
Более того, уже довольно долго на земле не наблюдалось и малейшего намёка на тропу. Мужчина брёл по колено в траве и всё ждал, что вот-вот его прихватит за лодыжку потревоженная гадюка или какой-нибудь мелкий хищник. От мыслей о том, что в этих местах водятся хищники и крупнее, Мишу пробивал холодный пот. Пока ещё солнце стояло в небе, он позволил себе пару раз крикнуть: «Ау! Есть кто-нибудь?» Но со скорым наступлением темноты лишнего шума уже поднимать не стоило.
  Чем более тусклым становился небесный свет, тем всё больше его одолевали сомнения в правильности сделанного выбора. А стоило ли так опрометчиво рвать отношения со стариком? Не лучше ли было оглядеться сперва вокруг? Может и правда здесь на десятки километров вокруг непроглядная глушь? Не это ли он мне пытался втолковать? Живут же у экватора дикие племена и по сей день; бегают без штанов по джунглям и плевать им на покорение человеком ядерной энергии. Не могут ли и эти поселенцы быть добровольными изгоями современности? В конце концов, это могло стать их выбором. Россия большая. За пределами крупных центров здесь, порой, легче затеряться, чем найтись.
Миша выслушивал внутренний голос, соглашался с той частью самого себя, которая утверждала о бесполезности слепой беготни по неведомым лесам и полям, но упрямо продолжал идти дальше. Сперва его гордыня активно противилась возвращению. А теперь стало очевидно, что без света дня дойти обратно он попросту не сможет. В темноте он заблудится и тогда точно пропадёт.
Оставалось идти и продолжать надеяться напасть на след людей, либо подходящее для ночлега место и переждать ночь там. Жаль только уверенность в благополучном исходе стремительно покидала Мишу, оставляя один на один с ощущением возрастающей взамен тревоги.
Вот уже и темнота расползлась по небосводу, превратив голубое свечение в тёмную безысходность. Алая полоса заката продолжала таять у горизонта и скоро исчезнет без следа. Михаил заторопился. Где же переночевать? Опустившаяся вместе с вечером прохлада подгоняла его мысли, порождая лишнюю суету.
Миша посматривал на лес, который тянулся рядом. А что, если найти укрытие в нём? Что если отыскать крону пораскидистей и взобраться туда? Разве зверь там достанет? Но тут его воображение услужливо представило образ огромного косматого медведя, играючи взбирающегося по стволу дерева и отгрызающего там Мишину голову, отчего лес показался ему ещё более враждебным, чем ранее. Мужчина сглотнул подступивший к горлу комок нервов и пошёл дальше. Хорошо, если не лес, то куда?
В небе прошумела крыльями огромная птица. Миша задрал голову в тот момент, когда она планировала прямо над ним. Большая и абсолютно чёрная. Во всяком случае как показалось в сумерках. Она снова ударила крыльями по воздуху и скрылась за чащей. Мужчина тут же решился: всё-таки в лес!
Там он придумает что-нибудь. Соорудит шалаш или ещё что. Не оставаться же тут, у всего живого на виду лёгкой приманкой?! Он отодвинул рукой склонённую к земле тяжёлую ветвь ели и шагнул в границы леса. Тут оказалось куда темнее, нежели снаружи. Глаза с трудом адаптировались к еле подсвеченной реальности. Неожиданно обострились обоняние и слух. Наверно, защитный рефлекс, - подумал Миша.
Продвигаясь вглубь частокола деревьев, он всё больше ощущал холод надвигающейся ночи. В лесу пахло сыростью и грибами. Михаил ступал на ковёр мягкого мха, из-под которого разносился звук ломаемых веток. Откуда-то донеслись частые удары о землю. Миша застыл на месте, а сердце заколотилось вдвое быстрей. Он представил кабана, мечущегося среди ветвей и кустарника. Большого клыкастого кабана. По спине мужчины пробежали холодные мурашки. Затем также неожиданно воцарилась тишина. А может не было никакого бега? Просто движение птицы в деревьях? Если так дальше пойдёт, он рискует сойти с ума от мнительности.
- Дьявол, как же здесь неспокойно, - прошептал Миша и вытер выступивший на лбу пот.
Он двинулся дальше, но не успел пройти и десятка шагов, как раздались звуки глухих ударов о деревья. Будто великан шёл меж ними и бил по встречным стволам лапами. Медведь! Это точно медведь, - запаниковал мужчина и схватил первую попавшуюся на земле палку.
Но что делать? Отбиваться этой кривой деревяшкой? Он глянул на палку и брезгливо выкинул её прочь. Бежать! Пока не поздно, надо бежать отсюда!
Звуки прекратились, и Миша сразу же повернул, как ему показалось, в направлении выхода из леса. Он торопливо продирался из чащи, в которую ещё несколько минут назад стремился забраться как можно дальше. По голым ладоням и ногам хлестали ветви деревьев. Скудная одежда на его плечах оставляла слишком много открытых мест, с каждым шагом покрывавшихся мелкими царапинами. Уколы деревьев приходились и по лицу, а в волосах шевелились насекомые. Миша то и дело снимал с лица налипшую паутину и шептал заклинания против энцефалитных клещей, которые мерещились ему у себя за шиворотом.
Он пробирался напролом, не выискивая лёгкого пути, разглядеть который в ночи было и невозможно. Путаясь в буреломе, спотыкаясь и падая. Ноги уже саднило от ран, но он пока терпел. Главное было выбраться наружу, а болячки заживут! У Гобояна на любую пакость отыщется лекарство. О, добрый старик! Зачем он только оставил его гостеприимный дом? Что за блажь была показать скверный характер, находясь в зависимости? Скорей бы выбраться отсюда и назад к старцу и его бесподобным напиткам, что помогут забыть этот лес, словно дурной сон!
Однако, выхода никак не находилось. Мужчина метался из стороны в сторону, теряя в пути остатки выдержки и холодного рассудка. Он шёл сперва налево, потом направо. Окончательно запутался в направлениях и никак не мог отыскать подходящий ориентир. Полученные в школе знания о лесных приметах, совершенно не удавалось применить на деле, а чтобы ориентироваться по звёздам следовало хотя бы их увидеть. Но густые кроны деревьев наглухо укрыли от Миши небосклон. Он щурился и всматривался по сторонам, ища хотя бы намёк на просвет и лишь только ему казалось, что видит прореди в деревьях, тут же кидался в ту сторону. Но за обманчивой надеждой всё той же неприступной стеной вставал проклятый лес.
Миша не заметил, как заплакал. Слёзы отчаянья сбегали на его измождённое лицо. Он размазывал их и продолжал идти. Вскоре его движения утратили вспыльчивость. Михаил брёл сквозь чащу лишь бы двигаться, а куда, было уже не так важно. Поняв, что от его усердия вряд ли что-то зависит, он полностью отдался на волю провидения. Авось, что-нибудь из этого выйдет.
В это время среди ветвей, невдалеке от несчастного заблудившегося, показались два светлых пятнышка. Два немигающих белёсых яблока. Они застыли, следя за мужчиной. И только сиплое отвратительное дыхание раздавалось чуть ниже них.
Миша упёрся плечом о сосну и сполз по стволу вниз. Всё. Больше идти не было сил. Он прикрыл ладонями лицо и зарычал от досады. Что ещё он может сделать? Разве он не достаточно пытался? Он предпринял всё, что было в его силах, чтобы спастись. Теперь он устал. Устал и хочет забыться сном. Плевать на всё. Миша устроился у корней дерева, подтянул к груди колени, обнял их и закрыл глаза.
Два белёсых пятнышка, не спеша, двинулись в его сторону.

***

В тот миг, когда ворон сел на доску в ограде его дома, Крос очищал ножом зубья рогатины. Он обернулся к птице. Задержал на ней взгляд. Затем бросил инструменты и поспешил в дом.
Дом великана стоял на отшибе у самого леса. Никаких жилых домов в окрестностях больше не было. Простецкое жилище представляло собой низкое сутулое строение, словно окопавшееся в земле на подступах к лесу. Незатейливая ограда вряд ли остановила бы крупного хищника и служила больше для порядка. Незнакомцу показалось бы странным и то, как огромный ростом человек помещался в такой маленькой избе. Однако, благодаря продуманной конструкции и планировке дома, где пол был углублен, будто в бункере, а у комнат почти не имелось стен, жильё было куда просторнее, чем виделось снаружи. Крос давно привык к его архитектуре. К тому же не он этот дом строил. Жильё ему досталось от его погибшего приятеля – отшельника. Великан лишь немного переустроил внутренности. Его образ жизни не требовал большего комфорта, а о защите стен он не особо заботился. Бояться ему было некого. Во всяком случае пока.
После недолгого отсутствия Крос вернулся наружу, и массивная дверь за его спиной скрипя встала в створ. На его плечи была накинута медвежья шкура. В одной руке великана, как и был, остался нож, а в другой он держал длинную трубку с дырочками. Крос вышел через калитку в ограде и побежал в лес.
В это же время старик Гобоян, находившийся у себя дома, снял с раскалённых углей в печи небольшой ковш с зеленоватым варевом. Налил из него кипящей смеси себе в плошку. Подул, остужая, и наполнил ей рот. Он задрал подбородок к потолку, прополоскал смесью горло и затем выплюнул её под ноги.
Гобоян вышел на крыльцо дома, обернулся на запад и трижды крикнул голосом, похожим на кликанье журавля. После он сел у стены снаружи дома и посмотрел на полное звёзд небо.   

***

Сквозь темноту и покой, окутавших погрузившегося всего на минуту в сон Мишу, раздалась пронзительная трель ударов. Стихла и затрещала снова, но гораздо громче. Михаил со стоном разлепил глаза: - Что это?…
Он не сразу понял, где находится. Ощупал землю рядом. Ужасная трель возобновилась, отчего у мужчины подпрыгнули внутренности.
- Да что же это, чёрт побери? – выкрикнул озлобленно Михаил и с трудом поднялся на ноги.
Тут он заметил, что почти над самой его головой, на дерево уселся дятел и уже успел выдолбить в коре ямку размером с куриное яйцо. Дятел бесстрашно посмотрел на мужчину, затем учтиво склонил перед ним головку с красивым алым хохолком и перемахнул на другое дерево.
За спиной Миши раздалось сиплое натужное дыхание, и белёсые яблоки глаз ещё ближе подступили к нему. Слабое свечение выхватило из темноты отвратительную вытянутую физиономию владельца глаз и открытый оскал её клыков.
Не замечая движения сзади, Миша уставился на дятла. Что бы это значило? – думал он. Дятел выдал новую звонкую трель и опять уставился на мужчину, словно ожидая от него ответной реакции.
За Мишиной спиной вытянулась синюшная рука с большими узловатыми пальцами. Совсем близко, почти достав его плеча.
Дятел вспорхнул и перелетел ещё дальше от Миши, к следующему дереву. Он сел на него и вновь повернул к мужчине голову. Где-то я уже подобное видел, - подумал Михаил. – Да и чёрт с тобой!
Мужчина решительно шагнул вперёд, и рука за его спиной загребла пустой воздух. Раздалось рассерженное хрипение, но спешащий за дятлом мужчина не мог его слышать.

***

Крос бежал редким перелеском, то и дело останавливаясь и прислушиваясь к звукам в ночи. Луна светила ему в спину и когда великан застывал на месте, гигантская тень ложилась на землю. Словно эскиз гигантского воина.
Он втянул носом воздух, подождал и затем улыбнулся: - Гобоян! Ты как всегда вовремя.
Крос сжал в ладони удобную рукоятку ножа и побежал дальше.

***

Михаил снова продирался сквозь лес, обдирая руки и ноги в буреломе. Снова падал и поднимался. Однако теперь, откуда ни возьмись, у него появилась надежда. Призрачная, но другой и не предложили. Надежда оказалась связанной с небольшой красноголовой птицей, что перелетала с дерева на дерево, ведя Мишу за собой.
Ещё пару дней назад и в иных обстоятельствах он счёл бы это признаком шизофрении, но здесь и сейчас всерьёз рассчитывал на то, что дятел делает ни что иное, как указывает ему нужный путь. Поэтому мужчина спешил напролом и молился лишь о том, чтобы птица не бросила его раньше, чем он выберется из ненавистного леса.
Наконец дремучая чаща расступилась, и Миша вывалился на долгожданный простор. Над головой искрило звёздами небо, а на земле под ветром качались стебли дикой полыни и одуванчика. Он упал на колени и стал целовать землю, отплёвываясь от пыли. Дятел протрещал ему напоследок прощание и скрылся назад в лес.
Миша перекатился на спину и лёг лицом к небу. Ещё несколько минут назад он не верил, что спасётся. Заблудившиеся могли шастать по чаще днями. Он слышал об этом, хотя сам никогда прежде не попадал в подобный переплёт. И теперь надеялся, что полученный урок послужит ему ярким примером на всю жизнь. Безрассудное поведение едва не стоило ему собственной шкуры. Впредь, стоит всё трижды взвешивать, прежде чем действовать. Впрочем, ночь лишь началась, то ли ещё будет… Мужчина поднялся на ноги и пошёл от леса в сторону. Теперь искать укрытие придётся в полях, в чащу он больше не сунется.
Краем поросли дикой травы он дошёл до неглубокой низины, куда и стал спускаться. Вскоре Михаилу послышался плеск воды, и он прибавил шагу. С детства матушка учила Мишу, что вода – это спасение. Источник жизни, который всегда придёт на помощь прогнать усталость и постыдные грехи, - говорила она. - Вода это твой верный товарищ.
Товарищ сейчас очень даже не помешал бы, - подумал мужчина. Но самое большее чего он желал, это утолить жажду. Внутри глотки пересохло до того, что слипалась кожа. Михаил не заметил, как почти побежал под уклон покатой возвышенности.
Вскоре действительно показался небольшой пруд. Миша скинул рубаху и нырнул в чёрную воду у берега. Он плескался и пил, ничуть не заботясь о микробах. Здешняя природа казалась первобытным оазисом, лишённым опасных для жизни мутаций.
Очистившись от минувших страстей, Михаил вылез на берег, растёр ладонями холодную кожу и быстро одел рубаху обратно. Вот кайф! - справедливо констатировал он и впервые за вечер улыбнулся.
Он уже собрался было идти дальше, как услышал плеск в отдалении. После чего до него донесся звонкий девичий смех. Миша замер и уставился на воду. Посередине пруда на поверхности показались голова и голые плечи длинноволосой девушки. Она вновь рассмеялась и помахала мужчине рукой, в которой блеснул большой мокрый гребень. Михаил потёр глаза. Девушка не исчезла.
- Вы…, - Миша вытянул по направлению к ней палец, но так и не смог выдавить из себя что-нибудь толковое.
- Чего ты ждешь, парень? – ответила ему девушка, - полезай в воду. Неужели ты не хочешь меня? Давай вместе покачаемся, - она махнула на ветвь ивы, что нависла широкой кистью над водой у противоположного берега.
- Но, почему вы,… ночью? Я был, но вас не было, - Миша залепетал нечто невразумительное и не заметил сам как начал развязывать пояс на рубахе.
- Смотри на меня! Не отводи взгляд. Видишь, какая я?! – девушка расправила волосы и показалась над водой с обнажённой грудью немалого размера. В темноте она сверкала молочной белизной и была великолепна, - Возьми с собой одежду для меня. Мне холодно. Ступай скорее ко мне!
Михаил стянул через голову рубаху, стиснул её край в кулаке и пошёл к воде: - Я уже. Я иду.
Он почти ступил с берега в прохладу пруда, как вдруг неведомая сила подхватила его в свои объятия и вырвала с места. Со стороны пруда донёсся страшный звериный рык и яростный плеск по воде. Михаил попробовал освободиться, но его придавила к земле масса, превосходящая минимум втрое по весу и силе. Он принялся молотить руками по бокам чудища, не теряя надежды спасти собственную шкуру. И, возможно, добился бы успеха, но в какой-то момент на голову обрушился очередной удар, и всё пропало.

***

Когда Миша очнулся, то обнаружил, что сидит у подножья раскидистого дуба, облокотясь спиной о ствол, а рядом с ним расположился огромный лысый человек, который играл на самодельной дудке. Незатейливые звуки музыки раздавались в воздухе приятным бархатом и успокаивали. Михаил пошевелил шеей, повращал многострадальной головой. Два нокаута за короткий промежуток – это слишком. Так можно лишиться самого разума.
Великан обернулся на его пробуждение и улыбнулся: - Ну и талант у тебя искать неприятности! Ты разве не знаешь, что соваться к русалке, тем более ночью, это верная гибель?! А что если бы я не успел?
- К русалке? – Миша весь подобрался и невольно напрягся. Потом ещё раз посмотрел на громилу. Такому не составит малейшего труда пришлёпнуть соперника словно муху. А впрочем, он не выглядел человеком, угрожающим Мише. Его глаза не таили зла. В серой дымке зрачков, напротив, играло добродушие. 
- Конечно к русалке! А кто же это по-твоему был? Шагнул бы к ней и сейчас со дна пускал бы пузыри! Оттуда даже я бы тебя не вернул. Ты, вообще, как погляжу, ведёшь себя так, будто смерти ищешь. Кто же ночью без оружия и оберегов в такие места рядом со Среденем идёт? Неужели не страшно?
- Страшно, - охотно сознался Михаил, - очень страшно. Но я не знаю, куда мне идти, – голос Миши дрогнул, - я не знаю где я. И хочу домой.
- Домой? Ты потерял дом? В таком случае скажи мне, как называется земля, в которой он расположен, и я отвечу, насколько далеко ты оказался.
Миша развёл руками, не найдя, что ответить.
Великан продолжил: - Ладно, тогда скажи, какому идолу вы поклоняетесь и приносите дары? Какая сила тебе близка по праву рождения? Ну, говори же. Ты чистый человек или помесь? Кто твой народ – Лилта, Палта или с дальнего востока? Если ты заблудился, я попробую понять откуда ты. Я многое знаю.
- Да нет у нас никаких идолов. Во всяком случае, согласно Конституции. И о какой силе вы говорите, я даже представления не имею. Земля моя в Челябинской области. А город – Златоуст. Знакомы вам такие названия?
- Нет, парень. Таких мест здесь нет. Уж можешь мне поверить.
- А почему я должен вам верить?
- Ну, хотя бы потому, что я спас тебе жизнь.
Миша на мгновение растерялся, но потом продолжил: - Хорошо, а какие места здесь есть? Тогда вы мне скажите, где я нахожусь. Может, я что-то знаю об этой местности.
  Великан посмотрел на Мишу и тот невольно поежился, настолько его взгляд неожиданно стал серьёзен и проницателен. Словно в его глубине показалась целая вселенная. Всё знающая и понимающая. Михаил с прискорбием ощутил себя игрушкой в руках собеседника. Несмышлёным котенком, удел которого бегать за брошенной ему под нос ниткой. Что бы ни сказал ему Великан, правду или ложь, он всё равно будет вынужден смириться. Окружающий его новый мир выглядел недружелюбно, непонятным для него и не сулил ничего хорошего. Миша вновь ощутил себя настолько одиноким и беззащитным, что захотелось завыть в голос.
Наконец, великан прервал молчание и перевёл взгляд от мужчины на поле: - Ты находишься в землях людей. И земля эта зовется Одинта согласно решению наших предков, что нарекли её в честь самой жаркой поры года. Но, если судить по твоему движению, то ты направляешься к границе миров, далеко за которой лежит пустошь – земля мёртвых, Вырия. Скажи, почему ты выбрал этот путь?
- Я выбрал?! – чуть не вскрикнул Михаил. – Да я заблудился! И ничего более! Хочешь знать правду – хорошо. Я в глубокой заднице! Ещё день назад я был в привычном мне мире, одетым в хлопковые брюки и рубашку. Носил кожаные румынские туфли. А потом всё перевернулось вверх дном! Какой-то урод чуть не высек меня у столба, после чего старик напоил наркотиками, а в довершении ночью голая девчонка из пруда звала кататься на дереве! Разве это можно назвать выбранным путём?... Впрочем, вот что. Тебе всё известно и без моих слов. Я заметил. Так что не мучай меня. Я не слишком силён, но не дурак!
Великан развёл руками: - Что ж, ты прав. Я отчасти вижу твою историю, но лишь отчасти. Мне не ясны твои мысли и мотивы. То, что происходит, случилось с тобой, а не со мной. Но главное, что ты цел, здоров и находишься в земле, где без сомнения обретёшь себя самого. Вскоре ты перестанешь искать себя там, где тебя нет… Хочешь мой совет – не трать напрасно силы, которых и так не много. Земли, о которой ты говоришь, здесь нет. Пора принять настоящее, иначе потеряешься в собственных фантазиях об утраченном. Наша ноша за плечами, это именно то, что мы хотим и готовы нести. Хочешь ты нести в ней здесь и сейчас то, что имеешь, или хочешь набить ее домыслами – это тебе решать.
- Но это не моя жизнь! Я живу в другом месте, среди других людей, среди другой эпохи. У нас там машины, а здесь что? Русалки?... Как с этим быть?
- Забыть. Сейчас ты здесь. Чем скорее ты это примешь, тем больше у тебя шансов выжить.
- Не хочу!
- Нет? Ну и плевать! Тогда уходи к своим машинам, чем бы они ни были!
- И уйду!
- Ну и иди!
Великан отвернулся от Михаила, и тот также повернулся спиной к великану.
Внутри Миши всё кипело: - Да как он смеет? С какой стати они все ему постоянно врут? Да пошли они!
Однако, от одной только мысли о том, что прямо сейчас Миша может остаться в одиночестве, один на один с этим коварным лесом, полем, прудом, да с любым клочком сей дьявольской земли, у него начинали шевелиться волосы. Вот уж нет. Повторение минувшего кошмара он не выдержит. На голове итак, наверняка, уже седые волосы! Один он пропадёт. Мир, где из пруда вылезают со дна девицы, трудно назвать понятным. Нет-нет, нужно поскорей добраться в безопасное место. Причём сделать это с помощью такого человека, как сидящий рядом с ним громила. Лучшего поводыря и не найти. Само небо ему его послало. Как здесь всё, судя по всему, и приходит.
Миша обернул голову через плечо. Огромная мускулистая спина великана оставалась на месте.
- Как вас зовут? – спросил Михаил.
- Крос, - не оборачиваясь ответил великан, - это имя в моем народе означает ловкий.
- Забавно!
- В моём роду ребёнку давали имя, так чтобы наделить его силой. Считай это предназначением. Однако эта традиция была утрачена, как и сам род… Возможно тебя удивит то, что я не самый крупный из своего вида. Видел бы ты моего отца, - Крос, наконец, повернулся полностью к собеседнику, - вот тот был здоровый муж! Мог вброд почти любую реку перейти. Всё ему по шею только доставало. А как звать тебя?
- Миша. Михаил.
- Не знаю такого имени, прости. Что оно значит?
- Библейское. В честь архангела. Это такой небесный воин.
- Воин? Ну, тогда у тебя хорошие корни.
- Вы на меня не сердитесь, Крос. Я просто не в себе. Сами понимаете. Не хочу повторяться, но я без всяких предпосылок оказался втянутым в какую-то невероятную игру. Была жизнь у меня и сплыла.
- Куда сплыла? – удивился Крос.
- Это выражение такое. Идиома.
Лицо Кроса еще более вытянулось: - Ну и чудно же ты говоришь! И всё на «вы». Скажи на милость, твой язык тебе самому хорошо понятен?
- Понятен, понятен, - пробормотал Михаил, - не обращайте… не обращай внимания. Все равно, судя по всему, не поверишь.
- Ну как знаешь. Люди здесь резкие.
Да и чёрту вас всех! – подумал про себя Миша. Затем поднялся на ноги и начал растирать замёрзшие плечи и руки.
- На, выпей глоток, - Крос протянул ему маленький кожаный бурдюк с жидкостью. – Не бойся. Это тебя согреет. Впереди у нас долгая дорога. Как ты сказал зовут того старца, что опаивал тебя?
- Я не говорил. Гобоян. Так его все звали, - сказал Миша и хлебнул глоток из мешочка. Внутри полыхнул огонь, который уже через мгновение расползся приятной истомой по всему телу. – Ух ты! – только и вымолвил мужчина.
- Знаю Гобояна. Один из самых уважаемых людей в наших краях. Тебе повезло, что он занимался тобой.
- Неужели?
- Ты у него первый постоялец за десятки лет. Какие ещё тебе нужны доказательства? Ну а теперь в путь.
Фигуры людей, одна высокая и крепкая, как скальная глыба, и вторая, ссутулившаяся, значительно ниже ростом, двинулись в сторону чёрной полосы леса, очертившей горизонт. Вдалеке ухнул филин, и на его голос коротко отозвалась лиса. Луна взбиралась к своему апогею и разливалась по ковру поля серым светом.

***

Гобоян приоткрыл правый глаз. Сквозь мутную пелену слюдяного овала окна брезжил начинающий рассвет. Он услышал шаги и еле слышные реплики снаружи дома. Вернулись, - подумал старик. Затем закрыл глаза и погрузился назад в пучины сна.
Миша снова очнулся лежащим в стогу душистого сена. В том же самом, где он был днём ранее. События минувшей ночи ожили у него в памяти. Мужчина сел и осмотрел своё тело. Невредим. Чувствовал он себя уже второй день великолепно. Такого безупречного здоровья, а главное энергии в собственном организме, он не ощущал, пожалуй, с далёкого детства. Словно изнутри вымыли дочиста все препятствия, что засорили организм. Зрение стало чуть ли не идеальным.
В разломе приоткрытой двери амбара появилась несуразно большая голова Кроса, и что-то печально откликнулось в Мишиной утробе недобрым предчувствием.
- Ну и горазд ты, чужеземец, спать! – прогрохотал Крос и заразительно рассмеялся.
- Погуляли бы с моё, - возразил мужчина, – а сколько сейчас?
- Чего сколько?
- Который час?
- Солнце в зените. У нас днём работать принято. Так что поднимайся, перекуси, и принимайся за дело.
Миша побурчал, но подчинился. Следуя за великаном, он вышел на двор, где под деревянным навесом за небольшим столом сидел Гобоян. Михаил подошёл, поздоровался и накинулся на еду, будто увидал ту впервые за несколько дней. Блюда были не замысловатыми. Зелень, огурцы, картошка, холодное свежее мясо, чуть ли не таявшее во рту. Миша макал хлеб из муки грубого помола в пасту из хрена и зелени, с наслаждением отправлял его в рот и жмурился от остроты.
Насытившись, он привалился к стене и с трудом выдохнул. Огладил собственное брюхо и в очередной раз подивился тому, что лишний жир на нём таял как лёд на солнце. 
- Налопался? - подмигнул Михаилу Крос, указывая на живот.
- Божественно! Обожаю деревенскую стряпню. Я как в детство возвращаюсь. Знали бы вы, как готовит моя матушка! Пироги у неё – чистый антистресс! Лишь пузо с них разносит. Я на них свою талию променял, - захихикал Миша. – А здесь поправился! Не возьму в толк, каким образом.
Гобоян невозмутимо посмотрел Михаилу в глаза: - А ещё какие-нибудь недуги исчезли?
- Конечно! Зрение. Раньше был слеп как крот. А теперь без очков, а вижу прекрасно! У вас что здесь – лечебный курорт? Если такой существует – это невероятная ценность! Вы только подумайте, сколько можно было бы заработать де…
- Во-первых, крот не слепой. Не обижай беззащитного зверька, а во-вторых, -Гобоян перебил Мишу, затем переглянулся с Кросом, подошёл к гостю вплотную и припал ухом к его груди. – Они действительно уходят! – удовлетворённо закончил он.
- Кто уходит? – удивился Михаил.
- Чёрные пчёлы. Так их зовут. Проклятые создания, появившиеся чуть ли не одновременно с сотворением мира. Когда они селятся в человеке, тот начинает хворать. Они облюбуют себе какое-нибудь местечко в теле и начинают в нём плодиться. Где человека сглазили, туда они и приходят. Если у того нет сил сопротивляться, по малолетству ли, или ещё по множеству причин, то конец. Пчёлы станут охотно размножаться дальше и могут до смерти заесть беднягу.
- Это что, значит у меня пчёлы? – испуганно воскликнул Миша.
- Да. И их было довольно много.
- В большинстве своём пчёлы не приходят сами. Их натравливают злые люди, - добавил Крос. – Возможно, ты кого-то обидел, Миша, или перешёл дорогу колдуну. Те могут из человека решето сделать. Наделать в нём отверстий величиной с куриное яйцо. И тогда в каждую из этих дыр зайдут чёрные пчёлы. Человек этак может и за день сгинуть. Я видал такое.
- Чаще дырки в несчастных остаются по вине родных, - вновь заговорил старик. – Те повинны в том, что тащат от детей всю силу на себя. Обнажают их перед вторжением. Случись повод, и пчёлы воспользуются беззащитностью ребёнка… Однако причин твоего заражения мы не знаем. Но волноваться больше нет необходимости. Пчёлы от тебя уходят. День-два и покинут совсем. Для нашего воздуха они слишком слабы. Вероятно, на тебя их напустил никчёмный человек, слабак. Возможно даже, что по ошибке. Такое случается. Ты их и сам бы выгнал, если бы перестал сомневаться во всём и просто начал работать над телом и душой. Но, запомни, здесь, в наших местах, такого слабого заражения уже не встретишь. Наш народ крепок. Оттого и подход к ним иной. Хочешь выжить – теперь тебе следует опасаться местных пчёл. Тех, что с тёмной стороны подле Вырии. Те тебя нынешнего за день в могилу положат. Пчёлы это страшное, первобытное зло, Миша. Нельзя их недооценивать и потакать своим слабостям тоже нельзя. Чтобы им противостоять, надо быть сильным, очень сильным. Ты здесь не гость, а мишень!
Михаил посмотрел на великана и тот с абсолютно серьёзным лицом кивнул.
- Ну вот, вместо того, чтобы поддержать человека после тяжёлой ночи, вы на меня снова страхи наводите, - промычал мужчина.
- Это лишь первый урок. Держись, Миша! Судьба тебе вернула здоровье и молодость, но отныне за них придётся бороться, - подмигнул Гобоян. – Твои тело и дух потребуют ежедневной закалки!
       До вечера Михаил колол дрова и складывал их штабелями за сооружённое ограждение. Несмотря на то, что физический труд не входил в число его любимых занятий, дело неплохо спорилось. Работа давалась легко и даже с наслаждением от происходящего. Мужчина замечал, что время от времени снаружи у ограды останавливались люди понаблюдать за ним. Они смеялись и качали головами. Но никто не переступал границы участка дома. Миша махал колуном, затем, приметив гостей, прерывался и, размазывая стекающий по груди пот, кивал зрителям: - Что, мол, уставились? Есть вопросы?
Однако никто вопросов не задавал. Миша уже уловил, что Гобоян не только пользовался уважением соседей, но и внушал им некий страх. Старик вне всяких сомнений обладал специфическими знаниями о природе края и, Михаил не исключал того, что был местным знахарем. Вполне вероятно, что отныне мужчина мог пользоваться иммунитетом в деревне и не сильно волноваться за собственную шкуру. Повторения истории у столба, скорее всего не будет. Во всяком случае до той поры, пока Гобоян того не захочет сам. Противостоять ему будет не просто.
Миша оглянулся на Кроса, что ковырялся вместе со старцем в копне травы у амбара, и попытался представить возможный поединок с великаном. Однако, что он не выдумывал, всё одно кончалось свёрнутой Мишиной шеей.
    Пока мужчина работал, он ни разу не вспомнил о прежней жизни. С каждым часом она становилась всё дальше от его мыслей и всё меньше цепляла сравнением с нынешней реальностью. Будто улепётывающие чёрные пчёлы уносили воспоминания с собой в неизвестность. Незаметно для него настоящее довольно скоро заполонило собой все уголки и закоулочки разума. И как ни странно Миша уже стал получать удовольствие от новой действительности. Радовался растущей в нём силе и сноровке. Свободе от таявшего на глазах груза не столько лишнего веса, сколько всей накопленной тяжести представления о себе самом. Пребывая в монотонном труде на дворе старика, вдыхая напоенный ароматами разомлевших на солнце трав воздух, ему как-то разом стало понятно, что он постоянно был чем-то озабочен прежде. Был скован надуманными запретами, именуемыми комплексами, которые отчего-то потеряли теперь свои основания. С огромным удовольствием он ощущал теперь себя без этой давящей грудь ответственности за дела, которые не имели никакого значения для его жизни. Для его настоящего призвания. Так что же это было ранее? Жалкая куча уловок скрыть себя от мира, спрятаться в некоем деятельном бездействии? Наконец-то, с уходом пчёл он стал как очищенный от ядовитых примесей раствор. Кристально чистая жидкость в наполовину освободившемся стакане. Теперь он готов наполниться новым содержанием.
Вечером, когда солнце окрасило золотом венец крыши дома старика, Гобоян пришёл к Михаилу и принёс ему еды. Они вместе отужинали, и старик высоко оценил проделанную мужчиной работу.
- Ты на правильном пути. Нужно будет время, чтобы почувствовать себя здесь своим. Но ты это преодолеешь с лёгкостью. Ты даже не представляешь, насколько одарён от природы, - сказал старик.
- И всё же мне хотелось бы знать надолго ли я здесь? Смогу ли ещё увидеть свой прежний дом?
- Это неизвестно никому. Твой путь, каким бы он ни казался, ты сможешь пройти достойно, если примешь его, прежде всего, сердцем и перестанешь сомневаться в правильности. В твоей голове много вопросов. И, поверь мне, я знаю, что они требуют ответа. Но порой, чтобы узнать его, приходится прожить жизнь. Наверное, на это она нам и дана, чтобы мы находили ответы на вопросы: почему я живу так, а не иначе? почему я оказался именно тут? зачем я живу? Но на все них отвечает лишь тот путь, что оказывается пройденным до конца. Оставленные за спиной сады или руины на нём. И тогда важным становиться лишь то, укоряем ли мы себя за многочисленные ошибки или с удовлетворением оглянемся снова на содеянные дела. О том, почему путь прошёл именно по тем местам, что прошёл, и среди тех людей, что встретились на нём, поумневший в пути странник уже не спрашивает. Вот и ты перестань сомневаться. Ступай той дорогой, что встретилась. Если ты не изменишь своему доброму сердцу, а я вижу, что оно такое, не поддашься соблазну предательства, ты способен совершить что-то очень правильное. И потом, если ты снова спросишь судьбу, почему она распорядилась тобой так, что ты был вынужден оставить прежний дом, ты спросишь об этом без сожаления. И, возможно, тогда получишь верный ответ.
- Я очень надеюсь на то, что ты прав, Гобоян. Потому что за каких-то два дня я утратил опору в жизни, а новую обрести не успел. Произошедшее чудо заставляет в себя поверить, но разум так быстро не сдаётся. Он находит всему объяснения, в том числе, связывая излечение зрения с тайной операцией, и отметает прочь чёрных пчёл. Ему требуются доказательства повнушительнее купающихся ночью в пруду девиц.
- И я боюсь, что очень скоро ты их получишь, - тяжело вздохнул старик.
- Что ж, как бы то ни было, просто знай о том, что я доверился тебе. Прошу не предай меня.
Старик кивнул и не отвёл глаз.
- А где же великан? – Миша стал оглядываться, сбегая от прежней темы разговора.
- Не волнуйся, - старик усмехнулся, - Крос друг. Ты можешь доверять ему также как и мне. Мы с ним знакомы очень и очень давно. Он мой соратник во многих делах. И рядом с прудом, где тебя забирала русалка, он оказался не случайно.
- Тайны, тайны! Сплошные загадки, а не жизнь у вас, - Михаил откинулся на спину и зевнул. – Как я раньше жил без этого? – он прикрыл глаза и, не прошло и десятка секунд, как погрузился в глубокий сон, убаюкиваемый вечерними песнями птиц и стрекотом сверчков. И снилась ему большая солнечная дорога, которая вела его к месту, что он искал всю свою жизнь.

***

Миша продолжал жить у Гобояна. Впрочем, как старик и предсказывал, деваться тому всё равно было некуда. День за днём он всё ближе знакомился с миром, в котором очутился и, чем больше его узнавал, тем больше начинал искренне к нему привязываться. Благодаря покровительству Гобояна, Михаил чувствовал себя в деревне защищённым от чужих нападок. Он решил, что пришла пора строить отношения с соседями самостоятельно и сам пошёл к Алексе, поскольку верил, что действительно нанёс ему оскорбление тем самым непрошенным вторжением. Он сам вызвался отработать долг и исполнил намерение с наилучшим старанием. За два дня Миша перекопал прилегающий к лесу невозделанный кусок участка Алексы и помог его жене с оградой для курятника. Он помирился с Пропом, детям которого вырезал по забавной игрушке из березы. Вскоре про добрые дела и способности Михаила разнеслась весть по всей деревне, после чего каждый при встрече с ним уважительно здоровался, а молодые девушки застенчиво краснели и хихикали.
С помощью местного кузнеца по имени Свагор Миша изготовил себе инструменты и организовал в сарае у Гобояна настоящую мастерскую, где с огромным удовольствием занялся трудом, который знал и любил – изготовлением поделок из дерева. Благо разного материала для заготовок здесь хватало, а нужные растворы и краски ему помогал готовить старик из растений, толк в которых он знал лучше любой энциклопедии.
Михаил изготовил и себе и своему гостеприимному хозяину новую резную посуду с причудливым узором вьющегося плюща. Выварил ее в льняном масле, а затем обработал воском. Краски из лука, ромашки, того же льна и прочих доступных растений не были такими же яркими как синтетические, что Миша покупал в Златоусте, но выглядели довольно живыми. В любом случае его игрушки и поделки казались местной детворе, да и их родителям по-настоящему волшебными. Не прошло и десятка дней с того момента, как Михаил взялся за своё ремесло, а слух о его способностях облетел окрестные поселения.
В один из вечеров Гобоян был особо словоохотлив и немало рассказал Мише о своей земле. Он старательно начертил на песке план страны Одинты, в которой они находились с расположенными в ней деревнями и городами. Нарисовал дороги и границы, очерченные реками, лесами и горами. Вышло вот что:
 
Миша был впечатлен и тут же потребовал от старика обещания в скором времени провезти его по всей стране, но Гобоян увильнул от ответа. Сославшись на то, что всему придёт своё время, он устранился от дальнейших вопросов и удалился спать. А перед уходом заявил, что художник из него, увы, никудышный, поэтому стёр чертёж на песке, как будто его там и не было.
Но оброненное слово не вернуть. И с того дня Михаил невольно стал подмечать появление чужаков в деревне, с чем те приезжают и какие вопросы стараются решить. Смотрел, как его соседи собирались в путь на гружённых товаром повозках и завидовал им. Вскоре Миша узнал, что чуть ли не главным промыслом деревни, что охотно скупался на стороне, были ткани. Пользуясь случаем, Миша как-то раз попросил, запрягавшего лошадь Пропа, взять с собой на базар несколько Мишиных поделок. Попробовать сбыть их, если получится. Тот взял, а к вечеру привёз назад две тяжёлые медные монеты с изображенным на них профилем бородатого воина в шлеме.
Миша не мог оценить выгоды продажи, поскольку не знал цены товара, но очень обрадовался тому, что тот пришёлся кому-то по вкусу. Он поспешил домой и предъявил Гобояну полученный заработок в качестве взноса за потребляемую пищу и кров над головой. Не сказать, чтобы старик был доволен, но в ходе недолгого обмена мнениями был вынужден признать за Мишей право вывозить поделки на продажу. С того дня Михаил с удвоенной энергией принялся трудиться и при случае выезжал сам с попутчиками по окрестным сёлам и деревням для обмена собственных изделий на требуемые в хозяйстве товары.
Надо признать, что поселения Одинты были похожи друг на друга почти как две капли воды. Похожие дома с участками, перекрестье дорог, где образовывалась торговая площадь. На ней же возвышался традиционный позорный столб, служивший местом общественного судилища. Все они на первый взгляд казались одинаковыми и только тем, кто хоть раз оказывался к такому столбу привязанным, его было не спутать с другими никогда. И ощущения близости с местом позора забыть оказалось совсем не просто, что Миша мог подтвердить на собственном опыте.
Он уже почти ничем не отличался от жителей этого края. Лишнего веса у него не осталось, руки от работы загрубели, а мышцы окрепли. Зоркостью зрения он не уступал лучшим охотникам Одинты. И прищур голубых глаз на скуластом лице теперь возникал только от улыбки. К тому же Михаил начал отращивать бороду, что накинуло его внешности не только лет, но и брутального сходства с соседями.
Оказываясь за пределами деревни, Миша изредка встречал одинокие жилища одной или двух семей, которые слыли отшельниками и сторонились организованной жизни в обществе. Отшельники охотно рассматривали товар, гружённый на телеги, и в случае, если им что-нибудь нравилось, покупали почти не торгуясь. Соседка по деревне рассказала Мише, что у отшельников всегда в достатке денег, ведь, как правило, они выполняли частные заказы по таким специфическим вопросам, на решение которых мало кто отваживался. Например, по поиску того, что лежало за пределами Одинты, в столь опасных местах, куда не решались соваться простолюдины. Либо по содействию в разрешении сложного спора. Промысел рискующих жизнью смельчаков сулил немало звонких монет. Впрочем, что именно добывали охотники и какое посредничество устраивали, пояснить было трудно. Это зависело от заказчиков и их не всегда чистых намерений. Женщина сказала лишь, что никто, даже обученные воины царя Одинты, не рисковали соваться в те места, куда забредали иные отшельники.
Михаил колесил с удовольствием по новой для себя земле. Он примечал ранее не виданные растения, был пленён пейзажами богатой красками природы. Здесь, в этих местах, именно она являлась главным действующим лицом мира. Никакие машины и агрегаты, которыми был перенасыщен мир прежней Мишиной жизни, не присутствовали в Одинте и не отвлекали на себя внимание. Не загромождали мир суетой и шумом, не мутили небесный свет отравленными газами. Здесь не скрывали от глаз солнце многометровые стены высотных домов, утопленные в реках и озерах асфальтового покрытия, давно пожравшего траву.
Он путешествовал, сидя пассажиром в телеге, либо шёл подле неё и любовался дикой порослью цветов, яркими всполохами красного, синего, желтого, раскрасившими зелёные холсты полей. Он пьянел с ароматов, поднимающихся к небу от этой прекрасной и удивительно чистой земли.
То, что напугало Мишу в ночь его побега, преувеличенное фантазией потерявшего связь с природой городского жителя, нынче казалось весьма дружелюбным. Разноголосые птицы, перебегающие дорогу зверушки, вызывали только улыбку. Во всяком случае днём. И пускай он ни разу так и не собрался вернуться именно к тем местам, где его отыскал Крос, Михаил стал убеждён в том, что они так же безобидны, как и все остальные. Природа и человек стремились здесь к гармоничному союзу, где превыше всего было уважение прав и интересов друг друга, которым некий неписанный закон придал статус приоритетных. И лишь преступивший черту этого закона мог навлечь на себя справедливый гнев.
Поскольку его подопечный увлекся путешествиями, Гобоян не преминул воспользоваться сложившимся положением и стал нагружать Михаила поручениями найти и привезти ему ту или иную траву или коренья. Несколько раз старик отправлял Мишу прямиком к отшельнику по имени Сослав, который жил вдалеке от деревни, и встречал посыльного старика на краю дикого леса. Сослав передавал Михаилу некие особенные травы, либо кульки со спрятанным в них содержимым. Мужчина никогда не знал каким. Когда дело касалось секретов, Гобоян не стеснялся в выражениях и открыто предупреждал Мишу о том, что тот может лишиться головы, если сунет свой нос куда не следует. А Михаил, не понаслышке знающий возможности старика, после подобных предупреждений даже и не помышлял о нарушении запрета.
Так, день за днем приближался день летнего солнцестояния, который здесь, как ни странно, именовали Купала, что очень походило на название праздника самого длинного дня в году из прошлой Мишиной жизни – дня Ивана Купалы. Надо отметить, что в лексиконе нынешнего окружения мужчины нередко встречались слова, которые не имели корней двух и более вековой давности. В их числе, например, были иностранные слова, что пришли в Россию в двадцатом веке. Миша несколько раз слышал слово секс, казавшееся здесь, как минимум, неуместным. И если поначалу он не обращал на то внимания, то после задумался о том, что эти слова могли быть привнесены в мир настоящего извне. Также как и он не сдерживался от упоминания городского наречия двадцать первого века. Слово за словом оно тоже могло прижиться. Вполне вероятно, что я далеко не первый, кто нежданно свалился в сей мир, - думал мужчина и смотрел в горизонт, где, может быть, за каким-то морем и лежала его прежняя жизнь.
Все жители деревни постоянно болтали о предстоящем Купале, готовились к нему как к одному из самых больших праздников. Девушки шили наряды и запасались снедью для праздничной стряпни на стол. Мужчины сооружали на берегу пруда, что располагался рядом с деревней, настил для танцев и огромную жердь с опорами, предназначенную для поднятия в ночь. Миша тоже принимал участие в подготовке, делал изящные дудочки и оснастку для бубнов, звуки которых должны были раскрасить праздник.
За несколько дней до него Михаил увязался с обозом тканей, что шёл в город Порог, столицу Одинты. Согласно народным приметам со дня на день ожидался крупный дождь, и хозяин обоза охотно откликнулся на Мишину просьбу сопровождать его. По размытой дождем дороге телеги довольно часто съезжали с пути, либо вязли в размякшей земле. Пара крепких рук на такой случай никогда не была лишней.
Поначалу Гобоян был категорически против того, чтобы Миша уезжал, тем более в город. Он всегда скептически отзывался о нём и его публике, называя тех оплотом безнравственности. Более того, Михаил замечал, как старик начинал нервничать лишь только мужчина заводил речь о том, что он хочет познакомиться с тем, как организована жизнь в государстве, посмотреть на оплот его правления и каменные стены башен. Старик ворчал, что в том нет никакого толка. Если Миша видел правление в своём мире, то должен был бы знать, что отличия могут быть лишь в цвете мантий. Во всём другом государи до смешного схожи, даже если это и не бросается в глаза сразу. И риск опалить крылья о блеск власти тем выше, чем ближе к нему подлетаешь! Тем не менее, мужчина не оставлял настойчивых попыток и в результате своего добился. Он вырос в эпоху индустриализации и развития компьютерных технологий, когда человек привык получать необходимую информацию простым нажатием кнопки. Здесь такой кнопкой мог бы оказаться Гобоян, но тот хранил в себе сведения похлеще банковского сейфа. А тяга Миши к информации об окружающем никуда не делась. Он не мог жить, полагаясь исключительно на благосклонность старика и слепой случай. Он хотел действовать. И в тот раз старик махнул рукой: - Езжай на все стороны!    
Миша добился своего, а ведь такое раньше с ним случалось нечасто. Конечно же, предоставленный отныне куда чаще самому себе, он размышлял о переменах, которые происходили с ним не только во внешности и остроте органов чувств, но и в характере. Многое из того, что он сегодня воспринимал как само собой разумеющееся, ранее навеяло бы на него страх. Ведь он никогда не ввязывался в конфликты и при случае сторонился проблем. Доходило до того, что зачастую он не решался требовать сдачу в магазине, если продавец вдруг забывал её отдать. Михаил не умел настаивать на своём, предпочитая уходить от трудностей с головой в тень, где вопрос если не сегодня, то завтра как-нибудь да разрешится без его участия.
То ли дело теперь. Теперь он мог и хотел бросить вызов. Он разговаривал, не пряча собственный взгляд на земле, а смотрел собеседнику в лицо. Он умел и, главное, желал отстаивать собственные мысли и интересы даже перед тем, кто заведомо был сильнее его. Не юлил, а выражал готовность бороться до конца, что оценивали все, с кем он имел дело.
Вполне возможно, заключал Миша, происшедшие перемены явились лишь реакцией на новую реальность. Где по-другому крайне трудно прожить. Где суровые, но очень правильные законы общества гласят ни о том, что победу может одержать и хитрец, а о том, что лишь сильный духом достоин победы. И не одержит он её сегодня, значит, возьмет своё завтра, всего лишь потому, что жизнь любит сильных и правых. Ведь, как рассуждали местные жители, хитрости век совсем не долог. Тот примитивный, не обросший условностями, суд, что вершился у столба в один день, действительно был для лукавства опасен. Далеко не всякому прохиндею удавалось от него сбежать. Прежний мир Миши таким похвастать не мог.
Однако, что касалось самого Миши, то, скорее всего, его настоящий характер только сейчас и просыпался заново. Давным-давно из-за свалившихся на него проблем со зрением и многочисленными болезнями, воля оказалась сломленной ещё на самой заре жизни. Он был подавлен и свергнут с того пути, что так желал. Он не стал цирковым артистом, не стал смельчаком, заигрывающим со смертью. Вместо этого, он опустился на дно жалости к себе и спрятался в тени спин других.
Это все чёрные пчёлы! Чёрные кровопийцы тела и души. Они сковали волю унынием и страхом. Теперь он узнал причину, но не получил ответа на то, кто сделал это с ним. Кто наслал на него такое проклятие и почему? Мужчина думал об этом, однако всерьёз не рассчитывал узнать правды.
Так или иначе, оковы рухнули здесь и сейчас. Его характер распрямил спину, окинул взглядом простирающийся перед ним мир и понял, что пора брать своё. Он не мог больше ждать, потому что пришла пора действовать.

***

Гобоян стоял у телеги, в которую была впряжена рыжая тягловая лошадь, лениво смахивающая хвостом с крупа мух. Она печально поводила глазами, пожёвывая ремни сбруи. И казалось, что вот-вот начнёт вздыхать, заразившись от старика его скверным настроением.
- Будь внимателен к деталям, не позволяй втягивать себя в споры и азартные игры, - в десятый раз повторял старик Михаилу, пока тот закреплял у борта телеги мешок с поделками, что взял с собой.
- Не волнуйся, Гобоян! Ну что я, маленький, право слово?! – начинал злиться Миша, а возница прыснул от смеха в кулак.
- Не спорь со мной! Ты ещё действительно мал для многих дел в таком месте как Порог. А ты, - обратился он уже к мужику с вожжами, - будешь смеяться, я тебя в лошадь превращу и поменяю с ней местами!
Мужик побледнел и замер, намертво вцепившись со страху в поводья.
Наконец, Миша управился с мешком, спрыгнул на землю и обнял старика: - Не переживай! Всего через день вернусь и привезу тебе гостинца. Я за себя постоять смогу.
- Да ты даже не знаешь, с кем можешь столкнуться. Сможет он,… – старик запустил руку в складки собственного длиннополого балахона, достал оттуда камушек, сквозь который был продет тонкий кожаный шнурок, и надел его на голову Михаилу. – Это оберег. Сильный. Не снимай его ни при каких обстоятельствах. Рано он тебе достался, не созрел ты ещё. Но время побежало быстрей, чем я думал… – старец махнул на Мишу бледной костлявой рукой.
Тот спрятал камушек под рубашку и запрыгнул на телегу: - До свидания, Гобоян. Спасибо! И ты береги себя!
Обоз тронулся в путь. Тучи хоть и сгрудились в небе, наливаясь тяжёлой синевой, дождь из себя так и не разродили. Дорога вышла быстрой и спокойной, и уже к вечеру следующего дня путешествующие оказались у города. У большой каменной столицы Одинты, спрятавшейся за поясом высоких крепостных стен. Не доезжая ворот, возница остановил лошадь и стал закреплять холщовый полог над товаром в телеге, укрывая его от посторонних глаз и воришек. Миша встал, потянул затёкшие мышцы и с любопытством уставился на панораму каменных построек на фоне синеющих вдалеке хребтов гор. После деревенской глуши город внушал невольный трепет. Его, конечно, нельзя было сравнить с частоколом высоток современного мегаполиса, отличающегося и размером и содержанием. Но оттого Порог не переставал быть таким же выдающимся. Во всяком случае, подобного ему Миша никогда раньше не видел и если мог представить, то лишь по страницам древних летописей. Перед ним развернулась и лязгала тёмным металлом ворот с реющим над ними флагштоком эра средневекового феодализма. На стенах крепости ходили воины в кованных латах, скрываясь за выступами каменных бойниц. А от самого города доносился запах печей и прогорклого масла.
Как и большинство старых славянских городов, столица раскинулась на пологом холме. Внутри поясов ограждений устроились поселения согласно занимаемому чину. Высшая знать и правление сосредоточились в самом центре. Въезд в город осуществлялся по широкому мосту, перекинутому через глубокий ров. У распахнутых, словно пасть, ворот массивной входной башни расположились с десяток вооружённых мечами стражников. После того как хозяин телеги закончил работу, они не спеша двинулись к воротам.   
Повозку бегло осмотрел рыжий воин в грубой воловьей одежде и разрешил проезд. Вкатившись на мощённую камнем притолочь, Миша снова спрыгнул на ноги и пошёл с телегой рядом. Обоз направился по дороге вдоль внешней стены крепости, что с удалением от входа в город всё реже была замощена булыжником, а потом и вовсе превратилась в песчаную вязь. Не составляло труда представить в какой непролазный мрак она превращалась в дождь. Тут Миша не преминул про себя отметить, что каким бы мир не был, но в его родной стороне дураки и плохие дороги служили неизменными спутниками в любых измерениях.
Вскоре возничий повернул лошадь в проулок направо, и дорога пошла вверх. Идти стало труднее. Миша прижался боком к телеге и настороженно шагал в сузившемся пространстве улицы. Дома, очертившие границы проезда, были каменными лишь снизу. Чердаки и мансарды строили уже деревянными. Во всей своей массе дома эти вызывали гнетущее впечатление бедноты и серости. Разноцветьем колыхалось лишь бельё владельцев, что сохло натянутым прямо на фасады.
- Здесь живёт всякое отребье, - будто услышав возникшие у Миши вопросы, неожиданно бросил хозяин телеги. – Бедняки, служки. В городе есть свои районы. Увидишь и другие, побогаче. Нам придётся проехать через него весь. Другого пути спуститься на противоположную сторону нет. А площадка для ночлега лишь там. Передохнём, а завтра, с утра пораньше отправимся на торжище.
Михаила план устраивал. Он даже не прочь был и подольше задержаться в Пороге, познакомиться с ним. Город показался Мише похожим на верхушку надутого пузыря. Все значимые постройки взбегали выше и выше к пупу, где образовался огороженный внутренними стенами детинец. Именно там расположился правитель Одинты вместе со своим семейством.
Спутники поднялись к первому поясу ограждения. За невысокими стенами толщиной в три камня разбегались улицы с одноэтажными жилыми домами, кабаками, мелкими мастерскими и лавками при них. Постройки тут выглядели чуть солиднее. При дворах имелись заборы, подле которых надрывали глотки сторожевые псы. Вечерняя жизнь только начиналась. Свободные от работы горожане праздно шатались по улицам, некоторые стремились в многочисленные увеселительные заведения, где подавали кружащие голову горячительные напитки. То и дело в воздухе звучали громкий смех, девичий визг, песни или отборная брань.
Несмотря на сделанный тент, Миша следил за повозкой, пока та переваливалась по неровностям дороги. Жуликов хватало и в этом мире, как успел он узнать от Гобояна. И ради того, чтобы не работать, иные смельчаки готовы были рискнуть собственной шкурой. Алекса был прав, воровство тут считалось одним из самых тяжких проступков. Это отмечало хотя бы то обстоятельство, что за убийство воришки особо не взыскивали, ограничиваясь незначительным денежным штрафом. И, несмотря на то, преступников меньше не становилось.
Вскоре путешественники миновали ещё один заградительный пояс города, обнесённый тёсанными кольями в два роста человека. За оградой расположились дома ещё богаче тех, что они оставили за спиной. Теперь встречались и большие терема в два, а то и три этажа. С резными наличниками на больших окнах, раскрашенными фигурками тотемных зверей и прочими атрибутами излишества, свидетельствующими о солидном достатке хозяев дома. Рядом с такими домами можно было заметить слуг и стойло для лошадей.
Миша заглядывался на дома богатых горожан и представлял собственные поделки, нашедшие там себе место. Наладив сбыт среди местной элиты, можно неплохо устроиться и в этом мире, - размышлял он. – Карьера на родном заводе не шибко складывалась, может здесь больше повезёт?
По улицам этой части города уже не шатались подвыпившие горожане, а чаще не спеша шествовали представители делового люда. Преимущественно их одежда была отделана мехом и украшена красивыми камнями в оправе из ценных металлов. Михаил не завидовал этим людям, но невольно проникался к ним уважением. Сколотить капитал в таких жизненных условиях, а, главное, защитить его – дорогого стоило.
К тому времени, когда они добрались до торговой площади, вытянувшейся вдоль главной дороги, солнце окончательно спряталось за горизонт. На смену ему вползал яркий полумесяц в россыпи алмазной пыли звёзд. Возница подгонял лошадь, мотая вожжами, но Миша выпросил у того пару минут отдыха. Когда ещё он окажется здесь снова? Нынешняя экскурсия была ему и радостью и глотком познания. Возвратиться в деревенский быт, ограниченный в большинстве своём необразованными соседями, он ещё успеет. Если уж судьба распорядилась его жизнью, отправив в захолустье, он станет пробиваться в люди сам. Теперь Миша знал, что это возможно.
Он присел у колеса телеги на землю, выдернул из настила сухую травинку, приблизил на уровень глаз и рассматривал сквозь желтизну её ореола площадь. Грубые опоры рядов выстроились шеренгами в дюжину слоёв. Окончившийся день торговли завершался последней уборкой. Завозившиеся торгаши заканчивали паковать тачки товаром и разъезжались прочь. Среди рядов оставались многочисленный мусор и объедки, к которым начали стекаться нищие.
Мишин взгляд неторопливо переползал с одного места на другое. В тусклом свечении уличных факелов трудно было рассмотреть прискорбные следы торжища. Но ветер услужливо донёс до его носа сопуствующие запахи. Мужчина прикрыл лицо ладонью. Вдруг, он чуть не подпрыгнул от изумления. Михаил ухватил своего спутника за руку и указал пальцем в сторону группы незнакомцев.
- Это что? – возбуждённо задышал он, уставясь на неведомое существо, что на двух коротких ногах расположилось рядом с торговцами. Они о чём-то переговаривались и беззаботно хохотали.
- Где? – недоуменно ответил возница.
- Да вот же! Какой-то яйцеголовый монстр!
Он не мог отвести глаз от создания с вытянутой как дыня совершенно безволосой головой, которая без всякой шеи перетекала в наливающееся к земле грушеподобное туловище. Внизу туловища находился внушительный и круглый как шар живот, из которого торчали две короткие ноги с широкими, похожими на ласты ступнями. Руки существа были, напротив, несуразно длинными и доходили почти до земли. На голове необычного создания торчали два больших абсолютно чёрных глаза, под которыми протянулась расщелина рта. Носа не было. Ушей тоже. Только дырки по бокам на уровне глаз.
   
- А! Это рахия, – понял, наконец, Мишу его товарищ и рассмеялся, - прости, я не знал, что ты их раньше не видел. Этот народ живёт по соседству, в горах. Они тут часто бывают по торговым делам.
- Но это же какое-то животное! – не успокаивался Миша.
- Вовсе нет. Они же ведут себя почти как люди! Достаточно хорошо говорят на нашем языке. Да и вообще дружественный нам смышлёный народ.
- Но откуда они взялись? Это что, эволюция каких-то видов?
- Напрасно ты их обижаешь. Рахии – древний народ. Не известно ещё, кто появился на земле первыми – они или мы. Высоко в горах их страна под названием Раскопия. Говорят, большая. Мало кто из людей там бывал. Но мы с ними дружим уже очень давно. Тебе просто в диковинку это видеть. Ну, так привыкай!
- Прости мои эмоции! Конечно ты прав, я не могу ставить себя выше их. Просто чудно! Сказать кому – не поверят!
- Я не знаю, откуда ты свалился, но видать рос там, где света белого не видел! Рахии – древний народ. Не тычь в него пальцем, иначе он тебе его живо обрежет. Веди себя пристойно и делай вид, что не удивляешься. Не позорь меня! Если бы не Гобоян, я бы…, - спутник Миши беззвучно выругался, замолчал и, успокоившись, продолжил, - Всё, что можно было бы отыскать полезного для людей в горах, рахии приносят на базар. Камни, разные металлы, тамошние снадобья, да всё, что угодно. Мы даём им то, что хотят они, а они нам свои богатства в обмен. Все довольны. Эти связи ничем не хуже других. Понятно?
- Абсолютно, - Миша отвернулся от незнакомого существа, но то и дело бросал искоса в его сторону взгляды, пока рахия сам не заметил его. Выходец с гор пристально вгляделся в Михаила. Его лицо вытянулось в задумчивости на минуту, и затем он тут же поспешил с площади вон.
Возница тронул поводья лошади, и телега двинулась дальше. Михаил перешёл на сторону к своему спутнику: - Расскажи, пожалуйста, мне ещё про рахий! А кто из других созданий живёт в этих землях? Что там находится за горами? А ты ходил к большому морю?
Сперва его спутник пытался коротко отвечать, но потом как отрубил разом: - Мне нечего тебе рассказать! Я ничего толком не знаю. Мы здесь не привыкли лезть в чужие дела, ясно!? У нас своих забот хватает. Тот, кто задаёт много вопросов, вызывает подозрение. Не стоит болтать попусту. Хочешь много знать – пытай своего дружка Гобояна!
Только после такой отповеди Михаил угомонился, и далее они шли молча. А вскоре добрались до стоянки, где отыскали местечко для ночлега. С лошади сняли поводья, дугу и привязали к столбу. Развернули за оглобли телегу, чтоб та встала вплотную к стене, накидали под неё сена и кинули жребий, кому спать первым. Первому выпало хозяину повозки, отчего тот нырнул вниз и, не прошло и пары минут, как громогласно захрапел.
Миша улёгся на телегу сверху и за неимением лучшего стал разглядывать звёзды.  Новая земля оказалась полна сюрпризов. За пределами деревни, где Мишина философия обрела было комфортные границы, таился иной, впечатляющий мир. Самоуспокоенность, что пришла к нему всего несколько дней назад, оказалась потревожена. Неизвестность с некоторых пор больше пугала его, нежели вызывала любопытство. А мог бы он оказаться готовым к таким поворотам? Конечно мог бы, если бы Гобоян оказался более разговорчив! Зачем что-то скрывать от него? В конце концов, всё это всего лишь знание, что позволит ему найти своё место в новой жизни. А раз уж старик взялся за опекунство, он должен был вооружить знанием своего подопечного… Что ж, ему это так с рук не сойдёт. Он ещё вытянет из своего домовладельца всю подноготную!

***

В то время, когда Миша вёл внутренний диалог, лежа лицом к звёздам в Пороге, коренастый бородатый человек, на плечах и голове которого тряслась медвежья морда и шкура, скакал на гнедом жеребце в сторону леса Средень. Он нёсся, следуя по пересекающей поле, старой заброшенной, поросшей дикой травой, гужевой дороге, и яркая луна светила ему в спину.
Наездник резко осадил коня перед отвесной стеной лесной чащи и вскинул руку с зажатым в ней посохом: - Стоять! Вы, отродья бездны, вам закрыт сюда путь! Как вы смеете?
  Чернота леса вскоре зашевелилась белыми пятнышками мёртвых глаз, приблизившихся к его границе. Они замигали безжизненным светом. Десятки, если не сотни пар глаз.
Всадник в шкуре яростно закричал: - Нет! Нет! Нееет! Вы не должны быть здесь! Уходите прочь! Иначе мы уничтожим каждого из вас вместе с вашими хозяевами! Вы ответите сполна за каждую отнятую жизнь! Гнусные порождения смерти! Огнём и мечом к вам! Огнём и мечом!
Он взмахнул в сторону чащи посохом, и с неба сорвалась короткая молния, полыхнувшая яркой вспышкой света по деревьям и спрятавшимся за ними тварям. Раздалось многократно повторившееся озлобленное шипение и стон. Будто сам лес завыл от причинённой ему боли.
Всадник кинул в их сторону победный клич, развернул коня и помчался обратно, долой от леса.

***

Утром Миша и его товарищ оказались на базарной площади, где с успехом сбыли весь привезённый товар. Мишины поделки вызвали немалый интерес, и мужчина получил заказов на добрый месяц вперёд. Однако, пока шла торговля он был рассредоточен, часто отвечал невпопад и терял из виду собственное имущество. Причиной тому стала любопытность, из-за которой Мишин взгляд то и дело блуждал среди толпы в надежде отыскать в ней рахий, либо иных существ, населявших этот мир. Товарищ Михаила ругал и одёргивал его, призывая к благоразумию, но быстро махнул на то рукой. В результате они рассорились, и весь обратный путь провели в молчании.
Прибыв в деревню, Миша поспешил к дому старика, приготовившись выпалить по нему залпом вопросов и даже претензий, вызванных утаиванием важной информации. Он распахнул дверь, но, готовое сорваться с языка, недовольство встало поперёк горла.
В доме помимо Гобояна за круглым столом восседали хорошо знакомый Мише Крос и неизвестный бородатый мужчина, рядом с которым на лавке покоилась мёртвая медвежья голова, устрашающе скалившая верхние клыки. Под потолком растянулся дым, поднимавшийся от курительной трубки незнакомца. В лицо Мише ударил спёртый воздух натопленного, провонявшего потом воздуха. Присутствующие обернулись к нему, бегло оглядели и невозмутимо продолжили беседу.
- Их слишком много! Такого количества не знала ещё история наших мест, - сказал бородач. На вид ему было около пятидесяти лет. Лицо мужественное, испещрённое морщинами на загоревшей коже. Из-под густых бровей блестел пронзительный взгляд усталых глаз. Плечи и руки незнакомца были налиты натянувшей одежду силой.
- В любом случае, наша задача – не только остановить убийства, но и уберечь людей на Купалу. Сами знаете, что может случиться в эту ночь, - пробасил Крос.
- Это самый большой вызов за последние десятки лет, - согласился Гобоян.
- Но нас всего трое! – воскликнул бородач, - как мы это сделаем?
- Другого выхода нет. Это наш путь, - ответил старик. – Мы оказались у врат, нам и держать гостей.
Собеседники задумчиво опустили головы. Воцарилась гнетущая тишина, в которой было слышно потрескивание огня от толстых свечей.
- Я прошу прощения, что вторгаюсь в разговор, - вмешался Миша, - если речь идёт о деле, где пригодятся лишние руки, то они в вашем распоряжении. Я хотел сказать, вас не трое, а четверо!
Мужчины изумлённо обернулись к нему, и через мгновение бородатый громко расхохотался. За ним не удержались и Крос с Гобояном.
- Что? Что не так? – Миша развёл руками.
- Он всегда такой? – вытирая выступившие на глаза от смеха слезы, спросил бородач.
- Миша меняется и очень быстро, - ответил старик, а затем повернулся к Михаилу: - Твои слова достойны настоящего мужа, твёрдого сердцем. Мы искренне благодарим тебя за проявленное участие, и прошу простить нам слабость, вырвавшуюся со смехом наружу. Дело вовсе не в тебе. Причиной всему волнение и тревога, что гложут нас уже много дней. Присядь рядом и послушай.
Миша налил себе брусничного кваса из кувшина, что стоял на столе и сел рядом со стариком. Он отогнал назойливую муху, безрассудно крутившуюся у него перед носом, и нечаянным ударом сбил её прямо себе в кружку. Опрокинутое навзничь насекомое закружилось по поверхности кваса, как заведённый экипаж на круговом треке. Крылья мухи оказались скованы приторными водами напитка, и её борьба с каждой секундой становилась всё слабее. Миша с любопытством наблюдал за попытками насекомого вырваться из лап смерти. За борьбой, в сущности, не имеющей перспектив для победы. И всё же муха продолжала биться…
- Прежде всего, я хочу познакомить тебя с нашим другом Арисом. Он суров с виду, но имеет доброе сердце и светлые намерения, - старик толкнул Мишу рукой, возвращая его внимание к себе, и кивнул на бородатого мужчину. – Арис владеет многими нужными знаниями и навыками. Такими, что и десятерым не под силу. Завоюешь его расположение к себе – обретешь преданного и верного друга… Итак, Крос, наверное, уже говорил тебе о Вырии. Стране забвения, что лежит за лесом под именем Средень и Забыть-рекой, протекающей за ним. Раньше мало кто отваживался даже называть эту страну по имени. Настолько велик у живых страх перед ней. Ведь Вырия – это страна мёртвых. Никто, попав туда, не может выйти назад невредимым. И никто вышедший оттуда не приходит в мир живых с добром. Там живёт лишь зло. Вот почему Забыть-река испокон веков охраняет раздел между нашими мирами, у которых нет ничего общего… До недавнего времени нечистые шалили в наших землях. Это происходило по тем законам, что были известны предкам ещё за тысячи лет до нас. Можно считать эти законы законами сотворения самого мира. Допустимость вмешательства мёртвых к живым жестока, но таковы правила соседства миров. Лёгкое трение, что позволило в своё время людям узнать обитателей Вырии ближе и выработать защитные меры. Ты, полагаю, тоже слышал что-нибудь об этом. Чеснок от упырей, переодевание от леших и прочая расхожая информация. От общения между мирами есть польза. Мы многому научились у смерти. Это нельзя не признать. Хоть порой и значительной ценой для себя. Люди любят риск, их сложно уберечь от неосторожных шагов, когда кажется, что вот-вот и они смогут обрести некий особый дар от смерти. Увы и ах. Законы соприкосновений миров были санкционированы самими живыми. Их любопытство выстелило дорогу к смерти. В прямом и переносном смысле… Однако всерьёз никто с мертвецами дела не имел. Только ворожеи вроде нас. Но мы никогда не были излишне болтливы…
- Это я заметил, - пробубнил под нос Миша.
- … с некоторых пор порядок нашего соседства изменился. Случайное баловство сменилось неприкрытой враждой. Закон оказался грубо нарушен. Всё чаще стали отмечаться случаи, когда на людей принялись нападать мертвецы, вышедшие из пустоши Вырии. Не волколаки и упыри, не лешии и водяные, а настоящие незалежные выродки с того света. Бесчувственные, озлобленные, навеки проклятые твари, движимые только одной целью убивать и ничего более. И они находят оправдание своему насилию. Заявляют, что имеют права на тепло мира живых. Закон нарушается по праву. Такова версия Вырии.
- Чушь! – буркнул Арис.
- Вне всяких сомнений. Итак, первым был растерзан в месяц палет – зимой по-нашему – маленький мальчик, вошедший в лес за ягодами. Можно было бы подумать всякое, но мальчик был убит среди бела дня, а, как правило, нечистые неистовствуют только по ночам. Я сам осмотрел его выпотрошенное тело и нашёл повсюду следы ходячей мертвечины. Их мерзкую слизь. Впрочем, один случай в то время мы не сочли тенденцией. И тревога тогда ещё не завладела нами. Однако чуть позже был найден ещё один труп. Истерзанное тело девчонки, что также днём играла с младшим братом в прятки, после чего тот нашёл сестру со свернутой шеей и сошёл, бедняга, с ума. Этот случай был уже недели за три до сегодняшнего дня. И потом как прорвало… Убийства стали случаться каждый день. Люди позабыли дорогу к Среденю, ведь любой, кто окажется с ним рядом, рискует жизнью. Тебе крупно повезло, Миша, что ты выбрался наружу в ночь своего побега. Признаюсь, мне потребовалось немало труда вывести такого неверующего малого как ты оттуда. Пришлось призвать на помощь птицу-оборотня. Ты видел его как дятла. И далось мне это, поверь, не просто. И, насколько я помню, ты успел вкусить свою толику страха, который пронизал лес насквозь. А ведь ты даже не знал, кто таится среди деревьев. Зато это знаем мы. И, поверь, нам страшно. Очень… Однако, я отвлёкся. Положение дел такого, что пока мы обсуждаем творящееся лишь в Средене. А ведь очагов опасности на границе Забыть-реки куда больше. Мы можем лишь догадываться о масштабах набирающей силу беды. Лишиться промысла в лесу – ерунда. Это люди могут перенести. Помимо Среденя в наших местах немало лесов. Но главное, что теперь мы знаем – сама граница между мирами разрушена! А это уже верный признак опасности, грозящей всему мироустройству. Чем ближе Купала, тем мёртвых в лесу становится всё больше. Он дышит сиплыми глотками нежити, наводнившей его. И мы слышим это дыхание тоже. Всё громче и громче.
- Всё громче и громче, - повторил Крос, потупив взор.
- Фантастика! – воскликнул Миша.
- Увы, нет. Уже реальность. Убедиться в этом ты можешь, если отправишься на прогулку в лес. Не желаешь?
Миша энергично замотал головой.
- Что ж, как бы то ни было, я думаю, что убедиться в моих словах ты сможешь и на нашей стороне. В ночь Купалы мёртвые придут сами. Таково их право.
- Право, ради реализации которого они и пришли в Средень! Их десятки тысяч. Я видел всё это своими собственными глазами, - подтвердил Арис. – Если эта армия побежит беспрепятственно в мир, целым поселениям настанет конец. Этой деревне, как ближайшей к лесу, уж точно.
- И что же делать? – Миша заглянул в глаза каждому из собеседников за столом, - что делать? Здесь же наши дома!
- Для поиска ответа на твой вопрос мы и собрались здесь, - ответил Крос.
- Решение есть, - кивнул Гобоян, - самое простое и самое верное из всех. Мы примем бой! Если хочешь помочь, мне кажется, я найду для тебя задание, - хлопнул он Мишу по плечу, а затем поднялся на ноги. – Завтра праздник Купалы. В эту ночь мы не сомкнём глаз. Разбредайтесь по дому и ложитесь отдыхать. Нам понадобятся силы. Много сил.

***

На искусно выдолбленном из бордового гранита троне сидел Руперт – царь страны Раскопии и повелитель её славного народа – рахий. Своей широкой ступнёй он обнимал круглый камень красивого малахита и катал его по каменному полу будто мяч. Он перекатывал его с мягким стуком переваливающихся неровностей, словно пытался сгладить их и превратить камень в безупречную сферу. Затем остановил движение и резким ударом скинул малахит вниз, где тот запрыгал по ступеням и ударился о стену, у которой сидели главные лица Раскопии, составлявшие её государственный совет. Жрец, главнокомандующий, казначей, ведун-астролог и глава секретной охраны. Члены самой охраны и другие подданные рангом ниже не имели права быть в тронном зале царя. Только самые близкие.
Казначей поднял отскочивший к нему камень и положил его рядом на каменную скамью: - То, что касается людей, не должно волновать нас, - вымолвил он на древнем языке рахий, звучащим словно кромсание тесаком стеблей хрустящей травы. Столько в нём было согласных звуков и почти не было гласных.
- Не должно, говоришь? А за счёт чего ты собираешься пополнять казну? И кто кроме обнищавшего человечества даст тебе клубни картошки и репы? Кто вырастит столь привычную для нас пищу? Может лироги вдруг расщедрятся? Или ты вдруг научился это делать сам на наших камнях? – изумился жрец, - Хочешь, чтоб мы с голоду подохли все?
- Ты жрец, ты и думай, как нам выкручиваться! Давно бы нашёл способ вернуть мир с лирогами, что живут по другую сторону гор, - не унимался казначей. – Там наши предки растили пищу. Там и наша земля по праву! Любой мир лучше войны. Прояви хитрость в переговорах, умилостиви хранителей и, глядишь, земля людей нам больше не станет нужна. Каждый должен делать свою работу и предлагать план спасения, а не отправлять свой народ на самоубийство! Ты, что не знаешь, что встать против мёртвых, это не путь рахий? Разве тебе неизвестно, кто послал их к людям? Дни тех сочтены, это же очевидно! Воеводы Порога и Экурода заросли жиром от безделья. Людям конец! Другое дело мы. На нашей стороне сама природа! Пусть враг ещё попробует вскарабкаться в горы! Мы тварей сюда не пустим. Запрёмся и всего делов!
- Среди людей появился летун, - вмешался военноначальник, и воцарилась тишина. – Один из наших торговцев видел его в Пороге на днях. Говорит, спутать невозможно. Если это так, то надежда есть. Народ рахий никогда не боялся войны. Мы не искали её, но если у границ нашей земли, у тех, кого мы считали своими друзьями, появились враги, мы не сможем оставаться в стороне! Я хочу, чтобы мои дети росли в свободной стране, а не оказались заперты на всю жизнь в бесплодных камнях!
- И с кем ты собрался тягаться со своими топорами, а? – не унимался казначей. – Идти войной против мёртвых, которых даже огонь людей не берёт? Или криками своими запугать их думаешь?
- Да пошёл ты!
- Сам пошёл!
- Хватит! Молчать! – прикрикнул на разошедшихся подчинённых Руперт. – Я довольно послушал ваших распрей, чтобы принять решение. Твои трусливые речи, Зарух, - обратился царь к казначею, - я могу объяснить только тем, что ты рос без отца, и тебе некому было рассказать, что доблесть мужчины не только, и не сколько в том, чтобы сохранить свою шкуру целой, а в том, чтобы рискнуть ей, если это может спасти жизни других. Воевода прав, рахии не прячутся по кустам, когда миру грозит беда, но и лезть на рожон мы не станем. Отправьте разведчика к людям присмотреться к избранному летуну. Пусть проявит себя, чтобы знать наверняка. И если то, что сказал воевода окажется правдой, он сам придёт к нам. А если нет… Мы примем бой, поскольку всё одно, мир будет обречён.

Глава 3. Солнцестояние.

Уже с раннего утра дня Купалы в деревне стояла кутерьма. Девушки соревновались в плетении венков из огромного количества съедобных корней, трав и цветов, что были собраны на заре. Каждая хотела, чтобы её венок стал особенным, обладал силой, вплетённого в него символа и колдовского знака. Они знали секреты, которые хранились именно в их семьях и вживляли символы в свои венки с надеждой на удачу. В доме, что находился ближним к избе Гобояна, молодая русоволосая девушка Варя заканчивала приготовление своего первого после совершеннолетия венка и думала в эти минуты только о своём парне Мокше и его веснушчатой улыбке. Она представляла ямочки на его щеках, и улыбалась, будто те были подле неё сейчас, а на её спине ощущалась тёплая мужская ладонь. От приятных мыслей она чуть смущалась и невольно отворачивала лицо от окна, подле которого сидела. Уже скоро ночь Купалы, и она увидится с возлюбленным.
Парни таскали к деревенскому пруду, у которого должен был развернуться праздник, сухую ветошь и деревья, что были срублены накануне. Там, у берега они вязали основы для костров, что испокон веков жгли в честь Купалы их предки. Вот и Мокша был тут. С разлетевшимися соломой волосами он без устали рубил в перелеске кустарник и обхватывал затем прутья в снопы. В перерывах парень разгибал спину, запрокидывал голову, искал скрытое средь спутавшихся ветвей солнце и улыбался ему. Скоро я разожгу огонь в честь тебя, Варя, - думал Мокша и счастливый продолжал трудиться. 
В предстоящую ночь очищающий огонь, как символ людской радости, должен был воспылать в темноте, очистить от скверны самих людей у него собравшихся и отогнать зло, если то окажется рядом. В Купалу верили, что огонь, разгоревшийся в ночи, убьёт всякую нежить, для которой эта ночь является их временем. Ведь огонь Купалы – огонь самого солнца, испепеляющий мертвецов. Тот выманит зло к себе, а потом сожжёт дотла! В честь древней клятвы сотворения самого мира.
Каждый из людей, и особенно дети, мечтали получить в Купалу знание, которое они искали. Растение своей семьи они закапывали под венцами домов с западной стороны или, кто посмелее, на другом берегу водоёма, у которого собирались жечь праздничные костры. Откапывая затем его утром назад и съедая кусок, можно было открыть загаданный секрет. Так находили порой потерявшиеся вещи или узнавали имя своего будущего супруга. Те же, кто брался в Купалу за ворожбу, могли получить оберег или магический предмет большой силы. Случалось и такое, что вместо оберега являлся союзник человека в облике живого существа и, если человеку везло, союзник мог помочь с чем-нибудь, или дать совет. Бывали, правда, случаи, когда союзник жестоко убивал несчастного, разрывая в ярости на части. Но в деревне о таких не слыхали.
Нечисть Вырии тянуло в ночь Купалы к людям как мотылька к огню. Каждый знал, что в день солнцестояния открываются ворота мёртвым в мир живых. Особенно тем, кто в обычные дни ни за что не мог пересечь границу. Вылазки в Купалу приносили тварям вдвое больше выгоды, нежели в другую ночь. Оттого те их так ждали. Живые тоже извлекали себе пользу. Они даже могли войти на территорию смерти, но мало кто этим пользовался. На земле живых в эту ночь и без того открывалось немало секретов. Это был день законного обмена миров. Тот, о котором говорил старик Мише. Особый день соседства. Не всегда доброго, ведь сюда шли не только души мирных умерших пообщаться с бывшими домочадцами, или любопытствующие лешие, утопленники и прочие незалежные мертвецы, но и упыри и оборотни. Те, кто рвался в свой бывший мир, чтобы крушить его, кто жаждал лишь его тёплой крови. Чтобы уберечься от таких мужики деревни уже до полудня затыкали под крыши домов крапиву и ветки репейника. Читали отговоры и готовили деревянные орудия. Не факт, что зло может ворваться в столь страшном облике, но на Купалу возможно было всякое.
И всё же возможные выгоды от взаимопроникновения миров делали людей куда покладистее. Колдовскую пользу Купалы спешили извлечь многие. Пожалуй, в каждом жилище было приготовлено по кувшину, который ночью следовало наполнить водой из пруда, где проснутся не только утопленники, но и русалки. Такой водой потом лечились и окропляли от беды окна. Готовили и жернова с зерном, чтобы молоть муку непременно в эту ночь, дабы потом печь хлеб, начинённый её силой. Готовились люди собирать и особые травы. Жаждали узнать секреты, обрести богатство и покровителя с той стороны. Много чем был знатен Купала. Наверное, самый важный день, и для живых и мёртвых.
Проснувшиеся с рассветом старик и его гости тоже взялись за работу. Предстояло приготовить многое. Гобоян раздавал указания, и Миша послушно следовал им, украдкой поглядывая на своих новых товарищей, как те ловко управляются с обработкой неизвестных мужчине растений и готовят из них сырьё. Ближе к полудню приготовления были окончены. Готовым скарбом наполнились увесистые холщовые сумки. Товарищи наскоро перекусили, повесили сумки на плечи и двинулись в сторону крайнего навеса на западной оконечности деревни.
В расположившуюся под навесом конюшню, зашёл Арис и вскоре вернулся, ведя под уздцы трёх сильных молодых коней. Их напоили из корыта, в котором Гобоян размешал приготовленное свежее снадобье. Животные будто вспыхнули изнутри: глаза их увеличились, шерсть приподнялась над шкурой, выступила испарина. Они принялись бешено бить ногами на месте, словно хотели скинуть невидимых наездников. Дикие голоса коней разрывали перепонки и заставили Мишу спрятаться за оградой. Но, вскоре они угомонились, и тогда Арис, накинув узду на каждого коня, раздал поводья Гобояну и Кросу, а одни оставил у себя.
Прежде чем сесть на коня самому, Арис помог Мише взобраться на спину животного, что тот проделал далеко не с первого раза.
- Ты что, верхом не ездил? – удивился бородач.
- Конечно нет! С изобретением машин животных оставили в покое!
- Трудно тебе придётся, брат, - вздохнул Арис и тронул за уздечку, нагонять уехавших вперёд товарищей. От непривычки быть верхом на лошади Миша всю дорогу молил небо сохранить ему в целостности причинное место, нещадно стучащееся о спину и холку животного. Арис оказался прав – легко не было.
Вскоре процессия покинувших деревню мужчин миновала первую сосновую рощу, за ней березовую, обогнула стороной ряд прудов с заросшими высоченным камышом берегами. Проскакала под утёсом крутого холма и выскочила на заброшенную дорогу к огромному полю. Взлетая с холма на холм, компания всадников выехала на поле и стала приближаться к тому самому пресловутому лесу, где Миша, заблудившись, чуть не расстался с жизнью. Теперь коварный лес обрёл имя – Средень.
Чем ближе становилась стена леса, раскинувшегося на границе Одинты, тем сильнее чувствовался его запах, что доносил ветер с западной стороны. Это был отвратительный запах гнили, словно идущий от открытого гигантского скотомогильника. Затем ветер усилился. Он неожиданно стал набирать обороты, ударяя порывами по людям и едва не опрокидывая их, покуда яростный натиск не превратился в беспрерывный шквал, сквозь который кони еле тащились вперёд. Уже не так стало важно, какие запахи нёс набравший силу ураган. Всадники закрыли глаза, вжались в своих коней и лишь скрипели зубами от натуги.
Высокая трава поля превратилась в стелящийся в нескольких сантиметрах над землей живой ковёр, который трепыхался под разбушевавшейся стихией. Ветви деревьев вытянулись по ветру, будто ищущие помощи руки, обнимающие собственные стволы как тела, защищая их от внешней угрозы. А неистовый ветер рвал и терзал их, отнимая лист за листом, и ломая ветви, словно человеческие кости.
Не сговариваясь, что было бы и невозможно в таком положении, всадники остановились и насилу спешились с коней. Гобоян, упираясь изо всех сил ступнями, медленно пошёл вперед. Прошёл с десяток метров и воткнул перед собой в старую межу посох. Затем достал из сумы венок и повесил его на верхушку посоха. Ветер словно взвыл от досады, взорвав ушные перепонки высокой нотой.
Мише показалось, что находиться за спиной Гобояна стало безопаснее. Крос и Арис разошлись по сторонам вправо и влево чуть позади старика и также воткнули посохи в землю. Как только на них легли такие же венки, ветер за образованной стеной почти стих, и воцарилась тишина.
- Щит готов, - Гобоян наделил именем проделанную работу, - теперь отнимем у них волю!
Арис вогнал за щитом в землю кол, к которому привязал коней, затем преклонил колено и достал из наплечной сумки пучок сухой травы, кусок дерева и палочку для огнива. Крос выложил рядом несколько чёрных камней угля. Старик тоже полез в свою сумку и достал оттуда закрытую крышкой ступку с белёсым раствором. Он вышел за границы сооружённой треугольником стены и пучком смоченной в растворе травы стал обводить вокруг защиты круг. Пока Гобоян мазал траву, он бормотал что-то под нос на незнакомом Мише наречии, повышая голос всё выше и выше, покуда не свёл круг, чуть ли не крича. Михаил тоже снял сумку с плеч и с любопытством наблюдал за движениями товарищей.
Арис растёр палочкой в дереве огонь, бережно выложил его на землю и стал подносить к огню один за другим куски угля. После того как все они занялись пламенем, он сложил уголь в кучку. Язычки огня заплясали по чёрным бокам древесных камней, бросая искры вверх. Товарищи застыли вокруг ещё так несмело дрожащего пламени, смотрясь букашками на фоне грозной громады леса и той чёрной силы, что сгрудилась там. И только они сами верили, что смогут не только выстоять, но и победить зло, спасая надежду на выживание всего мира.

***

Ещё не успело до конца стемнеть, как веселая беготня и игры, разгоревшиеся в деревне, вылились на берег пруда, где людей дожидались главные мгновения праздника. Девушки расплетали косы и вставляли в волосы заговоренные растения, ребята подняли над землей огромный шест, воткнули его в заготовленную яму и самый расторопный закрепил на вершине шеста колесо, к которому привязал черепа собаки, лошади, коровы и кошки.
Как только последние отблески солнца сползли с мира за горизонт, мужчины запалили костры и окружили их. За накрытыми едой и напитками столами зашумела жизнь. Хмельной квас и настойки плескались в чарках, вздымаемых вверх под пламенные речи разрумяненных людей. Яркий свет горящих костров осветил землю и пруд. Воздух нагрелся вблизи огня подобно солнечному свету, и празднующие запели во славу Купалы и цветения жизни в его лучах.
Холостые парни и девушки, взявшись за руки, принялись скакать через огонь и заклинать друг друга в супружеском союзе. Среди них были и Варя с Мокшей. Они разбегались и, отталкиваясь от земли, будто парили над алыми языками огня, переносясь на другую его сторону. Жар обжигал их руки, но они их ни разу не отняли их друг от друга. Глаза пар оставались соединёнными взглядом, которому неведом был ни страх огня, ни другой из стихий, поскольку тот сам был ею. И, наверное, самой сильной из всех, по имени любовь.
Напрыгавшись через огонь, молодые стали обливаться водой и звать свои пассии в друзья и подруги. Ребята гонялись за нравившимися им девчонками и старались стащить с тех одежду, чтобы заполучить их как знак будущего союза. Место у пруда зашумело хмельными играми и смехом.
Тем временем, Алекса первым из мужчин деревни, схватил из груды камень и попытался сбить им какой-нибудь из черепов наверху шеста. За ним следом это стали пробовать другие. Ведь сбить череп – всё равно, что дать в глаз колдуну или колдунье. Далеко не всем такой трюк удавался, но раз за разом прилетавшие в цель камни вскоре оставили на колесе лишь осколки белых костей. Подвыпивший Алекса выхватил горящую ветку из костра и полез с нею наверх шеста. Там он зажёг колесо и счастливый сполз назад на землю, где принялся горлопанить о незавидной доле нечистой силы и бесплодности её попыток взять его лично, Алексу, за потроха.
Под взошедшей над головами празднующих луной многие принялись скидывать одежды и полезли купаться в пруд, отчего, и без того шумная, ночь наполнилась визгом и плеском воды. Дети подпалили в огне факелы и стали носиться с ними вокруг пруда и дразнить купающихся. Двое парней подожгли деревянные колеса и стали гонять их палками по земле и раскиданной кругом соломе. Теряя кусочки пламени, те оставляли за собой дорожки красных искр, будто отражение гроздей звёзд на небе. На чёрном небе самой короткой ночи в году.

***

- Первые пошли, - проговорил Арис, указывая пальцем в сторону леса.
Миша присмотрелся и увидел, как из-за деревьев на открытое пространство поля стали выбираться бледные фигуры похожие на людей. Они шли не спеша, будто переваливаясь с ноги на ногу. Друг за другом, строем, следом за которым вышагивали всё новые и новые гости. Среди этой толпы, наплывающей колеблющейся стеной на широкое поле, замелькали отдельные фигуры, шныряющие из стороны в сторону куда быстрее, чем основная масса пришельцев.
- Держим их! – закричал Гобоян и побежал к центральному посоху.
Следом за ним к своим посохам, торчащим в земле, побежали Арис и Крос. Миша заметался внутри треугольника, не понимая, что делать ему. Товарищи сняли с высоких палок, наброшенные на них венки, и надели себе на шею как обереги. Затем каждый привязался длинным поясом к посоху, как животное на выпасе, достал из кожаных ножен меч и занял боевую стойку.
- Миша, поднеси нам углей! – крикнул Крос. – По несколько головок каждому! И держи наготове, чтобы разжечь следующие. И не дай погаснуть огню! Ни за что на свете не дай, я тебя заклинаю!
Михаил натянул кожаные перчатки Кроса и отнёс к ногам своих товарищей по несколько кусков горящего угля. Затем он вернулся к сильно похудевшему огню и приготовился подпитать его новым топливом.
Первыми к месту их боевого лагеря подоспели летучие мыши. Они оказались гораздо крупнее особей, о которых когда-нибудь читал или слышал Миша. Мыши размером с кошку налетели на лагерь, но тут же разбились о невидимую стену, которую простёр над собой нарисованный Гобояном круг. Они озлобленно зашипели, обнажив желтые клыки и стали виться вокруг стены, создавая ощущение тёмного водоворота, внутри которого оказались заперты люди.
За мышами подоспели волки. Те также были куда больше привычных волков. Задние их лапы превосходили передние, как у зайца, и волки, то и дело, вставали на них, вытягиваясь мордой к небу. Словно хотели остаться на двух ногах и пуститься в рукопашную с людьми в круге. Тут уже старик, Крос и Арис опустили мечи в угли и принялись наотмашь рубить окруживших их тварей. Раздался оглушающий гвалт крика поверженных и яростного рёва выродков, что напирали за ними следом.
Миша обхватил голову руками и в ужасе смотрел на битву, до конца не понимая на каком свете он находится и видит ли всё происходящее собственными глазами. Его голова закружилась от страха, а к горлу подкатил комок, сдавливающий дыхание. Он присел на корточки и стал раскачиваться из стороны в сторону, поддавшись охватившей его панике. Спустя время, сквозь нахлынувший туман отрешённости, к нему стал пробиваться какой-то крик. Миша повёл глазами по сторонам и сквозь пелену на глазах разглядел фигуру Ариса, который кричал на него.
Миша покачал головой, показывая, что не может ничего разобрать. Он даже что-то сказал Арису в ответ о том, как он сожалеет. Но тот тоже, видимо ни черта не слышал. Тогда Михаил махнул товарищу рукой, и неожиданно к нему вернулся слух и стали явственно слышны прежние звуки битвы, развернувшейся на границе магического круга. Оказалось, что до сего момента мужчина сжимал ладонями собственные уши, неосознанно отгородившись от реальности.
- Огня! Дай же, гром тебя раздери, огня! – в который раз истошно орал ему Арис.
Миша неуклюже поднялся с земли, схватил угли и отнёс товарищу. Тот немедля окропил меч в огне и продолжил сечь врага.
- Жги ещё!
- Что?
- Жги ещё уголь! Быстрее! – не оборачиваясь, прокричал Арис, и Михаил побежал к костру.
Гобоян рубил уже далеко не так проворно, как в начале боя. Силы его покидали, а твари лишь усиливали натиск. За волками к кругу пришли мертвецы. Те были медлительны и не особо поворотливы, но имели одну принеприятнейшую особенность – некоторые из них могли входить в круг. Как ни странно, мёртвые оставались ещё в чём-то людьми и заклинание стены далеко не всех их сдерживало. Безотказно оно работало только против чистого зла, рождённого подле Вырии. К счастью, обереги воинов сияли для мертвецов пламенем, напрочь лишающим их зрения. И те тыкались как слепые котята, позволяя рубить себя почти беспрепятственно.
Бледные, с холодной слизистой кожей мертвецы подходили и подходили из леса. Казалось, не было видно конца и края этой страшной армии. Неожиданно Крос воскликнул: - Упырь! – и выхватив из вражеской толчеи худое тело в оборванной одежде, кинул его в круг.
Незнакомец вскочил на ноги, зашипел и уставился на Мишу, который оказался ближе всех к нему. Он распахнул рот и обнажил огромные кривые клыки, торчащие из чёрных зловонных дёсен. Михаил в ужасе зашарил руками вокруг себя в поисках оружия, а упырь в два счёта подпрыгнул к нему и протянул костлявую руку с обломками ногтей.
Миша заорал и замолотил по воздуху кулаками, как вдруг огромная ладонь Кроса шлёпнула упыря по затылку и тот воткнулся мордой в землю. Великан проворно накинул на шею гада верёвку и прибил её клином к земле.
- Никуда не денется, - бросил он в сторону Миши, - он нужен нам живой. Жги угли и готовься сменить Гобояна! – добавил он и тут же бросился обратно на оставленную позицию, куда успели пролезть уже полдюжины мертвецов.
Не спуская глаз с упыря на привязи, Михаил бросил в тлеющий костёр новых углей, а готовые понёс на позиции. Он заметил, что старик еле держится на ногах, но силы у него ещё оставались и рубил он точно. Миша сменил бы его прямо сейчас, но боялся. Как он справится с мечом, если никогда раньше этого не делал? Цена ошибки могла оказаться роковой, ведь недобитые мертвецы вовсю продолжали жить и ползти, даже если у них оказывалась перерубленной спина. Их зубы клацали жаждой убийства, и только отсечение головы могло прекратить этот омерзительный звук.
Среди мёртвых, лезших из леса, стали попадаться и другие создания, некоторые даже похожие на людей. Это были и заросшие гнилым мхом двуногие сущности, и сгорбленные коротконогие твари, скачущие будто гориллы, и прочие удивительные организмы, без всякого сомнения, враждебно настроенные к людям. Они ревели и силились оторваться от притяжения к начертанному Гобояном кругу, но лишь у единиц это получалось. И всякий раз, если такое случалось, старик кричал от досады.
Скоро Гобоян бросил свой пост, пришёл к Мише и свалился с ним рядом у огня: - Иди теперь ты. Мне нужно навести заклинания. Иначе они прорвутся дальше. И так уже некоторых упустили, - он часто дышал и тёр красные глаза пальцами. Затем старик сунул Михаилу в руку меч и соединил на его рукоятке Мишины пальцы, - иди и бей выродков! В них нет ничего, кроме жажды нашей крови. Не обращай внимания на то, что они выглядят как люди. Это уже давно не так. Они лишь злобные твари, что не преминут вонзить зубы тебе в горло. Не жалей никого и руби со всей силы! Иди же, - он накинул мужчине свой венок на шею и толкнул в сторону посоха.
Миша на нетвёрдых ногах пошёл на позицию. Первый удар у него вышел осторожным и вялым, будто он боялся обидеть жертву и причинить ей лишние страдания. Но, после того, как мертвец чуть не вонзил гнилые зубы ему в плечо, Миша словно очнулся и стал рубить со всей силы, хоть и делал это крайне неумело. Меч у него постоянно застревал в мышцах и костях жертв, отчего приходилось тратить драгоценные силы, чтобы вытаскивать его обратно. Не говоря уже о том, что ему катастрофически не везло с ударами по шее! Перерубить её с первого раза оказалось практически невозможно. Требовалось ударить раз пять, если не больше. Впрочем, как успел заметить Миша, достаточно было перерубить тем шею, как мозг твари терял связь с телом, а зубы переставали двигаться. Мужчина продолжал воевать так, как у него выходило. Учебный класс по основам ведения боя он проходил прямо тут, на первом же практическом занятии.
Как казалось Михаилу с того момента, как он взял в руки меч, по меньшей мере, миновал двенадцати раундовый поединок. Его плечи и руки ныли от суставной боли, а пальцы еле сжимали плетёную медью рукоять. В минуту, когда он готов был уронить меч на землю и сдаться, к нему подскочил сзади Крос: - Трави меч в огне! Почему ты не окунаешь его туда? Рубить станет легче! На, держи, - Крос сунул в зубы Мише какую то ягоду.
Михаил разжевал её, и в голове рассыпался фонтан ярких искр. По телу пробежал ток сильнейшего возбуждения, и во взоре наступила кристальная ясность. Мише словно сделали инъекцию мощного энергетика. Мышцы налились снова силой, и мужчина продолжил бой, будто едва его начал.
Окропив меч огнём тлеющего рядом угля, что он сам же сюда и принёс, рубить стало вдвое легче. Меч входил в плоть будто в сало и резал почти беспрепятственно. Стоило лишь поднажать и точно ударить, как головы врага действительно полетели с плеч на землю. Михаил чертыхался, что не пользовался этой возможностью ранее.
Гобоян, тем временем, кидал на угли не известную Мише траву и сдувал поднимавшийся от её горения дым в сторону леса. Он произносил заклинания, проговаривая некоторые по несколько раз подряд, словно буддист мантру. Весь ритуал старик провёл на коленях, прижимая ко лбу ладони. Его языческие жесты чем-то походили на движения современных христиан, но только отдалённо. Сейчас Мише некогда было удивляться этому смешению верований, но подспудно он копил вопросы, требующие ответа в будущем.
Вскоре Гобоян обхватил ладонями голову и зашептал: - Я прошу прощения у тебя земля за все дурные поступки, что совершил сам и совершили другие люди. Прости и ты нас ради того, чтобы дать шанс сделать этот мир лучше. Не дай исчезнуть в небытие вот так. Не от рук и клыков этих тварей. И не в эту ночь. Ещё слишком рано для смерти. Главное сражение впереди!

***

Пока у пруда шумело безудержное веселье, разгорались всё новые и новые костры, а хмельные глотки разливали в поднебесье любимые песни, Мокша схватил Варю за руку и потащил к берёзовой роще. Они бежали и смеялись, опьянённые праздником и друг другом. Наткнувшись на поваленное, поросшее мхом дерево, они остановились.
Мокша уселся на ствол первым и посадил Варю себе на колени. Та сняла с головы благоухающий, напитавшийся влагой ночи венок Иван-да-Марьи, и надела его на Мокшу, расправляя листки над глазами: - Знай, что теперь ты мой суженый! Если будешь верным, я отдамся тебе всей своей жизнью, всё сделаю для тебя!
- И я всё сделаю для тебя, Варька! Буду работать и растить наших детей. Пойдёшь за меня?
- Пойду, - не раздумывая, шепнула девушка, и склонилась к губам жениха.
Слившиеся в страстном поцелуе молодые люди, на время утратили связь с окружающим. Они растворились друг в друге, зарождая яркую как солнечный блеск надежду на счастливое будущее. Их тела стали одним телом, отдавшимся биению слившихся сердец. За этим стуком они не смогли заметить появление в кустах можжевельника остроносой, обтянутой сухой кожей морды твари, бывшей некогда человеком. Тварь потянула ноздрями запах молодой плоти и задрожала от возбуждения. Вцепившись в дёрн когтями, она стремительно бросилась к ничего не подозревающей паре. Вонзила длинные зубы в шею парня и с клокотом втянула брызнувшую из рваной раны кровь. Мокша зажмурился от нечеловеческой боли, затем как-то сразу обмяк и рухнул замертво у ног не успевшей стать ему женой Вари.
Девушка закричала, вскочила на ноги и, не удержав равновесия, свалилась за поваленное дерево. Тварь оставила уже испитую жертву и приблизилась к девушке. Убийца склонила уродливую голову и раскрыла перепачканную кровью пасть. В глазах Вари на мгновение успела отразиться луна, окрасившаяся в красный цвет. Затем они закрылись навсегда.

***

Миша продолжал рубить нежить, почти не чувствуя тела. Словно машина он поднимал и опускал тяжёлый меч, снова и снова. Время от времени Крос скармливал ему и, судя по всему, себе с Арисом, по чудодейственной ягоде. Однако та энергия, которую отдавала ягода ранее, почти уже не возбуждала. Она вспыхивала будто горсть пороха и тут же сгорала внутри. Выработалось привыкание. И кто знает, сколько ещё продержались бы в бою отважные защитники, если бы не первые проблески рассвета, появившиеся у горизонта на востоке. Серый край отступающей темноты окрасился розовой пастелью.
Нечисть озлоблено зашипела и стала нехотя отступать к лесу. Те, кто замешкался, быстро начинали терять контроль над собой и крутились юлой на месте, жалобно крича визгливыми голосами. Встающее солнце начало жечь и кусать их, опрокидывая в волны боли. Крос и Арис пошли за отступающими и беспощадно добивали тех, кого настигали в поле. Миша обессилев сел на землю там, где стоял ранее, и уронил к ногам меч, покрытый вонючей слизью убитых. Он не мог даже пошевелить головой и лишь исподлобья наблюдал, как Гобоян подобрался к пленённому Кросом упырю и накинул на него свой плащ. Упырь, до того момента, спешно зарывающийся худыми руками в землю, облегчённо вздохнул.
- Обещаю тебе, что убью быстро и не позволю мучительно истлеть на солнце, если расскажешь, откуда вас столько появилось в лесу! Я не верю, что вы собрались сами. Кто вас, тварей, согнал сюда? Кто руководит вами? Он послал вас на верную гибель, ты же видишь сам! – воскликнул Гобоян, обращаясь к упырю.
- Мы пришли нести смерть вам! – зашипела тварь, роняя на землю ядовитую слюну из поганого рта, - Таков уговор. Это предупреждение вам, живым! Отныне мёртвые идут на царствование в свои земли, принадлежащие по праву! Прочь с дороги, жалкие слабаки! Что вы можете против нас?
- Ну, пока что это ты у меня на привязи, а не наоборот! Разве мало мы показали сегодня? Припрутся другие – и им достанется сполна! О каком таком праве ты тут толкуешь, мразь? Здесь земли живых. Вы своё отбегали, отправившись за Забыть-реку. Нет никакого права, ублюдок! С чего ты его выдумал? 
- Можешь кричать что хочешь, но владыка Вырии вернулся домой! – упырь тявкал из-под укрытия, сверкая бусинами чёрных глаз. – Он рассказал нам о наших правах. Вам всем конец! Скоро мы выйдем из Вырии, не страшась света, и заберём ваши дома!
- Заткнись! Этого не может быть! Луч травит ваше мерзкое племя. Он держит границу, за которую вам не вползти. С чего ты взял, что вас не водят за нос?
- Луч… Забудь про него! Того уже почти не стало. Проход скоро будет открыт. И мёртвые сотрут ваш воняющий жизнью мир! Повелитель вернёт нам отнятое тепло из вашей крови, что прольёт рекой над землёй. Мир принадлежит тем, кто вечен! Прочь с дороги, идут нов…, - не успел он договорить, как старик сорвал с твари плащ и в ярости пнул его ногой по клыкастой голове.
Упырь завопил, упав на догорающие угли живого костра. Край солнечного ореола уже показался из-за горизонта. Тварь забегала на привязи и стала драть когтями собственные бока. Словно снимая с них губительный свет вместе с кожей. Через несколько секунд обречённый упырь задымился и вспыхнул как сухая головёшка. Он упал на землю и прогорел там полностью, оставив на вытоптанной траве скверно пахнущий пепел.
Гобоян подошёл к Мише, помог тому встать и сказал: - Мы должны дойти до леса, пока Купала ещё не испарился. Нам нужны его травы, ведь только в эту ночь они несут в себе нужные силы. Наш бой не завершён, а только начат.
Миша нехотя поднялся, взял в руки меч, и они потрусили в сторону Среденя. Шок происшедшего с ним начал бить мужчину ознобом. Зубы выстукивали дробь, а ладони охладели будто в заморозки. Вот и кончился отпуск, - подумал вдруг Михаил и бросил затравленный взгляд на своего старшего спутника. – Но почему я?      

***

Тем временем, в деревне и подле неё выходцы из мира мёртвых искали убежища от всходившего в небо солнца. Несмотря на заслон, поставленный Гобояном и его товарищами, некоторые твари всё же добежали до людей. Они успели набедокурить, но не получили взамен обещанного Повелителем удовольствия. Кровь убитых ими людей и животных не заменила мёртвую плоть. С появлением света та стала гореть и плавиться, словно масло, причиняя невыносимую боль, сводящую с ума.
Те, кто успел добежать до воды, прыгали в пруд и затаивались на дне. Те, кому посчастливилось пробраться в дома, пытались забиться в самые тёмные их углы и шипели там, стуча гнилыми зубами. Остальные сгорали в страшной агонии снаружи.
Подвыпившие и забывшиеся в праздновании люди, поздно заметили присутствие реального, а не вымышленного, порождения зла в своей среде. После первой же стычки в пруду с русалкой, которая прорвалась к месту празднования, и накинулась на ничего не подозревавшего парня, люди стремительно покинули воду и стали вооружаться деревянными палками. Не досчитались девушки, которую та же покрытая язвами русалка успела утопить и свернуть в охватившем её возбуждении шею. Мужчины скинули в воду догорающий шест с остатками черепов воображаемых бесов, но из пруда послышался лишь отвратительный смех. Обряд уже не действовал.
Донеслась весть из деревни, что по улицам скачет упырь и нападает на людей, а скот погрызли шуликуны, отчего тот помирает на глазах. Ряженные и обнажённые люди побежали к своим домам. Они вооружались ножами, вилами, косами. Твари, что носились по их земле, возможно когда-то там и жили, но теперь ничего общего с ней не имели и пришли лишь затем, чтобы принести с собой боль и страдание. Люди бросились ловить их, а встретив нещадно рубили и колотили всем, чем не попадя.
Одного заморыша с неестественно огромной спиной и ручищами удалось прижать живым. Тот пытался спрятаться в доме одинокой пожилой женщины, но, подоспевший со своим товарищем, Проп накинул на него аркан. Гада выволокли на крыльцо и заставили мучиться на свету. Он вопил что есть сил, сбиваясь на предсмертный визг, покуда одним движением Проп не снёс ему полголовы косой. Останки поверженного быстро истлели, оставив владельцу дома на память горелый след на ступенях.
Некоторых удалось также изловить и прикончить, но большую часть работы всё же проделал небесный свет. Развернувшаяся в деревне битва была окончена. Настал черёд подсчитывать потери.

***

Миша с Гобояном довольно быстро добрались до леса. Ветер больше не дул им в лицо и не препятствовал движению. В утреннем воздухе стоял оглушающий запах разложения сотен тел тварей. Миша прижимал к носу траву, что ему дал старик, и только благодаря ей мог дышать. Показалось, что от смрада некуда уже будет здесь скрыться, и он навсегда искалечил эти места. Михаил с содроганием ступал между тлеющих останков и закрывал глаза, стараясь сбежать мыслями от реальности. Ему снова вспомнился прежний дом и спокойствие улиц Златоуста. Верните меня на родину, пожалуйста, - просил он небеса и беззвучно шевелил губами.
- Очнись, Миша! – окликнул его Крос, сидящий на границе леса, привалившись спиной к щербатой березе. Рядом с ним сидел Арис, который, как в чем ни бывало, жевал кусок сушёного мяса и запивал его водой из мешочка.
- Что вы делаете? – спросил у них изумлённый Миша.
     - Завтракаем, - невозмутимо ответил Арис. – Угостить? – он махнул в сторону Миши сжатой меж пальцев бордовой полоской мяса.
Мишу чуть не вырвало, а друзья рассмеялись: - Ничего! Скоро привыкнешь! Это настоящая жизнь, не притворная. Не знаю, кем ты был раньше, но задатки воина в тебе нашлись. Молодец!
  - Молодец, - подтвердил Гобоян сказанное, - ты храбро сражался. Без твоей помощи нам пришлось бы худо. На моём веку это первая стычка между мирами подобного масштаба. Никогда на Купалу не случалось такого массового вторжения! Мёртвые гостили, но не так, как мы видели в эту ночь. Это серьёзный вызов, друзья… Боюсь даже предположить, что будет дальше, если слова упыря окажутся правдой. Быть может нам суждено увидеть конец света своими глазами. Но, клянусь правдой этого мира, покуда последний вздох не застрял в моей груди, я буду биться с выродками и крушить их, как они того заслуживают! Им тут не место, что бы ни говорили, и мы не позволим забрать им жизни людей. Настоящие, а не после смерти. Те оставьте себе и подавитесь ими! – последние слова он выкрикнул в сторону чащи.
- Ну, а теперь, - продолжил старик, - нам пора собрать трофеи этого священного дня. – Вы знаете, что искать, - обратился он к Кросу и Арису. - А тебе, - он повернулся к Мише, - нужно найти цветущий папоротник. Я не смогу тебе помочь. Ты должен найти его сам. Представляешь, как он выглядит?
  Миша покачал головой.
- Представь себе обычный папоротник. А тот, что нужен тебе, выглядит абсолютно также, только не ярко. Он несколько бледнее цвета листвы леса. Словно с него сошла кровь и выступила наружу в виде белого как снег цветка. Этот цветок может быть небольшим. Он может прятаться в листьях папоротника, укрываться ими. Но ты его найди. Не увидишь глазами – ищи сердцем. Рядом с папоротником могут сидеть змеи, что станут прыгать на тебя. Маловероятно, но могут. Спусти рукава рубахи пониже и просто будь осторожен. Найдёшь папоротник – выкопай весь куст из земли и торопись с ним из леса наружу. И ни в коем случае не оборачивайся! За растением может потянуться шлейф духа хранителя, что одурманит и свалит тебя. Этот лес давно уже не наша земля. Он полон опасностей. Помните: не выпускайте из рук мечи! Твари не исчезли, они просто затаились и лишь ждут удобного случая убить каждого из нас. С особой жестокостью, ведь мы помешали планам их хозяина.
Мужчины взяли в руки оружие и вошли в чащу, где их пути разбежались в разные стороны. Звуки их голосов сгинули в чаще и только тогда из кустов в поле поднялась совершенно безволосая голова рахии с отверстиями вместо ушей и большими чёрными глазами навыкате. Рахия встал на ноги и быстрым шагом пошёл от леса в другую сторону. Его глаза увидели уже достаточно, чтобы сделать искомые выводы. Он подозвал из рощи коня, оседлал его и припустил рысью по направлению к далеким горам, что просыпались в предрассветной дымке.

***

Гобоян и его товарищи, неся на плечах набитые травами сумки, вернулись в деревню только ближе к вечеру. На её улицах слышался плач и причитания людей, потерявших в минувшую ночь друзей и близких. У ворот хлевов появились настилы, на которых почти повсеместно лежали трупы умерщвлённых животных: коров, лошадей, овец, коз. Чуть ли не каждое хозяйство осталось без кормилиц.
- Что это? – кинулась к старику седая женщина в затёртом до дыр сарафане, когда мужчины приблизились к дому Гобояна. – Ответь мне старик, как такое стало возможным, что твари, которых мы отваживаем от нашего мира, смогли напасть на живых? Откуда у них столько силы? Почему ты оставил деревню сегодня? Где же твои заклинания, а? Отвечай!
Гобоян насилу снял с себя руки женщины и двинулся дальше к дому.
- Ответь мне, где моя дочь? Ты же всё всегда видишь! Или ты теперь беспомощен, как ослепшая старая собака?... Где Варя, ответь мне, старик! Где? – женщина закричала в спину старцу. Затем вцепилась в свои спутанные на голове волосы, зашлась плачем и села у ограды на землю.
Миша хотел ей помочь, но Арис не позволил. Друзья прошли мимо.
- Она мертва, - пробубнил сам себе под нос старик.
- Что? – наклонился к нему Миша.
- Девушка мертва, - повторил Гобоян. – Мы не смогли их сдержать… Клянусь светом, они за это заплатят. Заплатят сполна!
  У калитки дома старика его поджидали двое из старейшин деревни. Тех, как теперь уже знал Миша, сложно было с кем-нибудь спутать. Они почти всегда носили длинные, ниже колен балахоны и амулеты, болтающиеся на груди поверх одежды. Михаилу всё никак не удавалось разобрать, что на этих амулетах начертано: животные, символы, древние буквы, знаки? Вот и сейчас он приглядывался к круглому диску на груди одного из старейшин и гадал, действительно ли там клубок змей, что ему виделся, или это что-то иное.
- Здравствуй, Гобоян, - приветствовал старейшина, что был повыше ростом, - здравствуйте и вам, - он кивнул сопровождавшим старика мужчинам. – Выглядите измождёнными. Неужто, Купала так измучил?
- Да, в лесу заплутали. С погодой не повезло, - ответил Гобоян.
- А, ну как знаешь. Не хочешь отвечать, твоё дело. Мы в ваши дела не лезем, и, я надеюсь, ты ценишь эту тактичность. Но ты живешь среди нас, а, значит, должен был бы участвовать в жизни деревни. Это правило для всех.
- Пришла беда, Гобоян, - взял слово второй старейшина, - много людей пострадало, скот погиб. Может, дашь своё объяснение, как такое могло случиться?
  - Сперва я хочу услышать ваше мнение, - ответил старик.
- Что ж, мы считаем, что лес утратил защитные функции. Случилось, что-то непоправимое и твари обрели силу покидать свои укрытия даже среди дня. Тебе хорошо известно о случаях, когда исчезали люди в лесу. По сведениям из Порога, первый случай произошел ещё более трёх недель тому назад. Значит, уже тогда начались изменения. Вот, что мы об этом думаем. Городской совет направлял охотников за нечистью, но толковых сведений собрать не удалось. Прозвучало только о некоем избранном, что пришёл в наш мир и угрожает Вырии. Но что это за человек и существует ли он, доподлинно не известно Перспективы наши неясны, оттого мы утратили уверенность в будущем. Впрочем, надеемся, что не так всё плачевно. Известный факт – людям нужно о чём-то судачить. Не раздул ли страх лишнего, как считаешь?... Молчишь. Что ж, наша беда на лицо. Если не дать ей объяснения – люди станут искать врагов среди себя. Одинта существует на рубеже миров тысячи лет. Мы пережили всякое. Можно подумать, чего бы нам ещё бояться?! Но, знаешь, Гобоян, после минувшей ночи даже мы усомнились в твёрдости мира. И на душе, я признаюсь, тревожно. Ты хотел знать наше мнение, я тебе ответил. Теперь ответь и ты о своём мнении.
- Спасибо тебе, Сигур, за прямоту. Спасибо и за то, что оказываешь мне честь своим визитом. Тоже относится и к тебе, Кретож, - старик уважительно кивнул сперва старейшине низкого роста, затем высокого. – Вы правы. Кое-что изменилось. Мёртвые отныне сильны. Мы всегда их опасались, но знали, что те сидят на поводу. Однако теперь… Они сильны не только числом и мощью, но и поддержкой, что им оказывает существо самого высокого порядка. Если только его нельзя назвать самим злом! Мы не сможем противостоять им в открытом бою. Наша защита уже уязвлена, и не спрашивайте меня, как и где. Я сам пока не знаю достоверно. Мы должны рассчитывать на наши чары и колдовство в противостоянии злу, но очевидно, что без восстановления нарушенного баланса сил в самой природе, дни нашего мира сочтены. И то, сколько мы сможем продержаться, становится крайне важным в выигрыше времени для подбора и подготовки единственно верного ключа к решению проблемы. Я говорю, единственно верного, потому что убеждён – шансов спастись у нас совсем немного, и права на ошибку не будет. Также, следует принять ту мысль, что нынче людям не справится в одиночку. Нравится это или нет, но царю Порога придется протянуть руку за помощью к нашим соседям. Мы стоим на границе. Нам принимать первый бой… Такое случалось и до него, теперь настала пора кланяться и ему. Следует заключить союз между людьми. Он послужит мобилизации войск тогда, когда на то придёт время.
- Гордыня Властула будет уязвлена. Он не пойдёт кланяться другим, тем более, когда доказательства угрозы так слабы. Мёртвый скот и люди нашей деревни не тронут его сердца.
- К лешему его гордыню! Захочет дать ей волю – пропадёт всё государство. А за ним и все земли живых! Напоминаю ещё раз – Одинта на границе Вырии, а не кто-либо другой. Не хочет жить сам – его право. Но делать своих подданных заложниками слепой гордыни – безумие! Уж, надеюсь, вы то это понимаете.
- Кто же ему об этом скажет? – хитро улыбнулся Сигур. – Ты, Гобоян, как владелец знаний и сил, перед которыми может преклонить колени сама природа, и есть самый надежный докладчик. Тебя владыка Одинты не посмеет выставить за порог дворца. Испугай его и добьёшься результата!
- Отнюдь, дорогие старейшины, - ответил старик, - я всего простой слуга у событий, которые только пытаюсь понять. Где мне кого-то пугать! Я скромный исследователь законов нашего мира и куда больше привык слушать, чем говорить. Это право пока у вас, вам им и распоряжаться. Однако, я не сказал, что мы должны спешить. Как ни прискорбно признать, но ты прав. Смерть даже нескольких людей – никогда не была поводом для беспокойства наделённых властью сего мира. Тут нужно, чтобы страшно стало ему самому. Мы найдём доказательства и станем действовать. Ещё не все побеги взошли у поля брани, не вся картина открыта нашему взору. А пока поддержите людей. Они сильно потревожены и нуждаются в заботе. Помогите с похоронами. Докажем, что мы живы не только потому что ходим под солнцем, но и потому что имеем живые сердца, умеющие сострадать.
Гобоян и его друзья прошли по одному через калитку и направились к дому.
- Ещё один вопрос! – крикнул им в спину старейшина по имени Кретож. – Как нам хоронить погибших? Как прежде? Или лучше их сжечь как нечистых?
- Хороните по-людски, - ответил старик. – У тех тварей, что вырвались к деревне, уже не было яда обращения. Опасаться нечего. Соблюдите обряд. Люди знают, как хоронить, так им и передай. А теперь прощай!
Гобоян открыл дверь дома и пустил внутрь всех своих спутников. Они опустились без сил на скамьи у стола. Там же скинули с себя скарб, гремя оружием о старые, но крепкие как камень доски пола.
- Мы должны отдохнуть, восстановить силы, - проговорил лишённым эмоций голосом старик. – Уже через день тебе, Миша, в сопровождении Ариса идти в Порог. Там он сведёт тебя с воином по имени Бореслав. Тот станет твоим учителем военного дела. Подготовка будет скорой и очень тяжёлой. Но без этого нельзя. Ты должен уметь противостоять чёрной и страшной силе, что захочет стереть тебя в порошок. И очень скоро откроет на тебя охоту. Нам придётся спешить. Извини, что без всяких прелюдий вываливаю это на тебя. Я слишком устал. Просто поверь мне. Твоя судьба предрешена.
- Но почему я? – Миша изумленно воскликнул, а старик поднял вверх руку, останавливая поток возмущённой речи.
- Ты скоро сам всё узнаешь. Прошу не мучь меня вопросами раньше времени. Ты и сам пока не готов к ответам, а после будет сложно что-то исправить из неверно понятого тобой сегодня. Слова, они как зерна, что попадают в податливую землю нашего сердца и души. Они живые и не хотят умирать, поэтому стремятся пустить корни и вырасти большим плодом внутри, либо вырваться наружу стремительным побегом и отцвести, оставляя после себя потомство. Эти потомки зачастую стремятся бежать дальше. Плодя за собой всё новые и новые побеги. Видишь, как важно, чтобы первое слово было безупречным? Ведь оно может породить за собой последователей, что обратят радость в страдание. И прежде чем бросать первое слово надо хорошенько осмотреть и пригладить его, сделать не только готовым донести смысл, но и не причинить зла. Ты не всегда сможешь повлиять на сказанное и его последствия. Но всё же ты будешь знать, что твоё слово было правильным. Было безупречным. Когда-нибудь почва твоего сердца высохнет, станет твёрдой как скала и научится сопротивляться ненужным, неправильно сказанным словам. Как наши сердца с Кросом и Арисом. Но пока ты ещё такой же человек как все. Ты восприимчив и слаб. И, знаешь что, быть может, это намного лучше. Иногда и мне хочется лечь, а затем проснуться наивным и беззаботным человеком, который не познал всего груза жизни. Может радоваться ей такой, какой она показывается с виду. Но прошлого не вернуть. Своей свободой я заплатил за знания.
- Что ж, я так понимаю, что выбора у меня всё равно нет? – спросил Миша, и его собеседники отрицательно качнули головами.
- Замечательно, - Михаил обиженно откинулся на лавку и лёг. – Тогда я буду спать.
- Вот и правильно. Завтра вечером я приоткрою тебе завесу. А теперь отдыхать, - Гобоян потушил свет и улёгся сам.

***

Утром следующего дня над деревней зазвучали древние песни о проводах душ в новый свет. Туда, где им уже давно открыта другая, более счастливая вечная доля. Родственники и близкие погибших гнали слёзы прочь. Им они уже давали волю, теперь те могли лишь принести усопшим вред, наполнить их болью и привязать к местам скорби. А держать умерших в краю живых не следовало.
Соседка Гобояна, за один день навсегда постаревшая, пела песню о светлом крае, где парят кречеты в поднебесье, цветут алые маки и не покидает землю лето. Она нашла свою дочь. Бескровную, словно высохшая пустыня. И теперь старалась не смотреть на неё. Чтобы не сойти с ума от признания того, что утратила свою красавицу навсегда. Такую молодую. Такую жаждущую жизни и любви. И теперь Варя лежала в сколоченном узком новом доме гроба с оконцем в изголовье. На ней было надето простое народное венчальное платье. И глаза уже никогда не откроются.
В нескольких домах от них в домике, как здесь именовали гроб, матушка поправляла светлые кудри на голове своего сына – возлюбленного Вари – Мокши. Он лежал одетым в лучшую свою рубаху, совсем новые штаны, а на ногах были закрытые туфли из мягкой бараньей кожи. Как водится, в домик к покойному сложили дорогие ему вещи и всякое, что может пригодиться в путешествии на другой свет. Под рукой Мокши лежали длинный нож, и нагайка, березовая дудочка, на которой он любил играть для Вари. Там же лежал и венок, что ему приготовила невеста, с неаккуратно вплетённой ею туда травою забвения – чернобылем, и пара новой обуви на толстенной подошве. Мать этого красивого паренька глотала боль, не пуская ту на своё лицо. Зажимала рот и мысленно пела сыну любимую им с детства песню о красивой реке, что укутывает тёплой водой спрятавшиеся под утёсом деревья…
В каждом из домов, где были умершие, двери и окна оставили открытыми настежь. С еды и воды в бочках сняли крышки. А полные воды кружки поместили в изголовье домиков. Некоторые внутрь гробов положили длинные палки. Теперь душам усопших были готовы и чарка в дорогу, и крепкий посох, и открытый путь к новой жизни. Девять человек оказались убитыми. Девять жертв Купалы. Для деревни это был мор, катастрофа. А сколько жертв могло быть, не встань у мёртвых на пути старик со своими друзьями? Жители даже не догадывались и в этом было их счастье.
Гобоян, Крос, Арис и Миша проснулись чуть позже рассвета. Никто из них не вышел на улицу деревни. Их помощь там не требовалась. Только после того, как покойных стали выносить из домов и грузить домики на телеги до кладбища, Крос разжёг огонь во дворе, а старик запел древние обрядовые заклинания, напоминавшие людям, что обратной дороги домой им больше нет. Пора прощаться и закрывать двери на засовы. Близко время зла. Пусть скорбь по умершим будет недолгой. Заплачена высокая цена, чтобы не сомневаться – мир теперь в большой опасности. И для борьбы с ней потребуются все силы.
Вечером Гобоян собрал своих товарищей за стенами дома, рядом с сараем у навеса. Над головой раскатилось чёрное полотно неба с угольками далёких и безмолвных звёзд. Казалось Мише, видящих сверху всё, но хранящих надменное молчание, будто презирая людей. А те и не ждали от них подачек. Тот же Гобоян сам брал нужное у природы, платя за это своей душой. И эта цена его не смущала, лишь бы не брать в долг за счёт других. Вот и сегодня он приготовил отнятый у природы реквизит и считал, что совершил это по праву.
На импровизированном столе, сооружённом на широкой колоде для колки дров, были разложены листы папоротника, который нашёл в лесу Миша. Там же оказались каменные ступка с пестиком, короткий нож, чаша воды и покоящийся в ней цветок папоротника.
- Папоротник в Купалу обладает значительной силой, - сказал старик Мише. – Ты забрал его у леса, соблюдая все требуемые законы, поэтому имеешь полное право воспользоваться его дарами. Я мог бы приготовить всё сам и скормить тебе этот цветок, не дожидаясь твоего согласия. Тем более, зная о том, каким ты становишься строптивым, если тебе не разжевали досконально почему, то или иное следует делать. Но, поверь, в большинстве случаев я и сам не понимаю, как это работает и почему надо поступать именно так, а не иначе. Порой знания приходят к нам без всяких объяснений причин своего появления и разъяснения собственной родословной. Я просто верю, что это правильно и мне становится достаточно уже и этого. Что-то, да, перешло из уст моего наставника, что-то я услышал на стороне, но зачастую я получал знания от земли, где живу, и которая имела настроение поделиться ими со мной. Извини, что опять говорю много слов, но сегодня как раз тот случай, когда следует пояснить, что именно тебя ожидает и с чем придётся столкнуться. И, главное, узнать, что назад пути уже не будет. Забыть полученное знание не получится. Итак, ты готов?
- За этой массой слов ты так и не рассказал, какое именно знание меня ждёт. Так каким образом я могу иметь на сей счёт собственное мнение? А потом, почему ты меня всегда спрашиваешь, готов ли я, если всё равно от моего желания ничего не зависит? Это, что такая форма мучения? Или случилось чудо, и ты намерен предоставить мне выбор на сей раз?
- Очень скоро, Миша, ты будешь совершенно свободен от моих нравоучений и назиданий и правом выбора станешь распоряжаться почти постоянно, поэтому, пожалуйста, можешь выбирать и сейчас. Только знай, что от твоего выбора могут зависеть десятки тысяч жизней этого мира.
- О, ну конечно! Прекрасная альтернатива выбора! Один вариант краше другого!
Друзья рассмеялись, глядя на Мишу. Тот тоже улыбнулся украдкой, но тут же принял рассерженный вид: - Ладно. Сделаю что нужно. Говори, что там меня ждёт. И побыстрее, пока я не передумал.
- Я не знаю, что конкретно получишь ты. Иногда папоротник, собранный в ночь Купалы даёт много, иногда мало. Это зависит и от того, кто его принимает и с какими намерениями. Но, я верю, что тебя он наградит сполна. И твоё представление о нашем мире сильно изменится с той поры.
- Не томи, старик. У меня и так уже поджилки трясутся. Я тут совсем недавно. Если ты забыл, напоминаю тебе об этом. И, если хочешь знать правду, в этом мире каждый день для меня открытие. Каждый день и без всякого колдовства меняет моё восприятие жизни. И я пока не решил, к лучшему или нет. А после минувшей ночи с мертвецами я вообще, по-моему, утратил способность удивляться чему бы то ни было. А это, чёрт побери, я считаю для себя действительно потерей! Как мне после такого жить и радоваться простым вещам? Будь моя воля, я с радостью променял бы весь ваш удивляющий мир на банальный поход в кино в моём трижды скучном мире. Но это, увы, пока невозможно. Поэтому долой лишнюю патетику и говори как есть. 
- Браво, Миша! Ты искренен и это делает тебя только сильнее день ото дня, - воскликнул неожиданно довольный Гобоян. – Что ж, как бы ты ни был скептически настроен, удивиться тебе всё же придётся. Ведь после приёма цветка ты станешь понимать языки любых разумных созданий нашего мира, а они станут понимать тебя! Они окажутся предрасположенными к тебе заранее. Неужели это не поразительно?! Постой немного, и ты увидишь, как изменится решительно всё! Всё прежнее твоё представление о мире! Однако, мы рассчитываем и на то, что папоротник откроет тебе некоторые из тайн, сокрытых в нашем мироздании. Не нам, а именно тебе. И тогда мы овладеем так необходимыми нам сейчас знаниями. Знания могут не открыться сразу, но окажутся внутри тебя, как в шкатулке и мы, рано или поздно, получим к ним ключ.
- Лучше рано, - добавил Арис.
- Разумеется! - согласился Гобоян. – Для нас теперь знания – это ключевое оружие, что поможет удержаться в мире живыми. Ты станешь сильнее, мудрее, но… с другой стороны станешь открытым и тем, кто уже ищет тебя. Молва разлетится куда быстрее, чем мы того хотели бы. Мёртвые узнают о том, что именно ты – главная угроза им, после чего будут жаждать убить тебя! Вот какое необычное снадобье я тебе приготовил! Уверен, тебе не терпится попробовать.
Миша закрыл ладонями глаза и зажмурился, что есть силы. И, о чудо – на мгновение ему показалось, что вся эта фантасмагория, что только что окружала его, исчезла раз и навсегда. Сейчас он откроет глаза, и перед ним предстанет столь желанный город. Побегут по асфальту автомобили, а за мостовыми вырастут бетонные стены многоэтажек. Исчезнет эта реконструкция древности с её деревянным зодчеством и дикостью населения, верующего в духов и привидений. Но яркая вспышка надежды сменилась разочарованием, лишь только он разомкнул веки и увидел, что перед ним, как и были, сидели скрюченная фигура Гобояна, статная каланча из мускул – Кроса и воплощение самой энергии мира – Арис.
Миша удрученно вздохнул и выговорил: - Давай своё пойло. В конце концов, я не могу остаться в стороне. Тем более, если вы так неистово верите во всю ту чушь, что говорите. Быть может, если ничего не случится, мне всё же удастся поколебать вашу веру в камушки и травки и призвать смотреть на мир шире. Заняться не шарлатанской практикой, а точной наукой, которая действительно изменит ваш мир. И тогда мы станем говорить на одном языке, вовсе не прибегая к таким извращениям, как поедание пыльных растений. Вы все тут из-за этих растений находитесь во власти галлюцинаций. И я всю ночь с вами как в агонии бреда!... Вообще-то вам не мешало бы узнать, что такое электричество, атомная энергия, двигатель внутреннего сгорания. А то живете тут,… - Миша принял из рук старика чашу и отпил из неё.
- Болтай, болтай, сынок, - ласково проговорил Гобоян и стал отрывать по маленькому кусочку от листа папоротника и скармливать их Мише.
Тот жевал горечь растения и запивал специальным отваром из чаши. Через некоторое время отвращение к вкусу листьев сменилось безразличием, поскольку ощущения стали притупляться, а затем и вовсе исчезли. Гобоян сделал надрезы ножиком на тыльной стороне каждой из ладоней Миши и вложил туда внутрь по лепестку цветка папоротника. Но Михаил уже не чувствовал боли. Он механически дожевал остатки листьев и взял в руки протянутый ему стариком белоснежный цветок. Его предстояло съесть целиком, после чего процедура посвящения считалась завершённой.
Миша равнодушно осмотрел перья красивого, словно дышащего лёгкими цветка. Неожиданно он ощутил тепло, идущее от растения прямо ему в руки. Цветок вздрогнул и легонько затрепетал как живой. Мужчина склонил голову к нему поближе и услышал еле различимые слова: - Не сомневайся. Прими меня в себя. Не противься зря.
Миша отпрянул, посмотрел на своих товарищей и те согласно закивали ему. Мол, всё верно. Делай, что говорят!
Неужели они тоже это слышали? – подумал Михаил. Затем закрыл глаза и положил цветок в рот.

***

Во дворце рахий царь Руперт забылся тревожным сном прямо в своём троне. Он вздрагивал и вскидывал длинные руки. Царю снились орды выходцев из Вырии, наводняющих мир живых. Толпы мертвецов врывались в города и поселения, где жестоко убивали всех без разбора. И, застыв у скалы своих предков, Руперт не мог этому помешать. Он только смотрел вниз и отсчитывал минуты, когда твари придут за ним и его семьёй в Раскопию. Царь сжимал в руке свой кривой меч и готовился к смерти.
Неожиданно сон прервался, ворвавшимся в него голосом: - Ваше величество, очнитесь!
Руперт открыл глаза и сел ровно на троне. Перед ним стоял его подданный, опираясь на высокий посох.
- Говори, Сирух. Ты всё видел? Ты видел его? – спросил царь.
- Я видел достаточно, мой повелитель. Это летун.
- Ты уверен?
- Сомнений нет. Это он.
- Скажи, наделён ли он нужной нам силой своих дарований?
- Пока об этом определенно судить невозможно. Но если вы хотите знать моё мнение, то – да. Этот человек может обрести достаточно могущества для выполнения любой миссии.
- Хвала небу! С бедой всегда приходит и надежда. Так пусть же нам будет сопутствовать удача не ошибиться с выбором.

***

Он пролетал над землей как птица. Контролируя все свои движения, по одному лишь желанию взмывая выше, либо опускаясь над кронами деревьев, едва не касаясь их руками. За густым частоколом смешанного леса началась пустошь. Земля сменила свой цвет с жизнерадостной зелени на бездушную серость почвы, вздымавшейся буграми, усыпанными камнями, что выползли из недр. По безжизненному серому ковру пустоши танцевали дервиши из песка, закручиваемые игривым ветром.
Совсем скоро безжизненная твердь оказалась обрезана изгибающимся змеиным телом реки. Её широкое полотно не отражало неба и сгрудившихся там облаков. Словно любое присутствие извне тонуло в ней без следа. Река была чёрной как смоль и бездвижной как дыхание смерти. Мужчина заметил одинокий дом, скособочившийся на её берегу. У дома виднелись две пришвартованные к земле лодки. Миша попробовал снизиться, но ветер отбросил его назад ввысь.
Затем с противоположного берега реки в него полетели красные точки, которые по мере приближения превращались в раскалённые до алого цвета камни. Мужчина увернулся раз, другой и насилу повернул вспять.
Вдогонку ему доносилось яростное рычание: - Мы прикончим тебя! Не суйся, летун!
Он дотянул до леса, где неожиданно утратил способность парить. Миша замахал руками, пытаясь ухватиться за воздух словно за выступ на горе, но пальцы не нашли опоры.
Он начал падать. Все быстрее и быстрее, пока… не открыл глаза.
Михаил лежал на траве во дворе старика Гобояна. Рядом на поленьях расположились Крос, Арис и сам старик, которые с любопытством вглядывались ему в лицо.
- Я знаю, - вымолвил Миша. – Я видел Вырию.
- Теперь твой путь должен соединиться с нашим намерением. Ты поймёшь, что очень нужен людям, - ответил Гобоян и ушёл в дом.

Глава 4. Свой.

На улицах Порога царила непривычная для этого времени дня суета. Через городские врата всё прибывали и прибывали люди, которые растекались по мощённым камнем и деревом артериям столицы. Кто-то исчезал с дорог, ныряя в двери многочисленных закусочных и питейных, кто-то застревал средь товарных лавок. Но большинство в едином порыве следовало к детинцу в сердце города. На лицах людей читалось любопытство. Да и как иначе, если по Одинте прокатились сведения о помолвке младшей из дочерей царя Властула и её отъезде по этому случаю из Порога.
Царь с семьёй жил в большом каменном замке, что вздымался островерхим строением в центре холма города. Сколько не силились подданные, увидеть членов царской семьи им это случалось считанное число раз. Древний обычай запрещал правителям показываться на люди и ступать на их землю, чтобы не утратить мнимого небесного величия. Лишь касте приближённых посредников из ближайшего круга было предписано передавать сведения во дворец и доносить оттуда наружу волю правителя. Желающих нарушить установленный порядок и выведать, чем живёт государь, ждало суровое наказание – ослепление, к которому могли быть добавлены залитые горячей смолой уши или вырванный у корня язык. Любое из вышеозначенных наказаний усмиряло любопытство. Другое дело, если возможность сунуть нос за таинственный покров власти возникала на законном основании. Или почти законном.
Сегодня дочь Властула отправлялась в Экурод, где её ждал жених, прибывший из северных земель другой страны людей – Палты. Согласно обычаям, молодые люди должны встретиться на нейтральной от своих замков земле, провести вместе день и ночь и после этого объявить о помолвке, либо, если по каким-то причинам союз оказывался невозможен – отказаться от него. В таком случае они оба изгонялись из людских земель в качестве пилигримов. Небесная царская кровь с той минуты считалась у них выпущенной, а новая не зашедшей. Отчего несостоявшиеся молодожены приравнивались к мёртвым, а значит, доступным для убийства. Более того, долг убить такие создания будто выродков, возлагался на каждого, кто их встретит. Располагала к этому и награда за доставленные головы жениха или невесты.
Очевидно, что выжить после этого удавалось немногим. Да и следовало признать, что за всю историю самодержавия случаи отказа от назначенного брака были единичными. Цена своеволия была явно завышенной. К тому же по древней традиции люди никогда не смешивали браков с представителями других народов земли. А человек мог полюбиться любой, это было лишь делом привычки. Время всех равняет, - говорили в народе.
Ходят слухи, что некогда некоторые из отверженных убегали так далеко, что люди не могли их найти. Сочиняли, что изгнанные молодые люди уходили в Вырию и там обретали настоящее жилище. Однако достоверных о том сведений не имелось, поскольку для короны дело было довольно деликатным и болтовня о том не приветствовалась. Впрочем, в сохранившейся памяти стариков теплились воспоминания о последних изгнанных, неких Дине и Сатоше, что были детьми правителей государств Палты и третьей страны людей – Лилты. Те отреклись от брака холодным утром зачинавшегося дня после проведённой вместе ночи. Якобы в ту ночь из окон башни, куда они были помещены, доносились песни на незнакомом людям древнем языке ворожбы и страшные звуки звериного рыка. После чего молодые появились наружу с отрешёнными лицами серого, как камень, цвета, произнесли слова отказа от союза и убежали в сторону гор. Поговаривают, что их нагнали охотники, но убитыми никто не видел. А сами охотники на третий день после несостоявшейся погони истекли у себя дома кровью без видимых на то причин. Старая история, в которой правды уже не сыскать.
Миша брёл за Арисом по знакомой ему торговой улице первого пояса Одинты. Он тащил под уздцы лошадь, которая то и дело искала случая позлить его, строптивясь и вращая мордой по сторонам. Михаил с трудом пресекал в себе порывы стукнуть упрямое животное чем-нибудь увесистым по голове, а ведь ему надо было его приручить. Лошадь подарили ему в деревне. Самую резвую и перспективную из молодых. Для военного дела, которому он шёл обучаться, такая и нужна, - сказал Гобоян. Но пока Миша не находил повода радоваться подарочку. Скорее он с радостью дал бы лошади пинка под зад и отправился обучаться пешим.
Сопровождать несговорчивую парочку выпало Арису, у которого, казалось, терпения хватало на всех, кроме Михаила. Он кивал знакомым, мог даже улыбнуться, но для своего спутника держал про запас только крепкое слово и суровый взгляд. Помогать ему он не собирался.
Влившись в людской поток, они миновали западную часть города и с облегчением вырвались на свободное пространство окраины, где по узкому переулку меж домов бедняков добрались до места назначения. Спутники подошли к сутулой хибаре, привалившейся боком к городской стене. Вокруг не было ни души и, похоже, что этот уголок столицы уважающие себя люди обходили стороной. Миша накинул поводья лошади на трухлявый столбик ограды и с печалью оглядел будущее жилище.
Арис хлопнул его по спине, затем приблизился к хибаре и постучал в дверь: - Лишь бы он оказался дома. Смотреть на чужих дочерей точно не побежит.
Вскоре дверь со скрипом отвалилась от проёма и в нём появилась растрёпанная голова мужчины. Следом на косяк опустилась ладонь величиной с лопату. А после показалось и всё тело в развевающейся рубахе размером с парус корабля: - Привет! – богатырь обнял Ариса, - заходите.
Гости зашли в дом, где сели за столом из дуба. Миша осмотрелся в тусклом свете, падающем из слюдяных мутных окон. Дом был прост своим убранством, не велик, но удобен для жизни. На низкой печи лежал соломенный хозяйский матрас и тюфяк простецкой подушки. В углу у окна серела многослойная паутина, начало которой было положено, казалось, ещё в день постройки избы. В углу у пола он заметил щель, древесную крошку и зерна мышиного помёта.
Арис кивнул Мише: - Ну вот, здесь ты и будешь жить у нашего друга Соломы.
За поглотившей его внимание задумчивостью тот не всё расслышал и переспросил: - Что?
- Знакомься – хозяина зовут Солома, он бывший воевода Одинты! И не просто воевода, а тот, кто десятилетия исправно готовил лучших рекрутов, по силе которым не было равных во всём нашем мире!
- Это так, - вовсе не скромничая, подтвердил воин.
- Солома не настоящее его имя. Если добьёшься от него уважения, может он тебе его и откроет.
- А может и не открою, - снова энергично кивнул богатырь.
- Ну что ж, - Арис поднялся, - мне пора. Тебя ждёт нелёгкая доля, Миша, но достойная мужчины. Бери, что дают. Не отказывайся от трудностей, и тогда ты обретёшь то, что заслуживаешь! А вместе с тобой найдём и мы. Прощай!
- Тяжело в учении, легко в бою, - невесело добавил Миша, когда дверь уже закрылась за спиной бородача.
- Здорово! Хорошо придумал, надо запомнить! – крякнул от удовольствия Солома.
- Это не я придумал, но пользуйтесь.
После того как Арис ушёл, воевода поднял Мишу на ноги, пощупал его мышцы, покрутил словно кукле спину и руки, сокрушённо кряхтя под нос, и подытожил: - Времени мне дали немного, но будешь стараться – успеем. Не будешь стараться, всё равно успеем, но придется тебя наказывать! Решай сам. Возиться с твоими жалобами не стану. Давать поблажки тоже не буду. Захочешь сбежать – найду и накажу. Ясно?
После того, как Миша обречённо согласился со столь безрадостным планом, начался новый этап его жизни в этом мире, требующем столько самоотречения и физического труда, сколько он не испытывал за все прожитые годы.
Воевода оказался довольно паршивым педагогом, зато человеком, в совершенстве владеющим навыками выживания в мире дикой природы и войн. Под его грубоватым, но действенным руководством Михаил день за днём знакомился с различными представителями растительного и животного мира, познавал методы маскировки, бесшумного и быстрого перемещения на суше и в воде, задержке дыхания и медитации. Искусство Соломы по ведению поединка, как с одним, так и несколькими противниками, в корне отличалось от представлений, ранее имевшихся у Миши. Традиционные приёмы бокса и восточных боевых искусств, которые Михаил неоднократно видел и даже когда-то пытался учить, использовались в весьма усечённом виде. Словно любое из движений рук и ног следовало максимально упростить и подчинить самой короткой траектории движения. Защищаться всем, чем возможно; бить всем, что доступно. Воевода учил Мишу наносить удары и не отскакивать назад от встречных, а ломать их ещё на излёте из тела противника. Не пропускать вражеский кулак, а бить по нему навстречу лобной частью головы, чтобы сокрушить тонкие кости кистей рук соперника и после уничтожить и его самого одним, максимум двумя мощными ударами. Ломать суставы против их сгиба. Бить в пах, по шее, в солнечное сплетение и по вискам. Наносить страшные по своей природе удары, не заботясь о нравственной стороне дела. Оборона воеводы была жестокой и смертоносной опережающей атакой.
Обучение продолжалось с раннего утра и до поздней ночи, перемежаясь с невероятными по нагрузке и трудности исполнения силовыми упражнениями. Миша бегал кроссы с зажатым между бёдрами тяжёлым поленом, тренируя мышцы ног, чтобы можно было одними ими удерживать и управлять лошадью. Он приседал и прыгал с коромыслом на плечах, держащим пару ведер по 15-20 литров воды, а после этого шёл выдёргивать голыми пальцами из земли колышки, что вогнал туда воевода. Он боролся с воинами, которые по зову Соломы приходили помочь в тренировках. Учился стрелять из лука, бить ножом, топором, мечом, дубиной. После того, как Михаил усвоил повадки животных, воевода отправлял его состязаться с волами и кабанами, которых надо было не только оседлать, но и убить точным ударом кулака между глаз.
По ночам Мише снились голоса птиц и зверей, что они изучали с воеводой, разновидности съедобных и несъедобных растений. Среди сна над его ухом мог прозвучать свирепый бас Соломы, зовущий измождённого мужчину к свершению очередного дела или отражению вымышленной угрозы. Миша кричал от досады, но шёл выполнять задание, поскольку отказ от этого мог выйти куда дороже. За провинность воевода мог засадить со связанными руками на день в бочку с водой где-нибудь на скотном дворе и тогда сиди там и глотай воду, прячась от многочисленных слепней и мух, атакующих тучами со всех сторон.
Михаил достаточно окреп физически и усвоил начальный этап подготовки уже к началу осени, а к её исходу стал ощущать непривычное его прошлой жизни чувство уверенности в собственных силах и готовность противостоять опасности. Глаза Миши стали ещё более остры, кожа надулась броней твёрдых мышц, ноги обрели быстроту и выносливость. Он отпустил небольшую бородку и отрастил длинные волосы, что не только прибавило возраста, но и словно довершило создание нового Миши. Не того субтильного близорукого мужчины с лишним весом, кем он был прежде, а настоящего мужа, владеющего любыми орудиями труда и войны, являющегося частью природы, знающего её ловушки и секреты и способного выжить в любых стеснённых обстоятельствах.
За то время, что Михаил провёл у воеводы, его изредка навещали Арис или Крос, которые, похоже, приходили только затем, чтобы убедиться в том, что их товарищ ещё не отдал концы. Сам же Миша почти не имел свободного времени на прогулки по городу и его окрестностям. Однако и за скупо отпущенное ему время он успел познакомиться со столицей, отчасти узнать её обитателей и уклад их жизни. Новых друзей мужчина не искал, быть может только обрёл приятелей среди воинов, которые время от времени приходили по зову воеводы побыть его спаринг-партнерами. Но зато заметил перемену в отношении к себе со стороны самого Соломы. По прошествии месяцев изнурительных тренировок, которые мужчина тащил на зубах, но не ныл и не сдавался, тот стал более покладист к Михаилу. Заводил с ним беседы, звал с собой на охоту.
Во время одной из таких бесед Миша узнал, почему воевода не служил Одинте, а жил отшельником на окраине города. То случилось ещё несколько месяцев тому назад, когда воеводу не кликали нынешней кличкой, а звали уважительно по имени – Бореслав. Когда он имел семью и достаток, а под его началом служили несколько сотен отборных воинов, способных защитить царя и отечество от любого неприятеля. Но стряслась беда. В ту ночь воевода заступил в караул после попойки. Накануне он с воинами праздновал рождение у одного из них долгожданного сына. У воеводы притупилась чуткость, а, как назло, в ту пору ехал в Порог посол от лирогов, что жили в земле, расположенной за горами. Бореслав уснул на посту, но сквозь сон услышал стук копыт и, сам не отдавая отчёт в своих действиях, метнул копьё в направлении шума. Он пронзил им посла, пригвоздив того мёртвым к земле. Посол же вёз царю Одинты очень важные слова от Тита, который в то время ещё правил лирогами. Тит был правителем очень крутого нрава и впоследствии, как не принял извинений в смерти посла, так и не раскрыл того, что тот вёз в Одинту. За смерть подданного он забрал жизнь жены Бореслава, подослав к нему в дом тайных убийц. Обезумевший от горя потери, воевода собрал отряд и сам направился к дворцу Тита мстить. Когда отряд переходил горы, в которых живут рахии, Бореслав обманул их, сказав, что идёт с миссией царя Одинты, чем вынудил рахий открыть границу. Они добрались к Озеру Луча, рядом с которым жили лироги, и спрятались у берега дожидаться подходящего момента для нападения на Тита. Чтобы скрыться с чужих глаз, дружинники по команде Бореслава укрылись соломой. Однако царь лирогов каким-то образом разглядел угрозу, и в эту же ночь водяные твари из Озера передушили половину отряда Бореслава, а вторую добили стражники Тита. Воеводе была оставлена жизнь, после чего его с позором переправили в Одинту, словно вызов её царю. Царь Властул не стал развязывать войну с соседями из-за заступничества за Бореслава. Тем более он действительно не знал о намерениях того идти войной на Тита. Воевода был отстранён от службы и покрыт позором, что втянул в личную месть лучших воинов государства, которые сложили головы ни за что. Мальчишки принялись дразнить бывшего воеводу Соломой, а тот безропотно принял это и отстранился от жизни города и всей Одинты. Его сердце скорбело по павшим товарищам и разрушенной семье, а совесть не могла смириться с виной в их гибели.
Однако, месть и жажда крови Тита не остывали в воеводе, а напротив разгорались день за днём. И кто знает, чем бы это кончилось, если бы правитель лирогов скоропостижно не оставил сей мир. Бореслав клялся, что не имел к его смерти никакого отношения, но не скрывал, что сожалеет о том, что не прикончил Тита сам.
Как бы то ни было воевода не вернулся к обществу даже тогда, когда память о его былой промашке поросла мхом. Да и Властул не звал бывшего помощника назад на службу. Хотя после смерти Тита для межгосударственных отношений это уже не несло никакого риска. Да и, надо признать, позвал бы – Бореслав не пошёл. За время своего отшельничества он многое переосмыслил в жизни, свёл дружбу со знахарями и мудрецами, усмирил свой вспыльчивый нрав и направил энергию на службу делу мира, а не войны. Он посвятил себя служению Лучу, охраняющему наш мир от мира мёртвых. Стал адептом идей древних хранителей мира живых, хоть и не был приглашён в их число. Именно поэтому он без промедления откликнулся на просьбу Гобояна принять Мишу на обучение военному мастерству. Воспитать в том, кого нарекли избранным, дух воина и предать крепость его телу. И, надо отдать должное, воевода делал свою работу на совесть.

***

Утром одного из дней начавшейся в Одинте зимы, когда Михаил сидел у крыльца дома воеводы и чинил, пришедшие в упадок, сапоги, к нему подошёл молодой рахия и почтенно склонил голову: - Приветствую тебя чужеземец! Позволь отвлечь от дел и уделить мне пару минут. - Рахия говорил на своём языке, который, как и многие другие, Миша ясно понимал после того, как вкусил папоротник.
- Говори, - ответил мужчина и поднялся поприветствовать гостя.
- Наш правитель, Руперт, просит тебя навестить его. У рахий к тебе важное дело, которое окажется значительным и для тебя. Не откажи нам во встрече.
- Как тебя зовут?
- Лурд. Это древнее имя моего народа, означающее «тишина».
- Спасибо за приглашение, Лурд, но я не свободен. Моим временем распоряжается хозяин этого дома, Бореслав.
Рахия поморщился: - Не говори вслух этого имени. Если бы не необходимость найти тебя, я ни за что не приблизился бы к дому этого лгуна! Каждый из рахий помнит тот обман, что послужил дополнительной причиной распрей нашего народа с лирогами, не стихнувших и по сей день! Этот цакр, что на нашем языке означает негодяй, воспользовался доверчивостью правителя и сделал всех нас сопричастными своему преступлению! Вечный ему позор!
- Постой, Лурд! Возможно ты не знаешь того чувства, когда твой разум ослеплён горем и жаждой справедливой мести. И в этом твоё счастье. Но не берись судить сгоряча тех, кто попался в сети отчаянья. У них есть оправдание, надо только в это поверить и принять как есть. К тому же прошло столько времени, что нелепо винить одного человека в раздорах целых народов. Значит для того есть иные причины, куда более приземлённые, чем потревоженные чувства. Всегда ищи корень бед в любви или золоте. Вот мой тебе совет. А плюс к тому прошу тебя учесть и мои чувства, поскольку я искренне благодарен Бореславу за его терпение и труд, что он отдает ради меня день за днем. И если ты станешь оскорблять его, я адекватно отвечу тебе, после чего уже точно не пойду ни с тобой, ни с кем-либо другим к твоему правителю.
Рахию скрутило от досады. Он что-то пробубнил под нос, затем морщины на его лице разгладились и он ответил: - Прости меня за невежество, чужестранец. Я был неправ и больше не оскорблю твоих чувств к этому человеку, - он кивнул на пустой дом воеводы. – Пойдёшь ли ты теперь со мной?
- Если на то будет согласие Бореслава – да.
К обеду воевода вернулся, выслушал Мишу и немедленно согласился на его встречу с Рупертом. Он помог ему снарядиться в дорогу и к вечеру Лурд и Михаил были уже у подножия гор Раскопии, страны великих рахий, владельцев каменных стен этого мира.

***

К рахиям со стороны Одинты вела всего одна тропа шириной с поступь лошади. Тропа взбиралась по уступам, покрытым снегом, всё выше и выше, убегая зигзагом к вершине скалы. Миша не отставал от Лурда, который шустро перескакивал с одного опасного участка на другой, порой непринуждённо балансируя над пропастью в сотни метров глубиной. Над их головами в морозном воздухе кружил орёл, чьи широкие крылья отливали фиолетовым в свете набирающей силу луны и звёзд.
На самом верху перевала спутников встретил пограничный отряд рахий, вооружённых каменными и металлическими топорами и копьями. Миша отметил, что оружие граждан Раскопии никуда не годилось случись им битва с серьёзным противником. Впрочем, первое впечатление могло быть и обманчивым. За перевалом их ждала повозка, запряжённая парой карликовых лошадок, которые лихо рванули вперёд и вскоре привезли седоков ко входу во дворец. В пути Миша внимательно изучал уклад местной жизни рахий, что селились в пещерах и не шибко заботились о красоте собственных жилищ.
Дворец оказался высечен в отвесной стене скалы, обращенной лицом на юго-запад. Перед входом в него зияла пропасть, через которую был перекинут крепкий мост. Спутники проследовали внутрь стен дворца пешком и после путешествий по мудрёным витиеватым переходам оказались в тронном зале.
На высоком постаменте, в глубоком седалище трона их дожидался правитель Руперт: - Приветствую тебя, чужеземец! Располагайся! Утоли жажду и голод в нашем доме, - царь указал на богато уставленный угощением стол.
Миша почтительно поклонился и сел. Он не спеша попробовал почти из каждого блюда по кусочку, после чего выпил предложенный ему кубок вина. На этом церемония вежливости была завершена, и мужчина обратился к царю: - Я рад знакомству с народом великой Раскопии, но твой подданный дал мне знать, что царь Руперт имеет ко мне неотложное дело. Так ли это, повелитель?
- Всё верно и предлагаю сразу приступить к нему. Итак, ты прекрасно знаешь, что в мире происходят изменения, которые заставили нас всех волноваться о будущем земли. За минувший год мир живых ощутил на себе множество лишений. Смерть, пришедшая из Вырии, словно ядовитое облако отравила и унесла десятки, если не сотни жизней людей, посеяла хаос и смятение, что заставило каждого из нас засыпать и просыпаться с чувством страха за будущее. Жители Одинты, как пограничного государства, приняли удар на себя. И мы все знаем, какие страшные потери были понесены. Никто не умаляет достоинств мира людей и вашего права сетовать на несправедливость судьбы. Однако, пока длится зима, и твари не идут через Забыть-реку, в первую очередь, у самих людей пришло ложное успокоение: а может всё кончилось? Всё разрешилось само по себе? Минувший кошмар стал стечением обстоятельств, которое уже не повторится?
- Может это действительно так?
- Увы! Мы знаем, что нет… Гобоян и твои друзья знают, что нет. Это была лишь прелюдия, а настоящая беда впереди. Придёт тепло весны, и скопившаяся сила мёртвых опрокинется на мир, сметая на своём пути и людей, и рахий, и лирогов, и белозеров, уничтожая всё живое! Вот, что неминуемо произойдёт и очень скоро. Вот, что беспокоит царя рахий, и должно бы волновать каждого, кому не безразлична собственная жизнь!
Руперт наклонился от спинки трона вперёд и резко махнул широкой ладонью поперёк, словно перерубая невидимую шею врага. Свет многочисленных канделябров на стенах сверкнул огнём на гранях большого рубина в перстне царя.
- Но, повелитель, если даже битва и неминуема, то чем именно я заслужил твоё внимание? Почему ты думаешь, что мой голос в этом тронном зале поможет вселить в тебя надежду?
- Наполни свой кубок, воин, и приготовься слушать. Я открою тебе тайну сохранения равновесия в мироздании. Это знание королей, но ты будешь посвящён в него. Оно могло прийти к тебе от ворожея Гобояна, но тот дождался, пока это сделаю я. Полагаю, на то были веские причины. А теперь, присядь и слушай.
Миша сел, налил в кубок густого бардового вина из горной брусники, и отпил добрую треть залпом. В голове немедля зашумело, и молодой хмель отдался в членах тела приятной негой.
- Я расскажу тебе о событиях, в результате которых установился миропорядок, который ты можешь наблюдать сегодня. Это история нашего мира, которая тебе пока неведома, поскольку ты в нём гость, пришелец. – Руперт кивнул Мише, давая понять, что знает о нём куда больше, чем тот мог догадываться. – Итак, наверное, тебе известно, что за нашими землями лежат земли народа лирогов. Они очень похожи на людей, но ты увидишь, что между пальцами их рук и ног есть перепонки, а за ушами чёрные дырки с человеческий палец толщиной. Их кожа тверда как кора дерева и ходят они, словно плывут. Это потому, что лироги могут жить как на земле, так и в воде. Они не совсем земные создания. Скорее, что-то среднее, между человеком и рыбой. Они не могут жить в воде постоянно, но всё же способны пробыть в ней довольно долго. Теперь ты можешь меня спросить, что же они здесь делают, вдалеке от моря? Как их природа соответствует среде их обитания? И я тебе с удовольствием отвечу – это не их земля! В землях, где они царят нынче, некогда жил народ раввов, которые были нашими предками. Предками рахий! Как тебе это нравится?
- Любопытно. И что же случилось с раввами?
- Отличный вопрос! Но сперва, прежде чем ты получишь ответ, тебе следует узнать, что собой представляет Стелла Луча. А это, дорогой Миша, очень важное для мира явление. Это статуя создателя мироздания, который после окончательного сотворения мира, и ссоры со своим антагонистом – демоном, принёс себя в жертву, застыв в камне. Его именуют Богом. Говорят, таково его имя во всех мирах, и наш не стал исключением. Бог в виде статуи остался на земле, чтобы охранять покой живых и покой мёртвых, что до того почти сосуществовали рядом. Но мёртвые решили нарушить законы мироздания. Их подвиг на то их повелитель, главный бунтовщик. Но о нём в двух словах не расскажешь. В результате, после появления статуи Бога живые и мёртвые оказались разделены окончательно, как стеной. А их возникшее равновесие и невмешательство в жизнь друг друга – превратилось ещё в один из законов существования мира. Те, кто после смерти сохранили свою плоть – переходят на мёртвую сторону, где продолжают существовать по её законам, среди её устоев, её народов. Остальные остаются здесь только нематериально. Призраки, что живут меж мирами. Мы знаем об этом, но, увы, не так много, как хотелось бы. Те, кто успокоился с миром – это часть его общего знания и развития. Они наши друзья. Но тем, кто оказался за стеной – покой требуется заслужить. Впрочем, раньше мы не стремились узнать о мёртвых, запертых от нас стеной, столько, сколько хотели бы знать теперь. Ведь прежде не было причин для войны между нашими частями мира. Застывший статуей – Стеллой – Бог исторг свечение, вышедшее из него Лучом, распавшимся на атомы и породившим стену на границе Забыть-реки, отделяющей землю мёртвых от земли живых. С той поры мёртвые остались на своей половине и зажили собственным укладом, а мы своим. Иногда некоторым, как с нашей стороны, так и с другой, удавалось проникнуть за стену ночью. Но редко причиной являлось желание причинить зло друг другу. Скорее мы обменивались знаниями, что позволяло, например, живым лечить разные болезни. Знания мёртвых для этих целей зачастую оказывались бесценными. Однако, в один из дней, тысячелетия назад, устои мира пошатнулись. Ты внимательно слушаешь меня?
- Конечно, правитель. Продолжай, пожалуйста!
- Стелла Луча стояла на высоком холме у подножия наших гор у границы нынешней земли лирогов. Она была ростом в семь человек. Обращённой к северу и раскинувшей огромные руки с повернутыми к небу ладонями. Бог застыл в этой позе, простирая власть своего миролюбия на все создания Земли: живые, мёртвые, вымышленные. Не важно какие! И Луч струился из священных камней, что расположились на его лбу и плечах и имели свои имена: Бора, Тиса и Кротт. Народ наших предков раввов был избран хранить Стеллу Бога, что он и делал исправно, посвятив всю жизнь этому делу. И вот, в один из дней, никто не знает почему, земля неожиданно содрогнулась. Ледяные воды океана с севера поднялись и обрушились на сушу, сметая всё на своём пути. Они докатились стеной до Стеллы Луча и разбились о неё. Океан будто споткнулся о Бога, сдался и отступил назад. Однако, совершил непоправимое. Он обрушил Стеллу Бога. Быть может это и было целью потопа?... Стелла упала с холма у подножия горы и образовала в земле глубокую впадину, которую заполнили уходящие воды океана. Так родилось озеро, которое впоследствии нарекли Озером Луча. Во время потопа раввы погибли. Уцелели только те, кто успел забраться высоко в горы. А после того как океан отступил, на землях раввов, окружив Озеро Луча, остался, вышедший из северного океана, народ лирогов. Лироги нарекли себя новыми хранителями статуи Бога и не позволили слабому, почти уничтоженному стихией народу раввов, вернуться на свою землю. Раввы с тех пор нарекли себя рахиями, что на древнем языке раввов означало – избранные. Мои несчастные предки верили, что они вернутся на свои земли и продолжат своё служение Богу и Лучу. Мы и сейчас в это верим.
- Неужели с тех пор рахии ни разу не пытались отвоевать свои земли силой?
- Нет. Рахии не воины. Мы хранители. Мы умеем сражаться, но не станем лить кровь тех, кого мы, в конце концов, собираемся защищать. Тем более, с той поры как Стелла опустилась на дно Озера, лироги стали ей лучшей защитой. Ведь рахии совсем не умеют плавать. Мы полюбили эти горы и стали править здесь, чтя своим долгом защищать рубежи Стеллы в горах. Но, если случится повод взяться за оружие – весь мир узнает, что рахии умеют сражаться так, как никто другой! – Руперт стукнул по граниту трона с такой силой, что даже на столе у Миши звякнула посуда.
- Так что же случилось с Лучом?
- Увы, когда океан опрокинул Бога с холма, первый камень – Бора скатился с его левого плеча и был утерян. Луч с тех пор ослабел. Это стало началом, когда обмен между мирами живых и мёртвых участился. Но не только. С того времени стало ясно, что наш мир не единственный в своём роде. Подобных ему десятки, сотни, тысячи! Искаженных временем оттисков одного и того же, но в разных временных поясах, в разных климатических условиях. Мы узнали об этом благодаря таким как ты – летунам! Поскольку после падения Стеллы в воду между этими мирами тоже стали случаться разломы, куда исчезали и живые и мёртвые. Они перелетали из мира в мир. Но, об этом я расскажу после… Итак, с падением Боры стена у Забыть-реки утончилась. В ней появились слабые места. Жжение Луча ослабло. Оно по-прежнему разило умерших днём, но уже не всех. Среди них стали появляться и те, кто мог втиснуться в мир живых. И мёртвые воспользовались этим. Те, кто мог, стали нарушать границу и всё чаще приходить в наш мир, даже среди белого дня! И пускай пока их намерения оставались преимущественно не враждебными, в мир уже проник предвестник хаоса. Из Вырии явились так называемые чёрные пчелы. Мир живых стал подвергаться страшным болезням, но всё же то оставались всё ещё одиночные и не частые случаи. Живые приспособились к этому. Страшное случилось позже. Когда пропал второй камень – Тиса. Мы все догадываемся, что лироги знают, почему это случилось, но… добиться от них ответа не удалось, даже минуя столетия с того трагического дня. После того как с плеча Бога исчез Тиса, разделение миров оказалось нарушенным уже основательно. Мёртвые будто того и ждали!
Как я уже упомянул, и у мёртвых есть свой повелитель – демон, который с возникновением Луча оказался почти заточён Богом в Вырии. Он и так то оттуда не планировал выходить, но с помощью оказавшихся в его распоряжении мёртвых давно желал изменить границы мира. Покровительство и власть над смертью вскружили ему голову, и он уверовал в то, что именно мёртвым должна принадлежать большая часть мира. Именно они заслуживают главной роли в нём! Век мёртвых по сравнению с жизнью безграничен. Он не имеет срока. Демон много раз пытался убедить Бога в том, что именно смерть является высшей точкой развития живого организма, ибо после неё он обретает возможность духовного роста без отвлечения на такие надоедливые проблемы как: голод, жажду размножения, необходимость борьбы за выживание. Демон предложил рассматривать жизнь как среду питания для мёртвых и их инкубатор. Он стал возмутителем спокойствия. И сила его была велика. Именно он заставил Бога принести самого себя в жертву и породить Луч! Разгоревшийся с солнцем, рождённый Богом, Луч стал для мёртвых невыносим. Его свет запер их за границей Забыть-реки, куда не попадал сам и где не сжигал смерть дотла. Демон выл и бесновался от злости! Луч заставил и его влезть ещё дальше вглубь земли, где он впал в сон. Лишь ночью Луч стихал, отчего, как я уже и говорил, смерть изредка наведывалась в наш мир. Но после того, как второй камень пал, Луч стал светить ещё слабее. Демон очнулся и узрел для себя новые надежды. С подачи воспрявшего духом правителя мёртвые принялись расшатывать наш мир. На земле стали случаться потопы, страшные пожары, которые были делом их мерзких рук. На наш мир обрушились новые болезни, эпидемии и пандемии, что уносили жизни целых поселений и городов! Стена ослабела, но существующий тысячелетия на земле Орден хранителей, всё же сумел обуздать тварей и добиться приемлемого мира. Мы откупились от Вырии, отдав им право поселить некоторые народы в Средени – лесу, что раскинулся на границе Забыть-реки. Правда, исключительно только те народы, что некогда в этом лесу и обитали. Без малейшего их права нападать на людей.
- Кто это такие, Орден хранителей?
- Он был создан после падения Стеллы Бога на дно Озера. Его создали рахии, лироги, люди и белозеры.
- Белозеры? Я снова слышу о них, кто это?
- Это народ страны хрусталя. Они живут у океана. Я расскажу тебе о них, когда придёт время. Сейчас ты можешь просто взглянуть на карту, что выложена мозаикой на столе. Там ты увидишь наш мир и государства, что образовались в его части, хорошо известной ранее раввам. Этот стол принадлежал ещё нашим предкам…
Миша расчистил центр трапезного стола, за которым сидел, от блюд и бокалов. Под жаренным каре ягнёнка, ломтями солёной стерляди, тарелками с пастой из горных ягод и хлебом он обнаружил затёртую временем карту. Она была искусно собрана из осколков цветных минералов и повествовала о землях тех народов, что во времена раввов имели именно такие границы в общем мире. Художественная ценность карты могла находится под вопросом, но информативная – завладела вниманием Миши безраздельно.

 
 
- С тех пор картина мира изменилась? – наконец задал он вопрос Руперту, продолжая изучать рисунок.
- Немного. Страны людей стали шире, а спорные земли у границы Вырии уменьшились. Но сейчас, населяющие их оборотни и прочий сброд, всерьёз рассчитывают на реванш.
- Удивительно, - не скрывал своих чувств Миша. – Но, прости, мы, наверное, отвлеклись от твоего рассказа. Ты говорил об Ордене.
- Ты прав. И тут я с гордостью должен сделать уточнение, что главой Ордена хранителей всегда являлся и продолжает являться рахия! Это наше первенство, которое никто не оспаривает. Даже лироги. Сегодня правителем Ордена являюсь я. И мне решать, как нам действовать, чтобы сохранить попытку вернуть утраченное равновесие.
- Ты забыл рассказать мне о третьем камне – Кротте. Что стало с ним?
- И снова ты верно подметил, Миша. Это очень важная глава в новейшей истории Земли, хоть и довольно печальная. Конечно Кротт. Как без него?... Многие считают именно его самым важным камнем Бога. Ведь он покоится на самой голове всевышнего. И знаешь, что? Кротт пропал за несколько дней до твоего появления в нашем мире. Мне об этом сказал сам Тит лично. Он явился в мой дворец и сидел на том же месте, где сидишь сейчас и ты. Он рассказал мне, что часовые, охранявшие Стеллу в Озере, были убиты. Камень исчез, и Тит не имеет ни малейшего понятия, куда тот делся. После чего правитель ушел к себе, а к вечеру скончался. Следов насильственной смерти обнаружено не было. Он заперся в своих покоях, а когда его обеспокоенная супруга ворвалась со стражей внутрь, они нашли холодный труп царя, лежащий на собственном ложе. В их браке не было рождено детей, поэтому лирогами нынче правит супруга покойного, которую зовут Марика. Что ты на это скажешь, Миша?
- Чертовски запутанная история!
- В точку! Но самое важное в ней не Тит и его правление, а то, что с падением Кротта Луч стремительно терял свет. Какое-то время Стелла ещё отдавала накопленное за миллионы лет свечение. Она, словно остывала. И вот вчера она потухла окончательно. Ты представляешь, что это значит?... А я тебе скажу. Это конец! То, с чем вы столкнулись в Купалу в поле – всего лишь жалкая репетиция того вторжения, что случится неизбежно! Мы не Бог! Мы просто создания этого мира, которые процветали под его жертвенным покровительством. И растеряли его! Не смогли сохранить главный его дар живым, саму его плоть и кровь, что он отдал в нашу защиту! Живые продали Бога! Вот в чём признаться страшнее всего!... – голос Руперта сломался на высокой ноте и перешёл в подвывание, но царь накрыл рот ладонью и быстро усмирил вырвавшуюся боль.
- Рыцарям Ордена хранителей не сдержать полчища тварей самых разных мастей, что понесутся в мир мёртвых из Вырии очень и очень скоро. Их повелитель – демон – поведёт их поквитаться с живыми за своё заточение. Идея переустройства мира не утратила для него актуальности. Он полон сил и энергии, накопленных в подземельях, и жаждет войны. Мёртвые растерзают женщин и детей, выпьют кровь людей, рахий, лирогов и обратят их в свой народ мертвецов. Либо в инкубатор, как и мечтал об этом некогда демон. Доберутся до страны хрусталя и опрокинут в океане священное Дерево, к которому демон имеет личные претензии. Ведь это оно ограничило его во власти на заре создания мира. Так вот, с началом войны исчезнет равновесие, будут попраны все законы существования мира. Всё рухнет! И это начнётся совсем скоро, когда кончится зима. С теплом весны мёртвые шагнут в мир живых, а Забыть-река откроет свои воды ото льда, выпустив из них тех, кто… - Руперт закрыл ладонью рот, а его глаза заблестели набежавшей влагой.
Воцарилось молчание. Миша растерянно смотрел на уставленный едой и напитками стол с таким ощущением, будто всё это он видит в последний раз. Открытая в центре стола карта живого мира, будто побледнела под опустившейся на неё тенью. Слушая срывающийся голос царя Раскопии, и наблюдая возникающие в дрожжании света свечей на стенах дворца фантазии в образе диких варваров смерти, Миша представил себе масштаб нарисованной трагедии. Путанный рассказ Руперта заставил поверить в себя. Михаил многое привык подвергать сомнению, но только не собственный опыт. А ведь он как раз и подтверждал сказанное царём! Михаил лично видел выползших из лесу тварей. Он даже защищался от них с оружием в руках. И от этих доказательств укрыться было сложнее всего, хоть и очень хотелось… Только теперь Миша кристально ясно представил себе, что его жизнь, которую он вот-вот обрёл заново, может вскоре закончиться. Лишившись оков, пленявших его глаза и тело столько лет, он не успеет насладиться миром. Пускай даже вновь обретённым им, а не тем, где он родился. Какая несправедливость!
- Но что нам делать? – воскликнул мужчина с досадой.
- Ты спросил меня – почему именно ты оказался здесь. Что ты можешь сделать для спасения мира? И я тебе отвечу – ты наша надежда! Ты тот, кого Орден ждал много лет. И мы не можем себе позволить сомневаться в обратном. – Руперт поднял вверх ладонь, останавливая слова, готовые сорваться у Миши с языка. – Нам было пророчество. Оно прилетело начертанным на куске бересты. И принесла его птица, которая, как мы думаем, прилетела от самого Древа мира. Его посланница и наш союзник. Я прочитаю тебе его.
Руперт достал из складок накидки свёрнутый в трубочку кусок коры. Распрямил его и стал читать:
Лишь тот, кто летает среди миров
Спасением нашим здесь стать готов
Его обратить должен старец в путь
Защиту живым навсегда вернуть
В горах будет Бора им обращён
А Тису за боль лишь получит он
И с жизнью расставшись, горящий Кротт
У смерти из чрева он заберёт.
- Здесь много загадок, неправда ли?! Но ясно одно – ты тот избранный, что может вернуть камни в Стеллу Луча!
- Кому ясно? Тут речь о том, кто летает среди миров! Я что единственный? Я провалился, как вы говорите, но не летаю!
- Именно летаешь! Путешествующих в разломах мы называем – летуны. Именно такое имя существует уже тысячи лет. Разумеется, ты не первый, и я надеюсь, не последний в нашем и других мирах. Вы приходите сквозь время. Почему это стало возможным с падением Луча доподлинно мне неизвестно, но даже малейшая деформация, может породить разрушение материи, едва заметное глазу. А с падением Стеллы мир тряхнуло основательно! От этого и возникли разломы, как полагаем все мы. Однако знай, что как только Луч погас, разломы затянутся льдом Древа жизни. Они уже почти закрылись. Обратного хода без Луча тебе не сыскать! Только он сможет вернуть тебя в тот мир, откуда ты пришёл. Так борись же за свою жизнь!
- Вы что, вынуждаете меня? А как насчет того, что надо расстаться с жизнью? Это ещё, что за оптимистичное напутствие?
- Это лишь методы. Но стоит ли думать о том, что мы сможем достичь отлько спустя много и много дней? Весь твой будущий путь будет просчитан до мелочей! Поход не станет жертвенной миссией, это не самоубийство… Но о деталях завтра. Я устал, и тебе не мешало бы отдохнуть. Вопросов не мало. Ты сам это увидишь. Завтра здесь будут все члены Ордена хранителей. Если небеса будут нам благосклонны, мы сможем выработать совместное решение. Вот тогда и задашь волнующие тебя вопросы. Мы обсудим многое, а пока Лурд проводит тебя до твоих покоев. Прощай!

***

В норах, которыми была испещрена безжизненная земля Вырии, собирались главы кланов. Они перебирались к расщелине, где земля особенно дышала жаром своего ядра. Мёртвые мерзли, поэтому они зарывались глубже в землю, где сухая плоть почвы Вырии снабжала их восходящим снизу теплом. Там можно было погреться. Зима – это заклятое время для мёртвых.
В расщелине, по её стенам уже строились рядами правители и верхушка кланов леших, упырей, волколаков, русалок, водяных, шуликунов, великанов, слизняков и прочих выродков и тварей всех мастей. Они собирались группами и ждали сигнала к обращению, о котором разнеслась весть по Вырии. Ровно в полночь в недрах огненного жерла расщелины поднялась остролобая красная голова верховного демона. Из красного конуса головы демона как шипы торчали короткие отростки щупалец, которые настороженно вздрагивали при каждом движении извне.
Он обдал огнём тех, кто стоял ближе всего, отчего они попятились назад, вжимаясь в стены и друг друга. Голова заговорила на яссы – языке мертвых: - Мы ждали этого часа много столетий! Настала пора перевернуть вверх дном этот сброд, что населяет наши земли. Земли, на которых мы когда-то жили, и куда нас теперь не пускают! Мы всего лишь хотим справедливости. За каждый отнятый у нас день, мы возьмем кусок их тепла. За каждый отнятый у нас год – заберем их дома! Гнусные запахи живых будут истёрты в пепел! Смертные недостойны занимать большее. Они всё равно умрут. Лишь мёртвый может быть царем! Потому что мы… Вечны! – последнее слово вся толпа собравшихся тварей повторила хором. – Вечны!
- О мёртвых поют песни! О мёртвых лучшие слова! Живых не ценят, живых не почитают. Мир любит и помнит мёртвых! Так вот, наконец, пришло наше время! – множеством хриплых, ужасных для человеческого уха голосов, они кричали слова, и повторяли их многократно: - Пришло время мёртвых! Пришло время мёртвых! Пришло время мёртвых!
Затем демон ушёл обратно и верхушки кланов заспешили к своим. Им оставалось ждать совсем недолго.

***

Спалось Мише великолепно. Помимо прочих неоспоримых достоинств горный воздух обладал свойством умиротворения нервов. Наполняющий лёгкие нежный аромат высокогорья вытеснял тревоги, которые на вершинах мира казались вдруг неуместными. Взамен он наполнял тела свежестью, а разум спокойствием. Именно в горах была рождена традиция переспать с проблемой, отложив ее разрешение на утро.
Когда Миша вошёл в тронный зал, лучи солнца уже рассыпались по полу, рассеявшись сквозь витражи в крыше дворца. Солнечные зайчики прыгали по стенам, порождённые движением в зале безупречной стали и камней прибывших в Раскопию гостей. Время близилось к полудню. А в горах эти часы почти всегда были богаты солнечным светом. Его блеск нагревал покои рахий и щедро одаривал их посевы.
У знакомого Мише стола собрались люди, а также похожие и не очень на них создания. В скоплении фигур мужчина нашёл старика Гобояна, Кроса и Ариса, а в конце стола сидящего в уединении Бореслава. Остальных он не знал, но почтительно кивал каждому, кто приветствовал его. После появления Миши, Руперт огласил приветственное слово.
- Несмотря на то, что повод для нашей встречи нельзя назвать радостным, я, как всегда, счастлив приветствовать всех вас в своём доме. В нашем общем доме. Мне не нужно рассказывать вам насколько близко к границам мира подступила беда. Не нужно мне представлять вам и Михаила, который сегодня с нами. Но я должен представить ему вас – членов нашего Ордена. Посмотри на них, Миша. Это правитель лирогов – Марика, - указал Руперт на светловолосую женщину, действительно не сильно отличающуюся от людей, но с серой грубой кожей и, как и говорил царь рахий, с перепонками между пальцев. – С ней прибыли и её лучшие воины. А это скороход Варог, что приехал с Беломорья вместе с товарищами. Он белозёр, - Руперт указал на приземистого человека, ростом метра полтора. Его руки и ноги были сильно развиты, в то время как тело было словно у ребенка, хилым и щуплым. – Это Исса, он из агнитов, что живут в подземном мире шахт. Рахия указал на темнокожее существо с панцирной чешуёй на шее и спине. Мощный позвоночник существа оканчивался небольшим обрубком хвоста. У едва видимых его глаз не было зрачков. Также у Иссы вместо рук и ног были сильные лапы с грубыми когтями. Вид он имел весьма свирепый. – Здесь же знахарь Свитож из Палты и слепой ворожей Ирнак из Лилты. – Это были старцы, что пришли, как и Гобоян, в длинных белых рубахах, с распущенными седыми волосами и бородами. – Каждый из членов Ордена приходит со своими помощниками, поэтому нас так много. Когда-то в Орден входили и другие наши единомышленники из отдалённых государств, но в последние годы, судя по всему, они позабыли дорогу в этот дом. Итак, перейдём немедля к делу. Рассаживайтесь.
Присутствующие правители заняли места вокруг стола. А их компаньоны и спутники отошли к стенам зала, где разместились на расположенных вдоль них креслах. Убедившись в том, что все готовы слушать, Руперт продолжил: - Каждый из вас знает, что к священным камням Бога не может прикоснуться создание нашего мира. К счастью или нет, но это невозможно. А единственное, что может остановить вторжение Вырии в наш мир, это возврат камней в Стеллу. Но отправляться в поход за ними, не имея возможности ими овладеть – абсурд! Однако благосклонным решением судьбы среди нас появился Миша, и он летун. А значит, он единственный, кто может найти и, главное, вернуть камни назад Стелле.
- Но, Руперт, это ещё не известно достоверно, - возразила Марика.
- Тебе не достаточно всех тех свидетельств, что мы имеем о Мише на сегодня? – удивился царь рахий.
- Вот именно! Мне недостаточно одних рассуждений, которые ты называешь свысока свидетельствами. До этого дня мы получали лишь скупые сведения о якобы пришедшей надежде. Что ж, сегодня мы осчастливлены тем, что лицезреем того, кого ею называли. И ничего более! На кону судьба всего нашего мира и вы предлагаете её доверить пришельцу, который ни разу не присягнул Ордену на верность! К тому же, не доказал, что он этого достоин. А что, если в результате камни отторгнут его? Мы будем полагаться на случай? Лишим себя последней возможности к защите, целомудренно наблюдая за тем, как где-то среди лесов и рек будет бегать человек, нарёкший себя летуном? Нам нужно готовиться к битве, а не играть в вероятности.
- Это не он себя нарёк, а я его, - спокойно ответил Гобоян.
- И к какой такой битве? – задал вопрос следом Варог из белозеров, - неужели ты намереваешься сражаться с мертвецами, царица Марика? Или всё же надеешься, что они не полезут за лирогами в воду?
- Да как ты смеешь обвинять меня в трусости? – Марика вспыхнула и вскочила на ноги.
- Может, вы сперва спросите у главы Ордена, есть ли способ сражаться с мёртвыми, и каковы наши шансы? Для определения стратегии наших действий – это важные вопросы! - вмешался Свитож.
- Не меня, а Гобояна вы должны спрашивать. Ему об этом известно куда лучше любого из этого зала, – ответил Руперт.
Гобоян нехотя выдвинулся на авансцену, сделав шаг вперёд и облокотившись на стол: - Спасибо, что дали слово. Действительно, решение следует принимать лишь после того, как мы обсудим будущее. Оценим положение трезво, если это, конечно, возможно вблизи столь щедро уставленного вином стола хозяина дворца, - раздался сдержанный смех, гости улыбнулись, а те из них, кто держал в руках бокалы, поставили их на стол. – Мы действительно сошлись в поединке с теми выходцами из Вырии, кто вызвался напасть на людей в Купалу. Мы встретили их, но не ожидали, что столь большим окажется их число! Жертв избежать не удалось. Мы не смогли привязать к себе всех тварей. И, вы знаете, я хотел бы отметить главный вывод, что сделал – впервые за долгие годы, что я живу на земле, мертвецы выступили так организованно. Они были управляемой силой. Могучей и внушающей страх. Даже мне… Их сила стала грозной под высшим началом того, кто направил их. Изгнанный Повелитель недр земли, истинный хозяин Вырии и всех тех отродьев, что там обитают. Он неплохо знает нашу силу и наши слабости. Догадывается о многом. И наше счастье, что не обо всём! Не сомневайтесь ни секунды – он утопит мир в крови, если границы откроются в столь ожидаемый им час. Войско его многочисленно, оно хлынет из Среденя наружу страшным чёрным потоком насилия и зла. Но сперва зло пустит своих гонцов в наши земли эмиссарами. Сделает это заранее, если уже не сделало. Чтобы расшатать наш союз, посеять смуту и ложь. Не дать обороне живых окрепнуть. Приготовьтесь к подкупу и предательству. Каждый из вас! Не считайте себя безупречными. Зло подберёт ключик к любому сердцу и душе. – Старик обернулся к каждому из членов Ордена. – Ещё до того, как мёртвые ступили на нашу землю, вы уже стали мишенями! Вы обладаете властью, а значит взяты на прицел. Так бывает всегда и везде, когда имеешь дело со злом. А нынешний охотник за головами – и вовсе самый кровожадный из всех возможных его проявлений! Не сомневайтесь, он не промахнётся в расчетах. Будьте бдительны и берегитесь... И ещё. Вы спросили, сможем ли мы им противостоять в битве? Я отвечу – это зависит от вас. Если мы сможем быть едины, а не тешить самолюбие распрями, мы дадим отпор! Мы знаем, что враг боится того, кто является нашим секретным оружием. Так используем же свои выгоды с максимальной пользой!
- Ты снова толкуешь нам о вашем Мише? – Марика скептически и вызывающе цокнула языком.
- Именно о нём, Марика. Как раз тебе я бы советовал вернуться к вину, оно должно смягчить твою надменность, что позволит услышать собственный разум.
- Не учи меня жить, старик! – царица топнула ногой и ее спутник, молодой лирог стремительно опустил ладонь на рукоять меча у пояса. – Вы сами неразумны и живёте в плену губительных иллюзий, куда тянете нас без спросу! В чём твоя логика, Гобоян? Ты подтвердил, что мёртвые увидели и знают о летуне более, чем достаточно. Они наблюдали его в бою. Уверена, не в очень блестящем виде. Так осталась ли секретность у вашего столь замечательного оружия?
- Мёртвые его видят, но не понимают. Они боятся, потому что не могут его даже учуять. Он чужак. Он человек, который может управлять ворожбой самого высшего уровня. Разве здешним людям это доступно? Он может брать всё в этом мире и пройти везде. Он может умереть и воскреснуть. Миша для Вырии – вызов! Такого соперника они не знали никогда!
- Хорошенькое дело! – присвистнул Михаил.
- Одни слова! – Марика вышла почти на центр залы. – Допустим, что он сможет прикоснуться к камням. Но кто сказал, что он их не утащит, а принесёт к нам назад? Что он не войдёт в сговор с демоном? Не предаст идею, что вы собираетесь на него возложить? Ты сам говоришь – все под прицелом!
- Все, кроме него! В том то и штука, что они не смогут к нему достучаться. Их блага не принесут ему пользы, поскольку он не принадлежит отдельному миру. Он летает среди всех них! К тому же, мы относимся к Мише с доверием. Мы предусмотрим для него сопровождающих, которых должны выбрать вместе. Но без доверия игра не стоит свеч!
- Вы ещё скажите, что мы должны создать для него армию, которая станет защищать его священный поход по нашим землям!
- Если потребуется, так и сделаем, Марика! – не сдержался Крос. – А сейчас пора выбрать ему отряд сопровождения. Для защиты камней, что он найдёт. Почему ты споришь? Лирогам настолько безразлично будущее, что они заранее выбирали смерть или рабство под сенью демона?
- Мы выберем то, что будет отвечать нашим интересам, великан! Или ты тоже сделался моим учителем в том, как вести свои дела?... Послушайте себя – вы говорите, что бороться с мёртвыми бесполезно. Так с чего тогда какому-то отряду справиться с самой трудной задачей? Отыскать по всей земле камни величиной с кошачью голову! А если они в Вырии? Что сделает тогда этот отряд?
Гобоян пристально посмотрел на царицу. Она резко повернулась к нему, но встретившись глазами, отвела взгляд.
- Я согласен с Марикой. Мы не можем положиться на пришельца, - вставил своё слово урождённый шахт Исса. – Пусть люди, рахии и лироги отходят к Беломорью под защиту Дерева. А мы укрепим шахты и не пустим за них мертвецов. Пусть твари расселяются, а после того как придёт следующая зима, мы заручимся поддержкой северных народов, экипируем армию и выбьем мерзавцев вон! Уверен, ты преувеличиваешь их силу, Гобоян. В твоём почтенном возрасте глаза часто подводят, а сердце становится излишне впечатлительным.
- Моё сердце видит куда больше того, чем я могу сказать, агнит, - огрызнулся старик. – Уж ты мне поверь и радуйся, что молчу!
- Мы тоже не слепы, - вмешался Арис. – не поддавайтесь трусливому желанию спрятаться от проблемы за праведными речами! Гобоян сказал вам правду, так имейте смелость её принять как правители, ответственные за свои народы! За теми сомнениями, что сеет Марика, нет решения! Неужели вам по душе пустой трёп?
Марика зашипела на бородатого воина, но тот стукнул по столу кулаком.
- Он прав! Нам нужно быть решительнее. Мы не можем отдать на растерзание тварей наши дома! – воскликнул и Ирнак из Лилты.
- Отдать, но остаться в живых! - парировала Марика.
- Да что вы городите? – вмешался Варог. – От земли ничего не останется, как только туда придёт Вырия! Наш мир превратится в выжженную пустыню. Некуда будет возвращаться!
- Почём тебе знать? Ты был в Вырии? – не унималась царица лирогов. – Твои предки живут там! Может, не так всё и плохо. Может, мы сможем договориться!
- Да ты в своём уме? Ты…
Неожиданно под свод полотка залы взлетел резкий окрик Руперта: - Хватит! Замолчите все!
Воцарилась тишина. Недовольные тем, что им помешали продолжить бучу, члены Ордена исподлобья взирали на царя рахий.
- Я вынужден прервать вас, поскольку настала пора внести ясность. Скажи мне, Марика, - Руперт обернулся к царице лирогов. – Если бы магические способности Миши были подтверждены, ты проголосовала бы за решение отправить его за камнями?
- Они могут быть подтверждены лишь одним способом, Руперт! И тебе это известно. Он должен взять камень. Но это невозможно.
- А если это возможно?
Марика рассмеялась: - У тебя хорошее вино, царь Руперт! Оно будит фантазию. И это действительно смешно. Что ж, хочешь поиграть с нами в ребусы – я откликнусь на вызов. Да! Я поверю в него, если этот летун возьмёт в руки один из камней Бога.
- Да будет так! – воскликнул Руперт, отошёл к своему трону и сел в него. – Я открою вам тайну. Тайну, которую рахии хранят уже сотни лет. Наконец, сегодня пришла пора рассказать вам о ней. И, признаюсь, я испытываю от того только облегчение. Итак… Когда воды океана разбились о Стеллу Бога и опрокинули её на землю, с плеча статуи упал камень Бора. Это он оттолкнул океан и заставил тот вернуться в свой дом. Но вспышка Боры оказалась такой силы, что сам камень не удержался на Стелле. Он упал с неё и пропал… Загнанные в горы, полные отчаянья в пылу изгнания раввы, стали искать в горах пещеры, где они могли бы укрыться от непогоды и сделать их своим новым домом. Они обошли всю гряду своего будущего царства, и каждая из семей нашла подходящее жилище. Вот и рахия по имени Ткра тоже нашёл свою пещеру. Эта пещера была почти у подножия верховной горы. Она шла по нисходящей к земле и казалась не очень удобной. Но Ткра почему-то сразу почувствовал уверенность в том, что пещера – именно тот дом, который он и искал. В один из дней, Ткра решил исследовать концевое углубление в своей пещере. Оно не мешало ему, но отчего-то притягивало к себе внимание день за днём. Рахия стал копать всё глубже и глубже, пока земля, которую он поднимал из ямы, не стала жечь ему руки. Ткра испугался, но обмотал руки тряпьем и продолжил работу. И вот когда рахия вытащил из углубления очередную горсть горячей как лава земли, оттуда в пещеру ударили невероятной красоты и разноцветия лучи. На стенах некогда тёмной пещеры разыгрался невиданный доселе спектакль света. Сердце рахии наполнилось блаженством и торжеством. Прикрывая глаза руками, Ткра нагнулся над углублением и увидел там…
- Бора! – воскликнул Гобоян.
- Да. Это был Бора. Ткра не смог прикоснуться к нему. Он созвал своих братьев, и тогда на совете было решено, что новый народ этих земель гор будет хранителем Боры. И имя народа будет – рахии. А страна их будет зваться в честь Боры Раскопией. С того дня мой народ обрёл счастье, потому что нашёл себе новое великое предназначение. И мы хранили эту тайну до сегодняшнего дня. А семья рахии, нашедшего Бору, стала священной семьей хранителей. Представитель этой семьи и сегодня среди нас. Прошу тебя, Лурд, выйди в залу.
Из угла, где он скромно сидел на скамье, вышел знакомый Мише Лурд.
- Вот он, наследник крови смелого Ткра. Он и только он сможет отвести в свою пещеру Мишу. Где нам и предстоит узнать, сможет ли тот прикоснуться к святому камню Бога. Вправе ли он называться нашим спасителем.

***

В глубине пещеры, сходящейся конусом под углом вниз, Миша застыл перед плитой из невероятной красоты малахита. Стены пещеры на удивление были гладкими как полированный камень. На глянце их неровных поверхностей блестели искры отражаемого света факелов вошедших внутрь гостей. Михаил стоял на коленях, почти упираясь затылком в сузившийся потолок. От волнения его руки покрылись росой капелек пота. Он вытирал их о плотную ткань штанов, но через мгновения ладони потели снова.
Миша слышал тревожное дыхание сгрудившихся за спиной членов Ордена. Те, не скрывая волнения, с нетерпением ждали подтверждения, действительно ли мужчина является тем, за кого его им выдает старик и его друзья. Наиболее возбуждённым выглядел царь Руперт, что закусил губу, из которой уже сочилась невольно пущенная кровь. Миша шептал под нос молитву ангелу-хранителю: «…Ты всякое деяние мое видишь, слово каждое слышишь, думу всякую читаешь. К тебе моя грешная душа обращается да помощи просит…» Он сам переживал, пожалуй, один из самых волнительных моментов в своей жизни. Хоть ответственность, о которой он столько услышал в этот день в зале, куда больше пугала, чем вдохновляла его. Уроки мужества, преподанные Бореславом, ещё не прошли требуемую практику. Он всего лишь подошёл к её порогу.
- Снимай, - послышался дрогнувший голос Руперта. – Пора узнать правду.
Миша ухватил плиту с двух боков и без особого затруднения оторвал от земли. В тот же миг его голову и тело наполнил неземной свет чего-то куда более высокого, чем жизнь Михаила и всех собравшихся в этой пещере. Чем жизнь самой земли. Он закрыл глаза и почувствовал, как по щекам потекли неконтролируемые слёзы облегчения и счастья, переполнявшего душу мужчины. Неужели может быть так хорошо?!
Сквозь туман в голове Миша услышал далёкий голос: - Возьми его. Возьми его сейчас.
Мужчина, не открывая глаз, протянул руки. Уже зная куда, будто их притягивало нечто, и нащупал пальцами небольшой тёплый камень, размером чуть больше кулака. Миша просунул под него ладони и поднял их вверх.

***

В зал вернулись все члены Ордена хранителей. Никто не счёл для себя возможным прервать обсуждение, после того, чему они стали свидетелями.
- Надеюсь, теперь ни у кого нет сомнений, - сказал Руперт.
- И нет права отступать, - добавил старик Гобоян.
Марика молчала. Она села за стол с краю и не смотрела на собравшихся. В её руке покоился бокал. И только по лёгкой ряби на поверхности наполнившего его вина было заметно волнение и внутренняя дрожь царицы лирогов.
- Теперь пришло время избрать спутников Миши в нелёгком пути за нашим будущим. Мы не можем полагаться на помощь извне, поэтому я должен задать вопрос всем присутствующим, кто из вас готов отправиться в поход вместе с летуном? Кто готов пожертвовать своей жизнью ради защиты камней Бога, если на то будет необходимость?
- Я, - немедленно вышел вперёд Крос.
- Я, - ответил брат Варога, белозёр по имени Светошь.
- Я пойду, - также шагнул вперед агнит Исса.
- Позвольте пойти и мне, - выдвинулся Лурд.
- Но, Лурд! – воскликнул Руперт. – Как же…? – он не нашёлся чем продолжить. Царю не хотелось отпускать своего верного подданного, но он не смог найти повода оставить его. Решение рахии оказалось слишком неожиданным.
- Мой повелитель, - сказал Лурд, - Бора как был, так и остаётся в надёжных руках. Теперь его будут хранить не только рахии, но и все члены Ордена. А меня зовёт в поход нечто важное. Это долг моей семьи. Не удерживайте. Я искренне верю, что эта доля и есть самая правильная. А значит и вершащиеся дела будут теми, что от нас ждёт сам Бог.
- Ты прав. Не вини своего правителя за малодушие. Что ж, если на этом всё…
- Нет! – Марика встала из-за стола, - Нет. Возьмите в отряд и воина из моего народа. Вот этого! – она указала на крупного лирога по имени Блик, который был её двоюродным братом. Тот пристально посмотрел в глаза царице и после того, как уловил в них искомый ответ, кивнул и вышел вперёд.
- Хорошо. Пусть будет так! – подвёл черту Руперт.
- Подождите! – воскликнул Миша. – Никто не спросил меня, готов ли я идти за камнями!
Марика рассмеялась в голос.
- Как тебя понять? – удивился Руперт.
- Дословно. Конечно. Я всё знаю. Судьба мира на кону, но готов ли я к роли его спасителя? Не ровен час, я в любой момент могу пропасть из вашего мира, также стремительно, как в нём и появился. Вы же сами говорите – летун. Такого может и в дверь сквозняком выдуть. Неужели на летуна можно полагаться?
- Успокойся, Миша, - ответил Гобоян, - в ближайшее время ты останешься с нами. Пока Луч погас, обмен между мирами стал невозможен. Такова твоя доля, которая мне немного видна. Попробуй заглянуть и ты в неё. Что бы ты хотел там увидеть? Как в один из дней благополучно исчезаешь отсюда обратно в свой мир? В котором ничего не происходит катастрофического, нет ни гостей из Вырии, ни острых зубов кровососов-упырей, ни непривычных твоему глазу народов, а? Где так кажется всё подконтрольно людям. Всё им подвластно… Увы, это заблуждение. Если ты доверишься своим глазам, зрение которых к тебе вернулось на нашей земле, то увидишь, что доля твоего мира, также тесно переплетена с нашим, как и органы в твоём теле. Один без другого жить не сможет. И болезнь одного – станет очень скоро болезнью другого. Если смерть придёт в наш мир, она многократно отразится и в твоём. Сколько болезней не могут победить в вашем краю? Сколько стихий, против которых сила человека ничего не стоит? Войны, страшные инфекции и природные катастрофы сотрут живых в лица Земли. Сделают это намного скорее, чем ты думаешь. И произойдёт это совсем не случайно. Это произойдёт потому что мир живых окажется уничтожен здесь. И никак иначе. Сотканную материю мироздания невозможно разорвать. Колыхнётся один её край, и сотрясётся вся сеть миров, что сцеплены друг с другом. Поэтому, наш дорогой друг, спасая этот мир, ты спасаешь и все остальные. Подумай об этом.
- Но Бора! Он же сейчас здесь. Я могу вернуть его на Стеллу, и стена восстановится хотя бы частично! Не так ли? – Миша осматривал всех присутствующих. – Разве нет? Ведь ты сам, Руперт, говорил, что последний камень держал выродков взаперти все последние годы. Так давайте вернём это положение и хотя бы облегчим себе задачу!
- К сожалению, - ответил Руперт, - Стелла примет назад только все камни сразу. Таков закон. И не мы его придумали. Камни могут уйти раздельно, но вернуться должны только вместе. Это раз. А два – главный из камней это Кротт. Без него Луч в любом случае не зажжётся. Принесёшь его – и мы спасены. Благодаря тебе будем спасены.
- Значит, моя судьба уже определена, - выговорил Миша обречённо. – Значит, выбор не может быть совершён. К чему тогда моё согласие? К чему это сопротивление?
- Никогда не сомневайся в пути, что сопряжён со спасением чьей-то жизни. Что может быть достойнее, чем обрести возможность следовать ему? – к Мише подошел Крос и положил свою богатырскую руку ему на плечо.
- Ступай с лёгким сердцем, и мы поддержим тебя, - подошёл к нему и Светошь. – Ты увидишь, каким счастливым окажешься среди друзей.
- Твой сон мы станем хранить больше своего. Твой день может стать легендой нашего мира, - добавил Исса и также встал рядом.
- А твоё сердце не может смотреть свысока на нашу беду. Я вижу, какое оно большое и светлое. Оно горит как наш Бора. Так позволь же ему осветить наш общий путь, - подошёл Лурд.
Последним к собравшемуся новому отряду присоединился Блик. Он встал рядом, подбоченившись: - И когда выдвигаемся?

Глава 5. Озеро Луча.

Чёрная летучая мышь отчаянно махала перепончатыми крыльями, на которых в лунном свете можно был разглядеть сеть капилляров, наполненных мёртвой кровью. Мышь добралась до небольшой расщелины в стене тёмной горы и нырнула туда. Протиснувшись между камней, помогая себе острыми коготками, она выбралась внутрь пространства овального горного ущелья. Похожее на большой каменный мешок укрытие было спрятано от посторонних глаз. Мышь спикировала к его дну вниз и повисла на сухой ветви изогнутого дерева, что торчало из камня почти в центре широкой плоской поверхности.
Под деревом сидели создания, отдалённо напоминавшие людей, поскольку передвигались на задних конечностях стоя, а из их широких плеч росли пятипалые руки-лапы с огромными когтями. Пожалуй, на этом сходство и оканчивалось. На месте голов у существ были большие мохнатые собачьи морды с тупыми носами, в пасти которых друг о друга стучали железные зубы. А позвоночники оканчивались торчащими из тела лысыми отвратительными хвостами.
Мышь прокричала писклявым голосом дважды, а после того как существа обратили на неё внимание, бросилась вниз и, ударившись о землю, обернулась человеком. Это оказался человек с белёсыми глазами, без волос на голове и теле с синюшного цвета кожей. Он поднялся с земли, встал в круг из существ и сказал на яссы: - Приветствую вас, сыновья древнего народа псов. Когда-то вы жили не в этих бесплодных землях, а среди лесов, рек и травы, на которых нынче паразитируют люди. Мы готовы вернуть вам славное имя хозяев любой части мира, но, прежде чем из Вырии выйдет армия освободителей, правитель мёртвых просит вас об услуге.
- Какой ещё услуге? - злобно пролаял один из псов, сверкая налитыми кровью глазами.
    - Люди хотят вернуть себе камни Луча. Мы возражаем.
- И?
- Придите в их земли сейчас, придите затем в Раскопию. Убейте всех, кого встретите. Найдите летуна и принесите нам его голову.
- Зачем нам рисковать? Что мы получим взамен?
- Когда земли живых станут нашими – псы будут первыми выбирать, где им царствовать, а ты как правитель станешь главным помощником верховного владыки. Если же псы откажутся выполнить просьбу хозяина – им наравне с живыми выпустят кишки! Как тебе такой выбор?
Пёс зарычал и разнёс в щепки одним ударом дерево, на которое присаживалась ранее летучая мышь: - Хорошо. Мы отправимся в поход.
Посол-мертвец кивнул, затем ударился о землю и снова превратился в летучую мышь. После чего она забила по воздуху крыльями и понеслась прочь.

***

Почва земли лирогов была богата. Густые перелески даже зимой сохраняли величие щедрости природы. Меж возвышенностей бежали тонкие артерии ручьев и рек, соединяясь поодаль и разбегаясь по сторонам вновь. По мере приближения к Озеру Луча снег встречался все реже и реже. А у берегов самого Озера вовсю буйствовала растительность самых разных видов. Многие из кустов и деревьев плодоносили словно летом. Весело щебетали разноцветные птицы, перелетая с ветки на ветку. У воды было совсем тепло, и путники скинули с себя тяжёлую одежду на землю.
    Образованный отряд добрался до своей первой остановки с того момента, как он вышел из стен дворца Руперта. Здесь, на земле лирогов их вёл Блик, для которого эти дороги и тропы были родными. Блик был не особо разговорчив. И если прочие члены команды обменивались в пути шутками и досужей болтовней, то лирог хранил аскетичное и даже, казалось, надменное молчание.
- Скажи, Блик, лироги по-прежнему сторонятся жить у Озера? – спросил Крос, потягиваясь и разминая мышцы после перехода. – Каждый раз, когда бываю здесь, диву даюсь насколько это благодатное место! Как минимум тут стоило хотя бы зимовать.
Блик небрежно фыркнул: - Лироги не боятся холода.
- Это верно. Это верно… И всё же странно, что вы любите жить в воде, а в Озере не живёте.
- У нас здесь хватает воды. Или ты на что-то намекаешь? – Блик повернулся к Кросу с недобрым лицом.
- Полегче, приятель! – Крос даже и глазом не повёл. – Я всего-навсего задал досужий вопрос. Не будем собачиться, мы одна компания. Почти что плывём в одной лодке, ты, надеюсь, не забыл об этом? Негоже товарищам так относиться друг к другу. Я спрашиваю не о тебе, а о твоём народе. И, поверь, не от праздного интереса. Может, ты поделишься с нами, что говорят лироги о том, как мог исчезнуть Тиса и, главное, как не был сохранен Кротт. Возможно, это прольёт свет на то, где нам их искать.
- Лироги заплатили за это большую цену! Наши воины погибли при исполнении своего долга. И если ты имеешь какие-то подозрения в нечестности моих братьев, тебе лучше озвучить их вслух, иначе…
- Иначе что? – подался вперёд Крос.
- Эй, успокойтесь! – вмешался Светошь. – Не хватало ещё, чтобы внутри нашей команды, готовящейся противостоять целой армии выродков, развернулась своя война. Остыньте. Вопрос Кроса справедлив. Нам нужно откуда-то начать. И лучше мы будем достоверно знать о том, что у вас здесь произошло от тебя, чем начнём бегать по кругу. Расследование, что нам придётся учинить на ваших землях, может занять уйму времени, которого у нас нет. Уж коли ты член нашего братства, исходные данные мы желали бы узнать от тебя лично.
- Мне нечего сказать. Когда пропал Тиса, лироги были слишком слабы. Мои предки только осваивались в новых землях. В Озере обосновались русалки, что вышли с нами из океана. Это была очень сильная каста. В открытом бою с ними непросто и сейчас, а тем более тогда! У лирогов, если вам известно, издревле нет своей магии. Мы можем только сражаться. Без всяких колдовских помощников. А когда приходиться сражаться и против магии, мы бессильны. Знаю, что тогдашний царь лирогов Висла вынужден был отдать выкуп русалкам – тридцать лучших мужчин в наложники. За это они оставили нам Стеллу во владение. Таков был договор. Но в один из дней мы обнаружили свой дозор со свёрнутыми шеями и переломанными костями лежащим на дне Озера. А Тиса исчез. Я знаю только, что позднее камень пытались уничтожить мёртвые. Об этом есть свидетельства и нашего народа. Наверно вы не знаете, но когда камню пытаются причинить боль, он вызывает смерчи. Кружащиеся столбы грязи и земли, которые сметают всё на своём пути. Крушат любую силу. Никто не может им противостоять. Ни одна сила, ни живых, не мёртвых. Столбы были и тогда, но не в нашей земле. Их видели в стране птиц, куда из нашего мира вхожи только люди, поэтому ваши подозрения беспочвенны. Народ лирогов не крал камня. Какие выгоды мы бы извлекли из этого?
    - Сложно представить, что вообще кто-нибудь из мира живых мог бы извлечь выгоду из разрушения Стеллы, - добавил Светошь.
- Но к камню мог прикоснуться только летун или мертвец. Причём мертвец необычный, поскольку приблизиться к самой Стелле Луча, что выталкивает мёртвых из нашего мира. Вряд ли это возможно, – снова заговорил Крос. – Какой же силой надо было обладать, чтобы бесшумно справиться с целым отрядом лирогов, а затем стащить Тису? Как он мог её незаметно пронести через всю страну, если камень сверкает словно тысяча солнц?
- Почему вы мне задаете эти вопросы? Я не жил в те годы и свидетелей того не опрашивал! – возмутился Блик.
- Потому что с Кроттом произошло то же самое, причём совсем недавно, - ответил Крос. – Отряд таких же лирогов был переломан и разбросан по дну Озера, а камень благополучно испарился. Вот так чудеса! Похоже, бессмертное существо беспрепятственно гуляет по вашим землям столетиями и крадёт то единственное, что весь народ призван здесь охранять! И после этого ты ещё удивляешься, что я задаю вопросы.
Блик снова яростно засверкал глазами и едва удержался от того, чтобы броситься на великана с оружием.
- Остановитесь же вы! – закричал Светошь. – Крос, ты видишь, он не может дать ответы, зачем ты раздражаешь его своими подозрениями? Чем он может нам помочь? Тем, что станет ненавидеть тебя? Остынь!
Крос отвернулся, и Миша увидел, как на его лице промелькнула улыбка. Он понял, что здесь и сейчас старина Крос разыграл заготовленный спектакль и, похоже, извлёк из этого какую-то только ему известную пользу.
- Я думаю, после того, как мы исследуем здесь всё и зададим лирогам соответствующие вопросы, нам придётся идти за ответами в страну птиц. Если Тиса был там – возможно там и сохранились его следы. Но позволь, Блик, задать тебе ещё один вопрос, не остались ли в Озере жить русалки или ещё какие-нибудь твари из другого мира? Если это так – многое станет объяснимым, - закончил мысль Светошь.
- Русалок там нет. Крос прав, мёртвые не могли уживаться в воде в непосредственной близости от Луча.
- А как же наложники, которые были отданы Вислой? Они наверняка остались в Озере, - неожиданно вмешался Лурд.
- Ну,… я не знаю достоверно, - замялся Блик, - прошло слишком много времени.
- Так давайте проверим, - развернулся лицом к воде великан. – Мы исследуем Озеро и убедимся в том, что там никого кроме лирогов нет!
- Стойте! – Блик запротестовал. – Вы не можете войти туда без позволения царицы Марики. Это наши владения, и она здесь решает, как быть. Нужно сначала идти во дворец и представить ей свои намерения.
- Ах вот как? Странно, но по законам нашего мира Озеро Луча не может быть собственностью чьего-либо народа. Оно принадлежит только Богу. Впрочем, я допускаю, что за давностью лет лироги привыкли к владению им как собственным. Пожалуй, не их в том вина, - с иронией добавил Крос. – Что ж, придётся идти к Марике и караулить её хорошее расположение духа, чтобы она великодушно позволила нам рискнуть собственной жизнью.
Марика приняла гостей без особого удовольствия, что ничуть и не скрывала ни на лице, ни в собственном поведении. Для начала она заставила гостей дожидаться в приёмных покоях, пока закончит ежедневный тур в кости (это была одна из любимых игр Марики), а затем в течение всей беседы она не прекращала заниматься собственными делами, переходя с места на место.
Утомившись от её выходок, Крос наконец воскликнул: - Непристойно так вести себя в присутствии тех, кто отваживается идти на смерть! Даже царице!
- А я вас туда и не посылала! Мне то, что за дело? А если колдун-переросток и дальше вздумает меня учить манерам, я напомню, что он находится у меня в гостях, а не наоборот! И пока ещё лироги, а не бегающие по полям псевдовоины являются хранителями Стеллы. Будешь дерзить – я и вовсе закрою тебе вход в мои владения.
- Послушай, Марика, мы всего лишь хотим помочь миру выжить, - вышел вперёд Лурд и удержал Кроса от следующей вспышки. – Что тебе стоит дать нам возможность спуститься в Озеро? Мы не рыбы, всё равно не протянем там долго. О чём тебе волноваться?
- Может, ты кого-то опасаешься среди нас? – добавил Крос.
Марика повернулась, готовая выпалить очередную колкость, но затем задумалась и выговорила: - Хорошо. Пусть только тогда это сделает он, - она указала на Мишу. – Заодно посмотрим, на что он готов ради всех нас!
- Как скажешь, царица. Спасибо! - Лурд поклонился, и гости один за другим покинули тронный зал.
Путь от дворца до берега Озера был не долгим. Из окон верхних этажей замка вода была видна как на ладони. Именно отсюда некогда Тит мог разглядеть бедолагу Бореслава и пришедших с ним дружинников. Волнистая линия тропы сбегала меж акаций и густорастущих платанов, позволяя наполнить грудь сладким запахом растущих подле тропы гиацинтов. Спутники проследовали к Озеру в молчании. 
Оказавшись у берега, Миша и Крос отошли от группы и уединились на небольшом выступе, с которого мохнатая зеленью берега круто обрывалась в воду. Михаил усомнился в том, что из предстоящей затеи что-нибудь выйдет: - Я не ахти какой пловец! Да и что я разгляжу за несколько секунд? Даже без ласт и маски!
- Какой же ты смешной! Никак не привыкну к твоим словечкам, - улыбнулся Крос. – Не волнуйся. Я знаю, как дать тебе время. Ты уже вкусил часть пищи мёртвых, когда съел папоротник. Теперь пришло время открыться им полностью. Это уже не имеет такого значения, как прежде. Мы все на виду демона. И пока он не может прийти сюда за тобой, мы станем действовать с опережением и бросим ему вызов. Пусть боится!
- Но что ты хочешь делать?
Крос достал из своей сумы перышки растения, похожего на стрельчатые отростки смешанные с фиолетовыми лепестками: - Это кусок заговоренной тирлич-травы. В таком количестве она не так страшна. Ты словно уснёшь, но на самом деле твоя кровь остановится. Ты умрёшь. И тебе будет не так важно – дышишь ты или нет. Понимаешь меня?
- Умру? Ты в своём уме?
- Да. Не волнуйся. Ты умрёшь лишь на время. Это единственный способ остаться под водой и опуститься на дно Озера. Слушай меня, Миша, я уверен, что никакие это были не наложники. Лироги всегда были алчны и жестокосердны. Они никогда не искали ни с кем дружбы. Им нужна была только власть и признание их верховными правителями мира. Возможно, это связано с тем, что они пришли из северного океана, где выросли как народ подле самого Дерева. Мы не знаем об этом. Но амбиции их велики и мнение о своей роли в мире исключительное. Однако лироги не учли одного.
- И чего же?
- Людей. Люди – это такие создания, которые чтят своё первенство в природе ещё выше, чем кто бы то ни был. Я сам на половину человек и мне хорошо знаком этот внутренний голос в груди о том, что я царь этого мира. А кто же ещё, если не человек, спросишь и ты, верно?... Вот-вот. О чём я и говорю. Загнав бедных раввов в горы, лишив их полей, пищи, почти поставив на колени, глупые лироги возомнили себя всемогущими. Они ринулись в соседние земли людей, где им настучали по голове и вышвырнули назад как котят, отняв половину древних богатств. Это было настоящее фиаско! Тогда обозлённые создания, которыми руководила только жажда мести и будущего реванша, решились на невозможное. Они предложили миру мёртвых союз. Они отправили под воду не наложников, а детей своих правителей. Сыновей всего правящего клана их народа. Их действительно было тридцать. Здесь Блик не соврал. Впрочем, я так в нём ещё и не разобрался – может он действительно верит в непогрешимость своего народа?!... Так вот – эти тридцать мужчин женились на тридцати русалках ради того, чтобы те родили им тридцать наполовину живых, наполовину мёртвых отпрысков. Каким-то чудом все эти отродья могли уживаться рядом со Стеллой. Быть может, это тоже явилось компромиссом между Богом и Деревом, от которого пришли его создания? Как бы то ни было, эти выродки – метисы лирогов и русалок – должны были обрушить свою силу на людей с помощью колдовства. Забрать у тех отнятое ранее и ещё вдвое больше! Убить их воинов и поработить женщин и детей. Взамен же потомства, на которое возлагались такие великие надежды, лироги должны были отдать мёртвым Тису. Вот что я думаю. Потому что, если не мёртвые, то другой, кто мог бы претендовать на камень Бога, могло быть только Древо мира.
- Но откуда ты это знаешь? – выпалил ошеломлённый Миша.
- Да покурил тут одну травку, - ответил Крос с улыбкой.
- Но почему нам сразу не опуститься туда, в Озеро, с армией людей и не истребить предателей?
- Тише, тише, - умиротворяюще похлопал Крос по плечу Мишу. – Я рассказал тебе эту историю, но никто из нас не знает достоверно – правда это или нет. В конце концов, они всё же не напали на людей. Значит, что-то пошло не так… Так или иначе, но соль ещё и в том, что в Озеро не может спуститься человек. Чары, опутавшие эту чашу воды, нам неподвластны. Вода этого Озера давно уже как мертва. Никто кроме лирогов или, скажем, белозёров не войдёт в Озеро. Точнее не сможет опуститься под воду в нём. Рахии и так не пойдут, поскольку не умеют плавать. Выходит, что Озеро Луча оказалось территорией избранных, в которую далеко не все вхожи. Однако, запрет не распространяется на летунов. Вам вообще многое подвластно, как видишь! Вот какая штука. Да будет тебе известно, ты здесь человек только наполовину. Другая твоя часть – это запертый сундук с магией. Ты и сам его не знаешь. Такова уж твоя роль. Потому-то Марика с искренней иронией и отнеслась к нашим намерениям. Она же знала, что ты наш единственный участник в этой игре. Однако мне нужно было, чтобы она сама предложила тебе пойти в воду. Это очень важно, потому что это сакральное приглашение от своего к своим! Без него тирлич-трава не сработала бы. Теперь же дело за малым: она думает, что ты войдешь в воду, и там тебя ждёт неминуемая смерть от рук существ, о которых мы, якобы, не знаем. Те давно оставляют под водой каждого, кто сунется к ним. Они нуждаются в новых посвящённых своей извращённой касты, внутри которой давно царит лишь инцест. Каждый, кто приходит к ним с суши – это новый жених или невеста. Вот почему Марика уверена, что ты будешь либо сразу убит, либо захвачен. Но мы её обманем! Ты уже войдёшь в воду мёртвым. После чего они тебя не смогут ни учуять, ни причинить вреда. Понимаешь? Им не нужен жених из мёртвых. Они и сами уже давно мертвы. Им нужны живые!
- А что мне там делать? Как себя вести?
- Ты должен узнать, куда делись камни, где их искать. Или хотя бы кому они их отдали. Поскольку я, почему-то уверен, что именно эти извращенцы и разворовали Стеллу. Они будут с тобой разговаривать, потому что ты выше их по статусу. – Крос достал из сумы свёрток из кожи, который очень аккуратно развернул, чтобы не касаться содержимого внутри. Там оказалось серебряное кольцо с закреплённым на нём камнем сердоликом. Крос почти не дыша, держа кольцо кусочком кожи, медленно надел его Мише на безымянный палец. – Этот камень пришёл из недр земли, где обитают только твари самого высокого порядка. Ни один живой не может носить такой камень. Это явный сигнал каждому из выродков – кто ты есть! Но это ещё не все. – Крос снова залез в суму, достал оттуда красивый гребень из тёмного дерева палисандра и сунул его Мише в руку. – Это то, что ты отдашь им взамен информации. Ни один мертвец никогда не скажет ничего даром. Эти твари вобрали в себя черты всего самого гадкого, что есть в этом мире. В их числе жадность и скупердяйство. Так что приготовься к торговле. Посули им сперва гребень, а отдай его только после того, как получишь своё. Ясно? Иначе сжульничают.
- А чей это гребень?
Крос усмехнулся: - Царицы Марики.
    - Ого! А откуда ты…?
- Стащил пока та любовалась собственной персоной.
- Эй, вы там! Сколько ещё ждать? – крикнул в сторону Кроса и Миши Блик.
- Сейчас! – ответил Крос, а затем обернулся к Михаилу, - скорее ешь траву, только не у всех на виду.
Миша принял небольшой пучок, что ему сунул Крос, и незаметно сунул его в рот. Горечь оказалась несусветная. Он с мольбой взглянул на своего товарища, жаждая хотя бы глотка воды, смыть отвратительный вкус, но великан отрицательно качнул головой.
Вскоре Миша почувствовал, как его члены немеют. Как немеет его язык, уши, грудь, живот. В это время Крос помог ему освободиться от одежды и стал натирать обнажённое тело неизвестной мазью. Михаил ничего не чувствовал. Он пребывал будто в трансе, взирая со стороны на собственное тело как на чужое. Воздух и кровь перестали в нём циркулировать. Вены и артерии пересохли словно ручьи в пустыне под раскалённым солнцем. Наступил невероятно тягостный покой, в котором затруднительно было даже думать.
Крос с силой втёр в каждый участок тела Миши мазь, затем достал огниво и поджёг от него веник сухих прутьев. Как только тот разгорелся, великан стал хлестать горящими прутьями по Мише, особо не заботясь о силе удара. За исключением головы, на теле мужчины не должно было остаться ни одного волоска, которые продолжали нести в себе остатки органической жизни. И Крос жёг их. Отупевший Михаил смотрел на всю эту экзекуцию с полным безразличием. Он не чувствовал боли, не чувствовал стыда, ничего. Он без всякого удивления смотрел на то, как великан отбросил сгоревшие прутья в сторону, затем отступил от него на пару шагов, после чего сильно толкнул Мишу с уступа в воду. Мужчина ушёл с головой вниз, и наступила темнота.

***

Гобоян сидел на крыльце богатого двухэтажного дома, что находился на окраине столицы Палты – городе Дустан. Свитож – хозяин дома – сидел рядом, облокотившись спиной на резную колонну, поддерживающую крышу. Впереди, за оградой сновали в мирской суете люди. Шевелилась привычная городскому укладу жизнь. Слышались окрики и смех, голоса домашних птиц, по-хозяйски разгуливающих рядом с дворами. Признаков тревоги, которой обменивались старцы, Дустан не выказывал. Да и с чего бы? Разве можно было такое благо, как незнание ставить людям в укор? Возможно, таким сокровищем не прочь были бы обладать и те, кто оставил днём ранее Раскопию.
Старики курили травяные ароматные смеси, набитые в резные чашки трубок, и вели неспешную беседу. 
- Так ты действительно уверен, что нашу экспедицию ожидает успех? – спросил Свитож.
- Полной уверенности нет. Как ни в чём в этом, лишённом предсказуемости, мире. Но мы обязаны действовать. Ты же не останешься в стороне?
- Разумеется, нет. Я сделаю какие нужно приготовления и поддержу поход. Однако каждый из членов отряда настолько особенный, что наша ворожба может не дать ожидаемого эффекта. Нас ждут большие испытания. Я бы сказал – испытания нашей веры и способностей. Надежды, что мы питаем, вполне могут оказаться пустыми.
- Ты абсолютно прав. Но это не повод для того, чтобы сложить руки. Мы должны действовать безупречно, не отступаясь. Тогда наша уверенность передастся не только нашим словам, но и делам, что окажутся в помощь новым странникам. Нужно будет показать им дорогу, навести в нужный час на верное решение. Ты же понимаешь, что чтобы достичь Дерева мира потребуется нечто большее, чем их сноровка и желание. А ведь я, брат, убежден, что без его силы в нынешнем положении земли не обошлось! Никогда не сомневался, что мы всего лишь тля в его присутствии. Тут замешаны амбиции и воля самого высшего порядка! Я боюсь, что совсем скоро Древо раскроет себя по-настоящему, и мы узнаем то, о чём предпочли бы никогда не знать.
- Ты прав. Оно может, как одарить, так и…
Старики замолчали, погрузившись в раздумье. В их трубках догорали последние угольки смеси, а над лицами клубились серые гроздья дыма.
- Скажи мне, Гобоян, ты веришь в то, что мы сможем противостоять чёрной мгле, что надвигается на нас с запада?
- Я верю в Мишу. Он тот клинок, который способен отразить удар зла. Но этому клинку нужна рукоятка и твёрдая рука, что направит его.
- Ты, как всегда, точен в высказываниях. Пусть будет так.

***

Арис сидел перед лицом пламени костра, что он соорудил на привале. Его путь лежал в страну птиц. Об этом походе они условились с Кросом, покинув дворец в Раскопии. Арис незамедлительно оседлал коня и направился в путь. Он не гнал попусту животное, но и не терял времени зря. Отдыхая, этот умудрённый жизнью воин закрыл глаза, давая покой телу и мыслям. Отблески огня суетливо прыгали по испещрённому морщинами лицу, каждая из которых была наследницей ярких событий в жизни Ариса. А будущее сулило почву, на которой они лишь станут дальше множиться.
С ветки упала охапка мягкого снега и почти бесшумно шлёпнулась в сугроб рядом с воином. Потревоженный филин досадливо взмахнул сильными крыльями и переместился на соседнюю сосну. Внезапно Арис выпрямился и распахнул глаза. Слишком очевидное предчувствие. Он словно оказался за несколько вёрст к западу, стоя на высоком холме и взирая, как на белый снег равнины накатывается серая волна клыкастых тварей. Их слишком много, чтобы считать это случайной охотой. Это армия, которую направили нести смерть и опустошение.
Воин смахнул ладонью с лица остатки дремоты, собрал разложенные пожитки и пошёл к спящему коню. Потормошил его гриву. Придётся сменить маршрут. Нужно торопиться к Порогу. Пора воеводе Бореславу браться снова за дело. Пахнет войной. Такого наша земля давно не видела.

***

Миша очнулся от ощущения холода, медленно дошедшего до его спящего разума. Руки и ноги его еле поднимались, и мужчина не сразу понял, что погружён в воду. Он медленно скользил, лежа на спине, всё ниже и ниже. Туда, куда уже не доставал свет неба. Миша стиснул губы и инстинктивно задержал дыхание. Однако, минуту спустя, он осознал, что ничего задерживать не стоит, поскольку он и так не дышит. Его тело стало менее послушным, но разум понемногу очнулся и вскоре казался вполне сносным. Обострился слух, а обоняние, напротив, улавливало одни и те же черты затхлости, будто застоявшейся тины в болоте. Похоже было на безжизненное разложение. Один смрад. Или ему так просто казалось? Сопутствующие смерти ощущения?
В воде не было ни одной рыбы или насекомого. Не встречались и водяные растения. Озеро будто было большой керамической ванной, в которую набрали дистиллированной жидкости. Довольно тёмной. Через которую еле уловимым пятнышком просвечивало оставленное снаружи солнце.
Неожиданно Миша коснулся рукой неизвестной тверди. Он медленно повернулся со спины на живот и нащупал руками островерхий камень. Михаил опустился рядом с ним, оттолкнулся чуть в сторону, чтобы рассмотреть и обомлел. Перед ним оказалась вершина статуи, едва блестящая в темноте каменная кожа лица первобога, что покоился на дне Озера, которое сам же и создал. Обращенные вверх глаза статуи величиной с большое блюдо блестели чуть больше остальных участков головы. Словно они оставались живыми и по сей день, наполняясь изнутри скорбью по утраченной силе. На лбу сохранилось углубление для самого важного камня – Кротта, увы, ныне отсутствующего. Ниже могучая шея перетекала в рельеф плеч, на каждом из которых могло бы свободно уместиться по три Миши. В плечах также оставались пустыми выемки для Боры и Тисы, которые прежде освещали Озеро будто днём. Такой предстала перед мужчиной хранительница сего мира – Стелла Луча. Обезоруженной, но отнюдь не лишённой величия. Словно она на время уснула. Тело Бога, заковавшего себя в камень ради мира на Земле, несло исполинскую силу. Ах, если бы и сейчас он мог бы расправить мышцы и выйти наружу, чтобы лично усмирить возрождающегося из недр верховного демона! Но, увы. Жертва уже принесена. Теперь Стелла могла лишь с нетерпением ждать возвращения света. Чтобы снова засиял Луч, дарующий живым надежду и защиту.
Миша медленно скользил в воде перед статуей Бога, пока не опустился на, поймавшие дно, ноги. Он попробовал идти по нему и, пускай не с первого раза, но у него это получилось. Медленнее чем хотелось бы, и всё же довольно уверенно Миша двинулся в неизвестном направлении, полагаясь исключительно на удачу. Он шёл довольно долго пока не заметил впереди тусклое свечение. Михаил опустился на песок дна и поплыл, почти прижимаясь к нему животом. Вскоре перед мужчиной предстало странное поселение, состоящее из нескольких каменных домов, но без крыш. У каждого из домов была своя ограда, сложенная из каменистой породы дна. И, надо признать, сделано это было довольно аккуратно. А на углах домов сверкало по большому кристаллу аметиста, сеявшему нежный фиолетовый свет. Свет камней только добавлял ощущения нереальности развернувшейся перед Мишей картины, наполняя её загадочным содержанием.
Миша затаился за одной из стен, вжавшись, будто каменное изваяние. Спустя минуту он стал различать голоса обитателей поселения, толковавшие о каких-то бытовых вопросах местной жизни. Благодаря цветку папоротника язык существ Мише был доступен и понятен не хуже родного.
Оставалось лишь решить, что же делать дальше. Но пока мужчина прикидывал собственные шансы, сверху перед ним опустился первый из представителей поселения. Им оказалось существо, отдалённо напоминавшее человека. Оно было полностью покрыто чешуей, имело развитые пятипалые конечности с перепонками, что делало их похожими на ласты, и несло на плечах некий суррогат между человеческой головой и головой огромной рыбы. Приподнимавшиеся с дыханием большие толстые губы существа, обнажали два, а то и три, ряда острых серых зубов.
Миша в испуге глотнул воды Озера, на мгновение представив себе, как в рот этого дьявольского создания попадает его рука или нога. Существо встало напротив Миши и спросило: - Кто ты такой? Как ты сюда добрался?
Михаил собрался с духом, чтобы не выдать собственного волнения и ответил: - Я пришёл говорить с главным. Подчиняйся! – он поднёс к морде существа палец с надетым на него перстнем и удовлетворенно заметил, как монстр испугался.
Существо довольно быстро поплыло в глубину своего поселения, показывая Мише, чтобы он следовал за ним. Они миновали три или четыре двора и оказались у стен дома, который превосходил все остальные и размером, и искусством кладки камня. Существо нырнуло в большое окно дома, и Миша поспешил туда же.
Внутри, в каком-то загоне, который здесь, судя по всему, рассматривали как ложе для жизни, лежало похожее существо, только крупнее и с более яркой окраской чешуи. Оно осмотрело Михаила большими выпуклыми глазами, задержало взгляд на перстне и заговорило: - С чем ты пришёл, посланник мёртвых земель? Гости из Вырии большая редкость в нашем доме.
- Я пришёл получить от тебя информацию, за которую отблагодарю, - Миша достал гребень Марики и показал его существу. – Как тебя зовут?
- Саломея. А тебя?
- Миша.
- Странное имя. Так что ты хочешь знать, Миша? Или ты новый неофит в наших просторах? Хочешь породниться с моим народом?
- Отнюдь. Мы вышли на тропу войны и спешим уничтожить камни Луча. Однако не ко времени утратили контроль над ними. И теперь мне нужно знать, кому и кем были отданы камни со Стеллы. Этого я жду от тебя, правитель.
Саломея отвернулся и что-то сказал существу, что привело сюда Михаила. Оно выслушало хозяина и уплыло в неизвестном направлении.
- Странные вещи ты спрашиваешь, Миша, - ответил Саломея. – Камень Тиса был отдан слишком давно. А Кротт мы не брали. Его взял летун. Разве в Вырии об этом не знают?
- Вот как? Вырия большая, и не все кланы владеют информацией.
- А зачем всем ей владеть? Ты пришёл от кого-то отдельно, или от самого Повелителя?
- Я пришёл по поручению главного. Наша задача стоит в объединении сил для уничтожения живых. Только зная, что в нашем тылу не окажется нежданных сюрпризов, мы сможем действовать открыто. Вот почему необходимо контролировать камни. Кротт силён даже если он не находится в Стелле.
- А разве в Вырии кланы живут каждый сам по себе? Их надо объединять? Я-то слышал, что верховный Повелитель уже дал сигнал, не так ли? Или этого не достаточно?
- И да и нет. Он тоже может сомневаться. Я хочу принести ему достоверные вести лично, чтобы заслужить повышение. Не всеми знаниями мы ещё овладели.
- Вот как? Ты открыл мне глаза, Миша! Я-то полагал, что Повелитель недр знает даже о том, что только должно произойти. Что уж там былое… - Саломея выдержал паузу, во время которой отплыл от мужчины чуть дальше: - И всё-таки любопытно кто ты, Миша? Ты не живой, но и не мёртвый. Почему ты оказался здесь у нас? Довольно глупо было говорить о том, что демон не знает где находится Кротт. Впрочем, если ты дашь мне честные ответы о себе, мы оставим тебя тут и не передадим в Вырию. Ответь мне, потому что следующий, кто захочет задать тебе вопросы, будет наш Повелитель. Подле него ты заголосишь пуще болотной выпи. Облегчи свою участь. И, кто знает, может мы тебя и не выдадим. Примем в свою семью.
- Хорошо. Ты узнаешь моё имя и силу, что я ношу в себе. Но сперва скажешь мне, кто взял Тису. Или сделке не бывать. Плюс ко всему я подарю тебе Марику, царицу лирогов.
- Марику? И что с того? Ей здесь никто не причинит вреда пока я правлю. Ведь Марика моя сестра. Видишь, я уже начал раскрывать тебе свои секреты. Очередь за тобой.
- Я мёртвый летун, - ответил на любезность Миша. – Ты мог бы и сам об этом догадаться, будь повнимательней. Теперь снова ты.
- Что ж, слушай, коли всё одно ты уже просто тлен. Хочешь узнать про камни перед тем, как стать небытием, воля твоя. Итак, Миша, Тису снял со статуи мой народ, мои предки. Ценой жизни многих, кто сгорел в его сиянии, мы сбили камень со статуи. Чтобы подозрение не пало ни на нас, ни на лирогов, их охранный отряд мы убили, свернув шеи так, как мой народ не делает. Затем камень подняли на поверхность, где отдали в оплату свободы нашего народа, а также права лирогов остаться на занимаемой ими земле. Таковы были условия сделки, что не мы придумали. Но они всех устраивали. И отдали мы камень не мёртвым, как ты наверно думаешь, а живым! Живые были заказчиками кражи. Вот так. Забрала Тису белая птица, что была направлена с Дерева. Никто не может нести камень, поэтому мой народ вывалил его на берег, а птица, жертвуя собой, камень проглотила, после чего превратилась в саркофаг, футляр для него. Эту птицу забрали орлы – почтальоны Дерева. Возможно, они улетели в страну птиц. Нам то неведомо и безразлично. Дерево сдержало данное слово. Нас не беспокоили больше из этого мира. Значит, сделка состоялась. Легче тебе теперь от полученного знания?
- А что стало с Кроттом?
- Ну, ну! Так мы не договаривались! И одной истории тебе много. Вот увидишься с Повелителем – у него и спросишь. Эту историю он знает куда лучше меня.
Миша заметил, как дом со всех сторон окружили местные существа – полулюди-полурусалки. Они были вооружены острыми пиками из кости. Михаил стремительно бросился к своему собеседнику и обхватил его шею рукой. Затем поднёс ко лбу Саломеи перстень с камнем, и тварь жалобно завизжала от охватившей её боли.
- Не приближайтесь к нам или я выжгу ему мозги! – закричал Миша в сторону созданий, и стал подниматься вместе с взятым заложником к поверхности воды.
Существа злобно шипели и метались справа и слева от них, но не решались приблизиться и напасть на Михаила. Он тащил Саломею, который обречённо подмахивал лапами, помогая скорее добраться до места, где его должны освободить. Наконец, вода стала становиться все светлее и светлее, пока Миша не разглядел очертания берега. Он стал подгребать к нему ближе.
- Отпусти меня, летун! Тут уже я бессилен. Близко к земле мы не живем. Зачем тебе моя жизнь? Отпусти, будь честен со мной, - защебетал Саломея.
Но Миша будто не слышал его и продолжал двигаться наверх. Вот уже через вязкую призму воды он разглядел очертания Кроса, который всматривался в воду и тянул к нему руку навстречу. Рядом стоял и Светошь. Миша рванул из последних сил и чуть ли не выпрыгнул из воды наружу. Крос ухватил его за руку, а Светошь неожиданно воткнул копье в Саломею и выдернул того следом тоже.
Оказавшись на свету, Саломея завопил что есть мочи. Его кожа стремительно стала чернеть, а само существо ужиматься в размерах, словно сминаемый в комок лист тёмной бумаги. Крос ударил по твари несколько раз мечом, и та испустила последний вздох.
- Я не хотел его смерти, - вымолвил Миша.
- Ты просто мало о нём знаешь. Знал бы больше, убил бы эту тварь собственноручно голыми руками ещё на дне. Это для него лироги воровали человеческих детей и отправляли их на смерть под воду. Этот Саломея, предводитель подводных извращенцев – убийца и насильник. Его смерть – всего лишь запоздалый акт возмездия! – ответил Крос.
Затем великан забрал у Миши гребень царицы и кинул его в воду существам, что из глубины взирали на них обезумевшими от ярости рыбьими глазами.
- Но откуда ты всё это знаешь?
Не успел Крос дать ему ответ, как с пригорка, по дорожке, ведущей от дворца, на них с воплем налетела Марика. Она бросилась к останкам Саломеи и стала прижимать их к себе, пытаясь возродить к жизни того, от кого не осталось и половины прежнего тела. Она заливалась горючими слезами отчаянья, а Крос, Миша и Светошь встали от царицы подальше, держа оружие наперевес.
- Ублюдки! Как вы могли?... Брат мой! – кричала Марика, оплакивая истлевшие уродливые останки бывшего родственника. – Вам конец! Я сама вырву из ваших глоток языки!
Крос подошёл к ней ближе и ударом ноги скинул царицу в воду Озера: - Плыви, Марика! Теперь это действительно твоё царство, как ты и хотела. Твой гребень оплатил приглашение.
Не успела царица закричать, как десяток лап всего минуту назад осиротевших существ обхватили свою новую правительницу и уволокли её за собой на дно Озера. Только круги, внутри которых остались пузыри последнего вздоха Марики, ещё какое-то время колыхались на поверхности воды, сохраняя память о царице этой земли. Надо признать, не самой удачной.
К воинам подошёл Блик и обнажил свой короткий меч.
- Не трать свою жизнь за того, кто никогда не оценил бы такой жертвы, - сказал ему Крос, положив пальцы на рукоятку собственного меча. – Ты знал, что в Озере обитает некий священный народ, что даёт лирогам защиту от мёртвых и их магии. Поэтому лироги, не имеющие своих колдунов, могли не беспокоиться за исход войн между мирами: выиграют живые или мёртвые – им всё равно никто не будет угрожать. Верно? Только ты не знал двух самых важных обстоятельств, Блик. Первое – всё это ложь! Мёртвые не щадят живых. Любых живых. Случись грядущая война, вас утопили бы в Озере в два счёта, не взирая на прежние заслуги. И второе – лироги платили жителям Озера за это большую цену. Они отдавали своих детей, девочек. Неужели ты не знал, что каждый год в городе пропадало по одной девочке пяти лет от роду? Ну? Что же ты молчишь?... Конечно, ты знал. Как и все остальные. Но предпочитал закрывать глаза.
- Ты не смеешь обвинять меня! – воскликнул Блик. – Мы подданные, которые не вправе обсуждать решение правителя. На этом и стоит порядок в любом народе. Разве нет? Подчинение общим правилам – это порядок. Смута – хаос! Поэтому у вас, людей, и нет единства, потому что вы променяли свой покой на какие-то эфемерные свободы, якобы самим решать дела в государстве. Но вы всё равно остались бесправны! И вот это и есть правда. Подчинение! Вот чему вы должны научиться вновь, если хотите выжить против мёртвых.
- А вы уже мертвы, коли ваши сердца очерствели до той границы, где считали приемлемым отправлять собственных детей на смерть!
- Не на смерть, а на перерождение в новый народ. В совершенный народ! Да и почему я должен тебе верить, великан? Ты просто чародей, и такой же лжец, как и все из твоей касты!
- Много ли ты знаешь о моей касте?... А должен ты верить или не должен – решать тебе. Можешь проверить сам какое перерождение ждало ваших девочек! Ныряй на дно Озера и там, у подножия Стеллы ты найдёшь скорбный курган! В нём куча костей несчастных убитых детей ради глупого жертвоприношения. Может там ты найдёшь и тех, кого встречал мимоходом, и даже трепал по голове! Иди и посмотри, что с ними сделали ради забавы и того, чтобы создать миф, который будет держать в повиновении весь ваш сброд. Иди и проверь! Чего же ты медлишь?
Блик застыл с обнажённым оружием, потом что-то зашептал себе под нос и в отчаянье бросил меч на землю. Затем он сел рядом, обхватил голову руками и зарыдал.

***

Ночь застала племя псов на перепутье между Забытыми землями и Одинтой, в безжизненных полях пустоши. Почти шесть сотен отборных тварей, голодных до свежего мяса и разозлённых необходимостью этого похода, что сорвал их с родных мест и отправил в холодные снега земли людей. Каждый из этих убийц рассчитывал на скорую победу и трофеи, что сделает возвращение домой триумфальным. Пока же их шкуры трепал колючий зимний ветер, задувая в глаза и пасти падающий снег.
Вождь племени по имени Грунд смотрел воспалёнными красными глазами на небольшую полосу леса, что отделяла его от земли людей. Его десны саднило и грудь сдавливало от болезни, что точила последние месяцы вождя изнутри. Грунд не питал особых иллюзий и знал, что этот поход станет для него последним. Отчего он жаждал лишь славы, что впишет его посмертно в летопись этого мира как великого завоевателя. Грунд не боялся гнева Повелителя мёртвых. Он сам спешил на смерть, чей вызов он осознал и уже принял как должное.
Изо рта вождя, с его больших клыков на снег капала розоватая слюна. Никто из встреченных им не уцелеет, никто не будет взят в заложники. Настало время показать, на что способен его народ. О нас ещё сложат песни, - думал про себя Грунд и с нетерпением ждал утра.
По другую сторону леса, за многие версты от него, в Порог ворвался всадник. Он пронёсся на скакуне, с морды которого летела пена, по ночным улицам столицы и остановился на окраине города у низкой лачуги бывшего воеводы. Арис, будучи почти без сил, свалился с коня и распахнул дверь дома. Там перед ним уже стояла фигура Бореслава в спальной рубахе и с мечом в руке.
- Отныне ты не Солома. Собирайся воевода, пришёл час вступить нам в бой, как в былые времена, - сказал ему Арис. – Кликай своё войско и торопись в деревню Гобояна, к дороге, что ведёт из Забытых земель на Экурод. Туда придут хорошо знакомые тебе псы вместе со своим потрошителем Грундом. Выручи старика, ему придётся тяжко. А я, тем временем, отправлюсь во дворец Властула. Пришла и ему пора проявить свою доблесть как правителя Одинты. Надеюсь, ещё не все воины нашей земли переоделись в торгашей и землевладельцев. Их рукам пора вспомнить, что такое тяжесть меча. Действуй!
Арис захлопнул дверь и пошёл пешком к дворцу. Бореслав же снял со стены кольчугу и лёгкие латы, с любовью погладил их и затем стал одеваться. Через несколько минут он выходил из дома во всеоружии, и блики луны играли на металле его доспехов, внушающих уважение и страх. На лице воеводы были решимость и непроницаемость, а в душе ликование – наконец он снова в настоящем деле!

***

Покинув землю лирогов, отряд Кроса, Миши, Светоши, Блика, Лурда и Иссы остановился на ночлег в раскинувшихся перед ними землях Палты. Воины спали на ложах из еловых веток, из которых соорудили себе привал на заснеженной почве. Вблизи их лагеря догорал костёр, и у него дежурил Лурд.
В небе зачинался рассвет, что окрашивал верхушки деревьев в цвета надежды грядущего дня. Неспешная поступь поднимающегося из-за горизонта солнца легла свежестью света на лицо рахии. Тем, кто умел терпеть, довольно бывало и предчувствия хорошего. Лурд вздохнул и посмотрел на своих товарищей. Они всё смогут. Нет сильнее того, кто защищает мир и спокойствие в нём. Так устроен свет и разве может кто-то это изменить?
Над его головой раздался птичий крик. Рахия посмотрел в небо, там парила большая белоснежная птица, похожая на мечту, что он видел во сне последние несколько месяцев. Она величественно кружила над расположившимся внизу отрядом и будто кивала головой.
Как хорошо, - прошептал Лурд. – Спасибо тебе, надежда, что не оставляешь нас. Мы отплатим тебе тем же и одержим победу. Чего бы это ни стоило!
 
Глава 6. Тропы войны.
 
Гобоян успел вернуться в деревню с рассветом. Он загнал двух лошадей по пути из Палты и всё же задержался в пути. События развивались стремительно, и он вынужден был признать, что с трудом поспевает за ними. Слишком долго мир потчевал его самоуспокоенностью, слишком приятно было отдаться на волю быта, забыв о своём предназначении. И вот сейчас старик уже чуял сердцем страшную поступь псов, приближающихся к домам его соотечественников. Сорвавшихся с места ради насилия, вопреки собственной теплолюбивой природе. Значит, они спешат сюда не по своей воле, а исполняют чужое поручение.
Гобоян спешился на перекрестке площади и стал бить в колокол, что висел неподалеку от позорного столба. Резкими и нетерпеливыми ударами, разносящимися по округе бронзовым звоном металла. Люди нехотя вылезали из постелей и, накинув тулупы, тащились на звук набата. Недовольные голоса наполнили улицы деревни и полились ручьями к её центру.
Раздери вас гром! Вы слишком привыкли к беззаботной жизни, - досадовал про себя старик.
Как только на площади собралась большая часть населения деревни, включая её старейшин, Гобоян поднял руку и прокричал: - Очнитесь, жители Одинты! Нет времени на вопросы и жалость к себе. На нашу землю надвигается тёмная страшная сила, что сулит одну лишь смерть! Не пройдёт и часа как здесь, у наших домов будут выходцы из Забытых земель – люди-псы! Они крупнее и злее любого из вас. Помимо грубого оружия, что они принесут в руках, их пасти полны острых клыков, жаждущих вашей крови. Эти создания – орудия смерти! Её умелые и верные гонцы, что заставят вас трепетать от ужаса. Но мы должны сдержать их любой ценой. Слышите? Мы должны и сделаем это! Мы сможем это сделать!... Мужчины, готовьтесь к бою. Одевайте защиту, берите всё оружие, что может пригодится, и приходите сюда, на площадь. Женщины, забирайте детей и бегите в сторону Экурода. Забирайте лошадей, торопитесь! У вас нет ни минуты для раздумий! Всё, что вам нужно – это бежать! Прямо сейчас! Доберитесь до города и скройтесь за его стенами! Мы примем бой. Защитим вас и сдержим противника. Доблесть ваших мужчин станет врагу поперёк горла здесь, позволяя вам унести ноги! И мы сделаем это! Мы примем бой! А сейчас бегом отсюда! Выполняйте мои приказы! – прокричал старик, и, враз проснувшиеся, люди заспешили последовать его словам.
К Гобояну подбежал старейшина Сигур: - Ты уверен, что не ошибся? Откуда ты знаешь про псов?
- Послушай, Сигур, ты всегда относился с ревностью к моим способностям, но сегодня не то время, чтобы потакать зависти. Если ты хочешь жить – то должен мне верить и не предаваться слабостям и сомнениям. Если храбрость изменяет тебе, беги в город с женщинами, но только не вноси смуты в людей. Иначе, клянусь, я прикончу тебя лично, - старик оттолкнул старейшину и поспешил к своему дому. Там он набил суму нужными травами и кореньями, надел на рубаху кольчугу и поверх неё перевязь с мечом.
Когда Гобоян снова вернулся на площадь, там уже находились почти все мужчины и юные парни деревни, вооружённые тем, что имелось в их домах. Оставшиеся торопились к ним, загребая ногами снег улицы. Старик окинул взглядом этих смелых людей, их руки, сжимавшие топоры, вилы, колья, изредка мечи и длинные ножи. Этот отряд ещё не знал, что он был обречён пасть храброй смертью, но старик верил, что никто из них не сделает шага назад. В этом мире люди не сдавали дома без боя. За землю, что вскормила их родителей и детей, что хранила воспоминания об их лучших днях, следовало драться. Они не были воинами и их шансы одержать победу были призрачны, но та решимость, с которой они отправятся на смерть, защищая свои семьи и дома, опрокинет уверенность тьмы в лёгкой прогулке. Твари скоро узнают, что такое схлестнуться с людьми. Их посланцы трижды пожалеют, что не остались дома и захлебнутся собственной кровью на нашей земле!
- Я приветствую вас, великие воины Одинты! – прокричал старик. – Мы примем бой здесь, на наших улицах. Где каждая родная стена послужит нам подмогой. Разбейтесь на два отряда и пусть они встанут по обе стороны этой дороги. Мы обрушим на псов удар с боков, а я остановлю их впереди. Мы будем быстрее их. Будем злее и сильнее их! И пускай вас не пугает размер и мощь врага. Истинная сила лишь у того, кому некуда отступать. Кто принимает бой как последний и сражается за свою родину. А мы как раз такие люди и есть! Нам некуда дальше идти, потому что за спинами наши женщины и дети. Мы схлестнёмся с псами здесь и одержим победу! Слышите? Победу! Не сомневайтесь, не оглядывайтесь, верьте в себя и плечо вашего товарища! Вместе мы сила, которой нет, и не будет у врага. На бой!
- На бой! – ответили криком люди, в глазах которых сверкнул святой огонь сопротивления.
Старик отдал указания и ушёл вверх по дороге, к окраине деревни, где разложил и разжёг костёр. Подле костра он поместил нужные для дела травы. Старик знал в них толк и полагал, что это ощутят на своих шкурах и приближающиеся захватчики. Как только Гобоян почувствовал перемену ветра, что стал дуть ему со спины на деревню, он бросил в пламя пучок колюки-травы и сказал заговор на оружие, что было в руках у защитников деревни. Трава придаст дереву и металлу орудий силы и меткости, а ветер донесёт её силу и оближет ею их плоть. Сталь сама запоёт в руках защитников. После он кинул в огонь сухую одолень-траву, что должна забрать у псов силу, должна усыпить их и внести разлад в решимость. Те придут к нам с клыками, а мы высечем их ворожьбой, - приговаривал про себя старик и потирал руки.
Облако взметнувшегося вверх дыма подхватило ветром и бросило на запад, навстречу стае убийц. Лишь только облако останавливалось в пути, порывы ветра, один за другим толкали его дальше и дальше. Пока не привели к встрече с псами, и не напоили им тех, кто готовился к бою.
Они были уже на пригорке, где некогда впервые ступил на землю Одинты Миша. Псы остановились, учуяв запах людей, а вместе с ним и запах неведомой тревоги. Их командир, одноглазый пёс Рула с глубокими шрамами на морде, громко фыркнул: - Какой смрад! Что это за отрава?
Пёс повернул голову и оглядел свою свору. После того, как Грунд разделил стаю на две части и увёл большую из них за собой на столицу Одинты, под командование Рулы поступили полторы сотни соплеменников. С ними он должен был пронестись по деревням людей, убить там всех дееспособных, кто может нести угрозу, и после встать стеной на дороге из Экурода в Порог, чтобы не дать соединиться армиям людей в грозную силу.
Рула снова фыркнул, гоня от себя невесть откуда взявшиеся мысли о том, что этот поход им не по зубам. Что он станет последним здесь и сейчас, даже не начавшись толком. Мечты о завоёванных славе и богатстве стремительно таяли в голове Рулы и его воинов, сменяясь на страх.
- Идём на людей! Прочь сомнения! Быстрее! Быстрей! – прохрипел командир Рула и побежал вперёд, увлекая за собой нестройные ряды воинов псов. Он бежал всё быстрее, словно надеясь на то, что морозный ветер, свистящий в его пасти, и в пастях его отряда, скует льдом всё возрастающую неуверенность и проветрит мозги. Впереди уже маячили крыши домов первой на их пути деревни. Белели трубы первой из остановок с лёгкой добычей, что им посулил Повелитель.

***

Арис всё ещё стоял в зале приёма дворца Властула, дожидаясь пока тот приведёт себя в порядок и соизволит, наконец, явиться на разговор. Сквозь цветные витражи вытянутых окон дворца настойчиво заявлял о себе рассвет. Пятна света, вытягивались и росли на плитке пола. Они становились всё ярче и чётче с каждой минутой ожидания.
Наконец, в залу вошёл заспанный камердинер и предложил Арису присоединиться к царю в его столовых покоях, позавтракать. Воин глубоко втянул носом воздух, едва сдерживаясь от сложной тирады, что просилась на язык. Смирившись с собственным гневом, он послушно зашагал вслед за слугой. Однако, после того как тот ввёл его в зал и оставил наедине с Властулом, Арис немедленно открыл рот первым: - Приветствую тебя, великий Властул. Спасибо, что уделил мне время, хоть и заставил поволноваться о судьбе аудиенции, - Арис сдержанно поклонился в сторону высокой фигуры царя, что сидела во главе гранитного стола с кушаньями.
Царь оглядел его, словно удивляясь неожиданной встрече, и ответил: - Приветствую и тебя, воин. Чем обязан в столь ранний час?
- Я надеялся, что вам доложат, владыка. В Одинту вторгся неприятель. Мы в состоянии войны!
- Твои сведения обманчивы, Арис. В Одинте нет врагов. Было бы иначе – пограничные отряды известили бы меня. Да и кому на нас нападать? С какой стати?
- Ваши пограничники мертвы. А враг в лице чёрных псов из Забытых земель уже через несколько часов будет у стен Порога! Если вы не выведете им навстречу войско сейчас, город будет взят в осаду, и тогда совсем нескоро вы увидите к завтраку таких сочных перепелов как нынче! А по поводу причины нападения скажу вам так – мёртвые не сильны в дипломатии и не ищут объяснения причин в своей ненависти к нам. Они просто идут убивать, как если бы вы прихлопнули муху на вашем столе. Исключительно из соображений недовольства ею.
- Как ты смеешь говорить со мной в таком тоне? – вспылил Властул и встал из-за стола. – Я правлю этой страной и на мне ответственность за её сохранность! Не на тебе! И не присваивай себе право указывать мне и нашему народу, что делать!
- Тогда очнитесь и поспешите дать соответствующие указания, повелитель, - Арис поклонился, стиснув зубы. Затем развернулся и пошёл прочь из дворца.
Царь Властул метнул со стола кубок с вином в стену. Тот звонко ударился и отскочил, оставив на сером камне потёки красной жидкости. Она заструилась к низу, оставляя дорожки, будто стекающая из раны кровь. Правитель смотрел на пятно и чувствовал, как его спокойствие и уверенность в неуязвимости Одинты утекают вместе с вином в землю. Чёрт подери этих смутьянов колдунов! – проскрежетал он зубами.
Властул позвал камердинера: - Пришли мне воеводу и разбуди жену. Этим утром уже не до сна.

***

Бореслав ждал снаружи стен Порога последнего воина из своего отряда. Их было пока двенадцать. С присоединившимся Мчиславом станет тринадцать. Совсем немного, но каждый из этих суровых на вид воинов стоил троих, а то и пятерых. Эти мужчины умели всё на поле брани. Драться любым оружием и убивать голыми руками. Одним ударом они ломали берёзу, а в борьбе одерживали верх над медведем. Они умели двигаться быстро, а их намётанный глаз угадывал манёвр противника наперёд. Воины могли обходиться без пищи и воды несколько дней. Могли переплыть реку, не поднимая из воды головы. Пробежать несколько десятков вёрст с полным снаряжением без остановки, а затем принять бой и победить. С любым из этих парней Бореслав отправился бы в поход, не раздумывая ни секунды о шансах на победу. А в компании с целой дюжиной он готов был сразиться с любым врагом, не взирая на его число и мощь.
Наконец, из ворот показался Мчислав, подгоняющий коня короткой плетью. Он подъехал к товарищам и извинился: - Простите, братья. Не мог оторвать от себя жену.
- Так брал бы её с собой! Твоя Дуняша целого взвода стоит! А если ей сказать, что нелюди тебя собираются обидеть, так она своей кочергой их всех в землю положит!
- Не! Ну их, баб к лешему! Одно дело с вражиной махаться, а другое – потом ещё со своей объясняться, что в дом грязи приволок! Пускай печёт пироги в неведении. Я целее буду!
Грохнул басовитый богатырский смех дружины.
- Ну, в путь! – махнул рукой Бореслав после того как воины оправились и проверили амуницию. Отряд рванул к границе Одинты, туда, где война уже начиналась.

***

Алекса и его друг Проп спрятались за стеной дома, что стоял по левую сторону от дороги, у самой площади. В руках Алексы был конец толстой верёвки с наколотыми сквозь неё острыми шипами щепы. Другой конец веревки был намотан на ствол липы, что стояла по другую сторону дороги. За верёвкой успели сложить несколько куч хвороста с растопкой внутри. Рядом с друзьями расположились ещё двое мужиков, вооружённых острыми топорами. Напротив них, через дорогу в засаде сидел такой же отряд, но уже из трёх человек.
Всего готовых к сражению мужчин в деревне оказалось сорок три человека, в числе которых были и шестеро ребят, старшему из которых недавно стукнуло пятнадцать лет. Некоторые из мужиков были неплохими охотниками, но военного опыта не было ни у кого. Одинта слишком давно не вступала в распри с соседями, а отбиваться от воров и разбойников хватало и простых навыков уличного боя. С организованным врагом разбирались дружинники царя, труд которых оплачивался щедрыми податями и оброком.
Алекса взялся руководить построением обороны. Они условились с Гобояном, что псам будет позволено войти в деревню, где мужики поставят заслон и обрушат свою атаку на врага с крыш и из подворотен домов. Укрываясь за стенами и быстро перемещаясь между ними, прячась в сараях, овинах и скотниках, обороняющиеся рассчитывали запутать нападавших и жалить их, покуда те не отступят. Таков был план. Что выйдет на самом деле предстояло узнать совсем скоро.
С окраины деревни донеся крик птицы. Это был сигнал одного из жителей о том, что псы вошли в их поселение. До засады донеслось грозное рычание сотни жадных до убийства глоток тварей.
- Готовимся, - прошептал Алекса и сжал дрожащими руками конец верёвки.
Псы неслись по главной улице на запах, что их приманивал от костра Гобояна впереди. Их головы были окутаны туманом, влекущим только вперед и никуда больше. И когда они были уже в нескольких шагах от площади деревни, Алекса и Проп изо всех сил рванули веревку на себя, и та натянулась колючим тросом прямо на уровне глоток незваных гостей.
Двое из псов, что оказались первыми в несущейся своре, с разбегу повисли шеями на веревке, и порванные острыми шипами мышцы и сухожилия не удержали их собачьи головы, что взлетели вверх, будто праздничный салют. Остальные не сразу сообразили, что происходит. Их мозги не покидал туман, которым тварей окурил Гобоян. Они бежали и спотыкались друг о друга, налетая сверху, врезаясь в тела соплеменников и падая в кучу. Рула озлобленно взвыл, борясь с собственным наваждением, будто с наркотическим забытьём, и прогоняя его у остальных.
В это время с крыш, расположенных вблизи домов, в свору людей-псов полетели острые копья и камни. Целый рой пик обрушился на тварей, протыкая их звериные спины, руки и ноги. Ни одно копьё не пропало даром, все нашли свою цель, убивая и раня противника. Колдовство старика сработало и тут. Защитники деревни превратились в метких и ловких стрелков, а их оружие напиталось смертоносной силой.
На второй залп оружия не осталось, и мужчины попрыгали с крыш прочь во дворы, где схватили приготовленные топоры, мечи и вилы. Алекса, Проп и их товарищи запалили факелы и метнули их в заложенные кучи хвороста с кусками серы. Те вспыхнули на пути псов, не пуская их дальше на площадь. Под защитой огня, с площади люди продолжили метать в тварей вилы, копья, топоры, острые камни и всё иное, что заготовили заранее. Всё, что они имели в хозяйстве.
Не известно, какой урон нанесли люди псам, но разозлили их всерьёз. Мясорубка, что устроили деревенские у площади, словно прочистила тварям мозги. Они не могли идти дальше, но приготовились к битве на узких тропах между домов. Рула отдавал короткие приказы, куда кому бежать, и вскоре огромные злобные псы стали запрыгивать на дома и крушить тяжёлыми палицами окружавшие их заборы. Защищающиеся быстро перемещались, осыпая врагов камнями и меткими бросками копий, но инициатива постепенно уходила от людей к выродкам.
Будучи мощнее и быстрее любого из деревенских, псы приноровились к тесным проходам и стали настигать защитников. В первых стычках люди ещё отбивались, сражаясь по двое или трое с одним из нападавших, но тех было больше. Гораздо больше.
Алекса орудовал топором довольно сносно. Он уже мог записать на свой счёт двух псов, которым разрубил грудь и голову. Но силы покидали его. Убегать быстро уже не удавалось. Ноги вязли в сугробах, что намело между домами. Отяжелевшие от оружия руки, всё медленнее поднимались вверх. Его товарищи давно разбежались кто куда, и Алекса не понимал, как идёт бой. Кто был ближе к победе? Удалось ли отпугнуть захватчиков? Он то и дело слышал предсмертные крики несчастных земляков, и метался между домов в поисках случая спасти чью-нибудь жизнь.
За одним из поворотов Алекса увидел своего друга Пропа, который отбивался мечом от наседавшего на него пса, что был на две головы выше мужчины и вдвое шире того в плечах! Друг рванул к Пропу, но не успел всего несколько шагов, чтобы подставить под удар пса свой топор. Словно в замедленном повторе Алекса смотрел, как шипастая палица твари находит брешь в обороне Пропа и врезается тому в бок, вырывая оттуда внушительный кусок мяса. Мужчина роняет меч и опускается на колени, а пёс поднимает оружие над головой несчастного и опускает его сверху, приканчивая соперника на месте.
- Неееет! – закричал Алекса и на лету вонзил лезвие топора в шею твари. Голова пса отлетела в сугроб и застыла там, обращаясь раскрытой окровавленной пастью к небу.
Воин склонился над телом друга и закричал от пронзившей сердце боли. В это время за его спиной выбежал ещё один пёс и, приметив Алексу, понёсся прямиком на него. Ослеплённый горем мужчина даже не успел бы защититься, но это сделал за него Гобоян. Старик возник будто из ниоткуда. Он выбросил вперёд посох и нанизал бегущую тварь на него как свиную тушу на кол. Пёс испустил дух, а старик обхватил за плечи Алексу: - Очнись! Бежим! Мы проиграли битву, надо уходить вглубь деревни и собирать оставшихся в живых!
Алекса как послушная марионетка медленно поднялся и потащился вслед за стариком вниз по проходу между заборов. Гобоян бежал, размахивая над головой неизвестной склянкой, из которой рассыпался в воздухе сладковатый дымок тлеющего мака.
- Это собьёт их со следа! Бежим! – старик схватил Алексу за руку и потащил за собой.
Они продирались между домов, а со всех сторон до них доносились крики боли людей и яростное рычание настигнувших своих жертв псов. Алекса попытался оторваться от Гобояна и ринуться в бой, навстречу неминуемой смерти, но старик удержал его: - Мне нужна твоя жизнь, чтобы держать оборону дальше! Настанет час с ней расстаться, но пока не торопи события! Не жалеешь себя – пожалей свою семью, что ещё не успела скрыться!
Ближе к окраине деревни, вернувшись на дорогу, защитники встретили ещё нескольких земляков, унесших ноги прочь. Гобоян оглядел остатки гарнизона деревни и насчитал девятерых мужчин, включая себя и Алексу. Он скинул с плеча суму, достал из неё войлок и склянку с жидкостью. Старик схватил первую попавшуюся ему палку, намотал на её конец войлок и вылил на него всё содержимое склянки. В нос защитникам ударил резкий запах газа, подобный которому встречается вблизи пересыхающих болот.
Гобоян скомандовал людям собраться кучнее, поджёг получившийся факел и пошёл с ним вокруг группы защитников. Сгорая, факел ронял горящие кусочки, напитавшиеся колдовской жидкостью, будто слёзы в белоснежную землю. Старик нервничал и посматривал на дорогу, где в любой момент могли появиться псы. Следовало спешить, но он не мог. Иначе в защите можно было допустить нечаянную брешь. Как только старик завершил круг, люди оказались запертыми в нём за огненной чертой. Девять последних защитников на пути своры убийц, жаждущих их крови.
- Этот круг даст нам защиту на время. Может час, а может и меньше, пока не прогорит зелье. Настройтесь на бой, он совсем скоро. Костры на площади почти погасли, - проговорил Гобоян и взял в руки посох.

***

Команды Властула оказались, как и он сам, суетливыми и непоследовательными. Он согласился мобилизовать оборону города, но армию Одинты были призваны собирать на бой два командира, не сильно ладившие друг с другом. Дух противоречия стал главным препятствием на пути разума, отчего приказы военноначальников вносили больше смуты, чем порядка.
Арис сидел, привалившись спиной к городской стене, и смотрел, как на пункт построения не спеша стягивались, заросшие щетиной и ленью, воины. Которые обменивались шутками и колкостями в адрес командиров и друг друга, словно им предстояла не битва, а заурядные учения, что навевали исключительно скуку. Дружинники не внушали уверенности. С лишним весом, слишком вальяжно они похаживали на пункте сбора. Их оружие и доспехи были не чищены, словно намекая неприятелю на наплевательское отношение к службе.
Арис шептал под нос молитвы и заклинания о спасении. Он знал, что будет трудно, но не думал, что настолько. Власть Одинты прогнила насквозь и напитала небрежностью всё своё окружение. Эти люди даже не догадывались, что им предстояла борьба не только со стремительно надвигавшимся врагом, но и с самими собой, что, несомненно, несло угрозу обороне города.
Воин поднялся и пошёл ко двору Бореслава, где отдыхал его верный конь. Тот, не успел восстановиться после предыдущего галопа, но время покоя истекало. По расчетам Ариса минут через десять – пятнадцать псы уже будут видны с городских стен Порога. Нужно было выдвигаться вперёд, чтобы принять бой у перелеска. Воин подошёл к своему любимцу, обнял того за морду, посмотрел в его большие умные глаза и стал прилаживать коню уздечку и седло.
- Мы с тобой справимся. Мы должны. Такова наша доля, - проговорил он другу, затем запрыгнул ему на спину и поехал к пункту сбора.
Ещё несколько минут спустя из городских ворот нестройными рядами вышли две роты бойцов общей численностью двести шестьдесят восемь единиц. Это не было достаточно, но Властул решил не привлекать резервных ополченцев и не слать в Экурод за подмогой. В его глазах и эта кампания смотрелась излишней. Арис ехал между рядов воинов и продолжал молиться.

***

- Смотрите! – крикнул один из деревенских мужиков, что сжимал обеими руками палицу.
Замкнутые в круг, защитники обернулись к дороге и увидели, как в их сторону неслась свора взлохмаченных чудовищ, с горящими глазами и раскрытыми звериными пастями. Псов было несколько десятков. Если враг и понёс потери в деревне, то в общем числе этих тварей, они оказались не существенными. Впереди стаи, на четырёх конечностях бежал их одноглазый предводитель Рула. Он был в ярости от того, что его отряд не только застрял среди этих построек, но и столкнулся с серьёзным противником, навязавшим его когорте кровопролитный бой. Рула спешил разделаться с остатками жителей и затем нестись на Экурод, выполняя приказ своего правителя Грунда.
Свора налетела на людей, но неожиданно уткнулась в невидимую стену, что встала по границе горящего на земле колдовского круга. Разбив морды о препятствие, псы ошалело заскулили. В это же время защитники деревни обрушили изнутри круга на них град ударов режущего и колющего оружия. Трое из псов упали замертво, а Рула, не веря собственным глазам, закричал от отчаянья, взирая и на алый порез, растянувшийся на его брюхе.
Псы продолжали атаковать и получать раны, пока Рула не скомандовал прекратить осаду круга и спрятавшихся в нём людей: - Хватит! Мы не можем их достать! Прекратите бессмысленные жертвы. Магия этих смертников не так сильна. Мы подождём.
У командира псов всё словно кипело внутри от досады, вызванной задержкой, но и уйти просто так он уже не мог. Это был его первый бой, в котором победа не оказалась одержанной. И над кем?! Какими-то людишками! Он будто уже слышал разговоры, что поползут внутри стаи и последующий гнев Грунда, а за ним отстранение его, Рулы, от командования. Этого допустить нельзя. Надо выждать немного времени и чары стены падут, он чувствовал это всей кожей. И тогда он лично перегрызёт глотку старику колдуну и его приспешникам! А затем двинется дальше к северу и наверстает упущенное время.
Гобоян смотрел на небо и сквозь морозную плёнку тумана, что укрывал его свод, маячил туманный ореол солнца. Оно взбежит ещё выше, наберёт яркость и силу, но не принесёт тепла. Ещё не настало для этого времени. Не сегодня. И теперь вопрос стоял лишь в том, дождутся ли они завтра? Суждено ли им стать свидетелями всей драмы, что разыграется на земле, или удастся разглядеть только приоткрывшийся полог? Старик противился мысли о том, что он может сгинуть в самом начале войны, но вероятность этого была слишком велика и ходила сейчас на лапах полулюдей-полузверей, что окружили его и оставшихся в живых защитников.
Вид смерти, что маячила перед ними на расстоянии вытянутой руки, был отвратителен, как и всё, что обитало в Вырии, либо служило ей. Уродливые железные клыки тварей, что зудят от желания вонзиться в человеческие шеи, их длинные когти на узловатых пальцах, которые гнутся о лёд в обманутой надежде. Это настоящий лик зла, так милый сердцу демона - Повелителя. Если у того, конечно, было сердце.
Что ж, пожалуй, осталось немного и заговор на чесноке и крапиве, что пока тлеет на снегу, прогорит полностью, и тогда смерть в образе страшных псов шагнёт к ним совсем близко, чтобы закружить в последнем танце.
Псы лежали и сидели на снегу, окружив пятачок, на котором в ожидании считали последние минуты люди. Каждый из защитников мысленно уже простился с жизнью. Шансов уцелеть против этой армады не усматривалось даже в самой яркой из их фантазий. Люди успели выплакать слёзы жалости по себе. Не осталось ничего, кроме веры в то, что их смерти не окажутся напрасными и женщины с детьми успеют скрыться за городскими стенами Экурода. Единственным их желанием оставалось право на последний удар, последний выпад, который позволит им забрать ещё по одной жизни мерзких псов, этих полувыродков недр земли. По одной жизни на каждого, после чего наступит забвение.
Гобоян поднялся с насиженного места: - Осталось немного. Ещё минута или две, - кивнул он на крохотные язычки пламени, что гасли один за другим. – Давайте прощаться и готовиться к достойной смерти.
Храбрые защитники деревни стали обнимать друг друга и говорить слова напутствия в новый мир. Молодые утирали рукавами глаза, размазывая на них сажу и грязь. Превращая лица в воинственные маски. Лучшее, что оставалось им – было избежать эмоций и встретить смерть достойно. Они встали в круг, спиной к спине и подняли оружие. Алекса встал рядом со стариком и шепнул: - Для меня было честью жить среди таких людей как вы, и станет ещё большей честью сложить среди вас свою голову.
Псы тоже поднялись и встали напротив, потирая лапы и роняя в снег слюну с открытых пастей. Их предчувствие сулило куда более радужный финал. Смерть людей они ждали как справедливую награду за мучительное ожидание. Вот ещё мгновение и граница, разделявшая их должна пасть.
Но тут случилось невероятное. Из слепого тумана, что скопился на восточной окраине деревни, раздался боевой клич людей, разрезавший тугую тишину, будто острый клинок. Следом за эхом голосов, словно с небес, на дорогу вылетели всадники в сверкающих доспехах. Впереди отряда на всех парах нёсся богатырь Бореслав и в руке его сверкал огромный топор. Морды лошадей воинов дышали жаром, вырываемым встречным ветром в оставляемую позади пустоту, но блеск этого жара даже на расстоянии обжёг присевших от страха псов.
В тот же миг, когда граница заколдованного круга утратила защиту, всадники вошли прямо в стаю псов, будто остриё меча в дряхлый пень. Убийственным клином они в один миг разбили тварей на части и нанесли первые удары, от которых мёртвые туши псов полетели в разные стороны. Всадники ударили снова и опять оторванные головы врагов запрыгали между копыт коней. Обретшие жизнь заново, жители деревни с горящими глазами также бросились в бой добивать захватчика.
Смятые, ошарашенные псы в ужасе ринулись в разные стороны. Их вожак Рула забыл о жажде победы и припустил со всех ног подальше из деревни. Удар, нанесённый всадниками, оказался настолько неожиданным и стремительным, что твари даже не заметили, что воинов было всего тринадцать человек, в несколько раз меньше, чем составляла их свора. Те из них, кто уцелели, бежали в панике и не оглядывались назад. Но дружинники не собирались их щадить. Они преследовали врага и продолжали добивать по спинам и головам, рубя лихо, вкладываясь от души, отплачивая с щедростью за причинённые им страдания. Продолжали погоню до той поры, пока кони воинов не встали от усталости.
Бореслав вернулся с отрядом в деревню и спешился у площади. Он подошёл к Гобояну, почтительно поклонился, но затем не сдержался и прижал того к своей богатырской груди: - Слава небу, мы успели!
- Спасибо тебе воевода и твоим славным дружинникам! Еще мгновение и вы не застали бы нас в живых. Но, значит, правда в том, что не пришло ещё наше время. Остались у нас задачи и на этом свете, - ответил старик.
- Остались, владыка! – Бореслав отвёл Гобояна в сторону. – Знаешь ли ты, что Марика отправилась на дно Озера? Крос не мог поступить иначе, но теперь на земле лирогов станет ещё более неспокойно, чем было. Можем ли мы доверять своим тылам перед грядущей войной? Эти создания способны на подлость!
- Тише, дорогой воевода. Мы и с Марикой не были никогда спокойны. А вспомни Тита… Нет, нет. Не это меня сейчас волнует больше всего. Меня тревожит поход Миши за Тисой. Я не могу узреть ясно, но моё сердце не покидает предчувствие неведомой беды. Страдания, что устелют их путь станут огромными, а потери невосполнимыми. Предательство окутает не только Озеро, но и другие земли, превратив каждый аршин в западню.
- Если ты сочтёшь возможным, я незамедлительно отправлюсь со своими парнями к ним в подмогу и стану днём и ночью следить за тем, чтобы с его головы не упал ни один волос!
- Нет! Это его путь. Он должен пройти его так, как сложилось. А ты нужен здесь. Скрывшийся Рула воспрянет духом и помчится вымещать злобу за поражение на мирных жителях Одинты. А на Порог надвигается сила, ведомая Грундом, который не сбежит с поля брани, а ляжет на нём костьми, поскольку и так уже почти мёртв. Передохните после битвы и отправляйтесь назад к Порогу. Не так опасны для столицы Одинты псы, как её правитель. Он превратил свой гарнизон в праздный вертеп, где дружинники могут лишь выбивать долги из мирных подданных. И даже грядущий бой может стать для них последним. Что уж говорить о той угрозе, которая накатит из Вырии с приходом весны… Нам нельзя терять столицу. Этот город – ключ к землям, где хранятся обереги всего мира живых! Ступай и выполни работу, для которой ты рождён и что ни сделает никто лучше тебя!
- Слушаюсь, - склонился Бореслав. – Ну а что станешь делать ты? Неужели ты по-прежнему останешься в этом месте, где теперь нет никакой защиты?
- Я прислушиваюсь к голосу своей доли. И пока он говорит, что мне не пристало покидать место границы с Вырией. Ты знаешь, Бореслав, это очень важно уметь слышать свою судьбу. Именно слышать. Для этого стоит отдать время даже тогда, когда кажется, что его уже нет. И, уж тем более, тогда, когда оно имеется в распоряжении. Нельзя уйти с назначенной тропы. Не получится. Но с лёгкостью можно с неё оступиться, и тогда придётся потратить много сил, чтобы вернуться назад. А я стар, воевода, и ноги мои устали от походов. Каждая из ошибок обходится мне слишком дорого, - улыбнулся старик.
- Я тебя услышал, Гобоян. Да будет так.

***

У преддверия города, на покрытом снегом поле, редкими волнами холмов раскатившемся до полосы леса, столпились рекруты и дружинники Порога. Слышался смех и гомон беззаботных голосов. Это сборище больше походило на базар, нежели на защитный редут на пути врага. Нестройные группы людей не к месту увлеклись весельем. Злость на них мешала Арису сосредоточиться и выстроить наилучший план обороны. И всё же он первым уловил дрожь земли под ногами стаи псов.
Он словно очнулся ото сна, подстегнул коня и подъехал к воеводе Порога: - Командир, войско не успело занять боевые позиции. Псы вот-вот покажутся из леса. Нужно торопиться встать в защиту строем! Я бы советовал вам разбить армию на два корпуса и позволить псам пройти между ними, чтобы затем смять их в кольцо! Не стоит недооценивать врага.
- Я не привык получать советы от иноземцев! Нас достаточно обучила трудностям жизнь. Искусство боя мне знакомо, ворожей! Езжай лучше к воинам, если хочешь сражаться с нами вместе. А если сомневаешься – беги в город и спрячься за его стенами вместе с женщинами!
Рука Ариса, лежащая на рукоятке меча, побелела под силой сжавшей её. Если бы на ладони не было перчатки, воевода увидел бы, насколько страшной стала хватка Ариса, вместившая всю злобу на напыщенного вояку. Бородатый воин промолчал, придушив в себе гордость и гнев, затем развернул коня и отвёл того на крыло войска. Там он приметил ротного помощника воеводы и стал приглядывать за его командами.
Из леса показалась тёмная полоса колышущихся в такт бега лохматых голов псов. В возникшей среди людей тишине можно было уловить эхо звериного дыхания врага. Шутки разом смолкли, и даже наиболее самоуверенные ополченцы Порога почуяли привкус надвигающейся грозы. Веселье разом сменилось на страх, который обрёл вполне различимые черты врага. Глаза воинов потускнели, а лбы разлиновало морщинами.
Прозвучала команда воеводы, с которым ранее беседовал Арис, обнажить клинки, а пехоте выйти в авангард строя. Второй военноначальник, что считал себя полководцем не ниже рангом, скомандовал лучникам стать за пехотой и зарядить стрелы. И только после этих двух рядов защиты расположились всадники. Такой строй предполагал, что после залпа лучники отойдут назад и приготовятся к рукопашной, а всадники разобьют массу врага на группы. И, возможно, что в случае лобовой атаки противника строем, так всё и получилось бы. Но Грунд не первый день ходил на охоту. И он умел поставить жертве нужные силки. Арис беспокойно ёрзал в седле, заражая суетой собственного коня, и наблюдал за действиями ненавидящих друг друга командиров. Шальная организация такого порядка в армии больше походила на вражескую диверсию, чем на эффективную защиту.
Пока люди строились согласно отданным командам, псы разделились на три крыла атаки и разбежались на всю ширину фронта, дезориентируя лучников в выборе вектора залпа. Воевода дал команду стрелять и три неравнозначных роя стрел взмыли в небо. Арис бросился к ротному и скомандовал тому разворачивать свои десятки боком для встречи нападения с фланга. К счастью, ротный оказался вполне вменяемым парнем и с радостью отдал командование своим отделением Арису. На другом краю обороны один из растерявшихся воевод зачем-то собрал воедино всех всадников и скомандовал им атаковать центр нападения противника.
Всадники понеслись вперёд, но псы увернулись от лобовой атаки и, проскочив буквально сквозь строй кавалерии людей, врезались в их пехоту, разом смяв её за счёт физической мощи и силы. В центре нападения псов был сам Грунд, который крушил сжатыми в одной руке палицей, а в другой широким мечом. Орудуя как мясник, он шёл сквозь армию людей, почти не замечая её сопротивления. Построение людей загремело лязгом оружия и предсмертными криками боли. Снег раскрасили брызги крови, плетьми исполосовавшие наст под ногами.
Всадники воеводы утратили преимущество, поскольку не решились вломиться на конях в пешую толпу, где бились и люди и псы вперемешку. Догнать ушедший в бок фланг псов они тоже не успевали, поскольку те уже оказались с тыла армии людей и заходили на атаку там, ближе к городским стенам. Поэтому, ускакавший вместе с кавалерией, воевода развернул бойцов назад и погнал их также в обход места сечи.
В свою очередь Арис, отдавая короткие чёткие приказы, развернул собственный фланг обороны лицом к несущимся псам, и всадники, а затем и стоящие за их спинами пехотинцы встретили удар лицом к лицу и не дали пройти сквозь себя ни одному врагу. Они посекли первую и вторую линии атаки тварей, а затем сами двинулись вперёд и обратили псов в бегство. По убегавшим лучники дали несколько залпов, чем окончательно деморализовали их отряд.
Арис развернул корпус к центру основной сечи, но было слишком поздно. Грунд со своими головорезами уже добивал уничтоженную армию людей. Воины убегали, но их догоняли на выносливых ногах псы и убивали одного за другим. Отряд всадников воеводы оказался окружённым силами противника в пять раз, а то и больше, превышающими его числом, и был фактически обречён на гибель.
К псам присоединились остатки разбитого людьми Ариса отряда, и Грунд накинулся на воеводу и его людей. Арис скомандовал тем, кто перешёл под его начало, отходить в город. Их было слишком мало, чтобы рассчитывать на успех, а отдавать свою жизнь за компанию воин не планировал. Ей можно было распорядиться куда лучше для общего дела. Оставшиеся рядом с ним неполные четыре десятка бойцов Одинты поспешили под защиту городских стен.
Как и ожидалось, Грунд и его товарищи не заметили сопротивления всадников воеводы. Вожак псов лично снёс тому голову своим мечом и приладил её на острие обронённого людьми копья. Вестей о втором из военноначальников Порога вовсе не осталось. Либо тот сбежал в самом начале сечи, либо оказался растерзан неприятелем. И тот и другой исход был объясним и не оказывал никакого влияния на ход сражения. Довольный успешным началом своей кампании, Грунд выстроил армию и повёл её победной поступью к Порогу. Потери у псов были, но неспешно бегущие к стенам города сотни своры казались по-прежнему грозными и устрашающими.
На двери столицы опустились тяжёлые тесовые засовы, а стены заняли вооруженные ополченцы и представители власти Порога. Флаг Одинты трепыхался на древке, рядом с которым успел подняться и Арис. Насупив брови, он смотрел, как вождь псов отделился от злобно рычащей армии и в развалку подошёл к запертым воротам на расстояние дюжины метров. Он ничего не боялся и громко проревел на языке людей: - Люди! Мы пришли забрать вашего царя и богатства, но оставим вам жизни. Откройте город, и мы пощадим каждого, кто преклонит колени перед народом Забытых земель. Нам не нужна ваша кровь!
- Пошёл прочь, пёс! – крикнул стоящий на стене глашатай царя Властула. – Ты сломаешь свои ржавые зубы о стены Порога! Никакого договора не будет!
Грунд зарычал и запустил в ворота копьё с нанизанной на него головой воеводы. Копьё вонзилось в дерево, а голова от удара треснула и развалилась как орех в вытоптанный грязный снег. Вожак вернулся к стае и дал команду на привал. Он рассчитывал передохнуть перед штурмом.
Когда Грунд лежал на расстеленном для него ковре и смотрел, как обученные псы вязали к длинным веревкам зацепы для штурма стен, он услышал знакомый писк летучей мыши из земли мёртвых. Вожак повернулся на звук и увидел, как, ударившаяся о снег, мышь превратилась в синюшного мертвеца, который без спросу сел с ним рядом.
- Ты храбро сражаешься, Грунд, но этого будет мало для того, чтобы взять город. Помни, это не главная задача. Правителю прежде всего нужна голова летуна. Но мы ценим твою отвагу и поможем тебе войти в Порог победителем. Из Вырии уже вылетели тёмные горгульи. Дождись их и берите город вместе. Смотри, чтобы жертвы твоего народа не оказались напрасными. Убей там всех, кого встретишь на улицах, и вырви горло у жалкого Властула!
После сказанного мертвец опять ударился о землю, превратился назад в летучую мышь и полетел прочь. Грунд ухмыльнулся: поддержка с земли мёртвых не станет лишней. Он вырежет всех в Пороге, а затем заживёт в нём сам. Пришёл час народу псов вернуться из бесплодных Забытых земель в край, где им всегда станет хватать пищи и тепла. Они это заслужили.

***

Рула бежал к югу Одинты, ведомый болью и отчаяньем от нанесённого ему поражения. Он не хотел видеть никого из своих уцелевших соплеменников, и желал лишь мести. Цена, что должны заплатить люди за причинённую обиду, будет страшной! Пёс не был глупцом, но оседлать собственный злобный нрав было выше его сил.
Добежав до окраины незнакомой деревни, он увидел, как от пригорка, с среднего уступа которого сбегала в землю хрустальная струйка родника, шли двое ребятишек и несли на плечах одно на двоих коромысло с полными вёдрами воды. Вёдра раскачивались, словно в такт беззаботному смеху детей, и роняли в снег горсти хрустальной воды.
Рула огляделся и не заметил никого рядом с детьми. Тогда он в несколько прыжков настиг их и с особой жестокостью убил на месте. Из кровавого месива, что осталось на снегу после страшного нападения бывшего командира псов, взирали ничего не понимающими глазами два мальчишечьих личика. Похожих друг на друга как две капли воды, что стекала из перевёрнутых вёдер. Близнецы.
Рула довольно облизнулся. Теперь он был сыт и удовлетворён. Ещё бы, он убил двух человек. Кровь за кровь, и не важно, что сражены им были всего лишь малые дети. Вдруг из деревни донёсся звук удара по железу. Пёс испуганно вскочил на ноги и метнулся в ближайшие кусты. Встретиться с взрослыми мужчинами? Нет, нет. Он уже увидел, как умеют биться за свою землю люди. Теперь Рула изберёт новый способ войны. Он станет убивать тех, чья смерть отнимет у людей не жизнь, а волю и желание жить. Он наполнит их дома настоящей болью. Таков его новый план.
Пёс сверкнул глазами и углубился в лес.

***

Грунд и его армия давно были готовы к бою. День близился к закату, и правитель псов торопился покончить со штурмом Порога ещё засветло. Но навязанный из Вырии план сковал движение его войска. Наконец, в воздухе послышалось хлопанье десятков тяжёлых крыльев, и над кромкой леса появились горгульи – выродки из отдалённых пастбищ Вырии. В небе растянулась грозовая полоса надвигающегося на Порог клина внушительных отродий.
Горгульи кричали пронзительными голосами, от которых резало уши, и на земле псы ответили им восторженным воем. Стремительно движущиеся наверху, твари, не останавливаясь, понеслись к городу. Грунд скомандовал построение, и спустя пару минут его армия уже бежала к стенам Порога следом.
Едва завидев в небе рогатых существ с огромными когтями, Арис слетел со стены и побежал по городу, выкрикивая команды женщинам и детям палить костры со смолой. Ему нужен был чёрный дым, что укроет город от нападения сверху, но воин боялся, что было уже поздно. Такого развития событий он не предусмотрел, недооценил изобретательность Вырии, что находила бреши в законах своего зимнего затворничества. Летучие гибриды смерти и первозданной жизни, что зародилась для существования в небе, не боялись холода зимы и света солнца. Летающие создания могли сослужить целям своего Повелителя даже сейчас, чем он и пользовался сполна.
Не успели люди поджечь кучи быстро наваленного тряпья и дров, как горульи обрушили первую атаку. Они пикировали с неба, разбивая сильными ногами крыши и мансарды домов и разбрасывая сверху на людей камни. Под завалами закричали побитые и раздавленные горожане, а твари заходили на всё новые и новые атаки.
Лучники открыли огонь по горгульям, но лишь единицы стрел достигали незащищённых панцирем участков тел летающих чудовищ. Они ранили тварей, но не убивали.
Арис выхватил копьё у одного из защитников и со всей мочи метнул его в пикирующую сверху горгулью. Копье ушло чуть ниже её морды и через ключицу пронзило тварь насквозь. Та рухнула на землю и забилась в быстро окончившихся конвульсиях.
- Бейте их! - закричал Арис, показывая на первую жертву. – Донесите всем, их можно убить! Подпускайте ближе и кидайте копья! Стрелы их не берут.
Хорошая весть быстро понеслась по улицам Порога, опережая полёт царящих над ним горгулий. И скоро показанная Арисом тактика боя, стала приносить плоды. Одна за другой горгульи стали падать на землю, сражённые меткими бросками людей. Их огромные туши разбивались о мостовые столицы, где для верности их рубили на куски женщины и дети. Чёрные потёки жидкости, заменявшей тварям кровь, растекались под ногами защитников. И лишь, когда от первоначального числа летающих чудовищ осталось всего три горгульи, те отступили. Злобный писк уцелевших налётчиков потонул в победном многоголосье защитников Порога. Однако их радость не вышла долгой. Объятия разорвал призыв, раздавшийся со стен крепости города. Добежавшие до них псы накинули за кромку ограждения зацепы и устремились вверх. Изрядно потрёпанные горгульями защитники спешили заткнуть зияющие в обороне дыры. Они сбивали осаду горящим маслом и камнями, но не слишком успешно. Сражённые псы летели со стен вниз, ломая о подножие крепости шеи, но их тут же сменяли другие, проворно карабкаясь длинными лапами и цепляясь когтями за края камней.
Псы превосходили защитников не только физической мощью, но и числом. Павшие в поле и от ударов горгулий воины уже не могли заменить проплешины в широком поясе стены крепости. Арис метался с одного места на другое, подставляя свой меч под атаки палиц тварей. Он видел уже и Грунда, который остервенело пробивал себе дорогу среди хаоса битвы. Видел, как он крушил людей, почти не замечая сопротивления и снося попавшие по нему удары. Грунд лишь отплёвывался кровью с желчью и двигался напролом. Всё его внимание было приковано к окнам башни царя Одинты, что возвышались в центре города. Туда он рвался к новой власти. К последним безоблачным дням жизни, что он проведёт в полагающемся ему по рангу богатстве. Жертвы живых на этом пути для пса ничего не стоили. Пусть хоть весь город зальётся кровью.
Видел врага из башни и Властул. Царь стоял у вытянутого кинжалом створа окна и перебирал потными от страха ладонями оборку вышивки на своём платье. Ткань потрескивала под нервозными движениями, но Властул сжимал её всё крепче, словно ускользающую из рук спасительную веревку. Он не слышал ничего из того, что происходило во дворце. Не слышал причитаний своей жены, что стояла за спиной. Только биение собственного испуганного сердца. Лихорадочную дробь страха за собственную шкуру. Ничего другого его не волновало.
Несмотря на отчаянное сопротивление, в котором участвовали все жители города, и летящие во врага факелы, камни и копья, твари прорвались-таки к механизму ворот, располагавшемуся внутри крепости, и открыли проход в столицу. Словно прорвавшая плотину серая река на улицы Порога хлынула стая обозлённых псов. Они побежали, сметая всех и вся на своём пути. Будто за их плечами не было долгого перехода и предыдущих сражений. Псы казались людям бессмертными посланниками небес, обрушившимися как кара за накопленные грехи. Многие из защитников бежали прочь, не видя перспектив сражения. Некоторые, напротив, бросались под оружие врага в поисках быстрого конца.
Арис оседлал коня и кинулся в сечу, пытаясь сдержать наступление. Он был в отчаянье от столь бездарно отданной обороны. Наблюдая захлестнувшую людей панику, он стал кричать, чтобы оставшиеся в живых прятались за вторым поясом заграждения города. До последнего метра он дрался сам, прикрывая отступление других. Затем пришпорил коня и едва успел вскочить в створ, закрывающихся перед носом псов ворот внутренней крепости Порога.
Псы ударились о вставшие перед ними стены, но не стали форсировать наступление. У них под носом уже находилась добыча. Добрая половина города, затянутая пожарами и хлопающая раскрытыми дверями брошенных домов, манила поживой. Псам было где утолить голод, а запертую часть можно оставить и на десерт. Она никуда не денется. Под восторженный вой убийц по одну сторону стен и горький плач людей по другую наступила ночь.
В свете разожжённых костров Арис насчитал без малого три десятка обученных войне мужчин и несколько юнцов и стариков, что рвались вступить в уцелевшее ополчение. Женщины и малолетние дети набили до краёв детинец, где с позволения власти им предоставили место для ночлега.
Арис принял на себя командование обороной и сидел, продумывая план, с которым им придётся встретить утро. Он чертил на камне опалённым в костре концом палки векторы защиты на самых проблемных участках малой крепости. С лица умудрённого опытом воина не сходила озабоченность и усталость. Белки давно лишённых отдыха глаз краснели от лопнувших сосудов. Лавируя между костров на площади, к нему подошёл глашатай Властула: - Тебя хочет видеть царь.
Воин, нехотя поднялся, и последовал за сгорбленной фигурой глашатая. Они миновали ограждение детинца и зашли во дворец с чёрного хода, где располагались потайные лестницы и ходы, ведущие под землёй в разные стороны Порога. Глашатай и, присоединившийся к нему, телохранитель повели Ариса по винтовой лестнице, что убегала под верхние своды башни дворца. Визитёры загремели каблуками сапог по камням, а крутая спираль ступеней всё тянулась и тянулась ввысь, будто служила входом на сами небеса. Наконец, они втиснулись в узкую дверь, через которую вошли в аскетичную тёмную залу, где их ждал Властул.
- Здравствуй, государь, - склонился Арис.
- Приветствую тебя, воин, - ответил царь. – Располагайся.
- Благодарю, но у меня нет времени на долгий раут.
- Ты, как всегда, дерзок, Арис! Однако, я высоко ценю твою отвагу и мастерство, с которым ты защищаешь Порог. Позволь задать тебе прямой вопрос – не считаешь ли ты, что наш город обречён?
Арис впервые поднял глаза на правителя: - С чего бы? Твои подданные смело стоят за свои семьи и дома. Мы полны решимости держать оборону до последнего вздоха и сделаем это.
- Но враг значительно превосходит числом.
- Это глупо отрицать, но не всегда количество одерживает верх. Нам сослужат добрую службу стены домов столицы. В конце концов, мы всегда сможем отступить и дальше, в крепость детинца. Не так ли?
- Детинец – вотчина государя. Тебе это известно. Впрочем, я не об этом хотел поговорить с тобой… Повторюсь, ты храбрый воин, Арис. В Экуроде мы сможем собрать мощную армию, которая сомнёт любого противника. Я получил вести из Палты от своей дочери. Наши союзники готовы откликнуться и прислать на помощь дружину, вместе с которой мы отобьём Порог назад в любое время. Иногда нужно лишиться чего-то, чтобы затем получить вдвое больше. Как солдату тебе это известно. Я предлагаю тебе службу лично на меня и возможность покинуть вместе со мной в эту ночь город. Потом мы вернёмся, и я возведу тебя на должность городского воеводы. Ты будешь иметь почёт, богатство, женщин, всё, что только пожелаешь! Пойдём со мной сейчас и жизнь твоя измениться к лучшему…
- Правитель,…
- … Порог обречён! – Властул не дал Арису продолжить, - Люди останутся его защищать, но это не изменит ничего. Мы не имеем права жить сегодняшним днем. Мы должны думать о будущем страны. О том, что будет ждать наше наследие! Люди отстроят дома заново и скажут слова благодарности за мудрую тактику, проявленную нами. Мы…
- Властул! – крикнул Арис, останавливая речь царя. – Ты городишь чушь! Я никогда не предам людей, что поверили в меня. Это невозможно! Не пристало и царю бросать своих подданных. Если бы ты изучил историю своих предков, то увидел бы, что там было много места для доблести, которой тебе следовало бы поучиться! Но за что-то небеса не возлюбили Одинту и послали ей в наказание царя труса!
Царь, его телохранитель и глашатай схватились за оружие, но Арис их опередил и махнул перед носами дворцовых крыс собственным мечом: - Если вы ещё мужчины – я вызываю на бой каждого из вас! Здесь и сейчас. Ну же?!
Властул поднял руки вверх: - Уходи. Убирайся! Оставь нас в покое. Мы не станем марать о тебя руки!
Арис убрал меч, плюнул на камень пола рядом с царём и вышел из зала. Дверь за его спиной закрылась с таким грохотом, что добрая треть свечей в зале погасла разом.
- Я желаю, чтобы псы перегрызли тебе глотку! – заорал вслед ему правитель.
- Я тоже буду по тебе скучать, сволочь, - пробубнил под нос воин и покинул дворец.
У невысоких стен второй крепости защитники жгли костры и сидели рядом. Те, кому посчастливилось уснуть, безмятежно храпели. Арис вернулся и пристроился к одному из костров.
- Вы считаете, мы сможем уберечь город? – спросил его рябой паренёк, что шевелил кривой палкой угли.
- Я считаю, что защищать родную землю – наш долг. И негоже прицениваться к шансам. В борьбе за родину не бывает проигравших. Есть те, кто пережил врага и те, кто оставил о себе только память. Но память героя. Не сомневайся парень. Когда твоё дело правое – иди на бой, не задумываясь. Тогда само небо поддержит твои поступки. Всех нас поддержит. А когда…, - он бросил полный гнева взгляд на башню дворца. – Впрочем, сейчас для тебя важно, прежде всего, отдохнуть и набраться сил. Давай-ка ложись, - воин потрепал паренька по плечу, поднялся и пошёл к стене крепости.
Он забрался к зубцам с бойницами и посмотрел на оставленную людьми часть города. Она была изувечена грабежом и насилием, что принесли в Порог псы. Проёмы с оторванными у домов дверями и проломленные крыши зияли чернотой забвения в отсвете пляшущего по улицам пламени. Слышалось рычание, гомон и визг голосов тварей, что с усердием истребляли в отданном им городе жизнь.
- Пируют, гады! – сказал Арису дозорный. – И мой дом остался там же. Как теперь всё восстановить?
- Бог будет в помощь, солдат. Мы справимся.
- Как думаете, они утром пойдут на нас?
- Не знаю, утром ли… Любое движение в ночи может быть обманчивым. Смотри в оба! Эти твари не так глупы, как хотят казаться. Близкое дыхание смерти обострило разум их лидера, и он постарается удивить нас.
Арис спустился, взял из костра горящую головёшку и сел с ней у стены. Он вытащил из сумы щепотку травы, бросил ту на огонь и стал ловить носом дым, что потянулся от неё. Воин закрыл глаза и представил себе Порог, таким как он помнил. Мысленно он пошёл от ворот, где сидел теперь, назад к окраине города. Сквозь туманные очертания возникшего миража он шёл его дорогами и заглядывал во дворы. Движение было медленным, словно он плыл в толще глубинных вод. Преодолевая их сопротивление и лютый холод.
Отдавшись игре разума, Арис следовал рисуемым им путями. Он останавливался на перекрёстках и осматривал примыкающие улицы. Пусто, пусто, пусто. Стоп! На дороге, что шла к противоположной от него части крепости, бесшумно двигалась тёмная когорта псов, голов около пятидесяти. Полёт Ариса ускорился. Он пролетел сквозь врага ещё дальше, к его лагерю. Там он увидал, как войско в два раза превышающее предыдущий отряд, уже под предводительством вожака Грунда начало движение к центральным воротам второй крепости, где укрылись люди. Вот и ответ его предчувствиям!
Арис открыл глаза, потушил головню в бочке с водой. Оттуда же плеснул себе на лицо, чтобы смыть сон левитации без остатка, и закричал: - Подъём! Тревога!
Паренёк, который совсем недавно разговаривал с ним, побежал к колокольне и застучал очепом о него, что есть сил. Звонкий набат рассыпался по мостовым, поднимая с них защитников. Те вскакивали, хватая оружие, и бежали на боевые позиции. Но лишь на стенах осели люди, поползло недовольство: - Пусто! Тревога фальшивая! Там никого нет!
Арис забрался наверх сам и шикнул, пресекая болтовню. Он приказал сохранять бдительность и ждать в тишине.
Вскоре действительно показались псы. Они побежали к стенам, полагая, что воины Порога спят, однако люди приготовили им сюрприз. Едва враг сблизился с ограждением, они окатили его сверху кипящей водой и смолой. В небо взлетели крики и стоны агонизирующих тварей. Защитники города принялись добивать лихо встреченных гостей, бросать в них камни и стрелять остатками стрел, что ещё сохранились в колчанах лучников. Значительная часть врага оказалась побитой, но оставшиеся с ещё большей яростью кинулись на стены и стали взбираться наверх.
Арис и другие воины вступили в рукопашную. Его меч снова и снова взлетал вверх и опускался на головы, руки и тела псов. Те били в ответ, но защитники и не думали отступать. Когда показалось, что люди отразят эту атаку и крепость устоит, защитники с ужасом увидели, как внутри города в их сторону бегут десятки тварей, что прорвались на другом рубеже обороны. Люди, которые находились внизу и подавали на стены огонь и оружие, оказались окружены и один за другим принимали смерть от когтей и палиц псов. Каким-то чудом прорвавшиеся в тыл захватчики вскоре открыли ворота, и Грунд ввёл подданных внутрь второй крепости.
Оставшиеся на стене люди поняли – уцелеть надежды не было никакой. Здесь и сейчас будет принят самый важный в их жизни, последний бой. Арис подошёл к знакомому юному защитнику и занял позицию рядом: - Ну, вот мы и снова вместе. Гляди веселее, боец! Настал твой час занять место в великой истории народа людей!
Защитники подняли мечи. Снизу, у подножия стены сверкали красные глаза врага. Несколько метров, отделяющих жизнь от смерти. Грунд грозно прорычал и поднял лапу, чтобы отдать команду к штурму. Вдруг ночной ветер, донёс отдалённый звук знакомого горна. Арис встрепенулся и обернулся на запад.
- Бореслав! – выкрикнул он, не в силах сдержаться. – Но как это возможно?!
Псы также повели ушами в сторону открытых ими ворот крепости. И уже через мгновение до них донеслась дробь копыт лошадей и людские окрики.
Грунд скомандовал построение, но немного опоздал с манёвром. Лишь только псы двинулись ко входу в крепость, как оттуда навстречу вылетел отряд вооружённых всадников в блестящих доспехах. Во главе отряда действительно оказался воевода Бореслав, который буквально снёс с ног первых попавшихся ему псов и затем красивым размашистым ударом срубил голову Грунда, не дав тому даже осознать приближение смерти. Раскрытые жёлтые глаза предводителя тварей закрутились над землёй, запечатав внутри несбывшиеся надежды на царствование. Затем голова пса шлёпнулась в затухающий костёр, отсалютовав оттуда снопом искр.
Профессиональные воины подавили захватчика и заставили того отступать. А после того, как весть о смерти их вожака пробежала по стае, псы и вовсе растерялись. Они метались в разные стороны, позволяя людям настигать и убивать их на месте по всей территории города. Арис повёл в наступление оставшийся в его распоряжении отряд и побил немало тварей, улепётывавших прочь. Не прошло и получаса, как остатки грозного войска выходцев из Забытых земель разбегались из Порога, словно тараканы на морозе. Не этим они мечтали прославиться в землях людей, и не это обещал им вождь Грунд.
Арис обнял дорогого друга, что спешился с коня впервые после долгой поездки. Они сели у костра пока люди праздновали победу и пригубили вино из царских запасов.
- Но как ты оказался здесь? – не переставал удивляться Арис.
- Это долгая история, - улыбался Бореслав. – Гобоян как предчувствовал, послал меня к тебе на помощь! Я собрал своих бывших отставников по деревням в пути. Нас стало больше, мой друг, и мы, как и прежде, наводим на захватчика страх! Пусть те из людей, кто нас помнит, увидят, что их дружинники не утратили веры в собственную силу и крепость мечей!
- Так и есть, мой друг! Но этот бой всего лишь прелюдия для Порога и Одинты. Репетиция перед главным сражением для всех земель нашего мира. Надеюсь, ты не забыл об этом?
- Ты уверен, что война неизбежна? Неужели предпринятых мер не окажется достаточно?
- Боюсь, что да. Наши друзья ещё слишком далеко от своей цели. Путь лишь начат и его траектория – загадка для всех. Мы будем надеяться на смелость путешественников и сопутствующую им удачу, но не забудем готовиться к битве сами.
- Да будет так. Что-то я не вижу праздничного знамени в окне башни Властула. Неужели правитель ещё почивает в ложе и дожидается утра, чтобы накинуть на лоб лавры победителя?
- Властул сбежал. Как испуганная крыса, поджавши хвост. Его правление Порог больше не примет, даже если тот вернётся сюда. Во всяком случае добровольно.
- Вот как? Выходит накануне войны Одинта утратила своего царя! Трудно назвать такой поворот удачным. И что же ты считаешь следует делать?
- Предлагаю взять тебе на себя правление Порогом. Ты достойный воин и человек, Бореслав! Люди тебя поддержат. Не лишай их права и надежды найти себе нового заступника перед небесами. Причём самого благородного из тех, что был у них за последние годы! - торжественно закончил Арис.
- Но это невозможно! Во мне нет царской крови правителей Одинты! Люди не подчинятся мне и правильно сделают. В правлении царей нет земного.
- Есть! Ещё как есть! – вспыхнул Арис. – Видел бы ты трусливую физиономию Властула, когда он пел мне речи о необходимости бросить город. Разве это не земное? Когда он сулил мне почести и титул воеводы Порога, лишь бы я прикрыл его задницу на пути отступления из столицы. Разве это от Бога?... Очнись, дорогой друг, в сказке о царях давно нет никакой правды. Лишь мы сами кормим это миф, а вместе с ним целую ораву из царской семьи и приближённых. Не пора ли изменить что-то в этом порядке?
- Остынь и ты, Арис, - Бореслав заговорил тише. – Нельзя накануне войны менять весь уклад жизни мира людей. Провернёшь подобное в Одинте – и что тогда скажут правители Лилты и Палты?! Не думаешь ли ты, что они поддержат революцию и приедут поздравить меня с главенством над страной? Нет и нет! Они закроют свои границы для помощи, а скорее, напротив, помогут мёртвым придушить своеволие Одинты! И сделают это как можно скорее, дабы не распространить опыт революции и на их страны! Не пришло время для внутренних раздоров. Только не сейчас. После того, как мы одержим верх над Вырией… после того, как мы выстоим против неё. Если такое случится…, тогда я обещаю тебе, что приму вызов и предъявлю претензию на трон. Но пока этого не случилось, обещай и ты мне, что забудешь о своих речах и всём том, что только что мне наговорил! Обещай, что смиришься с царём и станешь служить на благо людей, даже если для этого потребуется кланяться Властулу и ему подобным! Общее благо, которым нынче является лишь объединение всех сил против врага, не терпит раздора. Повелитель мёртвых будет только рад внутренним распрям и передушит тут всех поодиночке. Я скажу тебе не только как друг, но и как полководец – доблесть не всегда в том, чтобы броситься на врага в открытом бою, зачастую она в терпении. Тогда, когда нам приходится сносить даже преступление ради главной цели. Не говоря уже об оскорблении достоинства и самолюбия! Понимаешь ты меня?
- Да, Бореслав. Я лишний раз убедился в том, что ты достоин титула правителя. Ты воистину мудр и преподал мне урок. Спасибо. Без всякой иронии я признаю, что ты прав. Но всё же прошу тебя остаться в городе. Мы не знаем только ли псы отправились на охоту. Не знаем, не вернутся ли их сподвижники, возвратить нам должок за сегодняшнее поражение. Останься наместником, пока не приедет назад Властул. Прими на себя заботы об обороне Порога, а если повезёт, то и всей Одинты. Так будет спокойнее всем нам. Прошу тебя!
- Хорошо. Я останусь. Но оставайся и ты со мной!
- Нет. Властул посеет смуту, если застанет меня здесь. Пока Порог не может стать мне домом. Я отправлюсь в путь.
- Но куда?
Арис посмотрел в сторону востока, где уже зачинался рассвет, пробираясь осторожной поступью пастели в небе.
- Я отправлюсь за помощью для наших друзей. Им она не окажется лишней.       

Глава 7. Древние тайны.
 
Миша шёл закутанный в широкий платок так, что наружу из него глядели одни глаза. Тело пронизывал влажный ветер, забираясь в самые сокровенные уголки одеяния и выдувая оттуда последние крохи тепла.
- Не могу больше! – он облокотился о дерево и сполз по стволу вниз. Рядом с ним привалился Светошь. Следом в стихийный лагерь влились и остальные.
Крос воткнул посохи и натянул на них кусок плотной ткани на пути ветра. Он всегда так делал. Стало потише и будто теплее. Минула уже неделя с тех пор как отряд покинул Озеро Луча. Они прошли по границе горной гряды и Палты, шли в землях людей, иногда останавливаясь за плату на ночлег у отшельников. Прошли лес западных границ людей и вышли к берегу моря.
Это было большое море Утлюжь, полное загадок и тайн, которые так и не смогли раскрыть целые поколения живущих рядом народов. В один из вечеров Крос рассказал, как ещё мальчишкой видел останки легендарного корабля Зетта. Это был корабль его предков – великанов, которые искали утраченные богатства своего народа, чтобы оплатить им себе новые земли взамен утраченных. Земля великанов лежала некогда за пастбищами, широко раскинувшимися на востоке от земель людей. Но в одно время, после потопа, мир изменился. Именно того потопа, что случился с севера и опрокинул Стеллу Бога на землю. В края великанов пришёл холод. Лютый мороз, который убил всё живое буквально за несколько дней. Несмотря на то, что великаны обладают огромной выносливостью и жизнестойкостью – одна лишь средняя продолжительность жизни составляет у них порядка двух сотен лет – единицы смогли унести ноги от возникшего природного катаклизма. Лишь несколько семей древнего народа успели уйти на запад и достичь моря, где продолжалась жизнь. Кто-то из его рода спрятался в пещерах бурелома и гор погребённой под снегами и льдом родины. Говорят, некоторые из них смогли выжить. Их тела покрылись шерстью и сами они стали величать себя снежными людьми. Кто знает, правда это или вымысел. С той поры в тех землях давно никто не жил. Лишь только отшельники бегали туда на поиски приключений. Замерзший край стал линией раздела между тем миром, что был известен спутникам и тем, что остался значительно восточнее бывших пастбищ. О народах, что жили там и некогда составляли с миром единое целое, знания были невелики. Торговые вылазки, которым предшествовал многодневный путь через мёрзлую пустыню, в минувшие со дня обледенения столетия случались лишь изредка. Теплилась надежда, что взаимодействие и дружба между разделёнными народами когда-то всё же будут восстановлены, предшествием чему станут участившиеся походы друг к другу и расширяющиеся торговые связи. Но с падением Луча мир востока нынче наоборот, возможно закроется уже навсегда.
Итак, оставшиеся в живых великаны, что остановились у Утлюжи, пытались найти место для нового города их народа. Но ни люди, ни птицы не уступали им землю задаром. Ведь с приходом обледенения и их вотчины сильно уменьшились. В бесчисленные годы тех мытарств великаны особенно искали союзничества, но не могли его обрести. Лишь только им удавалось основывать временные пастбища на новых землях, как условия договоров менялись, и скитальцы вновь отправлялись в путь. Но вот однажды царь людей по имени Ирма пообещал древнему народу постоянную территорию для постройки города и помощь в строительстве, но за одну услугу. В то время в море у берегов, что примыкали к землям людей, жил морской змей. Это было древнее существо из мира мёртвых, что некогда вышло из дна вместе с лавой подводного вулкана. Существо должно было погибнуть в море живых, но чудом приспособилось, окрепло и вскоре стало хозяйничать в нём, принося людям одни несчастия. Те не могли больше ловить рыбу и обживать берега Утлюжи. Змей караулил и убивал каждого, кто осмеливался даже подойти к воде. Лишившись морского промысла, люди столкнулись с голодом и многими проблемами, вынудившими их искать способы уничтожить чудовище.
Великаны всегда были великолепными охотниками. Они обладали чутким слухом и обонянием, куда большим, чем у людей. Их сила и мощь была предметом тысяч сказаний и легенд. К тому же следовало учитывать, что они не были прямыми созданиями мира живых. В них жила магия. Одним словом, лучшего охотника на змея было не сыскать. Вождь уцелевшего племени заключил с Ирмой договор и, оставив на берегу единственного ребенка великанов, маленькую девочку, отправился на битву со змеем. Свидетельств тому бою не сохранилось. На сушу не вернулся ни один живой великан. К берегу прибило лишь останки их боевого корабля Зетта. Но с той поры след змея исчез. Поговаривали, что, сцепившись в схватке, великаны победили врага, и опустили его на дно, где приковали навеки к скале. Но тёмная сила отомстила им, поднялась из чёрных глубин моря и не пустила великанов наружу. 
А царь сдержал слово и пристроил последнего ребенка племени в семью, наделив его таким образом правом на продолжение рода на свободных землях. Там девочка выросла, окрепла и, позднее, вышла замуж за человека, в браке с которым и родился Крос. Таковы были предания древности. Но с той поры редко кто отваживался уплывать в море далеко от берега. Все ещё боялись змея, чьи оковы в любое время могли пасть от давности.
Крос рассказал эту историю накануне прибытия их отряда к Утлюжи, и теперь Миша смотрел на холодный прибой, орошающий его лицо уколами доносящихся капель воды, и ждал, что вот сейчас из воды выглянет чудовище с огромной пастью и зарычит в поднебесье, стуча страшными лапами по груди.
- Куда нам теперь? – спросил Светошь.
- Мы пройдём берегом моря и спустимся южнее, к лесу, за которым и начнётся земля птиц, - ответил Крос. - Может два-три дня пути. Но нельзя расслабляться. У воды давно уже неспокойно. Дома, расположенные у линии прилива, стоят заброшенными. Ни люди, ни кто бы то ни было ещё, не хотят жить у моря. Будто оно проклято.
- И в чём же причина? Морской змей освободился от оков?
- Это вряд ли. Болтают всякое… Вроде как с исчезновением Луча из воды стали появляться утопленники. Впрочем, у страха глаза велики. Похоже, рыбаки убрались отсюда за неимением улова. Утлюжь лихорадит также как и сушу. Мы не знаем истинной причины того, что там происходит, а гадать – дело неблагодарное.
- Если там свободны дома, какого рожна мы будем ютиться под открытым небом? – возмутился Исса.
- Потому что там опасно, он же пояснил, - ответил Светошь.
- Можно подумать, что здесь мы защищены со всех сторон?! – не сдавался агнит. – Змей повержен, другие жители моря, если они и есть, сейчас будут прятаться от холода на глубине. А придут в гости – поддадим им жару! На то мы и воины. Я не хочу ночевать под открытым небом! Моя плоть устала от этого похода. И если есть подходящие для отдыха условия, я хочу ими воспользоваться. Поэтому, не знаю как вы, а я пойду к берегу и поищу хижину поосновательнее! Я готов рискнуть, - Исса встал, забрал свой посох и пошёл по снегу к морю.
- Мы же не бросим его одного? – Миша посмотрел на великана.
Крос недовольно глядел в спину агниту, неуклюже переваливающемуся с ноги на ногу через сугробы: - Упрямые агниты! Конечно, нет. Но мы совершаем ошибку. Идём!
Отряд снялся с привала и пошёл за своим товарищем вслед. Вскоре они выбрали среди десятка возвышающихся на насыпи у берега, как надгробия, брошенных домов тот, что выглядел крепче остальных. Во всяком случае, в его стенах не зияли дыры шириной с голову человека, а сверху оставалась почти целой крыша. Пустые проёмы окон воины закрыли тканью, а в очаге разожгли огонь. Через какое-то время дом наполнился сухим воздухом и теплом.
- Ну! Что я вам говорил? – Исса довольный растянулся в углу, где устроил себе лежанку. – И никаких проблем!
- Угу, - кивнул Крос. – Посмотрим.
Воины устроились у очага, преломили хлеб и подкрепились. Затем завязался неспешный разговор с шутками и смехом. Миша украдкой поглядывал на Кроса, который если и присутствовал в разговоре, то скорее создавал видимость участия в нём. Его мысли были где-то далеко от места забав, а на лице не разглаживались морщины. Великан поднялся, взял свою суму и отошёл в угол дома. Там он погрузился в её содержимое и вскоре извлёк несколько крохотных узелков с травами и ступку. Свои приготовления Крос сопровождал беззвучной руганью под нос и яркой мимикой. Миша подобрался к нему ближе: - Всё нормально?
- А? Да… не знаю, - Крос покрошил в ступку траву, добавил немного воды и стал толочь её пестиком до кашеобразного состояния.
- Нам есть о чём волноваться? Ты сам не свой.
- Всегда есть о чём. Эх, как жаль, что мои запасы трав истощились!... Послушай, Миша, я сделаю дому защиту. Увы, не сильную, но приходится выбирать лишь из того, что есть в наличие. А ты собери у очага все поленья и ветки, что у нас есть. Нам нужно заботиться об огне, не дать ему погаснуть.
- Нам угрожает реальная опасность?
Крос нагнулся к Мишиному уху поближе: - Не знаю достоверно, но я слышу и чувствую что-то плохое. Очень плохое. С тех пор как Луч погас, многое изменилось. И эти места не остались в стороне, как видишь.
- Но почему ты не хочешь поделиться своими опасениями со всеми открыто?
- Их души ещё полны скепсиса по отношению к нам. Каждый из этих воинов был не последней личностью в своём народе. В них не погасла гордыня и дразнить её лишний раз не стоит. Они смелые и закалённые бойцы. Если случится беда, я верю, что их реакция не заставит себя ждать и будет правильной.
Миша собрал всё, чем можно было оживить огонь, и сложил это у очага. Затем сел назад к товарищам и продолжил беседу. Крос натёр сделанной смесью углы дома, дверной и оконный проёмы. После чего снова увлёкся содержимым собственной сумы.
Наступила ночь. Светошь и Блик беззаботно храпели у стены. Исса чинил обувь. Лурд лежал и смотрел на игру огня, что отражалась на стене. Вдруг он насторожился: - Я что-то чувствую.
Крос отбросил суму, схватил приготовленный факел и сунул его в очаг. Факел вспыхнул, и великан подбежал к двери дома. Он прислушался, затем распахнул дверь и сунул факел наружу. В ярком свечении воины увидели десятки, если не сотни, фигур, медленно бредущих от моря в сторону их дома. Кто-то был ближе, кто-то дальше, и за ними прямо из воды выходили всё новые и новые создания.
- Гром меня раздери! Кто это? – вымолвил Светошь, взирающий спросонья на пришествие гостей.
- Это утопленники, - ответил Крос. – Вот вам и разгадка тайны пустующих домов. Луч пал, и утопшие в море обрели шанс вернуться к жизни. В древних книгах встречалось такое предсказание. Только там оно звучало как наказание людей за жадность, где море мстит… Кто же сейчас пробудил этих мёртвых? Вот в чём вопрос. Ведь это могла быть сила только самого высшего порядка.
- Ты хочешь сказать, что эти твари уже давно бродят возле моря и это они разорили дома людей? – спросил Блик.
- Скорее всего так. Они охраняют воду и выходят забрать с собой всё живое, что встретят на пути. К счастью, они не могут далеко отойти от кромки воды, но если до кого-то доберутся, будут до последнего своего движения цепляться за возможность отнять него жизнь. А затем свести жертву под воду или сожрать на месте! Эти существа не имеют ничего общего с людьми, что некогда носили их тела. Это безжалостные и крайне опасные твари.
- Что же ты не предупредил нас, раз знаешь так много?! – недовольно забасил Исса.
- Так это ты захотел понежить бока в тепле! – возразил Крос. – Я говорил, что это небезопасно. Правда, не был до конца уверен, что это происходит в действительности. А то бы настоял на своём… Ну да ладно! Наш дом теперь под оберегами. Сколько они простоят, не знаю. Бежать поздно. Беритесь за оружие и вставайте в центре комнаты. Мёртвые будут пытаться прорваться, но переступить порог дома пока не смогут. Будьте начеку! Не смотрите им в глаза, иначе потеряете волю! Мы выстоим!
Воины отошли от двери и заняли оборону. Минуту спустя дверь распахнулась и в проёме возникла фигура утопленника. Его тело было раздутым и синюшным, при движении кожа тряслась как желе. Склизкие бока блестели от падающего света огня как рыбья чешуя. Белые зрачки на выкатившихся глазах елозили в поиске жертвы. За первой тварью поднялась другая, за ней ещё. Сине-бардовые мерзкие руки сорвали с окна полотно ткани и утащили наружу. В пустой проём немедленно стали тесниться головы утопленников, хватающие гнилыми зубами воздух. Мертвецы облепили дом со всех сторон, но войти туда не смогли. Они злобно мычали и рычали на собравшихся внутри живых и недоумевали, почему к этой лёгкой жертве не получалось подобраться.
- Какие же уроды! – воскликнул Исса и плюнул в лицо одной из тварей. Та зашипела от злости и затряслась в конвульсиях.
- Давайте прикончим их, - поднял меч Светошь.
- Не надо! Поберегите силы, - успокоил их Крос. – Их число настолько велико, что своими ударами вы особо ничего не измените. Для полного истребления этих выродков надо срубить голову их предводителю. А ещё лучше самому главному отродью из жерла земли! Пока же будем ждать. Наша задача спасти не Утлюжь, а весь мир живых. Вот ради чего мы отправились в поход. Поэтому мы станем терпеть и беречь собственные шкуры! Верно говорю?!
- Верно! – подтвердили воины.
- Вот и хорошо. Тогда ждём. На рассвете мёртвые уйдут снова под воду.
И начался отсчёт времени. Часы тянулись бесконечно долго, но расслабляться нельзя было ни на минуту. Никто не знал, когда сила заговора Кроса упадёт с границ дома. Утопленники даже и не думали уходить. Сотни этих тварей облепили дом как муравьи. Они налегали друг другу на спины и без устали напирали вперёд настолько, что вот-вот дом мог лопнуть под таким натиском. Дерево стен кряхтело, но крепкий брус держался. Пленники воздавали хвалу рыбакам, которые знали толк в строительстве.
Великан время от времени бросал в огонь щепотки известных только ему семян, после чего мертвецы останавливались в ступоре, и длиться такое положение могло несколько минут. Тогда воины опускались на пол и давали отдохнуть ногам. Затем они поднимались снова и продолжали дежурство. И вот, когда казалось, что рассвет скоро начнётся, а с ним уйдут и все их напасти, защитники услышали гул тяжеловесных шагов по земле, от которых задрожали стены, а утопленники осыпались с них на землю вниз. Грохот стоял такой, словно сама Стелла Бога ожила и отправилась путешествовать по вверенным ей землям.
- Это ещё что? – закричал Миша.
- Не знаю! – ответил Крос. – Поднимите меня и держите крепко!
Великан ухватился за поперечную балку под сводом дома и стал подтягиваться на одной руке, в другой держа топор и пытаясь им прорубить крышу. Остальные воины подхватили его за ноги и стали поднимать выше. Наконец в крыше появилось отверстие, в которое пролезли голова и плечи великана. Он ухватился за края, подтянулся и выглянул наружу.
- Проклятие! – тут же раздался испуганный вопль Кроса.
- Да что там? – испугались и остальные. Они отпустили руки, и великан свалился обратно внутрь дома.
- Там водяной! Это хозяин этих тварей. Кто-то сообщил ему, что дела плохи и это чудище решило прийти разобраться самостоятельно! Быстро готовьтесь к битве! Теперь уже точно не до шуток.
Только великан успел бросить в огонь остатки всех своих семян, как одним ударом у дома была снесена крыша. Огонь продолжал гореть, и утопленники застыли под воздействием тлеющего колдовства Кроса.
- У нас есть всего пара минут, чтобы свалить этого демона, - прокричал великан. – Выходим из дома!
Воины растолкали дремлющих мертвецов и выскочили наружу. Теперь они и сами увидели водяного, один вид которого наполнил их сердца ужасом. Перед ними возвышался демон ростом с четырёх человек, с огромными руками и могучим торсом. С его головы свисала бахрома длинных мокрых волос, от которых при движении отлетали капли морской воды. Лицо водяного было заросшим синими волосами, переходящими в спутанную бороду, из которой торчали остатки костей рыб и животных с суши. Глаза чудовища были такими же белёсыми, как и у утопленников, а из огромного рта несло падалью. Все тело водяного поросло жёсткой шерстью серо-голубого цвета. Тварь грузно двигалась, свесив с сутулых плеч жуткую массивную голову, и почти упираясь огромными ладонями о землю.
Крос скомандовал Блику и Мише заходить водяному с тыла, а сам с остальными встретил его лицом к лицу. У твари было одно оружие – дубина из нержавеющего золота. Он махнул ею по воздуху, воины разом пригнулись и атаковали собственным оружием ноги чудовища. Тот взвыл и затопал ими так, что сама земля заплясала под сражающимися. Исса попробовал запрыгнуть на водяного и удержаться за шкуру, но не вышло.
- Бейте ему по глазам, - призвал Светошь и первый же метнул нож в голову твари. Однако тот увернулся.
Остальные стали закидывать голову противника всем арсеналом вооружения, что имели под рукой. Тот отбросил дубину и стал защищать лицо огромными ладонями, в которые преимущественно и приходились броски воинов. Пользуясь растерянностью водяного, Миша вскочил на плечи Блика и запрыгнул твари на спину. Если тот и почувствовал нападавшего на собственной шкуре, то не успел среагировать, защищаясь от града камней, клинков и копий, что летели в него спереди.
Миша проворно вскарабкался по движущейся туше врага ему на плечи, выхватил меч и со всего размаха вонзил его гадине в ухо. Водяной взревел так, что, стоявшие будто памятники, утопленники повалились навзничь на землю. Море откликнулось на страдание своего обитателя, подняло и бросило на берег чёрную волну.
Миша свалился с водяного, затем взял из рук Блика второй меч и стал рубить им сухожилия на ногах твари. Его товарищи кинулись ему на помощь. Чудовище повернулось к морю и попыталось добежать до него, спасаясь от атаки, но его изрубленные ноги не выдержали. Водяной упал на колени, пополз, загребая толстыми пальцами лёд и прибрежную гальку под ним. А преследующие его войны запрыгивали ему на спину и били по слабым местам колющим оружием, из-под которого вырывалась синяя кровь чудовища.
Тварь отмахивалась руками, но всё слабее. Она ползла к морю, приближаясь метр за метром. Из её ран потекла гнилая жижа почти чёрного цвета. Миша бил водяного сверху по шее, соскальзывал, падал и запрыгивал снова. Это была его добыча. Он так решил.
- Смотрите! Утопленники задвигались! – закричал Лурд, указывая на дом.
Полчище мертвецов, лишённое чар семян Кроса, медленно развернулось к морю и стало надвигаться на преследующих водяного воинов.
- Скорее! Нужно прикончить эту тварь, пока нас самих не уволокли на дно! – воскликнул Светошь, и друзья с удвоенной силой принялись истязать водяного.
Тот хрипел. Из его рта в песок стекала предсмертная агония, но чудище продолжало ползти. Зовущий его прибой был совсем близок. Ещё немного и живительная для твари морская вода окатит его туловище. Миша вскочил на загривок твари и нащупал там впадину между костями плеч и шеей водяного. Он примерился, занёс над целью меч и со всей силы вонзил его в самое нутро врага. Тот забулькал собственной кровью, забился в конвульсиях, выгнулся спиной, скинув с неё человека, и стих навсегда.
- Ура! – закричали друзья. Затем обернулись к утопленникам, готовясь встретить их, но сражение было окончено. Обезглавленные мертвецы, лишённые силы и поддержки исчадия, пробудившего в них жизнь, упали на берег и остались разлагаться там на радость падальщиков.
Крос посмотрел на горизонт, где вот-вот начнётся рассвет, подошёл к Мише и обнял его за плечи: - Молодец! Сегодня ты спас не только всех нас, но и вернул людям море. Уверен, эта гнусная тварь, - он посмотрел на поверженного водяного, - некогда имела отношение и к смерти моего народа. Поэтому от меня тебе отдельный поклон.
- Перестань! Я вовсе не намерен приписывать победу себе! Мы все бились наравне, и каждый заслужил добрых слов. Сегодня наш союз прошёл первую проверку, и она оказалась отличной! Я искренне рад, что имею честь путешествовать плечо к плечу с такими сильными и отважными воинами как вы! Предлагаю отныне считать нас братством. Как вы на это смотрите?
Воины согласно закивали: - Братство звучит совсем не плохо!
- И всё же водяной – твоя добыча. И я бы забрал у него оберег. Вырви из его пасти клык и сделай из него амулет. Возможно, когда-нибудь он сбережет тебе жизнь, - предложил Крос.
Миша последовал его совету, выломал изо рта твари клык размером со свой палец, вытер его и положил себе в карман.
- Вот и хорошо. Так будет правильно, - одобрил великан. – А теперь, друзья, время не ждёт. Нам пора убираться отсюда и продолжить путь. Очень многое на земле зависит теперь только от нас.

***

Под холодным ветром Вырии к расщелине спешил хромающий леший, чьё ветхое одеяние трепыхалось за спиной будто крылья. На входе в начинающийся разлом в земле его остановил крупный упырь: - Куда прёшь лесное отродье?
- Мне нужно к правителю.
- Всем нужно, а он один. Скажи вопрос мне, и я передам дальше по цепочке. Если его уши готовы будут принять твою жалкую просьбу, он сам тебя позовёт.
- Это не просьба, кровосос! Это информация к сведению. Будешь препятствовать тому, чтобы наш Повелитель узнал её как можно скорее, я лично доложу ему, что вина за задержку лежит на тебе и всём твоём ничтожном народе! Я доступно излагаю?
Упырь обозлённо зашипел, но посторонился, пропуская выходца из леса Средень: - Если ты обманул меня, я высосу кишки у всей твоей родни.
Леший не ответил, а только, будто нечаянно, толкнул чёрное тело упыря, когда проходил мимо, и тот завалился на спину.
Затем житель леса запрыгал по широким каменным ступеням вниз к пластам первого уровня. За то время, что прошло с тех пор, как раскрылась земля, и в Вырию вернулся Повелитель, жители страны мёртвых успели обустроить в центральной части образовавшегося разлома жилища для знати и облагородить недра каменных переходов. Леший спускался и удивлялся красоте брутальной архитектуры стен и ниш в них. То и дело он встречал изваяния в камне всевозможных разновидностей тварей, некогда царивших на этих землях, а также тварей высшего порядка, что повелевали самими стихиями и целыми территориями земли. Эти демоны служили напрямую Повелителю и считались непобедимыми. Но до Среденя дошли слухи, что летун убил водяного, который стерёг море Утлюжь! Как такое могло случиться? Какой-то смертный одолел самого слугу Повелителя, которого тот лично вывел из морского дна? Откуда у него столько силы? Значит ли это, что им всем может угрожать опасность? Перед войной, к которой им велено было готовиться, хотелось бы знать расклад сил. Не пожалеет ли земля, что Повелитель вернулся? И не будет ли сожалеть народ его леса, что устоявшийся порядок нарушился? В конце концов, лешие научились соседствовать с людьми и даже извлекать из этого выгоду. Зачем им эта война?
Нет-нет! Конечно, такие вопросы он не будет задавать Повелителю! Лишь только при случае узнает мнение. Главное – он должен рассказать о другом. Это куда важнее!
Леший спускался всё ниже, а температура воздуха становилась выше. Он давно вспотел бы, будь он живым. Как же они живут в такой атмосфере? Вскоре его встретил второй пост. Там дежурили уже воины посерьёзнее. Это были закованные в латы исполинские рыцари с чёрными лицами и горящими огнём глазами. Когда их рты открывались, оттуда вырывалось само пламя преисподней, что облизывало кожу и шлемы воинов тьмы. Руки рыцарей опирались на чёрные мечи, выкованные в глубине самого ядра земли. Этих ужасных воинов звали кащеи или кацеи, что в переводе с яссы на язык людей означало «несущие огонь». С этими тварями нельзя было договориться. Их нельзя было обмануть. Их нельзя было разжалобить. Либо они оставляли тебе существование в этом мире, либо уничтожали на месте. Без эмоций, без сожаления.
Леший поклонился одному из рыцарей-кащеев и сказал: - У меня послание для Повелителя. Это важно.
- О чём ты хочешь говорить, смерд? – пробасил стражник, и лицо лешего обожгло жаром огня, что выходил наружу с каждым словом кащея.
- Это секретные данные. О планах людей. До нас дошли слухи!
Рыцарь опустил лицо чуть ближе к лешему и заглянул тому в глаза. Выходца из леса будто вывернуло наизнанку. Возникло ощущение, что в него влезло нечто пронырливое, пытливое и обжигающее. Леший завертелся ужом от боли и неведомых ему доселе изуверских мук, будто от путешествия в его теле раскалённого металла. Спустя минуту, которая показалась ему вечностью, боль от вторжения ушла. Кащей снова выпрямился и махнул головой, давая лешему сигнал проходить дальше.
После второго кордона лесной житель шёл уже не так уверенно. Он ковылял, то и дело, останавливаясь возле стен и ища у них опоры. Если бы лешему было знакомо это ощущение, он мог бы сравнить себя с только что родившей женщиной, организм которой избавился от плода, извергнув наружу следом и много чего своего, личного. Из-под ногтей и из глаз лешего выступили капельки бурой крови. Создалось впечатление, будто он снова умирал, как это было когда-то много-много лет тому назад, когда нынешний житель леса ещё был человеком.
Леший продолжал обречённо спускаться вниз. Его тело жгло жаром, от которого словно пульсировало всё окружающее. Уже сам камень стен был раскалён и мерцал красным свечением. Изломы пещер и нерукотворные штольни оказались на этой глубине земли преимущественно гладкими. Даже пористые поверхности выглядели куда твёрже обычного камня. И никакой жизни. Никаких подземных озёр. Только гранит и базальт красных магматических пород. Здесь всё было в красном. Гость из леса уже трижды пожалел о своём решении прийти сюда. Он-то хотел как лучше, познакомиться с самим Повелителем. Донести ему важные сведения, за что тот, быть может, уступил бы что-нибудь ему и его лесу. Как же он дал маху… Похоже, одна встреча с рыцарями царя тьмы уже стала для лешего приговором. А ведь он не видел ещё самого хозяина. Но назад теперь не свернуть.
Наконец, лестница окончилась, и на пути лешего вырос парад колонн, увенчанных изваяниями человеческих голов с гримасами боли всех оттенков, что обрамляли широкий мост через горящую бездну земли. Он прикрыл глаза рукой и ступил на мост. Лишь на мгновение леший глянул вниз, посмотреть на недра этого мира, и тут же отпрянул прочь. Где-то, в глубине километров пропасти внизу извивались и тянулись ввысь головы огненных гиен на длинных, как змеи, шеях. Они открывали пасти, и из них вырывались ужасные пронзительные крики. Это была непрерывающаяся музыка здешних стен, несмолкающий их оркестр.
Леший прибавил шагу и почти перебежал через мост. Далее его встретила арка в стене скалы. В арке горел огонь, а у её входа бегало потустороннее отвратительного вида существо. Те, кто окружали Повелителя в близком к нему круге, уже не имели ничего общего с миром на поверхности. Они не были переродившейся из него формой, как те же лешие, упыри, оборотни волколаки, русалки и прочие виды загробной жизни. Нет, эти были рождены в самих недрах потустороннего мира и вышли оттуда вместе со своим хозяином. Они не подчинялись ни одному из законов природы земли и, если и поддавались воздействию, то только колдовства, связывающего всё наши миры вместе, проникающего сквозь них.
Создание у арки было похоже на огромную лысую волчицу на шести лапах. На спине её были сложены крылья, а из пасти вытянутой головы торчали огромные кривые зубы раскаленной железной руды. Сквозь зубы волчица дышала и срыгивала лаву. Существо зарычало и бросилось к лешему. Тот закрыл глаза, прощаясь с миром и умоляя лишь о том, чтобы это случилось как можно скорее. Но волчица не напала на гостя, а только обнюхала его. Пока она это делала, лешего вновь едва не вывернуло наизнанку. Он упал на колени, и его вырвало всем содержимым нутра, что ещё оставалось в его теле.
Затем существо отбежало и кивком головы дало понять, что гостю следует подниматься и идти сквозь арку. Тот насилу встал, запахнул до глаз ворот и шаг за шагом пошёл в жерло гостеприимства Повелителя. В арке на лешем вспыхнули и сгорели вся одежда и волосы, что покрывали тело. Они спеклись на его коже, сделав ту похожей на тёмный панцирь. Теперь леший был абсолютно чист и готов к смерти, пройдя через препоны чистилища хозяина. И радости от этого посвящения он не испытывал.
После марева огня наступила ясность. Гость из леса увидел впереди дорогу, мощённую горячими камнями, напоминающими по форме обломки животных костей, которая вела к трону. Множеством костей. Те чуть похрустывали под ногами, словно песок. На троне впереди сидел он. Повелитель.   
    Он был исполином подземного мира, где безраздельно хозяйничал. Огромного роста, полыхающее пламенем существо сидело на раскалённом металле трона, широко расставив ноги. Между ног неприкрыто и вызывающе болталось большущее хозяйство Повелителя, напоминающее алую палицу. Карательные функции которой, не исключено, иногда и выполняло, повинуясь прихоти своего хозяина. Ноги оканчивались двумя ступнями с длинными когтистыми пальцами. А руки демона свисали вниз и упирались в землю у трона. Голова Повелителя горела огнём, и было неясно, что за лицо она носит. Скорее его не было вовсе, потому что очертания на ней менялись ежесекундно. Будто за каждый миг голова демона проживала одну чужую жизнь за другой. Проживала и убивала не только в себе, а может и наяву. Словно каждая уходящая снаружи смерть, неизбежно отражалась на лике Повелителя, доставляя тому радость и удовольствие. Лишь голос и глаза ядовито-оранжевого цвета оставались неизменными. Повелитель рассматривал лешего, а у того земля исчезла под ногами, и он почувствовал себя наколотым в пустом полыхающем пространстве на жертвенную иглу. Как мотылек, надетый на булавку. Он парил в невесомости и не чувствовал уже ничего, ни боли, ни жалости к себе. Ему показалось, что очертания и его лица отразились на голове Повелителя. Но, наверное, только показалось. Кто он такой, чтобы привлечь внимание столь могучей силы? Тем не менее, леший уже понимал, что он был снова мёртв и отчасти даже радовался этому.
- Говори, - пробасил на яссы демон.
Леший разлепил спекшиеся губы: - Повелитель, мы знаем насколько важно вам знать о движении летуна. И нам доставили вести, что он на границе земли птиц. У нас там есть смотрящие.
- Задержите его! Принесите мне его глаза, и я подарю вам вечность! Почему ты не веришь в меня?!
- Я? – испугался леший. – Нет! Что вы?
- Как смеешь ты лгать мне? Я вижу насквозь твоё предательство! Убирайся и принеси мне сердце летуна. Только тогда я сохраню Средень и ваши дома в нём! Если же ты по-прежнему будешь искать мира с людьми – огонь испечёт ваши тела им на обед. А потом всё равно придём мы и не оставим ничего! Слышишь ты меня? Служи своему господину, а ни кому бы то ни было ещё! Ты даже не смеешь думать о том, что мир с живыми возможен!
Леший что-то испуганно залепетал, но Повелитель его уже не слушал. Жителя леса подхватили когтями горгульи и вынесли из расщелины наверх, где небрежно, словно мусор, бросили на холодную землю. Леший насилу поднялся и поковылял в сторону Среденя. Нужно поймать летуна, нужно поймать. Если мы хотим уцелеть, - повторял он про себя снова и снова.

***

Гобоян уселся у костра, что развёл рядом со своим домом, и стал ждать. Наконец, старик заметил белую точку в небосводе, которая стала к нему снижаться. Стремительными рывками, словно не могла обойтись без захватывающих дух падений, белая птица долетела до деревни и села подле Гобояна на горбыль ограждения.
Старик склонил голову: - Спасибо тебе, мой друг, что откликнулся на просьбу, - сказал он белоснежному соколу, - Могу ли я угостить тебя чем-нибудь с дороги?
Сокол прокричал на своём языке: - Не время сейчас для долгих застолий, ведун. Говори зачем звал, и я отправляюсь на восток.
- Воля твоя. Путешественник между мирами и сопровождающие его товарищи скоро будут гостями в ваших землях. Они ищут Тису, который некогда украли из Озера Луча. Знаешь ли ты, где лежит камень? Им нужна помощь, ведь время на исходе.
- Мы знаем о грядущей войне, Гобоян. Но это не дела птиц. Наши земли издревле существуют лишь для защиты наших братьев и сестер, что прилетают туда зимовать. Птицы не участвуют в войнах, но мы помним о том, что с людьми нас всегда связывала дружба, а иногда и служба. Если вашим людям потребуется защита и подсказка в наших землях, ты можешь на неё рассчитывать. Однако, они напрасно ищут Тису у нас. Если бы камень был спрятан у птиц, я бы об этом знал.
- И сказал бы конечно мне?
- Конечно, старик. Сказал бы. Не переживай.
- Спасибо тебе, великодушный правитель. Безусловно, я напрасно тревожусь. Это всё из-за возраста… Впрочем, с годами мои кости становятся всё чувствительнее к переменам, происходящим в мире. Быть может в этом причина моей пытливости и любопытства? Ты уж не взыщи с меня за ворчание. Но я вот, что тебе скажу – в Вырии зреет много нехорошего. Планы их обширны. Виной тому тот, кто порождает плохие намерения. Тот, кто засиделся в темноте и выполз из неё с идеей расширить собственные владения. Это отродье не видит границ, оно не умеет останавливаться на достигнутом. Оно всегда прёт до самого конца, пока не уткнётся в стену. И моя впечатлительность подсказывает, что начавшаяся в землях людей война не обойдёт стороной и страну птиц, и много других мирных сегодня земель. Их охотники уже наточили своё оружие и лишь ждут не дождутся сигнала. Будь я на твоём месте, правитель, я бы приготовился к встрече с врагом, поднял бы дозоры в небо. И пусть беда обойдёт стороной. Ей важно знать, что её уважили и оказали внимание. На этом и зиждется в мире покой. На взаимном уважении. Все проблемы начинаются лишь тогда, когда в головах верх берут заносчивость, высокомерие и зависть. Прости меня ещё раз за напрасные нравоучения. Я знаю, что ты мудр и глаз твой куда острее моего.
- Я тебя услышал, Гобоян! Спасибо тебе за заботу о моём народе. Мы встретим гостей с летуном и окажем им посильную помощь.
- О большем я и не просил! Прощай, и пусть небо будет вам в помощь!
Сокол взмыл вверх и вскоре скрылся из виду. А старик поднялся на ноги, пошёл в дом, где откинул деревянную крышку лаза в полу и стал спускаться в подвал. Там, при слабом свечении лучины, он отыскал берестяную коробочку, где хранил травы долгого содержания живыми. Аккуратно снял с них влажную ткань и достал из-под неё лист папоротника. Вот теперь пришёл и мой черед увидеть то, что прячется от света, - сказал себе старик и стал подниматься с листом наверх.

***

Миша, Крос и остальные их спутники безошибочно ощутили то, что они пересекли границу страны расселения птиц. Слишком значительным оказался контраст между её климатом и климатом территории, что предшествовала ей. Никакого снега здесь и в помине не было. Напротив, стояла летняя жара, а природа блестела на солнце сочными красками растений и соцветий их плодов. Ветви кустов и деревьев тяжелели от налившихся светом ягод, а воздух щипал нос приторными запахами цветения. Друзья скинули лишнюю одежду и стройной шеренгой затопали по нехоженым коврам нежной травы.
- Как такое возможно, что здесь настоящее лето? – не выдержал и выпалил Миша.
  - Это земля птиц, - односложно ответил Крос.
- Я это заметил, но почему здесь лето, а там, где живут люди – зима?
- Я не понимаю, что тебя удивляет? – растерянно продолжал отвечать великан. – Так устроен мир. Птицы должны жить в тепле, поэтому на зиму они улетают сюда. Где их земли были испокон веков! Это юг нашего мира, вот и всё.
- Извини, я удивляюсь лишь потому, что в моём мире птицы тоже улетают на юг, но проделывают ради этого долгий путь через несколько климатических зон, постепенно сменяющих друг друга.
- Что ж, значит, в нашем мире расстояния более сжаты, и путь с севера на юг куда короче. Мне жаль птиц твоей прежней земли. Возможно, долгий путь делает их менее счастливыми. Хотя сам я лично убеждён в том, что лишь дорога и дарованные ей испытания позволяют душе обрести зрелость. Каждый, кто ищет себя – должен отправиться в путь. И чем дальше он будет простираться, тем больше полезных трофеев путешествующий принесёт в своей суме домой. Зачастую бесценных трофеев! Я искренне надеюсь, что и ты, Миша, найдешь подтверждение моим словам. Твой путь уже давно начат.
- А что мы ищем здесь? – задался вопросом Лурд.
- Знать бы…, - посетовал великан. – Будем пытаться найти след Тисы, когда тот всё же опустился на землю и некто пытался его уничтожить. Насколько я помню, Блик говорил, камень вызвал смерчи, которые видели у себя даже лироги. В таком случае, мы станем искать следы этих небесных водоворотов. Быть может, нам повезёт, и мы отыщем нужные сведения.
- Вглубь земли птиц вы с Мишей пойдёте сами, - добавил Блик. – Скоро мы не сможем сопровождать вас. Эта земля нас не пустит. Туда могут войти только люди, как я и говорил ранее.
- Жаль. Но раз так, выбора у нас нет. Предлагаю оставшимся разбить лагерь здесь и набраться сил. Отдыхайте, а мы отправимся в сторону восхода, где, надеюсь, удача повернётся к нам лицом.
Так и поступили. Лурд, Блик, Исса и Светошь сложили в березняке шатёр из веток, укрыли его пол еловым лапником и завалились внутрь спать. А великан и Михаил, оставив лишние вещи в лагере, отправились дальше налегке.
От резкого перепада погоды у Миши разболелась голова. Великан отыскал среди поля, которым они шли, мелиссу и заставил товарища её съесть. Затем он увёл его с солнцепёка в прохладу кромки леса, где они и продолжили путь. Вскоре головная боль стихла, что вновь позволило Михаилу наслаждаться буйным цветением этой необычной земли. Воздух тут был насыщен пёстрыми ароматами разморённых на солнце растений. Они дурманили и без того нетрезвую от свалившихся на неё приключений голову мужчины. Оглушали её яркими красками. Уши путешественников оказались в плену стрекота бесчисленного количества голосов птиц. Это многоголосье настолько застало врасплох Мишу, что он никак не мог сосредоточиться на мыслях о будущем разговоре в этой удивительной стране. Вокруг оказалось так много птиц – больших и малых, щебечущих каждая на свой лад. Они кружились в воздухе, мелькая богатым разноцветием оперения, сплетая единую сказочную иллюстрацию перед глазами. И в их голосах, что были понятны путешественникам, то и дело мелькали вопросы: - Кто эти пришедшие? Зачем они здесь? Чего ждать? Миша отвечал про себя, не разжимая рта, чтобы те не волновались: они пришли с миром.
- Спроси их о смерче, - подмигнул всё подмечающий Крос. – Пусть отведут нас к нужному месту и позовут того, кто застал пришествие Тисы на их землю.
Миша, как смог, объяснил птицам чего они ищут и попросил о помощи. Сперва никто из пернатых не взялся ответить вразумительно на поставленный вопрос, но затем с ним разговорилась красноголовая ласточка, которая и взялась проводить гостей до места, где сохранились следы не свойственных для этой земли разрушений. Возможно, это именно то, что они желают найти, - предположила птица и замельтешила крыльями перед глазами гостей. Друзья отправились за ласточкой вслед, чей раздвоенный хвост стал служить им ориентиром и проводником.
Они прошли не так уж долго, и пока солнце ещё оставалось над их головами в зените, оказались на краю овальной поляны, усеянной сгнившими стволами поваленных деревьев. Между ними проросли кусты и густая трава. Стволы и их обломки покрылись зеленью мха и превратили ландшафт в диковинные ступени наростов. Они устелили поляну непроходимыми завалами и пахли плесенью, от которой у Миши зачесался нос. Великан и летун пошли напрямки через деревья, пробираясь к центру места минувшей природной катастрофы. Михаил задерживался в пути, прислушиваясь к собственному телу, не отзывается ли в нём волшебный камень Бога, но всё было тщетно. Доказательства его избранности так и оставались лишь словами новых друзей Миши. Ничего сверхъестественного в этом мире он за собой не примечал. Разве что пережитая им у Озера смерть отзывалась теперь странными снами, где Гобоян или Крос, наверняка, углядели бы некие пророчества и знаки. Но Миша делиться ими не спешил. Его и без того смущала излишняя проницательность новых друзей. Что-то из личного стоило и придержать. Он пока так и не смог привыкнуть к беспардонности местного поведения и её обширным границам.
- Я давно хотел тебя спросить, - обратился Михаил к идущей впереди спине Кроса, - а откуда ты взял то кольцо, которым прижгли Саломею? Как оно к тебе попало, если вышло из недр, где правят только демоны?
- Это старая история. Старая и не моя. Не я добыл это кольцо, мне его дали. А зачем тебе это?
- Просто хочу знать. Меня удручает, что все вы знаете гораздо больше меня, но не хотите этим делиться. Мы ступили на дорогу, которую я не выбирал, однако моя роль в этом походе первостепенная. Признаюсь, было бы легче, если ты будешь рассказывать мне об особенностях используемых вами средств и методов. Не забывай, я единственный из нашей компании, кто может исполнить начатое, а значит, имею право знать обо всех возможностях на своём пути.
- Я об этом хорошо помню, - Крос остановился и обернулся к Мише. – Я вижу, что ты сам до сих пор испытываешь недоверие ко мне и другим из нашей команды. Что ж, отчасти я солидарен с тобой. Меня тоже тревожат Исса и Блик. Однако, в отношении меня, Гобояна и Ариса, тебе сомневаться не следует. Мы стоим на страже твоих интересов. Ты тот, на кого нами сделана ставка и в защите жизни которого мы поклялись друг перед другом. В случае твоей слабости или поражения, мы потеряем никак не меньше. А время недоверия пройдёт, Миша. Как проходит и всё на земле. Что же касается кольца – спроси у Гобояна. Это не моя тайна, прости.
- Спасибо за честность. Но ты должен меня понять.
- И я ни капли не сержусь. Ты имеешь право. Смотри! – великан указал пальцем на небо, откуда в их сторону неслась стая птиц. – Не суетись. И не сопротивляйся им. Стой спокойно, - он положил ладонь на Мишину руку, что потянулась к рукоятке меча.
Птицы стремительно опустились с неба и, резко свернув подле самых лиц друзей, сели на поваленные деревья в нескольких метрах впереди них. Из центра компании пернатых на гостей пристально смотрел серого цвета лебедь. Пока птицы снижались, его не было заметно в стае, из чего можно было предположить, что лебедя оберегали от лишнего внимания и опасности.
- Зачем вы здесь? Почему летун и полукровка вошли в наши земли, куда запрещён вход всем, кто не может подняться под облака? – заговорил лебедь уверенно и бесстрашно.
Крос поклонился сам и подтолкнул Мишу, чтобы тот последовал его примеру: - Приветствуем тебя, министр. Прости нас за непрошенный визит, но цель его не тревожить птиц понапрасну, а отыскать священный камень Тиса, что был украден из Озера Луча. Слышал ли ты об этом?
- Это дела давно минувших лет, которые наравне с другими большими и малыми событиями обрели единое имя – история. Это почти синоним забвения. Я не жил в то время. Что ты хочешь от меня? – спросил лебедь.
- Я хочу знать, где в землях птиц спрятан Тиса. Поскольку отрицать то, что он был именно здесь, - великан указал на поле, - не получится. Если не знаешь ты, пусть скажут другие. Те, кто знает.
- Мы не хотим участвовать в ваших разборках. Зачем птицам это?
- Затем, что мы тоже часть этого мира, - раздался голос со стороны, и люди и птицы обернулись на него. На дереве, рядом с центром поля, сидел белоснежный сокол.
- Мой господин! – воскликнул лебедь.
- Мы часть мира, который жил и продолжает жить бок о бок рядом с людьми. С живыми людьми, а не мёртвыми.
- Спасибо тебе, мудрейший, - Крос поклонился соколу. – Можем ли мы получить информацию о том, что случилось с Тисой в ваших землях?
- Сейчас здесь будет свидетель истории того времени, что передаётся в его роду из поколения в поколение. А вот и он, - сокол указал на большого филина, который грузно сел рядом со своим правителем. – Он вам скажет всё, что потребуется. И пусть люди знают, что птицы были и остаются им друзьями.
Великан и Миша ещё раз поклонились соколу и затем обратили внимание на филина.
- Это случилось сотни лет назад, - начал тот, – тогда мой предок, что передал эту историю своим детям, а те передавали её своим, пока она не дошла до меня, был ещё молод и жил на этом самом месте. В мёртвом дереве, рядом с которым вы сейчас стоите, был его дом. В один из вечеров, что разделял зыбкое тепло весеннего дня от холода ночи, раздался громкий шум и крики не менее сотни птичьих глоток. Мой предок выбрался наружу и увидел, как в тёмном небе на пять белых орлов напала целая стая ворон, яростно атакуя каждую из благородных птиц царского семейства. Орлы отчаянно сражались, раздирая клювами крылья и отрывая головы ворон, но тех было слишком много. Один за другим на землю падали убитые птицы, пока в небе не остался в одиночестве белый орёл в окружении стаи чёрного воронья. Только тогда стало заметно, что в своих лапах он сжимал что-то крупное и тяжёлое, лишавшее его последних сил. Не говоря уже о том, что, удерживая груз, орёл был лишён возможности полноценно сражаться за свою жизнь. Мой предок хотел рвануться в небо и помочь смелой птице. Но отец и мать удержали его от отчаянного поступка, который конечно был бы сродни самоубийству. Ему ничего не оставалось, как с горечью взирать на уничтожение отродьями тьмы одного из самых прекрасных наших сородичей. Вот он принял на себя последний удар и стал камнем падать на землю. Вороны ринулись за сражённым врагом вниз, и дальше произошло невероятное. Ударившись о землю, орёл выпустил из лап мёртвого кречета, нутро которого открылось, и откуда выкатился округлый камень невероятной красоты. Из него в лес ударили тысячи искр света, раскрасивших всё вокруг будто днём. Словно само солнце приземлилось между нашими деревьями и перевернуло мир с ног на голову. Ослеплённые вороны накинулись на камень, в попытке заставить его погаснуть, но в один миг вспыхнули в ореоле света и превратились в тлеющие головёшки. Тогда с неба спустилась большая серая горгулья. Мой предок никогда не видел до этого пришельцев из мёртвого мира. Он был напуган и замер в ожидании. Горгулья спустилась между стволами деревьев на землю. Подобралась к сверкавшему камню, занесла над ним когтистую лапу и ударила с размаху прямо в клубок света. Раздался оглушительный гром, в котором утонул предсмертный крик испепелённой твари. Тень её прежней жизни взлетела в воздух ошмётками кожи и когтей. Земля под камнем задрожала, и деревья заходили ходуном. Встревоженный лес разбудил всех своих обитателей, которые поднялись разом в небо. Они смотрели сверху как на земле, среди их домов стал набирать силу круговорот, эпицентром которого являлся камень. Круговорот стал втягивать в себя окружавшие его деревья, ломая стволы или вырывая их из почвы с корнями. Он становился все больше и шире. Птицы улетели как можно дальше, опасаясь быть втянутыми в этот страшный ураган, которого до сих пор никогда не видывала наша земля. Они смотрели издалека как вращающийся столб воздуха и грязи, ощетинившийся кружащимися в нём стволами могучих деревьев, которыми он игрался будто соринками, носился посреди леса и уничтожал всё к чему прикасался. Затем смерч стих и улёгся на землю, оставив после себя поле страшных разрушений. Тысячи семейств птиц лишились своих домов и гнезд, а кто-то не смог спастись сам. Уцелевшие осторожно вернулись взглянуть на последствия. Сели на обломки, оставшиеся от леса, и стали присматриваться к сердцевине образовавшегося поля, где ранее находился камень. Свет больше не струился оттуда, и вокруг не было ни души. Многие из наших собратьев осмелели и стали подбираться ближе. Тогда то и пришла стая, которая забрала камень. Это были крупные белые чайки. Очень красивые, с густым оперением. Такие здесь не живут. Чайки опустились в центре поля, подняли облепленный грязью и хвоей камень и унесли его с собой. Больше мне нечего сказать. Птицы нашли себе новые дома, а сюда приходят лишь раз в году в праздник скорби и поминовения родных. Это поле стало для нашей земли символом утраты и горя. Но мы верим, что некогда новые ростки всё же пробьют себе место под солнцем и взойдут ввысь, знаменуя новую жизнь и её надежды.
По завершении рассказа великан повернулся к соколу: - Как ты считаешь, господин, могли это быть чайки с Утлюжи?
- Нет. Там нет таких птиц. И у мёртвых нет таких птиц. Это были птицы с севера.
- Ты думаешь…?
- Да. Беломорье.
- Но почему? Зачем они украли камень?
- Не думаю, что стоит говорить о краже. Быть может, они спасли его. Наши земли не имеют стражи. Они открыты как солнце на безоблачном небе. Долго бы здесь оставался Тиса в сохранности? Всё что не делается – к лучшему.
- Возможно, ты прав. Но знай, что открытость и доверие больше не служат преимуществами в нашем мире. Уже нет. Прежние ценности сменили окраску и оперение. Нынче каждый стоит сам за себя. Пришёл час позаботиться о защите своих границ.
- Вчера твой друг Гобоян уже говорил мне об этом, - усмехнулся сокол.
- Рад слышать, что ты виделся с ним! Старик не бросает слов на ветер. Уверен, тебе хватит мудрости последовать его совету.
- Прощайте! – кивнул сокол и взлетел в небо.
Друзья развернулись и пошли в сторону лагеря, оставляя за спиной земли удивительного края, где всегда царило тепло не только воздуха, но и крохотных сердец, населявших его.
- Кто эти чайки и далеко ли Беломорье? – спросил Миша.
- Далеко, - ответил великан, - но не расстояние страшит меня. Возможно, нам придётся столкнуться с самим Деревом! Не оно ли собирает камни в свою коллекцию?
- Дерево? Что это?
- Узнаешь в пути. Пойдём!

***

Гобоян собирался в дорогу. Папоротник показал ему достаточно, чтобы понять, что положение людей слишком шатко. Ему нужен был артефакт из самой Вырии, и лишь один человек мог теперь решиться отправиться туда. Старик затянул пояс овчинной шубы, закинул за плечи суму и повесил ремень с мечом. Пожалуй, всё. Он вышел из дома и чуть не столкнулся на пороге с земляком Алексой.
- Что за чёрт! – выругался старик.
- Простите, Гобоян. А я шёл к вам спросить не нужна ли какая помощь? После того как деревня обезлюдела и наши запасы разметали по снегу псы, следует как можно чаще держаться рядом. Вам так не кажется?
- Ещё как кажется, Алекса! Спасибо тебе, за заботу! Трудности и лишения действительно не только оставили рубцы на твоём теле, но и наполнили душу благородством. Тебе нужен тот, кого ты станешь защищать, кто в твоём сердце найдёт для себя пищу. Я же всего на всего старик, который привык заботиться о себе самостоятельно.
- Тогда позвольте отправиться с вами в путь, искать того, о ком стану заботиться я. Уехать к семье в тыл земель, значит предать их, ведь мой долг теперь защищать родину здесь. Они без меня справятся, а я лишь изведу себя, если сбегу. В бою я себя испытал. Нынче уже и не страшно… Выходит, что лошадей у нас теперь нет, Гобоян. А пешком идти тяжело. Так что, разреши составить тебе компанию. Не могу я оставаться без дела и бродить, обходя мёртвые дворы соседей. Не отталкивай меня!
- А ты, оказывается, настойчив! Что ж, тогда собирайся. Да побыстрее! Нам нужно успеть достигнуть цели до заката. 
Алекса мигом обернулся, и скоро пара людей отправилась по дороге к Порогу. С неба повалил пушистыми хлопьями снег, скрывая следы деятельности людей. За какой-то час снега навалило так много, что ноги путников вязли в нём словно в густом твороге. В глаза наметало кружащимся вокруг вихрем. Однако, к вечеру путешественники достигли леса, где жил давнишний знакомый Гобояна отшельник Сослав. Он жил в одиночестве, в спрятавшейся в чаще приземистой избушке, отыскать которую человеку незнакомому было крайне затруднительно. Что в основном и предопределило выбор отшельником места для жизни. И он имел на то свои причины, первейшей из которых была озлобленность, навсегда нашедшая место в его душе, после того, как семья Сослава оказалась убита.
Это была давняя история, облетевшая в своё время территорию Одинты. Многие знали, или делали вид, что знали главных героев той истории, отчего она поросла недостоверными слухами, словно трухлявый пень опятами по осени. А тем временем, и без всякого преувеличения в ней хватало страстей и бед.
Дело обстояло так. Когда-то колдун по имени Рулдор и Сослав жили в одной деревне. Рулдор рос сложным пареньком. Имел склонность к мучениям всякого рода. Его выходки вызывали отвращение даже у тех, кто повидал немало смертей и опасностей. Ровесник Рулдора Сослав невзлюбил парня и частенько поколачивал того за разные выходки. Однако вовсе не это послужило причиной их вражды. Сослав снискал уважение и любовь первейшей красавицы в деревне и устроил с ней семью. А Рулдор тем временем предался уединению на окраине в компании помешавшегося разумом знахаря. Потеряв на охоте зрение, тот знахарь утратил вместе с ним и свою душу, получив взамен сакральные знания колдовства из самой Вырии. Во всяком случае, так он считал сам. Не удивительно, что гонимый отовсюду взашей Рулдор нашёл пристанище у знахаря, превратившегося вскоре для него в обожаемого наставника.
Но на беду Сослава возмужавший юнец отдавшийся с головой магии, не утратил природных позывов и естественной для возраста похоти. В один из дней Рулдор возжелал себе жену будущего отшельника и вскоре сделал ей открытое предложение уйти к нему. Девушка, разумеется, ответила отказом. И не только потому, что была замужем, но и потому, что немытый и нечесаный, дикий Рулдор был противен любому здравомыслящему человеку. Которые только благодаря своей пассивности продолжали терпеть соседство с парочкой колдунов молодого и зрелого возраста. Знали бы они достоверно, чем те занимаются в своей полуразвалившейся лачуге, давно сожгли бы тех заживо, оказав миру великую услугу. Однако, преступное безразличие к чужим заботам, что во веки веков является главной бедой всех миров, позволяло Рулдору и его наставнику беспрепятственно разгуливать среди сограждан и совать нос в чужие дела. Сослав же был от рождения крутого нрава, который мешал ему мириться с гадостью и заставлял больше действовать, нежели размышлять о причинах, почему это делать не стоит. Узнав от жены о дерзком предложении колдуна, Сослав ворвался к тому в дом и учинил там большие разрушения, а вдобавок, забывшись в ярости, отсёк ножом Рулдору ухо.
На следующий день Рулдор покинул деревню. Поговаривали о том, что, когда он уходил, ухо молодого колдуна уже было на месте, только немного оттопыривалось. Сослав продолжил жить, как и жил, промышлять охотой, к которой имел особые навыки и тягу. В семье его скоро родилась красавица дочь, и мир стал наполнен для него только добром и счастьем. Стоит ли говорить, что дурные воспоминания о былом наглеце и вовсе растворились в дымке прошлого.
Так они жили до дня, когда дочке исполнилось три года. В тот весенний день, как и всегда, Сослав с утра ушёл за добычей в лес. Тем временем в деревню пришла старушка, укутанная в чёрный платок. Она подошла к дому Сослава и постучалась в дверь. Жена и дочь охотника были дома и открыли старушке. Та пробыла в доме несколько минут, а затем вышла наружу и отправилась из деревни прочь. Никто бы на неё не обратил бы внимания, если бы рядом не играл соседский мальчишка. Тот попался на пути старушки и успел заглянуть ей в лицо. Именно он потом рассказал, что увидел в глазах женщины своё отражение перевёрнутым с ног на голову, что было верным знаком того, что старушка относилась к тёмным колдунам и ведьмам. Это был их знак.
Когда Сослав вернулся домой, он нашёл жену и дочь подвешенными вниз головой на центральной балке избы. С разрезанными шеями. Отчего весь пол избы был залит загустевшей кровью, а кожа убитых отсвечивала страшной белизной. На столе лежал сватовской венок, как приглашение к браку, и два отрезанных уха – жены и маленькой дочки.
Сослав отправился в погоню за старухой, хоть и знал, что ему её не сыскать. В том, что это был Рулдор, обернувшийся в бабку, он даже не сомневался. Не пугало его и то, что, похоже, колдун стал обладать немалой силой, благодаря которой мог превращаться в разных людей и животных. Стал опаснейшим из всех врагов, что мог встретить Сослав на земле. Но разве несчастного вдовца могло это остановить? Его сердце кричало от боли и страдания и жаждало немедленного и самого сурового возмездия.
Охотник рыскал в поисках убийцы больше месяца. Больше месяца он питался лишь кореньями и ягодами лесов, подчинив все свои силы одной лишь цели: найти и истязать Рулдора. Вытянуть его жилы и убивая спрашивать, за что он лишил жизни невинные создания? За что убил крошку, только-только раскрывшую свои глаза для жизни? Почему не убил его, Сослава? В чем был смысл этого чудовищного акта?
В его родной деревне тела жены и дочери сожгли, опасаясь, что колдун оставил в них кусок своей тёмной силы. Узнав об этом, охотник понял, что возвращаться ему уже некуда. Он нашёл себе место в чаще леса, там, где всегда чувствовал себя как дома. Сперва он спал под открытым небом, но затем всё же отстроил аскетичный, как келья дом и стал именовать его местом стоянки на охоте. Ведь вся жизнь Сослава превратилась отныне в охоту на Рулдора и других колдунов и ведьм. Он стал воином света, сам не зная о том. И, тем не менее, оказался, пожалуй, самым свирепым и безжалостным из всех них.
Узнав о Сославе, Гобоян сам нашёл с ним встречу и искренне попытался помочь в поисках колдуна. Но тот оказался слишком ловок. Только старик нападал на его след, как тьма укрывала его снова и снова. Старик склонялся к той мысли, что сам демон обласкал Рулдора своим вниманием и заботой. Крайне редкий для прародителя зла поступок, но такое случается и тогда справедливая месть превращается в затяжную и тяжёлую борьбу.
На почве солидарной ненависти к Рулдору и всем колдунам, основывающим свои возможности на силе Вырии, Гобоян и охотник сдружились. Старик признавал, что Сослав многим помог ему. В своих отлучках по всем землям этого мира, он встречал редкие травы и коренья, нужные старику. Находил артефакты настоящего и древности, многие из которых Гобоян с удовольствием покупал сам или предлагал на продажу заинтересованным людям. Вскоре Сослав стал получать и прямые заказы, что позволяло ему неплохо зарабатывать. Правда, охотник не нуждался в деньгах. Его образ жизни был лишён не только роскоши, но зачастую и элементарных удобств. Главной статьёй его расходов оставалось хорошее оружие. Поэтому весь свой заработок он отдавал старику, чтобы тот поддерживал семьи, где дети были лишены родителей, либо одного из них. Такова была его плата за горе, что он причинил своей собственной семье. Этим он отчасти оправдывал своё отшельничество.
Гобоян и Алекса вошли в незапертую дверь избушки охотника, где обнаружили его сидящим за столом, словно ожидающим гостей. Длинные волосы обрамляли путанными прядями испещрённое морщинами обветренное лицо Сослава. Длинный с широкими дугами спартанский нос горделиво выдавался над тесно сжатыми губами. Отшельник не растил бороды, но и частое бритьё не жаловал. Отчего короткие колючие волоски обступили нижнюю часть его лица тёмным облаком. Взгляд глаз охотника был вызывающим как нацеленное дуло заряженного орудия, от которого хотелось скорее спрятаться.
- Приветствую тебя, Сослав! – сказал старик и поклонился. – Рад видеть тебя в добром здравии! Неужели ты учуял меня заранее? Приятно отметить твою прозорливость. Что ж, как видишь, я пришёл не один. Это мой земляк по имени Алекса. Он храбрый воин, что доказал в битве с напавшими на нашу деревню псами. Не сомневаюсь, что ты слышал о вторжении.
- Я слышал, - ответил, не поднимаясь из-за стола, охотник. Голос его был хриплым и грубым, но не показался Алексе отталкивающим в отличие от внешности.
- Я не сомневался, что от твоего слуха не ускользнет ничто, связанное с вылазкой зла на нашу землю, - продолжил Гобоян. – И ты, наверняка, знаешь, что из Стеллы Луча исчез центральный камень Кротт, без которого Стелла теперь не имеет никакого смысла? Если нет, то я вынужден известить тебя, что земли живых ныне открыты для вторжения и вполне возможно, что скоро мечты обитателей Вырии о свободной жизни на территории людей станут реальностью. Окончится зима и с первыми перелётными птицами мёртвые шагнут через Средень сюда. Кто сдержит их, если Луча больше нет? Не слышал ли ты в своих странствиях ответа на этот вопрос?
- Тебе не зачем заигрывать со мной, Гобоян. Я слышал многое, а видел ещё больше. Я видел даже, - Сослав придвинулся поближе к собеседникам, - самих халдеев хозяина недр земли! Этих князей жгучей крови подземелий, которой они хотят наполнить здешний свет. Знаешь ли ты насколько сильны эти выродки высшей касты? Нет? Тогда я отвечу тебе. Они по-настоящему сильны! Настолько мощны, что один их вид способен побеждать людей! Кому здесь сражаться с ними? Жалкому Властулу с его игрушечной армией? Мир обречён, и мне это известно не хуже тебя. Я лишь надеюсь на то, что, встретившись лицом к лицу с их армией, мне повезёт разглядеть в её авангарде эту тварь Рулдора и лично выжечь ему сердце! О большем мне нечего и мечтать.
- Твоя душа полна страдания. Мне это известно лучше, чем кому бы то ни было. Но всё же, ты должен мне поверить – надежда на спасение есть!
- Ты о скитающемся в далеких землях отряде из человека, великана, агнита, рахии, лирога и белозера? Эта нелепая компания, ты считаешь, в силах противостоять самому злу, что специально вышло из ядра земли ради их поимки? И ты действительно веришь в силу этого летуна?   
- Не только верю, но и знаю, что она есть! Он добудет нам победу, так и знай!
- Мой дорогой друг, у меня никогда не было причин не доверять твоим словам. Ты очень мудр и предсказания твои правдивы. Но, возможно, в последнее время ты плохо спишь, отчего усталость подкосила тебя. Попробуй взглянуть трезво и непредвзято на сложившиеся обстоятельства.
- Нет-нет, Сослав! Тебе не сбить меня с толку! Плоды Среденя открыли мне минувшей ночью путь летуна и ближайшую его встречу. Когда ты узнаешь о ней, то удивишься. Это я тебе гарантирую. Однако путь их будет далёк и труден. Много времени утечёт до того, как они встретятся на нём с успехом, и мы должны будем сдержать землю от нашествия. Сберечь её. В этом мне и нужна твоя помощь.
- Говори.
- Как ты знаешь, у берега Забыть-реки стоит пограничная изба, в которой живёт верная слуга мира мёртвых – Яга. Это двуполое существо крайне опасно! Она может видеть бесплодные земли своей заставы на много километров вокруг. А когда не видит сама, за неё в глаза превращаются стены и окна её проклятой животной избы. Горе тому, кто будет застигнут Ягой на подступах к реке без её ведома. Но лишь плоть самой Яги может служить надёжной защитой на пути, как мёртвых, так и живых созданий, в каком бы направлении они не шли. Вся её природа соткана из этого препятствия, ради которого она и существует. Настоящий и единственный верный страж переправы из живых в мёртвые и обратно.
- Ты хочешь, чтобы я убил Ягу? – удивился Сослав.
- Нет! Что ты? Это живым не под силу. Даже не думай об этом! Но вблизи избушки есть конура, в которой Яга растит своих любимых питомцев – сторожевых волчиц для домов знати подземелья. И сейчас тот редкий случай, когда конура пустует, ожидая поступления новых щенков из Вырии. Это мне известно достоверно. Известно мне и то, что в этой конуре старуха-отродье забыла свой гребень. Потеряла его, когда кормила очередную гадину. Гребень завалился за доску у входа в конуру справа. Ты найдешь его и не спутаешь ни с чем. Он сделан из кости человеческого ребра. Принеси мне этот гребень, Сослав! Возьми его, аккуратно заверни в тряпицу и храни. Не мой и не купай его! В нём остались два волоса с головы Яги. Они мне и нужны! Сделаешь ты это? Успех дарует нам шанс удержать войско мёртвых на границе, когда потребуется. Если же нет – останется верить лишь в чудо, что Миша успеет собрать камни до тепла.
  Охотник задумался на минуту, затем поднялся на ноги: - Гобоян, задача, что ты мне ставишь, не легка. Кому как не мне знать об этом, потому что я, наверное, один из единиц жителей мира живых, кто перебирался в Вырию и возвращался оттуда целым. Сейчас опасность куда выше. Ведь твари не только расплодились, но и шастают без сна в предвкушении будущей сечи. Шанс вернуться назад ничтожно мал, но не это меня пугает. Я храню свою жизнь только для одного. Лишь одна нерешённая проблема ещё заставляет меня дышать воздухом нашего мира и открывать по утрам глаза. Это ощущение невозвращенного Рулдору долга. Поэтому я соглашусь выполнить твою просьбу при одном условии. Ты должен обещать мне, что, если я не вернусь назад, ты найдёшь и уничтожишь колдуна за меня. Ты, как и я, не успокоишься, пока не вырвешь его гнилое сердце! Можешь ты поклясться мне, что примешь на себя такую ношу?
- Я клянусь, что сделаю это, - склонил голову старик. – Во имя твоей семьи и всего того, что нас связывает, я клянусь, что не успокоюсь, пока не найду Рулдора и не вобью осиновый кол ему в грудь, если до меня это не сделаешь ты!
- Спасибо тебе, - Сослав обнял Гобояна. Заглянул ему в глаза и задержался на мгновение. Старик не отвёл взгляд. Желваки на скулах охотника зашевелились, отчего проседь в щетине зашевелилась белизной на свету свечей. Отшельник вобрал воздух носом, медленно выдохнул и, наконец, отвернулся от гостей. – Теперь вы можете идти. Не беспокойтесь. Я сделаю всё, что требуется.

***

Средень готовился к закату солнца. Провожая его увядающие лучи, леший спешил выйти из своей землянки наружу, где он отдаст последние распоряжения. Рядом с ним находились соплеменники с телами, облепленными листвой и хвоей, давно вросшей в них. На лицах которых с трудом можно было разглядеть глаза, спрятавшиеся среди грязи и перегноя почвы, заменявшей этим созданиям кожу. Лешие пока ещё числились хозяевами Среденя, согласно устоявшейся веками иерархии. Но их правами готовились завладеть куда более сильные отродья. Спорить с которыми за власть было бессмысленно и безрассудно. Лесные жители рассчитывали сохранить в целостности хотя бы свои дома, а если повезёт, то отправиться и в более богатые леса. Например, в землю птиц, где круглогодичное лето превратит их жизнь в мечту. 
Наконец окончательно стемнело и вождь леших, вернувшийся намедни от самого Повелителя, выбрался наружу. За ним из подземелья высыпали на мягкий ковёр снега, скрывший пожухлую траву, и другие соплеменники. Главный свистнул, и через мгновение сверху на землю спустилась большая чёрная ворона.
- Собрала ли ты всех своих сородичей? – спросил её леший.
- Все готовы вылететь, - громко ответила ворона и надменно задрала голову, подёргивая ею словно от икоты. Ей самой, хозяйке чёрной стаи, не терпелось получить больше почестей на пути смены миров. Она бы предпочла, чтобы Повелитель отдавал указания ей лично, а не использовал посредника, чьи полномочия на исходе. Ворона была глупа и заносчива. Чем всегда и отличался их род. Безусловно, знал об этом и леший. Но, помня угрозы Повелителя, не собирался воспитывать этих недоразвитых птиц. Он желал лишь одного – чтобы поручение владыки было исполнено и как можно скорее. А за результат пусть спрашивает Вырия.
- Тогда вылетайте! – махнул рукой леший, - Они были в земле птиц. Найдите их и убейте летуна! Не жалейте никого. Сделаешь всё как надо – Повелитель отблагодарит тебя. Торопись!
Ворона громко каркнула, словно соглашаясь с приказом из одолжения, и поднялась в небо. За ней, оставляя многочисленные кроны деревьев, вспорхнула огромная стая птиц, чьи крылья закачались вверху чёрным одеялом, спрятавшим небо. Затем эта туча двинулась на север, унося с собой зловещие помыслы их верховного хозяина.
Леший про себя пожелал им удачи и скрылся назад в землянку. Он сделал всё, что положено. Пора было продолжить зимовку.   

***

Через ворота столицы Палты города Дустана выезжали сотни отборных воинов, лучших защитников страны. Во главе войска ехал глашатай Одинты, а в середине построения бойцов на больших дубовых колесах катилась вперёд карета, в которой ехал Властул – повелитель Одинты. Довольный собой он покачивался в такт движению своего нового экипажа и с нескрываемым удовольствием покидал изысканную архитектуру чужого города. Пора было возвращаться домой. Но не так, как он покинул его в трусливом бегстве, а с парадом, против которого не вякнет ни единая душонка. Властул намеревался присвоить победу над псами себе и считал, что имеет на то полное право.
Царь Палты по имени Нестор не смог устоять против соблазна богатой платы за наём воинов, что ему привёз Властул. Плюс ко всему, Нестор выиграл для себя и право на годичную подать, что была обещана правителем Одинты. Хоть цари и приходились сватьями, они с завистью заглядывали в карман друг друга и безвозмездно деньгами не делились. Палта, которая была самой бедной среди трёх государств людей, наконец получила шанс значительно улучшить собственное положение и блеск одеяния правящей элиты. Когда речь шла о звоне монет люди теряли голову и оказывались куда более склонными к авантюрам, чем им казалось ранее. Не было это исключением и для царей. А, может быть, как раз в первую очередь именно их и касалось.
Так или иначе, Нестор с лёгким сердцем обменял почти весь гарнизон Дустана на два мешка золота и с гордостью восседал на террасе собственного дворца, считая себя выдающимся политиком и деловым человеком. Он был уверен, что всё устроил ловко. К тому же негоже было отказывать родне в помощи. Воины должны были дойти с Властулом до Порога, установить там порядок и затем возвращаться на родину. Только и всего, - размышлял Нестор и довольно улыбался.
Войско вышло из столицы Палты и направилось по тракту, ведущему к пограничным лесам и Одинте. Жители провожали обеспокоенными взглядами своих мужей и отцов, отправившихся в дальний путь из родной земли, которая ничуть не меньше нуждалась в защите. Слухи о грядущих переменах и начавшихся у границ земель людей волнений покатились и до Дустана. Палта, которая исторически находилась на перепутье больших торговых путей многочисленных народов, населявших землю, представляла собой лакомый кусок для любого врага. Кто теперь защитит покой её подданных перед чужеземцами?
Был среди провожавших и старец Свитож. Он выглядел взволнованным больше других. Свитож выругался вслух и поспешил в собственный дом. Надо предупредить Гобояна, - думал он. – Слишком много дурных знаков. Слишком много…
Старик начеркал на коре несколько закорючек, затем достал из клети голубя и привязал записку к его лапке.
- Лети, мой друг! – он отпустил птицу в окно. – Ты важный гонец. Хоть и не с самыми добрыми вестями. Торопись!
После старик уединился среди коллекции редчайших соцветий и трав. Ему предстояло усердно поработать.

***

В свою очередь Арис пересек границу Лилты и направлялся к её столице – городу Руса, где рассчитывал переговорить со старцем Ирнаком. Лилта была мощным военным государством. Она всегда находилась в состоянии боевой готовности, поскольку граничила с Большими землями. Эти обширные территории давно были обжиты всяким сбродом, нашедшим себе там поддержку у нежити из Вырии. Где они скитались среди огромных пространств этой бесплодной и ненужной живым земли. Забыть-река, словно по капиллярам, питала отравленными водами ручьи, что разбегались сеткой по поверхности и уходили в почвы Больших земель. Похоже, что те с благодарностью вбирали их в себя, словно питающую кровь. Но она не несла жизни, а, напротив, выдавливала ту из земли. Когда над землями шёл дождь – его капли шипели, ударяясь о почву. Однако в отличие от поверхности Вырии она грела. От этой почвы в воздух поднимались испарения тёплого воздуха недр. Мёртвые могли найти там себе пристанище в любое время года. Они ложились на шершавую корку сухой земли и чувствовали себя дома. А из щелей почвы воздух окуривали струйки ядовитого дыма от вскипающих внизу газов Вырии. Радиационный фон этих земель был запредельным, под воздействием которого обитатели мутировали в нежизнеспособных уродов. Век их был не долог, но до вожделенной обители вечной жизни – Вырии – рукой подать. Там таких граждан принимали с радостью.
Люди звали Большие земли пустыней этого мира, и были правы. Там ничего не росло и не могло расти. Жизнь не успевала привиться, как тут же сгорала в отравленных парах воздуха, желчи земли и влаги. Только камни торчали обломками из серой пыльной поверхности. Будто надгробия покинувшей некогда эту территорию жизни. Впрочем, настоящей бедой для близлежащей Лилты было то, что некоторые жизни, всё же нашли для себя место в Больших землях.
Под камнями, в пещерах прятались убийцы, воры и насильники. Те, кто бежал от правосудия с земель людей и других народов. Всех их радушно приютила здешняя земля и дала кров над головой. Скрывшиеся подонки нашли общий язык не только друг с другом, но и с тварями, что наведывались порой с другого берега Забыть-реки из Вырии. Им доставались гостинцы от мёртвых в виде артефактов и оружия, что было наиболее опасным против людей. Поселившиеся в Больших землях изгои обманывали себя, хоть и признавали это единицы. От быстрой смерти за свои преступления они бежали к смерти медленной и мучительной. Радиация и токсины убивали их час за часом. Их зубы крошились, а кожа слезала с тел, сменяясь кровоточащими язвами. Голоса обречённых грубели, но им хватало и хрипа, что наводил на людей ужас. Если подонки и боялись близкой участи, то не признавали этого. Они были частью общей миссии, что не только не стыдила их за преступные склонности, но и поощряла.
Платой за право преступникам жить под защитой мёртвых служила обязанность нести зло людям и всему миру живых. Что, собственно, эти отщепенцы и без того выполняли с превеликим удовольствием. Но тут они обрели многочисленных сообщников, в компании которых осуществляли набеги на деревни и малые города людей. Грабили дома, насиловали и убивали женщин. Творили прочие бесчинства и поджоги. И почти весь этот удар принимала на себя многострадальная Лилта.
Не единожды смелый правитель Лилты снаряжал карательные отряды для атаки на ночлежки преступников в Больших землях. Но число тех снижалось незначительно, и за каждый понесённый урон мрази жестоко платили людям. Подмогой им в этом служили мёртвые отродья, в числе которых самыми сильными являлись оборотни волколаки. Преступники с радостью жертвовали тела для перерождения в мёртвых извращенцев – оборотней. Взамен своих жизней они получали мощные туловища и морды чудовищных волков. Так и жила эта система репродукции живых тварей в мёртвые. Лишь их отравленные злобой и ненавистью к людям сердца оставались неизменными.
Возможно, что серьёзный удар, нанесённый по Большим землям значительной армией людей, и мог бы способствовать искоренению там зла. Возможно, что люди смогли бы отвоевать эти земли себе и оградить собственные дома от постоянной угрозы. Но одной Лилте это было, увы, не под силу. А на созванном столетие тому назад совете государств правители других земель отказали Лилте в помощи. Нынешний её царь – Богучан наплевал на собственную гордость и повторно обратился за помощью к царям Одинты и Палты. Он просил о направлении ему дружин для разового военного похода на Большие земли. Богучан ратовал не только за безопасность своей страны, но и всего мира живых. Ведь подонки с Больших земель добегали порой и до других территорий. И пусть это случалось не так часто, но твари оставляли после себя заметные следы. Однако под предлогом неотложных дел Властул и Нестор отказали Богучану. Их действительно не так волновали судьбы жителей не только Лилты, но и своих вотчин. Напротив, не иссякающие потребности соседней страны в военном снаряжении и лошадях, поддерживали выгодную Одинте и Палте торговлю. Нажива на войне всегда несла неплохие барыши. В результате, поход не состоялся, а расплодившиеся подонки были лишь несказанно рады такому повороту и ещё пуще накинулись на бедных жителей сопредельного государства.
Арис ехал к Ирнаку предупредить того о возможном вторжении. Намедни он получил знаки, что в Больших землях готовится отряд для нападения. Заказчиком выступает сам Повелитель зла, поэтому твари станут из кожи лезть вон, лишь бы отметиться перед хозяином. Получив подтверждение полученных сведений и от Гобояна, воин немедленно отправился в Русу.
Однако не только обсудить нападение врага на Лилту ехал Арис. Знал он, что у Ирнака есть любимый пёс-поводырь Спарк. Этот пёс достался старику от погибшего отшельника с земель Лилты. Отшельник был другом старца, но самое важное – он когда-то ходил со Спарком на сам остров Грумант, что стоял в водах беломорья. Арис надеялся и верил, что эта история правда, и пёс может оказаться хорошим проводником для его друзей на остров. А идти туда и пытаться найти остров придётся. Об этом он успел потолковать с другом Кросом тем способом, который ворожеи давно облюбовали. В отличие от тел, сознание тех, кто оседлал магию, могло преодолевать расстояния только им доступным способом. Теперь оставалось дело за малым – уговорить Ирнака расстаться с собакой, которая стала ему не только верным другом, но и, буквально, глазами старика. Пёс служил поводырём для слепого от рождения старца и оберегал того от разных неприятностей.
По причине тесного соседства Русы с каменоломнями и вышедшими на поверхность земли породами мелкозернистого гранита в городе почти не осталось деревянных домов. Все постройки были основательно сложены из камня, а спальни и бани отделывались гранитом, обладающим магическими защитными и лечебными свойствами. Взломать такой город силой надо было сильно потрудиться. Здесь каждая улица могла именоваться крепостью, стены которой не разобьёшь простым тараном.
Спешившегося у порога дома Ариса встретила вылетевшая к его ногам собака и обдала громким лаем.
- Ну конечно! Кто же ещё встречает гостей хозяина, как не его верный друг Спарк! – воин потрепал за ухом пса и стал подниматься на крыльцо.
Ему навстречу открылась дверь, у которой стоял седовласый старец: - Приветствую тебя, мой друг! Мне как раз почудилось сегодня, что в мой дом пожалует гость. Потому и стол не остался пустым. Будь добр, раздели со мной трапезу, уважь старика.
- С превеликим удовольствием! – ответил Арис и обнял Ирнака.
- Надеюсь, принесённые тобой вести не испортят аппетит? А то у меня с ним и так последнее время не заладилось.
- Аппетит нынче у всех неважнецкий, Ирнак. И боюсь обнадеживать тебя впустую. Хороших вестей не много. Однако поговорить о них мы сможем и после трапезы. Я не стану тебя мучить.
- Я так и знал… Но бегать от проблем мне уже не позволяют ноги. Так что обсудим всё по порядку. Разве что, попрошу тебя сперва поделиться вестями о добром здравии наших общих друзей. Надеюсь, с ними ничего не случилось дурного? - старик взял гостя под руку и повёл его к столу. – Как поживает Гобоян?
- Велел передать тебе низкий поклон и веточку смородины. Говорит, ты будешь ей рад.
- Да, да, да, - согласно закивал Ирнак и хитро улыбнулся, - непременно буду рад!
Они уселись за столом и приступили к еде. Стол не изобиловал богатством блюд, но такому гостю как Арис довольно было и малого. Проведя большую часть своей жизни в походах и связанных с ними лишениях, он умел наслаждаться совсем простыми радостями желудка.
Во время трапезы гость рассказал старцу о битве в Пороге и о том, как поступил Властул. Воин поделился со стариком видением во сне, от которого не мог отделаться вот уже пару дней. Ему представилась женщина, одетая в волчью шкуру. Она металась в стенах тёмной комнаты и не могла найти ни дверей, ни окон, чтобы выйти оттуда. Лишь после того, как женщина скинула с себя шкуру, стены разом рухнули, и на неё ринулись из ночи сотни горящих жёлтых глаз. Арис не питал особых иллюзий относительно мотивов этого сна. Он привык отдаваться первым пришедшим к нему эмоциям. И в минувшем сне видел только одно – новое вторжение.
- Жёлтые глаза – лик оборотня. А оборотни живут только на юге Вырии, - закончил Арис. – Большие земли. Беда придёт оттуда снова.
- Ты прав, мой друг. И мои предчувствия также полны тревоги, что доносит ветром с той стороны. Но что народ Лилты может противопоставить вторжению? Люди измучены долгой зимой. Царь Богучан не станет меня слушать. В его сердце и так не осталось места ни для чего кроме страдания за свой народ. Он с радостью отдал бы за него свою жизнь, но она не окупит алчности мёртвых. Скажи, можно ли ждать подмоги из других земель?
- Увы, нет. Они ещё не осознали всей опасности. Время для объединения не пришло. Сперва должно пролиться много крови. Лишь она исторически служит смолой, что склеит мир воедино. Чтобы получить лучшее – люди сначала хотят упасть на самое дно. Так было всегда, так станет и в этот раз. Вопрос лишь в том, будет ли кому выбираться со дна этой ямы, что мы себе копаем сами?
- Что ж, я сделаю приготовления к встрече. Мы будем сражаться. Но даже мои слепые глаза не обманываются на твой счет. Ведь ты приехал не только для того, чтобы отведать хлеба с моего стола. Выкладывай – о чём ты хочешь попросить.
- Ты прав, старец. Я пришёл просить тебя о том, что тебе действительно дорого. Прости, но я должен.
- Тогда говори.
- Миша и остальные члены сопровождающего его отряда направятся к Дереву. Все знаки сходятся на нём. Это будет долгий и трудный путь, но он должен принести удачу. И ты и я знаем, что путь к чреву Дерева будет лежать через Грумант и никак иначе. Знаем мы и то, что из себя представляет этот остров. Многие ли вернулись с него живыми? Я знал только одного человека. Как и ты. И сопровождал его там твой пёс Спарк, - Арис замолчал.
- Но я останусь тогда один, - Ирнак понял к чему клонит воин.
- Да.
- И Спарк возможно не вернётся назад.
- Да.
- Хорошие вести совсем позабыли ко мне дорогу, - старик с сожалением уставился омертвевшими глазами в окно. Быть может, если бы в них ещё сохранилась жизнь, они бы выпустили на волю слезу, которой увлажнилось его сердце. Но это было невозможно. – Ты сделал всё правильно. На весах судьбы мира одна жизнь никогда не стоила многого, если только она сама не превращалась в судьбу мира. Но это не мой случай… Спарк может помочь, и он поможет. А я стану жить, чтобы услышать его голос снова. Больше у меня никого не осталось.
- Прости ещё раз…
Спустя час Арис скакал на верном коне в сторону Одинты и моря. В суме за его спиной свернулся калачиком пёс и недовольно урчал.

Глава 8. Радана.

Покинувший землю птиц отряд во главе с Мишей вышел в лес, чтобы сократить путь до Палты. Хожеными охотничьими тропами путешественники километр за километром покрывали расстояние среди нескончаемых стволов, слившихся в монолитный наскучивший пейзаж. Миша с ужасом подумывал о том, что окажись он один среди этого моря покрывшегося льдом дерева, он ни за что не отыскал бы нужный путь. Настолько всё походило одно на другое. А под нависшим тяжёлым потолком безпроглядных свинцово-серых туч на душу давило уныние и скука. Спутники шли преимущественно молча. Добывали редкую дичь, делали привалы. Следы за спинами воинов заметал ветер, стирающий пришлую жизнь из памяти, будто её здесь никогда и не было.
После визита к птицам решено было двигаться к беломорью, где до этого бывали лишь Крос и белозер Светошь. Им предстоял долгий и трудный путь, конечной целью которого должен был стать визит на остров Буян, где росло Дерево мира. Светошь слышал об острове, но лично не знал никого, кто бывал на нём. Существовал ли этот остров в действительности оставалось мифом. Но, пожалуй, самым правдоподобным из всех, поскольку достоверность существования самого Древа мира никто отрицать не мог. Особенно северные народы, что жили подле океана, к которым принадлежали и белозёры. Ведущие торговлю вблизи воды, и оттого укрепившие вдоль береговой линии постройки, они видели свечение, которое не могло принадлежать ничему иному из природы земли. Эти ослепляющие разломы малахитовых вспышек, застывающих посреди неба и пульсирующих, словно его дыхание. Прибрежные народы звали это северным сиянием. Явление, которое могло бы получить разумное объяснение, но слишком обманчивое. В то же время можно было проследить связь возникновения свечения с событиями, которые значительно влияли на мир в разных его частях. Свет означал активность Древа и отражался во всех мирах, не только в этом. Такое объяснение представил Светошь Мише. Северное сияние летуну, разумеется, было известно, но увязать его с мифом о Дереве мира ему мешало полученное в прошлой жизни образование. Возможно, прежним представлениям о мире следовало бы уже поменяться в новой реальности, но Миша продолжал цепляться за них, будто за спасительный круг, что ещё сможет его спасти от окружающего кошмара. Светошь сказал, что только тот, кого Дерево само захочет – сможет увидеть и добраться до острова в северном океане. Таков был непреложный закон. В другое время вода укрывает густым белым туманом то, что показывать не желает. Обширный северный океан и питающиеся им моря служили домом для Буяна. Огромной равниной его свободного выгула. Вопрос лишь в том, как среди такого пастбища остров могут отыскать жители земли?
На второй день пути в лесу они заметили несущуюся по небу стаю грачей, непривычно покидающую свою благодатную землю до окончания зимы. Миша закричал на птичьем языке им вдогонку, и одна из птиц спустилась вниз к воинам.
- Что за бегство? Куда вы так торопитесь? – спросил мужчина у чёрной остроклювой птицы.
- Беда! Настоящая катастрофа! Наша земля подверглась нападению. Минувшим днём огромная стая воронья обрушилась на наши дома, застигнув врасплох. Мы не смогли собраться и дать отпор. Большинство птиц погибли, другие, как и мы, успели улететь. Мы никогда не видели такого раньше. Их была целая армия, закрывшая небо и окунувшая наш солнечный край в настоящую преисподнюю. Те, кто стал сражаться – был сметён в считанные минуты. Остальных догоняли и добивали. Это настоящее истребление! За что? Почему так произошло, и откуда собралась такая сила? За что мы накликали её на себя, ведь птицы никогда не вступали в войну?!
- Повелитель тьмы! Его посыльные, - Светошь со злобой срубил мечом ни в чём не повинный куст дикой малины, что рос рядом.
- Но почему край птиц? Это что месть? – удивился Миша.
- Я слышал, что вороны искали вас, - ответил грач. – Они носились по всей нашей земле в поисках вашего отряда и некоего летуна.
Крос встревоженно вмешался в разговор: - Ты уверен, что они охотятся именно на летуна? Так и сказали?
- Я сам не слышал, но другие говорили так. Известно и то, что вороны ждут из Вырии подмогу – мёртвых стервятников. Тех наделили силой для перелёта в зиму, их готовят к этому.
- Но ведь мёртвые не могут прийти в мир зимой! – возразил Миша.
- Не те, кто летает над землёй. Холод не свяжет их движение. К тому же, если Вырия накачает тех огнём… Это очень плохие известия для мира и для вас в частности. Прячьтесь. Ищите защиты! Как вы сможете драться с птицами, которые атакуют сверху? Бегите из леса прочь!
- Спасибо тебе, друг. Спасайся сам. А мы сумеем о себе позаботиться, - сказал Крос и попрощался с грачом.
В небе пролетели ещё несколько стай птиц, никогда не зимующих в землях людей.
- Что будем делать? – спросил Блик.
- Мы не сможем долго прятаться, - ответил Крос. - Мало того, что у нас нет времени скрываться, своим бездействием мы поставим под угрозу жизни других земель, где крылатые посланники Вырии станут нас разыскивать. Птицы тому подтверждение. И их боль, это отчасти и наша вина. Теперь нам нужно себя обнаружить и принять бой! Причём, случится это довольно скоро. Но для этого нужны стены и крыша над головой. Предлагаю поспешить в Палту, где, уверен, мы найдём укрытие и приготовимся дать достойный отпор летающим тварям.
Единогласно поддержав своего товарища, воины побежали шеренгой по заснеженной тропе на север, в направлении земли людей. К утру следующего дня они вышли из леса в Палту. Начавшаяся с пригорка равнина ныряла в небольшой овраг, на другой стороне которого воины приметили одинокое одноэтажное строение. Погружаясь в глубокий снег местами по пояс, отряд стал пробираться к цели. Порывы северного ветра бросали шрапнель ледяной пороши в лица путешественников, заставляя их кутаться по брови в складки одежды.
С трудом преодолев марш-бросок на открытом пространстве, они, наконец, оказались подле приземистого крепкого деревянного сруба. Миша первым распахнул дверь и ввалился внутрь дома с мечом наперевес. За ним бесцеремонно последовали остальные. Жильцов внутри не оказалось, но убранство свидетельствовало об их активной жизнедеятельности. Печь с облупившейся извёсткой дышала не остывшим с утра теплом, а на столе в одиночестве председательствовала пузатая миска, из которой совсем недавно ели. Украшенные вышивкой стены демонстрировали уют, о котором проявляли заботу хозяева этой избы.
Воины кинулись к лавке, на которой стояла глиняная крынка с водой и принялись жадно гасить из неё неуступчивую жажду, сопутствовавшую всему их длительному переходу. Затем, не раздеваясь и во всей амуниции, они сели кто за стол, кто на пол, не тяготясь мыслями о том, понравится это хозяевам дома или нет. Всю свою вежливость они оставили на пути к дому. Усталость брала верх над хорошими манерами.
Спустя пару минут неожиданно открылась дверь, и внутрь шагнула укутанная большим платком женская фигура. Воины стремительно обнажили мечи, а заметившая их женщина что есть мочи закричала. Она метнула в ближайшего к ней Лурда поленьями, что держала в руках, и поспешила наружу. Рахия схватился за ушибленый лоб, а Миша проворно ухватил девушку в дверях снаружи дома за руку и попытался остановить. Тогда незнакомка вывернулась, ловко запрыгнула Михаилу на спину и завалила его прямо с крыльца в ближайший сугроб.
Мужчина стал отбиваться, но никак не мог скинуть с плеч шуструю наездницу. Та накрыла его собственным телом и закидывала в лицо снегом, будто закапывая в бархан сугроба. Миша насилу сопротивлялся, отмахиваясь и фыркая как строптивая кобыла. С крыльца раздался добродушный хохот его друзей: - Вот так дела! И кто теперь скажет, что женщины уступают мужчинам в силе? Наш добрый брат оказался пленён почти без боя! С такой кралей и с открытыми дверьми спать не страшно!
Наконец, Михаил освободился, и поменялся с соперницей местами. Он сел на неё сверху, придавил руки в снег и скинул с лица женщины намотанный на него платок.
- Ух! – не смог сдержать восхищения мужчина.
Из снега, обрамлённое копной взъерошенных борьбой светлых волос, на него смотрело лицо девушки незабываемой красоты. Глядевшие на Мишу глаза соперницы сверкали цветом кристально-чистого небесного топаза. На миловидном лице разрумянились щёки, а сквозь приоткрытые нежные губы вырывались облачка частого горячего дыхания. Овал безупречного лица лишил Мишу красноречия и заставил смущённо засопеть.
Сконфузившись, мужчина слез с девушки и помог ей подняться на ноги. Она подбоченилась, в порыве возмущения ударила ногой Мише по голени, а затем обвела пытливым взглядом всю компанию гостей. Только после того, как она добилась, что глаза нежданных гостей выдали собственный стыд за вторжение, девушка, наконец, выпалила: - С какой это стати вы заявились в мой дом без разрешения? Или теперь царь Нестор решил собирать подать дважды в год? Так вот, я ничего вам не дам! Поработайте сами в глуши и поживите здесь с моё! Может, тогда лишения пробудят в вас что-нибудь похожее на совесть?! Царским сборщикам она совсем не окажется лишней. Как вы мне все надоели! – девушка замахнулась на оказавшегося ближним к ней Иссу и тот пригнулся, ожидая удара.
- Стоп, голубушка! Мы вовсе не те, за кого ты нас приняла, - вступился Светошь. – Мы путники, а не слуги твоего царя. К тому же мы не все люди, как ты, надеюсь, успела заметить.
- Вот как? Тогда тем более, вы трижды разбойники, раз позволили себе вломиться в чужой дом без спросу! Что это вообще? Вы что совсем дикие что ли? Кто вас воспитывал?
- Послушай, голубушка, ты права. Всё верно. Мы сожалеем, что оказались нетактичными, - ответил Крос. – Прошу тебя простить нас, хозяйка. У нас есть оправдание, но оно прозвучит позднее. Поговорим обстоятельно тогда, когда ты остынешь. Твой нрав горяч, но вижу, что в груди бьётся доброе сердце. Ты должна поверить тем, кто за это добро сражается. Пока же, прими просто на слово то, что мы слишком устали в пути, а дела наши так редко позволяют отдышаться, что забываешь о приличиях. Мы не хотели тебя обидеть и готовы компенсировать ущерб.
Девушку убедили слова великана. Она ещё раз внимательно осмотрела пришельцев и уже обратила внимание на их изможденный вид и потрёпанную одежду. Девушка поднялась на крыльцо, перешагнула через порог дома и затем обернулась: - Ну, заходите что ли. Не оставаться же вам на улице! Тем более, что мой дом вы теперь уже знаете наверно не хуже меня.
Воины неспешно поднялись за ней и прошли внутрь. Последним зашёл Миша. Он больше всех чувствовал себя неправым, но истинной причиной его конфуза была симпатия, которую он ощутил к девушке после первого же взгляда на неё. Он стеснялся собственного поведения и казался сам себе гораздо неуклюжее, чем был на самом деле. Отчего хотелось что-то немедленно в самом себе исправить, только невдомёк было с чего начать.
Гости сели вдоль стола, а хозяйка, скинув тулуп и обнаружив под ним хорошенькую стройную фигурку, принялась хлопотать на кухне. Миша исподлобья наблюдал за передвижениями её лёгкого стана, восторгаясь им в душе. Вскоре на стол из рук хозяйки пожаловали котелок с картошкой, соленья и хлеб. А в довершении крынка с домашним вином и широкие плошки.
- Угощайтесь! Не богато, но закрома зимой не блещут щедростью.
- Спасибо тебе, хозяйка! – ответил за всех Крос и наполнил плошки вином. – Как твоё имя?
- Радана.
- Спасибо тебе ещё раз, Радана! И за твоё здоровье! - все подняли чаши в сторону девушки, - за Радану! Долгие лета!
После начала трапезы, когда страсти неуклюжего знакомства чуть улеглись, Крос снова заговорил: - А теперь пусть Миша расскажет тебе кто мы такие и почему оказались в этих краях, - великан кивнул прятавшемуся с края стола Михаилу и подмигнул ему.
Миша густо покраснел: - А почему я?
- А что, оседлать девушку смелости хватает, а поговорить с ней – нет? – Радана пристально посмотрела на мужчину.
- Да я и не собирался… Это случайно. Я ж не планировал бить.
- Ну, ещё бы! – подначивала девушка. – А что, мог бы и ударить?
- Может, хватит? – Миша умоляюще посмотрел на Кроса, но тот лишь хитро улыбался и добродушно щурился на него морщинками у глаз.
- Ну и пожалуйста! Хотите позабавиться над моей речью, валяйте, - Михаил обречённо сложил руки на столе. – Итак, мы идём из страны птиц в Палту. Твою страну мы пройдём до противоположной границы, а затем двинемся гораздо дальше. К белому морю. Насколько это далеко, мне и самому неизвестно. Наш отряд… в таком необычном составе собран не случайно. На то есть причины, о которых, уж увольте, распространяться не стану. Кстати, знакомься: лирог Блик, рахия Лурд, белозер Светошь, агнит Исса, - Миша указал на каждого рукой. Последним он махнул на Кроса, - и ещё жестокосердный великан по имени Крос. Знакомы тебе такие представители местной фауны?
- Местной чего? – удивилась девушка. – И, кстати, по поводу жестокосердного. Мне вот напротив он показался куда добрее, например, человека по имени Миша! Во всяком случае, он не закапывал меня в сугроб.
- Вот как? Вам ещё не надоело юродствовать?
- Что делать? – снова изумилась Радана, поглядывая на Михаила уже с подозрением.
Крос захохотал: - У Миши причудливых слов целый возок! Приготовься!
- Я хотел сказать, что я уже принёс свои извинения, - оправдывался Миша. – И действительно сожалею о том, что поборол тебя. Надо было, пожалуй, сдаться. – Мужчина опустил глаза и отвернулся. Но на сердце у него щебетали соловьи восторга. До чего же хороша красавица! Таких он не встречал на своём веку. Настолько яркой внешности, что пленяла взор, словно мираж озера посреди пустыни.
Миша попросту не знал, как ему поступать и отвечать. Неловкость сводила его с ума и заставляла нервничать, как в годы жизни в его прежнем мире. Будто обретённой за последние месяцы уверенности в себе и не существовало в помине. Впрочем, следовало признать, что мужчина вовсе не имел опыта в сердечных делах и взаимоотношениях со слабым полом. Отчего ему было невдомёк как справляются с нахлынувшим влечением и ежесекундным желанием любоваться достоинствами девушки. И уж тем более, на глазах у своих боевых товарищей, которые, вне всяких сомнений, это замечали.
- Да я просто шучу, - рассмеялась девушка, и душа Миши без спроса запрыгала в унисон её голосу, а по телу пробежала теплая волна удовольствия.
  - Однако, уважаемая Радана, вынужден прервать вашу мирную беседу и поспешить с предупреждением для тебя, - снова взял слово Крос. - Очень скоро, быстрее чем ты думаешь, в небе над твоим домом появятся грозные птицы с тёмной стороны нашего мира. Эти твари атакуют нас. Вне всяких сомнений. Посему мы для тебя всё равно что смертельная угроза. Я хочу, чтобы ты осознала это как можно скорее. А теперь ответь, пожалуйста, есть ли у тебя лошадь. На ней ты могла бы как можно быстрее скрыться отсюда. Либо, может быть, ты располагаешь другим укрытием, куда могла бы закрыться и почувствовать себя в безопасности?
- Вот ещё! Конечно нет никакой лошади! Последнюю кобылу забрали в качестве оброка, а до ближайшей деревни отсюда вёрст десять, не меньше. Но это вам просто для сведения. А главное состоит в том, что я не покину свой дом ни за что на свете! Об этом не может быть и речи! Это всё что у меня осталось от отца. Любой, кто вознамерится у меня его отнять – рискует свалиться со свёрнутой шеей! Будь то птица, зверь или человек, мне всё равно, – Радана схватила чугунок и замахнулась им на воображаемого врага.
- Ты очень смелая девушка! – успокоил ее Крос. – И, никто из нас ни на секунду не сомневается, что ты умеешь сражаться похлеще любого дружинника Палты, но… Наш враг очень необычен. И очень силён. Мир Вырии, о котором ты наверняка слышала, бросил живым вызов. А наш отряд встал на их пути. И нам надо уцелеть, в чём бы то ни было. Твой дом будто крепость для нас. Он выпал на нашем пути первым и единственным в округе. Вот почему мы вынуждены принять бой тут. К твоему неудовольствию, но не ради нашей прихоти. Прости. Коль ты не можешь бежать, мы спрячем тебя в подвале. Так ты окажешься в безопасности.
- Ну конечно! Привезли мне хлопот, да ещё и под землю гоните. Я стану защищать свой дом сама! Это мои стены. Если хотите – сами лезьте в подвал!
- Да что ж с тобой делать?! Поверь, ты не знаешь с кем столкнешься, - вмешался Светошь.
- А мне плевать! Либо я остаюсь в доме, либо вы идете сейчас на все четыре стороны! Это моё последнее слово, и оно обсуждению не подлежит! – выпалила Радана и встала подбоченясь. Миша чуть не завыл от возбуждения. – Кто будет печься о моём приданном, я вас спрашиваю? Разве эти стены для вас что-то значат? Нет уж, я сохраню всё сама!
- Ну и женщина! – не сдержал восторга Блик.
Крос поднялся на ноги: - В таком случае, любезная Радана, оставайся. Но помни о пути в подвал, надеюсь он у тебя есть в доме. День обещает быть жарким.

Глава 9. Правители и люди

- Войско идёт! – прокричал картавый дозорный на башне крепостной стены Порога.
Среди белоснежных просторов, что лежали на восток от города, показались тёмные очертания вереницы пеших и конных людей, двигающихся к столице. Будто червь этот поток выползал из-за горизонта и становился толще и внушительнее по мере своего приближения к столице.
Бореслав вышел из избы бывшего воеводы столицы Одинты и велел служке собрать личную дружину. Вскоре к дому подъехали все двенадцать его верных воинов. Последним, как обычно добирался Мчислав, всегда неохотно покидавший дом и свою красавицу жену. Храп и топот копыт лошадей расшевелил спокойствие улицы. Из соседских домов стали выходить одетые люди и настороженно поглядывать на прибывших.
- Приветствую вас, мои братья, - обратился воевода к товарищам, - к городу движется армия под знаменами Палты. Совсем скоро они будут в Пороге. Странные предчувствия накатывают на меня, из-за чего я хотел бы поделиться с вами, моими самыми близкими друзьями, возникшими мыслями. Прежде всего, меня смущает стяг Палты, что развевается на древке в руках знаменосца. Ведь тень, падающая с этого стяга, ложится на карету, следующую сзади. И карета эта хорошо вам всем знакома, поскольку принадлежит царю Одинты Властулу. Мы ждали его возвращения. Но под защитой дружины Экурода. Однако, мои глаза меня не подводят. Его сопровождают воины не из нашей страны. Скорее всего, это означает то, что Властул больше не доверяет своим подданным. Либо его хитрость превосходит границы моих скромных ожиданий, и под этим манёвром кроется что-либо ещё, более изысканное. Так или иначе, я хотел просить вас удалиться из города. Защита ему пока не требуется. А с новой армией наёмников крепостные стены вновь станут неприступными хотя бы на время. Я прошу вас уехать, хотя знаю, что вам не хочется покидать свои дома. Но, уверен, так будет лучше. Возвращайтесь на границу государства с Вырией, либо патрулируйте дороги Одинты. Вы везде будете полезны больше, чем кто-либо. Но Порог сейчас не ваш город. Для людей чести он станет опасен, словно клубок ядовитых змей. Оставьте его ради ваших же семей и их будущего.
- Почему бы тебе не отправиться с нами, Бореслав? – спросил один из воинов. – Уверен, поход с дружиной тебе по душе больше, чем тёплые хоромы на службе у Властула.
- Действительно, зачем тебе оставаться? – поддержал товарища Мчислав.
- Вы как всегда правы, братья, но сейчас я не могу бросить тех, кто защищал этот город и поверил в меня. Если всё образуется, и Порог обретёт надежную защиту, я немедленно отправлюсь в путь, где непременно найду вас. Но не сейчас. А теперь ступайте! Я не хочу, чтобы они застали вас здесь. Это приказ.
Воины обнялись с воеводой и оставили его одного. Порог и не заметил, как они покинули его пределы. Всё внимание горожан оказалось прикованным к дороге, по которой двигался в окружении чужой армии их правитель. Не сильно любимый, особенно после бегства в трудную минуту, но единственный законный хозяин трона.
Не прошло и получаса со времени встречи Бореслава со своими дружинниками, как в столицу вошёл её царь. Он не стал нарушать прежние правила и традиции короны. Карета с наглухо закрытыми окнами проследовала в детинец, а после за высокое и непроницаемое ограждение дворца. Царя никто не видел. И, похоже, никто не спешил ему обрадоваться.
Ещё несколько минут спустя к дому воеводы подошёл взвод пеших наемников, из рядов которого вышел глашатай Властула. Он подошел вплотную к Бореславу, развернул свежеиспеченный свиток и стал читать:
Указом царя великой земли Одинты, Властула третьего, повелеваем следующее:
Зачинщика смуты, самоназванного воеводой государства, гражданина Порога Бореслава, лишить свободы и имущества, предать аресту и заточению в тюремную башню города до вынесения судом приговора по обвинению в захвате власти и угрозе жизни царя. Арест произвести незамедлительно.
После чего самодовольно улыбавшийся глашатай отступил от воеводы, и к нему подошли наёмники, которые заковали руки Бореслава в чугунные кандалы. Воевода невозмутимо отдался в руки сомнительного правосудия и послушно сдался. Лишь хорошо знающий воеводу человек мог разглядеть за поверхностным безразличием его лица глубокую проницательность и отвращение к пришедшим. Из собравшейся у дома небольшой группы мирных обывателей раздались крики возмущения действиями воинов. Послышались упрёки в адрес Властула, столицу государства которого освободил от напавших на неё людей-псов как раз нынешний воевода. Но глашатай окрикнул всех угрозами подавить стихийный бунт и стал козырять правом отдать распоряжение убить на месте всякого, кто усомнится в правильности решения царя.
Бореслав со своей стороны призвал людей успокоиться и не волноваться за него. Он двинулся в сопровождении конвоя в сторону тюремной башни, а кандалы заскрипели от натуги на его богатырских мышцах.
Оказавшись среди сырых каменных стен темницы, воевода подошёл к узкой полоске не забранного ничем окна и посмотрел на простирающиеся долины своей страны. За что такие муки этой красивой земле? Почему именно ей достались испытания выступить в авангарде диких перемен? Явиться первым барьером на пути не только опьянённого злобой врага, но и слепого тщеславия своего правителя. Этап перерождения, или грядущая смерть, - что последует за этими переменами и останусь ли я тому свидетелем? – думал Бореслав и сам же отвечал: - Должен и останусь!
Он злился на дурака Властула. Какой смысл было тому затевать игры с наказанием на глазах народа, который он совсем недавно бросил в беде? Подавить возможный бунт? Запугать людей, лишив поддержки? Скорее всего, так. Но неужели он полагает, что сейчас для этого самое подходящее время? Мудрый правитель поступил бы скрытно, вдали от любопытных глаз. А ещё лучше искал бы союза. Только объединившись, в том числе и с врагами, можно рассчитывать на будущее, стоя перед лицом войны. Неужели царь ещё глупее, чем о нём думает его собственный народ?
Воевода втянул носом морозный воздух и прикрыл глаза. Морщины на его лбу разгладились, и на лице отразилось спокойствие. Перед величием самой природы не гоже воину предаваться суете и панике. Нужное решение придёт само собой.
В коридоре винтовой лестницы, что вела наверх башни, где был посажен воевода, послышалось эхо шагов. По дроби подошв о каменные ступени Бореслав насчитал троих визитёров. Смело, - подумал он. – Они что, действительно считают, что реши я сбежать, то не смогу свернуть шею троим? Ну-ну. Придёт время, я напомню чего стою.
В замке двери провернулся ключ, и створ отвалился в сторону, открыв проход для пришедших. Среди них был Властул и два исполинского роста стражника из Палты. Глаза новой охраны царя блестели самоуверенностью, а в движениях угадывался намёк на хозяйскую хватку, готовую вскоре в полной мере проявиться на чужбине. Новобранцы осваивались на новом месте довольно быстро.
- Здравствуй, Солома, - приветствовал арестанта царь, закутанный в тёмно-бардовый плащ. – А ты неплохо устроился. Отчего-то мне казалось, что в этой келье не так уютно.
- Так оставайся со мной, государь! Скоротаем ночку вместе на каменном полу. Повоем на луну. Тебе теперь самое время учиться выть волком, коли выбрал среди них жить. С людьми хлопот куда больше, верно? Жалеешь, небось, лишь о том, что на всех тюрем может не хватить.
- Узнаю, узнаю твой острый язычок. Я вот думаю, а не подрезать ли мне его прямо сейчас? – Властул вынул из ножен на поясе красивый изогнутый нож с инкрустированной камнями рукояткой. – В сущности, зачем он тебе? Рассказывать байки о том, какой ты хороший больше некому. Все тебя оставили, бросили. Одинте ты не нужен. Пройдет день, и все забудут о том, что ты вообще когда-либо существовал на свете. Да и так ли ты хорош на самом деле? Не я, а ты чуть не развязал войну с лирогами, не позабыл об этом? Твои руки привыкли больше разрушать, чем строить!
- Своей вины я не отрицаю. Ты прав, я далёк от праведника, потому и не забрал себе власть в Пороге. Возможно, что и Одинте я не сильно нужен. Но нужен ли ей ты? Или твои наёмники, которые не получили ещё ничего для того, чтобы чувствовать себя обязанными рисковать собственной шкурой за чужую землю. И, кстати, вряд ли получат. Слышите, парни? Это я к вам обращаюсь, – Бореслав повернулся к спутникам царя. – Уверен, ваш Нестор получил от сделки с этим ничтожеством мешки золота. Разве он поделился им с вами? Может быть, вам что-то пообещали? Красивых женщин задаром, чужие дома? Уверен, вы не дождётесь ничего. У нашего царька Властула вы не выклянчите и кружку речной воды, если ту можно будет продать. Что бы он вам не наобещал – всё вранье! Уж мне можете поверить. Я служил воеводой в Пороге много лет, но слова доброго от царя не услышал, не то, что бы разбогател. Одна жалкая лачуга за весь срок службы.
- Молчать! - закричал царь и кинулся к воеводе с ножом. Но Бореслав, у которого закованными оставались только руки, ударил Властула ногой навстречу. Царь сложился пополам, упал на пол и захрипел, давясь собственной слюной.
Охранники дёрнулись в сторону Бореслава, но тот их остановил: - Не спешите, ребятушки! Я и без рук вам не дамся. Лишитесь здоровья, а доблести не заслужите. Забирайте-ка лучше эту мразь и бросьте его у башни на корм сторожевым собакам! Может, сожрут и не подавятся. Выйдет хоть какая польза от него. В любом случае, здесь вам не место. Уходите по добру по здорову.
Воины переглянулись, осмотрели выпирающие через грубую одежду мышцы Бореслава и отступили. Затем они подняли Властула и вышли из камеры, захлопнув за собой дверь. Камень стен качнулся эхом от тяжёлого удара в створе. Воевода проводил процессию взглядом, опустил глаза в пол и заметил на нём обронённый царём клинок. А вот это мне, пожалуй, пригодится! – подумал он. Сел с клинком в угол и принялся за работу.

***

Арис прибыл к берегу моря на рассвете. Его обессилевший конь лёг у прибрежных деревьев, а наездник сложил заплечные сумы рядом и отправился в лес. Вскоре он вернулся с шестью стволами молодых деревьев. Арис устелил землю лапником, разложил инструмент и сел делать заготовки.
На следующий день к полудню он завершил свой труд. На земле стояла ладно скроенная бочка с обручами из просаленных бечёвок. Арис ещё раз, с пристрастием оглядел полученный результат и затем дополнительно промазал швы бочки смолой и подтянул поперечную стяжку. Теперь готово, - подытожил он.
Воин достал из сумы дремлющего пса Спарка и засунул его в бочку. Законопатил и закрыл крышку. Пёс, на удивление, с пониманием отнёсся к заточению и даже не подал голоса. Затем Арис сотворил нужный заговор, натёр бока бочки тепло-ягодой и скинул её в воду.
- Плыви Спарк. Тебя уже ждут. Не я выбрал сей путь, за меня решило время. Прости, что оставляю тебя, но так куда быстрее, - воин проводил взглядом увлекаемую отливом бочку, что прыгала через барашки на воде. После чего вернулся к коню и рухнул на настил, где погрузился в глубокий сон.

***

На другой стороне Утлюжи, в избе, что стояла на границе древней страны людей Палты заканчивали приготовления к битве шестеро мужчин и одна хрупкая, но не отнюдь не слабая девушка. Применяя обширные познания в деле использования природных преград от животных, помноженные на высочайшее искусство ворожбы, Крос принялся готовить настой для укрепления стен дома. Стены, как плоть дома, впитывали в себя эту защиту, становясь непробиваемым щитом. Под действом магии сам каркас опор здания оживал, его тело дышало и пахло скормленным снадобьем, превратившись в стан грозного зверя, готового защищать себя и уместившихся в своём чреве гостей.
Как в таких случаях было принято, великан натёр весь периметр избы смесью, что приготовил из остатков репейника и вымоченной в настое папоротника крапивы. Это были все травы, что Крос собрал в стране птиц. Для пополнения запаса следовало ждать весны, или просить снадобья у друзей – Гобояна и Ариса. Но до этого момента следовало ещё дожить. Великан приготовил заговоренные факелы и сразу раздал каждому из защитников по одному. Другие воины строгали ножами стрелы из подручного дерева, что находили в избе, затачивали их и кидали в центр комнаты. Оказавшийся в стрелковом деле большим мастером, Лурд доводил до совершенства второй из смастерённых им луков. Творческий и возвышенный характер рахии оказалось трудно скрыть и в этом прагматичном деле – прежде, чем завершить работу над каждым из своих луков, Лурд на верхнем и нижнем плечах его основания вырезал витые бороздки. Для красоты и изящества.
- Будьте аккуратны с огнём! Изба сухая, вспыхнет моментом. Драться факелами будем только за её пределами, - напутствовал великан. – А вот и гости! – он указал на поднявшееся из-за леса огромное чёрное облако, состоящее из нескольких тысяч чёрных ворон. Огромная стая растянулась трепещущим пологом и надвинулась на небосвод, погрузив землю в сумерки. Нечистые птицы, как их звали люди, огласили окрестности своими проклятыми криками.
- Пора. Добро нам в помощь, братья, - воины обнялись и стали готовиться к бою.
Крос, Миша, Блик и Исса запалили факелы и встали снаружи по четырём сторонам дома, сжимая в одной руке древки с разгорающимся пламенем, а в другой острые мечи. У окон сели Лурд и Светошь с луками и разбросанными подле них горками стрел. Радане велено было не высовываться из дома, а по сигналу палить и передавать в сечу новые факелы. Девушка стянула на голове цветастый платок, забрав под него густые волосы, и расположилась у назначенной позиции.
Воронье собралось над самым домом, стянулось ближе друг к другу и только после этого обрушилось вниз, будто разом прохудившейся тучей. Лучники открыли стрельбу, не целясь. В такой плотности стрелы находили жертв без труда. Но основная работа досталась воинам снаружи дома. Выставив над собой огонь как защиту, не только опаляющую оперенье воронья, но и, благодаря заговору, останавливающую врага, защитники отчаянно рубили чёрных птиц направо и налево. Вороны падали под ноги, разрубленными частями, сеяли взмывающие тучи перьев, что облепляли лица воинов и кружили в безумном хороводе вокруг. Каждый из защитников оказался словно среди метели, где хлопья снега заменяли пух и перья тёмных созданий, которых было слишком много, чтобы отбиться от каждой. Особо проворные птицы залетали к защитникам сбоку, опускались с ними рядом на землю и пытались бить клювами и рвать когтями незащищенные участки тел.
Исса и Блик, имевшие грубые кожу и панцирь на теле, меньше всего страдали от нападения. Их раны не были так глубоки, и тела не отзывались острой болью. Но Кросу и, особенно, Мише доставалось по полной. Бой только успел завязаться, а на теле Михаила, в особенности, на ногах зияли сквозь дыры в одежде и кровоточили десятки рваных ран. Некоторые из которых доходили даже до кости. И с каждой минутой пробоин становилось всё больше и больше. Как только стрелы у лучников кончились, они также выскочили наружу с факелами и вступили в бой. Лурд приблизился к Мише вплотную и стал наносить резкие секущие удары своим коротким кривым мечом. Михаилу показалось, что рахия будто специально вмешался в бой тут, защищая именно его. И действительно, благодаря такой опеке, стало значительно легче. 
Радана, внимательно следящая за боем из окон, успевала своевременно менять тухнущие факелы. Она оставалась в безопасности, поскольку границы избы птицы пересечь не могли. Девушка держала в руках длинную кочергу и била по воронью из окон. Она сшибала полные туши птиц меткими ударами и вела счёт своим жертвам: пять, шесть, семь,… тридцать одна, тридцать две… Она считала, беззвучно шевеля губами, и относилась к счёту внимательно и серьёзно, словно это занятие позволяло ей держать мысли в порядке и не поддаваться панике.
Бой длился не меньше часа. На несколько метров по всему периметру вокруг избы земля оказалась усеяна чёрными, подкрашенными кровью, ошмётками тел воронья. Взобравшийся ввысь кречет, посланный правителем страны птиц, смотрел на, образовавшуюся на земле, тёмную дыру с эпицентром в виде дома. Он качал головой, сокрушаясь от мощи, направленной Вырией на истребление одного человека, но признавал силу, которой тот и его друзья обладают. Вороны несли страшные потери, так и не приблизившись к желанному успеху.
Стены и крыша дома Раданы были искалечены отчаянными выпадами нападавших птиц. Они были истыканы, изорваны, исцарапаны. Крепкие бревна и доски стен превратились в жалкие лохмотья древесины, просыпавшиеся вокруг будто прахом. Дому досталось ничуть не меньше, чем его защитникам. Будто всю злобу на неудавшиеся попытки убить летуна и его компанию птицы от души вымещали на доме.
Тела воинов едва двигались, последние факелы вот-вот должны были погаснуть, но защитники не сдавались. Они не могли дать понять врагу, что тот их сломил. Дыхание их еле теплилось паром, а руки давно одеревенели и поднимались вверх, подчиняясь неведомо какой силе. На зубах, с криками боли и ярости, они продолжали наносить по летающим тварям удары. Снова и снова. Пока тот, наконец, не сдался сам.
Жалкие остатки некогда огромной армии чёрных посланников Среденя отлетели от неуступчивой избы и опустились на снег на безопасном расстоянии. Несколько десятков ворон с перебитыми крыльями жалостно каркали, ругаясь на свою судьбу и отнятые у их товарищей жизни. Ещё час назад полные надежд и уверенности в своей силе, они оказались на голову разбиты отрядом из шести, не считая женщины, защитников. И теперь поверженные переминались с ноги на ногу, лишившись всего и сразу. Они не успели умереть здесь, но и жизни вблизи Повелителя больше не найдут. Назад им путь заказан. Крос в последний раз замахнулся и кинул в сторону ворон сгоревший факел. Птицы испуганно шарахнулись прочь.
- Убирайтесь! И расскажите своему верховному пасечнику демону, что живые скорее умрут, вцепившись вам, тварям в глотки, нежели отдадут свои земли! Гореть вам всем с ним вместе в огне земли и плавиться в мучениях! Пошли прочь! Мы взяли с вас плату за разорённые гнезда других птиц. На этом всё!
Защитники развернулись и вошли в дом. Там они упали на пол и застыли, не в силах даже пошевелиться. Радана закрыла рот рукой, затыкая рвущийся наружу крик. И не столько вид измученных, окровавленных тел мужчин явился ему причиной, сколько отпущенный, наконец, на волю собственный страх, который она подавляла всё это время. Теперь тот вырвался наружу, но облегчения это не принесло. Скорее, напротив ещё сильнее приложило о дно образовавшейся внутри неё пустоты.
Радана отдышалась, вытерла со щёк непослушные слёзы и поднялась на ноги, придерживаясь за стену. Затем она медленно вышла из дому и пошла к колодцу. Принесла оттуда кадку воды, взяла с полки чистые тряпицы и стала аккуратно, одного за другим освобождать воинов от лохмотьев оставшейся на них одежды. Она обтирала бесчисленные раны, запрещая себе жалеть мужчин. Собственные чувства она придушила, перетянув тугим узелком у сердца. Нельзя позволять им мешать делу. Ничего хорошего из этого не выйдет. 
Поднявшийся вскоре рядом с ней Крос, стал помогать девушке наносить на раны заживляющий бальзам. Порезы затянутся и синяки рассосутся. Это не беда. Зато оставленная ими заруба на носу демона ещё долго будет свербеть у него перед глазами. Ради такого стоило потерпеть боль.
К вечеру отряд внешне был приведён в относительный порядок. Вместо пришедшей в негодность одежды, Радана отдала бойцам оставшиеся вещи её покойного батюшки, чем оказала им большую услугу.
Друзья собрались за столом и перекусывали тем, что хозяйка смогла собрать в доме. Возбуждение после боя схлынуло обычным отливом, и полученные раны принялись отзываться по всему телу мужчин. Крос развёл в воде растопку из зёрен конопли, что всегда хранил на случай, когда приходилось притуплять боль. Вместе с вином Раданы это дало нужный эффект. Друзья распластались по дому, чей кров превратился в решето, сквозь которое можно было разглядеть звёзды в небе, и дышали обретённым покоем.
- Что теперь? – спросил Лурд.
- Переночуем здесь, пока на доме сохранилась печать защиты, а завтра тронемся дальше в путь, - ответил великан. - Увы, я не могу пока видеть сквозь расстояние. Не могу и начертать вам план, которого вы, вне сомнений, заслуживаете. Отдадимся на волю пути. Пойдём намеченной дорогой. Всё образуется как надо. Этой веры лишить меня никто не сможет. Будь то вороны или… Однако, признаюсь, меня несколько тревожат слова предупреждения о стервятниках. Эти птицы посильнее тех, с которыми мы имели дело сегодня. К тому же птицы мёртвые. Я бы поостерегся искушать судьбу и ждать с ними встречи. Тем более теперь, когда мы сами изрядно потрёпаны. Лучшее, что мы можем сделать – это рвать отсюда когти подальше! И как можно скорее…
- Скорее, - повторил Светошь эхом.
  - Вот именно, - кивнул Крос. – Оставаться здесь долго нельзя. Рано утром двигаемся дальше. И ты, Радана, - он обратился к девушке, - должна идти теперь с нами. Твой дом стал ловушкой смерти. Опасность нынче приклеилась к нему, словно репейник. Увы. Война окончится, и ты вернешься сюда, где твои заботливые руки вернут дому прежний блеск. Но не сейчас. Прости.
Девушка молча кивнула головой.
- Теперь ты видишь, - продолжил великан, - мои слова предостережения не были преувеличением. И хорошо, что бой кончился нашей победой. А если бы мы не устояли? Сейчас не время геройствовать девушкам, когда за них готовы вступиться мужчины. Уверен, Миша сделает всё, чтобы ты почувствовала себя защищённой в пути с нами.
Мишины щёки вновь предательски вспыхнули от волнения. Он опустил голову, но успел заметить, как Радана улыбнулась. От этого и его сердце забилось чуточку чаще.
- В таком случае, нам пора отдохнуть. Набраться сил перед дорогой. Долго ли до столицы Палты Дустана? – спросил у хозяйки Светошь.
- Без лошадей по снегу два дня пути.
Воины переглянулись. Крос успокаивающе поднял ладонь: - Зайдём по дороге в какую-нибудь деревню, купим лошадей. Не волнуйтесь.
- После новой политики Нестора не густо в Палте с имуществом! – скептически усмехнулась грустно Радана. – Деревни бедны. Я бы не питала больших надежд разжиться лошадьми. Скотину царь забирает весьма охотно. Впрочем, случается так, что кому-то удача способствует больше других. Может, это как раз о вашей компании? Жаль, моего дома это не коснулось, - она печально улыбнулась снова, - но всегда стоить верить в лучшее, не так ли?
- Да-да… Верить – всё равно, что жить. Что ж! На том и порешим. А теперь отдыхать, - Крос встал первым из-за стола и пошёл в угол комнаты, где завалился на пол. За ним последовали другие и легли на свободные места, как придётся.
Миша подошёл к Лурду и обнял того за плечи: - Спасибо тебе, что поддержал меня в бою! Только благодаря твоей помощи я и выжил.
- Да вот ещё! – улыбнулся в ответ рахия. – Ты напрасно мне льстишь! Не собирался я тебя защищать. Сдался ты мне очень! С каких это пор рахия стал настолько полезен для человека?! Я просто оказался рядом. Совершенно случайно.
- Ага. Именно это я и имел в виду, - улыбнулся ему Михаил. – Спасибо ещё раз, брат.
Затем Михаил дождался пока все улягутся, и подошёл, будто невзначай, к Радане. Та стояла у рукомойника и ополаскивала водой грязную посуду. Миша облокотился у неё за спиной на стену и загремел рухнувшими с верёвки на пол половниками и вилками. Девушка вздрогнула и испуганно обернулась: - Фу ты чёрт! Решил, что дому мало досталось что ли? Ты почему не спишь?!
- Да я это… хотел помочь может чем, - хорошо, что было темно, и Радана не увидела, как Мишино лицо полыхнуло красным, словно свежая жаровня. Казалось, что всё за что он не брался в присутствии девушки оборачивалось какой-нибудь неуклюжей выходкой. Как нарочно. Будто вовсю вершился план лишить его и без того шаткой уверенности в себе.
- Тебе надо отдыхать! Себе лучше помоги.
- Не могу спать. Внутри всё бурлит ещё после боя. Я не такой опытный солдат, как они, - Миша кивнул на спящих на полу мужчин. – Ещё несколько месяцев назад я и кулаки то сжимать не умел.
- Ага. Рассказывай байки мне тут! А я черпак вот первый раз увидала сегодня, - девушка махнула в руках изогнутой железной поварёшкой.
- Я серьёзно. Я летун. Тот, кто путешествует между мирами. Я не родился здесь, а попал в ваш мир сам не знаю каким образом. Меня здесь быть не должно. Во всяком случае, до сегодняшнего дня мне так казалось.
Радана замолчала. Потом убрала посуду, сняла передник и повесила его на крючок. Накинула сверху полушубок и повернулась к Мише, молчаливо сопровождавшего каждое её движение взглядом: - Знаешь что, давай-ка пойдём подышим воздухом. Тебе надо проветрить голову и заставить себя поспать. Негоже изматывать себя попусту. Пойдём, я посижу с тобой.
Миша охотно оделся и вышел вместе с Раданой на крыльцо. Они сели рядышком и взошедший полумесяц оказался как раз перед ними. Его света хватало на то, чтобы покрыть яркими блестками снежный покров, что стелился до леса. Посеребрить верхушки деревьев. Отразиться матовым сиянием на лицах девушки и парня. Одного взгляда на которые теперь хватило бы, чтобы понять – они здесь по взаимному согласию, которое может перерасти во что-то значительно большее.
Звенящую тишину ночи тревожили редкие звуки природы. Крик сыча или волка, стон деревьев под гнётом поднявшегося ветра. Вне всяких сомнений, привычными здесь считались и звуки голосов животных куда крупнее упомянутых. Как такая хрупкая девушка могла жить тут одна? – не находил ответа Миша.
Они просидели рядом почти до середины ночи. Михаил рассказал Радане всё о себе и о том, как оказался в Одинте. Она не сразу поверила его словам, но вскоре перестала сомневаться. Ведь девушка уже не могла отделаться от мысли, что Миша ей очень симпатичен как человек и мужчина. До того симпатичен, что хотелось, сидя с ним рядом, положить голову ему на плечо, чтобы он обнял и прижал её к себе. И затем сидеть так хоть целый день и следующую ночь, не расставаясь. Но это было бы неправильно. Любые чувства заслуживали проверку, хотя бы из уважения к себе. Так её учил отец, так думала и она. Спешить здесь не следует, чтобы затем нечаянно не оказаться один на один с болью обмана. Однако он хороший! – думала девушка и тайком улыбалась.
Миша, который не мог и думать ни о чём, что могло бы быть лучше, чем находиться рядом с этой удивительной девушкой, насилу поддался её уговорам вернуться в избу и лечь спать. Буквально заставив себя, расстаться с Раданой, пусть всего лишь и до утра, он лёг в одиночестве на пол, закрыл глаза и, несмотря на боль ран, почувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Спустя целый час раздумий и мечтаний, он, наконец, погрузился в сон, но улыбка так и не погасла на его лице.

***

Отшельник Сослав шёл одному ему из людей известной тропой через Средень. Вступив в лес, он снял с себя одежду, вывернул её наизнанку и напялил снова. Теперь нечистые не могли его видеть. Он натёр тело кровью убитого им некогда упыря. После чего допил её остатки как мёртвую воду. Полдня Сослава мутило и выворачивало внутренности. Его много раз рвало желчью и собственной кровью. Он подолгу лежал, уткнувшись в сугробы головой, не в силах двигаться дальше. Он чувствовал, как умирает. И всё же, это был этап, который ему приходилось переживать и прежде. Поэтому отшельник гнал волнение прочь и надеялся на благополучный исход выбранной стратегии, как то случалось и ранее. В любом случае, живому в Вырии делать было нечего.
На второй день пути отшельник перестал чувствовать собственное сердце. Его кожа похолодела. Он не чуял ни зимы, ни её льда, ни холодного ветра. Передвигаться теперь было значительно труднее. Ноги его почти не слушались. Приходилось делать частые привалы. Силы придавали только трапезы, в течение которых Сослав съедал чужую жизнь. Лишь тёплая кровь другого существа придавала ему энергии и позволяла рассчитывать на продолжение похода. Из заплечной сумы отшельник доставал по одной или две живых крысы в день, из числа тех, что он приготовил перед походом. Он отгрызал у них горло и выпивал всю кровь через дырочку, как из маленькой бутылки. Затем мужчина вскрывал брюшко и съедал внутренности. Эта пища была противоестественна его обычному состоянию, но вполне годилась для нынешнего.
Обычно период смерти нельзя было сносить более суток. Каждый из ворожеев это знал. После задержки – путь обратно к жизни становился почти невозможен. Органы тела отмирали полностью, и их связь между собой пересыхала, словно вымершие русла рек в пустыне. Но Сослав не даст им лишиться движения. Как упырь он будет питать внутренности мёртвого тела, заставляя в них шевелиться столь необходимую им кровь.
На третий день пути отшельник вышел из леса на другой его стороне. Перед его взором простиралась долина серой безжизненной земли. Ни одного дерева или куста. Только камни и сухая земля, унылую пыль над которой гонял порывистый ветер. Здесь уже не было снега. Было по-прежнему холодно, но идти стало легче, поскольку непослушные ноги хотя бы не заплетались в сугробах. В небе виднелись одинокие птицы и существа, приграничного мира. Иногда на глаза попадались уродливые фигуры местных созданий, бредущих к реке, либо, наоборот, от её стороны к Среденю. Никто не обращал внимания на Сослава. Тот был уже из их племени.
Отшельник знал, где живет Яга. Её дом стоял у Забыть-реки, там, где находилась талия реки, и берега сходились ближе всего друг к другу. Место было выбрано не случайно, поскольку именно здесь существовала переправа на материк Вырии, к её сердцу. Яга же как раз несла службу на страже этой переправы, а по своей сути, сама являлась переправой в мир мёртвых. Если она давала добро, пришедший мог проследовать на другой берег в лодке. Только что умершие и направляющиеся служить Вырии пролетали туда по воздуху. Им переправа не требовалась. Яга считала и досматривала их ментально, одним чутьём ощупывая мимоходом. Другим же, кто не умел летать – дорога была сюда. К этой древней хранительнице уникального пути сообщения.
Гребцом на переправе служил немой циклоп, которого Яга держала при себе из жалости. Самой хозяйке лодка не требовалась. Она обладала сильным даром левитации и могла перемещаться по воздуху с выдающейся скоростью, которую не развивали известные в Средене птицы. Сослав слышал, что раньше Яге требовались для полета магические приспособления, лишённые веса в Вырии: человеческие кости детей. Но она быстро освоилась обходиться без посторонней помощи и теперь летала за счёт собственной силы колдовства. Впрочем, уже давным-давно её путешествия стали большой редкостью, что объяснялось изношенностью самой хозяйки переправы. Её старостью, если такое понятие можно было применить к созданиям высшей касты зла, к коим Яга относилась.
Никто не знал, сколько было ей лет. Сослав слышал от знахарей прошлого, что старуха несла свое предназначение на этом самом месте с момента его основания. Говорили, что раньше она была моложе. Но можно ли было чему-то верить? Природа этого жуткого создания была рождена в глубинах земли, выкована в самом её огненном жерле, что само по себе отрицало всякие аналогии с миром живых. Впрочем, отшельнику не было никакого дела до истории обитателей Вырии. Для него каждый здесь был просто будущей мишенью. И будь на то воля Сослава, он давно запретил бы хоронить неправильных покойников, а тут же сжигал бы их дотла, чтобы предотвратить путешествие умерших в Вырию. Не питать этот край новобранцами, жаждущими лишь того, чтобы вернуться назад и принести с собой смерть. А в отношении Яги, единственное чего он мог пожелать, это то, чтобы та как можно скорее сдохла вместе со своей животноподобной избой, либо ушла на дно Забыть-реки.
Отшельник брёл, пока, наконец, не разглядел вдалеке постройку. Сослав достал из сумы небольшой мешочек, развязал на нём тесёмку и высыпал содержимое себе на голову и тело. Серая зола покрыла мужчину, припечатавшись к влажной коже коркой. Это был прах мёртвого человека. Сослав не знал кого. Кого-то с кладбища, где отшельник раскапывал брошенные могилы и забирал оттуда нужные для себя артефакты. Прах мертвеца спрячет последние признаки человека в нём. Во всяком случае, отшельник на это серьёзно полагался.
Сослав пригнулся к земле и пополз. Лишнее внимание ему было ни к чему, какой бы защитой он не обладал. Мужчина отталкивался непослушными руками от чёрствой земли и медленно тащился, вдыхая серую пыль. Чем ближе отшельник становился к дому Яги, тем сильнее у него раскалывалась голова. Ему и без вмешательства нечистых было не слишком хорошо, а теперь стало и вовсе худо. Мозг начинал умирать вслед за телом. Клетки лопались одна за другой, и Сослав рисковал никогда больше не вернуться к своему прежнему рассудку. Он предполагал, что смерть заставит его страдать, но не знал, что в присутствии переправы это станет настолько невыносимо. Если он не поторопится, поход раздавит его. Некому будет идти назад. Ещё может быть час от силы и пора поворачивать домой.
Когда до избы Яги оставались считанные метры, она неожиданно поднялась над землей и качнулась в сторону Сослава. Тот вжался в землю и застыл. Такого он не видел раньше и не слышал, что у избы есть ноги. Он знал, что та живая, что она даже сама сторожит переправу, если хозяйка отсутствует. Но то, что дом встаёт на эти толстые и мощные как у ящера ножищи, отшельнику было не ведомо. Изба качнулась несколько раз из стороны в сторону, повернулась другим боком к реке и опустилась.
Сослав выдохнул. Он услышал из избы омерзительный звук, похожий на треск металла, и только потом понял, что это голос старухи. Она говорила на яссы – языке мёртвых. Бросала в ярости в кого-то фразами и затем истошно завопила. Кровь Сослава и без того давно застыла в жилах, но душа зашаталась от ужаса. Мужчина закрыл глаза: - Только бы исполнить начатое, - прошептал он про себя.
Воцарилась тишина. Он выждал ещё минуту и затем пополз дальше. Вот они справа, пристройки для её проклятого хозяйства. Отшельник рассмотрел небольшой иссохший домик высотой в полтора метра, с дырой для входа и плоской горбатой крышей. Похоже, что это её конура и есть. Он подобрался ближе. Замер. Подобрал небольшой камешек и бросил тот внутрь конуры. Тишина. Значит пусто, как и говорил Гобоян.
Отшельник приготовился, оттолкнулся от земли и, насколько ему позволяло тело, бросился к конуре и забрался внутрь. Несчастную голову отшельника тут же окутал туман омерзительных запахов. Даже сквозь мёртвое нутро до Сослава добралась несусветная вонь, что жила в этих стенах. Ошметки гнилой плоти, валявшиеся тут и там, какие-то органические остатки, следы животных испражнений. Симбиоз этих составляющих мог свести с ума даже мертвеца. Если бы Сославу было чем, его бы вырвало прямо себе на грудь. Он прижал ладонь к носу и застыл. На глаза просились слёзы, да тех не осталось.
Снаружи раздался громкий стук двери о стену. Снова донёсся голос Яги. Она говорила совсем близко. О чём шла речь, отшельник, увы, не понимал. Но чувствовал, что голос старухи был рассерженным, и срывавшиеся с её языка слова были пресыщены ядовитой злобой. Послышались тяжёлые шаги. Это Яга. Она спустилась с порога дома. Сослав вжался в стену конуры. Вцепился в рукоятку меча и стал в ужасе слушать, что произойдёт дальше.
Шаги остановились. Раздалось какое-то рычание глубинной и мощной глотки. Сравнить такое даже с большой с собакой – всё равно, что сравнивать рёв турбины с тарахтением мопеда. Затем шаги стали приближаться к конуре. Сослав широко раскрыл глаза и уставился на дыру входа. Шаг, ещё один, и он увидел огромную ногу старухи, что встала рядом с его убежищем.
 
***

Властул сидел на краю собственного ложа и ковырял пальцем ноги в щели меж каменных плит пола. Из вороха белья к нему выползла обнаженная красавица и обняла за поясницу. Царь раздраженно оттолкнул её: - Убирайся! На сегодня всё.
Девушка-служанка проворно соскользнула с ложа, накинула на стройное молодое тело сарафан и, откланявшись правителю, скрылась за тайной дверью, ведущей из спальни на чёрную лестницу. Властул даже не обернулся к ней. Он плюнул в ладонь и пригладил ею на голове взъерошенные волосы. Скоро придёт его жена и ему придётся изображать страсть, чтобы та продолжала верить в миф об их достойной супружеской жизни. Но он больше не хочет ломать эту опостылевшую комедию. Довольно! От одной мысли о жене, его мучила изжога, а лицо перекашивало от отвращения. Все блага, что сулил ему брак на царской крови, себя изжили. Царевна больше не приносила дивидендов. Только прямой убыток. Вменённая услужливость её прихотям. В то время как ему хочется дать ей по зубам. Посмотреть какого цвета брызнет из неё кровь. Совсем не той небесной голубизны, что приписывает им глупый и жалкий народ. Эти плебеи, воцарявшие его, до сих пор готовые ловить каждый его шаг и целовать после этого землю, думая, что на их губах останется божий след. Тупые животные! Вы достойны только того, чтобы быть пушечным мясом для царя!
Властул поднялся и подошёл к окну. Его нагое тело сверкало белизной на фоне серых стен покоев. Нескладная фигура. Слишком худощавая и высокая. Узкие плечи, выпирающие на спине лопатки, как зачатки крыльев, которыми природа вовремя передумала снабжать эту завистливую и злобную личность. Царь опёрся на откосы окна и выглянул вниз. С холма, где возвышался дворец правителя, виднелась столица. Снующие по её дорогам люди. Деловой люд, совершающий сделки, торговцы, праздные гуляющие. Царские уши уловили какофонию, что порождала жизнедеятельность снующего внизу сброда. Вслушавшись, он стал различать в ней крики, смех, свист. Коллективные разговоры, тасующие меж языков ничего не стоявшие дела.
Никакой значимости в суете этих людей не может быть! Этот плебс способен порождать лишь животные инстинкты, изживающие себя за час или день. Никакого будущего, а за спиной никакого прошлого, если не брать в расчет скабрезные истории о минувших попойках. Зато каждый из них мнит себя человеком, имеющим право на решение. Считает себя заслуживающим куда больше занимаемого места!
Властулу показалось, что стоит прислушаться ещё внимательнее, и он станет улавливать каждое их слово. Каждую фразу любого из этих подонков-подданных, что топчут землю его города. И каждое из сказанных слов будет о нём. Непременно о нём, ведь иначе и быть не может! Они все завидуют ему! У всех на уме одна лишь зависть к обитателям стен его замка. Плохо пахнущая, будто залежалый товар. Оттого она и распространяет вонь на всё окружающее. От этого и рождаются заговоры. Все они есть порождение заразы, распространённой завистью, будто чумой! А ведь всё началось с того, что это он дал слабину. Позволил смутьянам вроде воеводы запустить инфекцию в массу подданных. И теперь эти ублюдки тяжело больны! Они хотят лишь отнимать. Отнимать у него всё принадлежащее по праву крови имущество! Хотят убить и растоптать его на мостовой!
Но нет. Он не позволит этого. Хорош тот удар, что упреждает катастрофу. Ещё не всё потеряно. Он сможет подобрать противоядие от этой эпидемии. Он сумеет. А взамен услышит слова благодарности.
Властул оставил окно, одел халат и позвал камердинера. Царь велел тому спустя час организовать совет в приёмных палатах, где должны были присутствовать его министры и военачальник Палты, что пришёл с ним в город. Затем он велел, чтобы в соседних с совещанием покоях сидела и дожидалась вызова его супруга. По сигналу царя камердинер должен будет ввести её в зал совещания.
Властул снова остался в одиночестве и вернулся в постель, где замотал себя бельём, словно в кокон. Он излечит свою страну. Орудуя умелым и расчётливым снадобьем. Одного лекарства хватит на всех.

***

Арис очнулся на промёрзшей земле. Вытянул ноги, руки и закряхтел от удовольствия, что подарила ускорившаяся в мышцах кровь. Он развёл костёр, растопил на огне снег в металлической плошке и заварил в кипящей воде травы. Аромат, поднявшийся от чаши, вдохнул в воина бодрости, а после того как он выпил её всю до дна, Арис ощутил вернувшиеся в избытке силы. Он закрыл глаза и стал слушать. Сперва мешали посторонние звуки, но минута за минутой они отпадали в бездну, где растворялись без остатка. Один за одним порождения живого мира стирались в его восприятии, освобождая место только для двоих.
Первым он услышал Кроса. Он услышал слова, что тот говорил, общаясь с другими членами своего отряда. Арис постучался к нему. Крос замолчал, затем мгновение, и он словно прилетел к другу облаком с человеческими очертаниями. В восприятии Ариса нарисовалась дымка, настроенная с ним на общение. Друзья поприветствовали друг друга. Великан коротко поведал о состоявшейся накануне битве с воронами из Среденя. Все были живы и готовились двигаться дальше. Арис предупредил друга о плывущей к ним собаке в бочке. По его расчётам к вечеру этого дня бочка окажется у зелёного мыса, на другом берегу моря. Крос пообещал, что они встретят пса, после чего связь прервалась.
Арис возобновил поиск другого контакта. Он летел в медитации по знакомым местам, где должен был откликнуться Гобоян. Он часто взывал к нему на расстоянии. Старик отзовётся, в этом не приходилось сомневаться. Пространство для их общения, было ворожеям настолько же привычным и реальным, как плоть земли и её притяжение для других. Здесь не так уж и сложно было найтись, если знать, как искать.
Наконец, воин услышал знакомый голос. Гобоян приметил, что тот ищет его, и отозвался другу. Для общения ни к чему было материализоваться в образ, но друзья делали это из уважения друг к другу. Размытые туманом лики собеседников можно было разглядеть в невесомости застывшего мира.  Встретившись среди его бесчисленных оболочек, друзья обменялись приветствиями и поведали новости. Арис узнал, что Бореслав сидит в темнице Властула и городу грозит опасность. Он спросил у старика разрешения вмешаться, но не получил его. Настаивать не имело смысла. Значит, Гобоян имел на сей счёт другие воззрения и, как правило, они оказывались куда вернее. Старик попросил Ариса держаться ближе к Палте. Сомнения в целостности которой он испытывал при каждом обращении к тем территориям. Что-то зловещее довлело над землями людей из того края.
После того, как друзья попрощались, Арис направился в обход моря. Выходит, он оказался тут не только из-за пса. Судьба плела узоры расчётливо, чтобы ведомый сам мог прийти к нужному решению. Где на очередном её витке всегда умещалось время сделать верный и, зачастую, единственно правильный шаг. Жаль, что многие настолько уверены в том, что делают, что забывают смотреть по сторонам и слушать собственное сердце. Упрямство – одна из самых больших ошибок живой души. Но всё это не про Ариса. Он не имел привычки пререкаться с судьбой, к знакам которой относился с глубоким уважением. 
 
***

Сослав закрыл глаза. Вот и всё. Сейчас состоится заждавшееся возмездие мёртвых за его дерзость. Жаль, не удалось завершить работу и настигнуть эту тварь – Рулдора. Но перед небом тот ответит за всё и жестоко заплатит. Старик приведёт его на плаху. И если не его – отшельника – рука, то другая точно вырвет у колдуна сердце и сожжёт в костре. И всё же жать, что не его.
Отшельник не снимал ладонь с набалдашника рукоятки меча. Его смерть не сойдёт и старухе даром. Хоть один раз её ужалить он да успеет. Отвратительные, в узлах чёрных вен ноги Яги переминались у конуры, скрипя толстой кожей. Вот она застыла. Сослав напрягся. Сквозь его умирающую плоть выступили капельки пота. Он приготовился бить как только старуха нагнёт голову ко входу. Однако, неожиданно она завопила нечто в сторону реки на своём уродливом языке, будто увидела кого-то из прежних обидчиков. Яга выдала тираду длиной в псалом и затем стремительно понеслась прочь. Топот её шагов отозвался треском в стенах конуры и колебанием в душе отшельника.
Он отпустил рукоятку меча и дрожащей рукой стёр пот с лица. Сославу показалось, что умершее сердце забилось вновь, разгоняя кровь по артериям. Неужто обошлось? Он осторожно выглянул наружу. Старухи не было видно. Отшельник, как и велел ему Гобоян, запустил дрожащую руку за доску, что оттопыривалась у отверстия внутри конуры. Осторожно поводил ей взад и вперёд. Пусто. Неужели она нашла его? – удивился Сослав. – Вот проклятье!
Он посмотрел ещё раз на стены внутри. Попробовал покачать каждую из тех досок, что казались не плотно прилегающими друг к другу. Ничего! Отшельник выругался чуть ли не в голос. Снова отогнул доску у входа. Уже не заботясь о тишине, прощупал и простучал всё пространство за ней. Гребня не было.
Сослав в отчаянье обхватил голову руками. Ну как же так? Что за несправедливость?! Однако времени горевать не оставалось. Надо уходить, если он ещё хочет сохранить собственную жизнь. А он должен был. Отшельник осторожно выглянул наружу. Вроде тихо. Он выполз из отверстия и пополз в сторону леса. Обернулся посмотреть на избу Яги. Никого рядом не было видно. Его взгляд скользнул по конуре, что он оставил только что. Сослав замер. Посмотрел на конуру снова. Справа от входа в неё, торчала отогнутой доска.
А кто сказал, что искать надо только внутри? – подумал он. – Будь всё проклято! Времени совсем не осталось. Она сейчас вернётся. Как пить дать!
С трудом сохраняя спокойствие, отшельник пополз назад к постройке. Каждый метр пути походил на версту. Наконец, он оказался рядом. Ухватился за доску одной рукой и запустил за неё вторую. Есть! Он нащупал какой-то продолговатый предмет. Аккуратно вытащил наружу. В его ладони оказался длинный гребень, размером с короткую пилу. Он был изящно вырезан из большой кости человека, или крупного животного. Изогнутые зубцы разнонаправленно торчали, словно кривые клыки крупного зверя. От гребня пахло серой и разложением.
Сослав достал из-за пазухи большой платок и аккуратно, как ему и велел Гобоян, завернул в него гребень Яги. Затем убрал ценный груз под одежду и пополз прочь от этого гиблого места. Всю дорогу среди безжизненной пустыни предместья Вырии он ждал, что вот-вот ступня старухи опустится молотом ему на затылок и раздавит голову как помидор. Однако, спустя час, отшельник оказался уже в лесу, целым и, если то было уместно для его состояния, невредимым. А ещё через два дня он вышел к границе Среденя.
Мужчина упал в снег головой. Его тело ничего не чувствовало. Он был мёртв уже почти пять дней. Дрожащей рукой Сослав достал из сумы маленький пузырёк с водой, добытой из-под самого Дерева. Из источника, что образовывался от его сока. Эту воду ему дал старик Гобоян, и это единственное, что может заставить его сердце биться вновь. Отшельник перекатился на спину и открыл пузырек прямо надо ртом. Сладковатая на вкус жидкость сбежала с горлышка вниз и пролилась в нутро мужчины. Ближе к внутренним органам. Облизывая их своим дыханием.
Сослав остался лежать на спине и ждать. Вскоре он заметил, как в груди зародилось тепло. Он ощутил шевеление волос под ветерком на своей коже. Глаза защипало от выступившей на них солёной влаги. Выпитая живая вода бежала по венам, артериям и капиллярам, наполняя их движением, увлекая за собой застоявшуюся кровь. Будто в мёртвую пустошь ворвалась вода с рухнувшей дамбы. Вот и забилось сердце. Сослав начал полноценно ощущать руки и ноги. А ведь он уже не надеялся на это. Как же хороша была она, жизнь!

***

Отряд из Миши и сопровождавших его воинов, а теперь и прекрасной девушки Раданы, шёл к берегу моря Утлюжь. Там, по словам Кроса, им надлежало забрать собаку, которая будет сопровождать друзей в походе. Спутники спешили, стараясь, однако, держаться от открытой местности подальше. Утром они забрали всё ценное и необходимое из дома с собой. Заколотили окна и дверь. Миша пообещал Радане, что вернётся с ней к её дому, когда кончится их путешествие. Он искренне верил в то, что отдаст все силы на восстановление её хозяйства. Михаил шёл, и в его голове складывались диковинные узоры на новых бревнах и досках дома. Все их он вырежет сам и покроет лучшим лаком на свете. Такого дома, какой он подарит девушке, никогда не было и не будет даже у царей этих земель!
В то время как Миша предавался мечтам о своём участии в жизни Раданы, та шла за ним следом и тоже думала о будущем. Каким оно станет после войны. Останется ли Палта на белом свете, или её города и сёла сменят чёрные земляные норы мертвецов и кровопийц? Фантазия раскатывала на белом полотне, окружавшего девушку снега, апокалиптические картины разрушений и вьющиеся в поднебесье чёрные клубы дыма пожаров. На смену беззаботному ветру придут тяжёлые смерчи и бури, что закуют зодчество живых в толстый слой пепла. Нечему будет блестеть золотом под солнцем, если то когда-нибудь вернётся на небо.
Радана была отчасти рада оказаться под защитой таких смелых и сильных мужчин, что окружали её теперь. Оставаться на отшибе в эту пору, когда на земле утрачено равновесие и мир приоткрыл двери для вторжения, не лучший выбор. К тому же её необъяснимо влекло к Мише, отчего жизнь стремительно наполнилась новым и непривычным содержанием. И уже неясно было, какая из причин оставить дом являлась сильней: спасение жизни или набирающие силу ростки её любви. Девушка не могла дать описание своим чувствами, как не могла отрицать и то, что они наполнены потенциалом огромной силы, которую ей только предстоит познать. С таким багажом любые лишения могли оказаться ей по плечу.
К полудню отряд достиг первой из деревень на их пути. Мужчины вынуждены были признать правоту Раданы. Дворы жителей, увы, не блистали достатком. Почти повсеместно на них лежал отпечаток бедности, зачастую граничащий с разрухой. Словно хозяева старались придать хозяйству содержание и порядок, но раз за разом налетающий смерч разносил в пух и прах все их старания. Роль разрушительной стихии тут исполняла законная власть, сопротивляться которой у людей не хватало ни сил, ни единого желания. Отчего в один день жители вдруг разом опустили руки и перестали искать лучшей жизни. С нищих и брать нечего.
Крос пытался навязать торговлю всем, кто выходил им навстречу, но покупать было нечего. Ни лошадей, ни баранов, ни столь нужных великану трав и кореньев, тут не имелось. Удалось приобрести только неплохой клинок для Раданы и немного съестных запасов. Крос намеренно заплатил за это вдвое больше, чем оно могло того стоить. Гордые жители в качестве подати денег не взяли бы.
За пределами деревни отряд сделал обеденный привал. Передохнули, поменяли повязки на ранах. Друзья прятали друг от друга гримасы боли. Мужчины их стеснялись. Не был исключением и Миша, который всячески скрывал свои невероятно болезненные ощущения на плечах и запястьях. А ведь доходило до того, что он с трудом поднимал натруженную руку ко лбу, чтобы утереть пот. Спустя менее, чем час с начала привала, товарищи встали и продолжили путь. К вечеру они достигли, наконец, моря.
Бочонок, что волною выкатило за обледеневшие валуны на берегу, покоился в неглубокой расщелине, уцепившись боком на острый зуб расколотого камня. Лишь с большим трудом можно было расслышать в шуме прибоя глухой вой, доносившийся из его нутра. Отыскать такой бочонок на длинной береговой полосе было бы задачей нескольких дней, но, к счастью собаки, не для Кроса. Основываясь на полученной от Ариса информации, он довольно скоро нашёл бочку, будто учуял её. Таковы были способности этих сильных ворожеев, внушающие уважение и опасение даже их друзьям.
Миша подхватил, переданный Кросом мокрый бочонок и отнёс его подальше от воды, где аккуратно вскрыл мечом бечёвки. Мужчина подцепил край приклеенной смолой крышки и одним движением оторвал её от бочки. Из образовавшейся дыры высунулась морда собаки, на радостях облобызавшей Мишино лицо своим шершавым языком. Летун отпрянул от неожиданности назад и завалился на спину. После чего пёс запрыгнул ему на грудь и громко залаял, виляя хвостом и вздёрнув нос к небу. Радана не сдержалась и рассмеялась.
Миша согнал прочь собаку и поднялся на ноги, отряхиваясь. Встретившись в Раданой глазами, он не удержался сам и тоже рассмеялся от души. А пёс стал носиться между новыми хозяевами, наслаждаясь движением, которого был лишён столько времени. Из-под его лап разлеталась мелкая галька. Он прыгал на воинов и заигрывал с ними, всячески проявляя свойственное ему дружелюбие. Короткий жёсткий хвост пса отстукивал по штанам мужчин позывные собачьего счастья.
- Его зовут Спарк! – сказал Крос. – И этот пёс не прост. Он исходил много дорог нашего мира. Повидал, пожалуй, не меньше, чем мы с вами. И цель привлечения этого создания к нашему походу – стать нам проводником в землях северного моря. Там доводилось бывать лишь единицам из людей. Надеюсь, судьба позволит и нам вступить в их число, - великан задумчиво уставился на горизонт. – А главное, надеюсь, и мы вернёмся оттуда живыми, как некогда это случилось со Спарком.
- Ну! Раз дело сделано, тогда пора найти пристанище на ночлег! Где нам не помешает пригубить по паре капель горячительного внутрь! – воскликнул Исса и вытащил на свет из-под плаща глиняную бутыль с припечатанной годами и почерневшей на ней грязью.
- Вот так раз! – восторженно откликнулся Светошь, - И откуда такая милая пташка залетела в твои силки?
- Кто как, а я в деревне времени даром не терял! – ответил агнит, и друзья от души рассмеялись.    
Вскоре их фигуры украшали картину алого заката, что застал отряд в поле. Тёмные очертания воинов на фоне красок сползавшего с небосвода солнца. Они шли, презирая боль и страх, за что удача не обходила их стороной. Во всяком случае, пока.

***

Властул сел в трон, стоявший спиной к стене, где расположился ряд вытянутых окон приёмного зала. Черты его лица в тени небольшого балдахина сохраняли гнетущую пришедших интригу. Невозможно было угадать настроение и причину, вынудившую царя собрать перед собой представителей влиятельной в городе публики. А он и не спешил раскрыть перед ними карты, наслаждаясь томлением и нервозностью своих гостей. Их лица, напротив, освещались более чем достаточно и составляли для правителя занимательную галерею. По его мнению, лишённую шедевров, но отнюдь не скучную.
В зале расположились три министра государя, его глашатай и писарь, охранники свиты и чужеземец – военачальник Палты по имени Нуций. Это был приземистый человек могучей силы и сноровки. На родине у него была кличка – медведь, данная ему за неуступчивость в борьбе и железную хватку. Правда, звать его этим именем отваживались лишь очень близкие ему люди. Военачальник держался, пожалуй, самым независимым образом из всех присутствующих, не отдавая отчёт в том, кто перед ним на самом деле.
Гости встали полукругом, словно зрители древнего театра перед сценой, а их хозяин не спешил начинать беседу. Будто инквизитор он наблюдал в тишине за тем, что происходит с лицами и руками присутствующих. Как нервы начинают игру с внутренним этикетом этих, не последних на земле людей. Нервы нарушают стать, а стержень воли выправляет её обратно. Снова и снова. Люди поддаются слабости и после одергивают себя. Затем снова сдаются, но возвращают утрачиваемое спокойствие. А ведь оно только снаружи. Внутри скоро укоренится хаос. Пожалуй, только воевода продолжал выглядеть стоически. Вот, действительно, на кого стоило равняться.
Властул ещё несколько минут поиздевался над присутствующими и после, наконец, начал: - Мне известно, что в стране заговор! Одинта оказалась втянута в войну, но не с теми, кто пришел из-за её границ, как об этом принято теперь говорить. Увы, нет! Война началась изнутри. Бунтовщики. Они открыли границы родины. Они разменяли собственный народ и царя на телесные блага. На звон чужих монет. Но для чего, я вас спрашиваю?
Гости замычали, отрицательно качая головами.
- Не знаете? – изумился царь, чуть не взвизгнув от досады. – Меня это удивляет. Ведь это вы мои министры. Вы слуги народа и государства. Это вы обладаете навыками, отличающими вас от основной массы жителей. Кому, как не вам рассказывать мне о происшествиях? Кому как не вам разоблачать преступников и отправлять их на суд?... Вы должны предупреждать своего царя. А выходит всё наоборот! Я ставлю вас перед лицом следствия, а не вы меня!
- Но господин! – вмешался министр торговли, чьё лицо было перекошено от перенесённого в детстве переохлаждения, - После набега псов мы восстановили порядок. Город оправился от страшного удара, который получил. И мы окунулись в заботы о возвращении ему целостности. Была организована работа по вывозу тел, восстановлены многие из стен. Вряд ли наши занятия стоят упрёка, поскольку всецело принадлежали делу обретения Порогом нормальной жизни. Той, что он имел раньше. И пока вы отсутствовали…
- Стоп! Вот. Вы видите?... – Властул обратился к остальным людям в зале. – Все его слова служили лишь прелюдией к последующему обвинению своего же царя! Что ж, ты наверняка полагаешь, что имеешь право осуждать меня за отсутствие.
- Но я, государь… - постарался исправиться министр, испуг которого трудно было скрыть.
- Молчать! Я не позволял тебе говорить. Ты вдоволь наговорился уже за все те дни, что готовил страну к бунту…
- Я?
- Ты и другие! И не смей перебивать царя! Иначе прямо сейчас твоя голова будет у меня в руке вместо золотой державы. И я выпью из неё твои лживые глаза! Те, что смотрят на свой народ с деланной преданностью, а сами видят лишь себя в окружении изысканной роскоши. Ты предал нас, а теперь лжёшь мне в лицо! Ты заступил на государственную службу, я назначил тебе жалование и, полагаясь на эти события, ты решил критиковать меня же! Вполне справедливо, не правда ли?
От стены залы отклеились двое стражников из свиты, подошли к министру и встали за его спиной, обнажив клинки. Министр еле держал спину прямо. Его ноги заходили ходуном, руки заметно дрожали, а кожа вокруг кривого рта побелела: - Но повелитель! Вас обманули! Клянусь, я не делал ничего подобного. Это какая-то нелепица! Подтвердите, пожалуйста, это, - он обратился к другим министрам, которые тут же отпрянули от него как от больного тифом.
- Ты не делал? Как же так? Сведения, что принесены мне из верных источников, указывают исключительно на тебя. Что это ты привёл в нашу страну псов и посулил тем правление в Одинте. Где ты станешь одним из них. Тем, кому дозволено куда больше, чем твоему царю сегодня.
- Но это ложь!
- Неужели? Значит ли это то, что кто-то оболгал тебя?
- Именно так, мой повелитель!
- Но заговор был и остаётся. Это же очевидно! Выходит, что тот, кто тебя оболгал и есть сам предатель? Возможно ли это? Может, это он построил такой изощрённый путь, чтобы уничтожить своего царя, а заодно и его верных подданных? Какой, однако, хитрый ход…
- Непременно, государь! Скорее всего, этот лгун и есть заговорщик!
- Ты же не сомневаешься в том, что в Одинте заговор? Или мне одному это кажется? Может я сошёл с ума? – царь обвёл взглядом присутствующих, и те, опережая друг друга, разом заголосили, что он совершенно прав, заговор отнюдь не вымысел.
- Скажите же, кто этот предатель! – министр, чья жизнь, похоже, обретала спасение, утирал пот со лба. Он не сомневался, что взамен его вернувшейся почти с того света души необходимо отправить туда чью-нибудь другую.
- Кто он?... Дело не шуточное, министр. Если я признаюсь кто он, мне придётся делать между вами выбор. Царь – есть высшая гарантия правосудия в государстве. И если человек виновен, кто бы он ни был по чину, то должен будет ответить по всей строгости закона. Не так ли?
- Именно так, повелитель! Откройте его имя, и я сам приведу справедливый приговор в исполнение!
- Вот как! И ты поклянешься, что сделаешь это с честным сердцем, только лишь ради восстановления справедливости, а не для того, чтобы выгородить свою собственную шкуру? Ведь, если ты возьмешься стать орудием возмездия – твоя совесть должна быть кристально чиста и честна. Ты понимаешь это?
Министр согласно закивал.
- Это так? Она чиста?
- Клянусь Богом и Лучом, что держит наш мир в целостности, это так! Откройте мне, кто этот мерзавец, и я проткну ему сердце!
- Что ж… Бог видит, я сам оказался заложником обстоятельств. Обстоятельств, которые повергают мою душу в ужас и смятение. Ведь теперь мне предстоит, пожалуй, самый тяжелейший выбор в жизни. Остаться верным закону, либо презреть его ради спасения не чужой для себя жизни. И вы вскоре увидите, что ваш царь не может преступить порядок. Что для него нет ничего важнее и священнее преданности тем правилам и законам, по которым живёт его страна. Вы увидите, что ради сохранения порядка он готов пожертвовать всем, что для него дорого! – Властул уронил голову в ладони, изображая нечеловеческие душевные страдания. Однако, сам еле сдерживал улыбку. Он потёр глаза пальцами, предавая им следы мучительных слёз, и вновь обратился к министру: - Сейчас я приглашу в зал того, кто указал на тебя, как на зачинщика бунта и злостного заговорщика против своей родины и народа. И если ты утверждаешь, что он солгал, то должен будешь совершить поступок. Какой именно, пусть подскажет твоё сердце. Сердце человека, стоящего на службе у родины. Дайте ему меч, чтобы он сам не выглядел жертвой. Пусть обретёт атрибуты свободного и знатного гражданина своей страны.
Один из стражников отдал министру клинок и помог сжать на его рукоятке непослушную ладонь мужчины.
- Так ты готов принять ответственность за собственный выбор?
- Да, мой повелитель.
- Так тому и быть. Тогда я приглашаю этого человека. Но сперва задам ему прямой вопрос. И если он ответит на него утвердительно, тебе нужно будет проявить себя. Если не вступишься за отчизну ты, мы сами вынуждены будем превратиться в скорый суд и решить, кто же из вас предатель. И в случае твоих сомнений – наш выбор может качнуться в любую сторону. Тогда ты или он умрёт. Страшной и мучительной смертью, искупая тот обман, что творится в этих священных стенах. На том мой сказ окончен. Итак, – царь поднялся на ноги и обратился к глашатаю. – Пригласи в зал царицу. Она сидит в соседних покоях.
По залу пробежал вздох изумления. Военачальник Палты попытался что-то возразить вслух, но осёкся. Министр, что стоял с обнажённым мечом наперевес, пошатнулся, утрачивая сознание. Стражник вовремя поддержал его и брызнул в лицо водой, возвращая несчастного к реальности.
Через минуту в приёмный зал вошла жена Властула царица Варвара. Это была некогда красивая статная женщина, которая за время брака со своим извергом мужем превратилась в запуганную заложницу его переменчивого настроения. Она была одета в траурное платье в честь памяти о жертвах среди своего народа. Царица вошла неуверенной поступью и остановилась напротив трона супруга: - Вы меня звали, повелитель?
- Звал, Варвара. Видишь ли, мы обсуждаем тут государственные дела, и как-то само собой возник вопрос о настроениях, что бродят в нашем народе. Мы с тобой как раз, давеча обсуждали это.
Царица задумалась и потом не очень уверенно согласилась: - Пожалуй, господин.
На самом деле особого разговора о народе между ними в дороге не вышло. Властул высказался, что для острастки и поднятия тонуса среди подданных, когда они вернутся, было бы неплохо устроить пару-тройку судов за вымышленное мародерство во время войны. На что Варвара ответила, что его заботой должно стать то, как вернуть у граждан веру в царя и простить ему бегство, а не добивать и без того покалеченные судьбы. После этого Властул дал ей затрещину и углубился в размышления о том, что в очередной раз его женушка продемонстрировала собственную несостоятельность в роли царицы. Никакой дипломатии и политической хитрости, а, главное, желания им учиться! Пора было кончать с этой глупой стервой и искать себе красавицу помоложе. Его уже мутило от одного вида этого чучела, что он вынужден был терпеть рядом.
Сейчас же царь смотрел на стоящую перед ним жену и прямо-таки дышал предвкушением скорой развязки и обрушения ярма, что, как ему казалось, несправедливо сдавливало его длинную шею.
- Правда ли то, что ты не согласилась с наказанием людей за их преступления? – спросил Властул царицу.
- Но, повелитель, сейчас время прощать прегрешения, а не сеять смуту. Именно это я имела в виду.
- И поэтому сочла мой государственный аппарат изменниками родины! Верно? Это они, - Властул указал на министров пальцем, - зачинщики бунта против Одинты в столь суровое, как ты выразилась, время! Вот этот – главный враг? – царь ткнул в министра, что застыл с мечом в руках.
- Если они станут плевать на собственный народ, то да. Он станет самым настоящим предателем!
- Вот её слова! Разве ты не слышал? – спросил Властул министра. – Ну, так кто же из вас предатель?
Стражник подтолкнул окончательно запутавшегося и запуганного министра и тот, прикрыв от страха глаза, с истошным воплем воткнул в спину Варвары острый клинок. Та охнула и застыла. С уголка её рта сбежала вниз к выемке груди, в которой жило действительно смелое и человечное сердце, струйка тёмной крови. Царица упала на колени, затем свалилась на бок, последний раз дёрнулась в агонии и стихла навсегда.
Властул чуть не закричал от радости, но вовремя спохватился: - Что ты наделал? – с перекошенным, как у министра лицом он обратился к нему. – Какого чёрта ты её убил? Ты должен был вступить с ней в спор, в результате которого мы бы решили, кто из вас преступник! Но ты убил её, заметая следы!
Разум министра окончательно помутился. Он упал на колени и простёр к Властулу руки: - Но разве ты не этого хотел? Я совершил суд!
- А кто дал тебе на это право? Это мы готовы были взяться судить, но ты просто стёр историю преступления! Ты ни оставил нам ни единого шанса!
- Что же я натворил? – сквозь слезы, что текли, не спрашивая на то позволения, из красных глаз министра, тот спрашивал у воина, который застыл рядом с ним, – Почему я? Почему ты выбрал меня для этой страшной роли? – он кричал, и голос его хрипел в агонии.
    - Ты сам облёк себя! Ты совершил злодейство и бесстыдно пытался нас одурачить. Но теперь то видно, что ты преступил закон, ты убийца! Тот, кто украл жизнь у матери моих детей! И ты не имеешь права жить сам!
С последним словом царя на склонённую к полу шею министра опустился меч стражника. Звук лопающихся под его ударом позвонков и сухожилий отразился эхом в каменных стенах залы. Они видели многое на своем веку и хранили секреты диких нравов этих внешне благополучных людей. Они смолчат и об этом дне тоже.
Властул дал знак убрать трупы, а затем ещё несколько минут изображал горечь утраты любимой жены и исполнительного чиновника. Всё это время оставшиеся в живых гости царя сидели, не шелохнувшись, мечтая лишь о том, чтобы убраться из этого дворца подальше, пока гнев правителя не коснулся и их. Военачальник Нуций, повидавший всякого на своём веку, но впервые столкнувшийся с такой жестокостью, размышлял о выборе, что ему предстояло сделать совсем скоро. Контракт его правителя и царя Одинты истекал в полночь. Неплохо было бы начать вывод войска на родину, не задерживаясь здесь и секунды. Эта гиблая страна порождает в своём чреве лишь такие извращенные создания, как её государь. Пора валить отсюда. Кто их сможет остановить? – размышлял он.
Наконец, Властул наигрался вдоволь в собственные страдания и дал понять, что готов объявить нечто крайне важное для присутствующих.
Он выпрямил спину, вытер мокрые глаза и обратился к гостям: - Утрата, что постигла мою семью и всю Одинту, является горем, которое нельзя укрыть в этих стенах. Мы должны объявить народу о том, что рука свирепого убийцы умертвила царицу Варвару. Глашатай, подготовь и огласи Порогу мой указ о том, что этот день объявляется днём траура. Пускай будут спущены все флаги, а увеселительные мероприятия отменены на три дня. В городе вводится чрезвычайное положение, при котором после захода солнца запрещается разгуливать по улицам и покидать городские стены. Воевода Нуций, я возлагаю на вас обязанности по организации патрулирования и службы воинов в столице. Приступайте к службе немедленно.
- Но, правитель, - возразил Нуций, - я не ваш подданный. Моя служба в Одинте заканчивается этой ночью, и армия покинет Порог.
- Вы разве не слышали? В городе введено чрезвычайное положение. Ситуация изменилась. Никто не сможет покинуть Порог. Мы не вправе делать исключения, иначе какой же это режим? И какой же это закон?
- Вы заблуждаетесь. Ваш режим не может касаться подданных другого государства, - военачальник встал, - У меня свой царь.
- Вот как? – сверкнул глазами Властул. – Значит, вам не только плевать на убийство царицы Одинты, но и на её законы? Можно ли в сложившихся обстоятельствах выпускать на улицу человека, презирающего порядки той страны, где он гостит? – царь перевёл взгляд на всех присутствующих по очереди. – Причем, не простого человека, а человека, блестяще обученного военному делу. Полагаю, что нет. Не спешите, Нуций. За протест воле царя и сопротивление законам государства вы будете арестованы, военачальник, и станете помещены в заточение в башню до проведения на ваш счет следствия и суда. Приговор не может быть обжалован и приводится в исполнение немедленно! – царь топнул ногой для верности собственных слов.
Нуций огляделся и обнаружил вокруг себя сразу пятерых вооруженных стражников. Кровопролития не избежать, но стоит ли затевать его здесь? Солдаты Палты освободят своего воеводу, как только узнают об аресте. Пожалуй, будет лучше, если он сейчас последует с миром. Военачальник развернулся и приготовился идти.
- Но постойте. Это не всё, - его остановил голос Властула, - Вам следует написать распоряжение для своего войска о том, чтобы они перешли в подчинение напрямую мне. Напишите, что это связано с неотложной миссией, которую на вас наложил Нестор, ввиду чего вы отлучились от командования. Временно, разумеется.
- Вы смеетесь надо мной? – обернулся Нуций.
- Вовсе нет. Если вы не сделаете этого – каждый двадцатый воин вашей армии умрёт этой ночью. А следующей ночью это повторится. И так будет до тех пор, пока все близлежащие к Порогу холмы не будут усеяны костями ваших подчинённых, воевода. Мой личный гарнизон мал, но отлично натренирован в качестве тайных убийц. Они спускаются во тьме с крыш, в своих чёрных одеждах, в которых осталась лишь узкая прорезь для глаз и без единого звука вскрывают глотки врагам. Ваших воинов я, конечно, врагами назвать не могу, но… война есть война. Она всегда требует жертв для своей прожорливой утробы. Решать вам.
Нуций посмотрел на Властула, как на страшную опухоль, что он обнаружил на теле, и которую надлежало немедленно удалить без остатка. Он плюнул в сторону царя: - Хорошо. Я напишу бумагу. Но через три дня, когда режим будет завершён, ты позволишь нам уйти.
- Конечно! Вы уйдёте. Мне незачем портить отношения с Нестором, моим соседом. В Пороге настанет порядок, и вы будете свободны. Более того, Одинта наградит вас по заслугам. Ступай.
Военачальник в сопровождении охраны вышел, а за ним следом царь отправил и остальных. Только глашатай задержался у его трона на минуту дольше, чтобы получить кое-какие распоряжения.
Меньше чем через час ему принесли письмо, написанное собственноручно Нуцием. Там были в точности изложены пожелания Властула. Тот аккуратно сложил письмо и убрал его в манжет куртки. В тот же миг в камеру Нуция проник человек в чёрном. Военачальник не успел оказать ему сопротивление. В мгновение ока он был дезориентирован ударом, и затем в его горло, как в масло, вошёл узкий стилет убийцы. Властул был прав относительно своего тайного оружия. Однако он значительно преувеличил его размер. Убийц не было много. Он был один. Но тот, что стоил многих.
Царствование правителя Одинты начинало свой новый виток в этом меняющемся мире. И он искренне полагал, что имеет все основания для того, чтобы укрепить собственную власть именно в эти времена, предшествующие всеобщему раздору.

Глава 10. Кащей

В Больших землях, что лежали у границ с Лилтой, было неспокойно. Накануне к вожаку оборотней волколаков прилетал летучей мышью посланник из Вырии и предупредил того о грядущем визите к ним одного из ближайших помощников тёмного Повелителя. Важный визитёр станет говорить с оборотнями и теми, кто хочет проявить себя перед верховным правителем. Помощник придёт лично, и это, без сомнения, большая честь, что будет оказана прибрежным к Забыть-реке землям.
Оборотни и их правитель Вилем изрядно нервничали. Одно дело вести битвы с людьми, потакая собственной воле и не ставя во главу задач больших, чем напиться вдоволь чужой крови. И совсем другое, следовать указаниям и приказам сверху. Предстоящий ответ за их невыполнение перед самим Повелителем никак нельзя было счесть лёгким делом. Оборотни давным-давно забыли, что значит ответственность за то, что они творят. Их народ полюбил дармовую свободу бесчинствовать на свой вкус.
Как и было велено, Вилем призвал на собрание всех оборотней Больших земель, которых, к слову, было не так уж и много. Желающих добровольно обращаться в волколаки год от года становилось всё меньше. Большие земли не были годны для пропитания стаи таких крупных особей, как они. Если бы Вилем умел считать, он насчитал бы насилу сотню готовых к походу соплеменников, которые и собрались в этот день у их священного камня – глыбы жёлто-бурой серы. К ним присоединились и люди, что прятались в Больших землях. Те самые подонки, чьи души уже давно были отравлены ненавистью настолько, что людьми их можно было назвать с большой натяжкой. Этих собралось, пожалуй, ещё десятков четыре или пять.
Такое количество ополченцев трудно было назвать армией. Однако, благодаря огромной силе и выносливости оборотней, даже этим числом они представляли страшную опасность для людей. Единственного, пожалуй, чего им не доставало – это опытного в боях военачальника, что обогатил бы поход тактической зрелостью и позволил избежать лишних потерь.
Собравшиеся ждали гостя уже с утра, однако тот появился лишь к вечеру. В спускающихся на долину сумерках оборотни и люди разглядели приближавшийся силуэт рыцаря с горящей головой. В дрожащем у земли тёмном воздухе покачивались яркие отблески пламени, что венчали статную высокую фигуру гостя. Это был кащей. Скоро он приблизился к собравшимся. Явившись в привычных чёрных латах, он обвёл пылающим взглядом нестройные ряды втречающих.
- Приветствую вас, сыновья Больших земель, - прокатился басами по головам металлический голос выродка высшего сословия.
- И мы приветствуем тебя, правитель, - ответили воины.
- Я принёс вам волю Повелителя – завтра мы выступаем в поход на Палту, страну людей.
- Палту? – удивился Вилем. – Но зачем так далеко? Мы желаем царствовать в Лилте. Это по праву наша земля.
- Вы получите её после. Сейчас задача – найти и убить летуна. А тот находится в Палте.
- Но почему мы? – не успокаивался вожак Вилем.
- Вы последние из мутантов тьмы, кто может прийти к людям зимой. Отчасти вы сами были когда-то людьми. Мир живых выносит вас, а холод не грозит уничтожением. Сегодня у Повелителя и Вырии на вас последняя надежда. Все другие потерпели поражение. Я сам поведу вас туда. И у нас нет права на ошибку.
- Но как сможешь войти в земли живых ты?
- Наш Повелитель дал мне часть жизни этого мира. Теперь я уязвим, но никто не знает, и не узнает где! Расплата за раскрытие моего положения будет ужасна! Однако я глубоко удивлён, что слышу в ваших голосах смятение. Неужто, вы можете оспорить решение самого Повелителя? Тот, кто сомневается в правильности похода – пусть выйдет прямо сейчас ко мне, и я лично изжарю его плоть! Я убью каждого, кто свернёт с нашего пути, каждого, кто усомнится в воле Повелителя! Вам это ясно? – последние слова прозвучали как гром в темноте ночи, и глаза рыцаря сверкнули так, словно проронили молнии. Воздух вблизи него нагрелся, будто рядом с горнилом печи.
Волколаки и люди подались назад и в страхе залепетали, что они согласны на всё. Кащей поднял горящий меч над своей головой, провёл им по воздуху и только затем убрал в ножны: - Тогда утром выходим. Собирайтесь!

***

Малочисленный отряд воинов вместе с прекрасной спутницей Раданой, в сопровождении пса Спарка вошёл в город Дустан – столицу великой Палты. Миша смотрел по сторонам и с любопытством отмечал, что архитектура города значительно отличалась от той, что он видел в Пороге. Стиль зодчества был разным настолько, словно сравнивались степной мусульманский город и каменные стены замков западных городов его прежнего мира. А ведь между Порогом и Дустаном не было столь ярких различий в укладе жизни и не лежали тысячи километров расстояния.
Дустан был также окольцован крепостной стеной, но внутри оказался наполнен арочным пространством, опутавшим изящной сетью почти всю столицу. От пояса городских стен вглубь города убегали воздушные мосты и мостики, опиравшиеся на арки, что врастали в ближайшие к ним стены домов и перебрасывались от дома к дому дальше. Не так важны были пропорции, сколько сам принцип создания этого яруса дорожек, по которым можно было обежать весь город поверху, над землей. Арочные галареи были выполнены настолько искусстно, что даже камень, из которого творили это чудо, не выглядел тяжёлым сводом над головой идущих. Он будто обрёл невесомость, не утратив при том прочности проложенных путей.
- Когда-то Дустан пал под налётом драконов. Это было в древности. Вот почему с тех пор городской совет принялся строить над городом дополнительный пояс защиты, - словно услышав мысли Михаила, прокомментировал Крос. – С верхнего яруса лучникам куда проще стрелять в цель, а тем, кто на земле прятаться под паутиной из камня.
Миша согласно кивнул. Ему нравился город, и он с удовольствием задержался бы здесь на пару дней перевести дух и провести время наедине с Раданой. Увы, в его настоящем положении это было практически невозможно ввиду того, что его доблестные спутники почти ежеминутно находились с ним рядом. Разве что не ходили в унисон с ним в туалет. Как выяснил Миша в ходе беззлобной перепалки с Кросом, причиной столь повысившегося к нему внимания друзей стала просьба самого Кроса. Великан акцентировал внимание всей группы на том, что первостепенной задачей тварей стала ликвидация именно Миши, и только потом других живых существ из его окружения. Охотничий инстинкт убийц из Вырии беспощаден, а обещанная за голову летуна награда пробуждала в них недюжинную выносливость на пути к цели. Вот почему угроза для Миши звучала настолько устрашающе, и её эхо гремело, далеко опережая призывный клич главного погонщика страны мёртвых.
Разумеется, члены отряда стали куда более внимательно относится к Мише и опекать его почти по-отечески, без всякого его на то разрешения. И такой поворот событий летуна не устраивал категорически. Его личная жизнь, в которую он, спустя столько лет, впервые поверил, оказалась под угрозой обретения вселенской популярности. И в силу деликатности пока лишь только формируемых отношений с Раданой, он понимал, насколько неуместным здесь является вмешательство посторонних. Зыбкая почва влечения была и без того чувствительна к колебаниям внешнего мира, а уж когда на неё влезали чужие ноги, могла и вовсе не выдержать натиска и рухнуть в пропасть. Мужчины в этом деле всегда были более толстокожи и допускали разное, но женщины…  Лишний шум мог заставить их насторожиться. Лишь когда они, словно пчёлы, окунались в нектар цветка, внешняя угроза становилась им почти безразлична. Но мог ли Миша оценить чувства Раданы достоверно? Ответить на это вопрос он не мог, но знал точно, что проявлять бестактность самому, и уж тем более позволять это другим он не станет. Он шёл по Дустану и размышлял о том, что здесь, под защитой этих крепких стен, возможно, он обретёт желанную свободу.
- Где остановимся? – спросил Михаил Кроса.
- У Свитожа. Ты его должен помнить. Старец, что был на совете Ордена хранителей во дворце царя рахий Руперта. Он мудр и о многом осведомлён. Я рассчитываю получить у него нужные мне травы, что заменят истёкший запас, а также выведать наилучший путь к Дереву. Подкрепимся как следует и, скорее всего, этим же вечером двинемся из города дальше.
- Но почему так скоро? – изумился Миша.
- А почему бы и нет?
- Да потому что мы устали, наши тела полны ран, а души волнений! Более того, мы лишили дома девушку и должны проявить о ней подобающую заботу! Одного дня отдыха ей мало!
Великан внимательно посмотрел на мужчину и покачал головой: - Она не пойдёт с нами дальше. В Дустане наши пути расходятся… Мой дорогой друг, я искренне сожалею, что не могу позволить тебе насладиться той жизнью, на которую ты имеешь право рассчитывать. Но, увы, наш долг, бремя которого мы взялись нести перед живыми, диктует свои правила. От того, сможем ли мы добиться успеха в возвращении камней Бога, зависят не только твоя и моя жизни. От этого зависит жизнь всего этого мира и мира, откуда ты пришёл к нам. Эта ответственность далеко не всем по плечу. И мы не вправе были решать – нравится нам быть на этом пути или нет. За нас это решила сама судьба. Так давай отдадим ей честь и не станем противиться тому, от чего нельзя уйти. Мы мужчины, и наш долг – тот, что делает руки крепкими, а сердце твёрдым и целеустремлённым. Подумай об этой прекрасной девушке, что так тронула твою душу. Посмотри на неё повнимательней. Мы спасаем и её тоже. Ради таких как она мы отказываемся от своей собственной жизни. Не сомневайся в той доле, что досталась. И тогда твоё сердце наполнится к ней благодарностью, что лишь поможет идти к цели. Идти, не сожалея о потерях в пути. Настанет час, и мы вспомним утраченное. Но чувство выполненного долга затмит печаль. Просто поверь моим словам, а потом поймёшь их сам.
Миша мог бы возразить, и на то у него имелась добрая сотня слов, но среди них не было тех, что могли прозвучать во имя общей цели. Летун понимал и принимал то, что в нём кричит влюблённый, а, как ни крути, те были большими эгоистами. Оценивать себя со стороны научил его Бореслав, и Михаил пока не знал, стоило благодарить или ругать его за это.
Он промолчал, затем отстал от своего товарища и поравнялся с Раданой. Миша посмотрел на неё, улыбнулся и получил улыбку взамен. После чего готовая завладеть им хандра, рассеялась как дым под натиском свежего ветра.
Протиснувшись вдоль тесных рядов городского базара, где на деревянных, потемневших до черна от влаги, полатях была развалена разная снедь, путники вышли к мостовой, ведущей к дому старика. Они купили гостинцев и еды для Свитожа, наделав при этом немало шума. Обитавший в Дустане люд в большинстве своём не видал ни агнитов, ни лирогов живьём. Их появление произвело дурной эффект, всколыхнувший, пропитанный вонью сбрасываемых под ноги отходов, воздух торговых рядов. Люди провоцировали гостей вопросами и позволяли скабрезные шутки. Чумазые дети особенно липли к агниту и лезли любопытными пальцами к его панцирю-коже, что немало раздражало Иссу и в результате привело к вспышке гнева. Насилу Крос утихомирил своих друзей и раздухарившихся горожан, после чего отряд оставил центр Дустана и зашагал по его куда более свежим местам.
  Они прибыли к дому старца затемно, где их уже встречала настежь распахнутая дверь. Оттуда вышел Свитож и поклонился гостям. Те также ответили поклоном, после чего проследовали за хозяином внутрь.
- Я рад, что ваш путь прошёл и через мой дом, - сказал Свитож, после того как все расселись за столом, наполненным яствами и напитками. – Признаюсь, я ждал вас ещё утром. Хорошие вести быстро добегают в ту пору, когда их уже почти не ждёшь.
- Спасибо, хозяин, за угощение! – ответил Крос, - мы пришли к тебе не только как к члену Ордена хранителей, но и как к другу. Ты куда лучше нас знаешь намерения мёртвых. Срок нашей экспедиции не успел начаться, как уже мог трагически закончиться. Враг атакует нас и снаряжает в погоню всё новых и новых отродий. Благодаря небу мы ещё живы и спасаемся от лишних встреч. Но, знаю, что впереди нас ждут куда большие испытания. А ведь мы не сделали до сих пор самого главного. Не нашли пути к камням Стеллы. Даже не подступились к ним! Похоже, что теперь путь экспедиции ведёт нас на север, на встречу с самим Деревом мира. Лишь единицы знают о нём достоверно, другие пытаются связать воедино разрозненные факты. Увы, и мы тому не исключение. Я прошу тебя, старец, расскажи, пожалуйста, всё, что ты знаешь о Древе мира. Расскажи о его тайнах и слабых сторонах. Потому что я чую, Тиса покоится в его власти. И далеко не факт, что оно захочет с камнем расстаться по своей воле. Да и подпустит ли к себе вовсе?... Я не понимаю, зачем оно вообще завладело и удерживает камень?! О какой лишней власти может мечтать тот, кто сам является её высшей формой? Это какой-то хитроумный размен? Если тебе известна хотя бы часть из ответов на мои вопросы – дай нам столь необходимую информацию! Помоги и с общей помощью мы обретём столь необходимые шансы на успех в этом нелёгком походе. Как подобраться к Дереву и с чего начать, чтобы оно согласилось нас допустить к себе? Ведь всё, чем мы располагаем, это наше намерение, острое оружие и добрый пёс Спарк, что некогда ходил в те края! Этим не заинтересуешь того, кто создал саму жизнь.
- Ну конечно! Спарк! Как я мог о нём забыть, - улыбнулся старик, обнажив жёлтые как янтарь зубы. – Я знал, что ты задашь мне много вопросов, мой друг великан, поэтому заранее приготовился к беседе. Что ж, приготовьтесь внимательно слушать, поскольку речь пойдёт об уникальном явлении, история которого – это история возникновения самого мира! С Деревом, под понятием которого легко ошибочно представить просто некое растение, шутки плохи. Никогда не судите о явлениях нашей жизни поверхностно. Иначе рискуете свернуть шею на ложном пути, куда вас занесёт самоуверенность. Порой для жизни самой важной оказывается вовсе незаметная ранее мелочь, которой с такой легкостью пренебрегают люди. Что уж говорить о таких явлениях, как само Дерево! Неверие в него некогда погубило целые миры… Итак, я уверен, что большинство из вас не знает, что оно из себя представляет. А некоторые не знали о нём вовсе. Преимущественно это касается тебя, Миша. Ведь это ты явился агностиком в наш мир из мира, где неверие является привычной почвой для сознания. Но, уверяю тебя, познав Дерево, твоё представление о мире изменится навсегда.
Дерево. Многие считают именно его прародителем миров, а не Бога. Не только этого мира, но и всех, где зародилась жизнь и получила свою обратную сторону – смерть. Дерево встало в многослойном зеркале, отразившись в пространстве сразу и везде. Во всех параллельных и перпендикулярных мирах. Оно словно вздрогнуло в этом зеркале, ожив в его многочисленных преломлениях и породив в результате всё разнообразие миров. Вы спросите, что это за зеркало, и я отвечу – это точка, где первоначальный юный мир некогда стремился застыть в неподвижности. И это позволял только самый яростный холод северных вод. Блестящих и отражающих всё, что появляется на их кристально-чистой поверхности. Росток Дерева оказался в этой точке и стал отсчётом жизни. Дерево основалось в белом океане, или море, как его называют живущие рядом и не ведающие о его истинных размерах, где сплело корнями остров, названный Буяном. Или иначе – поплавком.
Идеальная картина продлилась лишь миг рождения земли. Дуальность созданного мира проявилась почти незамедлительно. В противоположность лютому холоду белого моря внутри земли открылся доступ к иной стихии – её невыносимому жару. Наиболее близко к поверхности земли он выполз на её стороне, противоположной белому морю. Именно вспыхнувший в недрах огонь заставил Дерево дрогнуть и породить многослойные отражения мира, его разнообразие во времени и пространстве. Так был рождён первый закон: у любого обстоятельства на земле есть антоним. Исполнителем и стражем этого закона стал другой страж и зодчий вселенной – Бог. Это он сделал так, что каждый из тех, кто обретал жизнь в этом или другом мире нёс в себе частицы холода и огня её противоположности. Поэтому всякий живой организм смог принять и уравновесить в себе холодный расчёт мудрости Дерева и огонь страсти, символизирующей движение и рост. Если угодно, на земле была поделена власть между холодом Дерева, что приходит каждый период, устанавливая свои права на одну половину года, и ядром, или жерлом материи земли, которое забирает себе вторую половину года и жжёт мир горячим воздухом. А живой организм смог уместить в себе обе противоположности и за счёт выделяемой энергии от их соприкосновения жить. В природе же промежутки, когда две стихии сталкивались, обрели свои имена и свойства, которые мы стали называть – миротворчеством. Это весна и осень. В них заложено созидание всего и они наиболее богаты на открытия и дары, ведь в эту пору, как сама земля, так и её обитатели находятся под воздействием максимального выделения энергии от соприкосновения и противоборства стихий. Чередование же этих периодов послужило возникновению летоисчисления на земле.
Все сущности, живые и мёртвые, что заселили землю, вынуждены были подчиняться законам природы её стихий. Когда жизнь умирала, она утрачивала в себе огонь. Холод мира живых, существующий на поверхности в любое время, даже в лето, когда правит ядро, обрушивался на мертвеца. И тот превращался в лёд сам. Вы прекрасно знаете, как коченеют трупы, а вокруг ушедшего может возникнуть нечто, похожее на морозное облачко. Их дуальность уже разрушена, отчего прекратилась и жизнь. Поэтому мёртвые после смерти бежали на территорию жара земли. Правда, только те, у кого после смерти сохранялось тело. Как в наказание им. Неправильные мертвецы. Те, кто нарушал законы и совершал преступления при своей жизни, либо ушёл из нее неправильно. Мы их зовём – заложные люди и заложные покойники. Другие в загробный мир улетали лишь душой.
И тут пора рассказать о третьем стражнике и создателе мира. Он появился наравне с Деревом и Богом. Хранитель огня и страстей, который материализовался в недрах земли. Его именем стало – демон, хоть разнообразия имён впоследствии оказалось не мало. Мёртвые из тех, что бегут в вотчину демона, зовут его – Повелитель. И это отражает суть их взаимоотношений. Его природа и природа созданий, появившихся словно свита в недрах с ним рядом, это сущий огонь. Огонь, который был призван рождать жизнь, становиться её неотъемлемой частью. Но вышло так, что первым, кто к демону пришёл на поклон – стала смерть! Умершие и утратившие его долю, стали ползти к нему. И чем взрослее становился мир, тем их ползло всё больше и больше! Не долго удержавшись в узде правил, установленных Деревом и Богом, демон вспылил. Вместо своей доли правления в созданном мире, он получил лишь его отходы. Тогда он заявил Дереву о своих претензиях и затребовал себе часть поверхности земли во всех мирах. Но, получил отказ. И демон озлобился. Ведь его характер был самой огненной стихией, самой яростью! Он решил противопоставить себя Богу, заявил о нежелании соблюдать хранимые им законы. Пусть смерть в лице заложных покойников возвращается в мир и живёт в нём в равных правах со всеми! А раз в телах мертвецов уже не зажечь огня дуальности, демон разожжёт пожары на поверхности отвоёванных земель и превратит их в своё царство! Наконец, он разглядел в стремящейся к нему смерти выгоду и потенциал для бунта. С той поры он объявил себя царём мёртвых. Дом демона, по сути его энергия, дали мёртвым то, чего они хотели – тепла для тел, лишённых жизни. Поэтому взамен он потребовал от них исполнения своих прихотей.
Увидев, что демон нашёл орудие для нового бунта против своей роли в мироздании, Бог понял, что лишённое холодной мудрости существо недолго усидит в пределах своего жерла. Очень скоро настанет день, когда демон ринется к Дереву, чтобы отнять у него тот кусочек дуальности, которого он был лишён. Ту льдинку, что позволит и ему стать отчасти живым. И явиться затем на поверхности мира гарантом мироздания. 
Как создание по сути равное Дереву и Богу, демон мог претендовать на права, посредством которых его влияние было бы расширено. Но Бог понимал, что низменная сущность демона не позволит ему править миром и его отражениями. Он попросту разрушит их все. И под лозунгом вернуть мёртвым земли кроется всего лишь корыстное устремление самого зла обрести новые для себя возможности. Трижды плевать ему на то, что станет с его сподвижниками. Замёрзнут они здесь, или сгорят у него там. Он хотел действовать, и остальное было неважно. В этом была дикая природа огня, и изменить это не мог уже никто. Увидев всё это, Бог пожертвовал собой и, как вы уже знаете, обратил себя в статую, породившую Луч. Этот Луч запечатал демона в том жерле, откуда тот выполз, и воздвиг стену между миром живых и мёртвых. Ну, о дальнейшем вам уже известно. Луч пал. Повелитель зла вновь получил возможность побороться за то, чтобы выйти из недр наружу. А мир оказался в глубокой заднице!
- Но зачем Дереву камни? – удивился Миша.
- Хороший вопрос. Я думаю, Дерево знает куда больше о наших человеческих слабостях, и слабостях других созданий живого мира, чем мы знаем о себе сами. Оно понимает, что мы скорее уничтожим друг друга, чем соединимся ради единой священной цели. А, если даже и протянем руку помощи, то очень скоро ею же начнём душить друг друга. Пороки наши лишили нас доверия. В сущности, амбиции, гордыня и ярость, порождаемые тем огоньком, что горит в наших сердцах, взяли свою природу оттуда, где родился верховный демон. И чем больше на земле слабел Луч, тем большее число пороков обретали живущие на её поверхности. Посудите сами насколько слабыми стали души ваших соплеменников, насколько больше зла и безразличия появилось в обществе. Разве это не факт? Можно ли доверить таким созданиям спасение всех жизней мира? Полагаю, именно поэтому Дерево и решило хранить камень самостоятельно. Тогда, хотя бы там, где оно растёт, сохранится жизнь на земле. К тому же Древо должно теперь и само защищаться от демона, которому необходима его плоть, чтобы царствовать на земле постоянно. И Тиса в его стволе – хороший щит, не так ли? Если бы Дерево мира верило в то, что живые смогут сами спасти мир, оно бы оставило камень здесь. Но наши души не внушают ему доверие. Может быть, вы сможете изменить мнение создателя мира? – Свитож лукаво улыбнулся и осушил бокал, что крутил меж пальцев.
- Если рассуждения твои верны, выходит, наш поход заранее обречён на провал! – воскликнул Светошь. – С какой стати Древо мира передумает и отдаст нам Тису?
- Верно. Но верно и то, что если не предпринять попытки получить у него камень, то мир будет повержен без всякой альтернативы. Стоит хотя бы побороться! Причём, как вам конечно же известно, падёт он с приходом тепла в наши земли. И в этом тепле, мёртвые твари бросятся пить чужие жизни, дающие им силу и долголетие. И спроваживает их на то сам Повелитель. А ослушаться его невозможно.
     - Тогда подскажи, мудрый старец, как нам убедить Дерево отдать камень? Есть ли для этого подходящие слова? – спросил Миша.
- Ты снова задал правильный вопрос, летун. И, что самое важное, задал его именно ты. Я абсолютно убеждён, что если оно и захочет отдать Тису, то отдаст его только тебе. Поэтому нужные слова придётся отыскать не нам, а тебе. Я таких не знаю.
- Но почему снова я?!
- Для этого есть причины. Я чувствую их, но не могу выразить словами. В тебе, как, наверное, и во всяком летуне, есть что-то от судьбы самого мира. Вы можете менять нечто важное, стержневое, проникающее во все миры, поскольку живёте, словно одновременно во всех них. Вероятно, Древо может счесть тебя близким. Тем, кого можно наделить, если не силой, то надеждой и верой восстановить Луч. Ладонью в протянутой к Дереву руке нашего мира станешь именно ты, Миша! Однако, чтобы успех стал возможен, вы все должны действовать воедино. Ваша команда найдёт Дерево вместе. Только так.
- Свитож, правда ли, что остров, на котором стоит Дерево, нельзя найти, если оно не решит, что хочет открыться само? – спросил Крос.
- И да, и нет. Помимо того, чтобы искать Буян, вы должны будете отыскать сперва другой остров беломорья – Грумант. Он так же блуждает где-то в океане. Никогда этот остров не оказывается там, где был найден ранее. Нет никаких гарантий отыскать его вновь, даже если ты уже был на Груманте или Буяне когда-то. Острова, словно киты, перемещаются с места на место в бескрайних просторах белого океана. И на то есть причины. Вам придётся заручиться терпением и плыть среди белых туманов в поисках островов. И когда вы найдете Грумант, ваш новый друг Спарк поможет взять оттуда то, что требуется.
- Расскажи нам всё, что знаешь, старец, - обратился к Свитожу и Лурд. – Всё до конца.
- Что ж, легенды гласят о ритуалах, которые выстроило Дерево мира, чтобы оградить себя от лишнего внимания. Наш мир уникален. Он вместил в себя жизни многих народов, каждый из которых готовился принять ответственность за его судьбу, но оказался несостоятелен. Ни в одном из других миров нет столько племён и разновидностей эволюционирующих живых существ, как здесь. Эксперимент его создания казался любопытным. К чему приложило участие и Дерево, о чем, вероятно позже пожалело. Ни в одном из последующих миров, что отразились в зеркале мироздания, столь богатого многовластия уже не наблюдалось. И в этом их счастье… Разум оказался ключом не только к развитию мира, но и к его гибели. Ум – это обоюдоострый клинок, держать который в безопасности не просто. Что уж говорить о том, когда этим клинком начинают махать на все стороны… Дерево разочаровалось в результате эксперимента. Впрочем, оно осталось наблюдать за ним, так и не утешив собственное любопытство. Оно даже подпускает к себе. Хоть и не всех. Но Мишу, я думаю, пустит. Именно поэтому вы сперва найдёте Грумант, отправив тем самым послание истинному хозяину мира. С этого момента он станет принимать решение. Вступив на почву Груманта, вы отправите Спарка на поиск чёрных камней. Он знает, где это. Не правда ли, Спарк? – старец потрепал за шею пса, что крутился рядом с его ногами. – Небольшая шахта, в которой лежат, как в мешочке, камни. И взять их можно лишь непорочной рукой.
- Что это значит? – удивился Блик.
- Я не знаю. Наверно, об этом вам скажут сами камни. Таковы слова предания. Лишь после того как вы возьмёте всего один камень, больше взять не сможете, нужно будет покинуть остров и выйти в открытый океан. Там, дождавшись солнца в зените, камень нужно будет бросить в воду через левое плечо и сказать о том, зачем вы идёте к Дереву. Для чего оно потребовалось вам. Скажете слова и затем ждите. Смотрите внимательно. Буян должен будет открыться вам. Покажется на горизонте, или подойдёт сам. А иначе… Случалось и так, что Дерево не показывалось просителям. Оно не сочло их просьбу важной. А может, почувствовало ложь. Тогда ищущим его приходилось расплачиваться за свою ошибку. Они теряли путь берегу, а Древо безучастно слушало их вопли, звучащие в складках смертельных волн. Но ваш путь так не окончится. Я вижу это.
- Ты у себя под носом уже ничего не видишь, - пробурчал Блик.
- Что ты сказал? – обернулся к нему старик.
- Ничего! Говорю, слух у тебя не идеальный!
- А! Ну, это верно…
- Так, что нам делать дальше, когда покажется Буян? - спросил великан.
    - Когда покажется остров, плывите к нему и привязывайте к нему лодки. Но на сам Буян сможет сойти только один из вас. Как я и говорил ранее, это будет Миша.
Михаил покорно склонил голову, хоть вовсе и не чувствовал в себе готовности к встрече с хозяином вселенной.
- Ты сойдёшь на берег острова, летун, и пойдёшь к его центру, где растет оно – Дерево мира, - продолжил Свитож, не спуская глаз с Миши. – Не пугайся его! Хотя я не знаю, в каком виде оно перед тобой предстанет. Древние ворожеи поговаривали, что Древо может принимать любые обличия. Вплоть до животных! Так это или нет, об этом расскажешь ты мне сам, когда вернёшься. Ты должен будешь подойти к Дереву и попросить открыть доступ к его сердцу – алатырь-камню. Он спрятан в корнях Древа. Глубоко внизу. Что будет дальше я гадать не стану. Если Тиса там, то, возможно, окажется рядом с алатырь-камнем. Если его там нет – мы в ещё большей беде, чем думаем.
- А что делать с Тисой, если мы его получим?
- Нести к Руперту. Никто так не любит Стеллу как рахии! Если камням где-нибудь и суждено храниться, то только у их верных слуг, правителем которых является верховный жрец нашего Ордена – мудрый царь Руперт. Не правда ли, Лурд?
- Истинная правда, Свитож, - ответил рахия. – Камни и тот священный огонь, что они несут – это смысл существования моего народа. Любой рахия без раздумий отдаст свою жизнь за Бога и Луч!
- Именно об этом я и говорил, - кивнул старец, – там сами горы послужат защитой для священных даров Бога. Ну а теперь, вам пора отдохнуть и двигаться в дорогу. Мы не можем позволить себе ждать.
Воины разбрелись по внушительному дому знахаря и расположились на широких скамьях из вытертого временем дерева. Дом старца всегда был открыт для гостей, о чём могли бы рассказать эти полати, если бы имели голос. Доски заскрипели под телами воинов, предлагая удобные выемки для уставших мышц.
Миша сперва тоже улёгся, но уснуть с мыслями о предстоящей разлуке с Раданой было выше его сил. Он отправился её искать, гремя в темноте дома потревоженными предметами, но безуспешно. К радости своих товарищей Михаил оставил обитель Свитожа и вышел во двор продолжить поиск там. Вдохнул снаружи морозного воздуха с ароматом печного дыма и раскинул руки, потягиваясь. Сощурился на огненный серп месяца среди звёздного неба. Затем огляделся вокруг и нашёл девушку. Та хмыкала носом в тени сарая и не реагировала на появление Миши.
Тот радостно воскликнул и пошёл к ней , но девушка резко бросила в его сторону: - Не подходи! Иди к своим дружкам!
- Что такое? – изумился Михаил.
- А что тебя удивляет? Как вторгаться в чужую жизнь, лишать привычного существования, вы, мужчины, знаете очень хорошо! Но как дело доходит до опеки того, кого успели привязать к себе – то нет! Это не ваше дело! Ну и катитесь куда подальше!
- Ничего не понимаю! Да с чего ты взъелась?
  - Неужели не знаешь? Твой дружок великан сказал мне, что я остаюсь в Палте у старика, а к беломорью вы пойдёте сами! Мол, не женское это дело! Трудно будет и всё такое. Ну и замечательно! Чешите, больно надо! На кой только пришлось тащить меня на другой конец страны? Оставили бы там, если всё равно нам не по пути! Только лишь зря потратила время!
Миша замолчал, обдумывая её слова, и затем сказал: - Крос опытный и мудрый человек. Порой он видит гораздо больше нашего и способен предугадывать… Я не знаю его истинных мотивов, но клянусь тебе, раз решение таково, значит оно принято ради твоей безопасности! У меня самого и мысли такой возникнуть не могло. Ах, как жаль! Расстаться с тобой для меня – это самая невыносимая кара! И почему так скоро?! Ведь я…
- Что?
- Я влюблен в тебя, Радана, - Миша схватил её за руки и опустился подле ног девушки. – Никогда в жизни я не любил никого так, как тебя! Наверное, я не должен был тебе говорить это в таких обстоятельствах. Но и держать в себе это чувство я тоже больше не могу! Это словно иметь ноги, но ползать при этом на брюхе. Каждую минуту, чем бы я не был занят, мои мысли крутятся только около тебя. Я…
Не успел Миша договорить, как его остановила девушка, запечатав губы сладким и непередаваемо чувственным поцелуем. Их глаза закрылись, а сердца забились втрое сильнее. Показалось, что поцелуй длился целую вечность, воздавая за все прожитые неудачи и прокладывая дорогу светлым и страстным надеждам для обоих.
Парень и девушка не могли оторваться друг от друга. Их руки обвились, будто корабельные тросы на кнехтах пристани, тесной и прочной связью. Они дышали одним воздухом, одной жизнью. Любая причина для расставания в эти минуты была для них ничтожна. Даже если бы вокруг загремела война, они не отпустили бы друг друга.
Дверь сарая стукнулась под порывом ветра о холодное дерево косяка. Миша подхватил Радану на руки и понёс внутрь, следуя негласному приглашению. Там в потёмках он отыскал примятые досками копны сена. Освободил их и бережно уложил девушку. Затем опустился рядом и провалился в бездну невыразимого блаженства. Он словно летел в невесомости под чарующие звуки музыки, не чувствуя ни опоры, ни сопротивления окружающего мира. Вся его центробежная сила, единственная и неповторимая точка притяжения сошлись в Радане, чьи раскинутые волосы заменили и небо, и землю, и всех её обитателей. Жар тел влюблённых разогнал холод приютивших их стен и поднялся паром в воздух.
Минули часы с момента их встречи у дома старца. Они прожили их жадно, запечатывая в сердце каждое мгновение навсегда. Но пришло время расставаться. Неловко отправляя одежду, они вышли во двор под серебряный свет звёзд.
- Тебе пора идти. Скоро тебя станут искать, - сказала Радана, неровно дыша и глядя под ноги.
- Я не смогу оставить тебя! Это невозможно! После всего, что было… Нет, нет, нет!
- Не говори так! – девушка взяла Мишу за руки и стала гладить грубые ладони тёплыми чувственными пальцами. – От тебя теперь зависят многие. И я в том числе. Ты же понимаешь. Иди, но поскорей возвращайся. Моя любовь придаст тебе силы и веры в пути. А я стану ждать тебя здесь, в Дустане. Помогу Свитожу с хозяйством. Займусь женской работой. Ты почувствуешь, как моё сердце станет биться в пути, рядом с тобой. Тебе не будет одиноко. Когда ты посмотришь в небо, то и солнце, и луна будут слать тебе моё тепло. Если тебе будет больно – ты вспомнишь мои руки, и они заберут у тебя боль. Если загрустишь, ты увидишь мою улыбку и улыбнёшься сам. Ступай с миром. Я дождусь тебя, долгожданную весну моей души. Ведь я тоже люблю тебя…
Они снова слились в поцелуе. И лишь окрик великана, зовущий Михаила, что донёсся из дома, заставил влюблённых расстаться. Миша резко отвернулся от Раданы, словно это могло уберечь его от горести расставания. Но печальное и красивое лицо любимой осталось перед глазами. Оно застыло отпечатком на самом сердце, от которого не отвернуться. Миша чуть не взвыл от досады. Ну почему? Неужели возможно вот так уйти от человека, который стал для тебя самим смыслом жизни?! Когда она, наконец, обрела этот самый смысл!
Мужчина вошёл в дом. Воины его отряда уже были собраны в путь. Он не стал ни с кем говорить. Собрал вещи, одел снаряжение и, так же молча, покинул жилище старика. Крос всё понял. Он хлопнул друга по плечу и дал знак всем на выход. Отряд покинул Дустан. За ночь они отдалились от города на север более чем на десять вёрст. Примерно на это же расстояние с другой стороны столицы, с юга, к ней приблизилась армия, возглавляемая рыцарем зла – кащеем. Если бы Мише было о том известно, он быстрее оленя помчался бы назад и встал грудью на защиту той, что была в этом мире, да и во всех остальных тоже, для него дороже всего. Но, тем и коварен наш путь, что нельзя заранее разглядеть его крутые повороты, горные перевалы и пропасти.
Отряд прокладывал дорогу вперёд. На встречу с великим секретом вселенной. Древом мироздания.

***

Каждые три-четыре версты Арис останавливался и разжигал пламя, куда бросал траву призыва союзников. Это был знак всем, кто мог откликнуться на его крик о помощи. Воин понимал, что опаздывает. Вести, что он получил накануне, однозначно и бесповоротно свидетельствовали о грядущем вторжении зла в Дустан. Знал Арис и о том, что гарнизон столицы слишком слаб. Идиот Нестор, потакая собственной жадности, отпустил войско в Одинту, чем оголил тылы города. Скоро он пожалеет о допущенной глупости, но будет поздно. Расплачиваться за неё придется, увы, не только царю, а всему его народу. Что, собственно, было печальной традицией любой власти, и в любые времена любого мира.
Когда воин, наконец, обошёл берегом море Утлюжь, он миновал небольшой лес на границе с Палтой и устроил необходимый привал. Он откинулся навзничь, раскинув уставшие руки навстречу небу, будто обнимая его и прося по-свойски о помощи. Неожиданно земля отозвалась вибрацией от дроби копыт лошадей. Воин поднялся и припал ухом к вытоптанному им участку. Не менее десятка всадников – угадал он. Арис спешно затушил костёр, накинул кольчугу и оседлал коня, приготовившись к схватке, если на то пойдёт.
Вскоре на горизонте показались фигуры наездников. Ворожей выдохнул и опустил в ножны меч. Слез с коня и улыбнулся навстречу друзьям, что уже осаживали рядом с ним бег взмыленных лошадей. Первым спешился и подбежал Мчислав, а за ним и остальные богатыри.
- Мы услышали твой призыв, дорогой друг, и немедленно явились! – сказал Мчислав, хлопая по плечам давнего товарища. – Там, где пахнет битвой, особенно хорошо дышится таким как мы.
Арис улыбнулся: - Я знаю, и искренне рад, что на мой призыв откликнулись именно вы! С такими воинами, мы одолеем и самого демона Вырии!
- Неужели с его отродьем и предстоит бой? Отчего так рано? – спросил другой воин.
- Рано. Но, так или иначе, оборотни и их сподвижники из числа людей уже движутся на Дустан. Предстоит лютая сеча, к которой мы, увы, запаздываем.
- Палта без войска! – воскликнул Мчислав. – Мы сами были в Пороге, куда войско Нестора сопровождало Властула!
- Правители играют в свои собственные игры. Дарят друг другу чужие жизни. Отчего-то им кажется, что они имеют на это право… Но почему с вами нет Бореслава?
- Он остался в Пороге и выслал нас оттуда! Мы знаем, что Властул усадил воеводу в темницу. Но пообещали не вмешиваться. Это было его решение, не наше!
- Хотя, клянусь своим мечом, я камня на камне не оставил бы от дворца паскуды царя и его тюрьмы! – выкрикнул рыжеволосый детина из отряда.
- Проклятье! – топнул ногой Арис. – В этом есть и моя вина. Я смалодушничал, в то время когда должен был вырвать гнилое сердце у этого ублюдка Властула, лишь только тот собрался бежать. Что же теперь делать? Мы не можем бросить товарища в беде одного!
- Не переживай за Бореслава, друг, - ответил Мчислав. – Властулу придётся прислать к воеводе всех наемников Палты разом, если он захочет его сломить. Одолеть нашего командира царю не удастся даже в мечтах!
- Ты прав, но всё же…
- Наш путь теперь лежит в Дустан. Туда, где помощи станут ждать сотни людей. Ты для этого нас и позвал.
- Да, ты прав. В Дустан. По коням!
Воины оседлали лошадей и помчались в сторону столицы Палты на бой, исход которого мог решить судьбу ключевых для людей земель.

***

Гобоян лежал на скамье в своём доме. Волнистая поверхность привычного ложа будто просела пролежнями от тяжести тела в нужных местах и стала удобной как матрас. Старик не спал. Не мог заснуть уже второй день. Открытыми глазами он вперился в потолок, а мысли его путешествовали по разным уголкам мира. Старик обдумывал стратегию будущего, в котором ему была уготована важная роль. Ничего ли он не упустит? Кем бы ни был Гобоян, сильным или слабым магом и медиумом, но он был всего лишь человеком. Со своими страхами и недостатками, что и до него лишали здравых мыслей людей, которые были куда сильнее старца.
Неожиданно дверь в дом распахнулась и на пороге тенью самого себя прежнего возник Сослав. Он облокотился о косяк проёма и прижался к нему щекой. Отшельник сильно изменился. Настолько, что старик не сразу узнал друга, потерявшегося в ворохе грязного заиндевевшего тряпья, что едва напоминало нормальную одежду. Гобоян резко выпрямился и встал навстречу вошедшему. Тот с трудом проследовал внутрь дома и одновременно с закрывшейся за его спиной дверью сел на берёзовую бочку. Лицо Сослава осунулось, глаза утонули в почерневших впадинах глазниц, очертив крутые выступы скул. Под пепельно-серой кожей заострились очертания черепа. Седая щетина сливалась с призрачной внешностью мужчины. Показалось, будто с их последней встречи Сослав состарился на несколько десятков лет.
Гобоян подошёл к нему, помог подняться и пересесть за стол. Затем он угостил отшельника хлебом и соленьями, что стояли в доме. Пока путешественник ел, старец вскипятил в печи воду и заварил в ней траву баранец, пахнувшую в потолок клубящимся ароматом лета. Туда же старик добавил и плакун. Готовое снадобье он отнёс Сославу и заставил того выпить всё до конца. Затем Гобоян оставил отшельника в одиночестве, а сам пошёл в сарай, где держал небольшую баню. Он растопил её, занёс внутрь кадки с водой и оставил греться.
После пищи и выпитого отвара Сослав почувствовал прибавку сил. Выйдя на двор, он сам нашёл старика. Гобоян препроводил друга в баню и стал ждать, когда тот вернётся чистым и отдохнувшим. Лишь только после того, как отшельник вернулся из бани в дом, старец обратился к нему с вопросом: - Как ты себя чувствуешь, Сослав? Жизнь вернулась к тебе? Не ощущаешь ли ты, что часть мёртвой плоти ещё осталась?
- Спасибо, старик, за снадобье. Я живой. Этот поход изначально был чистым безумием, но безрассудным часто везёт. Никогда прежде я не чувствовал так явственно всю безнадежность своего положения. Признаюсь, я уже попрощался с жизнь, и лишь чудо помогло мне вернуться назад. Следующего похода в Вырию мне уже не совершить.
- Следующего и не потребуется, мой друг. Скоро Вырия сама придёт в наши края. Удалось ли тебе раздобыть то, о чём я просил?
- Да. Вот он, - отшельник аккуратно достал из-за пазухи свёрток с гребнем Яги и отдал его Гобояну. – Я впервые видел это чудовище настолько близко. Это очень страшно.
Гобоян благодарно принял сверток и кивнул: - Да. Яга – одно из самых страшных и лютых созданий мира. Поговаривают, что сам Повелитель демон опасается её и относится к ней с должным уважением. Когда она сдохнет окончательно, мы отпразднуем это событие с размахом. Клянусь тебе. А вот и он! – старик торжественно развернул ткань и с восхищением уставился на большой гребень, что лежал перед ним. – Именно два волоса! Как я и знал! Теперь мы получим защиту. У людей появится надежда. И это только благодаря твоей отваге и мужеству, Сослав! Слава тебе, воин света! Ты храбр и заслуживаешь почестей, которые я, увы, воздать тебе не в состоянии. Но, верю, придёт тот час, когда человечество отблагодарит тебя по заслугам!
Отшельник махнул рукой: - Не стоит труда! Лучшая награда, это знать, что я ещё на что-то годен.
- Ты послужишь земле и не раз! Мы все ещё поборемся за наш мир. И пусть гнусные твари из-за Среденя боятся нас. Лёгкой прогулки для них здесь не будет!

***

Воевода Бореслав расковырял и сломал клинком второй и последний замок на кандалах, что стягивали его запястья. Он отбросил массивные браслеты к стене и с удовольствием вытянул затёкшие руки: - Ну, вот и хорошо! Что-то я засиделся в этом каменном мешке. Спать толком негде, кормят погано. Никакого уважения! С появлением Властула условия для жизни не выдерживают никакой критики. Не правитель, а наказание какое-то!... Что ж. Пора, значит, пойти прогуляться и где-нибудь по-человечески перекусить! Эй, стража! Чего спим? - он крикнул через оконце в двери. Через несколько минут послышались шаги по каменным ступеням. – Вот и славно. Вот и погуляем!

Глава 11. Судьи и палачи.

Радана проснулась рано. Рассвет только-только окрасил розоватым блеском снежное покрывало на крышах домов Дустана. Даже петухи ещё не проснулись и не заголосили, перекрикивая друг друга, разламывающими влажную тишину, голосами. Город спал. Крепко и сладко, как спят только на ранней заре. Позволяя той сперва разгореться многоцветьем и прихорошить белый свет, одеть его в блестящий искрами наряд, а уж затем представить на глаза жителей. Безоблачное небо бледнело белизной, раскатившись скатертью в бесконечность.
Девушка поднялась с кровати и подошла к окну. Удивилась тому, что её позвало в такую рань. Но обратно не легла. Хозяин дома Свитож спал этажом выше. Мешать некому. Она прошла к печи и зачерпнула воды из бочки, что стояла рядом. Попила, накинула на плечи широкий шерстяной платок и вышла на крыльцо. Мороз ущипнул Радану за щёки и нос и вынудил громко чихнуть. Она прикрыла лицо рукой, затаилась, словно прячась от собственного шума. Слух её обострился. Где-то над головой послышались хлопки крыльев по воздуху. Радана посмотрела вверх и изумилась птице, что кружилась над домом. Какая большая! С изогнутой шеей и клювом. А какой размах крыльев! Клинья оперенья топорщились на ветру тёмным ореолом. Потрясающая птица. Таких она никогда не видела раньше.
Неожиданно в голову пришло слово. Стервятник? Откуда оно ей знакомо? Она продолжала смотреть на небо и искала зацепку, чтобы распутать спонтанно возникший клубок мыслей. Вдруг, пришло озарение – Миша! Он говорил о таких птицах! Не они ли должны прилететь из Вырии по души живых?
Радана махнула птице рукой, и та будто отпрянула прочь, хоть и находилась на расстоянии не менее десятка метров. Затем птица прокричала нечто похожим на человеческий языком, и, ударив несколько раз крыльями, исчезла. Девушка проводила её испуганным взглядом и с предчувствием беды вернулась в дом. Уснуть теперь точно не удастся. Сама не зная почему, она испытывала сильное волнение. Ладони сцепились вместе так, что ногти побелели от напряжения. Девушка стала мерить шагами комнату, то и дело касаясь пальцами лица, задерживая их у рта, словно пытаясь ухватить рвавшиеся от туда слова. В конце концов, она побежала по лестнице вверх к Свитожу, не в силах более скрывать возникший неизвестно откуда страх. Старец встретил её сидя на своём ложе: - Какие-то знаки?
- Я не знаю! Но у меня предчувствие. Я видела незнакомую птицу. Жуткой наружности. На ум пришло слово: стервятник. Что это?
Старик вздрогнул. Затем встал на ноги и стал быстро одеваться.
- Беги на площадь к колоколу. Ударь в него три раза. Надо разбудить город. Надвигается туча. Пошла!
Радана побежала извилистым путём к центральной площади Дустана. Ноги разъезжались на покрытой утренним льдом дороге, что петляла меж каменных стен и высоких арок столицы. Несколько раз она падала, но тут же вскакивала и бежала дальше. Волосы девушки выбились из-под платка и лезли на мокрое лицо, облепляя его и мешая глазам. В одном из дворов пролаяла собака. Сейчас я всех разбужу, а мне потом влетит! – рассуждала девушка. – Да и плевать! А если это вторжение, о чём говорили мужчины? Ведь город предательски спит! Разве так можно?! Кто возьмётся за оружие?
Она почти добежала до площади. Оставалась всего пара кварталов, когда со стороны центральных городских ворот тишину взорвал яростный голос нескольких сотен звериных глоток. Радана споткнулась и упала в массу грязного снега, что лежала у обочины. Она разодрала колено об острый кусок льда и только сейчас поняла, что была не одета. Лишь ночная сорочка, да накинутый на плечи платок.
Девушка поднялась, растерянно глядя по сторонам. В домах, что окружали её, зашевелилась жизнь. Она закричала: - Вставайте! На нас напали! Война! Война! – затем села и обхватила голову руками.
Дежурившие на городских стенах, воины проспали момент, когда оборотни-волколаки и сопровождавшие их люди ползком подобрались к Дустану. Багры и заступы завоевателей оказались закинуты на зубцы крепости в местах, где нападение ожидалось меньше всего. А когда первые из выродков забрались наверх, их армия исторгла устрашающий крик, которым ознаменовала вторжение. Застигнутые врасплох люди заметались в испуге.
Защитники крепости схватились за оружие, но в считанные минуты были смяты мощными лапами оборотней. Словно чёрный поток, прорвавший плотину, авангард завоевателей перевалил через городскую стену и устремился изнутри к воротам, чтобы распахнуть их перед лицом своего командира – кащея. Тот уже шёл к парадному входу в Дустан и нетерпеливо изрыгал изо рта огненное дыхание чрева земли. Над головой кащея неслась стая стервятников с красными и жадными до крови глазами.
Гарнизон, защищавший ворота столицы Палты, был сокрушён, так и не оказав достойного сопротивления оборотням. После чего двери в город оказались распахнуты. Те подонки, что сопровождали волколаков, с криком ворвались в Дустан и понеслись по дворам от дома к дому. Они убивали всех, кто попадался под руку, накидывались на женщин и насиловали их. Отрезали головы детям и поджигали их дома. Кащей шёл по пятам этого дикого нашествия и крушил огромным мечом стены. Разрушение возбуждало его и приводило в восторг. Крики боли, заполонившие улицы и отразившиеся от камня укрывавшего его балдахином арок и перекрытий, звучали для рыцаря торжественным маршем. С неба камнями падали стервятники и нагоняли тех, кто бежал от смерти вглубь города ко второму поясу ограждения. Ритм хаоса, ворвавшегося в Дустан, отстукивал нарастающие энергичные удары наступления, бьющего в висках незваных гостей.
Царь Нестор упал с ложа от крика, вбежавшего в его покои камердинера. На трясущихся ногах он подошёл к окну и выглянул наружу. Перед взором правителя лежала полыхающая огнём столица. Истошные крики умирающих в мучениях подданных долетали до ушей царя и холодили застывшее в ужасе сердце. Нестор видел исполинскую фигуру чёрного рыцаря, что возвышалась над изящными полукружьями города и скорым шагом приближалась к его верхней крепости. Немеющей рукой царь стёр со лба выступивший пот и спросил: - Ворота закрыты? Гарнизон занял позиции?
- Да! Но солдат слишком мало! – визгливым голосом ответил слуга.
- А что Нуций, не вернулся?
- Конечно, нет! Вы же отправили его с Властулом. Вы выгнали собственную армию, повелитель! – слуга истошно орал, а не говорил с царем. Страх лишил его привычной услужливости и такта.
- Заткнись, мразь! – Нестор отвернулся от окна, подошёл к слуге и ударил того кулаком в живот. – Всё, что ни делает царь, угодно Богу. Значит, это правильно. Призови ко мне жреца! Живо!
Упавший от удара на пол, слуга поднялся и, прихрамывая, побежал из покоев. Нестор сел обратно на кровать. Что же делать? Куда укрыться?
Через минуту в его спальню вошёл одноглазый ворожей Фроних, которого царь уважал и даже отчасти побаивался. Ворожей служил при короне Нестора и снабжал царя советами по различным вопросам, в том числе личного характера. Довольно часто он угадывал с ответами, за что имел не только признание правителя Палты, но и богатое содержание за счёт её казны. Однако в душе Фроних терпеть не мог Нестора, как и большинство других людей. За что абсолютно себя не корил.
- Фроних! Как хорошо, что ты пришёл! – воскликнул царь, увидев своего жреца. – Дустан захвачен! Эти отродья пришли внезапно! Что нам делать?
Жрец застыл в дверях и не стал проходить внутрь спальни. Он опустил глаза и продолжал хранить молчание.
- Что же ты молчишь? Тебя спрашивает царь! Ты что оглох, скотина?! – Нестор схватил с кровати подушку и кинул её в ворожея.
Тот медленно оторвал взгляд от пола и поднял его на хозяина: - Я размышляю, повелитель. На это требуется время… Враг безжалостен. Нам не удастся с ним договориться. Нам нечего предложить тем, кто вторгся.
- А что они хотят? Зачем тогда они пришли? Ты пробовал спросить у неба? Ты заваривал свои запасы, травник? Ну, говори же. Наверняка ты знал о том, что они придут!
- Нет. Вы можете мне не верить, но нет. Если бы я знал, я бы ушёл сам и спас бы своего царя. Тем временем я сейчас в заточении вместе с вами.
- Верно, верно… - Нестор встал и стал ходить из угла в угол. – Есть ли в детинце потайной ход? Наверняка есть. Мы должны бежать! Немедленно!
- Увы. Тот ход, что когда-то существовал, теперь закрыт разросшимся вширь городом. Мы можем спуститься в подземные пещеры, но не выйдем из них наружу.
- О! – царь чуть не подпрыгнул от радости. – Значит, есть куда спрятаться! Это уже хорошо! Кто знает про пещеры?
- Никто, повелитель. Даже ваша семья.
- К черту семью! Я одеваюсь, и мы готовимся спускаться. Возьмем только моего слугу, который понесёт вещи и еду. Надо запастись хотя бы на несколько дней. Мы спасём друг друга, Фроних! Это станет нашей порукой, будто кровная клятва. После окончания войны я воздам тебе с лихвой за преданность! Ты станешь хозяином любых угодий Палты. А когда вернётся Нуций – он отнимет для тебя всё, что ты захочешь у других народов. Фроних, ты даже не знаешь, что тебя ждёт в будущем!
- Надеюсь, для начала, хотя бы сохранить жизнь, повелитель…
В это время оборотни подобрались к стенам второй крепости города. Они были круче тех, что составляли первый пояс обороны. Так случилось, что архитектор города оказался большим эстетом и уговорил давнишнего правителя Палты, который оплачивал возведение города, построить стены внутренней крепости в уровень с обсерваторией, что архитектор устроил себе ради забавы. Таким образом, можно было перемещать приборы наблюдения за небесными светилами по всему периметру стен, не снижая высоты. Вряд ли такую прихоть застройщика города оценили по достоинству те, кто поднимал на своём горбу камни для строительства стены, но зато точно воздали должное нынешние горожане, кто теперь успели за ней скрыться.
Твари подошли к ограждению и оттуда в них полетели стрелы и камни защитников. Несколько человек из армии кащея упали замертво из-за того, что слишком рано уверовали в собственную удачу. Остальные отошли назад за пределы досягаемости стрел гарнизона крепости. Кащей в ярости топнул ногой и воскликнул на яссы призыв к стервятникам. Те оставили трупы, на которых успели начать лакомиться плотью павших. Птицы поднялись в небо, собрались в стаю и атаковали защитников стен.
Стервятники налетали на людей, выставляя вперёд когти и стараясь разорвать ими лиц защитников. Если им удавалось уцепиться за одежду тех, кто стоял на стене, птицы пытались скинуть их вниз. Люди отчаянно сражались с налетчиками, разя тех мечами и копьями. И вскоре отбились от атаки, уничтожив более половины стервятников, но и сами понесли ощутимые потери.
Если бы кому-нибудь хватило времени обежать весь пояс защиты Дустана, он насчитал бы в лучшем случае сотню бойцов, среди которых оказались простые горожане, а, увы, не профессиональные воины Палты. Добавить бы к ним сейчас войско, что покинуло город благодаря сделке Нестора с Властулом, и можно было бы не сомневаться в победе. Но такой оборот был невозможен. Люди надеялись только на себя. Они перевязывали друг другу раны и оставались на постах, вооружённые кто чем. Жители Дустана приготовились сражаться до последнего вздоха, защищая сограждан, что остались внутри пояса ограждения.
Кащей осмотрел собственных бойцов и остался удовлетворен их яростью и жаждой крови. Вокруг над крышами захваченных домов клубился чёрно-серый дым пожара, разожжённого налетчиками в нижней части города. Скоро он станет густой завесой, что прикроет нападение оборотней на стены и начнёт душить людишек, оставшихся там. Ещё несколько часов и ближе к ночи город падёт. Они пройдут по его домам, неся в них заслуженную смерть. Живым отзовётся вся боль и ненависть, что они причиняли мёртвым. Голову царя Нестора нахлобучат игрушкой на городской шпиль колокольни. Оборотни не пощадят никого. Кроме одного человека – девчонки летуна. Кащей уже знал, что Миша и его отряд покинули Дустан. Об этом ему донесли стервятники. Что ж, раз жертва бежала, охотники станут ловить её на приманку!
Не успел командир армии ставленников Вырии насладиться мыслями о будущем триумфе своего похода, как его потревожили подданные. Двое людей из Больших земель привели, держа под руки, седого старика и бросили его к ногам рыцаря. Тот подцепил кончиком меча изорванную рубаху, что болталась на худом теле старца, и поднял вместе с ней того на ноги.
- Кто ты такой? – спросил кащей и обжёг пламенем брови и бороду старика.
- Это ворожей из дома, где видели девчонку, господин! – выкрикнул щербатый убийца, приведший старца, и ударил пленника кулаком по хребту.
Старик упал на колени и зашёлся в кашле.
- Вот как? – обрадовался рыцарь. – Значит, ты знаешь и летуна. Как твоё имя?
- Оно вряд ли что-то даст твоей гадкой сущности, посланник тьмы, - ответил Свитож. – Разве что лишний раз напомнит, что только у нас, живых есть имена. Вам, тварям, приходится довольствоваться в лучшем случае кличками!
- Сука! – конвоир старика снова ударил Свитожа, и у того потекла изо рта бурая кровь, растопившая снег на земле.
- Довольно! – окрикнул подонка его хозяин и затем обратился снова к старцу, - Облегчи свою смерть, несчастный! Или я заставлю тебя страдать так, как не страдал ещё ни один из вас. Я сделаю тебя бессмертным, а затем ты будешь испытывать муки боли снова и снова, бесконечно! Ты окунёшься в жерло огня земли, откуда я вышел родом. Ты узнаешь, что значит быть рожденным без права на жизнь. Что значит никогда не видеть свет! Скажи мне, где летун, и я сделаю тебе одолжение – ты умрёшь сразу.
- Отправляйся назад, в свою печь, ничтожество. Я не боюсь тебя, а вот ты, должен бояться меня! – Свитож резво оттолкнулся от земли и допрыгнул до кащея, впечатав тому в щеку амулет, что держал зажатым в ладони. Древний артефакт беломорья, который старик хранил с самого дня своего посвящения в члены Ордена хранителей. Амулет, который безотказно служил дня него оберегом все эти годы. Силой последнего броска старец влепил этот артефакт живых в кожу рыцаря тьмы.
Кащей отпрянул назад и всадил всю длину огромного меча в плоть старика, нарушив собственное намерение убивать Свитожа медленно. Старец обмяк и, испустив дух, сполз на землю. А рыцарь истошно заорал от боли. Убийственный грохот его голосовых связок прижал и тварей и людей к земле. Они упали ничком, не в силах выдержать эти жуткие вопли самого жерла земли. Слабые ушные перепонки женщин и детей лопнули, и из ушей потекли струйки крови. Тварь высшего порядка рухнула на колени и попыталась отодрать от лица штуковину, что выжигала его плоть до самого нутра. Он врезался длинными пальцами в собственную голову и пытался зачерпнуть ими источник боли. Наконец, ему это удалось и, оставив на месте, где был амулет, дыру размером с яблоко, кащей отбросил прощальный подарок старика как можно дальше.
Неистово прокричав ещё раз, рыцарь схватил меч и понёсся в сторону крепости. Повинуясь его движению как команде, следом за кащеем побежали и остальные воины его армии. Они закинули веревки с штурмовыми кошками-крючьями на стены и не останавливаясь под градом камней, летевших сверху, будто тех и не было, предприняли яростный штурм. Кащей принялся яростно рубить мечом дерево ворот, что запирали вход. Щепы величиной с человеческую руку летели в разные стороны. С каждым ударом полотно становилось все тоньше. Вот-вот в створе ворот должна была появиться первая пробоина. Сверху на рыцаря лилась горячая смола, но тот её не замечал. Кроме горящей раны в голове, где ещё несколько минут назад был амулет ворожея, и беспощадной ненависти к людям рыцарь ничего не чувствовал. Он был уязвлён и разозлён. О, как же он был разозлён! И кто смог обидеть его?! Какой-то старик! На тёмный разум кащея спустились ещё более чёрные тучи. Теперь он растерзает каждого, кто окажется на его пути. Ещё немного и люди узнают, что такое настоящий ужас. Они заплатят ему за всё!
Слабость обороны Палты скоро сказалась. Нестор, покидавший дворец в компании жреца и слуги, в последний раз выглянул в окно покоев и увидел, как на гребне стен внутренней крепости появились оборотни. Под прикрытием стервятников они взобрались наверх и стали убивать защитников, которые не покинули свои посты. Царь поспешил вниз, к заднему двору, где их процессия должна была спуститься в заброшенный колодец и оттуда в тайные подземные ходы Дустана. В мгновение, когда кащей проломил врата крепости, Нестор с товарищами скрылись под землей города, которому царь некогда поклялся служить верой и правдой до последнего своего вздоха. В это же мгновение крики ужаса и плач оставшихся во дворце членов семьи царя, среди которых была и обручённая чета сына царя и дочери правителя Одинты Властула, отразились в камне и граните крепости.
Дустан пал. Никто из его защитников не сложил оружия, никто не попросил пощады. Мужчины, женщины, старики и дети Палты отбивались всем, что оставалось у них под руками. Твари, которые неслись по дворам и нападали на людей, не нашли лёгкой добычи. Многие из них были убиты или покалечены людьми славного города Дустана. Даже ослеплённый собственной яростью кащей вынужден был признать отвагу защитников, и в его мёртвой душе зашевелилось неведомое до сих пор чувство страха. Не такими он себе представлял будущих жертв. Он то думал, что те станут целовать его закованные в железо ноги, а не кидаться на воинов Вырии с ножами, заведомо зная то, что обречены на смерть. Смелость людей невольно внушила ему уважение.
Волна насилия прокатилась по улицам города и ударилась о центральный замок царя, нацелившийся пиками башен в небо, которое никак не защитило его обитателей. Шумящая в народе молва о связи царей с заоблачными кущами не принесла плодов. Не взирая на титулы и положение, обитателей замка истребили с такой же жестокостью, как и остальных. Им выпустили внутренности, пожрав сердца. Войско кащея наконец насытилось тёплым кровоточащим мясом. Выпотрошенные останки жертв выкидывали из окон под ликующие крики захватчиков.
Кащей распорядился найти девчонку, привести её к нему, а после сжечь Дустан дотла. Чтобы от его человеческой дерзости не осталось и памяти. Он прижимал к своей искалеченной голове руку и на языке мёртвых проклинал этот край и его неуступчивых жителей.
Радану нашли на площади. В её руках были тяжёлые вилы, которыми она размахивала перед мордами окруживших её оборотней. Один из них неосторожно выдвинулся вперёд, на что девушка сделала выпад и вонзила в волосатый бок твари все четыре железных зубца своего оружия. Волколак захрипел и упал замертво, а лишившуюся средства защиты Радану схватили другие. Она отчаянно дралась, вырываясь из их рук, но каждая из тварей значительно превосходила девушку в силе.
Оборотни принесли пленницу кащею и бросили к его ногам.
- Так вот как выглядит подружка летуна! – проскрежетал рыцарь и пнул девушку ногой.
Она перевернулась на спину, но нашла в себе силы подняться: - А вот как выглядит мёртвый выродок, что пришёл сражаться с женщинами и детьми! Твою морду, похоже, уже накормили нашим подношением непрошенным гостям! – Варвара кивнула на дыру в лице кащея. – Отведал нашего хлебушка? Что же ты не рад?
Кащей снова ударил девушку длинной ногой в живот: - Почему ты лаешь, человеческая собака? Разве тебе не страшно?
- Кого мне бояться? Кучку бродячих мертвецов вместе с их гниющим предводителем. Вы жалкие твари, годящиеся только на корм подземным червям, и ничего больше! Я не боюсь смерти. Это вы бойтесь жизни!
Один из оборотней дернулся в сторону Раданы: - Командир, позволь я вырву и сожру её дерзкое сердце!
- Стоять! Ещё не время. Я сам убью её, но после того, как выполню приказ. А пока нам следует ждать. – Кащей подошёл к Радане и ударил её по голове. Девушка потеряла сознание и упала на землю. Её связали и забрали с собой.
Через час остатки армии кащея шли к границе Палты, в сторону территории шахт. За их спинами, в сумерках надвигавшегося вечера полыхала столица Дустан. Огонь пожирал её красивые фасады и статуи. Превращаясь в чёрную труху, рушились узорные ограды, и выдающиеся арки, некогда служившие предметом восторга каждого, кто посещал этот великий город. Никогда и никто больше не увидит великолепия его воздушных мостов и мостиков, и не поздоровается с его добродушными жителями. Кащей и его приспешники, уходя, нарекли город пустыней. Дустан погиб и должен остаться памятником разгулу их ярости. Суждено ли этому случиться, никто пока не знал.
Однако было ясно, что то была лишь малая часть цены, которую должны были заплатить правители земель живых в предстоящей войне. Цены их глупости, жадности и тщеславия. А настоящий поход мёртвых только начинался.

***

Наступило утро. Арис и его спутники во весь опор гнали лошадей вперёд, к Дустану. Воин не мог отделаться от ужасного предчувствия, что донимало его последние часы. Ему грезились растерзанные тела жителей города и торжествующие над ними морды чудовищ из Вырии. И чем дольше он об этом думал, тем больше его сердце сдавливал безответный страх. Наконец, наездники выскочили на простор огромного поля и увидели вдали тёмные очертания города. В воздухе запахло горелым.
- Смотрите! – один из воинов указал на серые столбы дыма, что вытянулись в небо, переплетаясь над Дустаном.
- Проклятие! Спешим! – крикнул Арис и ещё пуще подстегнул измотанного гонкой коня. 
Вскоре они подъехали к пепелищу, оставшемуся на месте прежних городских ворот. За ночь огонь от души потрудился над столицей. Остовы каменной кладки её стен прокоптились чёрным нагаром. Обрушенные арки скалились обломками в небо в безмолвной злобе на учинённое над ними варварство. Воздух терзал ноздри тяжёлым запахом горелой плоти и костей погребённых горожан. Самые худшие ожидания Ариса, увы, сбылись. Воины прикрыли носы перчатками и поехали вглубь останков Дустана. Кони нехотя переступали через тлеющие обломки бывшей жизни города. На фрагментах стен и на придомовых участках запеклись следы недавнего быта. Тлели едким дымом тряпки и игрушки детворы, чёрными черепами склонили с оставшихся оград головы чугунные горшки. Впереди уткнувшимся в небо перстом, возвышалась пика царской башни детинца.
- Проклятье, - шептал в руку Арис. – Всего один день и мы успели бы.
Воины рассредоточились по расходящимся дорогам города в поисках уцелевших. То и дело они выкрикивали призыв откликнуться всем тем, кто, возможно, ещё ждал спасения. Среди стелящихся дымом останков могли уцелеть те, кто нашёл путь к укрытию. Кто успел спрятаться от вторжения. И к счастью надежды всадников не оказались напрасными.
Сперва из подпола сгоревшей избы вылезла женщина с годовалым ребенком. Затем обнаружился мальчишка, что отсиживался в выгребной яме. Бойцы спешились и пошли меж завалов, пробивая в них дыры в поисках раненных. Оставшиеся в живых помогали им, зная уклад жизни Дустана и оттого угадывая места, где можно было развернуть поиски. Ищущим сопутствовала удача, в результате чего уже к полудню в числе спасённых числились четырнадцать человек.
Спасательный рейд завершился к вечеру. Расположившись на бывшем царском дворе, воины приготовили пищу и обработали уцелевшим раны. Горечь потери огромного числа граждан, траурное окружение пустующих останков города, чернеющих под слабым светом звёзд, опустошающая усталость не оставили слов. Эмоции от работы улеглись. Разговоры стихли как-то сами собой, оставляя место тяжёлым думам о будущем не только Дустана, но и всего человечества. Что будет дальше? Возможен ли возврат к жизни на этом месте снова? Возможно ли вообще спастись от злобы рвущихся в их земли мертвецов, или подобное варварство случится вскоре повсеместно?
- Завтра мы проводим вас до ближайшей деревни, - прервал тишину Арис, обращаясь к горожанам. – Там будет для вас кров. А потом…
- Мы останемся здесь, - ответила женщина, что сидела с малышом на руках. – Здесь наш дом. Здесь жили наши семьи.
- И я останусь, - подтвердила другая женщина. – Куда нам идти? В деревнях мы своими не станем. Наш дом здесь.
- И я, - согласился мальчишка, а также, сидевший с ним рядом старик.
- Но как вы сможете тут жить? – удивился Мчислав.
- Пока займём царские покои, - ответил паренёк. – Думаю, в подвалах Нестора хватает запасов! А там, глядишь, и отстроимся заново. Мы не можем бросить город. Ради памяти всех тех, кто сложил в нём свою голову. Мы их наследники.
- Верно, - закивали жители Дустана. – По-другому нельзя.
- Ну, как знаете! – махнул рукой Арис. – Это ваши жизни, вам ими и распоряжаться! Запах смерти не так безобиден. И вы должны помнить о том, что куда труднее восстанавливать, чем строить заново. Это ляжет тяжкой ношей на ваши далеко не крепкие плечи. И не ждите помощи! Нынче слишком легко обмануться в надеждах. Однако, небо вам в помощь в работе. Удачи!
    В это время где-то недалеко послышался стук. Воины поднялись, медленно вынули из ножен мечи и незаметно ускользнули в темноту. Оставшиеся собрались ближе друг к другу и настороженно замерли.
Через пару минут послышались голоса и вскоре на площадь двора вернулись Арис с компаньонами и не только. С ними были ещё трое. Когда свет упал на их лица, люди ахнули. Перед ними был, никто иной, как царь Палты Нестор. Царя знали больше по портретам, украшавшим знамена Дустана, но обознаться не могли. Его спутников, одним из которых был одноглазый мужчина в дорогих длинных одеждах, горожанам видеть раньше не приходилось.   
- Ваше величество, - женщина с ребенком стала опускаться на колени перед царем, но Арис остановил её.
- Почему ты не даёшь народу приветствовать своего правителя? – Нестор напустил на себя грозный вид.
- А разве здесь есть кому кланяться?
- Как ты смеешь? Перед тобой стоит царь Палты!
- Неужели? А я думал, что правитель этой страны погиб. Ведь это он сражался с нападавшими на город в первых рядах. Как и подобает настоящему лидеру. Там он и сгинул, найдя геройскую смерть от вражеского меча. А кто ты такой, мне неведомо. Я вижу перед собой лишь жалкого слугу и двух трусливых калек, что влезли со страху под землю, пока их товарищи бились за свой город. Других здесь нет. Не правда ли, ребята? – Арис обернулся к воинам, и те одобрительно загудели. – Впрочем, у этих трусов довольно упитанные и крепкие тела. Уверен, что их усилия, направленные на строительство города, не станут напрасными. Вот вам и помощь! – Арис кивнул мальчишке, что прижался к стене. – А я-то выходит, напрасно ошибался, что рабочих рук не прибавится. Эти смогут поработать на славу. Ты только посмотри на них! Впрочем, первые дня три кормить таких не стоит, чтобы не лишить жажды к работе. А потом, по мере старания, жители Дустана могут и поднести воды.
- Ты безродный босяк! Ты не имеешь права указывать моим людям, что им делать! – вспыхнул Нестор. – Я велю выпороть тебя, а затем вздёрнуть на позорном столбе, где вороньё выклюет твои наглые глаза!
Не успел Арис ему ответить, как Мчислав подошёл и ударил царя кулаком в висок. Тот рухнул носом вперёд на камень мостовой. Горожане ахнули, некоторые робко одобрительно закивали. Жрец Фроних вместе со слугой побледнели и вжались в стену рядом. Дружинник схватил царя за шкирку и вздёрнул на ноги. Хлюпая расквашенным носом, надувая им кровавые пузыри, Нестор испуганно озирался по сторонам.
- Что-то ещё хочешь сказать? – спросил его Мчислав и снова ударил по голове. На этот раз кулак нашёл ухо, отчего царь окончательно и бесповоротно оглох. Перепонки лопнули сразу с двух сторон и вытекли наружу кровью.
Нестор завыл, обхватил голову ладонями и закрутился волчком на земле. Из его глаз текли слёзы, но не вызывали жалости, даже у глядевших на него женщин.
- Скажите мне, жители Палты! Убить или отпустить это жалкое подобие человека? Решать вам. Вы хозяева этого города!
- Отпустить, – ответили люди. – Хватит уже смертей для нашей земли. Пусть уходит и, если найдёт мир, который примет его, пусть живёт в нём!
- Тебе повезло! – Мчислав снова поднял царя на ноги. Затем снял с него красивый кафтан и все украшения. Поменял одежду царя на обноски, что были надеты на пожилом горожанине, и толкнул Нестора в сторону темноты. – Уходи. Сделаешь это прямо сейчас и сохранишь жизнь. Решишь остаться в городе – я отрублю тебе голову. Решай немедленно!
Нестор стал показывать, что его уши ничего не слышат. Тогда воин объяснил ему тоже самое жестами и пнул по нему ногой в направлении пустоты. Царь упал, поднялся, продолжая стонать и рыдать от боли, но медленно побрёл прочь. Несмотря на пережитое унижение, ему до сих пор была дорога сохранённая жизнь. Распорядиться ей Нестор надеялся совсем скоро. Благо, Палта не оканчивалась границами одного Дустана. И он горел желанием поскорей вернуть себе царскую власть, чтобы насладиться местью этим людям. Согбенная фигура правителя потрусила по направлению к темноте. Нестор всхлипывал, выплевывая под ноги досаду, но не слышал себя.
Дружинники вернулись на прежние места у костров. К Фрониху и слуге отнеслись с безразличием и позволили остаться, сочтя, что без своего хозяина они не несут угрозы.
Арис отошёл подальше, сел в темноте и настроился на медитацию. Давно пора было известить о произошедшем друзей. Его глаза закрылись, и скоро предметы настоящего стали стираться из бытия, сменяясь простором других измерений для левитации. Наконец, он увидел своего друга Кроса. Воин передал тому всё, что знал. Рассказал о падшем Дустане и выслушал переданные ему советы. Затем связь прервалась, воин расположился поудобнее и уснул.

***

Миша и компания гостили в землях шахт, откуда родом был их боевой товарищ и друг Исса. Шахты являлись территорией, в которой другие народы не сумели бы жить. Во всяком случае, без помощи её истинных обитателей. Холмистая местность с низкорослой растительностью не несла на своей поверхности почти ничего. Испарения в большинстве своём ядовитых газов, что выходили здесь из-под земли, не позволяли долго дышать и задерживаться в этих краях живым. Они же не позволяли в почве закрепиться и растительности. Сера и силикаты, различные соединения железа, окисляющиеся при выходе на поверхность, грозили свести в могилу любой организм, к ним не приспособленный.
Единственные, кого такая экосистема не губила, а, напротив, заряжала жизненными силами, были агниты. Они и населяли эти края, проживая преимущественно под землей. Извилистые проходы и штольни, сотворённые руками этого трудолюбивого народа, насквозь пронизали землю шахт. Под землей они нашли всё, что только может быть нужным в их жизни. Подземные озёра и моря. Жаровни из лавы и природные печи, на которых можно было готовить пищу. Полный спектр камней всех цветов и оттенков, из которых агниты складывали жилища и извлекали полезные вещества. Всевозможные руды. Не было секретом, что самое лучшее оружие, что можно было найти на земле, было сделано в шахтах. Из самого лучшего железа, закалённого и спаянного слоями согласно древним рецептам предков подземного народа. Мечи агнитов не знали препятствий для ударов. Любая твердыня ломалась под ними, в то время как плоть оружия подземелий сама оставалась невредимой.
Путешественники гостили у правителя агнитов по имени Удонг. Как и все жители этого народа он носил панцирную кожу, облепившую лицо крепкими костными пластинами. Глаза без зрачков блестели серыми островками среди тёмного вытянутого лица агнита. Мощные руки и ноги правителя походили на лапы дикого медведя. Но незнакомец изумился бы, узнав сколько прекрасных и изящных вещей такими руками делалось. Внешний облик подземного жителя мало отвечал высокоразвитому интеллектуальному существу с целой россыпью талантов, которыми он располагал на самом деле. Этот обман принёс подземному народу немало преимуществ в прошлом. Теперь же тайн о них почти не осталось.
   
У правителя Удонга не было отдельных покоев, которые выделялись бы размером и роскошью на фоне жилищ подданных. Разве что близость к кристально чистому подземному источнику, что лежал на дне одной из больших пещер шахт, делала резиденцию верховного агнита более привлекательной. Свет, что падал на поверхность воды источника, отражался на стенах пещеры блеском огней. А когда водная гладь оказывалась потревоженной, рябь на её поверхности раскрашивала окружающее удивительным калейдоскопом игры света. Потолок пещеры украшали лавовые сталактиты, висевшие рыжеватой бахромой, также блестевшей на свету.
Удонг угощал гостей мясом выращенных в подземных фермах баранов и вином, настоянным на кристально чистых водах своего хозяйства. Пока его подданный Исса рассказывал правителю о положении дел наверху, Удонг становился всё мрачнее.
- Война совсем близко, - вымолвил, наконец, верховный агнит. Боюсь, что мы уже не сможем остановить мёртвых в их резервациях. Я готов принять людей в наши пещеры и гарантирую, что запечатаю входы в них так, что ни одна тварь не пролезет сюда. А если же это случится, мой народ похоронит их навсегда в подземных рудниках и утопит в озёрах нефти. Шахты – это тот рубеж, что не поддастся их гнилым зубам!
- Ты прав, Удонг, - ответил Крос, – твой народ храбр и силён. И подземные пещеры таят в себе сюрпризы, способные удивить любого гостя. Однако, ты забываешь, что армию Вырии ведут те, кто сам вышел из-под земли. Их, как они именуют себя, высшая каста! Эти существа ещё сильнее, чем мы думали. Их слабые места нам только предстоит познать, но страсть уничтожить мир живых и обернуть его в свои питательные пастбища известна хорошо. Для тебя, конечно же, не является секретом то, что верховный демон одержим идеей истребления жизни. Как минимум, в том объёме, что несёт угрозу мёртвым. Впоследствии будут оставлены лишь рабы, влачащие существование ради труда на благо выродков недр земли. Живые, но бесправные рабы. Те, кто выкарабкался вместе с демоном, не имеют чувств. У них нет жалости, нет даже представления о том, что такое сострадание. Они умеют только убивать.
- Ты считаешь, они несут угрозу агнитам? Даже в нашем убежище?
- Увы. Да ещё какую! Повелитель, вам надлежит предупредить воинов о вероятной атаке, что может произойти в любой момент. Причём мы не знаем, откуда она придёт, сверху земли или снизу. Не время бахвалиться собственной силой, настало время держать её наготове и всегда иметь под рукой меч.
- Я тебя услышал, великан. Агниты будут готовы. Но как ты сам планируешь достигнуть беломорья? Без лошадей, в стужу, которая круглый год окутывает те края.
- У нас нет другого выхода. Мы продолжим путь, чего бы это нам не стоило.
- Тогда позволь мне помочь. Мы дадим собак, что выращены в шахтах. Это сильные и умные звери. Если сделать крепкие настилы – мы впряжём в них собак, и те довезут вас до хрустальных гор в считанные дни! Это позволит сэкономить время и сохранить силы для главного похода – к священному Дереву.
- Спасибо тебе, великий Удонг! Твоё предложение очень щедро и великодушно. Мы с удовольствием воспользуемся им, - Крос и остальные воины отряда поклонились правителю агнитов.
- Ну, вот и славно! Исса умеет обращаться с собаками. Мы сделаем соответствующие приготовления, и ваш путь продолжится утром. А теперь отдыхайте и наслаждайтесь гостеприимством нашей земли.
Гости ещё раз поблагодарили правителя и отправились в отведённые им покои. Мише выпало ночевать с Кросом, и они остались в пещере одни. Великан вытянул ноги на мягком ложе из упругого мха подземелий и закрыл глаза. Но не успел он уснуть, как из тумана между мирами его позвал знакомый голос. Великан открылся и впустил к себе Ариса. Друзья тепло поприветствовали друг друга и стали обмениваться новостями. Первым доложился Крос, поведавший об удаче, что выпала на их долю в землях агнитов. Теперь путь к Дереву окажется не так долог. Новости Ариса, напротив, оказались скверными и ухватили сердце великана болью, что отразилась и на его лице. Спрятать ужас, который он испытал, слушая о гибели Дустана, их друга Свитожа и захвате Раданы, оказалось выше его сил. Лежавший рядом, Миша заметил, как во сне Крос ронял слёзы на широкую грудь, а из его искажённого мукой рта доносились стоны. Не понимая, что ему предпринять, Михаил растолкал друга и заставил открыть воспалившиеся глаза. Сеанс ментальной связи с Арисом оказался прерванным. Впрочем, главное было сказано.
- Что случилось? – спросил взволнованный Миша.
- Ничего, - Крос отстранился и сел чуть дальше в тень, скрывая там лицо. – Просто дурной сон.
- Разве?
- Всё в порядке.
- А вот и нет. Ты меня не проведёшь. Я тебе не верю! Что-то произошло, я же вижу это по твоему лицу! Надеюсь, ты не забыл, что я ел цветок папоротника. Так или иначе, я всё выведаю. Но на душе отложиться то, что важное оказалось скрыто именно тобой. Тем, кого я называю своим другом.
- Тебе не нужно этого знать, Миша. Если полученные мной вести что-то и могут изменить, то только к худшему.
- Это не тебе решать. Я сам могу руководить собственной жизнью. Если уж мне суждено ей рисковать в этом мире на каждом шагу, я имею право знать всё. Так что выкладывай, Крос, как на духу. Что тебя могло так расстроить? Я впервые вижу тебя плачущим. И после этого ты говоришь, что всё в порядке? Чушь! Не дурачь меня.
- Ну, хорошо. Ты прав. Ты имеешь право это знать. В Дустан вошли оборотни вместе с рыцарем демона. Он убил Свитожа.
- Вот сволочи!
- Это еще не всё… Город был сожжён. Все его жители убиты. А та, что была с нами…
- Рада! – Миша вскочил на ноги, уронив на пол пещеры лежащий рядом меч, прогромыхавший в тишине звоном стали.
- Рыцарь забрал её с собой. Они искали тебя. И пока не найдут – мне кажется Радане не грозит страшное. Но твари не имеют сердца, а их действия редко подчиняются разуму. Любой исход вероятен, Миша. Прими это… Любой исход!
Летун схватил куртку и перевязь с мечом: - Я ухожу! Я убью их всех! Вырву голову этого ублюдка рыцаря и заберу Раду! Если ты готов, идём со мной. Нет – я ухожу один!
- Ты не уйдёшь, - Крос поднялся и обхватил плечи друга большими руками. – Не сейчас! Разве ты не понимаешь, что посланники Вырии только этого и добиваются? Чтобы ты кинулся в омут, где сгинешь навсегда. А следом за тобой исчезнет и всё вокруг! Ты не можешь рисковать собой, не имеешь права! Посмотри на агнитов. Почему все они должны умереть? А рахии, белозёры, лироги? Люди?! Те уже умирают целями городами! Их надежда прекратить наступающий кошмар – это ты! Все их надежды – это ты! Вот почему ты не имеешь права рисковать собой именно сейчас. Мы сделаем всё, чтобы спасти девушку, я клянусь тебе! Рыцарь идёт сюда сам по нашим пятам. Уверен, царь Удонг даст им крепкий бой и сразит кащея. Тот имеет слабое место. Демон наделил его частью живого и Свитож не упустил случая перед смертью оставить в плоти кащея пробоину. Они освободят Радану и сохранят её для тебя. Но случится так или нет, мы всё равно должны идти своим путём. В этом и заключается беспощадная правда всей нашей жизни, что выпавшая доля – это единственный наш спутник, что следует рука об руку весь отпущенный век. Так не изменяй ей, не накликай ещё большей беды! Это только кажется, что мы сами выбираем, как нам поступить, но ты то понимаешь, что это, увы, не так!
- Но я не могу! Не теперь! – Миша выронил меч и упал на колени. – Она – это сейчас всё в моей жизни! Она её рассвет и закат, её пища и вода. Я так люблю её, Крос! Тебе не понять, если ты не любил. Но ты можешь поверить! Она мне дороже всего на свете. Тебя, людей, рахий! Кого угодно! Она дороже меня самого. Как мне решиться на то, чтобы бросить её в руках убийц? Предать?... Подскажи!
- Ты сильный. И ты сможешь. Потому что твоё сердце знает о том, что есть долг. Сейчас ты ляжешь, и утром твоя голова станет яснее. Мысли, что пройдут закалку за эти несколько часов сделают тебя мудрее и сильнее. Ты пойдёшь следовать долгу и станешь другим человеком. Куда крепче, чем сейчас. Ты станешь настоящим мужчиной! Именно такого воина, который умеет жертвовать всем ради единой цели, и подпустит к себе Дерево. Именно того, кто сможет подняться над всем земным, подтвердив, что он летун. Он избранный! Сделай это ради всего живого на земле. Не обмани наших надежд и надежд самого Древа! Надежд Бога!
- Нет, нет, нет! – Миша бил рукой в стену пещеры, покуда кожа на костяшках пальцев не превратилась в кровавое месиво. – Я же не хотел её оставлять в Дустане! Зачем ты меня уговорил? Зачем?!
Великан сел с Михаилом: - Так было нужно. Весь наш путь – одна большая жертва. И это продолжится. Чтобы прекратить страдания, ты должен принять это как неизбежное. Я тоже через это проходил. Поверь мне. И жизнь шла своим чередом. Боль стихнет.
Прошло время, и Миша успокоился. Он принял долг и смирился с его условиями. Но только внешне. Грудь его по-прежнему горела огнём страдания. Взамен этого он утратил радость. Улыбка ушла с его лица, сменившись холодностью черт. Душа покрылась панцирем безразличия ко всему окружающему и, казалось, ничто теперь не сможет её тронуть. Все удовольствия утратили смысл, а с ним и свою ценность.
Утром отряд вышел из шахт на поверхность земли, где разместился на лёгких настилах, заботливо сделанных агнитами из жердей молодых берёз. Миша отвернулся от товарищей и устремил суровый взгляд в сторону молочной дали снежной пустыни, что простиралась на многие километры впереди.
- Летун! – его окрикнул голос правителя агнитов Удонга.
Миша неспешно повернулся: - Да, повелитель. Слушаю тебя.
Удонг подошёл к настилу и передал мужчине длинный сверток, что держал в руках.
Михаил вопросительно уставился на агнита.
- Это тебе, - ответил Удонг. – Это наш вклад в защиту Луча и равновесия мира. Этот меч выкован из крови самого сердца земли. Никто и никогда не спускался так глубоко к её недрам, чтобы добыть эту магму. Только наши предки смогли добраться до тех мест и, главное, донести назад эту кровь в наши шахты. Меч был выкован много веков назад, но никогда не поднимался на поверхность земли. Он не видел неба и солнца. Но нынче настал тот час, когда он должен глотнуть воздух мира и лечь в руку того, кто сможет направить его силу на защиту жизни. Бери меч, летун! Плоть этого оружия сразит тех, кто вышел из тех же глубин. Им неведомо то, что мы имеем против них оружие. Так удиви же этих тварей. Заставь их попятиться прочь в жерло огня, где им и место жариться до скончания веков!
- Я не могу принять этот подарок, повелитель. В моём снаряжении и без того хватает гнева, чтобы сразить нечисть, – возразил Миша и протянул свёрток назад Удонгу.
- Ты слишком молод, летун. И пока лишь познаёшь наш мир. Поэтому я прощаю тебе невежество. Поверь, я знаю, что делаю. Я вручаю тебе меч, направляя его в то место, где он и должен исполнить своё предназначение. Стань ему достойным хозяином и обнажи клинок тогда, когда для этого наступит подходящая минута. А теперь ступайте с миром!
Правитель махнул рукой, Исса прикрикнул на впряжённых в повозки псов, и те потащили друзей на север, набирая скорость на хрустящем под тяжестью груза снегу. Путь воинов продолжался и лежал в направлении белого моря, в чьих водах пряталось Древо мира.

***

Тяжёлая железная дверь отвалилась от косяка и со скрипом открыла проход в каменную келью тюремной камеры. Один за одним внутрь вошли четверо крепких стражников в доспехах. В их руках уже были обнажены мечи.
- Где он? – спросил тот, кто вошёл первым. – Вы его видите?
Стражники оглянулись по сторонам. Среди голых стен маленького помещения человеку некуда было укрыться.
- Что за чертовщина? – только и успел вымолвить один из солдат, как с потолка на них обрушилась тяжёлая туша воеводы Бореслава. Двоих он прикончил сразу, а с оставшимися разобрался в течение нескольких секунд.
Затем Бореслав раздел самого крупного из стражников. Втиснулся в его одежду и доспехи, аккуратно сложил вдоль стены покойников и пошёл к двери.
- Хоть поем нормально! Совершенно же невыносимые условия, - бурчал воевода себе под нос.

***

Царь Властул в это время нежился в постели с новой пассией из числа служанок. К изменившимся обстоятельствам в своей жизни он привык довольно скоро. Вещи, что напоминали ему об убитой жене, исчезли в течение дня. Словно стёртая за ненадобностью пыль с мебели. Те служанки царицы, что ему нравились самому, остались во дворце. Другие были розданы ближайшим сподвижникам и военным чинам. Во избежание бунта Властул распорядился о том, что отныне царь сам будет выполнять обязанности главного военачальника. Воинов Палты приводили ко дворцу царя взводами по несколько десятков, где они были вынуждены принести присягу Одинте на время действия чрезвычайного положения. После чего каждому взводу был назначен локальный командир из числа лиц особо доверенных государю. Таким образом, всего за два дня Одинта и Властул лично обзавелись обновлённым и послушным войском. А после того, как до Порога долетели вести о падении Дустана, было объявлено о продлении чрезвычайного положения на неопределенный срок. Тем более, что наёмникам теперь некуда было возвращаться.
Однако Властул продолжал нервничать. Он был хитёр сам и умел чутко улавливать колебания во внешней среде, которые могут угрожать его эгоцентричной личности. Царь чуял, что Одинта ускользнула из-под его контроля. Внешняя лояльность подданных не имела ничего общего с их внутренним сопротивлением и неприязнью к своему правителю. И это предчувствие бунта его по-настоящему пугало. Он не мог нормально есть и пить. Его мучала изжога, и царь маялся от того, что не мог придумать, как бы ему искоренить инакомыслие в душах людей. Вселить в них утраченную в него веру.
Пожалуй, именно излишняя нервозность заставляла правителя Одинты идти по наиболее лёгкому пути принуждения подданных и обращения их в полное повиновение через животный страх. Он без всякой подоплёки вводил новые порядки, только усугубляющие ситуацию. В жаре бессонницы им был вымучен новый вид наказания в виде общественных работ за такую экзотическую провинность, как отсутствие радости на лице подданных. Теперь учрежденная им милиция ездила по стране и изучала, насколько люди удовлетворены жизнью. Если у проверяющих возникали сомнения в искренности радости подданного, они подвергали его денежному штрафу и обязанности несколько дней трудиться на благо царя даром. Судя по всему, такой вид исправления, должен был пробудить в виновном истинное наслаждение собственным бытом в Одинте.
Также творческим успехом Властула можно было счесть наказание за массовые сходки, под которыми понимались образовывающиеся компании по трое и более человек. В каждом из этих случаев, милиция царя вправе была толковать собрание как сговор против государства. Принимая во внимание то, что хотя бы ради работы и торговли такие сборища случались повсеместно, власть упражнялась в раскрытии заговоров ежедневно. И демонстрировала наказание преступности публично. Беда, по справедливому заключению самого Властула, состояла лишь в том, что любовь подданных к нему такие акты возмездия не пробуждали. Напротив, приводили к ещё большему страху и отвращению. И это злило его, подпитывая укоренившуюся ненависть к собственному народу.
Царь закончил развлекаться в постели и пошёл прогуляться по дворцу. Он принял ванную, поиграл на клавесине и после этого почувствовал голод. Властул дошёл до трапезной, открыл дверь и проследовал к столу. Царь не сразу приметил, что за ним уже сидит некто. А когда разглядел, оказалось поздно.
В торце массивного длинного стола, уставленного яствами выдающегося калибра, восседал и смачно кушал ни кто иной, как бывший воевода Бореслав. Невдалеке лежали сложенными друг к дружке и связанные бечевками несколько человек из числа охранников и слуг царя.
Властул замер и вознамерился что-нибудь крикнуть, но Бореслав приставил свой измазанный в сладком соусе палец к губам: - Тихо. Не шуми. Мешает пищеварению.
- Но… как ты тут? – залепетал царь.
- Всё нормально. Пошёл прогуляться и завернул поесть. Слышал, у вас тут неплохо кормят. Решил заглянуть. И вот, что скажу. В целом всё действительно сносно, но! У курочки не прожарено белое мясо. Рыбу раскрыли, а кости выбрали не все. И, главное, соусы! Кто ж так готовит? Почему к сладкому не добавили корицу? А баклажанную пасту не сдобрили чёрной солью. Как же так можно?! Ведь совершенно другие получились вкусы! Вы что, совсем готовить разучились? Страна горбатится на твой дворец, Властул, а ты даже вкуса не имеешь! Нехорошо. Нехорошо!
- А… - замычал царь.
- Да ты садись, царь. В ногах, оно известно, правды нет. К слову, у тебя её и в других органах никогда не было. Но воспитывать тебя поздно. Придётся командовать. С тобой же, как с дитём вести себя следует. Приходится чаще бить, чем наущать словом. И спешить не станем. Потихонечку, да полегонечку начнём учиться добродетелям. Наберись терпения, поначалу бить буду много. Но всё впрок пойдёт. Рано или поздно пойдёт!
- Я сейчас позову войско, и тебе отрежут голову, - наконец, царь начал приходить в себя.   
       Бореслав легко, почти незаметно, махнул рукой и рядом с ладонью царя в столешницу врезался толстый тесак для мяса, что лежал прежде подле воеводы.
- Будешь плохо себя вести – следующий приземлится тебе на макушку. Доступно объясняю? – Бореслав продолжал как ни в чём не бывало кушать, – я вот что думаю, Властул. У нас тут с моим другом Арисом недавно вышел спор. Он мне говорит, не считаешь ли ты Бореслав, что миф о том, что царская кровь дана от Бога, давно устарел? Я ему и отвечаю – нет, мол, ведь это же миф. То есть сказка! И так понятно, что кровь у них с гнильцой. Но что делать? Таков выбор истории. А он и говорит мне снова – но раз это неправильно, то не лучше ли выбрать царя из народа? Пусть общий голос решит, кто станет следить за порядком в стране и распределением благ. Я, признаюсь тебе, не так умён, как хотелось бы. Я же просто вояка. Что с меня взять? Поэтому и отвечаю ему: что ты! Так нельзя. Нельзя менять устоявшийся порядок так резко. Это может переломить страну пополам. А то и на более мелкие кусочки раздробить! Понимаешь о чём речь?
Властул покорно кивнул, а на самом деле нервно дёрнул головой, будто строптивый конь.
- Ну и вот, - продолжил воевода, - а теперь думаю, может я был не прав? Может как раз сейчас и пришла пора посадить какого-нибудь царя на цепь в подпол или на кол?! Вот если он изжил себя? Если чудит, да портит всё вокруг? Ну что ещё остается, кроме как его наказать? Как считаешь? Вот, к примеру, ты! Ну, что в тебе хорошего? Подскажи мне!
Властул испуганно сглотнул и выдавил: - Я царь.
- Ну, какой ты царь? – махнул рукой на него Бореслав. – Царь за народ свой страдает, последним с ним делится. Вон, как Богучан в Лилте! Вот он царь! А ты кто? Какое-то насекомое бесполезное. Вопрос стоит вот как: что в тебе хорошего, чтобы я сохранил твою поганую жизнь? Можешь ты мне ответить? Ты уж постарайся, иначе не оставишь мне выбора вовсе!
Властул выпрыгнул из-за стола и побежал в сторону двери. Но добраться успел лишь до её порога. Мощная подсечка перевернула мир царя с ног на голову. Он ударился ею о каменный пол и в глазах почернело. Бореслав связал собеседнику руки и оттащил к столу, где вернулся к трапезе. Наступала её важнейшая часть – десерт. И воевода не желал лишать себя удовольствия.
Он протянул руку к сердцевине накрытого стола, взял оттуда свежую белоснежную ватрушку и положил в рот. Через мгновение Бореслав довольно улыбнулся: - Ну, ведь можете же! Вот это блюдо! Это я понимаю! - он обернулся к Властулу, который приходил в себя после удара. – Вот ты мне теперь скажи, как я должен поступить? Сладкое во дворце вполне приличное. И хоть жизни ты не заслуживаешь, выходит, что у нас есть ещё общие дела. Кто-то ведь должен отвечать за хозяйство!
- Не убивай меня, Бореслав, - проскулил царь.
- А вести себя хорошо будешь? Слушаться и не шалить?
Властул охотно закивал головой, не взирая на откликающуюся в ней боль.
- Вот вечно пользуетесь моей добротой! Что ж, так и быть! Твой писарь перед смертью решил указ состряпать о назначении меня назад воеводой со всеми полномочиями по отношению к войску. Придётся теперь тебе его подписать и огласить. Справишься?
Властул снова закивал. Бореслав доел вторую ватрушку, встал из-за стола, поднял на ноги царя. Осмотрел его, вытер ему лицо салфеткой, одёрнул одежду и удовлетворённо крякнул: - Ну что ж, тогда пойдём!

***

Яга вышла из своего уродливого дома и опустилась на карачки, ожидая гостей, что спешили к ней со стороны Среденя. На горизонте, в дрожащем мареве воздуха заколыхались две человеческие фигуры. Вернее, два человека формировали одну фигуру, подпрыгивающую в такт шагам. Один из людей нёс на закорках другого, который прижимался к его плечам головой, образуя нечто целое.
Яга втянула покрытым язвами носом воздух. Живого запаха не было. Она дождалась, пока гости приблизились к ней на расстояние вытянутой руки.
- Зачем вы снова здесь? – спросила она на яссы пришедших.
- Призвал повелитель, - ответил мужчина и перехватил ноги женщины, что прилипла к его спине.
- Повелитель хочет дать нам поручение! – добавила скрипящим голосом его наездница.
Эта парочка существ в истлевшем тряпье, которое еле прикрывало высохшие землистого цвета тела, походила на людей лишь отчасти. В их глазницах огромными чёрными маслинами ворочались зрачки потустороннего мира. Неестественно длинными худыми руками женщина обвивала шею и грудь мужчины, что нёс её на себе. Из-под сцепленных на животе его рук торчали обрубки ног женщины без ступней. Культи были обёрнуты грязными тряпками и смрадно воняли.
- Ступайте, - Яга пропустила мимо себя странную парочку, которая проследовала к реке. У берега покоилась чёрная как смола лодка с сидящим в ней возничим, чьё имя опасалась произносить даже хозяйка переправы. Мужчина переступил через борт и плюхнулся на дно лодки, ударившись о него. Возница злобно зарычал, вставил вёсла в уключины и не спеша налёг на них. Лодка отчалила от суши и медленно поползла в сторону противоположного берега. На поверхность реки в двух местах показались склизкие жирные спины неизвестных существ, обитающих в её акватории. Всплывшие как острова омерзительные существа размером могли потягаться с китами, но их истинных размеров пассажиры разглядеть не могли. Чёрная вязкая плоть реки не пропускала света. Возница улыбнулся показавшимся обитателям и ещё пуще заработал вёслами.
Ветер, долетевший из Вырии, распушил стрелки шерсти на голове и спине переправщика. В глубине тёмных валунов туч мелькнул оранжевый огонёк, будто разрешающий сигнал к действию. С каждым ударом вёсел о густые воды Забыть-реки лодка приближала к хозяину Вырии новых её ставленников на земле. Тех, в чьих венах ещё текла царская кровь.

***

Радана из последних сил переступала ногами, обутыми в побитые и растрёпанные лапти, следуя за стянувшей её запястья верёвкой. Впереди мёрзлую землю крошили широкие шаги рыцаря тьмы. Кащей, к чьей руке была привязана веревка, тянул за собой пленницу, ничуть не заботясь о её безопасности. Она падала и лишь чудом успевала подниматься снова и снова, чтобы не тащиться по земле волоком. Одежда девушки была изорвана об лёд, встречные кусты и деревья. Она облепляла худое тело мокрой, пронзительно холодной чешуёй.
Рядом с командиром и его пленницей шагали и бежали на четырёх лапах завоеватели с Больших земель. Их число сократилось в бою за Дустан, но оставалось по-прежнему значительной угрозой для любого противника. Голодные и измотанные переходом через Палту к её границам, оборотни и люди скопили в себе достаточно злобы. Во впалых боках завоевателей колыхалось частое дыхание и жажда новой крови.
Когда свет солнца, спрятавшегося в пелене облаков, сполз к западной границе горизонта, армия выродков вышла к подножию холмов, под которыми начинались извилистые ходы местных обитателей – агнитов. Кащей поднял руку в железной перчатке и остановил бег своих солдат.
- Здесь будет привал! Отдохните, покуда ночь не опустится на землю. Затем мы атакуем подземный народ, - скомандовал рыцарь.
- Повелитель, ты действительно считаешь, что наши воины смогут эффективно сражаться под землей? – спросил Вилем. – Агниты сильны. Мы не знаем их пещер. Нас передушат в них как кротов! Не лучше ли вызвать врага наружу?
- Глупец! Как ты их вызовешь? Кто добровольно откажется от выгод своего положения? – прикрикнул на правителя оборотней кащей. – Мы пойдём вниз и примем бой! Хозяин позаботится о поддержке. Не поддавайтесь страху. Наш поход – важнейшая цель самого повелителя! Он воздаст по заслугам каждому, кто проявит преданность ему. Возможно летун ещё здесь. Найдите его и вырвите ему хребет! Тогда я лично вознесу на гребень власти каждого смельчака! Заставьте этих жалких ублюдков отплатить за каждую минуту боли, что вы испытываете здесь и сейчас! – кащей прижал руку к месту нанесённого ему увечья на лице, и его глаза полыхнули яростным огнём. Затем одним рывком он подтянул к себе Радану и ударил её по голове. Девушка утратила сознание и упала к ногам чудовища.
Рыцарь опустился на снег и его примеру последовали остальные завоеватели. Они раскинулись в удобных позах, повинуясь приказу командира и мечтая лишь о том, чтобы насытить собственные желудки. Ненависть к живым обитателям этого мира подпитывалась завистью к теплу и уюту их жилищ. Отчего мысли тварей, не переставая, крутились вокруг предстоящей драки. Увы, не вдаваясь в такие тонкости – имеют они право на вторжение или нет.
Покуда воздух крепчал морозом поступающей ночи, а на небосклоне всё явственнее проступали искры далёких звезд, под землей, из её глубокой мантии поднимались те, кто был призван верховным демоном. Они ползли оттуда, где чередующиеся, насыщенные водородом, пласты породили неведомых живым существ. Черви ахора. Так звали этих мощных безглазых змеев, каждый из которых был величиной с вымершего диплодока. Твердая, словно камень, кожа ахора оберегала футляр желеобразной и ядовитой внутренности этих древних как мир тварей. Они питались самой магмой и не искали пищи на поверхности земли. Однако в дань старинным клятвам отозвались на призыв демона о помощи. Всего раз, но они окажут честь соседу. Слишком многое связывало их ранее. И черви поднимались из глубин к шахтам агнитов, неся беспощадную угрозу, которой не может противостоять никто из живущих, как на поверхности земли, так и под ней.
Ближе к полуночи, повинуясь внутреннему предчувствию, кащей поднялся на ноги. Он привязал удерживающую Радану верёвку к ближайшему дереву и скомандовал армии подъём.
Рыцарь окинул безразличным взглядом измученную орду зевающих завоевателей и скомандовал: - Выдвигаемся к шахтам. Совсем скоро агниты и прочие жители подземелья устремятся наружу. Ловите и убивайте их всех! Слышите? Всех без разбора! Тот, кто найдёт летуна, пусть принесёт мне его голову, и я дам награду, которую вы ещё не видели на своём веку! А сейчас вперёд! Вперёд!
Армия выродков широкой линией понеслась по холмам, находя там и окружая выходы из-под земли наружу. У чернеющих в снегу отверстий оборотни и люди обнажили оружие, приготовившись вонзить его в каждого, кто пойдёт к ним навстречу.
Тем временем царь Удонг распахнул глаза и в ужасе открыл рот, обратясь к безмятежно покоящейся глади подземного озера. Даже во сне он почувствовал то, что надеялся никогда не испытать. Ощущение неизбежного конца мира и своих дней в нём. Сейчас, в ближайшие часы и минуты оборвётся всё, что сотни и тысячи лет казалось постоянным и незыблемым. Перевёрнутая страница жизни погребёт под собой историю целого народа. Его народа. И никто не уцелеет.
Удонг схватил меч и впопыхах понёсся с ним к центральным залам шахт, откуда разбегались пути во все стороны его государства. В пути он кричал о немедленном сборе. Вскоре система оповещения агнитов понесла сигналы во все концы подземелий, где жители пробуждались ото сна и спешили на призыв.
Застучали засовы и приводы механизмов, освобождающих пути на поверхность земли. Следуя полученным командам, мужчины побежали к залам сбора, а женщины и дети стали готовиться к выходу наверх. Удонг натянул на массивную голову шлем и поднялся на кафедру, с которой агниты вели собрания в заслуживающих того случаях. Широкая и самая вместительная пещера шахт, в которой проводились сборы, с каждой минутой всё больше наполнялась мужчинами, словно подставленная под струю воды бутыль. Среди пришедших были и старики и мальчишки, только начинающие обучение военному ремеслу. В их некрепких руках покоилось оружие, что не осталось незамеченным Удонгом и ещё большей тяжестью ложилось на сердце.
Правитель смотрел на свой народ и ждал, когда у стен не останется свободного места. Глаза подданных блестели под влажным сводом пещеры калейдоскопом чувств: решимости, страха, недоумения. Но, без сомнения, все надеялись на лучшее.
- Агниты! – воскликнул Удонг, когда счёл, что пришло время. – Сотни лет наш народ не знал, что такое война. Мы забыли о том, что пещеры и шахты нашей земли создавались как рубежи для защиты не только нашего народа, но и других земель живых. Мы обратили стены наших домов в мирные и дорогие сердцу пристанища, утратив чувство близкой опасности. Но пришёл тот час, когда наши жилища вновь должны превратиться в крепость! Враг подобрался к порогу. Беспощадный и жаждущий вашей крови. И он грозит нам не только снаружи. Я чувствую, как земля дрожит под ногами. Как нечто дикое и свирепое движется к нам из её недр. Готовьте оружие, вставайте под начало командиров и следуйте их указаниям. Ваша сила и смелость дадут врагу отпор. Помните о том, что мы защищаем женщин и детей. Защищаем будущее нашего народа. Мир не останется без агнитов! С верой в свою непобедимость ступайте и дайте врагу бой! Мир ещё будет гордиться вами! Вперед, агниты! Вперед, славные воины подземелий!
Ответив на призыв правителя дружным боевым кличем, солдаты побежали по рукавам шахт, формируя отряды и колонны под началом назначенных им командиров. Большинство отрядов устремилось вглубь пещер, вниз к недрам земли навстречу с неизвестным врагом, о котором сказал Удонг. Этот поход к недрам возглавил сам правитель агнитов, забравший из сокровищницы наделённые магией щит и короткий меч. Те перешли к нему по наследству ещё от прадеда и, как гласила их история, являлись мощными артефактами этого мира. Оставшиеся несколько десятков воинов побежали к выходам наружу, догонять ушедших туда ранее женщин и детей.
Тем временем, оборотни волколаки, спустившиеся под свет факелов в чёрные лазы пещер, встретили первых агнитов, бегущих на коротких лапах к ним навстречу. Оборотни набросились на пещерных жителей, разя тех оружием и пытаясь пробить панцири противника клыками. Но, несмотря на то, что им противостояли невооруженные агниты, легкой добычи твари не получили. Развитые от природы, мощные мышцы и крепкие панцири подземных жителей встали серьёзной преградой для оборотней. Подземный народ не испугался нападения и навязал свой бой. Факелы вторгшихся завоевателей погасли, и в узких стенах пещер и проходов волколаки застряли словно в западне. На них обрушились удары и уколы подручных предметов женщин. Дети агнитов вооружились острыми камнями и стали атаковать врага издалека, или с потолка пещер, куда они с лёгкостью взбирались.
Не успев причинить серьёзного ущерба агнитам внизу, волколаки поспешили выбираться прочь из этих проклятых пещер, полагаясь на реванш, который им доведётся вскоре взять снаружи. Но агниты не стали преследовать завоевателей. К ним на помощь уже торопились воины, возглавляемые опытными командирами. Те же, кто выбрался наружу на оккупированную оборотнями поверхность, тут же повернули вспять и затаились в пещерах, где чувствовали себя куда в большей безопасности.
Кащей, который наблюдал картину первого столкновения с холма, исторг свирепый рык и разразился страшными проклятиями в адрес агнитов и собственной армии. Стало очевидно, что под землёй врага им не достать, отчего оставалось надеяться на помощь, что должна была с минуты на минуту прибыть из самых глубин земли. Во всяком случае, так ему было обещано его повелителем. В противном случае вскоре кащею придётся самому лезть вниз и рыскать там среди множества ходов в поисках прячущегося летуна. Выданного ему задания никто не отменял.
Удонг вёл воинов по почти вертикальному склону естественного рукава пещеры, образованного карстовой воронкой, который спускался к обширному плато сталактитовой рощи. Там царь надеялся встретить противника и вступить в поединок среди уступов берегов подземного озера, пиков сталагмитов и в тёмных гротах, которые каждый агнит знал с закрытыми глазами. Единственное, чего воины пока не знали, это то с кем им придётся столкнуться. В ином случае, в один миг бросили всё снаряжение и быстрее ветра понеслись бы наружу, прочь из подземелий.
Правитель расположил агнитов в засадах у каждого из ответвлений огромной как поле пещеры и сформировал ударный отряд на подступах к озеру. В случае чего его воины могли, как держать оборону, так и атаковать с воды. Ведь агниты, помимо всех прочих достоинств, были ещё и отменными пловцами. Но несмотря на то, что приготовления к бою были завершены наилучшим образом, тревога в душе Удонга продолжала разрастаться.
Вскоре правитель почувствовал, как ветер подземелий донёс до носа тёплый воздух с привкусом железа и серы. Правитель судорожно сглотнул. Спустя несколько секунд жар достиг той концентрации, что заставила воинов покрыться испариной и заметно занервничать. Удонг уже осознал, что совершил ошибку, пригнав сюда подданных, но отступать назад времени не оставалось.
- Братья! Близок момент истины! – прокричал правитель. – Я верю, что наша любовь друг к другу и к родной земле поможет встретить смерть достойно! Мужайтесь, воины! Мы неразлучны и непобедимы, покуда верим в свой успех и дружбу! Агниты! Слава ваша будет жить вечно!
Не успели отразиться в стенах пещеры последние слова Удонга, как её основание вместе с озером обрушилось в бездну, увлекая за собой тех, кто находился ближе всего к воде. Из образовавшейся пропасти вынырнули две огромные головы невиданных до сих пор ужасающих червей. Диаметр каждой из тварей насчитывал не менее десятка метров. На приплюснутых мордах не было ни глаз, ни носов. Только сомкнутая щель распухшего алого как мак рта и сотни шевелящихся вокруг него словно волосы живых отростков.
Агниты в ужасе застыли, вжавшись в мокрый камень стен пещеры. Кто-то успел запрыгнуть в вертикальный проход и побежать наверх. Температура воздуха раскалилась будто внутри жаровни с полыхающим пламенем. С отчаянным криком Удонг оттолкнулся и прыгнул прямо на голову одной из тварей. Он вонзил свой напитанный магией меч в морду чудовища и повис на его рукоятке. Червь открыл пасть и исторг утробный оглушающий рёв, от которого камень стен содрогнулся и треснул, обрушивая вместе с оползнем вниз спасающихся в отчаянье агнитов.
Из отверстия в морде твари выплеснулась горящая лава и разлетелась по всей пещере, в мгновение ока сжигая всё живое на своём пути. Вторая тварь тоже раскрыла пасть и выплюнула лаву вверх, в проходы пещеры. Все агниты, включая правителя Удонга, сгорели заживо на месте. Армия оказалась уничтожена, так и не вступив в бой.
Эти два червя, а также остальные, что поднимались из глубин в других участках шахт, устремились ещё выше. Успевшие сбежать из гротов агниты на всех парах неслись по проходам наверх к поверхности земли. Они едва опережали червей, но этого хватило, чтобы успеть предупредить застывших у поверхности в ожидании соплеменников о неминуемой гибели, что несётся к ним из глубин.
Как только оставшиеся воины, женщины и дети успели вырваться наружу, как шахты и пещеры их земель оказались заполнены лавой. Черви уничтожили всё, что тысячи лет строил и созидал народ подземелий. Превратили в пепел жилища, растительность и водоёмы агнитов. Резные изделия, кузницы, домашний скот, книги. Все достоинства и завоевания цивилизации народа шахт канули в небытие, словно в этих обширных территориях никогда и не существовало подземной расы. Лишь страшные клокочущие реки огня облизывали стены некогда великих пещер и гротов, стирая в них следы всего органического.
Страшные отвратительные тела демонических созданий, уничтоживших шахты, недолго покружились недалеко от поверхности земли, отчего та просела на несколько метров вниз, и затем с чувством выполненного долга отправились назад к недрам мироздания, где клокотали родственные им моря огня. Их миссия была завершена, хозяин Вырии должен быть доволен проделанной работой.
Торжествующий кащей побежал с холма вниз, где его выродки уже накинулись на выбравшихся из-под земли агнитов. Завязался бой, в котором некоторое преимущество оказалось на стороне выходцев с Больших земель. А после того как в бой вступил рыцарь тьмы, положение уцелевших агнитов стало и вовсе почти безнадёжным.
Некоторым из женщин и детей удалось вырваться из пекла боя и под прикрытием защищающих их бойцов скрыться в направлении лесов лирогов. Другие отчаянно бились покуда не падали замертво в мёрзлый снег под ночным небом, безучастно взиравшим на кровопролитие. Кащей всё сильнее буйствовал на поле брани, уже понимая, что летун ускользнул от него и на этот раз. В числе выбравшихся из подземелий не было ни одного воина отряда Михаила. Преследовать их дальше становилось всё опаснее. Задача, что получил кащей, и которая казалась ему лёгкой на пути в круг ближайших спутников демона, всё больше оборачивалась тяжкой ношей. Которая скорее приведёт рыцаря не к трону повелителя, а к смерти и забвению в земле этих отвратительно смердящих живых. Кащей с безразличием добивал оставшихся в агнитов, но мысли его полетели уже дальше. Туда, где он продолжит погоню за летуном и его отрядом. Туда, где он ещё сможет одержать настоящую и заслуживающую внимания его хозяина победу, что искупит те страдания, которые ему уже принёс этот поход.
К рассвету битва была окончена. Поверхность земли шахт усеяли трупы агнитов, оборотней и людей. С оторванными головами и конечностями, среди бурых мазков крови на снегу они покрывали устрашающим ковром территорию страны, которая больше никогда не возродится. Из числа нападавших уцелели лишь кащей и шестеро волколаков вместе с их предводителем Вилемом. Причём двоим из оборотней дотянуть до следующего рассвета надо было ещё постараться. Из воинов агнитов не выжил никто.
Кащей отвязал от дерева Радану и окунул её лицом в снег. Девушка очнулась после потери сознания и посмотрела на своего мучителя глазами, покрытыми сеткой лопнувших сосудов. Затем она обвела взглядом поле боя и вернулась к рыцарю: - Я вижу, ты счастлив. Загубил ещё сотни жизней. Скажи, это действительно приносит тебе удовлетворение, или только так кажется? В твоём больном мозгу совсем нет места для других забот, кроме как нести с каждым шагом смерть? Позволь, предположу: может, высший пик твоего удовольствия настанет в тот миг, когда ты сам сдохнешь окончательно? Может быть, ты не станешь возражать, если я помогу тебе в этом?! Только подскажи, как это сделать и, клянусь, я сама отдам жизнь за то, чтобы ты сгинул навсегда! Я отдам последние капли собственных сил, лишь бы только доставить тебе такое удовольствие! Я…
- Заткнись! – огрызнулся кащей и ударил девушку. – Не торопись на тот свет. Наши дела с тобой ещё не завершены. Даже не надейся на быструю смерть. Ты ещё испытаешь истинное страдание на собственной шкуре сполна. Уж я позабочусь об этом. А сейчас пора идти.
Рыцарь сильно дёрнул за веревку и поднял стиснувшую зубы от боли девушку на ноги. Затем прикрикнул на оборотней и те нехотя поднялись следом. Кащей смотрел в сторону, где уходили под облака верхушки белых гор. Где в лучах восходящего солнца играли искры на стеклянных пирамидах и трапециях причудливых дворцов изо льда. Хрустальные скалы. Предместье беломорья. Вот куда ты идёшь, летун. Что ж, я последую за тобой и, наконец, убью тебя! Тебе не уйти. Так назначено судьбой и решением власти мёртвых на земле.
Рыцарь сверкнул огнём во впавших глазницах своей уродливой головы и пошёл вперёд. За ним засеменили его несчастные спутники. 

Глава 12. Тиса.

Отряд Миши прибыл в землю хрусталя задолго до наступления темноты. Путешествие на подаренных агнитами собаках сэкономило уйму времени. Теперь следовало решить, отправляться к белому морю тот час же, или оставить это до следующего дня. Зимняя ночь приходит рано и если даже им посчастливится быстро найти лодку и отправиться в море, весьма сомнительно, что удастся отыскать остров засветло. В таком случае спутники рисковали оказаться ночью вдалеке от берега. Любое течение могло завести их в таком случае в безнадежные дали моря, когда они даже не будут знать об этом.
- Не станем спешить, - взял слово Крос, привычно разрешающий своим заключением возникающие в пути вопросы, – найдём пристань, а там, возможно, и место для ночлега. А с рассветом отправимся на поиск Дерева. Светошь, тебе лучше всего известны здешние места. Что посоветуешь?
- Мой народ живет западнее земель хрусталя. Я не сильно знаком с их географией, - ответил белозёр, - но ты прав, мы иногда охотимся тут на медведей и оленей. Землю страны хрусталя нельзя назвать бесплодной. В многочисленных прогалинах растет питательный мох и ягода, а там, где открыт доступ к воде, можно поживиться жирной навагой и окунем. Медведи на таком подкорме чувствуют себя неплохо. Эти льды не должны вводить в заблуждение видимостью пустоты. Здесь кипит жизнь. И сложно назвать её дружелюбной к гостям. Немногие из моего народа осмеливались заходить вглубь этих льдов. Но предания белозёров хранят свидетельства того, что там обитают животные, куда опаснее тех, что нам знакомы. Искренне надеюсь, что наш путь с ними не пересечётся. В любом случае, будьте начеку. Встреча лицом к лицу и с белым медведем – означает суровую схватку. Рассчитывать на лёгкую прогулку не приходится.
- Нашёл кого пугать, - буркнул Блик заносчиво. – Среди нас слюнтяев нет! Здесь каждый является опытным воином, что и было доказано на деле. Разве не так?
Светошь лишь усмехнулся: - Что ж, Блик, раз ты так уверен в собственных силах, может ты один и отправишься на разведку к берегу? Мы пока разобьём лагерь, а ты ступай! Натяни только штаны покрепче, чтобы прикрыть собственный зад. А то как бы его не порвало при встрече с местными обитателями!
- Что? – лирог вскочил и потянулся к мечу.
- Тихо! – встал между спорящими Крос. – Довольно упражняться в испытании терпения друг друга. Вы на одной стороне. Прошу вас не забывать об этом! Природа здешних мест действительно сурова. Это дикие и в большинстве своем неизведанные территории. Само Дерево заботится о том, чтобы здесь никто не смог поселиться из населяющих землю народов. Это его вотчина. Его край. И Светошь трижды прав, говоря о том, что опасность может таиться здесь за каждым из выступов гор застывшего на века льда. Никто не пойдёт в одиночку! Слышите? Никакой самодеятельности. Отправимся к горам все вместе и поищем там убежища. Может кто-нибудь из охотников соорудил когда-то укрытие. Попробуем найти такое и переждём там, а с рассветом отправимся к морю. Ясно? Собаки предупредят нас ночью об опасности. Не так ли, Исса?
- Всё так. Собаки агнитов обладают великолепным чутьём.
- Тогда на том и остановимся. Все согласны?
Соратники, включая и Блика, одобрительно кивнули. После чего отряд отправился в сторону возвышающихся впереди айсбергов. Ещё миллионы лет назад они пристали к краю земли и остались с тех пор частью её берега. А некоторые образовались здесь самостоятельно с появлением Дерева, превратившего снег в твёрдые стены защитного форта изо льда. Сформировавшего удивительный и неповторимый ландшафт этой территории. Будто нагромождение небоскребов и гор причудливой формы. От этих мест и в даль океана простиралась вотчина Дерева, его пронзительно холодные и дикие плантации. В них нашла приют и покровительство неведомая людям жизнь. Принесённая неведомо откуда. Может и со дна самого ледовитого океана. Под светом яркого калейдоскопа северного сияния эта земля сверкала загадочным маяком для окрестных мест. Манила в свои ледяные объятия, вырваться из которых посчастливилось лишь немногим.
Форма айсбергов, возвышающихся над уровнем земли, была самых разных конфигураций. Это были и большие пологие горы, укрытые сверху пеленой снега, а на отвесных сторонах сверкавшие прозрачными боками из сотен кубометров толщи льда. И острые пики, словно стрелы, нацеленные в небеса. И валуны льда, в округлых формах которых встречались арки и проходы, словно диковинные пещеры, ведущие бесчисленными галереями к морской воде. Лёд вздымался причудливыми фигурами грибов и навесов, сходился друг с другом, порождая ущелья и впадины.
Миша шёл и словно не верил собственным глазам, что попал в это удивительное царство льда. Пожалуй, если бы дух агностика до сих пор не был побежден в нём за время пребывания в этом полном тайн и секретов мире, встреча со страной хрусталя окончательно должна была бы разрушить неверие в высшие силы. Одними законами природы, полагал он, такое великолепие попросту не могло быть создано. Все из его отряда следовали вперёд, преисполненные уважения и трепета перед этими величественными стенами северных границ мира. 
С наступлением сумерек путешественники вошли в проход ближайшего ущелья и стали углубляться в мегаполис льда, следуя вектору, указывающему на море. Светошь припоминал путь, что был ему известен со времени последней вылазки белозёров в страну хрусталя. Дорога запетляла в узком проходе меж отвесных стен, и товарищи вынуждены были оставить настилы, а собак разобрали между собой и держали их на поводках подле себя. Мороз, что начал крепчать с наступлением темноты, поторапливал членов отряда шагать быстрее. Воины с надеждой рыскали глазами по сторонам в поисках рукотворных стен укрытия, пригодных для остановки. Перспектива ночлега под открытым небом представлялась крайне нежелательной и опасной.
Когда отряд прошёл с десяток километров по белой целине между айсбергов, Миша объявил привал. Факелы решено было не зажигать, чтобы не привлекать лишнего внимания. Друзья расположились на снегу и вытянули уставшие ноги.
- Как ты считаешь, Светошь, где находится то место, откуда отправляются в путешествие к Буяну? – спросил, привалившийся спиной к льдине, Крос.
Белозёр снял рукавицы и стал растирать в замёрзших ладонях капли из крошечной дырочки амулета, что носил на шее: - Это матушкин бальзам, - кивнул он, слушающим его друзьям. – Могу поделиться. Он здорово греет во льдах. Мой народ привык жить в холоде. Ведь даже летом здесь не тает лёд. И в наших землях бывает также. Попробуете?
Воины вежливо отказались, и тогда Светошь продолжил: - Мне не известно достоверно. Но я слышал, что на берегу моря, где его вода проникает в глубокое ущелье, в котором стены горят небесным голубым свечением даже ночью; в этом гроте есть пристань для больших чёрных лодок с гальюнами в виде диковинных морских животных. Все эти лодки сделаны белозёрами. Я даже видел одну из них на верфи нашего озера, когда её снаряжал мой родной дядя. Просмоленную чёрной смолой – патокой чёрной вишни, что растёт только в наших землях. Вместе с каменным углём её варят и наносят на дерево наших лодок, отчего те становятся легкими и одновременно прочными, словно покрыты металлической бронёй. Эти лодки белозёры продают по всему свету. Но держат флот и в стране хрусталя. Слышал я, будто взамен Дерево бережёт наш народ, будто избранный. Но не берусь судить об этом.
- А с какой стороны этот грот? Западного или восточного берега? – спросил Миша.
- Это мне неизвестно. Только правитель нашего народа и, возможно, его доверенные лица, знают условия договора о поставке суден в эти края. Нам придётся разыскивать пристань самостоятельно. Но если на то будет воля Древа мира, оно направит нам подсказку.
- Значит, так тому и быть, - подытожил Крос и прикрыл глаза. – А теперь пора отдохнуть. Довольно болтовни.
Великан обхватил себя руками и подтянул согнутые в коленях ноги, собираясь плоть к плоти, чтобы сохранить тепло подольше. Его примеру последовали и остальные. Безмолвие ледяных гор убаюкивало и располагало к покою. Под прикрытием самого Дерева отдаться во власть его величественных лабиринтов было легко. 
- Ладно. Вы отдыхайте, а я пройдусь налегке вперёд, разведаю дорогу. Пока есть силы, - Светошь поднялся, сложил свою амуницию, оставив при себе только меч, и направился вглубь ущелья.
- Как бы он не сбежал, оставив нас здесь на растерзание своим северным дружкам, – вымолвил Блик, после того как белозёр исчез из поля зрения.
    Крос посмотрел на него, но не стал комментировать желчный выпад лирога. Не хватало ещё в их положении устраивать свару. После он разберётся с Бликом. Не здесь и не сейчас. Великан прикрыл глаза и попытался настроиться на поиск контакта с Арисом. Его внутренний взгляд побежал вперёд в надежде отыскать подходящую тропинку в пространстве, где он разглядит светлячок сознания своего друга. Однако, кругом, куда он только не пытался пробиться, висел непроглядный вязкий туман, будто стена окруживший великана. Ментальный поиск знакомых образов, которые вывели бы Кроса на свободу, безнадёжно вяз в сырых облаках завесы, окутавшей голову. Он снова и снова пытался пробить её, но тщетно. Великан открыл глаза и сердито мотнул головой. На его лбу выступила испарина, и руки заметно дрожали. Неужели это Дерево так защищает себя, лишая попавших в круг его действия возможности телепатии и внушения? Что же ещё оно может выкинуть? Страх предательски подкрался к Кросу и непривычно примостился рядом.
Великан посмотрел на своих товарищей. Почти все спали после тяжёлого похода. Только Лурд смотрел вверх, где над его головой сходились вершины окружающих их айсбергов. На лице рахии блуждала детская открытая улыбка.
- Впечатляет! Этот край, словно противоположность нашему миру. Войны приходят и уходят, а стены льда продолжают блистать чистотой своих тел. Пропуская и сохраняя в себе только свет неба. Никакой грязи, - сказал Крос Лурду.
- Это так. Я вырос и всю свою жизнь провёл в горах. И как все рахии привык смотреть на мир с высока. Оттуда не видны детали. Не видна та грязь, которую ты имеешь в виду. Лишь совершенство и красота природной гармонии, которыми Бог или Дерево наградили нашу землю. И оттого мир кажется прекрасным и достойным того, чтобы в его защиту отдать собственную жизнь. Весь мой народ посвятил себя служению его сохранности и делает это без оглядки на возможное воздаяние. Хотя, наверное, глядя на таких как Блик, в необходимость столь всеобъемлющей любви трудно поверить.
- Вовсе нет, - ответил Крос. – Я знаю, что, всё что ты говоришь – чистая правда. Я знал немало рахий и до тебя, Лурд. Можешь не сомневаться в искренности моей любви к твоему народу.
- Спасибо за добрые слова, - рахия склонил голову.
- Вы великие созидатели и хранители и обладаете невероятной силой духа, которая явилась следствием вашей преданности земле. Никто без неё не может обладать таким же целеустремленным и целостным характером как ваш. И всё же… вы раз за разом подвергаете его тяжким испытаниям и толкаете к слабости.
- Неужели?
- Увы. Уже в который раз ты осуждаешь другого и даже не стараешься понять его. Это запирает те двери, через которые к тебе могло бы прийти новое знание, а может и дружба. Ведь ты отвергаешь другую личность, ничего по существу о ней не зная, но заранее решая, что ты сам лучше его.
Лурд удивленно развёл руками: - Это ты про лирога?
- В данном случае, да.
- Но позволь, разве не он сам выдвинул обвинение против Светоши? Ведь это он оскорбил, я лишь ответил!
    - И да, и нет. Увы, ты вступился не за белозёра, а просто нашёл повод ещё больше утвердить собственное отрицательное отношение к Блику. Своё презрение к его слабостям. Но ты вовсе не заботился о том, чтобы понять этого лирога. Занять его место. Кто из нас знает, что твориться в его душе, после того как мы уничтожили Марику и практически растоптали его веру в добродетель собственного народа? Что ты ему дал взамен этой утраты? Своё презрение?
- Но я не намерен любить Блика! Если бы Совет не свёл нас вместе в одну команду, рахия никогда не стал бы искать совместного дела и, тем более, дружбы с лирогом! Это народ, который всю свою историю пытался унизить нас и забрать то, что принадлежало нам по праву! С чего мне вставать на его сторону или искать в нём хорошие черты?
- Вот именно об этом я и говорю. Ты сам ищешь вражды, потому и не можешь обрести мира. Хотя сейчас мы не имеем права на личные оценки и обиды. Мы часть общего дела. Общего, без всякой патетики и преувеличения! Без единства мы пропадём… Помоги мне изменить Блика! Я знаю как нам всем тяжело, я знаю, что мы все на грани. Но мы должны найти в себе силы не только сохранять взаимоуважение друг к другу, но и стремиться к дружбе. Это поможет пережить поход и сохранить разум. Поможет беззаветно вступиться за своего товарища, когда для этого настанет минута и тем самым спасти не только его, но и себя. Понимаешь о чём я? Мы целы только покуда мы вместе. Червь сомнения и раздора превращает наше оружие в труху! Не поддавайся ему! Сопротивляйся. Пока ещё есть время, мы должны встать друг к другу плечом теснее. В противном случае мёртвые увидят нашу слабость и, не сомневайся, воспользуются ею. Помоги мне, Лурд. Ты мудр и твоё сердце больше, чем у кого-либо из нас пригодно и, главное, готово для любви. Прояви свои лучшие качества и поспособствуй поддержать в нашем отряде веру друг в друга и взаимоуважение. Впереди испытания куда сложнее, чем те, что уже выпали на нашу долю. Будет очень и очень трудно. Но мы не можем позволить союзу распасться! Не можем теперь остановить наш бег. Иначе всё было напрасно!
- Я…, - не успел Лурд договорить, как в глубине ущелья раздался пронзительный вопль.
Крос, рахия и другие вскочили на ноги. Впереди показалась фигура Светоши, который на всех парах нёсся к ним.
- Бежим! Скорее! – кричал белозёр.
Он приблизился к товарищам, но пробежал мимо. Они лишь успели разглядеть ужас, отразившийся на лице Светоши. Не раздумывая ни секунды, воины побежали вслед за белозёром. Миша оказался крайним в колоне беглецов и последним кто обернулся в сторону источника опасности. Он увидел как огромная тень, обрушилась на стену ущелья, и следом за ней его ушей достигло утробное рычание зверя.

***

После того как Арис и его боевые товарищи провели день в разрушенном Дустане, помогая оставшимся в живых восстановить дома в детинце царя, он собрал дружинников у костра на совет. Перемазанные сажей лица воинов выражали готовность к делу, но по себе Арис знал, что усталость никуда не делась и висела за плечами незримым грузом. Ноги то и дело сводило судорогой, спины ломило до того, что хотелось заголосить в небо. Пальцы рук дрожали на весу, и никто из них уже не помнил, когда было по-другому. Увы, с их нынешним врагом нельзя было договориться об отпуске.
- Братья мои, - начал Арис беседу, - я чувствую, что нужен там, где в походе несут нелёгкое бремя Миша и его спутники. Тревожные мысли не оставляют меня, когда я думаю о том, что поджидает их в пути. Те, кто преследуют наших друзей, полны решимости уничтожить их, и сила выродков растёт день ото дня. Мёртвые предвкушают миг, когда смогут войти в наш мир и изуродовать его насилием навсегда. Вот почему нет ничего важнее миссии тех шести мужчин, что могут предотвратить это. И вот почему я должен торопиться к ним на помощь. Но я не стану просить вас следовать за собой. В землях людей уже разгорелось пламя, и его очаги станут вспыхивать всё чаще почти повсеместно. Ваши сила и опыт нужны здесь. Пожалуй, только кто-нибудь один мог бы составить мне компанию. Если есть желающие, я буду признателен услышать это. 
Дружинники зашумели, наперебой предлагая себя в качестве спутника Арису, но ворожей предложил Мчиславу сделать выбор за них. Дружинник указал на Родомира, невысокого воина с щербинкой меж зубов, и тот радостно осклабился, словно получивший сладкое ребёнок. Арис благодарно кивнул и попросил Родомира ложиться отдыхать.
Позднее, под свет луны, позолотившей кольчуги на их спинах, напарники мчались в направлении шахт. Их кони выбивали дробью копыт мёрзлый грунт и несли седоков в земли, где смерть уже оставила свои страшные следы.
В это же время изгнанный царь Палты Нестор, опираясь закоченевшими руками на обломок березы, пробирался по полю коротким путём к тракту, ведущему во второй по значимости город страны. Утративши слух, он не заметил преследующего его зверя с лохматой головой пса, что мчался из ближайшего перелеска. Тот сбил царя с ног и склонился над его лицом, осыпая слюной из пасти с железными клыками. Зловонное горячее дыхание зверя облепило Нестора. Он зажмурился, смирившись с близкой смертью.
Напавший на царя Рула мучился от голода уже второй день. Приметив жертву и настигая её стремительным бегом, он думал лишь о том, как вонзит зубы в мягкую шею и ощутит вожделенный вкус тёплого мяса. Но сейчас, находясь в шаге от задуманного, пёс неожиданно застыл в нерешительности. Он перешагивал лапами над поверженным телом, не решаясь вкусить его. Будто его останавливало нечто незримое.
Попрощавшийся было с жизнью, Нестор приоткрыл один глаз и робко взглянул на зверя. Затем затараторил сквозь коченеющие губы: - Остановись! Я тот, кто будет тебе полезен. Я царь этой земли! Окажи милость, сохрани жизнь, и я возвеличу тебя, отдав всё, что ты только пожелаешь!
- С чего бы мне верить тебе? – пролаял пёс настолько громко и яростно, что несмотря на поражённые уши Нестор понял его. – Ты просто кусок мяса!
- Поверь, это правда! Остановись сейчас и ты не пожалеешь! Я дам тебе всё! Всё, что захочешь!
- Неужели? Эта плата меня устраивает. Если ты царь, то мне нужна вся твоя власть! Вся и не толикой меньше! Я брошу её к ногам нашего Повелителя. Моя слабость будет искуплена сполна… Только на таких условиях я сохраню тебе жизнь. Если же ты меня обманешь – я вырву твои кишки и разбросаю их по полю! Понимаешь ты?!
- О да! Я дам тебе всё, что попросишь! Сопроводи меня в город Морату, и ты увидишь насколько велика моя власть. Если я останусь в живых – эта власть станет и твоей. Вся, без остатка!
Пёс ухватил лапами за плечи Нестора и рывком поднял того на ноги: - Я поверю тебе,  но если обманешь – смерть покажется сладкой ягодой по сравнению с муками, что я заставлю тебя испытать! Ты окунёшься на самое дно страдания. Понимаешь, о чём я?
Царь закивал: - Да! Клянусь небом, я не подведу тебя! Окажи мне помощь сейчас и ты получишь свою награду! Как твоё имя?
- Рула. Правитель армии Забытых земель, - прохрипел человек-пёс и сверкнул на Нестора единственным глазом.

***

Утром дня, следующего за совместной ночной трапезой Бореслава и Властула, худосочный глашатай вышел на балкон центральной башни дворца. Следом за ним рука об руку вышли воевода и царь. По их глазам полоснуло светом от набиравшего силу солнца в небе. Сложив козырьком на лбу ладони, они осмотрели город. На площадках крыш блестел заиндевевший снег, а воздух проткнули свечи печного дыма, превратив столицу в большой праздничный торт. Внизу шумела толпа. На мостовой из покатого булыжника почти не осталось свободного места. Оповещение о царском слове было разнесено ещё с рассветом, и люди перетаптывались на месте в нетерпеливом ожидании.
Глашатай развернул свиток с вязью букв, выпроставшихся из именной царской чернильницы и покрывших бумагу от кромки до кромки. Звонким голосом он зачитал решение Властула безоговорочно подчинить гарнизон Палты воеводе Бореславу. Царь наделил воеводу правом единолично управлять обороной государства и его войском, назначать и отменять чрезвычайное положение в городах Одинты, принимать на себя руководство государством в случае отсутствия царя или его немощи. Глашатай даже показал с балкона подданным свиток, на котором красовалась царская подпись, хоть разглядеть её с земли было и невозможно. После Властул поздравил Бореслава с назначением и подтвердил утробным голосом ранее озвученные полномочия. Царь пожал воеводе руку, и лишь стоящие позади них слуги могли разглядеть блестящую в глазах Властула горечь в момент совершения этого, казалось бы, дружеского жеста.    
Мирный переворот был совершён. Облечённый властью новый военачальник Одинты тут же объявил первое решение о прекращении чрезвычайного положения. Он обязал командиров дружин Палты передать обязательства коренным дружинникам Порога и явиться и тем и другим к нему на собеседование к полудню. Подданные встретили речь воеводы радостным криком. Чуть позже волна доброго настроения прокатилась по улицам города, зазвучавшим хмельными песнями. Задавшийся безоблачный день пришёлся по сердцу народу, изголодавшемуся по хорошим новостям.
Оставлять дворец Властулу Бореслав не желал, поэтому определил царю для обитания бывшие спальни царицы Варвары, выход из которых был исключительно через приёмный зал, в котором воевода поставил верный себе дозор. Свои же пенаты Бореслав основал в бывшей служицкой, где среди аскетичного интерьера и убранства, в белых голых стенах почувствовал себя довольно уютно. Уже к вечеру этого щедрого на события для Одинты дня основные вопросы государственной службы были разрешены. Воинам Палты было выдано из царской казны довольствие за всё время фактической службы и объявлена благодарность. После чего Бореслав подписал вольные на освобождение от службы и предложил солдатам следовать обратно домой. Чем те не мешкая и воспользовались.
Из закромов дворца Властула часть провианта была направлена для раздачи горожанам Порога, а часть погружена на телеги и отправилась в отдалённые точки государства для поддержки коротающих там зиму граждан. Особо богатый груз Бореслав снарядил для пограничной деревни Гобояна, натерпевшейся от набегов тварей. Желающие заменить погибших жителей деревни на оставленном хозяйстве, отправились вместе с обозом, грузно перекатывающимся на ледяных ухабах дороги. Им были дарованы права на освобождение от любых плат в казну государства, если те обоснуют свою жизнь в деревне и восстановят её хозяйство. В качестве подъёмных Порог дал им и денег. На таких условиях некоторые горожане не преминули воспользоваться переездом в заповедные места своей родины.
Запасы казны государства значительно истощились. В опустевших кладовых дворца завывал холодный ветер, пристроившись к новым щелям и проходам. Одинта продолжала жизнь. Лучше или хуже той, что была у неё прежде, никто не знал. Но сегодня люди получили надежду, ради одной которой стоило искать перемен.

***

Светошь, а за ним и остальные его товарищи взбежали на выступ ледяной кромки одинокого айсберга, присосавшийся к нему как древесный гриб. Используя выступ будто ступеньку, один за другим они вскарабкались на шапку айсберга и рассредоточились по её периметру с обнажённым оружием. Собаки агнитов разбежались кто-куда. Однако умный Спарк остался с воинами до конца, и, прежде чем забраться наверх сам, Миша поднял туда пса, который принялся носиться по кругу и оглашать окрестности лаем.
Верхушка приютившей друзей горы походила на выпуклый зонт, стоять на которой было не то чтобы удобно, но безопаснее, чем оставаться зажатыми между ледяных стен. Лёд под ногами оказался спрятан под настилом плотного снега, не позволяющим скользить. А в случае чего можно было спрыгнуть вниз в слепленные вблизи сугробы. Защищать кажущееся преимущество позиции воины приготовились, обнажив мечи. 
- Кто там был? – наконец задал вопрос Миша.
Светошь укротил частое дыхание и ответил: - Я такое чудище не видел! Мне доводилось здесь бывать и раньше. Но эту тварь встретил впервые! Это нечто из другого мира… Что-то невероятное!
- Да что с ним? Как он выглядел?
- Огромный! Абсолютно белый. До того светлый, что я не разглядел его и наткнулся на безволосое тело в темноте! Я ткнул его мечом, почти случайно и эта тварь побежала за мной. Пока я делал десяток шагов, она переступала лишь раз! Я даже не разглядел его толком, потому что припустил прочь. Но это что-то, раздери его гром, невероятное!
- А где же оно теперь? Куда делось? – присоединились с вопросами товарищи.
- Крос, что скажешь? – обратился к другу Миша. – Знаешь кто это?
- Понятия не имею! – ответил великан. – Мне бы увидеть его сперва!
В это момент земля, а вместе с ней и шапка айсберга, на которую взгромоздились воины, задрожали под тяжестью ударов о землю. Существо либо приближалось к месту, где собрались воины, либо кружилось в поисках, но уже близко от них. Горизонт и луна, примостившаяся в компании звёзд, сотрясались с каждым шагом рыскающего среди скал создания. Мышцы бойцов напряглись. Кончик Мишиного меча плясал на фоне белоснежных барханов и пиков айсбергов, а в густых бровях белёсой росой застыли капли пота. Летун, как его здесь называли, вспомнил слышанное им некогда умозаключение о том, что ожидание смерти хуже самой смерти. Пожалуй, именно сейчас он готов был подписаться под каждым из этих слов.
Наконец, из-за соседнего холма показался приплюснутый овал головы существа, которая сама, как оживший айсберг, отправилась в дрейф по течению между собратьями. Вслед за головой выплыло гигантское туловище создания. Существо стремительно приблизилось к айсбергу и застыло, осматривая потенциальных жертв сверху. Стало очевидно, что Светошь ошибся с выбором позиции, поскольку шапка айсберга, на которой нашли место друзья, едва доходила высотой до шеи исполина. Куда разумнее было схорониться в глубине пещеры или ущелья, куда не протиснулись бы десятки тонн этого существа.
Воины пялились на врага, и огонёк надежды в их глазах угасал. Миша ощущал себя гастрономическим сюрпризом на тарелке, услужливо расположившейся прямо перед ртом едока. Такой сжуёт и одежды не заметит. Попытки помешать трапезе этого монстра даже не оттянут её начало. Нет, они не сдадутся без боя, но есть ли в нём смысл? Он ударит по айсбергу, и отряд останется печальной начинкой среди его осколков.
У существа, как и у агнитов, почти не было видно глаз. Они прятались в складках, протянувшихся широким поясом вверху головы. Тело исполина действительно было белым и сливалось с окружающим ландшафтом. Руки, завершающиеся трехпалыми ладонями, походили на стволы гигантских баобабов, вросших кронами в загривок существа. 
- На счёт три атакуем его, - негромко сказал Крос и приготовился. – Прыгайте все разом, одновременно. Но цельтесь в разные уровни. Решайте сами. Я атакую в пах. Итак… Раз!... Два…
- Стой! – Миша остановил друга. – Это бессмысленно. Разве ты не понимаешь? Он пришлёпнет нас и всё будет кончено! Нужно с ним поговорить. При всём его устрашающем росте, он не выглядит настроенным враждебно. Кто знает, возможно, удастся избежать боя. Не он на нас напал, а Светошь ткнул его мечом первым. Обожди с дракой. Он просто изучает нас, видишь? Надо хотя бы попытаться.
Миша вложил меч в ножны. Он медленно поднял руки вверх, демонстрируя существу, что безоружен. Заметил, как это огромное создание чуть склонило голову вбок, словно заинтересовавшись. Его рот приоткрылся. Тогда Михаил заговорил с существом. Действие папоротника и его дара, что был получен Мишей, позволяло рассчитывать на то, что мужчина будет понят монстром.
- О, великое создание мира льдов и морей! Позволь нам приветствовать тебя и склонить голову перед твоей мощью и могуществом, - Миша отвесил низкий поклон, коснувшись пальцами снега, и продолжил, - мы признаём твою власть над нами! Твоё право чинить нам запреты. Но мы всего лишь гости здесь и ничего более.
Существо заурчало, но сохранило молчание. Оно продолжало слушать Мишу, что уже было хорошим знаком.
Михаил сглотнул пересохшим от жажды горлом и продолжил: - Просим тебя великодушно простить нашего товарища, что нечаянно ранил тебя. Он это сделал случайно и приносит свои глубочайшие извинения!
Светошь склонился в покорном поклоне и застыл с опущенной головой. Другие тоже поклонились, следуя его примеру.
- Позволь нам свести знакомство с тобой и оказать любую услугу, что ты сочтешь разумной компенсацией причинённых неудобств. Наши сила и честь будут служить тебе как другу, если ты позволишь нам стать для тебя друзьями. Что скажешь, великий хозяин хрусталя?
Протянулась минута, тягостное молчание которой было сродни вечности. Нервная испарина покрыла тела и опущенные головы воинов. Где-то вдалеке закричали детскими голосами чайки, будто в молитве вознося их в поддержку тех, кто искал дорогу к спасению мира. Неужели живые существа, какого бы причудливого происхождения они не были, не окажут помощи тем, кто вблизи самого Дерева ищет с ним встречи ради спасения мира?
Наконец существо открыло рот и заговорило на языке, который оказался понятен лишь Мише: - Вы смешные!
- Что? – Михаил изумлённо взглянул на собеседника исподлобья.
- Я говорю, вы забавные! Мы сможем поиграть вместе?
- Прости, я не уверен, что правильно тебя понял – ты просишь поиграть с тобой? – глаз мужчины нервически подёргивался, будто подмигивал чудовищу.
- Да! Поиграть. Мои родители и другие взрослые особи из нашего племени не хотят играть со мной… А вы хотите?
Миша выпрямился и посмотрел на существо смелее: - Конечно. Мы можем с тобой поиграть. Признаюсь, мы несколько месяцев только тем и занимаемся, что играем. Мы любим играть. Можешь в этом не сомневаться.
Существо затопало ногами, что означало, скорее всего, радость, но повлекло за собой тряску, от которой воины упали в снег и вцепились в него пальцами, чтобы не сползти к краю площадки и не грохнуться оттуда вниз.
- Что, будь она не ладна, эта тварь задумала? – залепетал Блик. – О чём вы толкуете? Нам уже конец?
- Нет! Всё будет нормально, - Миша поднялся первым, отряхнулся от снега и снова обратился к существу: - Так значит тебе нравится идея поиграть с нами? Ведь ты ещё ребёнок?
- Да! Я ещё маленький! – обрадовалось создание.
- И ты не сердишься на нас?
- Нет! Давайте скорее играть, пока мои родители спят. А то папа просыпается в плохом настроении. Он в таком случае сердится. К тому же просыпается он обычно голодным.
- Я тебя услышал, - сказал себе под нос Миша. – С папой шутки будут плохи.
Он обратился к товарищам и пересказал содержимое разговора с монстром. Очевидно было, что надо как-то договариваться с ним, полагаясь на то, что это отродье всего лишь ребенок. Из чего следовало, что оно может быть вспыльчивым и непредсказуемым. Судя по всему, встреча с родителями чудища не сулила воинам ничего хорошего.
- Боюсь даже представить, что за игрища предложит этот переросток, но полагаемся на тебя, Миша, - кивнул товарищу Светошь. – Другого выхода у нас всё равно нет. Действуй и пусть будет свет тебе в помощь!
Миша кивнул и обратился вновь к существу: - Я обсудил твоё предложение с друзьями и все очень обрадовались возможности поиграть! Подружиться с тобой для нас большая честь. Скажи, какие игры ты предпочитаешь?
    - О! Мы можем строить горы из кусков льда или ловить животных и играть с ними. Это то, во что играю я. А во что играете вы?
- Ну, мы играем в прятки. Это, когда один прячется, и все остальные ищут его. Очень увлекательно. Сейчас мы как раз собирались играть дальше. Один из нас спрятался в открытом море на острове. И мы идём его искать. Хочешь с нами?
- Конечно, хочу!
- Тогда пойдём с нами к морю.
- Но мне к морю нельзя! – существо скорчило гримасу, которая, видимо, означала страх, отчего его рот выгнулся дугой, будто огромное коромысло, с уголка которого капнуло нечто вязкое в снег. Телом создание выгнулось в одну сторону, словно стеснялось само себя и действующих для него ограничений.
- Ах, как жаль! А я думал, ты поможешь нам сыграть… Похоже, теперь мы никогда не сможем отыскать нашего друга. А ведь он мог бы привезти что-нибудь интересное с этого острова.
Существо, судя по всему, разделяло надуманную печаль по несостоявшейся игре Миши, отчего края коромысла рта опустились ещё ниже к земле.
- И всё же, может быть, рискнем сыграть? Такой шанс выпадает ведь не часто, не так ли? Что если мы никому не скажем, что ты ходил к морю? – подначил чудище Михаил.
- Да, но папа может очень рассердиться, если узнает, что я его обманул!
- А я тебе взамен в дороге расскажу сказку! К тому же твоими шагами мы дойдём довольно быстро, и ты сможешь потом вернуться назад к родителям. А уже в следующую ночь мы встретимся снова в том месте, что нравится тебе!
Смятение, посеявшееся на лице создания, отразило борьбу чувств, в которой скоро одержало верх любопытство и жажда приключений. Что случается наиболее часто именно в детстве, так стремящемся к новому. Оно вместительно как безразмерный рюкзак, оттого и таит в себе куда больше удивительных открытий.
- Согласен! – выпалило, наконец, существо, – идём!
- Здорово! – поддержал его радостно Миша. – Тогда, чтобы это вышло быстрее, мы разместимся у тебя на плечах и отправимся в путь. Если ты конечно не возражаешь? Кстати, как тебя зовут?
- Иштарлин, - ответил исполин. – Я из рода атлантов.
- Приветствую тебя, атлант Иштарлин. Принимай седоков!
По команде Миши воины отряда, включая и Спарка, перебрались на плечи, склонившегося к ним существа. Там они распустили походные веревки и, обмотав поясницы, закрепили петли под руками и на шее атланта, чтобы держаться в пути. Иштарлин выпрямился и пошёл вперёд по направлению к морю. Каждый из его невероятных шагов был взлётом и приземлением, длящимся более секунды. Друзья будто оседлали увлекательный аттракцион среди бесчисленных глыб льда. С высоты роста гиганта они взирали на величественную территорию земли хрусталя, её лазоревое свечение и изломанный рельеф хребтов. Где-то вдалеке им показалось видение бескрайнего белого моря. Откуда зачалась жизнь на земле, и где теперь лежал ключ к её сохранению.
Миша, усевшийся поближе к большой впадине уха атланта, негромко спросил: - Ты готов слушать сказку?
- Да! – ответило существо с придыханием.
- Что ж, тогда слушай. Давным-давно, в тридесятом царстве, в тридесятом государстве жил был мальчик, который хотел стать цирковым артистом…

***

Кащей шёл быстро, прерываясь лишь на краткие остановки, что вымаливали у него оставшиеся подле оборотни. Двое из них, что были ранены в битве при шахтах, издохли. Их тела остались лежать среди чистых снегов предместья страны хрусталя. Уцелевшие спутники рыцаря старались поспевать за ним, не выказывая сомнений в выпавшей на их долю участи. Да и как сомневаться, если страх перед повелителем не оставлял им выбора. Они бежали и, не скрывая удивления, рассматривали бескрайние равнины белого полотна зимы. Выискивая очертания новой загадочной жизни. За неимением лучшего, оборотни довольствовались скудной радостью от собственного любопытства.
Несчастная Радана, что плелась следом за стянувшей её запястья веревкой, благодарила небо за остановки в пути. Она рассматривала их исключительно как возможность продлить собственную жизнь и имела на то несколько причин. Тело девушки было побито и покалечено об острые края снега и льда. Обутые в сапоги с тела одного из погибших агнитов ноги немели от нарушенного кровотока. Они болели и ныли так, что сводили с ума. Надежды на то, что к ним когда-нибудь вернётся здоровье, у девушки уже не оставалось. Она понимала, что чтобы ни случилось впереди, этот поход, скорее всего, станет для неё последним. А появившиеся на её прозрачной как тонкий пергамент коже чёрные окоченения лишь укрепляли девушку в подобной мысли. Радана кашляла, и изо рта в снег летели розовые от крови хлопья слюны. И всё же пока она не могла позволить себе смириться с близящимся концом и отдаться в его власть. Она должна была увидеть возлюбленного и убедиться в том, что он сразит кащея. Лишь если его жизнь окажется в безопасности, то и она сможет успокоиться. А пока сможет перетерпеть всё и никому её не сломить раньше срока.
Кащей же шёл и сетовал лишь на то, что не может пуститься в бег и поскорее настигнуть дерзких выскочек, готовящихся бросить вызов самому верховному демону. Владельцу недр и закромов мира. Кто они такие, чтобы встать на пути великой миссии смерти? Колесо истории не остановить. Эпоха доныне властвующих в этих землях окончена. Пришло время новой силы тех, кто горит огнём магмы и не нуждается в живых плодах. Им нужны лишь территории и их свет. Совсем скоро поверхность земли запахнет серой родных испарений, сжигая навсегда зимы и холод здешних дней и ночей. Раскатываясь по земле негой гари и озёрами жёлто-алого огня.
Повторяя мантры во славу родины, рыцарь бряцал чёрным металлом доспехов и шагал вперёд. Огонёк его глаз, спрятавшийся в тяжёлом шлеме, не сразу углядел появление на горизонте белоснежных вершин айсбергов. Под панцирь, скрывающий желеобразное горящее тело рыцаря, тут же пробрался холод крайнего полюса мира. Кащей ощутил присутствие Дерева и вздрогнул от присутствия огромной силы, противостоять которой не мог ни он, ни его хозяин. Могущество Древа мира лишь коснулось его своим дыханием, а рыцарь уже готов был свернуть прочь. Оборотни рядом заскулили от боли, что пронзала ледяными кольями их лёгкие. Они не могли идти вперёд и пытались ползти ничком. С вытаращенными красными глазами. С раскрытыми пастями, в которых стали каменеть льдом их большие языки. Каждый метр пути служителей Вырии превратился в милю страданий и боли. Долго так продолжаться не могло. Радана, напротив, словно ощутила глоток свежей силы, раскрывшей диафрагму её груди, чтобы наполнить её животворящей энергией.   
Кащей и соратники всё же осилили ещё несколько десятков метров, но затем рыцарь вынужден был сдаться. Он повернулся назад и доковылял до точки, где холод присутствия царства Древа почти отпустил свою хватку. Кащей упал на снег, который зашипел под его телом, подняв в воздух серые облака пара, и надсадно выдохнул: - Будем ждать их здесь. Им некуда больше идти.
Он дёрнул за веревку и Радана села, а затем легла рядом и свернулась клубком, прижав к груди колени. Вскоре она задремала и увидела сон, в котором девчонкой бежала по ярко зелёному ковру травы к вершине блестящего золотым светом холма. Её босые ножки весело щебетали по воздуху, неся девочку словно над самой землей всё быстрее и быстрее вперёд. В вихрях потревоженного бегом воздуха позади оставались кружиться ошарашенные осы и бабочки. Головки ромашек раскачивались до земли, отбивая поклоны вторгшейся к ним гостье. Девочка была уже близка к верхней ступени холма, с которой она вот-вот запрыгнет на его пик. И в этот миг из земли выросла разноцветная дорожка радуги. Томных тонов всех оттенков красок этого изумительного мира. Радана подпрыгнула и коснулась ножкой возникшего моста. Затем другой. И она побежала по радуге вверх. Все дальше от земли, убранство которой уменьшалось в размерах за её спиной. Распахнув объятия, она летела к солнцу и его теплу.
Обозлённый кащей, с трудом признававший собственное поражение, посмотрел в это мгновение на пленницу. На лице Раданы, вместо гримасы боли гуляла лучезарная улыбка. Она была счастлива. Что же вы за несгибаемые создания? – подумал рыцарь и захрипел от досады.

***

Мчислав и его товарищи спешились с коней у порога дома Гобояна. Воин постучал в дверь кулаком. С причелины избы осыпался завесой пух снега и, искрясь на солнце, лёг на порог. Вскоре дверь отворилась, и старик впустил гостей внутрь. Крупные тела мужчин разом заполонили пространство дома, посеяв в нём шум и гомон, которому старик был сердечно рад.
Хозяин напоил и накормил гостей, дал им отдохнуть с дороги и лишь после этого завёл речь о делах. Гобоян сидел в углу и смолил в бледно-жёлтом растворе нить толщиной с палец младенца. Та ниспадала на грубый настил пола, где аккуратно ложилась кольцами, словно ручная змея. Подле, на крючьях в стене уже висели готовыми четыре густых мотка похожей нити.
- Прядёшь, Гобоян? – усмехнулся Мчислав. – Видать, досуг твой совсем скверный стал, раз ты к женской работе прикипел.
- Это, Мчислав, такая работа, которая не всем дастся. Кабы ты чего в ней разумел, я бы тебе рассказал о ней и дал бы на пробу, да уж больно ты угловатый. А к женской работе тебе поуважительнее надо. Вот для матушки твоей работенка была уродить тебя, этакого медведя. И всё вроде удачно она справила, да зря оставила самостоятельно тебя образовываться. Ты, судя по всему, быстро устал в этом деле, - здесь раздался хохот среди воинов. - Однако, бабы у нас в деревне новые появляться стали. Как знать, может, как раз к твоему приезду сие было приурочено. Так что, ты бы основался, пригляделся. Может быть, тоже какой бабской работе научился бы. Удивил бы Дуняшу свою, что не только мечом махать горазд.
- А чем же тебе меч мой не угодил? Как раз сейчас самое оно с ним! Не щами же нежить из Вырии отваживать.
- А ты без щей далеко ли бы уполз? Ты к щам, да мясу уважение не меньше, чем к мечу иметь должен. Поди в брюхе твоём не шлем и палица варятся! Ладно, Мчислав. Нет времени у нас на бахвальство. Хочешь спорить дальше – вот тебе загадка. Отгадаешь – воля твоя, признаю, что домашний труд ниже достоинством, чем твоя воинская служба. А нет – пойдёшь тесто месить и пироги печь. А то вас вон сколько ртов. Жрать любите –поучишься и готовить. Итак, слушай: не лопата, а черпает, не блюдо, а кормит?
Мчислав бодро крякнул, поднялся на ноги, почти упершись затылком в балки перекрытий под потолком избы, и стал чесать грубыми пальцами спутанные на затылке волосы. Висевший подле него на паутине паучок с любопытством наблюдал за сменой мимики на заросшем лице воина, тщетно пытающегося выстроить логический ход заключений в поиске ответа на загадку. Товарищи Мчислава также застыли в предвкушении развязки сего приключения для разума друга. Кто, открыто посмеиваясь в усы и бороду, кто, в задумчивости присоединился к мысленным усердиям друга в поиске ответ на вопрос старика. Прошло несколько минут, в течение которых Гобоян ждал и продолжал сучить нить. Мчислав наподдал ни в чем неповинной лавке пинка за то, что ответ на загадку никак не хотел отдаться ему в услужение. Дерево жалобно скрипнуло и отодвинулось от обидчика подальше.
- Готов ли ты, мой друг? – спросил старик. – Поторопись, пожалуйста, иначе моя мебель не устоит против твоих путей поиска истины.
Мчислав махнул рукой и, зажмурясь, выпалил: - Материнская рука! Вот тебе ответ!
- Ух ты! – удивился и Гобоян и остальные воины. – Признаюсь, неожиданно. Понять твою версию можно, но ответ другой. Более того, он лежал на поверхности и тебе, Мчислав, достаточно было бы просто проследить за словами – черпает. Это черпак. Всего-то на всего! Нравится тебе это или нет.
- Конечно, нет! – воскликнул воин. – Это всё ерунда! Мой ответ лучше.
- Я не спорю, он хорош. Но правильным не стал. Впрочем, за находчивость наказанием для тебя будет лишь сегодняшний день. Сегодня ты проведешь его на женском хозяйстве, как ты его с большой любовью называешь. А завтра уже все другие помогут тебе, - Гобоян обвёл взглядом погрустневшие разом физиономии вояк. – Эти навыки станут очень полезны вам в грядущие времена. Ещё скажете мне спасибо. А теперь – за работу!
Деревня шаг за шагом оправлялась от нанесённого ей псами из Забытых земель урона. Часть опустевших домов, что уцелели от пожара и разрушений, заняли переселенцы из Порога, которых город по наказу Бореслава снабдил подъёмным капиталом и освобождением от податей на ближайшие годы. Это были трудолюбивые люди, довольно быстро освоившиеся в роли новых домовладельцев и приложившие старание к тому, чтобы в окрестностях хозяйств исчезло любое напоминание о пережитом вторжении. Заборы подняли свои хребты и, как и прежде, стали защитой от нежданных гостей. Окна затянулись пленкой полупрозрачной кожи. В хлевах благодарно отозвалась сытая скотина.
Казалось бы, пережитые испытания канули в лету и впору было думать о счастливом будущем в труде и празднике, но нет. Каждый в Одинте знал, что невдалеке зреет буря. Набирает проклятое тело плотной массой с сукровицей на коже и готовится нагрянуть через распахнутую дверь, лишь только провернётся в замочной скважине ключ, её отпирающий. Кто-то знал об этом больше, кто-то меньше. Иные предпочитали знать о грозящей беде, но не ждать её, а жить вопреки мрачным прогнозам так, будто тех и не было. Люди в большинстве своём верили в силу собственной земли и живущих на ней сограждан. Сила их веры в царство Луча и справедливости мироздания была достойна уважения и, как ни что иное, помогала развиваться и плодить детей, а не влачить существование в агонии ожидания смерти. И лишь те, кто знал о буре слишком много – не могли позволить, чтобы их мечты забегали слишком далеко вперёд.
Нить, что плёл Гобоян, должна была стать новым заслоном, что запрёт зло и не выпустит его из Среденя до тех пор, пока магия Яги не ослабнет. Волокна этой нити напитал отвар из волос злобной хранительницы переправы в мир мёртвых. Если предания и знание, полученные старцем из немых хранилищ междусветья, не обманут – только сама Яга и сможет порвать возведённое ограждение. До тех пор, пока этого не случится – твари в мир Гобояна через Средень не шагнут. А для того, чтобы такое положение дел сохранилось как можно дольше, у старика был готов план. Расчётливый, как и вся его ведическая жизнь в Одинте.
А час прихода тепла на землю был уже близок. Все чаще случались моменты, когда старец чуял среди дня запахи грядущей весны. Её мокрые ароматы, сучащие жизнь под снегом. Напитывающие коренья силой, которая вытолкнет из земли или поднимет с её поверхности стебли нового всхода. Её щемящие сердце знаки. Весны, которую он так ждал прежде, и которую так боялся теперь. Вот-вот план Гобояна и его расчеты должны были шагнуть в реальный мир. И для этого ему требовались помощники. Как раз кстати оказались тут воины Бореслава. Неужто Арис достиг совершенства в предвидении? На какой уровень ученичества он уже ступил? Старик не только радовался за своего давнего друга и соратника по ремеслу, но и немного ему завидовал. Однако вовсе беззлобно. Всё неудовольствие своего глубоко ученого, но всего на всего человеческого сердца он берёг для настоящих врагов из потустороннего мира.
Спустя ровно три ночи и три дня, минувших с момента прибытия воинов в деревню, Гобоян собрал их за своим столом для беседы. За то время, что он наблюдал за мужчинами, старик лишний раз убедился в том, что ни Бореслав, ни, разумеется, Арис не ошибались в соратниках. Несмотря на неловкость, с которой Мчислав и товарищи справлялись с домашней работой, они ни разу не позволили старцу усомниться в своём трудолюбии и преданности любому делу. Каждый из этих вояк с лёгкостью готов был жертвовать собой, если дело касалось защиты интересов тех, кто был слабее их и заслуживал поддержки. С такой же лёгкостью они выносили приговор и тем, кто ступил на путь предательства и лжи.
Как и три дня тому назад воины расселись по лавкам и бочкам в клети и сенях дома. Не забранное заслонкой жерло печи подсвечивало собравшихся снизу, отчего их массивные тени облепили стены и потолок жилища Гобояна. При подрагивающем свете огарка свечи на столе старик продолжал сучить нить и осматривал прибывших.
- Добрый вам вечер, собратья, - наконец, вымолвил хозяин дома. – Хороший ли выдался у вас день?
- День был ни хорош, ни плох, - взялся отвечать Мчислав. – Таких в жизни случается, что звёзд на небе. Сколько увидишь – столько и сосчитаешь. Не стоит он особо того, чтобы о нём говорить. Скажи, зачем нас собрал, Гобоян. А то время позднее, пора бы ноги вытянуть на лавке.
- Что ж, тоже верно. Тогда сразу к делу. Есть у меня задачка. Для одного меня сложная, а с вашей помощью вполне посильная. Хотел просить меня выручить.
- Вопросов нет. Говори, пособим, когда и чем надо будет. Опять что-нибудь по женской части?
Воины рассмеялись, и старик улыбнулся вместе с ними: - Вижу, Мчислав, всерьёз тронула тебя забота по дому. И с этими делами ты почти с любовью справился, что сразу же и отразилось на твоём лице! Видел бы ты себя до и после. Оно уже приняло благообразные, почти женские черты.
Мчислав недоверчиво ухватился за щёки, ухмыльнулся, но всё же подался к бочке с водой посмотреть на своё отражение, чем вызвал ещё пущий хохот, прокатившийся басистыми жерновами по стенам избы. Убедившийся в том, что старик всего лишь шутил, воин вернулся за стол и заржал со всеми, добавив стройности громоподобным раскатам.
- Ну, довольно шуток! Положение на самом деле серьёзное. И не мне вам рассказывать, какой силой обладают те, кто бродят за Забыть-рекой и точат на людей своё оружие, - Гобоян выдержал паузу, во время которой всё внимание гостей обратилось к нему. – Великим старанием и самопожертвованием моему товарищу Сославу удалось достать из-под носа одного из главных созданий Вырии очень важный ингредиент. Это частицы плоти той, кто открывает и запирает двери для живых и мёртвых при переходе из одного мира в другой. Она штампует билетик тем, кто умер здесь и идёт жить туда. Возможно, кому-то из нас предстоит когда-нибудь пройти, а скорее, пролететь через эту тварь. Путешествующие через её барьер – словно комары, летящие под носом надсмотрщицы. И всякого она обнюхает, уверяясь в том, что тот следует по назначению. Того, кто несёт миру мёртвых угрозу она может поймать. И тогда ужасная участь постигнет несчастного, который будет обрушен в воду Забыть-реки. Существа, обитающие в реке, мгновенно подхватят добычу, разорвут её в клочья и напитаются её соками. Только осколки костей и зубы попавшихся к ним жертв добавятся к ковру из таких же останков, устилающему дно реки миллионы лет её существования. Эту хранительницу нельзя убить, закопать, спрятать от существования, вычеркнуть из истории. Она неотъемлемая часть мироздания, почти его ровесница. И имя её Яга. Хранительница переправы. Подслеповатая для мира живых, но блестяще видящая всё, что перемещается в мире духов. Да. Она слабо ориентируется здесь. Довольно плохо видит то, что растёт, ходит и ползает по земле. Необходимость материального существования в нашем мире даётся этому существу непросто. Оттого её образ так близок к согбенной старухе с ногами, на которых местами не осталось мяса и жил, а сквозь рваную кожу проступают пористые кости цвета земли. Поэтому она и держит у себя омерзительных псов, что дополняют её обоняние и слух. Помогают ей. Да и изба её сама будто животное, что чует угрозу не хуже степной лисицы. Вот почему Яга никогда не покидает насиженного места. Там её дом и предначертанная служба. Там её и только её хозяйство… Как я уже упомянул, взор Яги кристально чист и силён для тех слоев, где перемещаются души, мысли и даже наши сны. Там её собственный дух стражника, как скала для перелётной птицы. Непреодолим без её ведома. На любое действие там должно быть согласие этого существа. Знайте, что для своих, то бишь тех, кто ныряет в бездну смерти и тьмы, либо уже является её частью, Яга всегда снисходительна. Она держит союз с верховным демоном и древность существования этого союза говорит о том, что он выгоден обоим и не будет нарушен без особой для того причины. Мёртвые идут по воде Забыть-реки, как по тверди поля, не замечая её страшных глубин и обитателей. Яга им в этом лишь в помощь. Но тем, в ком теплится жизнь, не миновать сделки с хранительницей. Пройти через неё в Вырию и обратно – мечта, почти никем не покорённая. Бросать вызов Яге – значит быть готовым в любой момент утратить всё и даже больше. Скорее всего, обречь и весь свой род на страдания и жестокую участь встречи с ней. Этот страж чрезвычайно силён и опасен. Чрезвычайно опасен!
Гобоян замолчал и оглядел понурых слушателей. Воины, пропустившие в свои мысли оживший портрет Яги, ярко набросанный старцем, словно сошлись лицом к лицу с этим созданием. Ладони большинства из них легли на рукоятки мечей, которые следовало бы немедля поднять на бой с самим образом зла. В тишине стали слышны удары толстой мухи о стенку натянутого пузыря на окне. Который стал для неё своей Ягой на пути в мир свободы.
- Зачем ты рассказываешь нам об этом, Гобоян? – нарушил тишину Мчислав.
- Для того, чтобы вы понимали с плотью кого вам предстоит иметь дело, когда вы возьмёте в руки вот эту нить, - старик поднял и показал им моток той самой нити, что он сучил уже несколько дней в своём доме. – Она держит в себе часть тлена Яги. Её мощной сущности и невероятной силы. Мой труд над нитью окончен и теперь предстоит натянуть её по границе Среденя. Мы это сделаем вместе, и пойдём туда на рассвете. Готовьтесь и не относитесь к этой работе легкомысленно. Никто ещё не знает, что нас может ждать у границ мира. Доблесть и честь, или быстрая смерть. Но любая работа должна быть выполнена безупречно, вне зависимости от прогнозов на ближайший исход. И мы так и поступим…
С рассветом солнца, когда проснувшееся зимнее марево очертило рельеф горизонта на востоке, воины оседлали коней и во главе с Гобояном оправились к лесу Средень. На их пути рассыпались в стороны мелкое зверьё и птицы. А укрытые снежной пеной, деревья скептически качали кронами, будто седыми старческими головами: не суйтесь на рожон, смиритесь. Лишь времени дано право принимать решения в истории, не вам!
Солнце взбиралось выше, и всадники были всё ближе к назначенному месту. Здесь Вырия уже слала им свои запахи, которые те, кто побывал рядом с ней хоть раз в жизни, всегда отличат от остальных. Этот прелый душок плесени и разложения. Звучащий тенью среди богатого аккорда запахов природы леса. Но и он уже слишком явственно заявлял о себе. Был запоминающимся и отталкивал живых прочь. Менее года тому назад этим запахам здесь не было места. О чём хорошо помнили Гобоян и многие из его спутников. Но теперь всё изменилось. Теперь Вырия считала этот лес всецело своей территорией. Её эмиссары шастали по Среденю, ничего не боясь. И служки зла не прятались больше по оврагам, болотам и в гуще чащи, как всегда случалось с лешими, русалками и прочими существами мёртвого мира, а открыто двигались в лесу. Вели себя почти вызывающе. Словно бояться им было больше некого. Они готовились шагнуть и дальше. Взойти на порог жилищ самих обитателей мира живых и занять их место. То, что им было обещано Повелителем.
Всадники осадили коней на расстоянии десятка метров от границы леса. Копыта подняли из глубины чёрные комья плодородной земли, что рассыпались картечью поверху снега. Привязав животных и следуя указаниям Гобояна, воины растянулись шеренгой и принялись вбивать в почву заготовленные стариком колья. К ним привязывали нить, натягивая её еле приметной оградой. Затем воины переходили дальше и тянули нить за собой, крепя её к новым и новым кольям. Шаг за шагом лёгкое ограждение растянулось в обе стороны от места стоянки коней всадников, огибая периметр леса и следуя линии его края. Воины разделились на два разошедшихся в стороны лагеря и вскоре уже не видели друг друга. Час за часом они продолжали делать одно и то же: укреплять колья и завязывать на них нить. Укреплять и завязывать.
Первые гости из Среденя стали выходить к дружинникам после того, как солнце миновало зенит и начало скатываться к западу. Сперва обитатели леса робко выглядывали меж придавленных снегом ветвей и со зловонным, еле слышным придыханием скалились на живых людей. Воины видели их, но не обращали внимания. Однако, освоившись, твари осмелели и стали всё больше высовываться наружу, пока не вышли в полный рост на передовую Среденя.
Это были обычные мертвецы. Бледные как медузы, с впалыми щеками и глазами, со склизкой и холодной кожей. Гортанные звуки этих отвратительных существ сливались воедино, распространяя траурный гул на подступах к лесу. Возможно, они что-то и хотели сказать, натягивающим нить воинам, но мёртвый разум не мог связать воедино ни одной мысли кроме, тех, что заставляли их жаждать человеческой крови и горячего мяса. Лишь это двигало ими. Да ещё боль, разносящаяся по телу, от давления их Повелителя. Оно пронзало будто пики, нашпиговавшие кожу и застрявшие в вязкой плоти, обжигая и раздражая её. Приказы шли из Вырии, от главенствующих в ней созданий. Их нельзя было ослушаться. Это было физически невыполнимо. Непокорных ждало растление и нестерпимая боль. Не только за живой кровью, но и от страха тоже, мёртвые притащились сюда.
И вот, сейчас, в эти минуты, человеческие тела оказались совсем рядом. Вот они – ходят на расстоянии нескольких шагов от леса. Сочные и румяные. Под грузом их тел снег проминается и хрустит, словно корка свежеиспеченного хлеба. Они не обращают на Средень внимания. Не боятся. А зря…
Мёртвые не сразу решились попробовать посягнуть на эти ароматные, пышущие жаром жизни тела. Они топтались, пожирая глазами роскошное, будто мечта, видение, но не отваживались выступить из леса в этот ледяной мир. Все знали, и выбравшиеся из могил не были исключением, что в мир живых можно будет войти лишь тогда, когда растает снег и на землю придёт тепло. Оно позволит мёртвым добраться до выбранной цели, а не застыть скрюченным куском льда, пав жертвой покуда царствующей стихии холода Дерева мира. Изо льда, что скует их, нельзя будет вернуться назад к жизни после смерти. Это будет конец. Риск слишком велик. Но эти живые совсем рядом! Хотя бы дотянуться до них…
Бледные тела мертвецов, шатаясь и стучась друг о друга, словно стебли камыша под лёгким ветром, шаг за шагом стали выбираться из Среденя. Они осторожно двигались вперёд, метр за метром. Воины не обращали внимания на этих человекоподобных монстров, покуда те не приблизились на расстояние вытянутой руки. Морозный воздух не мог сковать и унести с ветром прочь их отвратительный запах. Тот был слишком навязчив. Один из богатырей, по имени Легор, что оказался крайним к лесу, не выдержал и ударил наотмашь мечом по ближайшему из мертвецов. Меч застрял в вязкой плоти твари, которая, как ни в чем не бывало, продолжила двигаться. Легор упёрся сапогом в грудь выродка и, оттолкнув его от себя, вытащил клинок наружу. Сморщившись, он стряхнул со стали слизь и занёс меч для новой атаки. 
- Забудь о нём! – крикнул воину Гобоян. – Не трать силы и не тупи оружие зря. Очень хорошо, что они вышли. Иди ка сюда, ко мне.
Старик подозвал Легора и остальных, кто был рядом. Мёртвые продолжали двигаться, хлопая немыми ртами на убивающем их морозе. Каждый шаг давался им невыносимо тяжело, но жар тел, доносящийся от людей, был слишком желанным. Он тянул их магнитом, лишая воли. Они ковыляли, выпучив белые глаза и вытягивая вперёд руки с узловатыми скрюченными пальцами. Как ветки высохшего дерева те царапали воздух призрачными каракулями.
Гобоян ждал пока твари подберутся к натянутой нити. Шаг, ещё шаг и, наконец, они оказались рядом. Первый из ходячих трупов, что добрался к линии, ударился о невидимую преграду. Его палец уперся в прозрачную стену и с лёгким щелчком сломался в месте сустава, вывернувшись внутрь ладони. Тварь продолжила движение и впечаталась в ограду лицом, а затем и всем телом. За ней последовали другие, разевая пасти и роняя на снег прозрачную желчь, они втемяшивались в черту нити из плоти Яги и липли к ней, как к огромной стеклянной перегородке. Старик и его товарищи с отвращением взирали на десятки тел, прижавшихся в воздухе к преграде и липнущих друг на друга. Плющащих свои лица и тела о перегородку, которой не существовало в материальном мире. Это было колдовство, сил произвести которое не было ни у кого из ведунов мира живых. Такое под силу было только существу высшего порядка. Яге. И Гобоян мысленно слал ей благодарность за столь выдающиеся способности.
- Поразительно, – старик улыбался. – Работает! Теперь мы обрели защиту на этом участке. Средень заперт. И это просто превосходно!
Гобоян не скрывал возбуждения. Воины завершили ограду, протянувшуюся до изгиба ландшафта земли, взбегавшего от кромки леса вверх на крутой, пустынный холм. С другого края линии защиты работа также была окончена, и товарищи воссоединились у места, где ранее оставили своих коней. Они сели верхом и прежде, чем отправиться назад в деревню, с удовлетворением оглядели строй из надсадно мычащих мертвецов, которые давились о новоиспечённую преграду.

***

Арис и его спутник Родомир вырвались на простор лежащей перед их взором снежной равнины. Её ровное полотно стелилось на километры пути вперёд, которые упирались в еле виднеющуюся в сгущающихся сумерках страну хрусталя. Прощающийся свет дня, сползающего на западе за кромку горизонта, поблескивал на далёких рубежах из вершин гор.
- Успеем добраться до темноты к горам, - поделился надеждой со старшим товарищем Родомир. – Если прибавить, можем успеть!
Арис смахнул рукавицей с усов и бороды корку серебристого льда и выдохнул облаком пара: - Должны успеть. У наших друзей нет времени ждать. Вперёд!
Пришпорив коней, всадники понеслись рысью дальше. Вскоре им навстречу поднялась метель, которая гнала порывы ледяного ветра со стороны белого моря. Ветер кидал в лица лошадей и наездников снег, раня шрапнелью острых игл открытые части их тел. Выбивая из них последние остатки тепла, и пробирая стужей до самих костей.
Утомлённые кони сбивались в беге, а ветер вырывал с их морд мокрые хлопья пены. Самое время было стать лагерем против метели и скрыться за натянутыми против неё плащами. Дать отдых и себе и животным. Но спутники не хотели признаться друг другу в этом, не желали проявить слабость. Хотя каждый из них мечтал об остановке подле пламени костра, подпаливающего ворс одежды и волоски на протянутых к нему руках.
Истощённые голодом и холодом, ослеплённые летящим в глаза снегом, где в прищуре полусомкнутых век мир был узкой полоской света, воины не заметили застывшего в ожидании врага. Кащей и оборотни, что зарылись от метели в сугробы, услышали стук копыт всадников и с нетерпением ждали их приближения.
Нежданная добыча спешила прямо к ним в руки. Словно подарок за вынесенные страдания минувшего похода. Вилем, чьё тело, некогда лоснящееся от жира, теперь напоминало иссохшее музейное чучело, проклинал день, когда кащей пришёл в Большие земли. Он не желал миссии, что ему была навязана из Вырии, словно предвидя её жалкий конец. И оказался трижды прав. Его народ оказался почти истреблён. Лавры и почести, обещанные кащеем, сгорели в пепелище так и не покорившегося Дустана. А битва с агнитами довершила разгром прежних надежд. Никто из живых не преклонил колен перед завоевателями, никто не поднёс им богатства и ключи от собственных жилищ. Они встретили лишь отчаянное и страстное сопротивление, которому Вилем завидовал и невольно восторгался. Тем временем, цель их поисков ускользала раз за разом, опережая охотников на несколько шагов. Оборотень скрежетал зубами, но боялся выказать раздражение перед кащеем. Тот был сильнее его, и прикончит, даже не заметив сопротивления. Оставалось лишь терпеть до конца их бесплодного похода и затем бежать прочь от новых хозяев в каменистые сухие почвы родных Больших земель.
Но сейчас Вилем почуял долгожданную пищу. Он и его сородичи напряглись, и остатки шерсти приподнялись над их грубой кожей, как случалось всегда при возбуждении. Жадные глаза обмороженных тварей зарделись цветом в предвкушении горячего. Они заскребли когтями по примятому снегу. Лежащий рядом кащей приподнял меч над землей.
Арис стремительно вылетел из седла, зарывшегося в снег коня. Ударом огромного оружия кащей перерубил передние ноги животного, которое закричало от боли и вспороло мордой землю. Всадник ударился о припорошенный наст и покатился, наспех осмысливая происшедшее. Ехавшего по правую руку от него Родомира атаковал Вилем. Ударом палицы с железными шипами он сбил воина с коня и бросился на него сверху, не давая опомниться. На помощь своему предводителю поспешили другие оборотни. Выпроставшиеся из чёрных пастей клыки вонзились в плечи и ноги лежащего дружинника. Он не успел защититься и вступить в схватку. Внезапная боль ослепила его, а затем горло воина оказалось разорванным до костей шеи, и душа стремительно покинула истерзанное тело. К его счастью смерть оказалась быстрой.
Ополоумевшие от крови оборотни рвали когтями одежду мёртвого Родомира и пожирали его тело. Тем временем падение Ариса, наконец, завершилось, и он вскочил на ноги. Его ладонь нашла рукоятку меча. В левом боку неприятно кольнуло. Он ощупал пальцами кожаный жилет, что обтягивал туловище. У нижних ребер тело отозвалось острой болью. Наверняка сломаны, - подумал Арис и стиснул от досады зубы.
Сквозь пелену кружащегося снега он разглядел вздымающийся круп своего коня, к которому приближалась огромная фигура в островерхом шлеме. Из руки фигуры тянулось длинное как жердь жало. Кащей! Фигура взмахнула жалом и обрушила его на тёмный рельеф животного. Оно издало предсмертный крик и успокоилось на земле. Арис закричал следом сам, выдернул из ножен меч и побежал вперед. Взмыв в прыжке в воздух, он нанёс по груди рыцаря сильный рубящий удар. Ни одно создание из мира живых не выдержало бы его. Арис с одного раза перерубал быка или медведя. Не ожидавший такой прыти от человека, кащей пропустил выпад, и почувствовал, как чёрная броня на его корпусе расходится пополам. Затем он рухнул в снег.
Арис побежал дальше, туда, где над землей извивались тела огромных тварей с животными мордами. Там должно быть шёл бой, в котором Родомиру требовалась помощь, - думал воин. Он подлетел к оборотням с тыла и двумя ударами умертвил двух тварей, обнажив их серо-бурое нутро, из которого на снег потекла свежевыпитая кровь. Вилем и другой из оставшихся в живых волколаков отступили назад, ощерившись перемазанными в крови мордами. На освободившемся клочке земли, утоптанном лапами выродков, среди снегов чернели останки человека. Только сейчас воин увидел, что его друг был убит и съеден напавшими на него оборотнями. Страшный взгляд на оторванной от тела голове в мольбе обращался к небу. Снежинки садились на его ресницы сверху и таяли, сбегая каплями по скулам вниз как слезы.
Арис вновь не сдержал крик отчаянья. Он не заметил, как перенесся через тело поверженного товарища и обрушился на оставшихся тварей. Не помнил, как бил и колол их жилистые тела. Как метался от одного к другому. Бил на обе стороны, вкладывая всю силу ненависти к убийцам. Всё своё отвращение к злу, что они приволокли в его мир. Снова и снова, поднимая меч вверх и со свистом высекая его вниз.
Вилем вместе со своими недавними мечтами о возвращении домой был изрублен на куски первым. Всего на миг дольше прожил другой оборотень. В испуганных глазах оборотня навсегда потухла искра, когда голова твари раскололась словно переспевший арбуз. С каждым ударом меч Ариса отрывал от тел врагов по конечности, кромсал внутренности, рвал жилы и сухожилия. Месть воина была дикой и беспощадной и положила конец роду волколаков из Больших земель. Кровь за кровь.
Придя в себя, Арис зачерпнул перчаткой снег и вытер им следы боя с бородатого лица. Не чувствуя собственного сердца, он развернулся и пошёл назад к кащею. Тот как раз поднялся с земли и стоял, тяжело выдыхая огонь из щелей шлема. Никто ещё не наносил рыцарю подобного урона, что пошатнуло в твари высшего порядка веру в собственное бессмертие и силу.
Арис подошёл к кащею и остановился на расстоянии нескольких метров. Только сейчас он заметил, что подле рыцаря, пошатываясь тенью, стояла почти раздетая девушка, руки которой были стянуты веревкой и находились в плену твари. Воин смотрел на полуживую девушку и её плачевное положение. На её вздрагивающее тело, с натянутой на тонких костях кожей. Её белеющие в обескровленных впадинах глаза встретились с взглядом Ариса, но воин не прочёл там мольбы о помощи. Скорее он увидел в них блеск азарта схватки и надежды на победу над своим мучителем.
- Радана! – обратился воин к пленнице. – Это ведь твоё имя?
- Да, - шепнули потрескавшиеся губы девушки.
- Я знаю кто ты. Я пришёл освободить тебя и убить всех этих выродков. Всех до единой! А потом мы вместе пойдём к Мише. Он тебя любит больше всего на свете и впредь не отпустит от себя. Ты веришь мне?
- Да, - снова еле прошелестело рядом с ней.
- Ты будешь сам убит, смерд! – выдохнул огнём кащей, вмешиваясь. – Теперь только я буду решать вашу судьбу, что бы вы тут не болтали. Я вырву тебе хребет прямо сейчас, и дело будет окончено!
- Неужели? Так чего же ты ждёшь, сволочь? – Арис поднял измазанный битвой меч и пошёл на кащея.
Рыцарь разрубил веревку, что держала подле него Радану, и ринулся навстречу человеку. Упавшая в снег девушка видела, как в вихре метели закружились два тела. Её плоть задрожала в яростном звоне железа сходившихся клинков. Темноту ночи раз за разом взрывали снопы высекаемых ими искр. На широкие взмахи кащея Арис отвечал быстрыми и короткими ударами, то и дело доходившими до цели. Но доставалось и ему. Тварь питалась пылающим в ней огнём самого жерла земли, а очаг человека с каждой минутой боя скорее уже тлел, чем разгорался. Он терял внимание, ноги предательски разъезжались на снегу. То и дело Арис валился на землю от пришедшихся по его защите ударов. Воин поднимался снова и снова, но всё чаще слышал внутренний голос, который начал прощаться с белым светом. Радана, нащупав под рукой посох, поднялась и пошла на кащея тоже. Она не могла наблюдать, как это отродье зла возьмёт верх над отчаянно сражающимся человеком. Человеком, бьющимся и за неё, в том числе. Девушка ударила палкой по шлему рыцаря. Тот отмахнулся от неё, опрокинув Радану без сознания навзничь. В тот же миг Арис воткнул меч в открывшуюся спину твари, но, к несчастью, тот застрял меж чёрных пластин доспехов. Кащей взвыл от боли и резко повернулся назад к сопернику. Меч воина остался торчать в спине рыцаря.
Арис поводил в пустом пространстве руками, словно другое оружие могло материализоваться из воздуха. Он остался с голыми руками против существа, что вдвое превосходило его и ростом, и живучестью. Воин опустил ладони и расправил плечи. Он посмотрел прямо в лицо своему врагу. В его горящие глазницы. На мгновение глубокие продольные морщины на лбу мужчины разгладились, и спрятанные в густой бороде губы растянулись в улыбке.
- Вы никогда не обретёте здесь покоя. Это наш мир. Не ваш. И ты исчезнешь здесь без следа и без памяти, как и всё ваше мёртвое отродье, - проговорил Арис и плюнул кащею в сверкающее огнём лицо.
Рыцарь взвыл и проткнул мечом стоящего перед ним человека. Тот пробил жилет, грудину воина и вошёл по самую рукоятку прямо через центр сердца. Арис выдохнул, закрыл глаза и обмяк на орудии палача. С уголка его рта сбежала струйка крови и пролилась на снег, расцветая там алым маком. Кащей сбросил тело поверженного мужчины и снова закричал, запрокинув к небу голову. Он орал, не признавая строптивый нрав людей, их смелость и дерзость. Он орал от боли, что оставили в его рождённом в недрах земли теле удары человека. Победа над ним не породила триумфа. Она оставила лишь боль страдания от признания достоинств этих смертных созданий. Кащей хотел бы забыть про эту боль, но не мог. И не сможет уже никогда.

***

Менее часа ушло у исполина Иштарлина и седоков на его плечах на то, чтобы добраться до берега белого моря. Разломы ледяных гор, меж которых он прокладывал путь, оборвались перед бескрайней равниной тёмной воды, что покачивалась на ветру буграми покатых волн. Берег полотна морской глади тянулся шириной до десяти метров убегавшими к горизонту дорожками и представлял собой корку льда белой бородой приставшую к суше. Михаил и товарищи спустились с атланта и попробовали лёд ногами. Он держал их вес, но Иштарлина выдержать бы не смог.
Михаил дружелюбно погладил их нового товарища по ноге и задрал голову к верху, чтобы посмотреть в лицо. Там он увидел блеск ребячества в несколько печальном взгляде существа. Словно тот нашёл себе новых друзей, но вынужден был расставаться с ними, отчего никак не мог решить, что он теперь испытывает. Миша отдавал отчет в том, что чем быстрее он спровадит это рослое дитя восвояси, тем в большей безопасности они окажутся и смогут продолжить свой поиск.
Он махнул рукой в сторону моря и обратился к атланту: - Ну, вот и начальная точка нашей игры! Было бы проще, если бы мы начали от пристани. Это место, где в глубоком гроте ледяных скал у берега покоятся на привязи лодки и плоты. То, на чём плавают среди моря. Ты знаешь такое место?
Иштарлин нахмурился, а затем отрицательно качнул головой.
- Я так и думал. Что ж, придется нам бежать и искать его самим. Скоро рассветет, и самое время будет отправиться в путь, играть в прятки дальше и искать нашего друга. Жаль, ты не сможешь поиграть с нами… Но, если получится, приходи завтра как стемнеет сюда, и мы расскажем тебе сложилась ли игра и затем продолжим её вместе. Как тебе такой план?
Атлант закивал головой: - Хороший план. Я попробую прийти. Ты же меня не обманешь?
- Конечно, нет! – воскликнул Михаил и приложил ладонь к сердцу.
- И, знаешь что? – добавил Иштарлин, который развернулся было к айсбергам, но затем возвратился. – Мне понравилась история этого мальчика, что вырос и попал в другую сказку, где вылечил свои глаза. Мне кажется, ему должно повезти. И, хоть он и не попадёт в такое чудесное место как цирк, он должен найти свои камушки. Тем более, если это так важно для всех.
- Если бы тот мальчик встретил на своём пути тебя, уверен, ты ему очень понравился. Наверняка, ты бы ему помог. Ведь помощь им совсем не помешала бы… - Миша отвернулся и сказал последние слова морю. А ветер подхватил его мысли и стремительно перенёс их к той, что занимала сердце летуна почти всецело. Без руки которой он чувствовал себя одиноким даже в окружении друзей. К той, которую он любил настолько, что, как ни силился, не мог описать своё чувство доступными образами. Всякое слово казалось ему пресным и недостойным Раданы.
Миша с трудом оторвался от мыслей о возлюбленной, затем хлопнул ещё раз по ноге Иштарлина: - До встречи, мой друг. Надеюсь, до скорой!
Отряд побежал по корке льда вдоль берега, а атлант, дождавшийся, пока воины исчезнут из поля его зрения, повернул к дому.
Светлеющее небо, не отпускающее бледный силуэт луны, открыло взглядам воинов изгибы береговой линии, её ямы и преграды. Путь не был лёгким, но и паузы на нём виделись им теперь не вполне безопасными. Таящими в себе сюрпризы, вроде встречи с атлантом. Двигаясь, они сохраняли боеготовность. И удары их ног о панцирь льда напоминали строевой ритм. Они смотрели друг другу в спину, сохраняя стройность колонны, готовой в любое мгновение перестроиться в защитный порядок.
Первым бежал Крос, он и приметил искомое ущелье. Образующий береговую линию лёд обрывался у тёмной пропасти разлома, что уходил внутрь стены огромного айсберга. Подобравшись ближе, друзья разглядели голубоватый свет, который разливался внутри жерла грота. А видимых подходов туда, увы, не наблюдалось. На краях и стенках ущелья не было ни уступов, ни опалубки изо льда.
- Дальше вплавь, - сказал Крос и поежился. – Иначе никак. Судна стоят вглубине грота.
- А если это не здесь? – усомнился Блик. – Только зря намокнем. С чего ты взял, что там что-то есть? Может всё это фантазия белозёра. Какой к чертям грот? Пристань – это равнинное место. Будет товар, будет и купец ему в нашем лице! А пока товара нет,… я на такое не подписывался! Что если это домыслы? Будут нас всякие кормить россказнями!
Светошь стремительно выхватил меч и дёрнулся в сторону лирога, но Крос вовремя его перехватил: - Заткнись, Блик! Или, клянусь Богом, я скину тебя прямо здесь в море! Ты словно смерти своей ищешь! Только не на поле брани, а среди тех, кого призван защищать. Зачем ты это делаешь?
- Смотрите! – Лурд указал на Спарка, который рвался к гроту и лаял, норовя вытянуть голову ему внутрь. Камерное эхо голоса собаки отразилось от стен, наложившись на плеск воды.
- Успокой его, Лурд, - бросил великан. – Иначе о нашем местоположении станет известно всем в округе! Видите? Видишь, Блик?! Спарк узнал это место. Тут не о чем спорить! Мы идём туда, нравится кому-нибудь это или нет. И ты пойдёшь с нами тоже! Никто не останется снаружи. Поэтому заткнись и не лезь на рожон! Твоё мнение обо всех нас и, особенно, о белозёре нам известно. Но прикуси язык, и спрячь желчь, которой, похоже, у всех лирогов хватает с избытком! Или я тебе его вырву. Выбирай прямо сейчас! Мне плевать на твоё мнение, когда на кону стоит судьба целых народов. Я сотру любую преграду у себя на пути, нравится это кому-то или нет! – Крос вспылил, противореча собственным словам, которые говорил накануне рахии. Но Лурд не придал тому значения, словно поведение великана не подлежало оценке. Возможно, таков был очередной его план манипуляции. Рахия прижал к колену Спарка и накрыл его морду рукой.
Блик, который опасался великана, значительно превосходящего его силой и ловкостью, промолчал. Только желваки на его скулах яростно заелозили под кожей, и глаза заискрили злобой. Он мог бы ответить, но прикусил язык и отложил разговор. Они все ещё узнают, что значит обидеть лирога. Будь проклят этот союз несовместимых существ!
- Крос, - позвал друга Миша. – Крос!
Тот резко обернулся: - Что ещё?
- Рахии не умеют плавать. Ты не забыл? Как Лурд полезет в воду?
- Ты назван командиром отряда, ты и думай!
- Отлично. Тогда я пошёл один, - Михаил, который заранее скинул с себя оружие и походную сумку, прыгнул в воду. Тяжёлый покров тёмного моря – кашица из крошки льда на поверхности – сомкнулся у него над головой и разошёлся снова, выпуская человека наружу. Мужчина захлопал ртом от шока. Его будто бросили в другую реальность, в которой тело пронизал поток пламени. Хорошо, что он даже не догадывался о таких последствиях, иначе не решился бы на столь безрассудный шаг. Миша насилу справился с бешено забившимся от ледяного ожога сердцем и посмотрел на товарищей вверх: - Ждите здесь! Я скажу…
- Не дури! Дай мне руку! – закричал ему Крос, но Миша уже направился в ущелье.
Он плыл, опасаясь лишь того, что тело выйдет из под его власти раньше времени. Руки отталкивались от тяжелой воды, но не так быстро, как хотелось бы. Мужчина вырывал одеревеневшие ладони из ледяных тисков и бил ими снова вниз. Метр за метром он подмечал, как стынут его конечности, немеют ноги, спина и живот. Как ему показалось, Миша поднажал из последних сил. Взмах, ещё один, и вдруг рука коснулась чего-то твёрдого. Он поднял голову и в голубоватом свете лагуны увидел высокий борт лодки.
- Давай же, давай! - закричал сам себе Миша, перемещаясь в воде вдоль судна и цепляясь за края. Наконец, борт в талии лодки показался довольно низким, чтобы попробовать влезть внутрь. Михаил закинул локти и, опираясь на них, потянул себя наверх. Одежда тяжёлым грузом облепила тело и сжала его в тиски, словно само море ухватило человека ладонью. Рывок не удался, и Мише показалось, что он не смог даже сдвинуться с места.
– Ах так?! – захрипел он и снова дёрнулся вверх. На этот раз ему удалось вытащить грудь на уровень борта и положить её поперёк. Словно вода ослабила на мгновение свой плен. Мужчина протянул руки и ухватился за скамью внутри. – Ещё посмотрим кто кого! Посмотрим! – плевался он водой и словами и тащил себя внутрь. Как по лестнице он перебирать края скамьи, втягивая себя. Его мышцы и сухожилия натянулись так, что, казалось, они сейчас лопнут от натуги. Миша выл и рычал как обезумевшее животное, сражающееся за ускользающую жизнь.
Спустя целую вечность он дополз таки до другого борта, и его ноги попали в лодку. Миша их уже не чувствовал. Слабые сигналы от соприкосновения конечностей с неровностями судна поступали от обескровленной кожи. Мужчина упал на дно лодки и торопливо стал стаскивать штаны. После того как это удалось сделать он принялся растирать ноги руками, разгоняя кровь по сосудам. Быстрее и быстрее, из последних сил. Наконец, на коже появилось спасительное покраснение, а голени отозвались слабой болью. Воин осмотрелся и заметил на корме свёрток. Им оказалась холщовая ткань, предназначенная то ли на парус, то ли для укрытия судна. А самое главное – она была сухой, и её было много. Миша снял мокрую одежду и обмотался несколько раз в полотно ткани с головой. Внутри он продолжил двигаться и растирать сам себя, насколько это было возможно. Прошло несколько минут, как мужчина почувствовал слабое тепло, разбегающееся по поверхности кожи, и с облегчением выдохнул.
- Вы слышите меня? – Михаил освободил голову и прокричал в сторону выхода из грота. Спустя мгновение, гулко стучась о стены пещеры, до него долетели голоса товарищей. Миша улыбнулся.
Ещё спустя несколько минут, когда он ощутил движение крови в теле, трансформирующееся в скудное, но родное тепло, мужчина вставил лежащие на дне лодки весла в уключины и повёл судно к выходу из ущелья. Ликующий от радости отряд погрузился с берега прямо на борт, после чего, грузно покачиваясь на воде, лодка вернулась в грот.
Несколько часов Крос занимался Мишей, втирая ему в кожу лечебные средства. Светошь поделился горячительным бальзамом, чудесным образом греющим мышцы до костей. На крохотном клочке суши в конце грота, Лурд развёл огонь, где сварил оздоравливающий отвар из трав, а затем просушил одежду летуна. Благодаря заботам друзей лицу Михаила вернулся румянец, а осипшему голосу сила. Великан вынужден был признать, что в безрассудном поступке мужчины оказалась своя логика и правота. Он обещал впредь сдерживать себя, хоть и продолжал глядеть на лирога волком. Но личные счёты не имели никакого значения. Как и говорил сам Крос, судьбы народов не должны и не могли стать заложниками субъективной неприязни. Всякое мнение следовало засунуть куда подальше, если оно вносило разлад, а не объединяло силы.
В голубоватом свечении пещеры, что исходило изнутри едва прозрачных стен, будто те были напитаны фосфором, воины утвердили план действий. Любое из покоящихся на воде рядом с ними суден, было достаточно вместительным для того, чтобы в нём расположился весь отряд. На своё усмотрение Крос выбрал большую чёрную лодку с круто взлетающим ввысь носом, на котором расправила крылья фигура степного орла. Воины погрузились в неё, налегли на большие вёсла, и орёл величаво выплыл из грота на свет полуденного солнца, красуясь грациозностью поднятых, будто парус, крыльев. Судно отправилось на поиск Груманта. Загадочного острова, хранящего в своих недрах пропуск к Дереву мира.

***

В то время, когда армия Палты возобновила поход на родину и направилась к Дустану; когда опустевший после их ухода Порог просыпался ото сна, отворяя окна навстречу стучащемуся в них солнцу, оставленная при Властуле служанка с большой волосатой бородавкой на верхней губе, постучала в дверь хозяина и замерла в ожидании ответа. Звенящая серебром тишина, которую в этот час ещё можно было уловить во дворце, ничем не выдала ответа на зов женщины. Та постучала снова, поскольку ранее выданные ей указания, предписывали во что бы то ни стало будить государя в назначенное время для приёма лекарств. Снова никто не отозвался. Служанка нажала на ручку двери, та не поддалась. Она уперлась в неё плечом, но за толстым полотном двери раздался лишь скрежет внутреннего засова.
Служанка оставила кувшин на блюде с лекарством и завтраком царя на столике рядом дверью в покои. Следуя инструкции, она отправилась к управителю внутреннего убранства – дворскому служащему. Господин, что носил длинную, как халат рубаху, перехваченную посередине широким расшитым красной нитью поясом, выслушал служанку и, прихватив с собой двух стражников, направился за ней к двери покоев Властула. Прибыв на место, дворский постучал в дверь и позвал царя сам, и лишь убедившись в том, что ответа ему не дождаться, приказал стражникам отрыть дверь насильно. Те стали её толкать и бить в замок древками секир, но широкий язык засова, что держался в петлях изнутри, лишь гулко стучал металлом, выдерживая подобный натиск. Дворский сложил губы трубочкой и, прижавшись ей к щели замка, стал звать господина. Он упёрся мокрым от усилий носом в дерево и кричал, стараясь послать голос прямиком в дырочку, чтобы тот долетел по назначению. Однако результата так и не добился.
Не на шутку обеспокоенный дворский созвал стражников дворца и те навалились на дверь вместе с таранным бревном, что предназначалось для осады. Дерево закряхтело и осыпалось крошкой щепы. Наконец, засов пал и отлетел на камень кладки пола, звеня покорёженным металлом. Дворский в сопровождении служанки бросился вглубь покоев и у порога спальни споткнулся об открывшуюся глазу картину. В растерянности он вцепился в украшавшую вход гардину и почти повис на ней.
А в комнате обнаружилось следующее: на двух стульях с обитыми бархатом широкими и высокими спинками, друг напротив друга сидели царь Одинты Властул и её военачальник Бореслав. Оба откинувшись на спину, будто ведя неспешную беседу о делах государства, мирно и в почтенном согласии друг с другом. Однако видимость их покоя зиждилась лишь на том, что оба собеседника были мертвы. В груди обоих торчало по мечу. Из Властула флюгером красовалась добрая треть лезвия клинка воеводы с красивой, в витой спирали рукояткой. А из груди воеводы вздымался царский клинок с инкрустацией герба фамилии Властула, который знал в Одинте каждый. Словно собеседники повздорили, проткнули друг друга оружием, но затем помирились, откинулись в стулья и продолжили, как ни в чём ни бывало, деловую встречу. По успевшей застыть на груди тёмной крови и бледной холодной коже лиц, можно было судить о том, что убийство совершилось довольно давно. Отчего возникал закономерный и, пожалуй, единственный из важных вопросов – кто их убил и как? Слишком невероятным выглядело предположение, что они могли прикончить друг друга сами. Их позы не свидетельствовали о борьбе, без которой уж кто-кто, а воевода бы точно не сдался на милость победителя. Скорее походило на то, что мужчины были убиты во сне. Разом приняв смерть. Но неужели могла прийти в голову мысль спать здесь им вместе?
Придя в себя после шока, выплакав положенное этикетом количество слёз, дворский в сопровождении прибывшего главы царской стражи, совершил осмотр покоев и с недоумением установил, что предполагаемый убийца не мог их покинуть. Окна, как и входная, сломленная стражниками дверь, были заперты изнутри. Подпола и выходов на верхние этажи и крышу покои не имели. Комнаты перевернули вверх дном, но чужого присутствия в них не обнаружили. Присутствующим при следствии становилось очевидно, что разгадка обстоятельств этих убийств может оказаться им не по зубам.
В суете развернувшейся драмы дворский и прочие высшие чины государства, что прибыли на место преступления, забыли обеспечить секретность происшедшего, чтобы не взбаламутить и без того нервный народ Порога. И вскоре, по крикам, что донеслись с улицы из открытого окна, дворский понял, что дурные вести разбежались по дворам столицы, словно вода из прорвавшейся плотины к низлежащим полям. Скрывать что-то было уже поздно. Главный служитель дворцового ансамбля Порога обхватил лысеющую голову руками и сполз по стене на пятую точку.
В это же время ко въезду во второй по значимости город Палты под названием Мората подошли две фигуры.
Одна из них была животным, обёрнутым в дорогую атласную ткань, верх которой укрывал безобразную одноглазую морду. Животное пыталось держаться миролюбиво. Но никакое одеяние и фальшивые манеры не могли скрыть ни звериного запаха, ни вызывающей натуры этого злобого существа. Шерсть гостя торчала из складок ткани и топорщилась вверх.
Вторая фигура принадлежала человеку, изображение которого украшало портреты в домах богачей Палты и её государственных учреждениях. Живьём его видели единицы, но образ своего царя знали все. Эта фигура шла с чувством своего превосходства над всем, что встречалось на пути. Чувство это не было приобретённым по случаю. Оно оказалось взращено в нём с молоком матери, в котором текла власть повелителей мира сего. Лишь на близком расстоянии охране Мораты стали видны кровоподтеки и раны на лице царя, что вступало в противоречие с устоявшимся представлением о его неуязвимости. Да и одежда поизносилась и выглядела так, будто её хозяина спустили с лестницы, причём не единожды. В остальном же образ свидетельствовал, что к Морате приблизился ни кто иной, как её царь Нестор. Даже сопровождавшее его чудовище могло сойти за частого спутника царя – ворожея Фрониха. Тот и другой были без глаза, а здоровые глаза обоих никогда не светились добром.
Ещё минуту назад скучавшие от безделья стражники ворот, один из которых вместо пики держал люльку трубки и раскуривал ароматный табак, вытянулись в стойку. Оброненная трубка нырнула в снег, откуда тонкой ниткой заструился сизый дымок. Стражники напялили на лица почтительность, которая норовила улизнуть и смениться отвращением, лишь только им стоило взглянуть на сопровождавшее царя существо. Когда Нестор подошёл ближе, воины приклонили колени, как того и требует кодекс.
- Встаньте, солдаты! – проговорил царь властно. – Ваш правитель, приветствует вас. Я стал жертвой войны в Дустане, так пускай Мората встретит своего царя достойно. Эскорт мне и живо во дворец! – Нестор привычно махнул пальцами, чего всегда хватало, дабы приказ начал исполняться тотчас же.
Воины кинулись к стражницкой сторожке, у которой через мгновение раздался бронзовый звук гонга. Наружу высыпал остальной гарнизон заставы, стирая с глаз недавний сон. Стражники усадили правителя и его спутника в крытый экипаж и отправили с эскортом во дворец Мораты, где жил губернатор города – племянник Нестора по имени Ксавин.
Племянник был безнравственным молодым человеком, замещая обязанности наместника праздными утехами, отчего дела в Морате шли совсем невалко. Он безудержно пил вино, портил молодых девушек, которых воровали для него с улиц солдаты. Любил охоту и щедро спускал на свои выезды значительную часть бюджета города и платящих подати окрестностей. Подданные с трудом терпели его щербатую с всклокоченными рыжими волосами физиономию. Правление Ксавина было для них тяжким бременем, которое уже не одно хозяйство пустило по ветру. Но губернатора такие мелочи не тревожили. Он отвечал гражданам взаимностью и ещё пуще куролесил на дворах обитателей, переворачивая те вверх дном. Он избивал подданных и калечил их. Отнимал ценности и насиловал девиц. Родственные узы с Нестором обнаруживались не вооруженным взглядом.
Увы, и воевода Мораты также оказался изрядным пьяницей и закрывал глаза на безобразия, что чинил его хозяин. Точнее, даже не открывал их в ту сторону. Мерзкие деяния Ксавина находились под прикрытием, и он продолжал упражняться в жестокости, а на остальное ему было глубоко плевать.
Встреча родственников во дворце Мораты оказалась лишена пронзительных чувственных сцен. Нестор с порога поставил племянника на место и превратил того в посыльного для собственных поручений. Он представил ему Рулу как доверенное лицо, обладающее правами распоряжаться в Палте если не всем, то многим. Пёс тут же занял большую часть покоев, где племянник устраивал ночные оргии. Затем пристально посмотрел тому в глаза, удостоверился в смирении и после отправил наместника прочь.
На вид племянник Нестора действительно стоически принял новую для себя роль уже не первого лица в городе. Однако после каждой просьбы дяди он выбегал из покоев и в злобе бил кулаками ни в чём не повинные двери и мебель. Его слюна разлеталась по лицам слуг, на которых он орал и вымещал ярость. Ксавин быстро уловил то, что дядя сам был заложником человека-пса, но, не ориентируясь пока во всех обстоятельствах их отношений, не надеялся подобрать ключик к слабостям родственника и вернуть утраченную власть. Он тайком отдал распоряжение направить в Дустан разведчика и выяснить детали битвы при городе, а особенно роль Нестора в ней.
Пока же, с момента появления в Морате царя, её быт изменился, и нельзя было сказать, что к лучшему. Город был значительно меньше Дустана, но вопреки бесчинствам Ксавина считался культурной и научной столицей Палты, чем был обязан некоторому числу кварталов, в которых обосновались мыслители государства. Там же, в деревянных лачугах жили местные лекари, знахари и ведуны, практикующие среди населения свои навыки за умеренную плату. Они растили во дворах травы и коренья, применение которым знали только сами. Чужие в этот район города соваться не спешили, обоснованно предполагая, что любым неосторожным действием могут навести на себя лишнее внимание тех, кто одним наговором умеет сживать со свету.
В этот район Нестор первым делом и отправил вооруженных воинов, чтобы те привели ему лучших лекарей Мораты. Одного за другим в его покои вталкивали специалистов, которые потчевали искалеченное тело царя загадочными мазями и снадобьем. И если раны на коже скоро затянулись шрамами, то слух к Нестору так и не возвращался. Он по-прежнему жил, питаясь извне лишь отголосками слабого шелеста звуков и слов, что окружали его. Обладающий живым умом, Нестор быстро учился читать по губам, то, что ему говорили. Однако этот навык являлся слабым утешением для царя. Тяжёлый удар богатыря сделал его калекой, и эта беда сводила его с ума.
В один из дней после очередной бесплодной попытки вылечить уши к нему пришёл Рула. Пёс без разрешения уселся за стол Нестора и громким голосом пролаял ему прямо в лицо: - У людей есть только один маг, которому под силу тебя исправить. Его имя Гобоян. Он живёт на окраине Одинты, рядом с лесом Средень. Эта мразь одолела меня в битве за их земли.
- Тогда мои люди найдут его и привезут ко мне, - ответил Нестор.
- Об этом даже и не мечтай! Он не станет за тебя браться. Это его дружки чуть не развалили твою голову пополам. Именно с ними ты повстречался в Дустане.
- В таком случае, зачем ты мне об этом рассказываешь?
- Я знаю ещё одного колдуна, по силе не уступающего Гобояну. Он служит Вырии и может откликнуться, если сочтёт, что ты дашь ему нечто ценное взамен.
- И как же зовут этого колдуна?
- Рулдор. Тёмный маг, предавший человечество. Но для этого мира сейчас это скорей достоинство, нежели порок. Совсем скоро новая власть вознаградит по заслугам тех, кто послужил ей и тех, кто готов принести немало пользы в будущем. Рулдор – один из самых ярых адептов тёмной магии, чьи заклинания рождены в глубинах земли, в жерле обитания самого Повелителя. Союз с такой могущественной личностью может спасти и твою шкуру, когда придёт пора встречать новых хозяев.
- Заманчиво рассказываешь. И как найти этого колдуна?
- Возможно, я помогу тебе. Но взамен ты объявишь войну Лилте. Ты выдвинешь армию на её столицу Русу. И сделаешь это тогда, когда на то будет дан сигнал. Таковы условия и не я их придумал.
- Но Дустан пал! Мората не соберёт серьёзного войска для похода против сильной Лилты. Нас раздавят и я… и ты, останешься без трона!
- Повелитель позаботится о том, чтобы Лилта не сильно брыкалась, - протявкал Рула и засмеялся, плюясь крошками хлеба, что жевал во время беседы. Затем подавился, откашлялся и закончил: - Готовься! Объяви призыв на военную службу. Делай как сказано, а я призову Рулдора. Он станет другом не только тебе, но и всей Палте. А что может быть ценнее мужской дружбы?! – и пёс захохотал снова.

***

На вёсла чёрного как уголь судна налегали Блик и Исса, кому первыми выпал жребий трудиться. Орел гальюна лодки качался вверх и вниз на встречных покатых волнах, высекая рой холодных как ледышки капель, что лупили по седокам. На носу сидел Крос и всматривался в молочную даль, пытаясь узреть там очертания искомого острова по имени Грумант. Рядом с ним над бортом боязливо высовывал морду пёс Спарк, чихая от сырости. С запада поднимался ветер, и на горизонте пухли тёмные силуэты туч.
- Скоро море начнёт беситься, - высказался Светошь. – Похоже на приличную бурю.
- Вижу, - ответил великан. – Авось успеем где-нибудь пристать. Иначе придётся пережидать стихию в этой лохани.
Пассажиры лодки наблюдали простирающееся вокруг них море, надеясь разглядеть намёк на искомую сушу. Но бескрайняя даль северных вод надёжно спрятала свои островки в завесе непогоды. Вскоре пространство между небом и водой заволокло брезентовой стеной дождя, неизбежно надвигавшейся на лодку. Ветер срывал капюшоны с опустивших головы и плечи воинов. Как пощечины по ним хлестали плети воды, взлетавшие над бортом. Солёные капли заполнили глаза и стекали под одежду. Возмужавшие волны перекатывались валунами, играючи передавая друг другу лодку, и подбрасывая её вверх как игрушку. Но то были ещё лишь предшественники настоящего шторма.
Крос сжал меж коленей зашедшегося в лае, испуганного Спарка и вцепился ладонями в скамью, на которой сидел. Он бормотал заклинания и призывы небу о помощи, не теряя надежды избежать надвигающейся трёпки. Когда-то ему уже доводилось быть среди шторма. И страх, что прихватывает жизнь, попавшую в эпицентр стихии, он знал не понаслышке.
Несмотря на то, что он был тогда ещё ребёнком, великан запомнил ту ночь на долгие годы. Промысловый корабль его поселения, дрейфовал в Утлюжи в считанных милях от берега. Стремительно налетевший шторм, не позволил ему лечь на безопасный курс к берегу. Были то происки змея или игра природы, уже не узнать. Великан лишь помнил, как корабль взлетал на волнах и стремительно падал, чуть ли не вертикально носом в пену пучины. От ударов внутренности судна жалобно стенали, крошилась палуба и оснастка. Находившиеся на борту липли к скамьям и мачтам, обвиваясь вокруг мёртвой хваткой, и жадно ловили воздух в промежутках душа из морской воды. Корабль крутило меж волн снова и снова. Мачты треснули и рухнули вниз. Судно было обречено, но люди цеплялись за право сохранить жизнь до наступления ночи. Именно тогда стихия сошла на нет и отпустила убийственную хватку. Останки корабля прочертили килем вязкий песок и уткнулись в берег. На сушу выбрались лишь четверо уцелевших, в числе которых оказался и Крос.
В памяти великана проснулись воспоминания о той буре, и он насилу удержался от того, чтобы вывернуться наизнанку за борт. Крос прокричал товарищам, пересиливая ветер: - Готовьтесь к худшему! Когда начнётся, ложитесь на дно лодки и держитесь изо всех сил! Будем верить! А что ещё остаётся, - закончил он уже шепотом.
Свинцовые тучи облепили небосвод, спрятав от глаз последние островки света. Ветер свистел в ушах, царапая их шершавыми ладонями и кидаясь веером брызг. Лодка задробила по воде и закачалась с борта на борт. Миша, не переносивший качку, не сдержался, и его вырвало прямо на дно судна. Остальные сползли со скамей вниз, вжимаясь в хребет лодки как в спасительный кусок земли. Только, сменившие лирога, Светошь и Исса оставались на веслах, пытаясь держать киль прямо.
Оказавшееся среди шквала бури суденышко кидало будто щепку с одного отвала волн на другой, вознося порой к самым гребешкам набирающих силу бугров и обрушивая затем вниз, где корпус лодки страшно бился о воду. Вцепившихся в дерево воинов шлепало о судно, заливало кубометрами солёной воды, не давая продыху. Пассажиры кричали, цепляясь в изнеможении за скамьи и друг друга. Придавленный телом Кроса, Спарк ломал когти о дерево и в исступлении кусал великана, а тот почти не чувствовал боли.
В минуты, когда казалось, что силы воинов иссякли, и конец их похода как никогда близок, море швырнуло лодку на неведомую твердь, раскорячив среди прибрежных камней вертикально на борт. Друзья вывалились наружу, стукаясь о каменные валуны и вскрикивая от пронзающей боли. Затем, шатаясь, поднялись на ноги, стащили лодку с камней, занесли вглубь берега, где бросили вверх килем, а сами забрались внутрь, как в дом. Скрытые от ветра и дождя спиной сохранившего им жизнь судна, воины тяжело дышали не чувствуя сил шевелиться. 
- Не дайте застояться крови, двигайтесь, - стал подгонять друзей Миша, отчасти знакомый с методами выживания в экстремальных ситуациях. Воины зашевелились и, ворочаясь будто тюлени, с боку на бок, стали стягивать мокрую одежду. Затем они принялись растирать тела, полируя деревенеющими ладонями кожу до красноты. Делились теплом друг с другом. Меньше всего мерзли агнит Исса и Блик. Их наружность могла выдержать и больший ущерб. Крос вытряхнул из складок одежды остатки растительных веществ и при свете искр от огнива пытался разобраться, какое из них чем было раньше. В кучке зеленеющих комков и веток вымокших частиц растений, свалявшихся вместе, сложно было разглядеть их признаки. Мало-помалу великан собрал в кучку то, что ему показалось нужным и затем растёр всё это в кашицу, которую раздал по порции товарищам. Те принялись втирать непослушными руками зелье в кожу. И, спустя несколько минут, ожидаемый эффект был получен. Кожа зарделась сыпью, а по телам разлилось долгожданное тепло. Из-под панциря перевёрнутой лодки раздались стоны облегчения.
- Что бы мы без тебя делали? – задал Миша риторический вопрос великану.
- Померли бы наверно, - невесело усмехнулся Крос, обнимая ручищами безволосые колени. Затем он погладил по шерсти лежащего рядом Спарка. Тот больше не буянил и смирно сопел чёрным носом в компании хозяев. – Наш путь угоден судьбе. Иначе незачем было бы сохранять нам жизни. Сегодня мы были всего в шаге от границ Вырии. И то, что остались целыми – по-моему, значит немало.
- Пусть так и будет. Я не против подобной охранной грамоты ещё лет на сто вперёд! - высказался Исса и захохотал.   
К ночи буря окончательно стихла. Выбравшись наружу, воины отыскали кустарник и, разломав его, разожгли огонь. Сдобренный порохом Кроса костёр разошёлся и вскоре веял жаром на расположившихся вокруг него членов отряда. Мужчины натянули на себя сверху мокрую одежду и улеглись подле пламени сушиться. То и дело они проваливались в сон, а оставленный дежурный, следил за тем, чтобы огонь не погас.
Отдохнувшие и открывшие с рассветом глаза, воины воспринимали перспективы своего путешествия куда оптимистичнее, чем накануне. Даже Спарк вилял хвостом, радуясь земле под ногами, которая стоит на месте, а не кувыркается как придётся.
- Место похоже на остров, - сказал Крос, собрав подле себя отряд. – Вряд ли нас унесло обратно к материку. Слишком далеко. – Воины в который раз окинули каменистую почву, покрытую редкой порослью короткоствольных деревьев, что стелили над землёй голые крючковатые ветви. Невдалеке от берега вверх поднимался невысокий и блестящий камнями холм, будто старинный курган на месте сечи. – Пойдём наверх. Посмотрим куда нас занесло.
Прыгая с камня на камень, друзья пошли вглубь острова. Вскоре они забрались на вершину холма. Перед ними простирался безжизненный рельеф земли со скудной растительностью. Действительно территория, на которую вынесло отряд, оказалась островом не более версты длиной, края которого облизывало еле колышущееся море. Лёгкая вуаль дымки тумана покрывала прибрежный покой воды. Сегодня она была смирной, словно раскаивающейся за свой давешний бунт.
- Посмотри внимательно, Спарк! Что-нибудь тебе здесь знакомо? – Миша потрепал шею пса. Тот поднял уши, поводил мордой по сторонам, а затем залаял. И не просто залаял, а вытянул морду в только ему известном направлении, и глаза его заблестели.
- Он узнал! – воскликнул Лурд. – Клянусь Стеллой, он узнал этот остров!
- Будь я проклят. Неужели это Грумант? – не сдержался Крос, - неужели мы заслужили эту удачу?!
Отпущенный на волю, Спарк завилял хвостом и побежал вниз с холма, на юг острова. Воины затопали за ним, ругаясь на обилие камней, усеявших почву. Угодить ногой в расщелину означало почти гарантировано её лишиться. Прыгая, как сайгаки по ландшафту острова, они то и дело окрикивали пса, чтобы тот не исчез из вида и дождался хозяев. Отряд оставил за спиной холм, миновал разлом ручья и следующую за ним равнину. Наконец, Спарк встал возле одного из огромных валунов, что мрачными монументами поднимали из земли к небу серые тела, и принялся кружить у его подножья.
Отряд собрался рядом с псом. В основании валуна темнела полуметровая дыра норы, определить глубину которой на глаз не представлялось возможным. Довольный собой пёс кружился на месте и будто кивал головой в сторону отверстия.
- Уверен, что это здесь? – спросил Миша великана.
- Почем мне знать? Спроси лучше у Спарка! Но сперва посмотри вокруг сам, - Крос повёл рукой по воздуху, словно открывая завесу перед сценой, являющей миру чудо.
Друзья обошли валун и внимательно осмотрелись.
- Не может быть! – неожиданно воскликнул белозёр.
- Ты это видишь? Видишь? – радостно откликнулся Крос.
Затем восторженно заохали и остальные. Миша оказался последним, кто, наконец, разглядел феномен, приведший всех в изумление. Оказалось, что расположение вертикальных столбов валунов на острове вовсе не было случайным. Они выстроились окружностями вокруг именно того валуна, к которому их и привёл Спарк. Две окружности: камни поменьше и затем побольше. Если смотреть на них из центра, Валуны дальней окружности замыкали просветы ближнего ряда. И центральный камень оказывался словно окруженным серой завесой. Верхушки камней второго пояса чуть заметно раздваивались, как зубцы короны. Что сближало строй камней с крепостной стеной.
Протянувшуюся минуту молчания прервал Миша: - Чем дольше смотришь на них, тем больше кажется, что это кольцо вот-вот сомкнется вокруг тебя.
Воины согласно загудели, подтверждая схожие умозаключения.
- Мне напоминает это стражников, которые не выпустят из центра того, кто завладеет тем, чем обладать не имеет права, - добавил Крос.
- Что ж, Грумант это сторож на подступах к самому Дереву. Он и не мог оказаться простым, - сказал Светошь. – Теперь нам предстоит узнать, сможем ли мы найти выход из этого круга так же легко, как нашли вход сюда.
- Так кто протянет руку под валун? – спросил Блик.
- Теперь это самый важный вопрос. Помните, старик Свитож сказал, что чёрный камень с Груманта возьмёт лишь непорочная рука, - ответил Крос. – Кто это может быть? Давайте решим, кто из нас лишён пороков.
- Чёрт побери, это абсурд! – воскликнул Блик. – Как можно остаться без пороков, прожив такую жизнь и занимаясь таким ремеслом, как наше с вами? Каждый из нас убивал и не раз. О какой непорочности может идти речь?
- Убить врага, защищаясь или нападая – это разные вещи. Тем более, если речь идёт о спасении чужих жизней.
- Я согласен с Кросом, мы не убийцы. Но разве только в убийстве порок? – высказался Исса. – Многие творят дела, последствия которых ничуть не лучше убийства. Причем для этого не требуется оружия. Подонку достаточно просто открыть рот, чтобы отравить жизнь другому наветом. А то и сотне людей. А то и целому народу или его наследникам. Порой войны разгорались, начинаясь с единой фразы. Я и сам знавал подобных выскочек. Этакая дрянь может посеять раздор среди любой семьи, а там и до драки недалеко…
- Я надеюсь, ты не предполагаешь, что среди нас такие есть? – удивился Миша.
- Нет. Конечно нет.
- А разве не порочен вор? Вот ты, Миша, можешь, как на духу, признаться, что не крал? – спросил Блик.
- Не могу.
- И я не могу. И никто из нас не может! Выходит это было известно ещё там, в Палте, пока мы жрали у Свитожа. Так какого хрена мы попёрлись сюда, где нам ничего не светит?
Пока Блик распалялся, размахивая руками перед носом товарищей, пребывавший в глубокой задумчивости Лурд, беззвучно отошёл к валуну, присел подле норы на корточки, а затем просунул туда руки и голову, скрывшись под камнем наполовину.
- Смотрите! – крикнул Светошь, заметивший рахию.
Спохватившиеся воины подбежали к дыре и склонились к ней.
- Только не трогайте его! – бросил великан. – Уже поздно. – Затем он поднёс нос к дыре максимально близко: - Лурд! Ты живой?
Рахия взбрыкнул торчащими снаружи ногами. Его зад уполз в дыру вслед за туловищем, потом туда потянулись ноги, покуда перед взглядами друзей не остались в глубине только истёртые подошвы сапог Лурда.
Прошла минута как из жерла дыры раздалось глухое эхо голоса рахии: - Тащите меня наверх!
Великан и Миша ухватили за ноги Лурда и потянули на себя. Вскоре рахия оказался наруже целиком и с довольным, перемазанным глиной, лицом уселся перед товарищами. В своей ладони он держал заветный чёрный камень Груманта: - Вот! Я подумал, может, достану. И получилось.
Воины, тронутые чуть ли не детским счастьем на лице рахии, принялись обнимать и хлопать его по плечам. Даже Спарк залаял в унисон общему настроению. Не выпуская камень из рук, Лурд показал его чёрные как уголь бока. Он подождал, позволяя воинам насладиться зрелищем, а затем с любовью погладил пальцами по яйцеобразной сфере своей добычи и сунул камень за пазуху. Отряд осторожно проследовал сквозь пояса окруживших их валунов. Их руки покоились на рукоятках оружия, а ноги были готовыми к резвому старту. Однако никто и ничто не создало им препятствий. Лёгкий морской бриз играл взъерошенными волосами воинов и поддерживал над их головами полёт гигантских альбатросов, выглядящими единственными живыми свидетелями их похода на Грумант.
Не прошло и часа как, приняв скудную пищу и спустив лодку на воду, отряд вновь отправился в море. Теперь их надежды были связаны лишь с благосклонностью Дерева, что позволит найти себя и передать Тису также легко, как им был отдан чёрный камень.

***

Повелитель недр земли смотрел страшными, будто воронка смерча, глазами на стоящих на мосту людей. В его вотчину нога живого человека ступила всего второй раз за всю историю создания мира. И оба случились по его приглашению. На этот раз перед ним предстали сразу двое, женщина и мужчина. Их звали Дина и Сатоша, отступники людей, совращённые чёрным колдовством Вырии. Кроме того, они были прямыми наследниками правящей крови Палты и Лилты. Двух государств человечества, которые могли оказать яростное сопротивление нашествию в их мир мёртвых. А демон знал, на что люди способны и в его планы не входила длительная военная компания. Он ожидал краткую войну, что поставит на колени, как род людей, так и остальных живых, а после опустит на их согбенные шеи оружие. 
Повелитель Вырии сопел огнём и в его голове складывались ступени лестницы, что позволят легко взбежать на пьедестал абсолютной власти, а не карабкаться к нему по таящему сюрпризы бездорожью. Большинство вопросов окажутся решёнными к моменту, когда Вырия, наконец, выльется в мир живых из своих нынешних границ. Это будет славный поход.
- Вы, люди, присягаете ли до сих пор на верность мне? – бросил в сторону гостей демон.
Те задрожали и отчаянно закивали головами. Им не терпелось скорее покинуть место обитания хозяина, где кожа звенела, сросшись с панцирем из спекшейся на ней одежды, а глаза готовы были вскипеть и высохнуть в глазницах. Заклинания, что помогли им дойти до трона Повелителя, усмирить боль их тел не могли. Противоестественная для жизни среда мучила их. И если кожа потеряла чувствительность, то внутренности готовы были свариться в утробах Дины и Сатоши будто в котлах, помещённых в жерло печи.
Не желая сгубить своих ставленников раньше времени, демон распорядился: - Ступайте в Русу, займите законный престол! Вас поддержат. Приготовьте границы Лилты к вторжению с Больших земель. Истребите возможное сопротивление и ждите гостей из Вырии. Близок час, когда мир займут его истинные хозяева. Те, которые прожили в нём жизнь, а теперь должны прожить и вечность смерти. Хватит кормиться объедками в бесплодных землях. Настала пора вернуть своё по праву! Идите и выполните долг! Хватит пресмыкаться, пора царствовать!
Пылающий перст Повелителя указал на восток, в сторону страны людей. Тугой жар воздуха подземелий колыхнуло волной, сошедшей с трона хозяина недр земли. Пошатнувшиеся ноги Сатоши понесли его и его наездницу прочь из обители демона. Он бежал и вцепившаяся сзади Дина подгоняла мужа вперёд. Она закусила мышцу на плече мужа и сопела под ухом, разжигая в сердце мужа и без того безрассудную жестокость к людям. Они заплатят и за эти страдания. Ответят за всё, на что обрекли наследников своих царей. Сатоша напомнит им, кто их настоящий хозяин и сделает это очень скоро. Пусть человечество трепещет от ужаса, когда узнает их истинную силу. Сопротивление новой власти бессмысленно.
Вскоре жар стал спадать. Чем выше взбирался Сатоша по выступам на стенах пещер, тем легче становилось дышать. Спекшиеся ноздри разлепило, и прохлада воздуха приятно заструилась по дыхательным каналам, возвращая телу привычные ощущения. С помощью стражей у входа парочка людей выбралась на поверхность. Вздымая под подошвами облачка пыли мёртвой земли, Сатоша побежал назад к реке, где чудовищный паромщик уже ожидал их возвращения. Мандат на царствование был получен.

***

Задремавший среди дня, Гобоян проснулся и поднялся на скамье, жадно хватая ртом воздух. Грубой кожей пальцев он стёр со лба и висков выступивший пот. Пригладил бороду, волосы которой встопорщились во сне. Затем нетвёрдой походкой доковылял до бочки и припал к черпаку, жадно глотая холодную воду. Кадык на иссохшей шее загулял, отмеряя частые глотки. Сбежавшие капли пристроились в бороде и падали оттуда на грудь старика. Затем он отдышался и вернулся на скамью под окном.
Гобоян не мог прийти в себя, уворачиваясь от никак не желающих отстать картин, что он увидел во сне. Те вцепились в него как репейник, и старик понимал, что это не спроста. Это был не просто сон, а послание. Довольно прямолинейное. Они шли. Заслоны, что старец придумал, годились лишь для одного места. А соперник нашёл и другие.
Как и в минувшем сне, перед глазами Гобояна колыхался грязный поток воды, который упёрся в сотканную из прутьев стену. Та прогнулась под напором и дала местами течи. В образовавшиеся дыры текли коричневые, пахнущие серой струи и оставляли за собой неровные дороги. Они бежали по земле дальше, под уклон, пуская отростки всё шире и шире. Поглощая всё большее пространство. Вот-вот лопнет, скрипящая от натуги, ограда, и вода брызнет и вспенится на земле бурлящим потоком.
Старик знал, о чём этот сон. Слишком многое ему довелось повидать, чтобы уважать знаки. Тем более, такие. Которые были посланы, может быть, самим создателем мира. Но что ещё он мог сделать? Ведь он всего-навсего человек! Зачем ему эти испытания? Неужели он пришёл сюда только ради этой миссии? А как насчёт удовольствия незнания, что досталось в избытке простым людям? Никто не спросил его о том, хотел бы он поменяться с ними местами. И Гобоян в который раз был близок тому, чтобы счесть день, в который он появился в этом мире, самым несчастным. Его жалость к себе нашла дырочку в плотине мужественного характера, и, как и во сне, протекла ручейками наружу. Защитникам земли предстояло испытание похлеще вражеских мечей и клыков. Испытание твердости веры в свои права. Фундамент которой уже трещал под давлением.
Этим же днём, когда Гобоян усомнился в силе противостоять грядущему злу, другой маг, в сердце которого давно не осталось места для жалости к кому бы то ни было, и к себе, в том числе, взбирался по ступеням лестницы дворца Мораты. Его шаги отдавались эхом в мраморе стен и, опережая ползущие по ним тени, возвещали о визите. Забывшийся в кресле сном Нестор вздрогнул от холодного прикосновения и открыл глаза. В комнате никого не было. Он выпрямил спину, сел, осмотрелся и обратил внимание на крохотные капельки на запястье. Как роса от растаявшего снега. Царь дотронулся до мокрого места на руке и ощутил тающий на нём холод. Словно кто-то ледяными пальцами только что держал его за руку. Он растёр запястье и встал. Затем дверь в его покои отворилась, и спустя несколько мгновений в открывшемся проёме появились фигуры, словно дверь сама услужливо распахнула им заранее створ.
Нестор поёжился под закравшимся в залу холодом, пахнущим сыростью болота. Огоньки свечей затрепетали, вытянувшись вверх, будто спасаясь от угрозы. Царь повёл рукой в сторону богато убранного стола, за которым и расположился вместе с гостями.
Их было двое – пёс Рула и незнакомец в потёртой лисьей шубе бурого цвета. Из-под приплюснутой на лбу шапки на Нестора глядели чёрные зрачки на грязно-жёлтом фоне глаз. Взгляд незнакомца казался тусклым и неживым. Рассеченная верхняя губа слегка топорщилась над тёмными зубами, обнажая их неровный ряд. На щеках и подбородке гостя кружилась спутанными завитками короткая борода. Он дышал с открытым ртом, вытирая воздух шершавым дыханием, и сутулился острыми плечами.
Нестор отвёл взгляд от мужчины, кивнул Руле и поприветствовал гостей. Затем они принялись за еду, а царь украдкой посматривал на незнакомца, охваченный любопытством и страхом.
- Пора перейти к делу, - возвестил пёс, после того как он и его спутник насытились. – Царь, не забудь расположить к себе своего гостя. Он заслуживает уважения. Не разочаруй его. Ты меня слышишь? Эй!
Нестор кивнул, хотя, разумеется, не слышал ни единого слова пса, но прочёл их по его двигающейся морде: - Я рад приветствовать вас в своём доме и надеюсь на плодотворное сотрудничество.
На лице незнакомца медленно расцвела улыбка, обнажившая ряд грязных зубов и батон массивного языка. Он довольно крякнул, и неожиданно его глаза разом прояснились, словно покоящаяся на них плёнка растаяла под полыхнувшим по ней внутренним огнём. Зрачки налились чёрным виноградом и на их поверхности, как в зеркале отразился перевернутым с ног на голову Нестор. Что свидетельствовало о принадлежности владельца глаз к ворожеям загробной обители. Эти люди оставались в двух мирах сразу, оттого живые и переворачивались, соприкасаясь с ними, и могли через колдуна увидеть царство Вырии, если бы захотели. Но сами колдуны не отражались в мире живых. Ни в одной из вод, кроме мёртвой, нельзя было увидеть их облика.
Царь отпрянул к спинке стула и вцепился в сиденье пальцами, с которых схлынула кровь.
- Я приветствую тебя, царь! – выговорил мужчина, густым баритоном заполняя всю залу разом. На слове царь он слегка погарцевал языком, превратив его в ироничное прозвище вместо важного титула. – Меня зовут Рулдор. Я пришёл сюда по твоему зову. Чтобы стать твоим другом.
- Благодарю тебя, - еле выдавил Нестор. – Мой дом – твой дом.
- Неужели? А я думал, тебя из твоего дома выгнали, - ответил гость слегка нараспев. – Побили и выслали прочь. Люди… Большинство из них позабыло, что такое уважение к царской крови, не так ли? В былые времена плебс падал наземь, когда к ним приближался венценосный. Тот, кто был избран повелевать. Право владеть и управлять судьбами других, нельзя приобрести, с ним только рождаются, наследуя плоть и дыхание истинного повелителя нашего мира. Не все из избранных сидят на троне, но только им решать прекращать жизнь человека, или целого народа, или преумножать его численность и достояние. Им властвовать над судьбами и животами ходящих и ползающих по земле. Лишь избранные владеют правом. Не мы установили эти правила. Но мы не позволим их менять… Наш Повелитель сейчас как никогда близок к тому, чтобы отдать всего себя на благо земли, где исчезнет прощание живых с умершими. Канет в лету их разделение и высохнет Забыть-река. Все продолжат жить вместе, как и было прежде. Мёртвый останется живому братом. Исчезнет их неравенство. Ночь и день уравняются в правах тоже, как то и было при сотворении мира. Каждый, кого носит на себе земля, имеет право на существование. Будь он жив, или мёртв. Маятник природы, что качнуло Дерево в одну сторону, мы вернём в исходное положение. И ты, наделённый семенем Повелителя, являющийся его ставленником, не останешься в стороне. Ты станешь апологетом возвращающегося в мир порядка. Ты возглавишь освободительный поход и заставишь людей искоренить в себе заносчивость и мысли о праве жить на земле как боги. Собьёшь с них спесь и заставишь вновь уважать тех, кого они закопали под землю. Принять умерших в свой дом обратно. А затем придёт Повелитель и утвердит новый порядок. Тогда ты обретёшь былую славу и увидишь в глазах народа уважение.
Нестор слушал Рулдора и ощущал, как с каждой фразой колдуна к его ушам возвращается чувствительность. Внутри, за скулами заворочались неведомые процессы, отдававшиеся присутствием в голове неизвестной силы. Словно там ожили инженеры, распрямляя сосуды царя. Сквозь хруст лопающихся клеток Нестор стал явственно ощущать способность слышать. Звуки приходили к нему. Они, как и прежде, имели окончания и стройные формы. Складывались в слова и выражения. Более не нужно было пялиться в тёмную дыру рта говорящего, чтобы понять то, что тот хочет ему донести. Всматриваться в отвратительный рот, где плясали чужие зубы, и стоял туман поглощённой пищи. Теперь снова достаточно было просто слушать. Без напряжения и с удовольствием. Мир снова разливался в душе Нестора стройным хором песен. Царь прикрыл глаза и слушал эту позабытую лирику пространства.
- Я вижу, ты снова здоров, - подмигнул диким глазом Рулдор. – Это твой первый дар от нас. Прими его, но не забывай от кого он. Сам Повелитель проявляет заботу о тебе. Отнюдь не я. Я лишь посыльный. Он не отказывает своим родным в покровительстве и опеке. Впрочем, не откажет и остальным живым, кто присягнёт ему на верность. Он всегда дает то, в чём нуждаются. Всегда знает то, что хотят. Он не строит морали сам и не следует моралям, придуманным другими. Если тебе нужно получить чью-то голову – Повелитель вовремя вложит клинок в твою руку. Если нужно забрать женщину, он приведет её к твоему двору. Захочешь богатства – он приоткроет нужную дверь. Вы должны только брать. Обо всём ином позаботится тот, кто знает о ваших слабостях всё. Теперь ты понимаешь, царь? Вот, что ждёт мир. Никакого насилия. Только дары и удовольствия. А много ли вы получили от Луча? Чем наградил Бог человечество, кроме неравенства и зависти? На которых и оказалась построена вся его система подчинения. Одни стоят прямо, пока другие гнут спины. Убийства не исчезли, но стали совершаться тайно, в подворотнях ночи, где ежедневно слышится придыхание будущей травли. А возмездие, видите ли, сотвориться когда-то после. Ложь! Весь ваш мир соткан изо лжи! Повелитель же дает вам свободу. Вернитесь в обиход, где вам надо только жить, а не затыкать собственный голод и холод эфемерной нравственностью. Берите сейчас всё! Земли хватит на всех. Как хватало её первым людям на земле, что жили естественными потребностями, а не по писаным запретам. И здорово справлялись, между прочим! Так радуйся же, Нестор, своей возможности послужить Повелителю и тому, что тот нуждается в твоей дружбе и преданности!
Царь разлепил веки и сквозь улыбку, растянувшуюся ломаной линией рта, выдохнул: - Да, я готов ко всему. Только скажи, что делать.
- Обезглавь воеводу Мораты, садись на коня и веди всех, кто может держать оружие в руках на Русу, в Лилту! Убей там всех!

***

- Ради жизни, ради возможности оставаться свободным там, где ты само нам предопределило жить, ради отпора насилию и злу, ради самого тебя, великое Древо мира, подскажи, где ты живешь! Направь нас к себе и дай сойти на берег! Просим тебя, как просит появившийся на свет ребёнок вернуть его в тепло лона матери. Дай нам опереться на веру в тебя, чтобы спасти мир с твоей помощью! Откройся нам, Древо! Мы просим и заклинаем тебя обратить на нас свой взгляд и не бросать пропадать без вести. Подари нам надежду! – закончил Лурд, стоя посреди лодки и закидывая последние слова в синюю даль почти стенающим фальцетом. Затем он поднёс ладони к лицу и прошептал в них что-то своё, сокровенное, о чём не решился, либо не захотел, сказать вслух. Он поцеловал чёрный камень, оставил на нём стремительно исчезнувшее тепло собственного дыхания и резко бросил в воду через левое плечо. Как о том и говорил Свитож.
В эпицентре лазоревой синевы неба млел диск солнца. Он светил, но не грел. Обнимал, но не дарил уюта. И это тоже предсказывал старец из Палты. Здесь, среди океана ледяной воды никто не заботился о жизни гостей с берега. Любое желание меркло перед этой свободной и великой стихией. Казалось суетным и незначительным. Крошечным в масштабах беломорья воинам оставалось только ждать и скрываться от своих сомнений. Лишь силой собственной воли и веры они могли поддерживать дух в измождённых походом телах, иных источников для этого на горизонте не усматривалось. Они верили, что не заслужили стать отверженными. Слишком значительна была их цель, чтобы дать хотя бы шанс исполнить задуманное.
Час за часом время таяло в сыром воздухе. Солнце катилось на запад, и лишь вата редких облаков время от времени умаляла его преломляющийся в лодке свет. За исключением двоих дежурных, сменяемых каждый час, остальные воины лежали на дне судна и спали. Бескрайний простор воды убаюкивал молчанием, прокатываясь под лодкой спокойными величественными валунами. Никакого намёка на остров. Пару раз зрение дозорных было обмануто поднявшимися спинами китов. Но не более. Древо не желало объявляться.
И вот когда закат разлился на горизонте светом, окрасившим спины облаков розовым, когда уверенность отряда в том, что этот день ещё может принести им встречу с Деревом, уплывала вслед за светилом в темноту, среди воинов раздались первые слова страха.
- Мы ничего здесь не добьёмся! Весь миф о Дереве – простая ложь! – возмущался Блик, высказывая претензии кружащимся над головой бакланам. – Как мы могли уверовать в это? И кому довериться? Человеку! Старику, чьи мозги давно покрылись плесенью. И на основании этого мы бросились в омут без какой-либо страховки. Кто сошёл с ума, мир или мы сами?! Оказаться утопленниками среди проклятых волн белого моря – вот наш удел теперь и ничего более! Второй бури мы не переживём.
- Блик, захлопни пасть или я заставлю тебя замолчать силой! – зарычал Крос и поднялся на ноги. – Ты только и делаешь, что ноешь! Нам всем тяжело, но из-за таких как ты, Дерево и не хочет подпускать к себе гостей с земли! Если ты так и не научился быть сильным – постарайся хотя бы держать во рту язык за замком!
- Да пошёл ты, великорослый и надменный колдун! В гробу я видел твои угрозы. Мне и без тебя есть чего бояться. И хватит кормить нас всякой чушью о магических штучках и каком-то выдуманном Дереве! Ничего кроме смерти в этих водах нет, и не было! Ты можешь тешить себя сказками и запивать всё это зельем, от которого сам давно свихнулся! Но не пытайся втянуть и нас в свой бред! Поворачивайте к берегу пока ещё не поздно! Эй, на вёслах! К чёрту этот поход! К чёрту вас всех! Я не напрашивался вашим компаньоном и ничем не обязан кому бы то ни было. Верните меня на землю!
- Хочешь на берег? Плыви! – вскочивший на ноги Светошь, толкнул Блика и тот, зацепившись сапогом о борт лодки, упал в воду.
Чёрная мгла сомкнулась над головой лирога и, нехотя, через мгновение выпустила того наружу. Блик с рёвом захлопал раскрытым ртом и с трудом выдернул из воды руку, пытаясь зацепиться ею за край лодки. Светошь обнажил меч и кинулся, чтобы нанести по нему удар. Но Миша налетел на белозера и опрокинул того на дно судна, где приложил головой о чёрное ребро киля. Затем ещё раз. Летун приставил к горлу Светоши короткое лезвие ножа. Рядом в бешенном лае зашёлся Спарк, щёлкая мокрыми клыками рядом с лицами борящихся.
- Ты сошёл с ума! – зарычал летун. – Остановись сейчас же! Вы уничтожите всё, ради чего мы шли и терпели столько дней! Очнитесь! Океан сводит вас с ума. Вы утратили волю к жизни и озлобились как бешенные псы. Но я запрещаю вам! Я не дам вам разрушить то, во что верю и ради чего страдаю! Никто из нас не умрёт! Никто из нас не отступит! Либо все разом, либо никто! Слышишь?!
С последним словом Миша ударил ножом в дерево дна рядом с лицом белозёра, вогнав клинок почти по рукоятку: - Лурд, скорей! Помоги втянуть Блика обратно!
Они перевесились через борт, взявшей крен лодки и ухватили за скользкую одежду замерзающего лирога. Поднявшийся Светошь безмолвно смотрел на попытки товарищей вытянуть из объятий океана Блика, но не помогал. Сжав зубы до скрипа, Миша тащил на себя обмякшее тело лирога. Ему помогал Лурд, но тот не был достаточно силён. Наконец, ухватив за пояс штанов, Михаил перекинул самую тяжелую часть тела Блика внутрь: - Помогите ему снять одежду. Пожалуйста, - выдохнул он из последних сил.
Только теперь его товарищи со смешанными чувствами принялись возвращать Блика к жизни. Крос втирал в грубую кожу лирога остатки живительного бальзама, а сам воротил от него нос. Он признавал правоту Миши. Если отряд распадётся – их миссия окажется проваленной. Но великан был слишком зол. Поход расшатал его нервы, и былая выдержка дала трещину. Однако ворожей должен был заставить взять себя в руки.
- Смотрите! – вопль Лурда прервал внутренний диалог Кроса. – Неужели это оно?!
Воины подскочили с мест и вцепились взглядами во мглу, куда указывал рахия.
- Будь я проклят, - выдавил через мгновение Светошь.
В тумане, поднявшемся в сумраке вечера, вырисовывался контур объявившегося из океана горба, на котором мерцало разноцветьем разлапистое создание. Это было оно – Дерево мира! Вне всяких сомнений! Словно бриллиант на гигантском теле океана оно переливалось радужным светом. Светом, окрашивающим начало и конец всех дорог мироздания. 
- Как оно прекрасно, - выдохнул Миша и сел на скамью. Его руки сами нащупали гладкую поверхность ручек вёсел и налегли на них неведомо откуда взявшейся силой.
Лодка прочертила носом водораздел и направилась курсом на свечение. С каждым ударом вёсел контур невероятного по красоте создания становился ближе. Слой за слоем вуаль туманной дымки таяла, и Дерево становилось всё больше. Когда лодка приблизилась на расстояние сотни метров до кромки округлого берега острова, Древо уже заслонило собой половину неба. Его исполинский ствол возносил вверх веер густых ветвей, между полярными точками которых могла войти целая деревня. Листва рассыпалась мохнатыми складками, как страницы книги, развёрнутой на ветру беломорья. Каждый из листов Дерева сверкал прожилками красного и серебристого цветов, словно вязью покрывавших его строк. Миша допускал, что листья и на самом деле покрывала летопись прошлого и будущего всех миров. Огромная шевелящаяся библиотека бытия и тайн всего живого на земле. По стволу, объять который не хватило бы и целой дружины, вверх и вниз бежали цепочки разноцветных огоньков, словно вспыхивающих ежесекундно событий. Оттого Дерево мерцало и переливалось калейдоскопом всех мыслимых красок. Взирающие на это чудо воины казались подавленными его величием. Его превосходством над всем, что только можно себе вообразить. Лодка стукнулась носом о грунт острова, но никто и не мог опустить голов. Даже пёс Спарк смиренно задрал нос вверх и дышал в собачьем благоговении.
Миша осмотрел место высадки. Остров Буян оказался невелик. Он всего лишь покрывал собой бороду мощных корней покоившегося на нём главного растения земли. Поверхность острова не несла на себе растительности, она была поката и натянута словно блестящий влажный пузырь. Сойти на такой берег было непросто.
- Я пойду один. Как и предсказано, - шепнул Миша и раздвинул спины товарищей, чтобы пробраться к носу лодки. – Оставайтесь здесь. Надеюсь, я недолго.
Он спрыгнул на мокрый грунт, вцепился в него пальцами и с трудом, но удержался. Затем медленно вскарабкался выше, где поверхность оказалась не столь крутой. Свет, источаемый Деревом, вблизи стал слишком ярким, а воздух насыщенным электричеством, окутавшим густой сетью каждую молекулу летуна. Миша прищурился, пряча глаза от боли, и посмотрел на собственные руки. Те начали мерцать разноцветными огоньками, обозначая пути потоков крови, струящихся по телу. Огоньки расчерчивали кожу сотнями перекрещивающихся линий. Михаил застонал и приподнял одежду, чтобы посмотреть на свой живот. Тот также светился десятками искр на каждом сантиметре тела. Впрочем, никаких болезненных ощущений летун при том не испытывал. Поразила лёгкость, с которой Дерево сосканировало каждый атом его тела. Как Миша мог что-то требовать от этого перста, сотворившего сам мир?
Он подошёл ещё ближе и разглядел небольшой тёмный овал среди яркого сияния у подножия Древа. Похоже было на дыру и что именно туда ему следует направляться. Что ж, чем бы Дерево ни было, оно не сможет отмахнуться от прибывшего к нему гостя. Тем более, если разрешило ему приблизиться к своему телу.
Миша прикрыл глаза ладонью и перебежал к стволу. Действительно у земли вздымалась дуга огромного корня этого создания, под которым зияла чернота. Будто Древо выпятило путь к собственному нутру, лишённому света. Над отверстием, по обеим от него сторонам из ствола Дерева струились две хрустальные нитки воды. Вода изящно обегала дыру, обрамляя её, будто две косы, и терялась в земле.
Миша глубоко вздохнул и полез внутрь, не разглядев ступеней, не нащупав на стенках дыры торчащих ветвей, за которые можно было держаться. Он сразу потерял опору и покатился вниз, стукаясь о твёрдые выступы и углы. Прикрывая руками голову, группируясь насколько это было возможно по мере продвижения вниз, он вскрикивал и матерился на чем свет стоит на протяжении всего спуска. Наконец, земля встретила его, и мужчина растянулся на холодной глине, сочно приложившись к ней телом. Кряхтя от боли и вытирая со лба сочащуюся кровь, Миша медленно поднялся на карачки и поднял голову. Он оказался в слабоосвещённом помещении в форме эллипса. Падающий на стены свет, струился из дальнего его конца, где земля скашивалась в углубление.
Миша осторожно пополз вперёд. Его манила и одновременно пугала перспектива встретиться с камнем именно здесь. Ему уже не верилось в то, что Дерево отдаст его так просто. В здешнем мире всё имеющее цену продавалось втридорога. Все иллюзии, если и витали на первых порах пребывания Миши в этом измерении жизни с его псевдоаутентичным эпосом, то довольно быстро развеялись. Жёсткий и жестокий мир. Без борьбы здесь было не прожить.
Он добрался до конца пещеры и разглядел источник света в углублении, что образовалось между скошенным вниз полом и стеной тёмной консистенции Древа мира. Угольно-чёрная полированная поверхность внутренности ствола, внутри которого оказался Михаил, не поглощала света и звуков. Мужчина ощупал её пальцами и убедился в том, что она была тверда как гранит и холодна будто лёд.
- Ты прародитель холода на земле, не так ли? – спросил Миша, не ожидая ответа.
Затем он опустился на колени и стал рассматривать то, что покоилось в углублении, скрываясь под небольшим слоем воды. Это был камень. Не так похожий на Бору, который Михаил держал в своих руках. Тот горел жёлтым свечением, довольно ярким. Этот же камень излучал васильковый спокойный свет, словно пропущенный сквозь дымку. Красивый и нежный. Наверное, если наблюдать такой продолжительное время, то душа успокоится от любой суеты, все мысли обретут порядок, а сомнения найдут выход. Он был словно противовесом напору Боры. Тот звал к действию, а Тиса, если это был он, шептал о привлекательности блаженства. Миша с трудом подавил в себе желание поддаться вечной медитации в его компании. Он не желал смириться, он хотел боя. Свет Тисы не был его светом.
Просидев непродолжительное время над камнем, мужчина прикрыл глаза, выдохнул, будто освобождая тело от заполнившего его сна, а затем вновь открыл глаза на вдохе. И его тут же накрыл голос, что зазвучал отнюдь не снаружи, а внутри самого Миши. Перебивая все другие мысли, лишая внутреннего диалога, мечтаний и лжи. Дерево проросло в Михаиле, также как он сам проник в его недра. Только оно заполнило мужчину всего и сразу.
- Зачем тебе Тиса? – спросило оно без обиняков.
- Чтобы спасти наш мир, - ответил Миша.
- С чего ты взял, что ты его спасаешь? Может это его судьба, а он спасается теперь от вас сам? 
- Нет. Этого не может быть. Потому что тогда мы не одерживали бы победы. А мы побеждаем смерть. Мир должен принадлежать живым!
- С чего ты взял, что жизни достойны именно вы. Когда-то я устал от насилия и почистил мир льдом. Моя стихия истребила его первых удивительных созданий – первобытных чудовищ. Однако на смену им пришли те, что оказались куда страшнее. Люди и подобные им существа. Вместо когтей и клыков они вооружились словом и хитростью и затем пустили их в ход против друг друга. Мы отправили в миры чёрных пчел, мы трясли землю. Демон плевал в неё лаву. Но повязка не лечит рану, она лишь прячет её с глаз долой. Настала пора для других мер. Теперь мы позволим миру очиститься самому, вернув ему его же отходы. Пусть лечит себя сам. Чем тебе не эволюция?
- Неправда! Мир не может справиться сам, потому что в нём, как тебе известно, осталось много любви. А она чужда трезвым решениям. Не тем, что держат строй и порядок. К которым, судя по всему, стремишься ты.
- О какой любви ты говоришь?
- Тебе не понять.
- Так ты считаешь, я не люблю жизнь? Все её разнообразие, включая человечество? А кто его любит? Может быть ты? Так стремящийся нести смерть, потому что считаешь себя более правым, чем другие?! Это на любви то основано твоё насилие? Вы считаете себя более достойными. Какое безгрешное стремление судить! Как это похоже на вас.
- А я и не говорил, что жертв не будет. Развитие и спасение жизни без них невозможны. Любовь этого не отрицает. Там где есть любовь, совсем рядом ходит страдание.
- Вот как? Тогда наши позиции почти сблизились. И чем же можно, по-твоему, пожертвовать? Как страдать за твою пресловутую любовь и цель?
- Чем можно пожертвовать ради цели?
- Именно.
- Всем!
- Бинго! В таком случае ты убедил меня, мой дорогой гость. Я отдам людям камень Бога. Но за это ты отдашь земле то, чего ещё не знаешь, но что тебе, безусловно, дорого.
- Как же я могу отдать то, чего не знаю?
- Я позабочусь об этом. Тебе надо лишь подписать сделку. Страдание за цель, не так ли ты говорил только что?
Миша хотел что-то сказать, но слова стали поперёк горла. Он захрипел, поперхнувшись ими, и сердце сжалось от испуга. Сама возможность предстоящего выбора охладила его кровь сильнее, чем недавние воды ледяного океана. Почему я? – услышал он снова внутренний голос, который Дерево отпустило на волю.
- Потому что это твой выбор. Ты пришёл сюда сам, - ответило Древо. – Ты собрался творить историю, так будь последовательным. Мой дар взамен твоей преданности цели!
- Но что будет, если я не смогу вынести груз внесённой платы?
- Тогда и она и твои слова о цели и спасении окажутся привычной для человечества ложью. Герои самообмана. Откажешься от сделки, и ты потеряешь все надежды. Решай сейчас – брать, или уйти и никогда не вернуться!
Мишина рука вытянулась дрожащей плотью над поверхностью воды, где хранился Тиса. Грязные, покрытые мозолями пальцы затряслись в напряжении, натянувшем мышцы и сухожилия тугими лентами, что выпятились сквозь кожу. Он сжал зубы до боли и зарычал сквозь них. Камень безмятежно лежал и обволакивал протянутую к нему руку своим божественным свечением. На глаза мужчины выбрались слёзы отчаянья и боли.
- Решайся! – подстегнуло воина Дерево.
- Я не могу!
- Тогда уходи!
- А-а-а! Да! – прокричал Миша. – Да! Я согласен, будь ты проклято! Я беру камень!
- Вот и всё, - голос пробасил в мужчине, и его внутренности затрепетали.
Летун неподвижно растянулся на груди возле колыбели Тисы, словно из его нутра откачали воздух. В глазах помутнело. Он потряс головой, пробуждая себя от полученного удара. Затем закашлялся. Сплевывая желчь, поднялся на колени и сел перед камнем. Миша стёр с глаз влагу и посмотрел на отвоёванный у Древа трофей. Тиса лежал и млел фиолетовым безразличием ко всему происходящему и, в первую очередь, к жалости мужчины к самому себе. Его целью было принадлежать Богу. Всё остальное не имело никакого значения.
Миша опустил в воду ладони и сунул их под камень. Затем беспрепятственно вынул тот из воды и положил его за пазуху. Источаемый Тисой свет стал выглядывать из-под грубой кожи куртки.
На ватных ногах Михаил зашагал к выходу из пещеры. В слабом свечении он нащупал ступень дыры наверх. Опёрся на неё, затем остановился и обернулся назад, будто там ещё сидел его собеседник, и спросил: - Я не могу понять одного – зачем ты забрал этот камень себе?
- Чтобы он ждал своей судьбы. Не я её выбирал. Он сам спрятался от тех, кто хотел, но не мог принять его на земле. Мой родной камень, что держит ось миров, лежит гораздо глубже. И его никому не достать. В отношении вашего мира, я выступил лишь хранителем. И, если ты хочешь знать, мне безразличен результат вашей борьбы. При любом её исходе мир не перестанет существовать. Он будет эволюционировать в любых формах, пока не обретёт совершенства пустоты. Я не стану желать вам удачи, но боритесь, если видите в этом смысл. Истинное намерение может даже из воды сделать золото. А теперь прощай.
Миша повернулся и полез наверх. Когда он выбрался из корней, на поверхности шёл дождь. Крупные как желуди капли стучали по голове и плечам мужчины, который, не торопясь, шёл к лодке. Подошвы сапог скользили на влажной глине. Одной рукой Миша прижимал к себе камень, а вторую вытянул вперёд словно пытаясь уловить спасительную лиану, чтобы удержаться на ногах.
Он не был счастлив. От добился успеха, камень Стеллы снова принадлежал живым, но сердце тревожно ныло. Безобразной жабой на нём пристроилось нечто дурное. Что именно летун не знал, но чуял запах смерти.
Мужчина никак не мог понять, почему хозяин мира потребовал от него жертвы? Почему камень не был ему отдан ради спасения мира? Неужели этой цели недостаточно?... Но нет, - отвечал он себе сам. Конечно, нет. Мир этого измерения лишён притворства и лжи. Quid pro quo , - его девиз. Только обмен. И Миша знал об этом, что ему и дало понять Дерево. Тут не бывает даров.
Он добрался до лодки и с помощью товарищей влез на борт. Летун несказанно обрадовал их тем, что раздобыл камень. Но об отданной за него цене умолчал. Сославшись на моральное истощение, он испросил себе уединения на корме судна, где поднял воротник, спрятал туда лицо и погрузился в дрёму. Никто его не стал беспокоить.
Отряд поплыл к берегу. Светошь вёл его на юг по звёздам и вскоре приметил разлившуюся вдалеке тёмную полоску суши. Он улыбнулся, и из густой щетины у рта вырвалось облачко пара, что, соприкоснувшись с морозным воздухом, тут же растаяло без следа. Белозер сдвинул на затылок шапку, откуда выпала наружу светлая прядь волос. Он посмотрел на тонкую береговую линию и представил собственный дом. Родителей и красавицу сестру, с задорными конопушками по всему лицу. Где-то там они ведут безмятежную жизнь. Работают, а после веселятся или делятся обществом рядом с тёплым очагом. Его товарищи смолят лодки, ходят на рыбалку и охоту. Возможно, что вспоминают о нём и ждут домой. Светошь улыбнулся снова, но с грустью, что блеснула на глазах нежданной слезой. Я совсем близко к дому, - подумал он. – Но всё ещё так от него далёк.
Он всмотрелся вперёд, словно надеясь найти ответ надеждам, но небо молчало, мигнув лишь единожды зигзагом далёкой молнии над материком.

Глава 13. Отнятый покой.

С рассветом из Мораты колоннами всадников и строем пеших ополченцев в сторону Русы вышло войско, в рядах которого оказались все мужчины, кто в состоянии был поднять оружие. И если численностью новоявленная армия Палты походила на грозную силу, то вооружением похвастаться не могла. В лучшем случае один меч, копьё, топор или нож приходился на пару, а то и тройку новобранцев. Поистаскавшиеся при племяннике Ксавине хозяйства города и пригорода давно уплатили казне дань тем оружием, что имели у себя. Ксавин же в свою очередь продавал его скупщикам за полцены, лишь бы выручить лишнюю монету на мотовство и низменные прихоти. И вот теперь, когда пришла пора встать в строй, племянник возложил заботу об оружии на плечи подданных, которые должны были обзавестись им любым способом. Впрочем, следовало учитывать, что, если бы даже правитель Палты и захотел взять бремя экипировки армии на себя, ничего бы не вышло. Всё имевшееся во дворце оружие было отправлено накануне с обозом в сторону Вырии. Теперь царь сам начал платить дань, нравилось ему это или нет. Несчастному народу Палты оставалось только подчиниться той власти, что кочевала в их государстве из одних рук в другие. И кто из тех, что властно покрикивал в дворце Мораты является их главным распорядителем, они не могли понять. Однако, больше всего боялись незнакомца с коротко стриженной бородой, что расхаживал по крепостным стенам детинца в вытертой лисьей шубе. От его, а не чьего-либо иного, взгляда и окрика особо бегали и суетились слуги. Его приказы ловили на лету и разносили по улицам города.
Ночью голова воеводы Мораты скатилась с эшафота в сточную канаву, и вакантный пост был передан человеку-псу Руле. Свидетелем убийства военачальника стали влиятельные горожане и купцы города, которых согнали для зрелища и позднее проводили в подвал дворца. Там им доходчиво объяснили удел тех, кто заикнётся против новой власти. Впечатлённые кровью воеводы, что залила плаху, они хором высказали своё полное ей подчинение.
От дроби копыт и подошв войска свежий утренний снег превратился в грязное месиво. Они направились через холмы и леса в Лилту к Русе. Шли берегом Утлюжи, равнинами земли птиц и приграничных территорий. Переход стоил многих сил, а отдых едва успевал присниться в короткой дрёме, из которой Рула яростно выдёргивал людей продолжать путь. Тех, кто не хотел или не мог встать, ждали истязания и смерть. Войско теряло солдат, чьи останки голой плотью торчали из снега и привлекали хищников. Остальные шли дальше, превозмогая усталость, пока войско не осилило путь в рекордные пять дней. Такой поход с полным правом можно было назвать молниеносным.
С другого конца света, из Вырии через Большие земли к той же Русе бежали двое. Мужчина и, сидевшая на его закорках, женщина. Их загоревшая в недрах земли кожа краснела среди утренних туманов. Они тоже спешили, ведь в землях людей перед ними замаячил шанс вернуть принадлежащее по праву крови наследство. Решение принял сам Повелитель, а, значит, оно должно быть исполнено.
Армия Рулы встретилась с Диной и Сатошей под стенами Русы, прибыв туда почти одновременно. Известия о пришедших в Лилту гостях застигли царя Богучана в экспедиции к рудникам государства, где добывалось сырьё для её экономики. Он принял доклад гонца о воинственно настроенной армии из Палты и помчался в столицу, куда успел до прибытия чужестранцев.
Богучан собрал во дворце оперативный штаб, где была наскоро принята доктрина защиты Русы на случай вторжения. Сожалеть приходилось лишь о том, что не всех защитников мог привлечь в свои стены город из пригородных сёл и деревень. Но гарнизон столицы и без того был боеспособен. Город поднял мосты надо рвами и выдвинул на стены стрелков. Рослый парень с заячьей губой, что стоял на восточной стене города, первым увидел очертания приближающейся вражеской армии. Он передал весть по цепочке и вскоре на стену забирался сам Богучан.
Царя Лилты можно было спутать с крестьянином, не будь на нём ладно скроённой одежды. Он был высок ростом, широк в плечах. Имел массивные мышцы, на которых натягивалась кожа накидки. Бороду и длинную прическу царь не носил. Его густые брови нависали величественным карнизом над глубоко посаженными глазами. Массивный нос выступал вперёд как форштевень судна. Природную красоту портил лишь шрам, оставленный на левой скуле медведем. В пылу охоты царь не раз сходился с этим зверем в лесу. И не всегда это проходило для него бесследно.
Богучан расправил грудь между каменных зубьев стены и уставился на гостей. Войско было немалым, но, правитель не сомневался – укрывшаяся за стенами Руса отстоит себя в честном бою. С высоты стен царь не мог видеть лиц переминающихся с ноги на ногу воинов Палты, но что-то подсказывало ему, что в сердцах тех не было настроя на войну. Скорее эти люди оказались тут по принуждению, что не сулило им успеха в бою.
От строя гостей отделились две фигуры и направились к воротам города. Одна верхом на лошади, вторая, довольно крупная вальяжно бежала рядом на четырёх лапах.
Так с ними еще и выродки Вырии? – удивился Богучан. – Любопытно. С каких это пор люди побратались с мертвецами?
Богучан поднял правую руку вверх и отдал команду не начинать атаку. Посланцев подпустили ко рву максимально близко, где их можно было разглядеть в подробностях. Действительно одним из пришедших оказался пёс из Забытых земель. Таких Богучан встречал, хоть и немного. Когда-то псы славились нахальством, позволявшим им совершать набеги на близлежащие земли людей. До Лилты они доходили нечасто, однако случалось и такое. Впрочем, люди довольно быстро охладили пыл тварей и изрядно почистили их ряды. Особо памятным для псов выдался день, когда воевода Одинты Бореслав совершил ответный набег на Забытые земли, после которого там ещё долго дымили курганы с тлеющими останками десятков псов. С того дня их уцелевшие соплеменники почти не высовывали носа из своих границ. Тем удивительнее для Богучана стало известие о недавнем нападении армии Грунда на Порог. Ведь рубцы на шкуре вождя псов должны были напоминать ему о силе людей. Что ж, война не принесла им успеха. И тем удивительнее царю было видеть под своими стенами представителя почти истреблённого народа.
Рядом с псом верхом на лошади восседал человек, в приближении оказавшийся царем Нестором. Его скособоченная фигура покачивалась в седле, хотя из имевшихся у Богучана сведений о битве за Дустан царь Палты значился убитым. Однако сейчас вполне явственно на него скалилась знакомая небритая физиономия правителя, которого он никогда не уважал. Всякий раз напоминание о жадности Нестора заставляло царя Лилты досадно сплевывать в землю, словно он изгонял воспоминания из себя без остатка.
- Я вижу призраков, или мне снится сон? – крикнул Богучан прибывшим. – Если это так, пойду посплю, возможно, мираж исчезнет.
- Не исчезнет, царь! – крикнул в ответ Рула. – Ты можешь отправиться спать, но очнувшись, застанешь свой город в руинах.
- Что же ты предлагаешь мне, пёс, если я останусь бодрствовать?
- Я предлагаю сохранить жизнь тебе и твоим подданным, если вы немедленно откроете город и без сопротивления передадите власть новому законному правителю Лилты.
- Вот как? Неужели я застал те времена, когда люди договариваются с тварями? Тебе простительно, пёс, не знать правил и грамоты! Вы, выродки, были рождены ущербными, потому мать земля и скинула вас в небытие с глаз долой. И лишь из иронии, как погляжу, одного тебя сохранила, чтоб ты повеселил нас фантазиями. А вот людям, что стоят за твоей спиной должно быть совестно беспокоить соседей. Да ещё в компании с таким пугалом как ты! Однако, с задачей пёс справился. Слышишь, как мои люди смеются над тобой?!... Теперь можешь ступать прочь! И забирай с собой это чучело, ряженное в Нестора! Идите к своим солдатам и расскажите им, что в Лилте, в отличие от Палты, законы имеются, и люди их чтят. И у нас согласно законам на троне сидит наследник по крови, а он не сдается внаём псам и мёртвым царям!
- Зря смеешься, Богучан! – крикнул Нестор. – Трон Палты в надёжных руках, можешь не переживать за нас. К слову, ты никогда этого и не делал, а подражание участия не сделает тебе чести и сейчас…
Неужели, - подумал Богучан, - ни ты, ни Властул ни разу не приняли мою протянутую руку и всякий раз отворачивались от неё.
- Твой трон давно нуждается в переменах! – продолжал Нестор. – Тем временем, ты делаешь всё, чтобы устранить на него посягающих. Всякого, кто встает у тебя на пути, ждёт жестокая смерть, не так ли решил ты? Оттого не осталось в твоём замке наследников. Ты потрудился на славу!
- Да как ты смеешь? – Богучан вышел из себя. На его висках вздулись пучки вен, а кожа покраснела от ярости. Царь сжал огромные кулаки и потеснил ими камень стен. – Все знают, что мой сын погиб, а следом слегла жена! И в отличие от вас, я сохранил им верность и не привёл в свои полати других! Трон Лилты унаследует тот, кто докажет на него своё право, и никак иначе! Слышите меня? И это никогда не было и не станет делом чужаков! Убирайтесь прочь, или клянусь я не пощажу ни одного из тех, кто приблизится к стенам Русы. Вы умрёте все до одного!
- Нас твои угрозы не пугают! – продолжал Нестор. – Мы знаем, что ты умеешь и любишь убивать. И мы приготовились к тому. Ведь это твоё сердце черствей придорожного камня! Ты был и остаёшься убийцей. Что ж, давай тогда посмотрим, как ты убьёшь своего сына ещё раз. Пусть это увидит и твой народ, что собрался на стенах. Может, он одумается и сбросит тебя в ров! Спасётся от тирана, пока не стало поздно.
- Что ты городишь, скотина? Мой сын мёртв! И если он придет сюда мёртвым, я не пущу его на порог. Да! Моя рука не дрогнет!
В это время от строя войска Палты, что коротало выпавшее на его долю время отдыха, погружаясь в сон, где воины, опираясь друг на друга, дремали стоя, отделилась фигура и побежала к крепости. С каждым шагом она становилась ближе. Вырисовывались плечи, тело, голова. Стоящие на стенах жители Русы всматривались в силуэт гостя. Похоже было, что к ним направляются не один, а сразу два человека, одного из которых другой несёт на спине. Он бежал по снегу босиком неторопливой трусцой. Богучан встревожился. Он растянул на шее ворот, чтобы освободить доступ воздуху, которого вдруг стало не хватать.
- Не узнаёшь? – прорычал Рула, когда фигура прибывшего гостя поравнялась с ним. – Это же твой сын, Богучан! Наследник трона Русы и Лилты! Что же ты не рад? Или рука вновь потянулась к мечу?
- Это ложь, - выдохнул хриплым горлом царь.
- Мы не слышим тебя! – ответил снизу Нестор.
Богучан зачерпнул из-под ног снега и размазал его по лицу. Затем словно пьяный прошёл до угла с припасами, где стояло ведро воды, и несколькими большими глотками отпил оттуда. На его лице проступили бледные пятна. Царь вернулся к прежнему месту на стене: - Мой сын мёртв. История не может крутиться вспять.
- Нет, Богучан! Это ты крутишь её себе на потребу. Твой сын никогда не умирал, хоть ты и отправил его на верную гибель, смолчав в удобный для себя момент! Однако твой сын вопреки всему выжил. Он устал скитаться по земле без роду и племени. Босым и обездоленным. Отвергнутым тем, кто обязан был его защищать пуще себя самого. И вот, сейчас он просит у тебя то, что и так принадлежит ему по праву.
- Я не отправлял его на смерть. Это ложь!
- Отец! – под стенами раздался громкий голос того, кто держал на спине наездницу, и этот голос ударил Богучана в самое сердце. – Отец! Ты отверг меня. Разве ты забыл?
Царь облокотился на стену, поскольку ноги перестали его слушаться. Он прижал руку к груди, пытаясь заткнуть рвущийся оттуда стон. Богучан узнал бы этот голос из тысячи других. Глаза застила поволока слёз, он прикусил нижнюю губу до крови, но всё же не удержал признания: - Сатоша…
- Ты узнал его! – завопил Нестор. – Значит, в тебе сохранилось ещё что-то человеческое! Чего же ты медлишь, Богучан? Прикажи опустить мост и впусти сына в родной дом!
- Я не могу. Это неправда. Прочь их. Прочь! – проговорил царь, сползая со стены и усаживаясь на землю. Он повёл по воздуху ладонью, нашёл руку своего воеводы и близкого товарища Апрона. – Отведи меня к себе. Мне нужно время… Держите оборону. Никто из врагов не должен войти в город. Убей самозванца. Мой сын исчез. Это всё ложь! Ложь…
- Но, мой царь…, - попытался возразить Апрон.
Богучан с силой сжал его руку: - Никто не должен войти! Слышишь? По ту сторону у нас нет друзей. Мы должны защищать свою родину. Держать оборону! Разить всех!
Воевода отвёл царя вниз, где передал на руки слугам, а затем взбежал назад на стену: - Убирайтесь! Царь высказал волю нашего народа. У Лилты есть власть, и народ станет за неё сражаться. Хотите остаться целыми – уходите сейчас и мы не станем вас преследовать. Ничего другого вы не дождетесь!
- Ах так, - протянул звериным голосом нахмурившийся Рула. – В таком случае Палта поддержит законного царя Сатошу. В отличие от вас мы чтим закон! Жители Русы, вы все видите сами! Можно ли верить тому, кто отвергает своего собственного сына? Кто плюет на законы крови и царской власти? Подумайте, что же он тогда сделает с вами, когда вы обратитесь к нему за помощью? Зачем вам проливать за такого царя свою кровь?
В воздухе стремительно просвистела и вонзилась в плечо пса калёная стрела с красным оперением. Рула упал, взвыл и, поднявшись на три лапы, запрыгал назад, разбрызгивая бурую кровь. Не отнимая от груди натянутой тетивы с новой стрелой, ему бросил со стены Апрон: - Пошёл вон, пес! Я же предупредил тебя! Наши люди знают кому верить. Не трать свой яд попусту и проваливай вместе со всеми кто пришёл. Вы не найдёте здесь ничего, кроме смерти!
Сатоша побежал назад первым, а за ним потянулись Нестор и хромающий Рула. Вскоре их фигуры влились в общий массив войска, что стояло в отдалении от города. А ещё через несколько минут на Русу под гул самой земли покатилась волна атаки.
Ополченцы Лилты обладали опытом военных действий и защиты от осады. Под рукой у них было качественное оружие, а в командирах ходили закалённые боями воины. Что касалось противника, то ни Рула, ни Нестор не были полководцами. Единственный в Морате, кто мог направить войско на разумные действия, был воевода, обглоданная голова которого валялась вперемешку с ботвой в корыте свинарника при дворце.
Отправившись на штурм, завоеватели не изготовили новых перекидных мостов и метательных машин. Они довольствовались теми двумя мостками-лестницами, что притащили на собственных плечах ещё из Палты. Дерево этих осадных приспособлений давно подгнило, валяясь без дела под открытым небом. Поделившись на два фланга, что возглавили Нестор и Ксавин, войско начало атаку Русы. Раненный Рула остался позади, сверкая вхолостую злобой, скопившейся в его единственном глазу.
Не успев дойти до края опоясывающего крепость рва, завоеватели приняли на себя всю мощь стрел и копий Русы. Роем, что сродни чёрной туче простёрлись и загудели сотни выпущенных стрел. Набирая убийственную скорость, они вонзались в бегущих навстречу людей. Пронзая дерево, кожу, тряпки, прикрывающие их тела, высекая искры из кольчуг и щитов. Проникающие внутрь наконечники дробили в щепу кости и рвали сухожилия нападавших. Кому повезло больше, нашли смерть сразу, приняв стрелу в сердце или глаз. Другие повалились в грязное месиво под ногами товарищей и мучительно корчились там, ожидая разрешения своей участи.
Страшные лица войны падали на землю и стенали в небо, вымаливая у него прощение. И почти в каждом из этих взглядов чернел главный вопрос – за что они умирают тут?
В считанные минуты, израсходовав весь запас стрел, что был на стенах, защитники Русы наполовину выкосили состав вражеского войска. Оставшиеся на ногах тут же утратили и без того зыбкую веру в успех, и в большинстве своём повернули от города вспять. Кинувшись врассыпную по полю, они стихийно улепётывали прочь, разбегаясь, как тараканы от холода. Ловить дезертиров было невозможно, да и некому. Рула метался, тявкая в воздух и тряся пеной у рта, но его угрозы ничего не стоили.
Две осадные лестницы упали через ров, уткнувшись тёмными концами в стену Русы. На них полезли фехтовальщики, и дерево, скрипя, прогнулось. Приблизившихся к стене обдали сверху кипящей водой, и воздух наполнили вопли агонии обваренных людей. На одной из лестниц нападавшие повернули назад, столкнувшись со своими же товарищами, что ползли следом. В сутолоке дерево загуляло над пропастью рва, крякнуло раз, другой и после с громким выстрелом разломилось пополам. Все, кто на нём находились, рухнули за лестницей следом в пропасть, где свернули себе шеи и переломали кости. Другая осадная лестница простояла чуть дольше, но и она повторила судьбу первой.
Ксавин и Нестор оставались позади подданных, на недосягаемом для стрел расстоянии. Они видели, как остатки их войска бессмысленно толпились у рва, не понимая дальнейшей задачи. Видели они и как от стены города отделилось широкое полотно моста, прикрывшее городские ворота, и стало опускаться на цепях вниз. В открывающемся просвете заблестели верхушки шлемов дружины Русы.
- Уходим живо! – крикнул Ксавин и стал разворачивать коня. – Это конец! Всё кончено!
Бледное как снег лицо Нестора безжизненной маской уставилось на место побоища, в которое вот-вот ворвётся грядущая расправа в лице кавалерии Лилты и довершит разгром. Царь не знал, что ему делать. В Морате его ждал приговор Рулдора, здесь меч Богучана. И то и другое веяло беспросветным ужасом.
- Прощай, дядя! – ушей Нестора достиг уносящийся прочь крик племянника, опустившего голову к шее лошади и пришпоривающего её.
Мост Русы опустился до конца, и через ров хлынула боевая конница. Она обрушились на остатки войска Палты. Под ударом палиц и мечей её жертвы посыпались на землю, окрашивая ту брызгами крови. Ржание коней, крики и предсмертные вопли сражающихся, звон металла и стук дерева породили какофонию, спугнувшую птиц и зверей, убирающихся как можно дальше от этого безумия. В вихре бьющихся насмерть витало истинное лицо человека, именующего себя царем природы.
Нестор словно очнулся ото сна, развернул лошадь и понёсся вслед за племянником. Жизнь. Ей ещё стоило дорожить. Пусть голова сохранится на плечах, а как её отвернуть от Рулдора и Богучана он придумает позже.
За первым из перелесков царь встретил Ксавина и тявкающего в ярости Рулу. Рядом с ними лагерем стали воины Мораты, что прибились к своим военачальникам. Нескольких десятков человек. У костра сидели Сатоша и Дина. Наследник Лилты ломал ветки с куста дикой малины и кидал их в огонь. С каждым броском он приговаривал что-то во вздымающиеся вверх искры. Сидящая сзади Дина вторила ему в шею шёпотом. 
Нестор спрыгнул с коня и завопил: - Проклятие! – он стал пинать ни в чём не повинную березу с покорно согбенным перед ним стволом.
К нему подбежал Рула и зашипел: - Заткнись и соберись с духом! Наша миссия ещё не кончена. Власть в Русе должна пасть!
- Ты совсем ослеп? – ярость на лице царя Палты сменилась искренним изумлением, - наше войско разбито! Не ровен час, Богучан поведёт дружину дальше, в эти леса и тогда выпустит кишки и нам! Каким образом мы захватим Русу?!
- Не смей сомневаться в победе, Нестор, - пёс обхватил рукой, сжал горло царя и приблизил к нему оскал морды, - Я оставил тебе жизнь для того, чтобы ты служил нашим целям до конца! Если решил изменить сделке, я могу пустить тебе кишки прямо здесь! Выбор за тобой!
Царь захрипел и вцепился побелевшими пальцами в сжимавшую его горло ладонь Рулы. Он судорожно цеплялся, но не мог сорвать захват, перекрывший ему доступ кислорода. И только когда набухший язык выполз из ставших бардовыми губ, а выпученные глаза стали стекленеть, пёс отпустил хватку и позволил царю упасть в снег. Хлынувший в лёгкие воздух наполнил организм жизнью и Нестор зашевелился. Стерев выступившие на глаза слёзы, бережно прикрывая ладонями повреждённую трахею, царь поднялся на колени, а затем на ноги: - Я не прерву сделку, - выдавил он из себя болезненным сипом.
Рула кивнул и пошёл к Сатоше.
В то же время, метавшийся среди стен дворца, Богучан пришёл к показавшемуся ему единственно верным решению. Громыхая по каменным ступеням, широкими шагами он понёсся к любимому коню, что стоял подле крыльца. Царь вскочил в седло, вдарил плетью по крупу и поскакал к воротам города. За ним следом отправились ближайшие слуги и оруженосец.
У моста в Русу Богучан столкнулся с воеводой Апроном, который вёл дружину назад в крепость. Апрон перегородил на мосту путь выезда: - Куда ты торопишься, мой царь? Битва окончена, и противник больше не угрожает Лилте. Войне конец, ты можешь вернуться назад во дворец, где мы поднимем кубок в честь лёгкой победы!
- Всё верно, - Богучан гарцевал на спине лошади, и глаза бегали на его лице, - но у меня ещё есть не оконченное дело. Расступитесь и не мешайте царю добраться до истины.
- Но мой царь!
- Довольно! Подчиняйтесь и прочь с дороги! Мне не нужен эскорт. Оставайтесь в Русе!
Дружинники посторонились и пропустили Богучана и его спутников на мост. Апрон позволил царю выехать из города, а затем, после того, как тот удалился, дал знак нескольким воинам сопровождать себя и помчался за ним следом.
Богучан скакал и голос сына, звучащий в его голове, направлял царя к впередистоящему лесу. Голос не упрекал, а пронзительно стонал о жалости по сложившимся обстоятельствам. Он не обвинял отца в жестокости, а плакал о незаслуженном предательстве. Он просил не оставлять его вновь одного на произвол судьбы в безбрежном мире насилия и зла.
Богучан слышал сына, и нотки родного голоса пробирали его душу до самых глубин. Смысл жизни, что некогда покинул его, оставив наедине с государственными заботами, отозвался из забытого прошлого. Царь не мог заставить молчать этот голос, что пришёл к нему, будто по велению неба. Да и не хотел этого.
Стена леса подобралась вплотную, и, минуту спустя, Богучан вместе с малочисленными спутниками ворвался в прореди знакомых деревьев. Он скакал недолго. Короткая полоса леса кончилась пологим оврагом, за которым виднелся дымок костра.
Царь подстегнул коня, тот нырнул и вскарабкался из впадины наверх, а затем доставил хозяина к сидящему у костра человеку. Это был Сатоша. Долговязая фигура сына, впервые за долгие годы разлученная с Диной, поднялась навстречу отцу. Одиноким Сатоша выглядел довольно жалко. Однако худоба и торчащие из ключиц кости не вводили в заблуждение тех, кто знал истинную силу этого изгнанника мира живых. Физическая мощь царевича содержалась не в теле, а в колдовской энергии, что кружила над его костями и могла быть направлена, куда было угодно её хозяину. Благодаря этой энергии он выносил на спине Дину, утратившую при обряде посвящения ступни ног. Вместе они были страшнее вдвойне. Даже Рулдор опасался этого мрачного дуэта царственных особ.
Однако ни о чём подобном даже не подозревал Богучан. Давным-давно он поступил как царь, следующий установленным для власти правилам. Другого выбора для него не было. Согласно закону отрекшийся от брака сын должен был быть изгнан. Дорога в родной дом ему закрывалась навсегда. Увы, в годы молодости он не понимал, что такое одиночество. Не ведал, как сможет пережить потерю сына. Тогда он ещё не утратил надежды на нового наследника. И лишь со смертью супруги на него по-настоящему обрушилась крыша, под которой прятался его личный мир. Ударила по хребту и свалила на колени. Он выл от бессилья что-либо изменить, вернуть прошлое. Он искал смерти, отправляясь на битвы с врагами отечества. Но спасение так и не пришло. Между тем, самоотречение и труд помоги его сердцу задубеть как выдержанной коже и обрести прочность на пути душевных мытарств. Богучан поднялся с колен и нашёл истинное дело для правителя – он отдал всего себя родине и короне. Защите её интересов и интересов её граждан.
Но теперь. В сердце очнулась та самая, глубоко упрятанная надежда на личное счастье, что нежданно опьянила царя вином забытой радости. И он отдался ей, полетел навстречу, позабыв про благоразумие. Богучан спрыгнул с коня и пошёл к Сатоше. Сквозь вылезшую на глаза влагу он смотрел на преломлённый силуэт сына, плывущий над землей в ореоле горящего костра. Царь раскрыл объятия и улыбнулся.
Сатоша шагнул к отцу навстречу и поднял на уровень груди правую руку. И когда отуманенный Богучан должен был заключить сына в объятия, тот бросил руку вперёд и проткнул ей грудь отца, а затем ухватил и сжал внутри его сердце. С остервенением Сатоша выдернул руку с бьющимся в ней сердцем отца наружу и поднял её над головой. Царь застыл с разведёнными в стороны ладонями и смотрел на собственный сосуд жизни с торчащими из него словно усы каналами, на побежавшие по запястью сына струйки его крови. Затем взгляд опустился на лицо Сатоши, на котором не отражалось ничего человеческого. Холодные глаза и гримаса отвращения ответили отцу на вопрос: почему?
Сатоша ударил Богучана ногой, а затем бросил в него начинающим стынуть сердцем. То шлепнулось на одежду, разбрызгивая по ней алое содержимое, а после скатилось в снег: - Ничего другого ты не заслужил, папа, - брезгливо бросил убийца и, как ни в чём ни бывало, стал счищать снегом кровь с руки.
Очнувшиеся слуги царя бросились на Сатошу, но тот провёл рукой по воздуху, и на пути всадников встала невидимая стена, о которую те расшиблись и попадали вниз. Проклятый сын осклабился и зарычал на людей. Затем он развернулся и пошёл в сторону чернеющих вдали деревьев, откуда ему навстречу уже выходили спрятавшиеся там воины Палты. Во главе с Нестором те понеслись убивать слуг павшего царя.
Подоспевший воевода Апрон со своим десятком всадников оказался там же, в месте сечи. Соперники схлестнулись мечами и пиками, высекая жизни друг из друга. Ярость воинов Русы подпитывал вид тела их любимого царя Богучана. Каждый из дружинников бился за троих, но числом они уступали врагу. Завоеватели рубили ноги лошадей и прыгали по трое на каждого соперника. Дело оказалось кончено неудачно для Лилты. Изуродованные трупы её защитников раскинулись под серым небом ниц. Вороньё слеталось с окрестностей, чуя добрую поживу, и драло горло, кружась над полем битвы. В один час Руса лишилась и царя и воеводы.
Сатоша, на спину которого привычно влезла Дина, в компании пса Рулы и Ксавина не спеша подошли к Нестору. Они наскоро совершили совет, где была решена судьба Лилты и её жителей.

***

Гобоян, объезжавший верхом в компании Мчислава границы Среденя, всматривался в целостность натянутой ими ранее линии ограждения. Повреждений он не нашёл. Волос Яги исправно выполнял свою функцию и не пускал мёртвых из леса. Даже птицы не летали над простёртым в пространстве барьером.
Старик остановил лошадь: - Ты слышишь?
Воин, у переносицы которого собрались глубокие рытвины морщин, склонился чуть ближе к лесу. В воздухе ухал шум нетерпеливого стона собирающейся многотысячной орды тварей всех мастей. Возглавляемые вождями и разбитые на полки и отряды сообразно роду, они в нетерпении теснили землю ногами. Они жаждали выступить из леса и исполнить волю своего Повелителя. Само небо дрожало пеленой облаков от боли, причиняемой ему этим противоестественным сбродом.
- Их слишком много, - ответил Мчислав, продолжая хмуриться.
- Вот именно. Такое под силу сдержать только Богу. Не нам… Но он утратил свой Луч света. И с каждым днём надежд на его восстановление всё меньше. Наш мир получает новые и новые пробоины. Война уже идёт. А прорвавшееся отсюда зло лишь довершит разгром. Но, несмотря на свой пессимизм, я всё же не могу отпустить вас домой. Пока тлеет хоть крошечный огонёк веры в спасение, мы будем сражаться. Мы скрестим мечи с каждой из тварей, посягающей на наш мир. Мы ляжем костьми и даже умирая станем рубить их. Станем держать выродков зубами, когда не останется ничего иного! Скажи мне, мой друг, верно ли я говорю?
Мчислав усмехнулся и погладил гриву коня: - Конечно, старик! Не для того мы одели доспехи, чтобы греться в них у печи дома. Наше оружие встанет мёртвым поперёк горла и заставит их трижды пожалеть о нападении. Никто не шагнёт без боя, если на его пути окажется богатырь. Они боятся, я знаю. Пусть чуют нашу силу! Нет ничего страшнее воина, защищающего родину! – последние слова Мчислав крикнул лесу, и те отразились в его ветвях эхом. Средень зашипел в ответ как змея под прижавшим её башмаком.
Гобоян кивнул, и вскоре всадники поехали по направлению к деревне. До наступления весны оставались считанные дни.

***

Когда чёрная смоль лодки проткнула белизну рассвета, разлитого по ледяным ступеням страны Хрусталя, берег оказался пустынным. Отряд выгрузился на материк и, хрустя по филигранной пленке льда, тронулся вглубь отрогов айсбергов. Иштарлина поблизости не обнаружилось, чему товарищи оказались только рады. Присутствие атланта рядом было чрезвычайно опасным. Но, кто знает, может когда-нибудь судьба ещё сведёт их с представителями этого диковинного народа.
В мареве солнца, разлитого над головой, идти просто. Призрачный враг не маячил за каждым выступом, хоть тех и не стало меньше. Но умный зверь опасался вооруженного воина ничуть не меньше, чем тот его.
Первый привал воины сделали уже после полудня. Они разделили между собой остатки лепестков сушенного мяса и запили его отваром полыни, приготовленным великаном на расплавленном на огне льду. На запах пришёл белый медведь. Он сел чуть поодаль и чёрными бусинами глаз наблюдал за чужаками. Крос обнажил меч, но Миша остановил товарища. Он сам отправился к медведю навстречу и, сблизившись, вынул из-за пазухи Тису. Медведь испуганно подался назад, а затем стремительно развернулся и скрылся во льдах.
После этого случая Миша переместился в колонне идущих воинов на первое место и при встрече с опасностью всего лишь доставал камень наружу. Это орудие оказалось более чем эффективным. Фантазии привели Мишу в прежний мир, где он живо представил себе борьбу, что учинили бы люди за Тису, если бы тот там оказался. Камень, созданный служить миру, породил бы войну, уничтожившую его.
Уже к вечеру отряд покинул чертоги страны хрусталя. Позади остался поход за вторым камнем Бога – сверкающим Тисой. На привале было решено передать камень во власть Руперта в Раскопию, где враг не подберется к камню, свернув в горных хребтах себе шею. И как умеют рахии защищать имущество Бога, известно было всем присутствующим.
Дабы не медлить, воины вышли на равнину и решили идти в ночь. Отдых они ожидали в уютных пещерах шахт в компании дружелюбного царя агнитов Удонга. Они не слышали об истреблении этого народа. Им ещё была неведома трагедия, что постигла древние земли шахт и их уникальных гротов.
Крос утратил связь со своими друзьями. В тумане между мирами он потерял и никак не мог найти голос Ариса, по которому особенно скучал. Находясь в стране хрусталя, он списывал пустоту на близость к Дереву и его влияние. Но не находил объяснения тому, что не мог связаться с другом и теперь. Великан вновь и вновь отправлял голос в перекрестья и магистрали пространства, запускал мерцающие фонари своих координат в поисках Ариса, но все напрасно. Кто знает, отыщи он причину безмолвия тогда, может и смог бы предотвратить то, что случилось той ночью позже.
Когда отряд отдалился на несколько вёрст от страны хрусталя, когда отражение света от вершин её стен перестало служить им опорой в пути, навстречу воинам поднялся пронизывающий ветер. Он подхватил падающий с неба снег и понёс его иглы им навстречу. Разыгравшаяся метель заставила воинов пригнуть спины, а на глаза надвинуть края одежды.
Непогода скрыла от путников поджидавший их выпад. Возникшая на пути, чёрная тень проткнула пространство длинным жалом меча. Металл чиркнул по спине пригнувшегося волей случая к земле Миши и вонзился в тело, шедшего за ним следом агнита. Исса обхватил руками застрявший в панцире клинок, попытался вдохнуть грудью, из которой вышибло воздух, но не смог. Лёгкие заполнили боль и жар дыхания самой смерти. На мгновение его взгляд приобрел невиданную до этого четкость. Исса смотрел на чёрный шлем убийцы, что пронзил его мечом. Видел играющий меж щелей шлема блеск огня, щёки, в одной из которых зияла дыра размером с яблоко. Он даже почувствовал боль, до сих пор терзавшую этого исполина от нанесённого ему человеком увечья. Рука агнита потянулась к мечу, висящему на короткой перевязи. Но убийца выдернул чёрный металл своего орудия из груди Иссы, за которым из тела выскользнула и душа агнита. Она бросилась с кулаками на рыцаря тьмы, но растаяла в пути и была унесена ветром. После чего агнит упал замертво в снег.
Словно схваченный морозом, раздался запоздалый крик Кроса. Он метнул в огромную тварь меч, но тот лишь ударился о доспехи кащея и срикошетил в сторону. Миша поднялся и скрестил с порождением недр земли оружие. Он защищался и бил сам, ни в чём не уступая в ловкости твари, а магический меч Удонга теснил врага невероятной силой всё дальше и дальше. Ещё несколько мгновений и кащея окружили другие члены отряда. Они также разили его раз за разом. Из панциря рыцаря вылетали куски железа глубинных кузниц ядра земли. Его плоть была уязвлена и кровоточила огненной лавой из пробоин.
Кащей зарычал, выплюнул сгусток огня, а затем бросил Мише: - Ты должен был умереть, летун! Я бил в тебя! Но провидение хранит твоё тело. Будь проклято чёрствое Дерево этого мира! Мы доберёмся и до него, чтобы спалить дряхлый сорняк раз и навсегда!
- Тешь себя пустыми надеждами, поганая тварь. Это всё, что тебе осталось перед тем как заткнёшься навсегда, - ответил Михаил и занёс меч.
- Остановись! Прежде чем мы продолжим, я хочу, чтобы вы знали о том, что здесь на этом месте я прикончил вашего дружка ворожея Ариса. Он помер как безродный пёс. Без плача и почестей, что ждёт и вас! В этих снегах вы найдете его кости. А плоть обгрызли шакалы равнины. Но это ещё не всё!... До того, как я убью твоё тело, летун, я хочу убить твои душу и сердце, - кащей дернул за веревку и за его спиной, будто привидение из снега поднялась иссохшая фигура Раданы. Серый цвет её лица сливался с метелью. Мокрое тряпьё болталось на костях девушки как траурный саван.
Миша онемел. Само его сердце вдруг замерло, и стал слышен замедляющийся ток крови в венах. И глухой стук в ушах как набат.
- Ты не сможешь, - еле выдохнул Михаил.
- Неужели? – усмехнулся кащей. – Она обречена! Её тело обморожено. Она лишь мучается здесь, дожидаясь тебя. И скажет мне спасибо, умирая. А самое главное – спасибо скажет её сын, что растёт внутри. Твой сын! Ему не отвечать за глупость его отца, не страдать также как тебе! Пора преподнести дар обоим твоим любимцам. Я жалую им долгожданную свободу. А ты будешь с этим ползти дальше, если сможешь. Вот она твоя свобода! – Кащей стремительно выхватил из доспехов нож и проткнул живот Раданы, а затем провёл им поперёк, как мясник, выпуская внутренности с плодом наружу.
- Не-е-е-е-т! – издал дикий крик Крос, выхватил у стоящего столбом Миши меч агнитов и в прыжке срубил одним ударом голову рыцаря. Шлем вместе с искрящейся внутри головой отскочил в сторону, а на пустом месте забил короткий фонтан лавы. Вскоре он иссяк, и туловище твари грудой серой породы и железа рухнуло к ногам великана. Крос продолжил бить останки кащея снова и снова, сопровождая удары криками ярости и боли, пока в снегу не осталось дымиться бесформенное месиво. Великан отбросил в сторону нагревшийся меч и обернулся. Над останками девушки склонился его друг Миша. Он держал что-то крохотное в дрожащих ладонях, роняя туда капля за каплей беззвучные слезы. Пар дыхания воина вырывал изо рта ветер и не давал опуститься в руки, к тому, что лелеял мужчина.
Крос подошёл к нему и не смог сдержать стон. В грубых складках ладоней летуна, окрашенных кровью той, что стала для него всем миром, лежал эмбрион ребенка. Свернувшийся клубочек с крохотными ручками и ножками, которым никогда не вырасти и не прикоснуться к земле, не обнять своих маму и отца. Настолько маленький, что хватило пары слёз, чтобы смыть кровь с его тельца.
Сердце Миши сжали обручи отчаянья. Утраченное он отдал Дереву сам: «…за это ты отдашь земле то, чего ещё не знаешь… мой дар взамен твоей преданности…». Так была совершена эта сделка. Но пропасть между произнесёнными словами и отнятой у Раданы и малыша жизни оказалась не столь велика. Откуда он мог знать?!
Великан обнял сзади друга и склонил рядом голову. Тут же на землю опустились и другие их товарищи. Они бережно обернули плащом Радану, оставив открытым только её красивое лицо. Вынесенные ради любви к Мише нечеловеческие страдания, как ни странно, не отняли у девушки красоту. Быть может, только черты её заострились, обнажённые перед холодом этой долгой и лютой зимы. Веер светлых волос стелился подле обращённых к небу ярких глаз девушки. И последнего, кого они увидели на свете – был Миша. Потому там сохранилось облегчение. Даже муки смерти не смогли стереть собравшейся в уголках глаз Раданы улыбки. С ней она и оставила этот мир.
Крос забрал у Миши то, что тот держал в руках. Положил к его умершей матери. Затем помог мужчине встать и пойти с ним рядом. Воины взвалили на плечи погибших Радану и Иссу и отправились следом. Останки Ариса найти не удалось.
Вскоре метель стихла. Небо очистилось, и яркий свет луны прочертил на снегу равнины длинные густые тени печальной процессии воинов. Их поход изначально сложно было назвать лёгким. Теперь же он всё больше напоминал похоронный марш с тяжёлой поклажей. И не только на плечах, а больше на сердце. Страдания волочились за мужчинами следом. Тянулись словно эти тени, вытягиваясь в размере и всё больше сковывая ноги идущих. И отросший хвост пережитых мук было уже не сбросить как ящерице.
Миша продолжал идти вперёд, но не отдавал отчёта в том, что он делает.  Единственное, что он пока понимал, это то, что стал другим. У беломорья осталась его радость и прежняя беспечность. Где-то у корней Дерева мироздания, которое отдавая, всегда что-то брало взамен. Quid pro quo. Вот главный урок, что был получен Мишей здесь. Боль, испытываемая Мишей, была сильней той, что пускали в свои сердца жители этого мира. Они привыкли отдавать и они знали, что так было и будет всегда. Только жертвуя, получаешь искомое. Quid pro quo. Страшная формула, которую позабыли в его прежнем мире. И, пожалуй, зря.
Усталость помогла воинам сомкнуть глаза. Спал и Миша, пытаясь в лабиринте беспокойного сна найти нечто важное, что он утратил, но, так и не добился удачи. Затем отряд снова продолжил путь. Умерших несли все по очереди. И Михаил не стал исключением. Через день пути Спарк вывел их к шахтам. Там им открылась страшная правда побоища, унёсшего жизнь целого народа. У снежных курганов, покрытых павшими агнитами, воины преклонили колени. Друзья выкопали яму для Иссы и похоронили его рядом со своим народом. Можно было радоваться лишь тому, что он не увидел воочию, на что демон обрёк его сородичей.
Ещё через несколько дней отряд добрался до лирогов и зелёных берегов Озера Луча. А оттуда их проводили в Раскопию, где путешественников с нетерпением ждал царь Руперт.

***

Ворожей Ирнак распахнул глаза, жадно глотая воздух у раскрытого окна в собственном доме. Он столкнулся с силой, с подобной которой не встречался ни разу. Похоже, к ним в земли пришёл колдун, наделённый могуществом самого прародителя зла. Левитация за пределы Русы, чуть не стоила старцу жизни. Пространство в округе крепости оказалось окрашенным во мглу тёмного дыма. Словно тысячи костров обложили Лилту. Ирнак левитировал, но не мог отыскать ориентира. Зато сам послужил мишенью для неожиданного удара. Удара, который, на его счастье, оказался не совсем точным. Маска безволосого колдуна пронеслась рядом и лишь качнула его. Зато вторая, что липла за первой следом, вылила на старца едкое пламя. Он защитился слабо. Тем временем, маски атаковали его уже с двух сторон. Они готовились сжать Ирнака тисками и расплющить в пламени магии. Лишь чудом тот увернулся и сбежал назад в реальность.
Старец смотрел на обожжённые руки, покрытые коркой спекшейся кожи запястья, и не мог поверить, что остался жив. С такой силой в одиночку не справится ни ему, ни другим ворожеям земли. Над Русой нависла страшная и неумолимая угроза. Богучан убит. Головы царя и воеводы Апрона брошены псом под стены города. Потухшие глаза правителя Лилты безжизненно пялились на высокие крепостные стены. Начавшуюся среди людей смуту удалось утихомирить, но народ задавал важный вопрос – кто теперь возглавит город? Жившие прежде в тени авторитета Богучана и Апрона именитые горожане оказались не готовы взвалить на себя такой груз.
Меж тем, с приходом ночи небо над Русой заполнили бестелесные призраки павших воинов. Неведомая сила, что их подняла, направила тени убитых посеять страх и панику среди населения города. Призраки лаяли волчьими голосами и носились над головами тех, кто их знал при жизни. Ирнак истратил весь запас отводящих сглаз трав, окуривая город с помощью бегающих с факелами мальчишек. После того как последствия атаки улеглись, в небе над Русой огромной луной встало лицо Богучана, которое запричитало о порушенном им долге перед родным сыном. Затем его лицо исказила злоба, и царь стал ругать подданных за то, что те не признают в Сатоше нового правителя. Он кричал и скалил зубы. Рычал будто раненный зверь в агонии. Воздух над городом дрожал, а вместе с ним дрожало мелкой рябью лицо царя. После Богучан плакал и взывал к совести горожан, отчего сам воздух Русы напитался солёной сыростью. Таким царя никто не видел ранее. Люди были страшно напуганы этим явлением. Они стремительно прятались по домам и залезали под лавки. Страх перед мистическим появлением духов над городом гнал их в самые глубокие укрытия, где они рассчитывали отсидеться до рассвета. Ирнак снова сотворил костёр, где спалил и поднял в небо к лживому миражу царя облако мака. Наконец, метр за метром образ оказался стёртым с небосвода.
Однако тишина продлилась недолго. Не успела Руса попрощаться с прежним фантомом, как на неё наплыл и окутал болотным саваном густой туман. Вата его потянулась во все щели города, опутывая каждый камень, глотая на своём пути каждый куст. Распространяя гнилостный запах застоявшегося разложения. Туман вползал меж бревен и струился через трубы крыш, заполняя жилища. От него нельзя было скрыться. Обзор сузился до расстояния вытянутой руки. В считанные минуты Руса оказалась поглощенной, объявшим её облаком неизвестного газа. Туман сжевал огни города, потушил печи и превратил белый снег в грязь.
Те из людей, кто оказались рядом, взялись за руки. Так было спокойнее. Те же, кто оказались захваченными врасплох на улице, шарахались вслепую, натыкаясь на углы и препятствия, разбивая лица в кровь. Или сидели, вжавшись в стены. Их вера в защищённость города серьёзно пошатнулась. Без всякого боя, не открывая ворот, угроза оказалась прямо у них под носом. Ходила и принюхивалась к ним.
Мутные переливы тумана медленно облизывали город со всех сторон, словно разведывая каждый его уголок, каждую щель. А затем туман породил в себе тех, ради кого пришёл. Чудовищ, что побежали, полетели, полезли и поползли во все стороны. В форме клыкастых тварей, склизких многоруких выродков, покрытых чешуей кровососов пресмыкающихся и многих других существ, что только могла себе породить человеческая фантазия. Монстры рычали, хрипели и шипели на все лады. Выглядывая у людей из-за плеча, вылезая между ног, стремительно выскакивая лицом к лицу. Из самых потаённых уголков подсознания омерзительные чудовища выбрались наружу и воочию стали атаковать людей и прижимать их к стенам.
Руса наполнилась воплями ужаса, отвращения и боли. Люди в панике побежали куда попало. Стали наощупь хватать подручные средства и остервенело бить в сгустки миражей тумана. Полилась кровь, но, увы, не чудовищ. Те были и оставались призраками, порожденным в тумане вымыслом. Под стихийные удары людей попадали их сограждане, их родные и близкие. Те, кто случайно оказывались рядом. Вместо тянувших когти монстров, убивали себе подобных. Направо и налево. Жертвы десятками валились на землю. От пронзившего их удара, падая с крыш и со стен в темноту и сворачивая там себе шею. Массовый психоз лютовал безжалостно. Некоторые сходили с ума и убивали себя, сбегая от ужаса видений.
Ирнак в исступлении кричал заклинания, сопротивляясь вторжению, жёг все травы и коренья без разбора, но впустую. Это лишь пуще разгоняло маховик фантасмагории,  насмехаясь над его потугами. Колдовство плевало в него желчью и дразнило багровыми языками. Старик упал на колени и затрясся в плаче. Вздрагивая костлявыми плечами, он выл и умолял остановить муки людей.
Вскоре туман ушёл. С Русы будто стянули накрывшее город одеяло, и при свете стоявшей полной луны уцелевшим открылась жуткая картина. Покорёженные трупы усеяли некогда сильный и богатый город. Ни один враг за всю историю не причинял Русе столько ущерба. Люди слонялись меж стен как привидения и оплакивали погибших родных и близких. Они укрывали трупы, а сами тревожно озирались вокруг. Призраки мерещились им рядом, и вой их диких глоток не стихал в ушах.
Никто не верил, что на этом испытания города окончились. И перед рассветом небо над Русой вновь ожило. Теперь с него на город смотрело решительное лицо наследника Сатоши. Тот оглядывал горящие в домах свечи, обращённые вверх запуганные лица граждан, раскрашенные кровью мостовые. В глазах наследника не было жалости. В них вообще не было ничего человеческого. Близким этим людям, что копошились сейчас под ним, он не стал бы никогда. Сатоша презирал и ненавидел их за слабость и кажущуюся ему никчемность жизненных целей. За то, что те привыкли пресмыкаться, радоваться жизни, рожать детей, думать о будущем и легко забывать прошлое. Наследник был не таким. Он ничего не забывал и не прощал. Те, кто некогда гнал и травил его, словно зверя, заплатят сполна. Он поквитается не только со своим ничтожным народом, но и со всем человечеством. Жертва поменялась с погонщиком местами.
Сатоша не стал утруждать себя лишними словами. Он знал, что теперь люди сделают всё, что он им прикажет. Он приказал открыть ворота города с первыми лучами солнца, а затем растаял как дым. И Руса сдалась во власть нового государя.         

***

В Одинте тоже было неспокойно. Страна вот-вот готова была окунуться в анархию беззакония. Властула давно спрятали в сырость семейного склепа под стенами детинца, а нового правителя так и не избрали. По рангу им мог стать воевода, но тот был мёртв. Пользуясь растерянностью и несогласованностью в выборном праве народа, городской совет узурпировал власть. Богатые горожане, что составляли торговый совет при короне, принялись вершить указы, что до той поры вправе был делать только царь. Все их акты, прежде всего, касались экономики страны и неудивительно, что в скором времени долговые книги и реестры имущества Одинты были переписаны, а состояние членов совета и их семей значительно улучшилось. Широкая вязь государевых фолиантов сменилась мелкими строчками, среди которых закрома, скот и дома казны двинулись в направлении фамилий и имён, ранее к ним не имевшим никакого отношения. Бумага породила пропасть, куда разом ухнули целые состояния, а на их месте выросли новые. При этом оброк не только сохранился, но и подрос, хоть и не значительно. Государственная служба также не была упразднена, потому мздоимцы и приставы исправно ехали с ведомостями по хозяйствам собирать дань на мыслимые и немыслимые нужды страны.
Дела действительно государственного масштаба и неотложности были забыты. Словно назойливую муху, что нельзя убить, проблемы накрыли чем попало и спрятали с глаз долой. А между тем, известия о разорённой Палте, подвергшимся вторжению Лилте, шахтах и других землях живых порождали справедливые опасения среди людей. О зверствах пришельцев с западной стороны в Пороге знали не понаслышке.
Мокрый ветер всё чаще доносил солнечное дыхание весны. День наступал на ночь и расцвечивал ярким светом тающий на полях снег. Но грядущее тепло не так радовало жителей, как прежде. Уже каждый знал о стоящей на границе угрозе и условиях, при которых смерть заявится в их мир.
Нельзя сказать, что вопросы защиты страны никогда не звучали в занимаемом городским советом приёмном зале дворца. Они поднимались раз от разу. Ведь речь шла о безопасности, в том числе самих заседавших. Никто не питал иллюзий задобрить золотом орду упырей и леших, скопившуюся в Средене. Однако, всякий раз нить обсуждения терялась в пальцах совета непостижимым образом. Её пытались сучить заново, но с тем же успехом.
В результате, в один из погожих дней горожане собрались на сход самостоятельно, куда пригласили членов совета. Пришёл только один из государевых деятелей того созыва – купец по имени Милюня, тщедушный рыжий мужичок. Милюня, как и его отец, торговал скотом, который заложил основы богатства рода. Обманывал, жуликовал. Говорят, с помощью лихих людей сбывал со свету конкурентов. Однако как-то накрутил, навертел себе достояние, и теперь с купли-продажи любой скотины в стенах города ему шла в карман доля. Милюня не был плохим человеком. Он любил крестьян, пил время от времени с ними хмель. Умел сам за себя постоять, а не прятался за многочисленных слуг. В давешней битве за Порог купец был на стенах плечом к плечу с ополченцами, где, размахивая рыжим чубом на ветру, рубил мечом псов не щадя себя. Поэтому ему на сходе оказались рады больше других. В купце народ чуял своего, выходца из таких же скотников и овинов, как и они сами.
Сход шумел. Приезжие с окраин рассказывали о том, что люди бегут от границ подальше, уходят в горы к рахиям. В Средене, особенно по ночам, стоит такой вой, что что разносится за версту. Люди напуганы и не верят в способность армии остановить вторжение. Но, приехавший специально на сход, Алекса призвал не паниковать, а немедленно взяться за ополчение. Многие знали Алексу, который одним из первых столкнулся с псами, когда те шли набегом на Одинту. Люди умолкли и стали его слушать. Он заверил, что надежда есть, поскольку обороной у границы руководит ворожей Гобоян и дружинники Бореслава. Они готовы принять удар и сдержать натиск, но им жизненно необходима подмога. Войско, что встанет в оврагах и искусает врага, не дав дойти до Порога. Что станет бороться за каждую пядь родной земли.
Алекса довольно быстро убедил сограждан в необходимости формирования армии. Спор пошёл лишь о её численности, но и тот скоро кончился, поскольку почти каждый из мужчин выразил немедленную готовность идти на войну. Люди Одинты долго не раздумывали, когда речь заходила о защите дома. К тому же им предстояло поступить под начало первых дружинников Бореслава, что внушало уверенность в победе.
Решено было на следующий день объявить место и время сбора войска. Милюня, чьи раскрасневшиеся щеки и блестящие глаза выдавали возбуждение, пообещал оперативно решить на совете вопрос о снаряжении армии необходимой амуницией и продовольствием. Алекса был избран командиром, что поведёт войско к границе и передаст его под командование Мчислава и дружины.
Преисполненные надежд люди расходились по домам. Разговоры гремели по дворам до самой ночи, что пришла не одна. Под её покровом в Порог вновь проскользнул таинственный убийца.
Сползшая по утру мгла открыла солнцу два трупа. Члена городского совета Милюни, умерщвлённого через повешенье в собственной спальне и крестьянина Алексы, чьё горло было распахнуто поперечным ударом ножа. Несостоявшийся командир ополчения сидел возле собственной арбы в луже, вытекшей из него крови. Следов убийц ни в том, ни в другом случае обнаружено не было. Порог был подавлен этими жестокими событиями. Учинили расследование, однако оно не дало результатов. Создали комиссию. Затем ещё одну над той, что уже была создана. День за днём совет упражнялся в том, чтобы придумывать мероприятия, лишь бы дать улечься поднявшемуся в народе негодованию и отложить новый сход горожан. Пришлось пожертвовать из кладовых бочками с медовухой, разрешить шутовство и ночные гулянья. Сознание людей размокло от свалившейся им под ноги праздности и постепенно об убийствах позабыли. Как забыли и о том, что готовились направить ополчение на войну. Жизнь продолжалась прежним бездействием, выгоды которого были очевидны лишь одной стороне.

***

Руперт стоял подле серебряной чаши, на дне которой покоился сверкающий кулак Тисы, и не мог отвести от него глаз. Он признавался себе, что уже не надеялся увидеть переливающуюся радугу ореола этого божественного создания и уж тем более владеть им. На потолке тронного зала Раскопии изумрудной россыпью мерцали искры преломившегося в воде света камня. Его присутствие звучало торжественной и величественной музыкой в доме, где Тису ждали как нигде больше.
Подданный Руперта рахия Лурд осторожно прервал медитацию царя: - Повелитель, мы должны спрятать камень. Оставаясь открытым, он притягивает к себе взоры и тех, кто мечтает о его разрушении. Тиса вернулся в родной дом, но наш путь ещё не окончен, и не требует лишнего внимания.
- Ты прав, мой друг, - царь с трудом оторвал взгляд от чаши. – Мои воины спрячут камень Стеллы в самом надежном месте, где он обретёт временную колыбель. И я искренне верю, что доживу до дня, когда увижу его в компании Кротта и Боры на вершине Стеллы.
Руперт распорядился, и вскоре чашу с Тисой забрали вооруженные рахии, которые скрылись через потайной проход в глубине зала. Свечение и умиротворение, которыми камень питал дворец, исчезли. Из дрожащего на стенах в свете факелов полумрака царь вывел гостей на широкую террасу покоев, откуда открывался потрясающий вид на горы и лежащие за ними земли Одинты. Внизу, на ощерившихся короткоствольными деревьями склонах начинали зеленеть листья. Цвета весны окропили бело-серую шкуру гор тёмными островами выступившей из-под снега породы. Холодные ручьи под косыми плетьми падающего в них солнца расцвели алмазными нитями.
- Я рад оказать вам гостеприимство, смелые воины, но, боюсь, мы не располагаем временем на отдых, - выдохнул Руперт и опёрся на край каменного балкона. – Ваш поход – это тяжкое бремя. Рахии знают горечь утраты не понаслышке. И, возможно, вынесенные вами страдания далеко не последние, что ждут впереди. Но, как бы это ни было жестоко, назначенный путь и не мог стать другим. Наш враг слишком силён. Слишком изобретателен на пути утоления жажды насилия. А мы не можем отступить. Надеюсь, вы это понимаете. Слишком многое зависит от успеха именно вашего похода.
Воины согласно закивали головами. Крос указал в сторону земель людей: - Теперь наша дорога лежит в Вырию. Там покоится и ждет Кротт среди тысяч алчущих тварей. Пока не поздно – кто-то из вас может отказаться от последнего перехода. Который для некоторых из нас, возможно, станет и последним в жизни. Нашей последней песней.
- Уже поздно, - ответил за всех Миша, глаза которого, не мигая, смотрели вдаль. В бороде на его высохшем заострившемся лице белели мазки ранней седины. Ничего хорошего для выродков и самого их правителя этот взгляд человека не сулил. В глубоких морщинах, что прорезали его лицо, был утверждён приговор тварям, не подлежащий обжалованию. Огонь самой Вырии заворочался в глубине глаз мужчины, ярость близкая ей. - Мы продолжим начатый путь и окончим дело. Совсем скоро все будет решено, - поставил точку Миша, и его товарищи вновь согласно кивнули.
На следующее утро, под завывание ветра, что тёрся меж гор и отлогов, по узкой тропе, бегущей вниз к границе земли Одинты, возглавляемый летуном отряд начал спуск. За ним следом шли шеренги формирований вооруженных рахий и лирогов, что их правители снарядили на защиту границ мира живых. Хрустом камней под ногами Раскопия прощалась с воинами и благословляла их на борьбу, а суетливые стрижи в небе кричали о наступающей весне, что окунёт в жаровню сталкивающиеся миры.

***

Старик Гобоян, что точил на заднем дворе оружие, вдруг остановился и, обернувшись на запад, замер. Его лицо вытянулось, и на нём отразилась гримаса удивления, довольно быстро сменившаяся страхом. Губы старика задрожали, а руки выронили покоящийся в них меч. На нетвёрдых ногах он засеменил к дому. На скользком крыльце оступился и упал на колени. Старик стянул со лба шапку, вытер ею выступивший пот и отбросил в сторону. Затем на карачках добрался до двери и неуклюже вполз в сени.
Мчислав спал на лавке, когда в его голень вцепились холодные пальцы Гобояна: - Проснись, богатырь! Плохие вести.
Воин встрепенулся и выпрямился, хлопая красными глазами. Он выпутался из тягучей паутины сна и оглядел ворожея: - Что стряслось, старик? Что с твоим лицом?
- Пробил час. Завтра они выйдут из леса… Я увидел это так же отчетливо, как вижу сейчас тебя, Мчислав! Мы потеряли время, не дождавшись подмоги. Спаси нас Бог, но надежд не много. Сдерживать долго их не получится! Распорядись, или скачи сам в Порог! Приведи оттуда войско, покуда мы встанем насмерть. Торопись, воин! Что-то препятствует нам уже здесь, в нашем мире. Но мы должны это осилить. Ничего больше не осталось. Ничего не осталось…
Гобоян отпустил Мчислава и вполз с ним рядом на лавку. Его пересохшие губы слипались, отчего старик водил по ним языком и хлопал ртом как рыба. Воин поднёс ему воды и обнял за плечи: - Я поскачу. Меня в Пороге послушают. А не станут слушать – заставлю их силой! Упроси небо, чтобы волос Яги удержал гнус Вырии, пока я не приведу армию к лесу. Продержитесь, старик! Не сдавайтесь. На нашей стороне сила. Мы правы, а не те, кто идёт к нам без приглашения. А значит победим. Держись, отец Гобоян. Я скоро!
Воин сгрёб с пола кольчугу и оружие, облачился в полную амуницию, выбежал из избы, оседлал отдохнувшего коня и, вдарив того пятками по бокам, понёсся дорогой на столицу. Старик тем временем созвал остальных дружинников и велел им собирать по дворам мужиков и готовиться к выходу из деревни. Пора пришла. Отступать поздно, а отсиживаться на печи и подавно.
К вечеру на центральной площади деревни, где когда-то Гобоян впервые повстречал Мишу и спас от секущего танца плети на его теле, собрались те, кто приготовился первыми принять на себя удар выходцев с того света. Старик сидел на коне и оглядывал рельефы носов и подбородков войска, обнажённых или скрытых бородами. Скользил словно по воде по поверхности десятков собравшихся глаз. Руки крестьян считанное число раз меняли орудия труда на орудия смерти. Они не умели и не хотели убивать, но как один теперь вышли сюда. На краю строя спокойно перетаптывались дружинники. Их нервы были крепки также, как и укрывающая их щиты сталь, а лица хранили молчание хладнокровной выдержки. Они не любили войну, но привыкли к бою.
Гобоян поправил осанку, прокашлялся и заговорил: - Жители Одинты! То, чего мы боялись и ждали – свершится. Уже завтра будет дан сигнал собравшимся в Средене идти в наши земли. Мы защитились, но ненадолго. Слышите? Наша крепь удержит их день, два, три, но затем те хлынут в обход или прорвут запоры, заполняя наши поля и леса. И тогда нам придётся биться! До последнего вздоха. Мы станем опорой тем, кто уже долгие дни рискует собственной жизнью, восстанавливая защиту Бога, что дана была миру. Мы примем удар на себя, ради того, чтобы они сделали своё дело. Без которого этот мир обречён. Таков план. Мы встанем на страже жизни наших жён и детей! Мы не пойдём умирать! Мы пойдём жить. И подмога придёт. Я это знаю. Не сомневайтесь в себе! Не сомневайтесь в своих силах! Не дайте Вырии подточить свою гордость и славное имя! Правда за нами! Весь род живых за нами! А значит, враг захлебнётся и не дождётся победы! Не здесь и не сейчас! Вперед, сыны Одинты! И пусть земля гордится вами!
Дружным накатом ответного «ура» воины спугнули усевшихся на нагих ветвях ворон, и затем войско выдвинулось из деревни. Меньше двух сотен голов, но плечом к плечу войско стало больше, чем было на самом деле. Их общие отвага и надежды переплелись меж собой, превратившись в непробиваемую кольчугу.
Тем часом Мчислав скакал к Порогу. Больше половины пути уже было позади. Воин надеялся в ближайшей деревне сменить коня и к утру следующего дня въехать в ворота Порога. Опутавший всё вокруг сумрак притупил зрение дружинника. Дорога сливалась с уходящим ввысь горизонтом, где путь Мчислава заползал на самое небо. Воин тряс головой, отгоняя прочь наваждение. Копыта тренированного животного парно били в землю, но значительно медленнее. Пульс дробил и, имей конь человеческий голос, он давно просил бы у хозяина пощады.
Неожиданно под копытами метнулся чёрный ворох перьев птицы. Она нырнула в ноги коня, который сбился с шагу и, подогнув передние ноги, врезался в землю головой. Мчислав полетел вперёд, перекувыркнулся и воткнулся крестцом спины в лежащее на земле дерево. Из глаз мужчины высыпались искры, а затем разум погрузился в темноту забытья. Поломавший ноги и свернувший шею конь, остался лежать на снегу и тяжело дышал, растапливая паром снег.
Вскоре дружинник очнулся и, потирая ушибленные места, поднялся на ноги. Он осмотрел коня и с досады плюнул под ноги. Затем поцеловал верного друга в лоб на прощание и достал из ножен меч: - Я не оставлю тебя волкам, мой брат. Время разлучает нас раньше времени, но я не забуду твою службу. Прощай и прости меня, - Мчислав опустил меч и одним ударом прикончил животное.
Ворон, что явился причиной увечья коня, сел на пушистую лапу ели и трескуче прокричал, откликнувшись эхом среди деревьев леса. Дружинник махнул мечом в сторону птицы, но та лишь нахохлилась в ответ, оставшись на месте.
- Так ты не ворона, – протянул Мчислав. – Кто же ты, сволочь? Выходи на открытый бой, если осмеливаешься кидать вызов человеку моего ремесла! Или в твоей крови прижилась лишь трусость? Чёрная дрянь! Что ж, заруби на своём носу, что я не отступлюсь. Я доберусь до Порога. А потом и до тебя тоже! Вы, твари, заплатите людям за каждую минуту причинённой боли!
Мчислав, который подступал шаг за шагом к ели, резко выбросил вперёд руку, откуда вылетел метательный нож. Ворона ловко взметнулась вверх, пропустив верную смерть под хвостом. Затем она трижды прокричала нечто страшное в лицо дружинника и, ударяя по воздуху крыльями, унеслась вглубь леса. Воин сходил за ножом, спрятал его обратно в рукав кольчуги и пошёл далее пешком.
С той минуты он шёл уже больше часа. Казалось, что деревня обосновалась совсем рядом и вот-вот вырастет зубьями заборов и покатых крыш на его пути. Но впереди по-прежнему серели в темноте лишь стелющиеся поля, да тянулась по левую руку стена леса. Воин не чувствовал усталости, но мышцы становились всё медлительнее и тяжелее. Сапоги грузно опускались в снег и черпали его носками, а под кольчугой спину облепила мокрая и холодная рубаха.
Мчислав сделал привал, где достал походный провиант и, сидя спиной к старой берёзе, разжёвывал мясо. Он почти покончил с пищей, когда услышал доносящееся из леса рычание. Дружинник поднялся на ноги и оглядел подступы чащи. В черноте её пропасти, будто звездочки, над землёй парили несколько пар хищных глаз. Их блеск и хор урчания не сулили ничего хорошего. К виднеющимся бусинам глаз, присоединялись новые, материализуясь из недр ожившего леса.
Воин достал меч и отошёл подальше от деревьев, туда, где видимость казалась лучше. К сожалению, укрыться было негде. Лишь равнина позади и никаких стен. Придётся принять бой в имеющихся условиях.
Знакомый голос ворона выстрелил из глубины чащи и послужил сигналом к атаке. Дюжина крупных упитанных волков выбежала к воину и окружила его кольцом. Всего-то, - подумал богатырь.
Волки бросились почти одновременно. Развернутые глотки с обнажёнными клыками устремились к человеку, тявкая и брызгая слюной. Но очень быстро их рёв, сменился на предсмертный вой. Сверкающий под луной клинок Мчислава встретил диких животных стремительной пляской смерти. От столкнувшихся с мечом животных в разные стороны полетели брызги крови, отрубленные лапы и головы. Будь волков изначальное количество – поединок бы кончился быстрее минуты, но из леса в драку вливались всё новые и новые хищники. Воин разил их мечом, одного за другим, и вопреки здравому смыслу природы, животные не пугались, а продолжали настырно лезть на рожон.
Вскоре позицию Мчислава окружал ореол порубленных останков и растопившей снег крови. Сколько же вас ещё? – изумлялся он.
Следом за, наконец, кончившимися волками наружу выбежали сразу два взрослых медведя. Самка и самец. Их ярость от ранней побудки, помноженная на лютый голод, кричала сама за себя. Огромные и сильные мышцы перекатывались с каждым движением под свалявшейся шкурой медведей. Массивные головы, перешедших на бег животных, пригнулись к земле.
Мчислав двинулся, смещаясь на линию, где атаковать сподручнее было лишь одному медведю, а не обоим сразу. Перед ним оказалась самка, которая перед сближением остановилась и поднялась на задние лапы. Воин двинулся ей навстречу и вонзил меч в брюхо. Животное сомкнуло передние лапы на теле, и Мчислав не успел выдернуть меч назад. Он отпрыгнул от медведицы подальше, пока та пыталась освободиться от железного клыка, причинявшего ей боль. Самка боролась с мечом, ещё больше углубляя и расширяя рану, из которой потоком полилась тёмная кровь. Животное ещё не понимало, что обречено.      
Тем временем, на разоруженного человека напал второй медведь. Он был крупнее самки. Мчислав успел нырнуть под одну из лап самца, чтобы запрыгнуть тому на спину, но медведь ловко развернулся и отбросил дружинника от себя прочь. Человек вскочил на ноги, но лишь затем, чтобы стоя встретить опасный выпад зверя. Тот навалился на него всей массой и подмял под себя. Будь Мчислав посвежее, возможно, он устоял бы на ногах, но не теперь. Дикое и могучее животное накрыло мужчину и принялось бить того по телу лапами и выворачивать шею для укуса. К счастью крепкая кольчуга пока защищала тело от зубов. Мчислав отбивался, лежа на спине и осыпая зверя ударами кулаков. Он чувствовал, как кости врага хрустят и целил в незащищённые ребрами внутренние органы. Однако силой медведь значительно превосходил человека. Он возил воина по земле, вскапывая его телом грунт, будто готовя тому могилу. И вскоре Мчислав стал сдавать позиции. Медведь ухватил дружинника зубами за руку. Кость предплечья сломалась как зубочистка, выстрелив залпом острой боли. Мужчина понял – если не случится чудо, скоро зверь его растерзает на куски.
Мчислав отбивался здоровой рукой, а сломанной, закусив до крови губы, шарил по сапогу в поисках ножа. Наконец, он нащупал его. Чудовищная голова медведя нависла над лицом человека, осыпая того пеной бешенства. Один шанс, один удар, - пронеслось в голове воина. С криком он упёрся здоровой рукой в шею зверя, а второй нанёс удар ножом ему в глаз. Лезвие нырнуло внутрь, ударившись в глубине о кость черепа. Медведь взвыл, отпрянул, напрягшись в предсмертной судороге, а затем издох, рухнув на человека всей тяжестью. Воин лишь успел выдохнуть и оказался намертво прижатым тушей животного.
Мчислав тяжело сопел, скованный неподъёмным грузом. Его грудь едва вздымалась, позволяя дышать, и сознание боролось с соблазном нырнуть в неизведанное, где стихнет ноющая и кусающая боль, путешествующая по всему телу. Дружинник ощущал нечто плохое, что приключилось с его левой ногой. Та онемела ниже колена, и пальцы перестали отзываться. Вероятно, падая, Мчислав подвернул ногу, а медведь раздавил её телом. Однако сожалеть о потерях было некогда. Лес продолжал голосить, собирая в атаку других своих обитателей.
Мало-помалу, двигаясь тазом, воин принялся выбираться из-под медведя. По сантиметру он высвободил здоровую руку и стал использовать на пути к свободе как рычаг. Вскоре Мчислав вытянул покалеченное тело из плена. К конечностям ринулась новая волна боли. Воин застонал и закусил окровавленную перчатку. Он зачерпнул снег и растёр его по лицу. Затем медленно поднялся на колени и пополз к мёртвой самке, где с трудом отодвинул начавшую остывать лапу от брюха зверя и вытащил меч. С оружием, привычно легшим в ладонь, к богатырю вернулась уверенность. Стараясь не глядеть на собственную лодыжку, вывернутую в противоестественном для неё положении, он опёрся на тушу медведя и поднялся на здоровую ногу.
Порыв ветра сдвинул со лба воина тяжёлую прядь мокрых волос. Мчислав уловил запах притаившейся в лесу угрозы. Мигавшего в его потёмках предостережения. Опираясь на меч, он попрыгал на одной ноге к ближайшим деревьям. Падая и поднимаясь снова. Добравшись до цели, он уткнулся плечом в ствол и тяжело выдохнул. Едкий пот заливал глаза и туманил и без того неясный взгляд.
- Что ж… хотите убить меня? Так идите сюда. Я не боюсь вас, - свистящим шёпотом выдохнул воин в сторону леса. Язык с трудом ворочался во рту. Затем Мчислав попытался поднять меч, но едва сподобился оторвать тот от земли. Сознание ускользало от мужчины, словно убегающий сквозь пальцы песок. Дружинник силился сжать кулаки, да не мог. Очертания мира округлились и заколыхались, требыхаемые ветром. Он моргнул, прогоняя наплывающие потёмки, но глаза словно обваляло вязкой вуалью.
И всё же Мчислав разглядел, как от тёмного рва леса отцепилась фигура и стала приближаться к нему. Воин выпрямил спину и вцепился в рукоятку ставшего неподъёмным меча обеими ладонями: - Иди ко мне, тварь…
Неясная фигура становилась всё ближе к дружиннику и больше, а затем перешла на бег.

***

Восхождение на трон Лилты наследного принца Сатоши Руса отметила десятками повешенных на стенах города ратников. Жертв выбирал слепой жребий, слетавший с тёмного узловатого пальца царицы Дины, которая взмахивала им перед вытянутым вдоль улицы строем гарнизона. Она, не пряча улыбки, играла жизнями людей, отщелкивая тех одного за другим, следуя мимоходом. Без всякой системы, наугад. Избранных тут же волокли наверх, где скидывали с петлей на шее. Забава Дине понравилась, о чём свидетельствовала её выпуклая гримаса сожаления, когда строй кончился. Губы исторгли: упсс… После чего супружеская чета правителей страны скрылась в своём новом дворце.
Запуганные серые лица горожан поспешили спрятаться в собственных стенах, откуда за минувшую ночь улетучились свойственные гражданам Лилты жизнерадостный смех и уверенность в завтрашнем дне. Вместо них туда вторгся страх. Свирепый и не поддающийся осмыслению. Эти люди редко боялись встречи с врагом лицом к лицу. Но от того, что пришло к ним теперь, нельзя было укрыться щитом или спрятаться за крепостными стенами. Оно беспрепятственно вползло внутрь их самих и уже пожирало не плоть, а души.
Порядком в городе стал распоряжаться одноглазый Рула. Под его командованием послушные горожане собрали имеющееся в городе оружие и свезли его в дворцовые хранилища, где оно оказалось опоясано крепкими затворами. Разоружённые люди более не внушали опасения Вырии. Сатоша рапортовал довольному Повелителю об успехе миссии и сам не скрывал удовлетворения. Он лежал на мягких коврах полатей и крутил на пальце привязанное к нитке грузило с перстнем мёртвого отца. Вернуть корону было лишь первой ступенью на его пути к могуществу. Он верил, что победы последуют на нём одна за другой. Он сопроводит Повелителя до самого алатырь-камня. Поможет ему расколоть его надвое и отправить на дно моря. А после он, Сатоша станет вращать вокруг себя этот мир, как крутит сейчас на нитке жалкий символ прежней власти. Всё изменится. Уже всё изменилось.

***

Немногочисленное войско крестьян стояло перед лицом Среденя. Строй растянулся в две шеренги и покрывал пару сотен метров в длину. Услышав о военной кампании, что началась в деревне Гобояна, окрестные жители в одиночку и небольшими группами нагнали следующее в пути войско. Они продолжали присоединяться к строю и теперь. Каждый из ополченцев был бесценен, даже если он пришёл всего лишь с цепом или вилами, болтающимися на спине. Дефицитное оружие можно было раздобыть и в бою. Было бы кому воевать.
Стоящее в зените солнце расплескало позолоту по лицам и плечам пеших и конных воинов. Оно сверкало на металле их облачения и вооружения, отражалось и щекотало лучами стоявших в строю. Заставляло тех щуриться и прятать под козырьком ладоней щетину. Жнецы, пастухи, кузнецы, каменщики. Большинство из тех, кто вышел и стал на защиту родины, никогда ранее не управлялись с мечом или копьём. Их морщинистым и жилистым рукам куда привычнее было браться за мотыгу или древко вил. Их кони не были тренированы носить галопом всадника в бою. Да и сами горе-всадники ещё не знали, как будут управляться верхом с мечом и разить им неприятеля.
Люди, чьи лица были измазаны по приказу Гобояна в золе, стояли, почти упираясь плечом в плечо своего товарища. Каждый держал оружие при себе. У ног каждого лежало по свежеструганному осиновому древку копья. Кто-то стоял молча, сосредоточенно глядя вперёд. Переживая собственный страх, перебирая, словно колоду карт то, что может с ним произойти. Другие переговаривались, сбегая от действительности. Слышны были смешки и давящий их кашель. Снег поскрипывал под их подошвами, а ниже лежала готовившаяся дать всходы жизни земля.
Напротив строя, в ста шагах бесновались напирающие друг на друга мертвецы. Обескровленные серые тела тысяч непогребённых созданий. Среди них твари всех мастей и пород. Упыри со сверкающими красными бусинами глазами и выпирающими наружу клыками. Рвущие воздух когтями лешие, шиликуны, оборотни, ходячие русалки, полевые и прочие выродки. За ними, в глубине леса собирались мёртвые колдуны, что готовились перевести в Средень по-настоящему могучие создания, которые ещё никогда прежде не заходили в мир живых. Их склизкие, мягкие, или твёрдые и обжигающие тела разевали бездонные пасти и брызгали ядовитой слюной на безжизненную землю Вырии. Командовать ими станут существа из ближнего окружения верховного демона. Кащеи и огненные гиены. Но они ступят следом, а пока в земли живых ворвутся те, кто был оттуда родом. Те, кто жаждет этого более всего и хочет вернуть своё по праву. Они как никто лучше знают, где у жизни теплится сердце, и вырвут, сгложут или затопчут его первыми.
Мёртвые сгрудились по всей линии леса, насколько хватало глазу видеть её с места дислокации войска людей. Твари шагнули из леса, но не прошли далее, упершись в невидимую стену, что выстроили люди из плоти Яги. Они налипли на неё, будто слизняки. Карабкались вверх по спинам, плечам и головам друг друга в надежде найти край преграды, чтобы перелиться через него наружу тёмной рекой. Но у стены не было конца. Мёртвые теснили, сминали друг друга, давили, ломая кости и втаптывая останки своих собратьев в землю. Надсадное рычание тварей лопалось от натуги и заглушалось новым, наваливающимся из леса. И они не могли остановиться. Близкая, совсем близкая кровь стоящих перед ними людей, силком тащила их к себе. Тянула настолько сильной зависимостью, сопротивляться которой было невозможно. Невозможно настолько, что уже раздавленные тела мёртвых продолжали тянуть к людям шеи с клацающими зубами, пока на тех не рвались мышцы.
Гобоян скакал перед линией преграды. В его свободной от поводьев руке колыхалась на цепочках глубокая медная чаша, в которой тлели листья сава-травы, окуривая скопившуюся нечисть. Доносящийся до неё едкий дым пронзал ноздри и широкие поры мертвецов, стекал внутрь их тел, где обволакивал лёгкие и мозг и пожирал энергию, что ещё давала им способность двигаться и продолжать жить после смерти. Выродки корчились, раздирали себе глотки когтями, вопя в небо распахнутыми глазами. Гобоян радостно хохотал и не останавливал смертоносную поступь, покуда не сжёг весь запас разящей травы.
После этого старец вернулся к войску и скомандовал тому начать атаку на врага.
- Бейте их! Колите и рубите головы! Убьём их как можно больше, пока мы неуязвимы! Пусть Средень воет и плачет от боли!
Воины ринулись вперёд. Сблизившись с преградой, они обрушили в тянущиеся к ним скрюченные руки мертвецов шквал ударов. Увы, не всегда удачных. Большинство из нападавших крестьян били, отворачивая головы или закрывая глаза. Отмахиваясь от собственного отвращения и страха. Удары приходились как попало. Вот одна из белесых рук мертвецов ухватила за копье человека и, потащив древко на себя, втянула следом в объятья смерти воина. Его кричащее лицо ухватили с десяток рук тварей и разорвали на куски. Вот и другой защитник Одинты споткнулся и упал навстречу собственной гибели.
Гобоян и профессиональные дружинники стали отгонять ополченцев от линии боя. Как обезумевшее стадо они с трудом отрывали людей от ослепляющей их страсти. Наконец, ополченцы сбились в кучу и оттянулись от леса на безопасное расстояние. В то же время, с опозданием исправляя допущенную ошибку, мёртвых отогнали от барьера сменившие их колдуны. Взобравшись на кучи из трупов солдат Вырии, дюжина магов, оттоптавших свой век среди живых и возрожденных после своей смерти, вступила в битву с чарами самой Яги. Заклинаниями и мудрами, которыми их обучил Повелитель, они стали стучаться в корни преграды, запершей нечисть в мёртвом лесу. Снег, что ещё сохранился снаружи натянутой веревки ограждения, зашипел и растаял. Вынырнувшая из-под него земля тут же огрубела сухой коркой, а затем лопнула трещинами. Но препятствие стояло. Тогда колдуны стали кидать в него заклятиями огня. Полыхающие ядра разбивались о стену и осыпались яркими брызгами вниз. Трупы вспыхнули и взметнули в небо облака зловонного дыма. Ополченцы сжали носы и подались ещё дальше от Среденя, куда яды не дотягивали свои щупальца. Вскоре пожар потух, оставив от поглощенной им массы жирный угольный прах.
Гобоян вскочил в седло и направился обратно к врагу. На правом запястье он закрепил плетёную пращу, в которую стал закладывать сверкающие камни голубого агата. Один за другим старец принялся метать камни в колдунов. Какое-то время те бравировали, вытворяя ладонями пассажи, призванные защитить их от примитивной атаки человека, покуда уже третий из числа ворожеев не рухнул замертво на землю, с раздробленной агатом грудиной. После этого колдуны стремительно ретировались вглубь леса.
Старец вскинул победно кулак вверх, и воины ответили ему радостным криком. Ополчение вернулось за занятое ранее место и стало ждать. В строю не стихали разговоры. Первый раунд остался за людьми. С обветренных лиц сполз безотчетный страх перед многочисленным врагом, и грубые руки уже не дрожали. Ополченцы поняли, что надежда на победу не так призрачна, как им казалось ранее, и поверили в собственную удачу.
Тем временем, скатившееся за горизонт солнце опустило тюль сумерек на поле. С каждой минутой уходящего света Средень словно возрастал размером и надувался могуществом. Люди порубили часть ближайшей к ним березовой рощи и сложили домики костров вдоль линии леса. Теперь предстояло выстоять ночь.
Новая атака Вырии началась, когда краюха половинчатого месяца повисла в центре расшитого мириадами звёзд небосклона. Наполнившийся зловонием воздух первым подал сигнал о приближающейся опасности. Подступы к преграде зашевелились красными искрами глаз выродков, готовящихся к новому штурму и свет догорающих костров выхватил сгорбленные фигуры крикунов – древних демонов природы. Главным оружием этих перерожденных из союза живых и мёртвых существ был жуткий крик. Гармония которого могла восходить из гортанного шепота до громоподобных раскатов дрожащей каскадами нот какофонии. Их крик замораживал душу, останавливая человеческие сердца. Укрыться от него было невозможно. Тот нырял внутрь человека и резонировал эхом в стенках органов, разрывая те бешенными вибрациями.
Опирающиеся будто гориллы длинными руками о землю, крикуны подковыляли к веревке и подняли там во весь рост волосатые одутловатые тела. За ними столпились мёртвые, готовые перейти в галопирующий победоносный аллюр. Гобоян поздно спохватился и лишь успел ко времени появления крикунов разделить между дружинниками пучки травы, которую следовало бросить в горящие у леса костры. Запах травы усмирял крикунов, повергая тех в забвение.  Но когда животы чудовищ заколыхались, зарождая внутри себя шар крика, старец и воины только начали свой забег к лесу. Крики чудовищ начали вращение, возрастая в их утробах как снежные комья, поднимаясь снизу вверх, к гортани этих созданий. Сгустки зарождённого крика незримыми шарами ползли изнутри к головам монстров, запрокинувших их к небу.
Гобоян бежал и загребал воздух руками, словно отталкиваясь от него. Из-под его ног летели осколки высекаемого снега. Старик летел так быстро, как не перемещался никогда до этого в жизни. Даже когда его ноги были на пятьдесят лет моложе. По сторонам от него бежали и дружинники. Костры качались, словно маятники всё ближе к ним. Вот-вот и до них можно будет дотянуться рукой. И когда казалось, что они успеют, крикуны кивнули головами вперёд и выбросили наружу взращённые шары убийственного крика.
Он ударил по цепочке бегущих первым. Старец и воины подлетели вверх и оказались отброшенными на десяток метров прочь. Их тела закувыркались по земле, будто брошенные палки. В головы врезались раскалённые колья, а по телу заплясали острые клинки вибрации. Люди закричали от боли, но слышали свой голос. Никто ничего не мог больше слышать кроме смертоносного визга тварей. Сам мир задрожал от него. Следом, разметало и всё войско ополчения. Люди вцепились в землю пальцами, ломая о твёрдый грунт ногти. Они засовывали пальцы в уши, пытаясь приглушить звук. Давили ушные перепонки и заливались кровью. Крестьяне душили себя, кололи сердца ножами, добиваясь только одного – сбежать от этого крика, спастись во что бы то ни стало.
Возникший после адской канители покой оглушил бездной тишины. На земле застыли скорченные фигуры людей. Оставшиеся в живых возились, ощупывая себя, словно не веря, что уцелели. Другие лежали бездвижно, изуродованные атакой. Крикуны освободили нутро от прежнего оружия и теперь готовили новое. Они лишь взяли небольшую паузу. Превозмогая боль, от земли оторвались несколько фигур дружинников и старик Гобоян. На карачках, пошатываясь, они возобновили движение к лесу. Шаг за шагом они потянулись к тлеющим кострам. Те ополченцы, кто уцелел позади них, поползли в обратном направлении, от леса прочь. Куда-нибудь подальше, не важно. Лишь бы прочь от испытанного ими ужаса. Они ползли мимо скрюченных на снегу трупов товарищей и не оглядывались.
Харкая кровью, Гобоян спешил к лесу. Там, в утробах проклятых крикунов уже колыхались новые шары смерти. Второго удара им не пережить. Шары уже начали движение вверх.
Старик сжимал в мокрой ладони заветную траву. Ещё немного. Уже совсем близко. Вот головы крикунов откинулись назад. Они были почти готовы разродиться новой смертоносной волной. Но вот и костёр. Старик упал, толкнулся ногами и сунул руку прямо в бурые угли. Боль ужалила тело, но она была ничем по сравнению с пережитым минутами ранее насилием. Рядом Гобоян видел, как дружинники также кинули в костры то, что должно спасти им жизнь. Совсем близко крикуны заурчали и начали вести головы вперёд.
Неужели опоздали?... Но нет. Белёсый дым, тут же заструившийся из зашипевшей на углях травы, подхватил ветер и понёс к лесу. Как только перья дыма коснулись крикунов, те сдавили лапами запрокинутые головы и поперхнулись собственным дыханием. Лежавший на животе Гобоян засмеялся сквозь свалявшиеся на лице грязные кисти бороды. Он не мог сдержать истеричного хохота, когда видел, как крикуны шатались и один за другим стали заваливаться на землю. В их утробах глухо ухали не выпущенные шары крика, взрываясь там и выворачивая внутренности тварей наружу. В течение нескольких секунд всё было кончено. Вырия злобно визжала, расставаясь с утраченными воинами, найти замену которым было не просто.
Старец и дружинники оттянулись назад на оставленные ранее позиции. Из их прежнего ополчения на месте остались всего восемь человек. Двое из которых едва дотянут до рассвета. Гобоян развёл огонь и сделал отвар, которым напоил пострадавших. Затем люди перебрались ближе к роще, где большинство забылись тревожным сном. Мёртвых прибирать не стали. Силы следовало беречь для живых.
Итог ночной баталии оказался неутешителен. Добрая сотня погибших, и оголённые тылы перед лицом бесчисленной армады Вырии. Опытные дружинники Бореслава также утратили двоих собратьев. Старец осматривал уставшим взглядом оставшихся рядом. Сколько они ещё протянут? Он ощупал свою похудевшую сумку. В ней жались на дне хилыми комочками крохи его былого могущества. Какой он ворожей без своего оружия? Чем они защитятся дальше? Гобоян закрыл глаза и опёрся затылком об узловатый ствол дерева. Из памяти всплыл образ другой земли. Другого мира. Где насилие пряталось по тёмным закоулкам, а не бравировало оружием средь бела дня. Губа старика дрогнула, когда он вспомнил своё другое, почти забытое имя. Нет, нет. Он не должен поддаваться жалости к себе. Не сейчас… Гобоян тряхнул головой, вытер холодными пальцами веки и вдохнул морозный воздух ночи. Они проживут следующий день. А потом ещё много дней после этого. Удел живых не память, а сегодняшний день. Чтобы отнять его у него врагу придётся попотеть. И он заставит это сделать даже мёртвых.

***

Оставив позади горы Раскопии, подкреплённый лирогами и рахиями, отряд летуна продвигался по границе Одинты на запад, в сторону Вырии. Их путь петлял среди ландшафта земель людей, следовал мимо их домов, оставляя проторенную подошвами сапог дорожку. Как ни странно, население, встретившееся на пути воинов, не выказывало обеспокоенности будущим. Их дни были наполнены привычной рутиной будничных забот. На открытых солнцу участках земля уже начала стягивать с себя белое покрывало снега, обнадёживала податливой к обработке почвой. Возделывать её с любовью, зачать богатые всходы – вот что занимало владельцев наделов. Отзвуки событий, происходящих где-то вдалеке от этих мест, находили место лишь в беседах. Всему иному они мешали. От них прятались и старались не замечать.
На проходящих мимо воинов жители земель засматривались. Дети вешались гроздьями на заборы и с завистью смотрели на блестящие на солнце клинки. Тем более, что видеть в территориях людей вооружённых лирогов и рахий приходилось считанное число раз.
В каждой из попутных деревень и сёл Крос кликал мужчин присоединиться к их войску. Поход предстоял нелёгкий. Со дня на день великан ожидал, что земли живых наполнятся врагами, как плесенью, что разбегается по поверхности с поразительной быстротой. Уже сейчас ставленники Вырии захватывали города и рассылали патрули, уничтожающие запасы живых. А что же будет, когда откроются границы Среденя и сюда хлынет вся орда?
Отряд собирал слухи, что перелетали из уст в уста, как брошенные камни. Слухи тяжелели, множились, рассыпались бусинками о преграды неверия и бежали дальше. Воины слышали о том, что древние народы, которые живут за голыми пастбищами, прознали о беде пограничных земель и идут людям на помощь. Что таинственное царство Нустошь снарядило богатыря-царевича на установление с людьми соглашения об условиях взаимовыручки. Шли к живым и другие дипломаты дальнего востока и севера. Крос искал тому подтверждения в сумрачных просторах между мирами, гадал на доступной ему магии, но не находил ответа. Меж тем, на третий день перехода он, наконец, отыскал голос Гобояна. Услышанные от друга подлинные свидетельства происходящего, легли мрачной печатью на лицо великана.
Он поделился с товарищами положением у границ леса. Рассказал о столкновениях. С особой скорбью Крос пересказал услышанные от старика вести об отданных людьми столицах Палты и Лилты. Земли, что живые считали своими, покрывались язвами раздоров и наделяли щедрым приютом посланцев Вырии. Причём, не стихийных завоевателей, а ставленников самого демона, облечённых его немалой властью. И если ещё совсем недавно каждый из членов отряда мог искренне полагать, что на территории живых им ничего не угрожает, то теперь за каждым углом мерещилась угроза.
Пока Миша и его товарищи продвигались пешим ходом среди лесов и полей Одинты, преодолевали распавшиеся вскрытым льдом реки, из Лилты под предводительством Рулы выдвинулся полк всадников. Он также как и Миша, следовал к границе, разделяющей земели живых и Вырию, только к её новой части – Среденю. Полк собрал сам Сатоша. Мужчин из семей, где оставались дети и жёны, в течение пары часов согнали вместе, под страхом казни их родных им всучили оружие и лошадей, а затем отправили на войну против других людей. Такой приказ поступил новому правителю Русы от Повелителя. Велено было устранить ворожея и его окружение, мешавших мёртвым выйти из Среденя, а после изрубить сдерживающий их там барьер. Пока демон так и не смог разгадать секрет силы человеческого ограждения, отчего бесился в чертогах подземелий, и наружу сквозь новые разломы выплёскивалась лава и валил ядовитый дым.
В Морате город держал в страхе посол Вырии в лисьей шубе – колдун Рулдор. Наконец, на законном основании он мог предаться природным слабостям – пыткам и насилию. Мужчин он пичкал чёрными пчёлами, выжигающими их внутренности, а женщин лапал грязными руками, довольно ухмыляясь. Это чудовище в облике человека водило оком над всей землёй живых. Оно наблюдало за перемещениями, выполняя наказ хозяина. Когда требовалось, Рулдор оборачивался зверем или птицей и через потайную дверь дворца выскальзывал наружу творить присущее ему зло.
Колдун улыбался рассечённой губой и трескался морщинами возле жёлтых глаз, когда вспоминал, как он ловко покончил с Бореславом и царём Властулом. Каково же было их удивление, когда думая, что они кололи в грудь Рулдора, те убивали друг друга. Он поквитался за долги прежней жизни. За гонения, что ощущал, пока оставался человеком. Впрочем, Властул ему нравился. Не даром колдун несколько лет скрывался под его покровительством в Пороге в образе чёрного человека-убийцы. Наёмный труд палача приносил ему не только удовольствие, но и удобный пост, чтобы служить Повелителю в самом сердце его врага. Интриги, что удачно способствовали началу нынешней войны, своим успехом во многом были обязаны именно Рулдору.
Однако настала пора перемен, и колдун прикончил прежнего работодателя. Он сделал это с удовольствием, которое ему всегда доставляло убийство. Которое возбуждало его как ничто другое на свете. И теперь Рулдор внесёт свой новый вклад в то, чтобы довершить портрет мира до его идеального состояния.

***

Мчислав очнулся, лёжа на настиле запряжённой повозки, которой управлял сутулый незнакомец в овечьем армяке. Заслышав стон пробудившегося воина, тот повернулся к нему бородатым лицом. Колючий взгляд возницы излучал силу. Он бросил богатырю кожаный мешок с жидкостью: - Пей! Пей больше, это поставит тебя на ноги.
Мчислав попробовал приподнять голову, но затёкшая шея застонала от бессилия. Воин нащупал кинутый ему бурдюк и медленно подтащил тот ко рту. Прежде чем ухватиться потрескавшимися губами за горлышко он остановился: - Кто ты?
- Это долго объяснять. Пей. Я тебе не враг. Хотел бы прикончить тебя, сделал бы это без помех раньше. Пей и отдыхай.
Дружинник выпил и провалился в глубокий сон. Когда он очнулся снова, стояла ночь. Повозка, как и прежде, двигалась под управлением сутулой спины бородатого человека. Мчислав с удивлением отметил, что большинство болезненных ощущений, которые скручивали его тело чугунными обручами, бесследно ушли. Он даже смог приподняться на локтях и, опёршись о борта телеги, сесть. На настиле жёлтой с проседью соломы лежал холщовый походный мешок, а рядом с ним оружие и сумка Мчислава.
- Если тебе так спокойнее, можешь надеть свою амуницию, - сказал, не поворачивая к нему головы, возница. – Мне показалось, я собрал в поле всё. Ничего не забыл.
- Почему ты подобрал меня?
- Потому что мы занимаемся одним делом. Разными путями, но враги у нас общие. Впрочем, не только враги, но и друзья.
- Кто же твой друг?
- Ворожей Гобоян. Тот знает меня довольно хорошо. Волос стражи Забыть-реки, что держит нынче Средень взаперти, принёс ему я.
- И твоё имя?
- Сослав.
- Меня зовут Мчислав. Что ж, ты прав, Сослав. Старик мой друг. А друзья моего друга – мои друзья. И, так уж повелось, я привык о своих друзьях знать нечто большее, чем просто имя. Если ты понимаешь, о чём я. 
- Понимаю. Я отшельник. Веду одинокую жизнь затворника, которая вряд ли тебя заинтересует… Мой дом стоит в глубине того леса, у которого я подобрал твоё тело. Голос колдуна, что призвал животных тебя убить, прозвучал и в моём доме. Этот голос мне не спутать с другим. Ублюдка, владеющего им, я ищу много лет… Он силён. Но и ты не слаб, богатырь! Удивительно, но тебе удалось сдержать натиск. Думаю, ты впечатлил этим не только меня. Однако, промедли я немного и обитатели леса растащили бы твои кости по чаще. Так что, ты мой должник.
- Что ж, может ты и прав. Спорить не стану. Я, Сослав, по своим долгам плачу. Так что должок тебе вернуть постараюсь вскорости. Пока я ещё жив, за это можешь не беспокоиться.
Возница кивнул. Тёмные фланги родной земли покачивались за бортами телеги. Кроны деревьев кивали, скрипя сырыми холодными ветвями. Деревянные колеса телеги мерно плыли в неровностях дороги, убаюкивая. Но Мчислав не спал. Он думал о своём незавидном положении. Казалось, время, текущее здесь под неспешно тянущимся небосклоном, сильно отличается от того, что мчится галопом там, у границ Среденя. Ускользающие минуты твёрдости защиты, что держит взаперти мёртвых, наверстать не получится. Но ещё есть шанс. Можно бы попытаться. Он обязан спешить в Порог, а не мотать головой без дела в этом еле ползущем экипаже. Ему всего лишь нужна лошадь.
Не оборачивая головы, Сослав неожиданно бросил: - Я знаю, о чём ты думаешь.
  - Вот как? Ну и о чём же?
- Ты думаешь, как бы отобрать у этого простофили лошадь и поехать на ней в город, а не тащиться с ним.
- Не буду скрывать, такая мысль приходила мне в голову. А ты как считаешь – её можно счесть справедливой? Когда думаешь – на что можно пойти ради спасения большинства, мораль становится податливой словно вода, не так ли? – Мчислав незаметно опустил пальцы на набалдашник рукоятки меча.
- Не могу сказать, чего твоя мысль заслуживает больше – похвалы или порицания. Ведь, как бы то ни было, ты желаешь обобрать того, кто спас тебе жизнь. И даже не хочешь это обсуждать, поскольку привык действовать. Пожалуй, на это я скажу тебе, что обсуждать тут нечего. Мою лошадь ты не получишь!
Не успел Мчислав вытащить из ножен меч, как обернувшийся в мгновение ока отшельник прижал сталь отточенного клинка к шее дружинника: - Ты не получишь лошадь, Мчислав, не потому что я жаден и безразличен к спасению людей, а потому что так будет лучше! Успокойся и доверься мне. Ты ещё слаб. И, нападая на меня, лишь утяжелишь своё незавидное положение. Тем самым и вовсе лишаясь возможности осуществить задуманное. А этого я допустить не могу! Цели спасения жизни на земле я отдал жизнь, которую с великим трудом вернул назад. И явно не для того, чтобы способствовать твоему безрассудству! Доверься мне, и я привезу тебя в Порог быстрее, чем ты думаешь. – Сослав снял меч с Мчислава и отвернулся. – Пока моя цель не достигнута, я хочу жить не меньше тебя. Захочешь меня убить – дождись, пока я не сверну шею колдуну и не вырву его сердце! После мне жить не для чего.
Воин стёр с шеи выступившие капельки крови. Поднял воротник и откинулся назад к борту телеги. Чёртов отшельник, - подумал он про себя и уставился вновь на небо.
На рассвете они въехали в Порог. К тому времени Мчислав успел допить бурдюк, сжевать поданные возницей травы и пару раз хорошенько вздремнуть. В результате полученной терапии богатырь чувствовал себя практически полностью излечённым. Покалеченную ногу, видимо, когда он был взабытьи, выправил Сослав. Теперь тело воина откликалось на команды с привычной лёгкостью. И хоть шрамы от звериных когтей никуда не делись, они были последним, что тревожило людей профессии дружинника.
Крепко встав на ноги на земле родного города, пружинистым шагом Мчислав подошёл к Сославу и поклонился ему: - Прости меня за всё, отшельник. Я повёл себя как глупец, переча тебе. Я не забыл про то, что являюсь твоим должником, и ты можешь требовать от меня всего, что пожелаешь. Мой дом – твой дом. Окажи мне, пожалуйста, честь найти приют после долгой дороги у меня. А я покамест займусь делом. И, если согласишься принять мою дружбу и послужить вместе отчизне, в полдень выедем обратно в компании войска Одинты.
Зайдя через ароматную смоль сеней в жилую келью избы Мчислава, мужчины встретили румяную женщину, на округлые плечи которой был накинут дырявый мужской зипун. Она тут же хватанула дружинника шершавым вальком по плечу. Затем отбросила деревяшку на пол и захлестнула на шее мужа полные молочные руки. Мчислав с удовольствием ответил на поцелуи супруги, затем подхватил подбежавших к нему детей и расцеловал их.
Суетливо убирая выбившиеся из-под косынки русые волосы, хозяйка бросилась к печи, откуда сгребла на стол остатки утренней каши, старший сын полез в погреб за соленьем и мясом. На широких досках непокрытого стола в считанные минуты выросли крынки и свёртки домашних вкусностей.
- Что же ты, Мича, раньше то не кликнул?! – орудуя ножом в натруженных ладонях, сетовала женщина. – Я б состряпала чего.
- Полно тебе, Дуняша. Некогда мне трапезничать ноне. Оставляю тебе дорогого гостя, что спас мне жизнь. Дай ему отдыха, он ночь не спал. Вёз меня сюда. А я сам пойду. Соберу ополчение. Без него никак нельзя нам будет врага сдержать.
- Неужели не задержишься? – подняла на него раскрасневшееся лицо жена и полоснула по сердцу не скрывавшим надежды взглядом.
Мчислав подошёл к ней, обнял за плечи и притянул к себе: - Некогда мне, милая. У самых границ нашей земли скалится вражина. Кому как не мне бить его, чтоб неповадно было к нам ползти? Дай мне только время, урезоним гадину и вернусь к тебе и детишкам. Заживём снова миром. Хозяйство поднимем. Вона, скоро землю возделывать. Пора отмахаться мечом, да за дело браться. Не серчай зря…, - воин отошёл было, но обернулся, - Ты мне лучше скажи, почему люди не пошли к нам? Неужели войско не собирали?
- Как не собирали? Собирал Алекса пришлый с деревни и наш Милюня северный, если помнишь такого. Держал склады городские с рыбой, да артель рыбацкую на Утлюжи…
Мчислав кивнул.
- Обоих умертвили разом. Городские пошумели, пошумели, да и не пошли никуда. Так никто больше и не собирал воевать.
- Ясно, - кивнул дружинник мрачнея, - а кто людей кончил не нашли, конечно.
- Всё так.
- Ты как думаешь сама, кто главный вредитель? Кто против своих воду мутит?
- Не знаю, Мича, - пожала плечами Дуняша, - люди стали друг другу как чужие. После смерти Бореслава все бояться стали. Никто никому не доверяет. Городской совет головы дурит пустой болтовней, а людям видать того и хочется. Нынче ждут лишь того, чтоб в их жизнь не лезли. Зима вон длинная выпала. Запасы позаканчивались. Голодают многие. Оттого и разбойничают. Трудные времена в Пороге настали.
- Я знаю, кто предатель, отец! – выпалил старший сын Мчислава, конопатый мальчишка десяти лет. Говорил он с небольшим подсвистом, что вырывался сквозь дырку отсутствующего впереди зуба.
- Вот как?! И кто же? – воин подгрёб к себе сына ладонями и, присев подле него на корточки, заглянул ему в глаза.
- Есть в совете некто Симона. Так его кликают свои. Ты, пожалуй, его и не вспомнишь. А мы с пацанами знаем, поскольку в саду его, что от города на востоке лежит, яблоки воровали. Он стервозный всегда был. Если поймает, мог до смерти забить за свои гнилые яблоки. Мы таскались к нему лишь потому, что урожай там почти не собирали. Опадал он в землю, всё равно пропадал ведь!... У Симоны и жена и дочь хворые лежали почти год. Они с какой-то болезнью боролись, да не по силам им она была. Зуб на то даю, так как сам видал его дочь, что ещё осенью только что лежать могла на настиле на улице. Уж почти не двигалась. И лицо у ней было синим, как баклажан. Дружок мой говорил, что видал их в дырявое окно зимой, так те будто бы преставились совсем. Думал, схоронит их в своем саду Симона. Но тут после смерти воеводы оказались они живые! Да не только ходили, а ещё и расцветали, будто никакой болезни и не было. Разве так бывает, батя?... Явно, что дело нечисто! С чего бы, Симону в совет взяли? Он что, богатеем был? Али чем важным в городе ворочал? А тут разом и в правители! Мы потолковали с ребятами, дело точно не чисто. И жена и дочь его нынче во дворце на откорме, а в других домах морошку варят и ей питаются.
Мчислав выслушал сына и потрепал его по голове: - Проверю, родной, твою догаду. Спасибо за наблюдение. Но всё же знай, по чужим огородам таскаться будешь – зад надеру хворостиной! – Воин улыбнулся сыну и поднялся. Затем откланялся и выскользнул в сени.
Менее, чем через час случайные прохожие видели как из окна дворцовой башни кто-то вывесил, держа за ногу вниз головой, члена городского совета Симону. Тот вопил, что есть мочи. Потом вроде исчез назад в окно. Ещё немного погодя, над Порогом разлился медным звоном главный царь-колокол, собирая жителей на площадь. Когда люди собрались, к балюстраде дворца выстроился весь городской совет правителей и единогласно, чуть ли не хором, с жаром возвестил о немедленной мобилизации всех мужчин в государственное ополчение. В тени совета, за их плечами можно было разглядеть непокрытый шлемом лоб городского дружинника Мчислава, который то и дело одобрительно кивал оборачивающимся к нему членам совета.
По исходу пламенных речей государственный стяг Одинты будто проснулся. Повисшее от безысходности и безволия правления страной полотнище, встрепенулось, вобрало воздуха и расправило хребет на закряхтевшей струной веревке. Люди снизу смотрели на флаг и сами словно становились больше и крепче. К сердцам их вновь вернулась прежняя страсть, а пальцы сжались в кулаки, готовые обрушиться на незваного врага и переломить того через колено.   
Часом спустя после речи, в полном своём составе городской совет отслужил на раздаче новобранцам оружия и походного провианта из городской казны, а затем облачился в доспехи сам и вышел вместе с армией на построение. Мчислав оглядел ряды ополчения. Насчитал больше пяти сотен голов и остался доволен. Городской совет назначил его воеводой над новой армией, а он определил в ней командиров крыльев, которые твёрдой рукой могли держать так необходимый в бою порядок.
Член совета Симона, спрятавшийся в строю за широким плечом высокого новобранца из крестьян, скрежетал жёлтыми зубами и метал в Мчислава отравленные ненавистью взгляды. Он ощущал в груди ставшее для него привычным присутствие незнакомца, который руководил его действиями последнее время. Сейчас грудь ломило от ярости этой незримой личности. Что-то горячее, будто тлеющее полено, давило изнутри на кадык Симоны и мешало дышать. Глаза расширились и слезились. Зло внутри него твердило: - Убей его скорее и тогда отпущу тебя! Убей его и сохраню призрачную жизнь твоей семьи! – и Симона стал ждать удобного случая, надеясь, что тот представится совсем скоро.
Вновь назначенный воевода скомандовал армии выйти из города и следовать по дороге на запад. У городских ворот Мчислав спешился и подошёл к ждавшей его там семье. Он сжал в руках пахнущее самой жизнью слезливое лицо Дуни и осыпал его поцелуями, затем обнял детей: - Я скоро вернусь, мои дорогие! Ждите нас с победой. Не сомневайтесь в силе людей. Когда в опасности родной дом, наша сила идёт от самого Бога. А, значит, нет врага, способного её перебороть. Мы вернём земле мир!
Мчислав оставил семью, хлопнул по плечу Сослава, который оседлал подаренного ему Порогом коня, и направился во главу строя. Он сдержал обещание Гобояну. Если Вырия прорвётся, они встретят её прохладой стали мечей так, что она трижды пожалеет о содеянном.

***

В покоях демона было шумно. Туда прибывали создания, на которых Повелителем была возложена ответственность за ведение войны. Следуя от Среденя, подходили последние из глав кланов отродьев, прибывших для вторжения. Леший, который замыкал цепочку из спускавшихся вниз существ, с ужасом вспоминал не так давно пережитое свидание с Повелителем. Его кожа словно начинала шипеть под накидкой из мягкой коры липы, а внутренности вздымались от жара. Под ногами идущих вдоль излома стены хрустела крошка сухой породы, а носы щекотал запах испарений сероводорода.
Когда у плавящегося в огне моста к трону собрались все, кто был призван, Повелитель обрушил на подданных гневную речь. В его голосе дрожали сами своды недр земли. Где-то в отдалении эхо воплей хозяина вырывалось на поверхность земли вулканическими взрывами. Демон требовал ответа, почему до сих пор не распечатаны ворота в мир живых, почему Средень толчется на костях собственных бойцов, а не льёт кровь людей. Но истинного ответа не было. Призванные на совет молчали, боясь проронить слово, чтобы не привлечь к себе внимание. И никто из собравшихся не мог знать больше, чем сам демон. А всевидящее око того давно перелистнуло все возможные теории. Что они могли ещё сказать?
Казалось собрание так и кончится ничем, когда из-за могучих спин отродьев более высоких рас раздался слабый голос лешего: - Повелитель! Повелитель, мне кажется надо спросить у Яги! Ведь только она управляет перемещением между мирами. Может у неё есть идея? Сработал ли закон тепла? Яга может знать.
Среди гомона зычных голосов тварей вопрос лешего прозвенел лёгкой капелью, но всемогущий Повелитель его расслышал: - Кто это сказал? – прорычал он.
Присутствующие расступились и открыли галерею, в конце которой застыл зелено-бурый леший, скрестивший на груди руки: - Это я, Повелитель, - испуганно промямлил он.
- Призвать сюда Ягу! Немедленно! – скомандовал демон и полыхнул огненным дыханием.
Заслышав призыв хозяина, Яга перелетела Забыть-реку и в считанные мгновения сбежала вниз ущелий. Гордо подняв голову, она вошла в залу и предстала перед Повелителем: - Ты звал меня, хозяин. Что ты хочешь? – без всяких обиняков обратилась владелица переправы, хорошо знавшая собственную силу и особенное положение в иерархии мира.
- Скажи, сестра, как может статься, что мы не можем выйти к живым? Луч пал, холод сник, препятствий больше нет. Что может противостоять моей силе?
Яга прикрыла кривым горбылем ладони глаза и выстояла молча с минуту. Затем она вновь посмотрела на демона: - Ничего не может держать тебя, брат, кроме моей плоти. Она там. Вы не выйдете из Среденя, пока его крепит моё тело.
Повелитель приподнялся с трона и закричал: - Так убери его оттуда! Как оно там оказалось? Сотри препятствие! Дай исполниться назначенному. Вперёд!
Воздух вздрогнул под негодующим перстом демона и рассыпался осколками приказа, не терпящего отлагательства, которыми вынесло всех присутствующих на поверхность. Яга летела в авангарде и недоумевала, как её плоть могла оказаться настолько далеко от дома?! Но, как бы то ни было, приказ должен быть и будет исполнен, причём незамедлительно.
Гобоян первым услышал нарастающий шум леса, уханье и перекаты близящейся к его границе силы. Старик услышал и запах хранительницы переправы, который он спутал бы ни с чьим другим.
- Скорее! Живо собирайтесь вместе! – закричал старец и поспешил очертить своим посохом границу вокруг оставшихся в поле защитников. – Сейчас будет жарко, ребята! Вот и пробил час!

***

Отряд, ведомый Мишей в просеке, остановился.
- Стойте! – Крос крикнул дважды, пока воины встали. Он вышел из строя и встал сбоку, чтобы его могли видеть все. – Война началась. Мёртвые вышли из Вырии. Предсказанное сбылось. Мы не можем все вместе идти к Среденю. Я требую совета командиров. Остальным привал.
В нише, образованной голыми костями кизильника у одного из изломов просеки, расположились Крос, Миша, Светошь, Блик, Лурд, командир рахий длинноногий Сирух и лирог Пилун. Крос обвёл взглядом сосредоточенные, измождённые почти безостановочным переходом лица, и сказал: - Стало известно, что вторжение началось. Противника много настолько, что под его наплывом не рассмотрите самой земли. И они пойдут дальше. Медленно или быстро – не дано знать, но разносясь по поверхности нашего мира будто болезнь. Однако, как ни странно, случившееся даёт нам некоторое преимущество. Застава Среденя опустеет, враг рассыплется по сторонам, в то время как мы прошмыгнём у него под носом. Мы пойдём против потока, ныряя в его бреши, прячась за камнями у него на пути. Твари подслеповаты днём, используем это и дойдём до Забыть-реки как и планировали.
- Мы что невидимки? – спросил Миша. – Я что-то не заметил, чтобы твари были настолько слепы, что не разглядят под своим носом несколько десятков голов!
- Нас не будет несколько десятков. Здесь мы разделимся. Я уведу с собой солдат сражаться с Вырией. Мы отправимся на помощь Гобояну. А ты, Лурд, Блик и Светошь пойдёте севернее, к пустоши у Больших земель. Там вы выйдете к Забыть-реке. Только так мы используем шанс добраться до Кротта и сделать дело. Сейчас не наши жизни главное, а твоя жизнь, Миша. Считай, что мы привлечём внимание к себе, чтобы развязать тебе руки.
- Мне надоело это слышать! Твоя жизнь и ничего больше. Я не согласен! – возразил Миша и вскочил на ноги, но великан тут же стремительно вырос рядом, возвысившись над человеком больше, чем на голову.
- Не имеет значения, с чем ты согласен! Тебя выбрал сам Бог, а не мы. Это не прихоть, а твой долг следовать назначенному плану! Мы вступим в смертельную схватку ради свершения твоей миссии, нравится тебе это или нет! Взявшись за оружие, воин готов к смерти. Это закон и не стоит жалеть о нём. Мы пойдём и сделаем наше дело, ради того, чтобы ты сделал своё. А все вместе мы спасём наш мир от разрушения. Вот с чем ты должен быть согласен! Ты понимаешь о чём я?
Крос взял Мишу за запястье, но тот резко скинул его руку со своей. Затем отвернулся и шагнул прочь, но тут же вернулся: - Я хожу по земле, но сердце моё уже умерло. Я не вижу цели и смысла продолжать дальше бег, но исполню взятый на себя долг. Однако другим раскидываться жизнью не позволю! Доведите меня до реки и оставьте там. Клянусь, я сам достану камень и верну его в Стеллу, а потом убью всех выродков собственными руками!
- Не горячись! Я знаю как тебе тяжело. Поверь, мы все переживали боль утраты. И путь, пройдённый с этой болью, научил нас только одному – по-настоящему ценить жизнь! Понять ради чего она нам дана и иметь счастье распорядиться ею по назначению. Вот почему мы отправимся в пекло не умирать, а жить и проложить дорогу для тебя, потому что только так ты достигнешь цели. И благодаря этому мы будем знать, что рискуем не напрасно. А что ещё надо мужчине?! Поверь, я вижу несколько больше тебя. Мой разум научился парить в вышине, чтобы не ошибаться здесь, внизу. Просто доверься мне и следуй избранному пути. Так будет правильно. А оценку тому, жестоко это или нет, пусть дают другие. Пусть само время нас рассудит впоследствии.
Миша бросил взгляд на воинов, расслабившихся на долгожданном привале в широкой пройме леса. Посмотрел на нежно-голубую даль неба, подкупающего уютом и дарящего надежды. Но он уже им не верил. И как дальше с этим быть, ещё не придумал. Мир лишь приоткрыл ему завесу над гаванью счастья, а затем грубо одернул её вниз и завалил проход навсегда. Всё кончено. Остались только долг и неоконченное дело. И великан прав, не о чем спорить. Он не станет торговаться за чужие жизни и добро. На то тут есть иные судьи, иные мздоимцы, чей принцип quid pro quo вершит удобный им порядок. А ему пора идти вперёд. Привал окончен.
  Михаил поднял руки вверх: - Я согласен. Мы отправимся дальше вчетвером. Ты лучше знаешь, что делать, мой друг. Я с твоего позволения, лишь сохраню в сердце надежду на то, что мы встретимся вновь. Пусть наши пути превратятся в витые стебли, что сплетут одну верёвку. И мы сольёмся в единое тело снова. Я говорю не прощай, а до свидания, - Миша протянул руку великану, а затем они обнялись.
Лурд, Блик и Светошь тоже попрощались со своими товарищами. Минуту спустя рахия, лирог, белозёр и человек трусцой бежали, взяв влево от просеки, вглубь леса, ныряя в его девственный наст. Оставшиеся по команде Кроса поднялись и пошли строем прежней дорогой. 
Тем временем, на поле у леса Средень сотни мёртвых обхватили кольцом осады нескольких воинов во главе с седовласым старцем. Прибывшая в лес Яга выдернула уродливой рукой ограждение, препятствующее тварям, и те ринулись вперёд, но далеко уйти не смогли. Гобоян сыграл на природном влечении обитателей Вырии к теплу жизни и крови. Он остался дразнящей витриной прямо перед ними, и они оказались привязаны к людям, словно притянутое магнитом железо. Немногие из выродков убежали вглубь земель дальше. Но большинство же многочисленными рядами опоясали начертанный ворожеем круг и обрушились на запертых внутри него. Грохот иступлённой жажды атакующих стоял такой, что людям с трудом удавалось слышать друг друга, даже находясь на расстоянии шага. В страшной близости от них горели жёлтые огни безумства глаз нечисти. Брызгали слюной и пеной раскрытые рты хищников. Мелькали чёрные клинки и когти тех, чьим единственным желанием в данный момент было вонзить их в человеческую плоть и испить её до молекул.
- С приходом ночи магия круга падёт! – известил Гобоян товарищей. – Но мы сдерживаем их. Видит Бог, мы сдерживаем!
Оказавшиеся в окружении люди уже не надеялись на продолжение жизни. Представить себе, что можно вырваться из сомкнувшихся вокруг них объятий смерти, было настолько фантастичным, что воины лишь ждали часа, когда закружатся в последнем танце схватки. В последний раз сразят мечом врага, а затем шагнут навстречу вечному покою.
И вот начало вечереть. В лазорево-жёлтой полосе, что на востоке отделяла линию горизонта от залепивших свинцом небо облаков, где-то вдалеке от Среденя поползли вверх каракули дыма. Быть может, это вспыхнули пожары войны, а может и огни спешащей к ним помощи. Старик надеялся на последнее. Хотя и такой финал жизни казался ему сносным. Он устал жить и сейчас готов был себе в этом признаться. Столько лет он служил миру, что уже и не помнил. Смерть в бою, разве это не достойный им финал? Но нет. Такая смерть во тьме, пожалуй, ещё незаслуженная награда. Пусть уж его последний день сверкнёт как надо. А для того следует зажечь Луч. Надо бы дотерпеть ещё немного. Дать Мише шанс и тогда можно умереть.
Светлый кусок неба окрасился розовым. Уходящее солнце облизало коралловой пастелью округлости покрывала из облаков. День убирался прочь и не хотел коротать сверхурочные.
Гобоян прошептал заклинания, повторяющиеся на Купалу. Будешь битым, зло. Будешь битым! – целовали его губы беззвучно. Вдруг он услышал знакомый оклик. Тот, который с лёгкостью смог перекрыть гул орды мертвецов. Снова оклик, и как будто ближе. Твари замедлили тявканье и повернули головы на восток. Гобоян не выдержал и, что есть мочи, радостно завопил в ответ. Где-то там раздалось звучное: - Вперёд! И следом за ним покатился стройный раскат сотен голосов людей.
Ярость на лицах и мордах, окружавших их, тварей сменилась тупым выражением растерянности, а после столь приятным старику страхом. Послышался звон стали мечей и предсмертный рёв сминаемых людьми завоевателей.
- Дави их, Мчислав! – закричал старец и сам принялся разить врага из круга. Его поддержали товарищи, и вскоре в монолитной до этого стене из мертвецов стали появиляться бреши. А ещё через пару минут войско Вырии обратилось в бегство в Средень, увлекая за собой и тех, кто даже не видел нападавших. Твари поддались панике и схлынули назад в прежнюю обитель.
Наступающие широким фронтом всадники Порога добрались до Гобояна и других живых, но не стали преследовать врага дальше. Войско встало лагерем прямо тут, а в землю вонзилось древко с реющим на нём знаменем Одинты. Они отсалютовали в сторону Среденя зычные раскаты победного: - Уху, уху, уххуу! А затем гром стука мечей о металл щитов.
С коня спрыгнул на землю Мчислав и обнял каждого по очереди из спасённых. Тут же спешился и Сослав, попав в объятия Гобояна. Старик тряс его, не отводя от лица глаз, в которых пружинила нежданная радость. Он смеялся, с трудом веря в свершившееся спасение.
Войско запалило костры, и наступившая ночь осветилась хозяйским присутствием людей. Вокруг стреляющего поленьями пламени, что раскинулось в центре лагеря, сели Мчислав и его ближайшие товарищи. Не утихший на их лицах азарт минувшего боя подогревали переливы яркого огня.
- Мчислав, как только ты устоял против Дуняшиных нежностей и пирогов? Улепетнул от супружеского долга? – подначивал захмелевший дружинник из числа спасённых вместе с ворожеем.
- И всё ж таки пораньше мы тебя ждали!
- Где-то загулял браток.
- По девкам пошёл!
- И пожрать пошёл, нам то хоть привёз чего?
- Да не… Всё сам сжевал. Надо было с ним ехать.
- Ну, вас, – улыбался Мчислав. – Я их от смерти вытащил, а они только о жратве и болтают!
- Слушайте, орёлики, - встрял Гобоян, - мертвяки пить-дать в ночь пойдут. Чую их обиду и гнев хозяина. У меня для огня осталась травка. Макайте клинки в нём. Людям скажите тоже. Тварей поболе положим. Долго ли повоюем не знаю, но о себе заявим это точно… Что скажешь, Мчислав? Есть ли надежда, что на подмогу придут другие народы? Одной армией долго мы не выстоим. Их высшие создания уже спешат навыручку. Так что следующий бой окажется куда горячее. Намного.
- Как тебе наверняка известно, столицы Палты и Лилты сдались без боя, - отвечал воевода. – Другие города людей и другие народы боятся теперь выводить войска наружу. Заперлись у себя. И отчасти их можно понять. Страх лютует нешуточный. Каждый хочет сам по себе отсидеться. Быть может, когда Одинта сгорит полностью – они встрепенутся и станут искать меж собой союза. Хоть, наверно, это и утратит к тому времени смысл. Но такова природа живых сердец. Их заставляет стучаться сильнее боль, а не сострадание. Если своим примером мы отвернём их от безразличия, это тоже станет победой. И может, повернёт войну вспять.
- Я умирать не собираюсь! – возразил один из дружинников, рослый лопоухий Фапоня. – Отобьёмся здесь, а после утащим выродков вглубь за собой. Покусаем их в пути, отнимая по части, пока не истребим всех! Родная земля нам станет подмогой.
- Не забывай только о том, с кем имеешь дело, – покачал головой Мчислав. – Это не люди, а существа, которым, что по дну реки идти, что по земле ползти всё едино! Это мёртвые создания без устали и голода. Их гонкой не уморишь, не изведёшь мытарством в болотах. Тут хитрость нужна и подготовка, на которую времени у нас нет. Будем биться, пока не возродится Луч и не испепелит их в золу. Вот такой план, Фапон. А умирать мы, конечно, поспешать не станем. Да и с чего бы?
- Особенно на сытый желудок!
- А если на кон куш достойный поставить, так мы здесь всех их разом и положили бы!
- А как в Вырии с землицей? Есть чего прихватить достойного? Каков там чернозёмчик, Гобоян?
- Этих паскудников, что в лесу сидят, хреновухой Дуняхиной окропить бы! Вот бы их скрутило!
- Да я бы и сам не отказался хлебнуть.
- А с чёртом станешь пить?
- Конечно стану! С тобой же пью, чем чёрт хуже?
Мужчины рассмеялись, хлопая себя по коленям. И эхо их хохота садануло по Среденю и укрывшимся там новобранцам Вырии. Те захрипели злобой и опасливо поежились. Без команды идти назад им пока не хотелось. Боевой пыл, зажжённый Повелителем, уже не горел, а скорее тлел, уступив место расчётливой тактике по спасению собственных шкур. Большинство из выродков припоминали времена, когда к живым они вылазили лишь по праздникам, да по колдовским приглашениям. Припоминалось и то, как им доставалось от людей при поимке. И вот сейчас многие из них задумались, а зачем они рискуют. И прежний порядок был не плох. 
Сохранив опорную линию, часть войска людей опустилась на землю отдыхать. Старец объехал вместе с воеводой строй, оставил взводным зелье для огня и затем примостился у центрального костра, где нырнул в бездну созерцания, мерцающую меж мирами. Довольно быстро он достучался до Кроса. Разглядел в том тревогу, вызванную расставанием с Мишей. Судьба самого мира убежала на крепких ногах прежних спутников великана, запетляла среди холодных лесов и полей на пути к бесплодным землям Вырии. И теперь тем, кто стремился к единой с Мишей цели, суждено было маяться от переживаний и неизвестности.
Гобоян узнал от друга, что Лилта послала против людей ополченцев. Те готовы скрестить мечи с братьями и пролить человеческую кровь из-за страха перед новым царем Сатошей, что прибыл назначенцем от демона. Тот самый Сатоша, что некогда был отвержен своим отцом Богучаном за отказ от союза с царевной Диной. Однако изгнанные дети царских кровей совершили другой союз, который оказался куда прочнее уз брака, и оказался скреплён силой Вырии. Долгие годы они упражнялись в колдовстве, паразитировали на людских слабостях, крали не только их покой, но и жизни. Выменянные ими взамен на мирские блага души следовали в Вырию. Именно такие покойники уходили из могил после смерти. И именно они стояли нынче в Средене среди переродившихся в леших, упырей, русалок и прочей тварей, а также среди коренных уроженцев страны мёртвых – существ природного насилия и зла.
Что ж, теперь Сатоша вернулся в родимое гнездо. Убил отца, переломал хребты подданным и сел питать новыми воинами своего нынешнего Повелителя. Единственное, что ему мешало наслаждаться каждым днём, это не стихающая ненависть к людям за то, что те отвергли его и Дину из своего рода и пытались убить их. Жажда мести мучала его и Дину и каждый день требовала от них жертв, чтобы сменить боль на радость. Только несчастье других возбуждало их. И чем несчастье было крупнее, тем большее удовольствие оно дарило этой ужасной чете. Уйдя некогда в Вырию, Сатоша убивал и не мог остановиться. Теперь материал для мук оказался совсем рядом, а значит хороших дней станет куда больше. Планы царя простёрлись далеко. Раскинулись до белого моря и кинули невод в сторону самого Дерева. Он чувствовал себя неуязвимым и готовился воспользоваться данной силой сполна.
Гобоян призвал друга Кроса на помощь, а затем прервал связь. Он откинулся на спину и дрожащими от напряжения пальцами потёр уставшие глаза. Старик посмотрел на нависшее над ним небо. На яркие песчинки далёких планет, которые рассыпала мозолистая рука сеяльщика по бархатной тёмной ниве. Если бы Гобоян был поэтом – он воспел бы ночное небо с особой нежностью. Старец ощутил, как оно подвело под его спину мягкие, словно перина, ладони и стало качать, убаюкивая. Веки отяжелели и глаза покатились словно вглубь тёмного колодца мироздания. Всё ниже и ниже…
Мчислав потрепал сидящего у догорающего костра Гобояна за плечо. Тот резко сел и уставился на воеводу шальным взглядом. Затем оглядел серый туман занимающегося утра и схватил друга за руку: - Беда! Зачем же я спал? – испуганно выпалил старец и вскарабкался на ноги. – Где мой конь? Мчислав, я должен скакать в Русу. Надо остановить эту сволочь Сатошу! Ах, как жаль, что я потерял столько времени! Сюда идут воины Лилты. Они вступят в бой не на нашей стороне. Будь готов, дружище, сражаться на два фронта, а я помчу наверстывать упущенное!
Гобоян взобрался на коня и высек того плетью в сторону от Среденя. Ошмётки снега полетели с копыт, и всадник погнал прочь, пока не скрылся из виду. Мчислав скомандовал построение и приготовился к новой битве.

***

Миша и его спутники лёгким бегом следовали по раскиданным на холмах рощам. Не тратя времени на обход, ныряли в глубокие отвалы оврагов и карабкались по отвесным кручам вверх. Пути никто из них не знал достоверно, и отряд следовал дорогой, указанной Кросом. За одним из перевалов они увидали следующее в Одинту войско. Строем по трое, вооружённые до зубов всадники молчаливо скакали, не поднимая знамён.
Миша поднял руку: - Смотрите, люди! Ополчение к Среденю!
Лурд дёрнул летуна за ногу и тот завалился назад в снег.
- Что ты творишь? – разозлился Миша.
- Постой! – рахия прижал руку к его рту и затараторил в полголоса, - Погляди внимательнее! Только осторожно.
Михаил приподнял голову и вгляделся в уходящий в сторону строй. Между лошадей он разглядел бегущего на четырех ногах гигантского пса, одетого в доспехи. Его получеловеческая голова тряслась в такт бегу.
       - Что за чёрт? – удивился Миша.
- А я тебе о чём?! Они-то может и люди, да только добровольно пса из больших земель в компанию не взяли бы! Дело не чисто, как пить дать. Пускай едут стороной. Не хватало ещё оказаться убитыми от человеческих рук.
Михаил согласно кивнул и отряд продолжил путь. В деревне, что была крайней у границ пустоши, друзья купили четырёх лошадей на всё имевшееся у них золото. Были ли животные выносливы не имело значения. Они предназначались для другой цели, реализация которой предстояла позже. Однако, возможность совершить путь верхом тоже чего-то стоила. И, уже минуя день, отряд вышел к пустоши у окраин Одинты.
Снежное покрывало, укрывавшее плодородную почву земель живых, обрывалось кромкой жижи, за которой начиналась сухая бурая поверхность пустоши. Миша стоял у границы и, прикрыв от ветра горбылем ладони глаза, смотрел в безжизненную, вспухшую камнями даль. Где-то впереди рассыпался частым хохотом болотный лунь, а в небе ему отвечал журчанием одинокий жаворонок. Вот и вся жизнь этих мест, - подумал летун, - я отправляюсь в свой последний путь в пустыню. Как символично. Словно Моисей я поведу народ на добычу божьей милости. Но не с такой сильной как у него надеждой в сердце. Вовсе нет.
Спешившись и перебираясь от одного валуна к другому, друзья потащили за поводья лошадей к Забыть-реке. Пустошь воняла серой и, как казалось Мише, дохлой рыбой. Животные воротили морды, упирались ногами и норовили вырваться назад к оставленной позади жизни. Но их свобода была сжата в крепких опытных руках. Когда-то в пустоши бродил дикий скот, как о том сутяжили предания. Однако теперь это казалось фантастикой. С тех пор, как зона отчуждения пограничной реки разлилась ядовитыми парами, скот погрызли выходцы с того края света. Пограничье истлело поднявшим к поверхности жаром недр земли и её радиации. Вымерла или поголовно мутировала, населявшая его живность. С той поры только эмиссары нежити шастали тут надзирателями, да готовились в мёртвых песках к атакам на людей. Этих тварей и стоило опасаться ринувшимся в пустошь друзьям. Поэтому, даже не взирая на то, что с большой вероятностью основная масса служителей Вырии ушла в Средень, друзья шли осторожно. Отряд сжёг прихваченное с земли дерево и обмазал себя и лошадей золой. После этого воины сняли одежду, вывернули её наизнанку и одели задом наперёд. Этот обряд позволит им укрыться от глаз мёртвых. Наука общения с потусторонним миром воинам была уже известна.
Весь путь до Забыть-реки занял у спутников день. В начале ночи, что запахнула небо черным покрывалом, они приблизились к блестящей глади широкого розлива реки. Атласная ткань тёмной воды чуть шевелилась рябью под смрадным ветром с Вырии. Вокруг ни души. Ни живой, ни мёртвой. Миша всматривался вдаль, пытаясь разглядеть противоположный берег и движение на нём. Но тщетно. Лишь однажды ему показалось, как воды реки разошлись под выпуклостью поднявшегося к поверхности неизвестного тела. Ветер донёс эхо грозного рычания его владельца и опутал сердца воинов страхом.
- Даже будь у нас на причале судно, я бы ни за что не сунулся в эти воды, - вздрогнул и вымолвил Светошь, - проклятое место.
- Мы все слышали о том, что здесь обитают лютые чудовища. Только паромщику Яги они позволяют спускаться на воду, - поддержал разговор Лурд. – Чтобы обделаться со страху, достаточно всего лишь слышать их. Поговаривают, что увидеть обитателей Забыть-реки воочию – значит лишиться навсегда сна и самого рассудка. Я много чего повидал. Но, с этими гадинами не хочу экспериментировать. Тут и стоять рядом боязно.
- Парни, глупо делать вид, что нам может быть не страшно. Здесь страшно. И очень, - откликнулся Блик. – Мне сжимает ужасом горло, когда я только думаю о том, что эти чудища могут выйти из воды и поползти по нашим землям. Давайте выполнем назначенное, но, ради всего святого, отойдём пока от берега подальше!
Миша кивнул и потянул охотно шагнувшего за ним коня от кромки воды. Они остановились метрах в ста от реки и разожгли два костра, сверкнувших в ночной пустоте как маяки, что закричали Вырии о прибывших гостях. Не теряя времени, воины пристроили привязь лошадей у огромного овального валуна. Дали им корма и, вооружившись топорами, встали каждый у своего животного рядом. По команде Блика воины резко нанесли лошадям удары в основание черепа. Оглушённые те завалились на бок, а палачи уже пристраивались рядом. Одним взмахом мечей они вскрыли им шеи чем умертвили на месте. Под ноги потекла кровь. Не мешкая, друзья разрезали лошадям брюхо, выволокли оттуда на землю внутренности, оскоблили, а в образовавшиеся мешки туловищ влезли сами со всей амуницией. Запах крови дурманил приторным ароматом. Пока мужчины зашивали кожу лошадей изнутри толстой льняной нитью, их мутило. Слезились глаза и дрожали пальцы. Однако скоро дело было кончено.
Михаил лежал в полной темноте и сдавливал пальцами у носа головку лука, чтобы перебить запах лошадиных потрохов и медленно остывающей внутри неё жизни. Затылок мужчины упирался в склизкое жерло горла животного, а поджатые к груди ноги сучили меж суставов его таза. Если расчёт Кроса окажется верным, скоро с той стороны на огонь прилетят перерожденные падальщики, что позарятся на дармовую добычу. Пока же лежать в скрюченной позе внутри было страшно неудобно, и Миша надеялся, что долго это не затянется.
Минуты текли за минутами. Вскоре покой и темнота навалились на мужчину дрёмой. Мише показалось, что он превратился сам в нутро мёртвого животного. Стал его лёгкими и сердцем, стук которого послужил метрономом для сна летуна.
Очнулся же Михаил, когда его тело стремительно взлетело вверх, желудок подпрыгнул к горлу, и заложило уши. Он вцепился в ребра лошади. Похоже, он оказался в воздухе. Над головой раздавались хлопки крыльев птицы. Значит, план сработал?! В мешок из мёртвой лошади просачивался призрачный свет. Миша разглядел огромные когти, что обхватили позвоночник животного и несли по воздуху. Их шершавая кость елозила в проделанных дырах, сквозь которые тянулся свет неба.
Неожиданно окружающее разломил пронзительный, острый как нож крик птицы. Твою мать, - Миша застонал, мучительно сжимая зубы, чтобы не дать вырваться крику наружу.
А через мгновение одна из птиц упустила ношу. Видимо, кожа лошади от натяжения лопнула, птица перехватила добычу ниже, в результате чего шов разошёлся. Тело лошади раскрылось словно книга, из которой выпал прятавшийся там белозёр. Крик Светоши выстрелил в темноту страшной правдой: - Прощайте, братья!
После чего послышался чудовищный рёв обитателей Забыть-реки, что подхватили упавшую к ним жизнь. Миша вновь подавился собственным криком, закусив подвернувшийся рядом ворот куртки. Зубы откликнулись болью, а на щеку выскользнула слеза. Летуна затрясло от происшедшего и показалось, что он слышит стоны Лурда и Блика где-то поблизости. Миша всхлипывал и проклинал происходящее, вместе со всем этим безумным миром и его дикими законами существования. Перед закрытым взором мелькали лица убитых и искалеченных, среди которых тенью встревал Светошь, которого он успел полюбить словно брата. А затем боль отступила, оставив в сердце опустошение. Миша разжал зубы. Ничто не вечно, всё уходит, - повторял он раз за разом, бесконечно, покуда несущая его птица не начала снижаться и не шмякнула тело лошади о землю. Удар смягчили кости животного, но он отозвался острой болью. Вот и пункт назначения, - подытожил Миша, - добро пожаловать в ад.

Глава 14. Битва за жизнь.

Атака пришла с рассветом. Организованная тремя крыльями, орда нечисти вырвалась из Среденя и понесла на вставшую обороной армию людей. Нападавшие превратились в огромную трёхпалую лапу, вознамерившуюся обхватить и смять в кулаке противника. Каждое из крыльев возглавляла фигура кащея. Они поспели из недр Вырии для руководства нападением и теперь, взяв на себя привычную роль, распрямили кнутами и повели за собой сжавшееся в лесу войско. В бледном тумане зари высокие головы рыцарей сверкали дыханием огня, спеша исполнить приказ хозяина.
Обрушившийся на людей топот ног тварей породил смятение в рядах защитников. Накануне они сами ворвались клином, расколов и смутив врага. Другое дело оказалось встретить атаку в ответ. Когда первыми боятся глаза. Во весь горизонт перед ними вспучилась армада врага, что попёрла ревущим гомоном. Расстояние между ними стремительно сокращалось. С лиц людей сошла краска, и руки заметно дрожали, охватывая плоть оружия.
Мчислав выскочил на фронт перед линией своего войска и, надрывая голос, чтобы перебить рёв Вырии, закричал: - Братья! Сомкнём ряды! Некого нам здесь бояться! Это наша земля! Наша отчизна! Пусть враг силён числом, а мы его силой духа возьмём! Он не знает за что воюет, а мы знаем! За наших жен и детей, за их будущее! Не отступим, не отдадим им ни пяди! Будем стоять насмерть и возьмём верх! Не одолеть мёртвой падали наших богатырей! Нету сильней вас никого! За родину к бою-ю-ю!
Ухнули в ответ воины, и к ним вернулся огонь справедливой ярости к врагу. Ноги напряглись, сживаясь с землёй. Поднялись вверх массивные кованные щиты, и строй ощетинился копьями. Воевода развернул пикейщиков веером и те метнули первый залп копий в неприятеля. Вторые копья они упёрли тупыми концами в землю, направив остриё на нападающих. На изготовку встали вторые и третьи ряды пешей рати. Конница должна была вступить последней.
Волна бегущих со всех ног тварей споткнулась от проткнувшего её роя копий. Пробитые головы, ключицы и животы мертвецов уткнулись в рыхлую кашу из земли со снегом. На них натыкались и падали другие, бегущие следом без всякого порядка. Кащеи злобно взревели на яссы и стали раскручивать над головами стада горящие плети. Толпа выродков выправилась и понесла дальше, пока не столкнулась с людьми.
Встреча была жёсткой. Наперевес с полученным от предателей людей оружием твари врезались в организованную оборону. Их туловища наткнулись на пики и клинки, облизанные магическим огнём костров людей, и стали разваливаться на части. Воины щедро сыпали ударами по врагу с поразительной лёгкостью отсекая у того тугую чёрную плоть. Клинки взрезали мёртвых будто масло, и такая рубка продолжалась до поры, пока следом за простой нечистью до людей не добрались более сильные твари.
Упыри, а за ними целая группа родовых оборотней размером со взрослых медведей забросили лапы с длинными когтями в гущу битвы и стали прорубать в защите людей бреши. Один за другим вдоль строя живых разваливались убитыми люди. К небу взлетали оторванные головы. В какофонию битвы добавились людские крики и плач. Ко всеобщей радости Вырии до линии сражения добрались, наконец, и кащеи, чьи длинные чёрные мечи врезались в скопление недруга как в пирог.
Мчислав и другие дружинники бросились в самую гущу свары, где схлестнулись с сильным врагом, останавливая его продвижение вперёд. Богатыри учинили мясорубку, остудившую пыл врага. Мчислав и его друзья, а также ведомые ими всадники Порога, умело ныряли под встречные удары и били в ответ сами. Резанными, рубящими, размашистыми с плеча ударами мечей. Оборотни стали тесниться ближе к кащеям. Числом твари значительно превосходили людей, но в бою за каждого убитого человека они платили в три, а то и в пять раз дороже.
Сам не зная как, крутясь на коне меж окружавших его друзей и врагов, Мчислав оказался перед рыцарем тьмы. Тот первым приметил его и с диким воплем ткнул в воина клинком. Среагировав на крик, богатырь дёрнул поводья на себя, и его конь встал на дыбы, приняв выпад меча в свою грудь. Чёрная сталь из недр земли прошила пластинки сбруи и с легкостью проткнула броню мускул лошади. Мчислав бросил поводья и спрыгнул с завалившегося животного. Он вовремя отвёл от своей головы второй удар кащея. Затем ещё один. Растерявшийся воин не мог улучить момент для контр выпада и продолжал защищаться, отступая назад. Рыцарь почуял лёгкую добычу и прибавил напора. Он давил, сшибая попутно других людей. Нависал над Мчиславом чёрной тучей укрывавших огонь доспехов.
Воевода отбросил расколотый щит и защищался мечом. Отступая назад, он зацепился каблуком сапога о незнакомое тело и, не удержавшись, завалился на спину. Кащей вскинул меч и полыхнул в воина жаром из прорезей для глаз в шлеме. Мчислав ответил ему своим полным ненависти взглядом без капли страха. И, когда казалось, что смерть уже ухватила воеводу за горло, пришло спасение. Кащей неожиданно отпрянул. Мчислав не сразу заметил вонзившуюся в прорезь его доспехов стрелу. Затем ещё одну, угодившую уже в дыру в шлеме. Дружинник резко обернулся и разглядел в толпе фигуру Сослава со вскинутым к груди луком. Ещё одна стрела прожужжала в воздухе и ударила в рыцаря мёртвых. Снова ты меня спас! Этак не расплачусь с тобой! – воскликнул про себя богатырь и вскочил на ноги. Он поднял меч и понёсся на кащея, обрушивая удар за ударом. Рыцарь лишь успевал отвести направленное в него оружие, как тут же получал новый удар. От доспехов твари отлетали куски металла, обнажая её ярко-красную плоть.
На помощь дружиннику подлетел Сослав и стал бить, раскручивающимся в воздухе на длинной рукояти, топором. Кащей зарычал: - Вы ничего не можете, жалкие люди!
- Конечно! – ответил Мчислав и, нырнув под руку рыцаря, всадил меч ему в спину, - кроме того, чтобы прикончить тебя раз и навсегда!
Сослав ударил топором по ноге твари, тот нагнулся к земле, и воевода добавил ему мечом, уже по шее. Шлем рыцаря опустился и брякнул о грудь, как приоткрытая крышка бутылки. Из обнажённого отверстия на месте головы командира мёртвых плеснуло на землю брызгами огненной лавы. Рыцарь слепо двинулся в сторону Мчислава, споткнулся о дохлую лошадь и завалился на бок. Рядом оказался отшельник Сослав, который одним ударом разъединил голову твари и его туловище.
- Всё же что-то можем, не так ли?! – прокричал он дергающемуся в последних конвульсиях кащею.
Мчислав, завершив короткий бой с подвернувшимся под руку упырём, подскочил к Сославу: - Спасибо, дружище! Вновь меня с того света вытащил! Не забуду, клянусь! – крикнул воевода, отвернувшись к новому нападавшему. Отшельник и сам был уже в бою, отражая нападение. О поверженном кащее и его лежащем огромным бревном туловище больше не вспоминали.
К полудню очередной раунд битвы был окончен. Изрядно потрёпанное войско Вырии временно отступило к Среденю, расположившись большей частью перед лесом. В перепаханном битвой поле остались люди, которые стягивались со всего фронта в одно место по центру. Кто-то шёл сам, других вели под руку и несли на себе их товарищи. Воевода оседлал одного из немногих коней, что остались целыми и не сбежали прочь, и объехал рать кругом. Насчитал чуть больше сотни голов. Многие из защитников были ранены, и некоторые довольно серьёзно. Костровища, в которых недавно жила сила травы Гобояна, наделяющая клинки разрушительной силой, были растёрты по земле без остатка. 
Покачиваясь в седле, Мчислав всматривался в лица бойцов, в их глаза. Смотрел на дрожащие то ли от усталости, то ли от страха, руки. Он остановился и, погружённый в тяжёлые думы, наблюдал, как один из вчерашних крестьян пытался приклеить назад продолговатый шматок кожи с волосами, что был стёсан скользнувшим по его голове мечом или ножом врага. В конце концов, он разгладил часть скальпа и, морщась от боли, закрепил его сверху шлемом. После воин сжал пальцами веки, удерживая рвущиеся наружу слёзы.
Мчислав резко отвернулся и поскакал в сторону, словно удирая от хлынувшей к его сердцу боли. За время военной службы, он так и не научился равнодушию к страданиям людей, принимая те порой, как свои собственные. И это усеянное обезображенными трупами поле нельзя было просто спрятать и забыть. Сотни ртов, что застыли с обращёнными к небу перемазанными кровью криками. Умолкнут ли они для него? Замолчат ли когда-нибудь навсегда?
Воевода смотрел на Средень. Враг велик числом и силён. Следующая битва, вероятно, станет последней, и рассчитывать на помощь не приходится. Что ему обещать людям? Вправе ли он держать этих необученных войне крестьян и дальше на передовой? Что ему за их смерть отвечать потом перед небом, океаном, Богом? За отданную им команду стоять здесь до последней капли крови? Имеет ли он право убеждать их в этом? Может, им проще отдаться царствию демона и жить в его мёртвом мире? Да, влачить существование потустороннего создания, но жить! А что он предложил им сам? Неужели это действительно лучше?
К Мчиславу подъехали дружинники и встали полукругом: - Что голову повесил, братишка? – спросил рыжий Никула, приходившийся родным братом Дуни, жены воеводы. – Неужто поддался сомнению?
Воевода отвёл лёгшую ему на плечо руку шурина и бросил, глядя в сторону: - Не вижу повода для веселья, Ника. Оттого и не лыблюсь во весь рот. А сомневаться не зазорно никому. Из сомнений рождается нечто стоящее. Я, брат, признаться в слабости не боюсь, если это поможет выжить. Ежели вы твердо уверены в том, что жалость вредит делу, не путайтесь со мной сейчас! Ступайте отдыхать, я перетопчусь один. Мне обдумать кое-что охота.
- Думать никому не вредит, - вступил другой богатырь по имени Игор, - да есть ли для того время? Вместо того, чтобы изводить душу – отдохнул бы! Сколько продлится пауза неизвестно. Нам скоро тварей сдерживать надо будет.
- Кем сдерживать?
- Что?
- Кем сдерживать, я спрашиваю? – вспыхнул Мчислав. – Нет с нами ни ворожея, ни его снадобья! Только несколько десятков побитых мужиков. Что мы с ними будем тут делать? Стоять и умирать?
- Отправившийся на войну, всегда готов умереть, - ответил Никула.
- Прекрасно! – Мчислав вскинул руки и несколько, сидевших поблизости, людей обернулись к дружинникам. – Прекрасно, - снизив голос продолжил воевода, - значит, я как командир должен приказать им подняться сейчас в полный рост, лишь для того чтобы умереть! Вот как выглядит оказывается война. И её блестящие перспективы. Мы собираемся не побеждать, а умирать. Так или нет?
- Но таков был план с самого начала! – возразил Игор.
- Был!… Был, да сплыл. Мы недооценили силу мёртвых, их мощь и сноровку. Мы отстояли утреннюю и дали понять им силу. Теперь, даже не противореча, давайте придерживаться плана дальше. Приготовились сдерживать захватчиков, давайте это и делать!
- Прости, Мича, но я ни пса не смыслю о чём ты! Не держи нас за дураков и объясни свою мысль толком!
- Охотно! Судите сами – на открытой местности и без магии мы мало чего стоим. Не встретив того же отпора, что ранее, твари додавят нас уже к вечеру. Однако, там, - воевода махнул рукой на восток, - деревни и города! Там леса и овраги. Отойдя к этим укрытиям, мы сможем биться куда эффективнее! Станем находить узкие места, где число тварей не будет иметь решающего значения. А в силе владения оружием им нас не пересилить. Подкреплением станут и другие живые, кто уже не сможет отсидеться в стороне. А если сила врага не поддастся нам, укроемся за высокими стенами городов, и пусть тот ломает о них свои зубы, сколько хочет! Их число не безгранично и силы рано или поздно иссякнут. А к тому времени поднимутся рахии и лироги, выйдут на бой белозёры. Вы все слышали и о том, что дальние народы с востока и севера готовы прийти к нам на помощь. Так давайте дадим им на то время! Давайте утянем за собой захватчика и потаскаем его кругами по лесам. И пока будем делать это, наши братья добудут камни и восстановят Луч! Вот мой план! Вот о чём я думаю. Думаю отпустить прямо сейчас пеших, а мы задержимся ненадолго, чтобы дать тем спрятаться. Если мёртвые пойдут, покусаем их, да нагоним после рысью своих! Что скажете?
- Не выйдет, - протянул, кривя рот, один из дружинников.
- Как не выйдет?! – изумился Мчислав и дёрнул коня на всперечившего ему.
- Обернись, воевода, - кивнул за спину командира воин, - отрезали нам путь к отступлению.
Богатырь резко крутанул поводья и стал на восток лицом. У перелеска, каким оканчивалась выпуклая спина поля, выстроился ряд вооруженных всадников, над головами которого трепыхалось красным околышем знамя Лилты. Мчислав сощурил глаза и увидел, как от ставшего заставой строя отделились две фигуры и неспешно направились к ним. Одну из них он не спутал бы ни с кем – пёс с Больших земель! Богатырь рубил таких недавно в Пороге.
- Что за чёрт… Свои же, - процедил Мчислав сквозь зубы и стиснул рукоять меча.

***

Тремя часами ранее прибытия к Среденю отряда из Русы, к её стенам подлетела взмыленная лошадь, держащая на своей спине седовласого всадника. У въездных ворот лошадь осадил стражник, чему она была несказанно рада и опустила натруженную шею. Старик знал, что от животного уже мало толку. Оно дрожало от смертной усталости и не ступит больше ни шагу. Гобоян спустился на землю и пошёл к заставе.
- Куда следуешь, старик? – бросил ему в лицо конопатый детина с заячьей губой, выказывая намерение не пустить его мимо себя. Другой стражник неохотно выбирался из барханов тулупа, где он примостился спать в сторожке.
- По нужде, ребятки, - молвил старик, закинул в рот секретное семечко, разжевал его, кривясь от мерзкого вкуса, и дыхнул в лицо стражника колдовским ароматом. Конопатый вояка отпустил челюсть, и та безвольно повисла, усугубив выражение лица хозяина ещё большей бессмысленностью. Гобоян прошёл мимо застывшего мужика к другому стражнику и проделал с ним тот же трюк. Старик знал, что замешательство продлится недолго, всего пару минут. Но, придя в себя, эти несчастные не вспомнят ничего из того, что было накануне.
- Это не вредно. А вам даже к лучшему, - сказал им, старец и пошёл дальше.
Он много раз бывал в Русе и неплохо ориентировался в рукавах её дорог и проулков. Он проскользнул мимо заставы детинца, стражника притворной молельни дворца и взобрался по крутой спирали лестницы к галерее покоев государя Лилты. Гобоян скрывался от служащих во дворце, повергал их в сон колдовством или прятался за многочисленными нишами сам, но не пытался укрыться от чутья Дины и Сатоши. Он шёл к ним в гости и знал, что спрятаться от этих проклятых людей, обладавших магией Вырии, почти невозможно. Скорее всего, они его уже ждали.
Из широкого коридора, увешенного бронзовыми канделябрами, щедро льющими свет, Старик нырнул в тёмный рукав хода в башню. Потянуло кладбищенской сыростью и холодом. Сразу видно, где вы приютились, - подумал Гобоян, - всё никак не отвыкнете от атрибутов прежней жизни?
Осторожно ступая в темноте на выпуклую брусчатку пола, придерживаясь за влажные плесневые стены, старец добрался до тупика, где уткнулся в массивные оковалки полотна двери. Он нащупал тяжёлое кольцо и потянул за него на себя. С тягучим как стон скрипом дверь подалась и открыла ему доступ в келью наследника Лилты.
Успевшие привыкнуть к темноте глаза Гобояна облизал скудный свет одинокой свечи, что коптилась в криво висящей чаше под притолокой у окна кельи. Напротив этого окна, на широкой каменной ступени, заменявшей лавку, сидел Сатоша. Один.
- Удивлён, что я в одиночестве, Гобоян? Думал, что мы неразлучны с Диной? – Уперев подбородок в грудь, разнуздано полулежа на ступени, правитель не выказывал даже намека на то, что гость может представлять для него опасность. Он нагло рассматривал старика словно бифштекс, который сейчас отправит себе в пасть.
- Да. Признаться, я думал, что у вас не только животы, но и мозги давно срослись в экстазе извращения, которым ваша жизнь и является. Это мучительно, я догадываюсь. Особенно для тебя… Ты бы не страдал почём зря, только попроси – и я с удовольствием прикончу вас обоих.
- Дерзишь, старик. Что ж, ты всё равно умрёшь, пожалуй, добавлю к твоей казни перчику. Дина это любит. Послужи ей утешением, а то настоящей радости тут не допросишься. Всегда царю всё приходится делать самому.
- А ты её позабавь своей смертью сперва. Уверен, ей понравится. Настоящий муж ведь ничего для жены жалеть не должен, верно?
- Ха, ха… Как смешно, - процедил Сатоша и поёжился. – Ты с чём пришёл, старик? Говори, пока можешь.
- Да увидал, что ты людей против Одинты послал и приехал предложить тебе одуматься. Меня учили сперва мир предлагать, вот решил сделать тебе одолжение. Отзови людей, либо позволь им присоединиться к нашим воинам, и конфликт будет разрешён разом.
- В своем ли ты уме, что позволяешь себе так разговаривать с царём? – напускное терпение Сатоши ощетинилось, - ты переоцениваешь себя, смерд! С чего ты взял, что можешь со мной так говорить?! Я вернулся в ваши края напомнить людям о том, насколько жалок их род! Вы пережрали иллюзий, возомнили о себе что-то несусветное, в то время когда удел живых был и остается служить мёртвым! Погребать и почитать их, возвеличивать и готовить полати для ушедших на тот свет. Свет, старик! Тебе известен смысл этого слова. Это просвещение. Новая стадия развития, недоступная жалкому разуму тех, кто гнёт свои спины здесь за краюху хлеба. И те, кто ушли и достигли совершенства, теперь готовы вернуться назад и облагородить этот мир. Ведь это мы накапливаем знания и бросаем вам по кости, чтобы после своей смерти вы шагали в землю мёртвых подготовленными, достигшими хотя бы низшего уровня личности. Вы должны быть благодарны Повелителю за то, что рождаетесь снова и снова. За то, что те, кто заботится о вас по-настоящему, поддерживают ваше рождение разумом обогащённым знанием. Впрочем, я бы предпочел один раз умереть и копить могущество в Вырии, нежели рождаться тупым существом начинающим познание снова. И так каждый раз с каждым из вас…
- Это потому что, прожив человеком достаточно лет, ты так и остался тупым существом. Которое не уловило прелести жизни, не научилось чувствовать. Ничтожеством!
- Да ты…
- … кто ты Сатоша? Посмотри на себя в зеркало. Ты заблудшее, запутавшееся чучело! Воспеваешь загробную жизнь, хотя сам ходишь по земле как человек. Думаешь, выторговал для себя особые привилегии брать с обоих берегов Забыть-реки? Ошибаешься. Настал день, когда тебе пора сдохнуть окончательно. Заодно и посмотришь насколько здорово быть смердным трупом по-настоящему! Какие тебе откроются блестящие перспективы!
Сатоша всё время, пока Гобоян кидал в него словами, еле сдерживал вскипающий гнев и дрожал на краю пропасти, готовясь сорваться, неся смертельный удар для старика. Однако на его последних словах колдуна охватило внезапное веселье, привалившее злость безудержным смехом. Сатоша захлопал себя по бёдрам и зашёлся лающим как у собаки хохотом. Гобоян стоял и с отвращением смотрел на то, как по грязным щекам предателя человечества растекались ломанные струйки слёз, и как это полу-существо размазывало их пальцами среди жидкой седой щетины. Затем судороги смеха стали стихать, пока последний из них не отозвался в теле Сатоши кивком головы, словно тот нехотя всё же согласился с собственной оценкой.
- Я правильно понял тебя, старик, что ты угрожаешь мне расправой? – сверкнул на Гобояна тёмными зрачками правитель Лилты, но не сделал ничего для того, чтобы изменить лежачее положение и приготовиться к бою. – Ты, кто рождён никем. Ты угрожаешь мне?
- Да, - как ни в чём не бывало, ответил Гобоян и достал из ножен меч.
- Да какой же ты ворожей?! Был бы ты им – знал бы тогда наперёд, что никто из живых не может убить меня, поскольку я стою на перепутье миров! Никто, старик! – Сатоша изготовился было рассмеяться вновь, но ничуть не смутившееся лицо, взявшего на изготовку двумя руками меч, старца запечатало не успевший родиться смех. Сморщенная физиономия правителя неожиданно разгладилась, а челюсть сползла вниз. В глазах колдуна задрожал отсвет свечи, и руки предательски вытянулись вперёд в жесте защиты: - Никто кроме тех, кто летает среди миров…
- Никто, кроме летуна. Ты прав, - с безразличием к наползшему на Сатошу, как тень, ужасу вымолвил Гобоян и воткнул меч между вскинутых к нему рук прямо в грудь жертвы. Клинок сломал кости правителя и, разрезав сердце пополам, стукнулся с другой стороны тела острием в камень стены. Из открытого рта колдуна прошелестело сиплое дыхание, и следом закапала тёмная густая кровь. В его распахнутых глазах со вскинутыми над ними бровями застыло изумление.  Руки стукнулись о скамью и мёртвый правитель сполз на пол, растёкшись в уродливой позе.
Гобоян вытер висевшим на стене рушником лезвие меча, убрал лезвие в ножны и кинул убитому на прощание: - Попробуй теперь обрести счастье, ублюдок. Ты нашёл долгожданную мечту. Желаю тебе вечных мук в любимых краях!
Старик отворил дверь и вышел назад в тёмный коридор, шаря по стене рукой для опоры. Но не успел он пройти и половины пути, как из чёрной бездны впереди на него налетела та, что обрела корону царицы Лилты. Смерть мужа отозвалась в груди Дины убийственным разломом, сплющившим её дыхание в груди. Злобная тварь насилу отдышалась и в ужасе бросилась на ходулях, специально для неё изготовленных, к Сатоше. Столкнувшись в коридоре с Гобояном, она яростно набросилась на него, попытавшись прикончить мимоходом, но переоценила собственные силы. Крепкими пальцами старик сжал горло Дины и отодвинул её от себя, вдавливая голову противницы в камень стены. Освободившейся рукой он нырнул за пазуху, откуда вытащил кривой нож с резной костяной ручкой. Этот нож был ему некогда подарен Сославом, который сделал его из выменянного у агнитов артефакта древней руды. Ненависть отшельника к колдунам с тёмной стороны впитал и изготовленный им клинок. Гобоян поднял нож для удара. Тело царицы извивалось рядом как змея. Ее когти царапали одежду на старце, застревали и ломались в жестких кожаных складках, а ноги сучили культями по шершавой стене. Глаза Дины выпучились и блестели яростью. Старик без капли сожаления ударил ножом ей в сердце. Колдунья дёрнулась несколько раз в предсмертных конвульсиях, а затем стихла.
Гобоян вернулся в келью Сатоши, смастерил из его накидки мешок и отрубил голову сперва мёртвому царю, а потом и царице. Старик бросил головы в мешок и, закинув его за плечо, пошёл выбираться из тёмных закоулков этой части дворца. Теперь он ни от кого не прятался. Встречные люди боязливо прижимались к стенам, пропуская мимо себя угрюмую фигуру седовласого воина, на руках которого виднелась спекшаяся кровь. Гобоян направился к дворецкой, где нашёл оставшихся прежних слуг Богучана. Старик бросил мешок на пол. Из раскрытой дыры выкатилась голова Сатоши и застыла у обитого медью сундука, вперившись мёртвым взором в потолок. Голова Дины выглянула из мешка лишь наполовину, одним глазом заигрывая с бывшими подданными и показывая им вывалившийся изо рта язык.
- С ними покончено, - сказал старик замершим в страхе слугам и главному дворецкому, - пришло время вам вновь стать свободной Русой! Вспомните усопшего Богучана и разбудите усопшее нетерпение к врагам Лилты. Сейчас для этого самое время. Приведите ко мне сильного воина из тех, кто остался в крепости, у меня к нему будет задание. И поживее! – старик махнул рукой, и один из слуг, обменявшийся взглядами с дворецким, выскользнул из залы наружу.
Гобоян собрал головы назад в мешок, кинул его под стол и сам сел рядом: - Дайте воды. Я слишком устал.
Успевшего задремать старика разбудил дворецкий. Он потряс Гобояна за плечо: - Мы выполнили твоё поручение, ворожей. Воин здесь. И пускай тебя не смущает его юность, он смел и предан нашему народу.
Старик выпрямил спину и осмотрел залу, где увидел стоявшего у высокого зеркала худого юношу. Из-под насупленных густых бровей на Гобояна смотрели полные решимости карие глаза парня, а его губы были крепко сжаты, словно не желая расплескать прежде времени горящий внутри запал. Старец одобрительно кивнул и присмотрелся внимательней к парню. Да. Тот же овал лица, тот же вздёрнутый вверх нос и широкие скулы. Те же глаза.
Старец повернулся к дворецкому: - И не жаль тебе отправлять сына? Ведь ты даже не знаешь, что я попрошу.
Гордый слуга, не опуская глаз, ответил: - Он давно отпустил подол юбки матери, ворожей, и почтёт за честь послужить своей родине. И я сочту за честь для себя, если мой сын отправится на защиту родных стен. Так уж мы воспитаны здесь. Или ты думаешь, мы так уж безропотно сдались этим тварям? – дворецкий с ненавистью взглянул на мешок. – Нам ударили по ногам, но на колени не поставили. Мы готовились бороться. Ты сам опередил наши намерения… Мне не жаль, что сын послужит тому, кто проткнул сердце этим убийцам.
- Вы достойные сыны своего народа! – Гобоян согласно кивнул и пнул ногой к юноше мешок с головами Дины и Сатоши. – Что ж, пускай твой сын отвезёт это на поле брани рядом со Среденем и покажет их воинам, что отправились туда воевать против моих братьев. Это развяжет им руки. Дай ему самого быстрого коня в Русе, и пусть он несёт его во весь опор! А я направлюсь дальше. Отравленные ручьи Вырии растеклись по нашей земле не только в Лилте. Пора иссушить их до последней капли.

***

Миша с трудом достал меч и разрезал им натянутые на брюхе лошади нити. Те лопнули, распахнув нутро навстречу свободе. Через приоткрывшиеся как большие губы бока мёртвого животного он выкатился наружу и поднялся в стойку. Словно не веря нежданной удаче, на него взирала огромная птица, похожая на грифона. Светло-серые перья на её шее встопорщились мохнатым воротником, а в глотке заклокотало от предвкушения пищи. Птица распахнула широкие крылья и издала крик, оглушивший Мишу и задрожавший резонансом по всему его телу. Больно стало настолько, что летун сжал глаза и прикрыл руками лицо. Затем от мощного удара клювом в плечо Михаил отлетел на землю, где врезался в большой валун.
Мужчина поднялся и взмахом меча отогнал склонившуюся к нему голову падальщика. Тот выгнул шею и попытался ухватить Мишу крючковатым клювом сбоку, но не тут то было. Летун шагнул в сторону и коротким сильным ударом перерубил твари шею. Птица хаотично забила крыльями по воздуху, подняв с земли настоящий ураган из бардового песка, и побежала по кругу. Споткнулась о камень, упала, встала снова и приготовилась бежать, но Миша настиг её и несколькими ударами утихомирил.
Две другие птицы, что несли его друзей и бросили их рядом, подняли всё тот же невыносимый крик и, раскачиваясь с ноги на ногу, стали двигаться к Михаилу, пытаясь зажать того в тиски. Летун бросился на ту, что находилась от него правее и казалась ростом поменьше. Краем глаза он заметил, как из брюха одной из лошадей вылезла голова Лурда. Ложными выпадами мужчина вынудил птицу тянуться к себе, после чего отрубил ей голову ударом, схожим с прежним. Последняя из оставшихся перевозчиц до Миши добраться так и не успела, оказавшись убитой рахией. 
Друзья вспороли нити на брюхе третьей лошади, послужившей футляром для лирога, и вытащили оттуда находящегося без сознания Блика. У его виска набухла огромная бардовая шишка и из ссадин на лице струилась кровь. По всей видимости, лошадь упала на валун, которыми изобиловала местная почва, и сломавшейся от удара костью разодрала Блика. Тот впал в забытье, из которого с трудом выбирался теперь с помощью своих товарищей.
Собравшаяся с силами троица короткими перебежками оставила место боя и переместилась от него подальше. Рано или поздно их хитрый манёвр раскроют по оставшимся следам убийства. Но Миша искренне рассчитывал, что находящейся в состоянии войны Вырии сейчас не до расследования других происшествий.
Отряд залёг у корней встреченной среди бескрайней равнины чахлой рощи. Иссохшие стволы деревьев шевелили на ветру изогнутыми ветвями, как танцующие дервиши ради милостыни. В пустотах изъеденных жуками и грибами посвистывало вонючее дыхание Вырии.
- Куда теперь? – спросил Лурд Мишу.
- Откуда мне знать, – мужчина выбросил платок, которым пытался стереть с лица засохшую на нём кровь лошади. – Мы даже не уверены, что находимся в Вырии! Что это за место?
- Вырия. Можешь не сомневаться, - вступил в разговор лирог. – Таких птиц, что несли нас, в наших краях не встретишь. Хитрый манёвр нам удался. Крос мудрый человек. Сюда только мёртвые пройти могут. Поэтому мы в трупах и переехали. Вопрос лишь в том, как теперь обратно пойдём? – невесело ухмыльнулся Блик. 
- А будет это, обратно? - вздохнул Лурд.
Миша поднялся на ноги. В песчаных сумерках вокруг не видно было ни души. Мрачное полотно пустыни раскатилось на все стороны, топорщась буграми камней, словно прыщи усеявшими землю. Здесь не светило солнце. Только мгла, хранящая покой не любящей ярких красок смерти. Иногда где-то в вышине, погребённый под периной туч, слышался отзвук молнии. Бледный всполох пробегал короткую дистанцию в небе и бесследно тонул в его топи. Миша вобрал носом серо-ядовитые испарения и закашлялся. – Пожалуй, ты прав. Кому ещё может понадобиться эта дрянная земля?!
- Я знаю, что обитель здешнего хозяина лежит там, откуда дует ветер. Значит, нам надо держаться ему навстречу, - сказал лирог.
- А может найти реку и пойти вдоль берега? – спросил Лурд. – Вдруг прихватим там кого-нибудь, кому развяжем язык.
- Не думаю, - ответил Миша, - похоже, если кому чего там и развяжут, так это наши жизни. Распустят по ниточке. Нет. Пойдём, как сказал Блик, навстречу ветру. Будь он не ладен.
- Кто? Я? – удивился лирог.
- Да не ты, а ветер! Что ты ещё мне голову морочишь? Надо было тебя оставить в лошади. Может быть та вместо тебя ожила. Больше бы пользы вышло. Пошли!
Подтрунивая друг над другом, товарищи тронулись в путь, пряча за шутками собственный страх.

***

       Никула толкнул Мчислава в плечо и кивнул ему на сжимавшую меч руку. Воевода неохотно снял побелевшую от напряжения ладонь и тронул поводья лошади навстречу к послам от Лилты. За ним последовал Игор. Остальные встали рядом с собственным полком, если его остатки ещё можно было так называть.
Богатырь остановился на полпути до строя бывших союзников. Напротив него, не более чем в десяти шагах, замерли конный воин в начищенных до блеска доспехах и одноглазый человек-пёс Рула. У наносника шлема блестели карие глаза прибывшего командира, а в его пегой бороде прятались сжатые в узкий стилет губы. Однако печать воинственного настроя выглядела ложной. Умудрённый жизнью глаз Мчислава смог разглядеть за ней загнанного силой в эти обстоятельства человека, душа которого тяготилась принуждением.
Ни слова не говоря, Мчислав буравил тяжёлым взглядом обоих. И пёс и всадник не выдержали натиска воеводы и опустили глаза. Только после этой победы воевода открыл рот: - С чем пожаловали, гости дорогие? Желаете присоединиться к тем, кто защищает родную землю, или в сторонке постоите?
- Хотим тебе дело предложить, богатырь, - пролаял пёс. – Бросай изображать героя. И тебе, и всякому из твоих людей сохраним жизни, если сложите оружие и примете службу новому хозяину земли.
- А ежели не соглашусь?
- Погубишь и себя и людей зря. Исход неизбежен. Чего ты стоишь против нас?
- Правильно ли я тебя понял, пёс, что ты угрожаешь мне боем, в который вступят пришедшие с тобой против своих братьев? А ты что скажешь? – Мчислав повернулся к всаднику, пришедшему с Рулой.
Тот опустил голову: - Мы вступим в бой, богатырь. Таков наш удел.
- Разве?... Разве удел живых бить друг в друга, когда рядом общий враг? Или ты не на тех преданиях воспитывался, воин? Сомневаюсь, что сыны Русы, вместе со своим твёрдым царём впитавшие в кровь огонь свободы, готовы предать имена отцов и дедов, покрыть несмываемым позором имя граждан Лилты! Кто вас принуждает говорить такие слова? Этот? – Мчислав с ненавистью метнул взгляд в Рулу. – Так сожми покрепче свой верный меч, воин, и снеси ему голову! Или это с огромным удовольствием сделаю я и затем приму тебя как брата в свою дружину!
Всадник из Русы стиснул до боли зубы и опустил голову.
- Молчать, смерд! – закричал на Мчислава Рула, брызгая слюной. – Ты умрёшь, не пройдёт и часа!      
Игор не успел сдержать своего воеводу. Тот стремительно спрыгнул с лошади, вытащил на бегу меч и в два удара прикончил последнего пса из стаи Больших земель. В единственном глазу убитого застыла смесь удивления и ужаса, а поперёк пасти встряла мольба о пощаде. Он был и остался трусом, и без всякого на то права взобрался в иерархии Вырии так высоко, откуда теперь рухнул вниз, растёкшись кровью под ногами палача. Сапог Мчислава с нескрываемым удовольствием утопил в рыхлом насте мёртвую голову выродка и надавил на неё до хруста костей.
- Всё кончено! – раскрыв объятия, Мчислав пошёл к дружиннику Русы. – Вступай в войну с нами! Дадим отпор этим уродам и защитим свои дома!
- Ты не понимаешь,… - всадник попятился от воеводы. – Они убьют наших детей! Сожгут дома. Вы не понимаете почему мы здесь! Что ты наделал?!
В рядах воинов Лилты, на глазах которых был зарублен Рула, произошло смятение. Бойцы перестроились на клин конницей, и первый ряд неспешно тронулся вперёд. Отступающий посол Лилты бросал поочередно взгляды на своих людей, и снова на замершего перед ним Мчислава: - Нам придётся воевать! Мы не можем… Ты не понимаешь, богатырь, нашей боли!
- Ещё как понимаю, - прошептал неслышно воевода. Раздавленная в его глазах горечь упущенной надежды отразилась гримасой боли. Он с трудом заставил себя отвернуться к своим и крикнуть: - К бою готовься! Занять строй!
Противники начали строиться. Посол поскакал к своим, а Мчислав собрал подле себя верных дружинников. В небе над полем брани рассыпалось тёмным ворохом вороньё, укрывшее редкие клинья света в облаках. 
- Сближаться не будем. Стоим здесь, - передал приказ по людям Мчислав и обвёл взглядом спешащих к строю солдат. Кроме усталости на их изможденных лицах множились вопросы: Против своих? Почему? Может это конец?
Пожилой дядя, чьи жёсткие вихры соломенных волос вылезали из заломленного назад треуха, метался среди товарищей и тюкал каждого, в кого упирался: - Неужто помрём? Наконец хоть отдых будет. От своих кровей смерть принимать кудыть приятнее! Нешто от энтой падали вонючей! Братцы, чую смертушку-матушку. Надоть бечь в её лоно!
Один из молодых парней вдарил по темени надоевшему всем паникеру, и люди прошли мимо него, уткнувшегося головой в грязь и обливающего землю слезами. Строй встал на позицию и развернулся навстречу подбирающемуся неприятелю. Уже можно было разглядеть лица соплеменников из Лилты, что перебирали ногами вслед за конницей.
Мчислав высвободил меч и положил его широкую сталь на голенище. Уши его коня поднялись, ожидая команды, а ноздри зашумели под участившимся дыханием.
Вдруг воздух зазвенел от резкого крика. С обеих сторон фронта люди повернулись на несущегося к ним бешенным галопом с юга всадника. Шлея взбитого бегом лошади снега тянулась за наездником, летящим клином меж сходящихся армий.
- Остановитесь! – доносился сбивающийся фальцетом молодецкий голос, – Сатоша убит, всё кончено! Стойте!
Конники Русы осадили бег и перешли на шаг. Их догнала собственная пехота. Мчислав поднял руку вверх, останавливая своих воинов: - Ждём!
В образовавшееся между противниками расстояние в полсотни метров ворвался распаренный всадник, попытался спрыгнуть с лошади, но, зацепившись ногой в стремени, неловко завалился на землю. Из его руки выпал мешок, откуда рассыпались в снег два тёмных шара. Наконец, парень освободил ногу и, бросившись к одному из шаров, закричал: - Стойте! Не будет войны! - он повернулся к сотням Русы, и те зашумели, признав в мальчишке сына дворецкого Богучана.
Парень вздёрнул вверх руку с подхваченным с земли шаром и затряс ей над головой: - Смотрите! Это голова Сатоши! Его прикончил старик с приграничных земель! – затем он кинулся за вторым шаром и вскинул за волосы вверх ещё одну голову. – И эту тварь вы узнаете тоже! Дина! Видите? Смотрите! Смотрите внимательнее! Этой сволочи досталось по заслугам. Её поганую кровушку пролили в замке Русы. Всё кончено, братцы. Кончено…
Гонец опустился на колени, сжимая подмышками головы поверженных колдунов, словно добытые с бахчи арбузы. Воины переминались с ноги на ногу, поглядывая на командиров. Лучшее, что могло случиться – произошло. Плеть, гнавшая их друг на друга, сломлена. Жители Лилты уткнули копья в землю.
Командующий Русы выступил на коне вперёд замершего строя: - Братья! Вы всё видели сами! Нет больше причины идти нам на своих побратимов! Сатоша, эта мразь, ответил за смерть царя Богучана! И наш истинный враг нынче тут, за этим лесом! С ним надо сражаться, а не с людьми. С ним мы и отправимся на бой! Уж коли пришли, не оставим же мы своих братушек одних?! Верно? – люди согласно заухали, и командир повернул коня лицом к Мчиславу: - Простите, кровники! Не держите зла! Вовремя Бог отвёл нас от драки. Позвольте искупить вину и встать с вами плечом к плечу! Дайте, братцы, позволения пролить кровь и искупить вину!
Мчислав убрал меч в ножны, кольнул шпорами коня и поехал навстречу войску Лилты. Поравнявшись с прибывшим из Русы гонцом, продолжавшем держать при себе отрубленные головы, с которых ветер срывал и уносил вдаль солоноватый запах разложения, воевода слез с коня. Он поднял на ноги парня, обнял его и пошёл дальше. Спешившийся командир Русы отправился к нему навстречу. Сойдясь, воины скрепили союз рукопожатием и побратались в объятиях. В небо бахнуло раскатами радостного клича ополченцев. Воронье отшатнулось в стороны, и сгрудившаяся под облаками стая разлетелась осколками прочь. Готовых выступить из Среденя тварей охладило предчувствием беды. Победоносного марша, обещанного им Повелителем, не выходило. Они всё тёрлись подле этого треклятого леса, теряя бойцов и уверенность в собственных силах. Жизнь оказалась неуступчива, а жар её пыла жёг подданным Вырии глаза, спекаясь там уважением и ужасом.
Но раздались удары барабанов смерти, и зарычали глотки командования армии мертвецов. Тысячной стеной она выступила из Среденя и потекла навстречу людям потоком, начиная новый день кровопролития.

***

Окончив со своим звездочётом партию в шахматы, Руперт смел с доски искуссно вырезанные эбонитовые фигурки, застучавшие по камню пола дробящимся эхом. Царь резко оттолкнул от себя кресло и поднялся на ноги.
- Чем мы занимаемся? Время безнадёжно уходит, покуда мы мусолим его преступным бездействием! Однако довольно! Созовите Совет Ордена! Мы не можем больше ждать. Не имеем права. Что ещё должно случиться для объединения сил, если не начавшаяся война? А если летун не принесёт камни? Мы разве не станем сопротивляться? Разве покорно отдадим дома кровопийцам из Вырии? Пусть наши гости выскажут хотя бы беспокойство за собственные шкуры. 
Руперт понизил голос до шепота, и ближайшие к нему звездочёт и писарь царя вытянули шеи, вылавливая в воздухе слова правителя. Затем царь вышел на террасу покоев и с высоты этого подпирающего облака плато уставился на запад. В молочной дымке, за десятками вёрст которой лежала Вырия, ему показались вспухающие вверх комочки тёмного дыма.
- Там идёт война. Там люди уже гибнут за нас. Что говорят знаки? – спросил Руперт последовавшего за ним звездочёта. – На чьей стороне окажется удача?
- Все так не твёрдо, повелитель, - просвистел сквозь кривые зубы придворный специалист. – Но я вижу шансы. Пока судьба нашего мира напоминает берег в сильный прибой. Волны его бьют, но скатываются назад.
Царь удивлённо обернулся: - С каких это пор ты стал поэтом, наблюдатель? Твоя наука должна быть точной. Ты не забыл об этом? Баллады о природе мне не к чему. К тому же, откуда тебе знать о волнах? Знал бы – понимал бы тогда, как они могут вздыматься, наполняя друг друга. Наливаясь с каждым шагом, и подниматься горой. Кто против такого устоит? Глупцы! А теперь ступай. Оставь меня. Теперь мне нужен только Совет.
К ночи в зале приёма дворца рахий собрались наместник лирогов, давний член Совета белозёр Варог и бледнолицый посол земель северо-востока – королевства под названием Нустошь. Прислуга и сопровождавшие послов помощники уселись вдоль восточной стены залы, куда из забранных кристальной слюдой перекрытий стелился свет луны, разбавлявший тусклое марево свечей.
Руперт водил пальцем по расстеленной на столе карте мира, перемещая следивших за ним гостей из одного уголка земли в другой: - … движение через открывающиеся сейчас реки и ручьи будет крайне затруднено. Мы потеряем уйму времени, которого, повторюсь, у нас нет. Поэтому, очевидно, что путь с наших гор наиболее оптимальным выглядит через пахоты Палты и далее к Среденю. Если Нустошь готова нас поддержать – она двинет войско напрямки через Одинту. Таким маневром мы преградим все пути наступления мёртвых! Поставим заслоны их основным силам, а мелочь перебьём в тылу после.
- Наущая нас тактикой войны, ты уже твердо решил, что наши народы выступят из своих границ, царь Руперт. Но с чего ты в этом так уверен? – заносчиво вздёрнув голову, ответил вставший во главе лирогов после смерти Марики её брат Вонс.
- Потому что это единственный для нас выход! Что здесь может быть непонятного?
- Разве единственный? В Вырию направился отряд с летуном, который принесёт в Стеллу камни. Дело нас и рахий охранять перевал к Стелле Луча. Разве нет? Без камней и защиты Бога нам не удержать землю. Мёртвых больше и они сильнее! Пядь за пядью земля останется у них во власти, сколько бы мы ни кидали в жерло битвы своих подданных. Поэтому горы рахий – это последний и самый главный рубеж, который нам предстоит защищать, покуда летун не принесёт камни.
- Но после того как камни будут добыты, их надо ещё и доставить! – изумился рахия. – Кому, как не нам расчищать дорогу для отправившихся в Вырию воинов? Кто даст гарантию того, что их не растерзают по пути назад в наших землях?
- Ерунда! Если они смогут выбраться из сердца самой Вырии, пробежать домой по знакомым местам не составит труда. Мы же выбрали лучших из лучших, ты не забыл?! Ты сам их выбрал, Руперт! И не называй земли людей «нашими»! Наши угодья здесь – за перевалами Раскопии! А там… каждому своё. И, довольно! Не о чем здесь спорить. Наше дело быть на страже своей родины! К тому же, лироги уже отдали своих воинов на войну. Наш народ не настолько плодовит, чтобы разбрасываться зрелыми особями. Белозёры не пожертвовали ещё никого. Пусть они и направляют войско. Только встать ему надлежит в этих горах, подле рахий, а не бежать навстречу смерти в земли людей. Много люди помогали северным народам, когда те боролись с вторжением атлантов и морских разбойников?... То-то и оно! Нашим общим делом было и будет защита Озера Луча. Только ради этого стоит объединить силы здесь, на нашей территории.
- Белозёры никогда не оставались в стороне от проблем мира, Вонс! И нечего пинать на наше отдалённое положение. Исключительно оно является помехой для нашего участия в сражениях с Вырией, поэтому мы ещё и не выдвинули войска вглубь материка. Но стоит ли это делать сейчас? – Варог развёл руки и обернулся к Руперту. – В словах лирога есть здравый смысл. Сдержать мёртвых мы уже не успеем. Это надо было делать раньше, пока Средень не открыл вход в наш мир. Теперь их бег до границ рахий – вопрос нескольких дней. Вероятно оборона гор, которые сами по себе являются великолепной преградой для тварей, и должна стать насущным делом для нас. Но решение об участии белозёров в этом мы примем на своём совете беломорья. Границы севера обнажать тоже нельзя. К тому же, повторюсь, время упущено. До Одинты белозёрам уже не успеть. Пускай, вон, Нустошь поторопится с решением! Их земли далеко, но не настолько, чтобы туда не добрался демон. Разве дальневосточные соседи не боятся вторжения? Или желают отсидеться в тиши?
Взгляды присутствующих в зале переместились к невысокой фигуре человека с бледной кожей, одетого в просторные, как саван, белые одежды. Посланец далёкого королевства Нустошь во всём походил на людей, за исключением островерхих ушей, приросших лепестками по сторонам убеленной седыми прядями волос головы. Повернув своё красивое, с утончёнными чертами, лицо поочередно к каждому из предыдущих ораторов, гость по имени Фалист ответил звенящим в сводах голосом: - Нустошь и наши соседи не боятся мёртвых. Дойти до наших земель куда сложнее, чем вы можете себе представить. Впрочем, белозёрам это известно. Это ведь их корабли некогда проложили торговый путь в наши края. На них же, кстати, они могли бы давно добраться от океана до Утлюжи и выгрузиться в помощь людям, не так ли? Но беломорье тревожат другие вопросы – как бы не пустить в их богатый животными и рыбой край гостей. Вход туда давно закрыт людям, лирогам, рахиям и всем другим. Пускай Вырия захлебнётся в войне с ними. До беломорья, глядишь, та и не докатится. К тому же, их земли под защитой Дерева. Не так ли, белозёр? Так вы рассуждаете? Уверен, будь ваша воля – вы бы давно оттяпали свою землю от общей и пустились бы с ней в океан как на острове. Лишь бы не дать ничего с него взять чужаку. Своя рубаха ближе к телу! Верно я говорю, Варог?
- Да как ты смеешь?
- Смею! Так же как и ты посмел упрекнуть нас в трусости! – Фалист сверкнул кристаллами холодных глаз по рассерженному лицу белозёра. – Мы готовы были искать тех, кто принял бы руку нашей помощи, но я вижу лишь попрятавшихся в своих норах крыс! Вы ищете не помощи, а заступничества. Тех, кто решит за вас ваши проблемы, покуда вы будете дома тешиться с детьми и бабами! Мы готовы были прийти, но теперь я не вижу к кому нам спешить!... Быть может, и к лучшему, если ваши народы падут, освободив на земле место для свежей крови. Нустошь с союзниками вычистит её от кровожадных тварей и заселит великой нацией, которая умеет и может решать свои вопросы сама. А теперь прощайте! Пока вы не отыщите согласия и мужества в самих себе, тщетно допытываться её у других! – Посланник Нустоши резко развернулся на каблуках толстокожих сапог и застучал спешными шагами по мрамору. От стены оторвалась и засеменила за ним фигура оруженосца. Вместе они беспрепятственно покинули дворец.
Варог плюнул вслед испарившемуся Фалисту и громогласно заявил: - Грош цена этой солидарности! Для чего я пришёл сюда, Руперт? Чтобы мой народ незаслуженно оскорбляли? Белозёры пекутся о своих близких, потому что никому другому до нас нет дела! Живёте здесь в обласканных солнцем землях и вам всем плевать на то, кто стережет ваши северные границы. Как там выживают в обнимку с ледяными ветрами и безжизненными снегами! Да откуда ему знать?... – Варог метнул копьё яростного взгляда в оставленное Фалистом пустое место. Затем стукнул по столу кулаком и махнул на членов разваливающегося Совета. – С меня хватит! Белозёры пришлют в Раскопию две сотни воинов. Это наш вклад в войну. Распоряжайся ими, Руперт, по своему усмотрению. Ты глава Ордена, тебе и вершить его судьбу! А сейчас прощайте!
Белозёр и его слуги также покинули дворец в спешке. Царь рахий опустился на трон и закрыл лицо руками: - Да спаси нас Бог…, - вымолвил он.
Правитель лирогов усмехнулся, пряча улыбку в высокий воротник шубы. Затем кликнул своего слугу и также, но не спеша, пошёл к высоким, обитым бронзой, дверям из залы.
- И ты бежишь, сосед? – посмотрел ему вслед Руперт. – Что ж, ты можешь быть доволен. Вышло по-твоему! Все остались при своём. Теперь ты можешь передать Марике, что её политика живёт и процветает. В отличие от неё самой. Судьба лирогов в надёжных руках самодержца, которого заботит лишь судьба его народа. Все остальные для него – всего-навсего мусор!
Вонс остановился в дверях: - А ты не язви, Руперт. Задача правителя в том и состоит: как бы сберечь свой собственный народ! Подумай и ты об этом. Рахиям нужен защитник, а не благодетель всего мира! Позаботься о насущном, царь, и история запомнит твоё имя как мудрого правителя, а не убийцу нации… Лироги тоже пришлют тебе сотню воинов! Распорядись ими разумно, как и надлежит равву-хранителю. Не забывай своих предков. Прощай, царь!
Исподлобья Руперт проводил последнего члена Совета и неслышно просипел: - Знали бы что-нибудь лироги о мудрости и чести, камни Бога были бы до сих пор в Стелле. Это вы развязали войну, сволочи… Мир ещё узнает правду.
За сим Совет был окончен. Ночь вступала в свои права и вместо тепла весны кусала морозом. Небо запахнуло свет искристым пологом и придавило землю тишиной. Жители мира ложились спать, разжигая в домах огонь, чтобы согреться. Но надежда лишь тлела в их сердцах последним вздохом.

***

Битва у Среденя трясла и метала тела по месиву поля до самых сумерек. Получив новую кровь и сильные руки, потрёпанное войско Одинты сдержало натиск. Но число тварей было столь велико, что из Среденя всё вываливались и вываливались новые особи выродков всяких видов и категорий. Миновавшие переправу Забыть-реки, диковинные твари глубинных сословий продирались сквозь лес и выходили из него на подмогу своим.
Мчислав, чей шлем давно был снесён мимолетным ударом, а истерзанная кольчуга висела лохмотьями, сражался, не чуя собственных рук. Сколько его товарищей ещё рубится в сече? Он не мог оценить положение войска, находясь внутри боя. Он отводил мечом направленное в него оружие и пятился верхом назад. Конь под ним был уже третьим, которого воевода оседлал после павшего с него хозяина. Испуганное животное вращало глазами и сыпало хлопьями пены с морды. Оно чуяло на себе чужака, но признало в нём сильного хозяина. Мчислав толкал коня от натиска врага прочь и вскидывал вверх руку, крича другим: - Отступаем! К центру! Стягивайся к центру!
Заслышав голос командира, люди передавали клич дальше. В уходящем свете дня люди стали жаться кучнее, отбиваясь от напирающего противника. Мчислав нащупал прилипший к груди маленький мешочек с тремя похожими на козий навоз шариками. Их ему оставил Гобоян на случай отступления. Как уверял старик, дым шариков ослепит врага на какое-то время и позволит людям отойти.
- Пешие, уходите! – кричал воевода. – Всадникам держать врага! Пешие, бегите к оврагам!
Войско сгрудилось и сбилось куцей стаей, от которой стали отлепляться и под покровом налегающей с неба темноты бежать прочь люди. Всадники, коих теперь несложно было сосчитать, бились растянутым вдвое строем. После того как последний из пеших покинул место боя, Мчислав спрятался за дерущимися дружинниками и стал разжигать в ладонях огниво. Один за другим он подпалил все три колдовских шарика и бросил их рядком тлеть в землю. Обожжённая кожа рук воеводы даже не отозвалась болью. Всё его тело тягуче ныло от многочисленных ран, и чувства притупились, что можно было счесть даже удачей. Мчислав влился в бой обратно, разрубив надвое голову мёртвой женщины, что протянула к нему руки. Половинка её черепа, на которой зрачок сверкнул изумлением, упала в жижу и была раздавлена копытом коня воеводы.
Вскоре магия шариков старца начала действовать. Всадники заметили, как твари принялись махать оружием в пустоту, теряя соперников из виду, даже если те находились в шаге от них. Они тыкались друг в друга, словно слепые котята, и били своих. Какое приятное зрелище! – Мчислав злорадно улыбнулся глядючи на возню врага.
Воевода махнул, командуя отход, и четыре с небольшим десятка всадников повернули лошадей от Среденя в сторону Одинты. Рысью воины настигли своих пеших товарищей, что убежали ранее, и вместе стали отступать на Порог.
В то же время Гобоян въезжал в ворота Мораты, ставшей новой столицей Палты. Не обращая внимания на окрики стражников, старец пришпорил коня и понёсся по мощённой булыжником дороге к дворцу. Безмятежная жизнь города шарахалась по сторонам от блестящей потом лошади Гобояна, пропуская её вперёд. Мората умиротворённо дремала и вершила привычные дела, словно никакой войны на земле и не было. На верхней улице старец столкнулся со стадом баранов, которых семейная пара курносых, крепко сбитых горожан, перегоняла с одного двора на другой. Гобоян выдернул из приёмка седла плеть и саданул ею по спинам блеющего, сучащего ногами стада. Бараны посыпались по сторонам, взбрыкивая и оглашая улицу криком. Их хозяин бросился на ворожея с кулаками, но также схлопотал плетью, легшей косым ударом с плеча через раздутый живот мужика. Его жена уселась от испуга в грязь и заверещала проклятиями.
В образовавшийся проход лошадь понесла старца дальше, пока не остановилась у ворот вздымающегося многоярусным сооружением дворца. Стражников старик расстрелял из трубки снотворными иглами, и те уткнулись в землю, погрузившись в младенческие сны. Гобоян взбежал по ступеням лестницы замка и направился по его главной галерее, открывая по дороге все двери подряд.
- Где покои колдуна? – старик припёр к стенке выскочившего ему навстречу долговязого слугу в поношенном кафтане. 
- Его нет! Он уехал сегодня днём, – закартавил тот, - отпустите меня, дяденька, пожалуйста!
- На черта ты мне сдался?! – Гобоян откинул от себя парня. – Где царь?
Слуга проводил старика до покоев Нестора и, после кубарем скатился с лестницы прочь. Ворожей распахнул дверь ударом ноги и ворвался в полуосвещённую гардеробную, находившуюся перед царской спальней. Проскользнув мимо сундуков, набитых дорогим шёлком и искусно расшитыми одеждами, с мечом наголо Гобоян вторгся в следующую дверь, за которой оказалась почивальня.
Под тяжелым балдахином розового цвета на широком ложе, упершимся в изящную вязь плиточного пола резными ногами, в ворохе тончайшего белья царь Нестор тешился с томно вздыхавшей юной особой. Девушка, завидев старика, взвизгнула и натянула на голову покрывало. А царь, захлопав глазами и раззявив слюнявый рот, сгорблено застыл на пятой точке.
- Вылазь сюда, - указал мечом Гобоян на место подле своих ног.
- Но… ты кто? Почему указываешь царю? – Нестор оправился от первого шока и его брови поползли на привычное место у переносицы, а подбородок подобрался, натянув на скулах покрытую жидкой бородой кожу.
- Заткнись и ползи сюда, если не хочешь, чтобы я зарубил тебя прямо в постели с девчонкой! А ты, - старик окликнул робко выглядывавшую из вороха белья девицу, - прочь отсюда! Живо!
Одновременно царь, наматывающий на себя простынь как римскую тогу, и обнажённая девушка от силы шестнадцати лет, путаясь в простых движениях, отползли по разные стороны кровати. Прикрываясь руками и пряча глаза вниз, девчонка, обогнув Гобояна, убежала наружу, а Нестор приблизился к старику.
- Я могу всё объяснить… она сама. Мои люди её лишь забрали. Но она сама просила меня, чтоб забрали. Пправда… Они всегда врут…, - залепетал, бегая глазами по сторонам, царь. С правого уголка его рта подтекала слюна, которую Нестор с мерзким звуком всасывал обратно.
Гобоян поморщился от охватившего его отвращения к этому человеку и не смог удержаться от того, чтобы дать ему сапогом между ног. Лицо Нестора вытянулось огурцом с распахнутым посреди ртом и, вцепившись в собственную промежность, царь рухнул на колени: - За что? – завопил он сквозь слёзы.
- За всё, мразь! И это только начало, - старик влепил ему оплеуху, пришедшуюся по тому же уху, что не так давно изувечил дружинник Одинты.
Царь взвыл и уткнулся лбом в пол.
- Заткни пасть или я тебя прикончу прямо сейчас! – Гобоян заорал на свою жертву и пнул его ногой с нескрываемым удовольствием.
Нестор остался лежать, скорчившись в позе эмбриона, но перестал визжать и только всхлипывал, продолжая втягивать слюну, окрасившуюся уже в розовый цвет.
- Куда делся Рулдор? Говори! – старик приставил острие меча к груди царя.
- Я не знаю! Он, ничего не говоря, забрал коня и сбежал. Прилетала какая-то птица. Колдун был с ней, а потом исчез! Почему я отвечаю за него? Пожалуйста, я не виноват… Он нас заставил.
- Замолчи, гад! Я же сказал – будешь отвечать тогда, когда я скажу! У тебя вины без Рулдора на сорок казней хватит. Ты ещё ответишь за всех тех невинных, кого вы с твоим поганым родственником попортили! Где, кстати, он? Почему не с тобой в постели? Наслаждались бы друг другом, извращенцы! Вы прекрасная пара.
- Он сволочь! Это он!... Он, Ксавин, наверху у себя! Накажи его! Пусть он за всё ответит! Это его рук дела. Меня принудили, - надув губу, Нестор вытянул руки к Гобояну и снова завыл.
- Да пошёл ты! – старец ударил ему по рукам мечом, - Хватит меня жалобить! Я знаю всё о тебе, Нестор. Можешь не стараться зря.
- Да? Знаешь? Ты знаешь только то, что хочешь видеть! О настоящих причинах ты даже не заботишься! А ведь меня во всём принуждали! Я дрался за своих людей, но меня били! Думаешь легко противостоять тому, кто всё читает в твоей голове? Рулдор! Он заставлял меня делать ужасные вещи! Против своей воли я ехал и делал всякие гадости, словно кукла в его руках!
- Да-да, конечно…, - Гобоян вложил меч в ножны и выдернул плетёную верёвку, удерживавшую занавес балдахина. – А теперь закрой, наконец, рот. Ты мне надоел. Перевернись на спину, я сохраню тебе минуты жизни, если помолчишь.
Нестор послушно перевернулся и приподнял запястья над спиной. Старик уселся ему на ягодицы и стал связывать руки одним из самых искусных узлов, которым он научился в этом мире. Пламя свечей дрогнуло, качнувшись от двери в спальню. Если бы Гобоян не был так увлечён мыслями о том, что он желал сделать с этим предателем человечества, он бы заметил вторгшееся в комнату движение.
Когда запястья царя оказались охвачены тугими кольцами хомута, спину старца пронзила дикая боль. Гобоян охнул, вскинул голову и обернулся. Сквозь красные круги, закачавшиеся у него перед глазами, он разглядел одутловатое лицо Ксавина. Старик не сразу понял, что фигура племянника качалась не в его голове, а в действительности. В которой Ксавин был изрядно пьян. Он отшатнулся от старца, пытаясь сохранить твёрдость и занести меч для нового удара. Количество выпитого вина путало его и без того неясный разум. Из застолья и объятий женщин племянника выдернуло донесение о вторгшемся в замок ворожее. Развратник схватил меч и бросился на поиск врага, хотя в трезвом состоянии не сделал бы и шага без слуг и охраны.
Пользуясь состоянием соперника, Гобоян отпрянул в сторону и дотянулся до собственного клинка, хватаясь за него дрожащей рукой. С губ старца слетели на пол две увесистые капли крови. Он меня здорово задел, - сморщился от боли и мимолетной констатации своего незавидного положения ворожей. Старик напрягся и махнул мечом по ногам Ксавина. Разрубив кожаные штаны и ткань голени под ними, клинок врезался в кости племянника, которые с хрустом подломились под падающим телом. Он завизжал как свинья на забое и стал заваливаться прямо на старика. Гобоян направил меч меж протянутых к нему рук прямиком в лицо Ксавина. Неплохо вышедший удар расколол рыжеволосую голову бывшего наместника будто зрелый арбуз. Разделённые ахнувшей промеж них пропастью глаза племянника навсегда потухли, и дернувшаяся в судороге тёмная душа покинула сей мир.
Старик откинулся к кровати на спину и уловил суетливые попытки Нестора смыться из опочивальни, покуда не пришёл его черёд прощаться с жизнью. Этого допустить было нельзя. Оставаясь здоровым Гобоян ещё мог контролировать пленённого царя, но сейчас об этом нечего было и думать. Морату следовало отнять у этих предателей. Сохраняя царю жизнь, он рисковал оставить всё как есть и лишить живых опоры в лице подневольного народа Палты. Этого допустить было нельзя.
Гобоян воткнул нос меча в камень пола и, опираясь на рукоятку, с трудом поднялся на ноги. В спине слева, ниже рёбер полыхал огонь. В глазах старика потемнело, и пальцы стали неметь. Затылок словно придавило многотонной плитой, которая не давала поднять головы и двигаться дальше. Старец выковырял из кармана щепоть травы и сунул себе в рот. Пока он жевал кислый еловый вкус снадобья, заполняющий носоглотку ароматом жухлой травы, Нестор дополз до гардеробной и намеревался, упершись там в сундук головой, подняться на ноги и бежать что есть духу. Почувствовав мимолётное облегчение и приближающийся наркотический, лишённый боли, сон, Гобоян поднял меч и шагнул за царём следом. В два удара он прикончил Нестора и, оставив обезглавленную фигуру позади, вышел в коридор замка.
В конце сужавшегося конусом прохода старик заметил боязливо выглядывающую из-за угла светловолосую голову служанки. Он сполз по стене, демонстративно отбросил меч в сторону и подозвал женщину к себе. Та подобралась ближе, готовая в любой момент рвануть назад. Из-под чепца служанки на Гобояна выглядывало конопатое лицо с непомерно длинным носом, под которым торчала головка большой папилломы. К этой они вряд ли клеились, - подумал старик.
- Ступай скорей к дворцовым врачам. Скажи им, чтобы нашли хромого лекаря по имени Бонча. Пусть кличут его сюда. Назови моё имя – ворожей Гобоян. Они такого знают. Давай живее!... Да, ещё, - кликнул вдогонку старик, останавливая пустившуюся было наутёк женщину, - передай им, что я прикончил обоих извергов. И дядю и племянника. Обоих царей… Теперь вы свободны. Пусть не сомневаются в правильности содеянного. Давай беги!
Загребая косолапыми ступнями по полу, служанка побежала и скрылась за углом. Старик сел поудобнее и прикрыл глаза. Протискиваясь разумом сквозь сыплющийся на него калейдоскоп разноцветной боли, Гобоян вырвался в привычное информационное пространство и отправил сигнал о помощи Кросу. В течение пары минут великан откликнулся и выслушал от старца новости и указания к действию. После этого старик облегчённо вздохнул и потерял сознание.
Крос, находившийся со своим отрядом, насчитывавшим уже почти полторы сотни мечей, в паре часов бега до Среденя, остановил переход и объявил привал. Великан призвал к себе Сируха и лирога Пилуна.
- Мне стало достоверно известно, что люди оставили позиции у Среденя. Мы опоздали. Битва проиграна и уцелевшие отступили вглубь Одинты. Соваться теперь к лесу нет смысла. Нас сметут там в два счета. Вот, что я предлагаю – надо двигаться навстречу с армией людей, соединяться с ней и держать оборону под началом воеводы Мчислава. Прошу тебя, Сирух, возглавить отряд и вести его, полагаясь на свой опыт и отвагу. Я же вынужден буду покинуть вас, поскольку столицы двух государств людей остались без твёрдой руки. В такое время это недопустимо.
Рахия Сирух кивнул покрытой накидкой из тонких металлических пластин головой: - Если твои сведения достоверны, действуй так, как решил. Я вышлю вперёд разведку и поведу бойцов вглубь Одинты.
Пилун также высказал согласие с планом, после чего великан побежал в лес, оставляя за спиной лишь хруст веток под длинными сильными ногами. Темнота поглотила его силуэт и завесила пологом ночи.

Глава 15. Крот.

Воздух Вырии дрожал на стыке поднимавшихся от земли тёплых испарений и давящего на них сверху холода. Перекатывающееся валами сизых облаков небо ни разу не мигнуло просветом. Миша и следующая за ним цепочка из двух спутников обвыклись с темнотой и брели навстречу шевелящемуся на их лицах ветру. Михаил отключился от созерцания безлюдной равнины страны мёртвых и шёл, погрузившись в грёзы о будущем, которое у него могло бы быть. Он вспоминал Радану, её лучезарную улыбку и удивительно мелодичный, как колокольчик голос. Глаза любви, которую он ждал всю свою жизнь, качались перед ним теплом чего-то невыразимо близкого и родного. К ним он и шёл, как к маяку в ночи. Больше ничто не могло его заставить день за днём искать в себе причину жить. Миша придумал и сам от себя, надо признать, безуспешно пытался прятать надежду на то, что возрождённый ими в Стелле Луч каким-то чудесным образом поможет воскресить возлюбленную. Будто Дерево одумается и порвёт заключенный договор. Оно вернёт Радану ему в благодарность за спасение жизни на земле. И Мише это казалось справедливым. Это было всё то же quid pro quo и никак иначе. Лишь мысли о таком вероятном финале придавали ему сил.
- Миша, - раздался позади летуна голос Лурда.
- Что? – отозвался, не оборачиваясь, мужчина.
- Я шёл и думал о том, что может ждать нас впереди и припомнил предание, которое мне рассказывала матушка. Оно вполне может стать определяющим для наших поисков здесь, в Вырии. Это про Стеллу. Вот послушай. Когда Бог создал три священных камня, в недрах родилось существо о трёх головах, которые должны были эти камни проглотить. Только в жерле этого существа камни могут быть уничтожены раз и навсегда, так было начертано. И таким образом устройство мира уравновешивает любую рождаемую силу. Ведь ничто и никто не может быть выше другого. На каждое создание или вещь есть свой уравнитель. В том числе это касается и магических предметов. Если где-то вырос кристалл, в другом месте вырастет камень, которым этот кристалл можно разбить. Таков закон. Так вот, имя родившегося создания чрева земли – Гор. Но не по имени какой-нибудь горы, где он никогда не бывал, поскольку ни разу не появлялся на поверхности земли, а от людского слова горло или горын на языке мёртвых яссы. Обозначавшего путь к утробе существа, где камни будут разрушены в песок, что расплавится внутри Гора навсегда.
Миша остановился и обернулся к рахии: - Звучит не то, чтобы странно для ваших мест, но немного нелепо. Дело в том, что о таком существе и я слышал в детстве! Об этом звере в моём прежнем мире исписана куча историй, одна невероятней другой! Что был, мол, такой змей о трёх головах. Горыныч! Убить того надо было, срубая его уродливые головы. Но это фантастика, Лурд. Так мы все всегда считали. И, признаюсь, я до сих пор не верю в былинных драконов. Скажи, зачем ты сейчас вспомнил об этом? У тебя есть подтверждение существования этого монстра?
- Не могу сказать, что есть, но вышло как-то кстати. Сам видишь, всё очень похоже, с тем, что ты говоришь. Надо же, как близки сведения о главных особях наших миров! Не уверен, что найдётся объяснение, почему о столь откровенной подсказке я вспомнил только сейчас. Вероятно, это называется знаком. Но, поверь, Вырия – это место, где возможно любое чудо за исключением тех, которые не могут случиться ни при каких условиях. Учитывая, что другой наводки у нас нет, следовало бы принять это предание как ориентир для поиска. Если найдём такую тварь – Кротт там и будет!
- Да с чего бы?! Кротт держит под своей задницей демон! Оттуда мы его и выковыряем! В противном случае, если твоя история правда – камню уже конец! Твой Гор растворил его и шиш на масле нам оставил! К чему тогда весь поход?
- А вот и нет. С камнем, как и везде здесь, сохраняется принцип единоначалия. Закон триады, объединяющий всё в нашем мире. Лишь троё могут судить и принять взвешенное решение. Лишь трое вершат судьбу нашего мира. Как нельзя вернуть на Стеллу камни по одному, так нельзя по одному их уничтожить. Гор ждёт Тису и Бора и лишь затем покончит с Лучом навсегда.
- Лурд прав, - добавил Блик. – Есть такое предание о Горе. Оказавшись здесь, я тоже было подумывал также как рахия, а не искать ли нам это чудище. Почему бы сказанию не оказаться правдой? Существование чудовища невероятно, но ничуть не фантастичнее того, что уже случается на наших глазах. Пора признаться, что этот мир мы совсем не знаем. Тем более о том, что живёт в его недрах. И, если уж на чистоту, я с удовольствием и не знал бы ничего этого вовсе.
- В таком случае, судя по вашим словам, нам надо искать вовсе не дыру к верховному демону, а логово дракона? – спросил Миша.
- Не думаю, что для поиска это что-то меняет. Гор живет под землёй. Воздух поверхности его убьёт. Мы продолжим путь по ветру и найдём ближайший разлом коры Вырии. Затем спустимся туда. Поиск приведёт нас в нужное место. Сам Бог приведёт, а дальше мы уж сами.
- И не нужно забывать и о том, что с минуты, когда придётся спуститься вниз, на всё про всё будет всего лишь день, - добавил Лурд.
- Почему день? – вновь удивился Миша. – У меня полное ощущение, что меня держат за дурака! Похоже, я не знаю и половины того, что знаете вы оба и выдаете мне порциями, как сухари по талонам!
- Что, прости? – удивился рахия.
- Не важно! Вам не понять.
- Миша, тогда постарайся понять нас. После убийства Раданы царь Руперт сильно переживал за твоё состояние и предостерёг от лишних подробностей последнего похода, чтобы не поколебать твёрдости твоих намерений. Мы обсудили это за твоей спиной, не сочти наш маневр за предательство, - склонил голову рахия. – Главное сохранилось неизменным и направляет нашу волю на известный результат. Детали того как мы к нему подберёмся – всего на всего карта пути. Её мы дописываем и меняем сами. Не держи на нас зла.
- Я не буду злиться, если прямо сейчас узнаю всё, что известно вам и остаётся тайной для меня!
- Это справедливо. Так мы и поступим, - Лурд снова почтительно склонился, а затем достал из-за пазухи два небольших кожаных мешочка и дал их Мише. – Чтобы сойти вниз, во владения Демона живой должен умереть. Живым туда входа нет. Изменения, что производит смерть с телами неподготовленных, могут стать необратимыми спустя один полный день. Истории знакомы случаи, когда удавалось держаться и дольше, но неподготовленным организмам, что убивают себя впервые, это точно не под силу. В твоих руках два сосуда. Это сосуды с водой. Но, как ты наверное догадался, не простой. Тот, что ты держишь в правой руке, хранит в себе воду мёртвую. А тот, что в левой – живую. Это настоящее сокровище. Особенно тот, что даёт жизнь.
- Живая вода может поднять из небытия любого, - добавил лирог.
- Вот как? – удивился Миша.
- Мёртвая сводит с нашего света. Кровь живого потеряет запах, а тело тепло. Выпивший эту воду станет как все они, - Лурд обвёл рукой кругом. – Но утратит память и нити присутствия в нашем живом мире уже по истечении дня. После этого Вырия примет тебя полностью за своего. Но мешочек с живой водой… Она способна омыть счастьем присутствия жизни любого, кто утратил её менее, чем день назад. Вернуть погибшего своим родным. Это самый великий дар на нашей земле!
Пока рахия увлеченно рассказывал о восторге живой водой, и на его лице расцвела лучезарная улыбка блаженства, Миша напротив серел и горбился, будто каждое слово товарища уже начало изгонять из него жизнь.
- Что? – мужчина прохрипел, откашлялся и повторил нетвёрдым голосом снова, – Что ты сказал, Лурд? Правильно ли я тебя понял, что живая вода – это волшебный эликсир, возвращающий жизнь?
Рахия с опозданием осознал, что он излишне предался эмоциям. С его лица исчезло вдохновение, и он безлико ответил: - Да. Это её прямое предназначение.
- Значит…, мы могли бы тогда… Где ты её взял, Лурд? – Мишу начало потряхивать ознобом, и руки с лежащими в них мешочками задрожали. На его лице, разом как-то постаревшем и осунувшемся, каждая морщинка закричала: - Не дай мне узнать правды!
Застывший столбом рахия отвечал словно механически: - У подножия Дерева. Там где ты вошёл к нему, над дырой текли ручьи живой и мёртвой воды. Из них я набрал мешки.
Миша припомнил, что действительно видел струйки воды, обрамлявшие вход в корни Дерева: - Не может быть, не ври. Вода текла из одной струи, которая лишь затем делилась надвое. 
- Я не вру. В этом тоже единоначалие мира. Жизнь и смерть – это части целого. Обе они делятся из одного потока, обе берут начало из общего. Там где кончается одна фаза – начинается другая, и круг замыкается. Мы до сих пор не знаем, что было первым: жизнь или смерть. Возможно, ответ у Древа. И, похоже, у него он и останется. Разве такое знание для всех? Но стоит ли об этом горевать… Так или иначе, я набрал воды, пока ты был внутри, потому что таков план Руперта.      
- Значит, у тебя была живая вода когда… Когда моя Радана лежала убитой в снегах?! – Мишин голос сорвался на сиплые выдохи, словно его сжало болью сердце. – Но почему? Как ты посмел не отдать её мне, когда…? Отчего ничего не сказал?
Рахия, перед которым согнулся от боли друг, будто тому дали под дых коленом, который в любой момент мог выхватить меч и лишить его жизни, стоял, смиренно принимая свою долю: - Я не мог. Вода предназначалась для другого. Для этого похода. Он важнее.
- Кому? Кому важнее?! Я бы всё сделал для вас! Как и делаю! Вы могли спасти человека! Что может быть важнее? Я пошёл бы сюда и принёс вам Кротт! Если бы она была жива – всё остальное для меня было бы не важным. В том числе своя жизнь. Неужели это не могло прийти тебе в голову? Почему ты не отдал ей воду, Лурд? Я же любил тебя как брата…, - Миша упал на колени и обхватил лицо грязными руками. – Я любил её. Больше всего на свете любил! Что же вы наделали? Вы…, – он растирал горечь потери по коже. И сейчас Радана умирала для него снова. Боль лопнула в груди как в первый раз и потопила в удушливой вязи сердце.
- Я не мог, - продолжал рахия. – Прости, друг, но в мешках только твоя доля воды. Она рассчитана на одного. Дерево не даёт сверху. Оно отпускает всего раз и лишь тому, кто просит. В одни руки. Прости… Я скорбел вместе с тобой над Раданой, но не мог рисковать. Если бы был хоть один шанс её спасти – я бы это сделал. Но…, я не мог. А если бы ты знал о воде, то не раздумывая, отдал бы её девушке, и мир лишился бы шанса на спасение. Я держал её в тайне. И это правильно. Позднее ты поймёшь сам. Боль отпустит, и ты поймёшь… Я страдал и продолжаю страдать вместе с тобой, Миша. Я плачу, когда плачешь ты. Но я не могу забыть, что значат для нас тысячи и миллионы жизней других. Мы не можем их предать. Не имеем права лишить шанса всех. Даже ради самой прекрасной, но всего одной жизни.
Лурд подобрал отброшенные Мишей мешочки с водой, бережно убрал их за пазуху и сел поодаль. Он отвернулся от друзей, и никто из них не видел, как по лицу рахии из глаз сбежали и спрятались за воротником две нитки слёз. Столь похожие на ручьи волшебной воды Дерева. И, как знать, может быть, одной с ней природы.
Спустя час еле различимые в ночи фигуры продолжили путь среди бескрайней равнины Вырии навстречу судьбе.

***

Исторгшееся из Среденя войско хлынуло в мир живых. Их легионы выжигали отравленной поступью каждый аршин, вырывая с корнями деревья, на которых зачинались почки и вырезая кусты. Они катились тёмной рекой, давая отростки во все стороны, где светило тепло жизни, жаждая охватить её очаги и погасить их разом. Командиры тысяч, рыцари тьмы кащеи вели за собой полки, безжалостно горя алчными до крови глазами. Их основной удар должен был прийтись по Порогу и затем перекинуться в Раскопию, а после к Озеру Луча. Захватив Озеро, мёртвые думали решить главную задачу – закрепиться в этом мире и не позволить возродиться Лучу. А порабощение других земель можно было довести до конца позже. К тому же, Повелитель не видел ни в Палте, ни в Лилте угрозы, полагаясь на действующих в них помощников.
Сохранивший около сотни воинов, Мчислав вёл их также в сторону Порога, выискивая место, где можно было закрепиться и встать обороной. Вскоре он наткнулся на старую крепость, возведённую ещё во времена междоусобных войн. Она стояла на перепутье торговых дорог и возвышалась на холме в полусотне вёрст от столицы Одинты. Последние годы в крепости велась торговля по праздничным дням, и содержались купеческие склады. В скором порядке воевода ввёл остатки потрёпанного войска за высокий тесовый забор крепости и заперся в ней, приняв под своё командование десяток местных служителей. 
Люди укрепили проёмы крепостных стен и заняли указанные Мчиславом позиции. Жившие в гарнизоне женщины развели костры, над которыми водрузили котлы с хранящимся на складах маслом. Сторожевые собаки носились по крепости, надрываясь звонким лаем на чужаков. Дозорный уселся рядом с флюгером навершия центрального терема и вперился острым взглядом на запад. В выемке серого подтаявшего лога, упиравшегося в оставленный воинами лес, пока было пусто. Лишь одинокая лиса перебегала наст у подножия холма в поисках мыши, да кружились в небе птицы.
В клети крепостного терема Мчислав стянул с себя лохмотья кольчуги и остатки нательной рубахи. На рельефе истерзанного тела спеклись бардовой коркой многочисленные порезы. Они расчертили кожу иероглифами, запечатлев историю боя на месяцы вперёд. Воевода и его товарищи обмыли раны и помогли друг другу обработать самые глубокие из них. Они растёрли там кашицу на воде из подорожника и зелёного лука, что раздобыли в запасах крепости, а после перевязали поверху. Набрав по кружке целебного отвара из кипящего в печи котла, дружинники расселись вдоль стен и погрузились в молчание. Из их прежней дюжины в живых остались лишь шестеро. Война была делом их жизни, но порой духу не хватало должной прочности. Они устали от битв и не боялись признаться в том.
Разморенные теплом дома и пьянящим ароматом варева, воины погрузились в сон, из которого их вырвал раскатистый набат медного колокола. Мчислав распахнул дверь наружу: - Тревога?
- Да, воевода, - ответил ему едва не столкнувшийся с дверью посыльный. – На горизонте враг. Гарнизон ждёт твоих указаний.
Мчислав сплюнул и пошёл одеваться: - Ну, вот и отдохнули, - сказал он товарищам, - пора на смерть поглядеть, а то соскучились, поди, по ней!
- Это она по нам слёзы льёт. Уж сколько лет, – бросил Игор.
- А. Ну пускай ещё поплачет. Мы поможем…
Воины вышли на площадь, окутанную ароматами горящих поленьев и кипящего на кострах варева. В сопровождении увязавшихся за ними собак воевода и дружинники пошли к западной стене, где забрались наверх к бойницам. Остававшееся ещё час назад безмолвным, поле покрылось шевелящимся ковром солдат Вырии, гремящих оружием, словно ржавая рухлядь. Поверх безликой массы выдавались головы командиров, зычными окриками равнявших бег подопечных к стенам крепости. Не прошло и получаса, как она была взята в кольцо врага.
Не тратя времени на лишние манёвры, мёртвые сразу попёрли на стены. С высокой кручи на их головы и плечи обрушились камни и кипящее масло высшей торговой категории. Из тумана истошных воплей к небу взметнулись грязные руки выродков в истлевшей рвани, словно умоляя пощадить их. Израсходовав первый запас подручных средств обороны, защитники крепости отбросили в сторону пустую посуду и взялись за оружие.
Карабкаясь по спинам обваренных тел соплеменников, твари продолжали лезть на стены. Лишённые какой-либо морали, мертвецы напирали друг на друга, подминая собственных же товарищей и ступая по их лицам как по ступеням лестницы наверх. Копошащаяся масса врага, облепила крепость по всему периметру и стала давить на неё, будто сжимая в чёрный кулак кольцом смерти.
Стоящие внутри люди тащили наверх камни и факелы, метая их во врага. Котлы наполнили водой, и женщины поддерживали огонь. Воины старались сбивать с ног всякую тварь, что карабкалась к кромке крепостной стены, но по истепчении часа обороны нападавшие добрались-таки до схватки. С помощью кащеев и высоких глубинных гадин, выползших из подземелья Вырии и догнавших войско в походе, заложные мертвецы, упыри, оборотни, лесные твари всех мастей и прочие гады собственными костьми выложили подиум с которого накинулись на людей.
В завязавшейся сече у защитников сохранялось преимущество в виде ограды, из-за зубьев которой они разили мечами и пиками врага, но местами выродки всё же переваливались внутрь и падали во двор, где самоотверженно бросались в бой. Не имевшие оружия гражданские бились с тварями на земле и побеждали их. Острые колья парапета стен вскоре оказались унизаны искорёженными трупами мёртвых, а внизу вперемешку с убитыми тварями застыли покусанные и изуродованные нападением защитники крепости. Твари были живучи. Даже с оторванными головами они продолжали цепляться за тела противника в попытке отнять у него то, зачем они пришли. Тепло самой жизни, которому мёртвые страшно завидовали и мечтали вернуть себе. Оно сводило их с ума, притягивая к себе как магнит. Вот почему войско Вырии не двигалось вперёд, а утыкаясь в любое сопротивление, вязло в нём как муха в варенье.
Бой длился несколько часов кряду. Мутный диск солнца миновал экватор и катился на запад, где в самом сердце тыла врага шли Миша и его спутники. В том числе, ради продвижения которых люди готовы были отдавать жизни здесь и сейчас. Крики воронья оглашали рондо симфонии сражения. Рубка высекала искры, вспыхивающие в тяжёлом запахе смерти словно ирония торжества.
Опоясывающий крепость враг уже застыл сотнями павших тварей, которые никогда более не смогут поднять оружие. Среди людей потери были катастрофичны, но гарнизон продолжал биться. К вечеру мёртвые сняли осаду со стен и разбили лагерь поблизости. Бежать из крепости через ворота было нельзя. Те давно оказались завалены горой мёртвых тел, а сами стены просматривались с любой точки возвышенности.
Верховный кащей всё же отправил часть войска в обход крепости на Порог. Неожиданное сопротивление спутало планы Вырии и вынудило оступиться на пути к намеченной цели. Свирепый демон продолжал гнать подданных вперёд и они не смели его ослушаться. С трудом выродки оставляли за спиной не сдавшийся им форпост и лязгали гнилыми зубами в его сторону, клянясь отплатить вдвойне за полученное унижение. Облокотившись на стену, Мчислав провожал взглядом уходящего врага и молился о судьбе Одинты. Его помощи ей было не дождаться. Память рисовала воеводе лица собственных детей и оставленной в городе жены. Он стиснул пальцами виски и накрыл ладонью глаза, зажимая предательские слезы. Он снова вдали от дома в трудный час. А может и последний.
 Успокоив дыхание, Мчислав похлопал по плечу дежурного и спустился вниз. У двух больших костров сидя и лежа расположились оставшиеся в живых защитники. Вместе с теми, кто остался на стенах воевода насчитал двадцать восемь человек. Если зрение его не обманывало, снаружи крепости ждали минуты возобновить осаду более двух тысяч мёртвых. Это был конец. И люди об этом знали. На потрёпанных битвой лицах, покорёженных кровоподтёками и порезами, измазанных пеплом и грязью, осталось мало человеческого. Шутки, едва вспыхивая в неспешном разговоре у костров, тут же гасли как подброшенная вверх искра. Лишённые сил люди смотрели в землю или закрывали глаза навстречу последним снам.
К присевшему у костра воеводе присоединился отшельник Сослав, шея которого была туго охвачена холщовой тканью, удерживающей лечащее снадобье.
- Мир тебе, Мчислав, - приветствовал дружинника отшельник.
- Всем нам мир, брат. Досталось, тебе?
- Не хуже остальных. Сражаться можно, но меня тревожит другое.
- Что же?
- Следующий бой не пощадит никого из нас.
- Как знать…
- Всё ты знаешь. Здесь нечего и гадать. Погибать придется всем. Такова уж судьба. И меня смерть давно не страшит. Однако остался один неотплаченный долг.
- Знаю твой долг. Эту гниду Рулдора я бы и сам придушил с удовольствием! – воевода вытянул над костром дрожащие руки и медленно сцепил чёрные от грязи пальцы ладоней друг с другом. На скулах его заиграли желваки.
Сослав глядел на своего командира и больше всего на свете желал сейчас, чтобы промеж его пальцев действительно почерствела плешивая голова колдуна-убийцы. Но, увы.
- Мчислав. Померев здесь, я не добьюсь цели. Эта сволочь не ответит передо мной за все свои выходки! Останутся не отомщёнными ему мои жена и дочь. Как же после этого сможет успокоиться моя душа?
Воевода повернулся к товарищу: - Беги отсюда, Сослав! Найди своего мучителя, вырви ему язык из пасти, а затем сруби голову! Не знаю, как ты это сделаешь, но пока есть время – действуй! Здесь твоя смерть всего лишь одна из многих. А там ты сможешь обрести славу.
- Спасибо! – отшельник обнял Мчислава, и они крепко сжали друг друга. Затем Сослав взял у кромки костровища золы и намазал ею лицо и шею. Он сжевал бутончик растения, что прятало человека и отшибало у других память о нём. Обернул меч тряпкой, чтоб тот не громыхал и побежал к кромке восточной стены крепости. Там он остановился, обернулся на мгновение к оставленным товарищам, беззвучно его губы зашевелились на лице прощанием. Затем отшельник прыгнул вниз и растворился в темноте ночи. Мчислав отсалютовал ему ладонью и откинулся на спину. Безмятежный простор неба делился с ним верой в лучшие надежды. С этой мыслью он сомкнул глаза и погрузился в сон.
На рассвете мёртвые двинулись на крепость. Взбегая по окоченевшим за ночь трупам, ломая блестящую глазурь инея на них, сотни ног понесли своих седоков убивать. Люди осыпали наступающих горящим варевом и скрестили с ними мечи. Как и днём ранее, воздух загудел смешавшимся рёвом, свистом и воплями. Люди дрались за себя и за павших товарищей. Сжимая рукоятки клинков и древко копий ледяными пальцами, они рубили врага, уворачивались от его когтей и клыков. Умирая, они продолжали бой, оканчивавшийся с их последним вздохом.
И только когда защитников осталось по одному на десяток саженей стены, мёртвые хлынули потоком внутрь крепости. Мчислав увидел свой конец даже до того как топор неизвестного существа опустился ему на ключицу, найдя брешь для удара. Тело воеводы отказало ему куда ранее. Оно давно не слушалось его, когда он орудовал мечом, действуя словно во сне. Сверкнув на солнце, топор перерубил руку Мчислава. Тот попытался перехватить меч другой, но в грудь ударил кривой клинок. Воевода пошатнулся, устоял на ногах и протянул руку к своему убийце. Ухватил того за горло и сжал что есть мочи, пока чёрный металл клинка прорывался сквозь тело дружинника и выходил наружу с другой стороны. Мчислав выдохнул, осыпая кровавой росой глаза твари: - Вы все здесь сдохнете! Все!
Затем воевода рухнул замертво, а тварь застыла в нерешительности, пока следующий за ней поток сородичей не увлёк её за собой в крепость. По телу Мчислава побежали ноги тех, кому не было места на земле. Тех, кого она давным-давно спрятала со своих лугов, лесов и полей. И вот теперь они пришли без приглашения.
Вскоре и вся битва оказалась кончена. Шагавший рядом с колокольней кащей праздновал победу, но не хотел думать о том, какой ценой она далась. Даже в последнем штурме он разменял пару добрых сотен подданных на нескольких людей. Таким темпом к перевалу через Раскопию он придёт один.
Живучее человеческое отродье! – шептал про себя рыцарь тьмы и плевал в землю огнём.
Твари запалили крепость и оставили её гореть, уничтожая память о павших в ней защитниках. Они пошли по земле дальше, к Порогу, но то и дело оглядывались на взметнувшееся в небо пламя, словно боясь, что оттуда выскочат богатыри на огненных колесницах и понесутся по головам мёртвых, отрывая те и истребляя весь их род.
К вечеру, приметив мохнатый столб растущего из земли дыма, к тлеющим останкам крепости вышел ведомый Сирухом отряд. Рахии, лироги и примкнувшие к ним люди, обошли, качая головами, место бывшей сечи. Развернувшийся здесь сюжет оказался понятен и без лишних слов.
Собравшиеся на совет Сирух, Пилун и другие воины единогласно решили двигаться следом за ушедшей на восток армией Вырии, отвлечь её движение атаками, а может и опередить, чтобы встать таким же заслоном, что сложил головы здесь. Выбор взявшихся за оружие не велик. Нарекший себя воином ищет с врагом боя. Такова его судьба, где между славой и гробовой доской может оказаться путь в один вздох.
По вытоптанной нежитью широкой дороге, защитники мира лёгкой трусцой поспешили нагонять свою смерть.

***

К концу текущего дня, или началу следующего, что в монотонном полумраке Вырии было не определить, троица спутников, наконец, набрела на внушительную щель в земле. Поверхность почвы лопнула там, словно переспевший арбуз, и подсвечивалась идущим изнутри жаром. На подступах к дыре стало ощутимо теплее, и в этом тепле даже пригрелось неизвестное растение, что вытянулось бутоном головки на коротком стебельке, прикрепившись нитевидными корнями к стенке расщелины.
Дыра была достаточно большой для того, чтобы Миша без труда туда влез. Товарищи остановились у её кромки и уставились вниз. Летун мыслями уже отправился вглубь, путешествовать по лабиринтам рукодельных проходов и штолен, горячих гротов и пещер подземелья.
- Давай воду, Лурд, - просипел и откашлялся Миша. – Жарко. Пора путнику смочить горло.
Рахия сунул ладонь за пазуху, но застыл в нерешительности: - Этот глоток не утолит твоей жажды, летун. Он убьёт тебя и будет больно. Я хочу, чтобы ты ещё раз подумал о том, куда направляешься. Убедился в твёрдости…
- Не о чем здесь думать! – перебил рахию мужчина, - Дело будет сделано. Слишком многим ради этого пришлось пожертвовать, чтобы теперь колебаться, будто девственница. Давай мёртвую воду, друг! И ждите меня с надеждой назад.
Миша протянул к рахии ладонь, покрытую твёрдой, грубой, как рогожа кожей. Лурд вытащил и передал мешочек летуну. Тот сорвал с его горла хомутик и, запрокинув голову, вылил содержимое в рот. Мёртвая вода побежала внутрь, вцепилась в клетки живота и заскользила витыми тропками прямиком к сердцу, где опутало и утихомирило его биение. Миша согнулся, словно от удара, и упал на колени. Распахнув рот, он старался дышать, но не мог надышаться. Непослушными пальцами он обхватил горло и стал мять его, прогоняя немеющие пятна ползущей по нему смерти. Он упал на землю и стал корчиться в поисках глотка воздуха, пока не понял, что тот ему уже не нужен. Кристальная ясность охватила его сознание, будто облака и птиц разметало на небосклоне, породив там идеальную безмятежность яркой чистоты. Нечто похожее Миша уже испытывал на себе, когда Крос толкнул его в Озеро Луча. Тело припоминало ощущения, но память, увы, не усмиряла боль. Впрочем, та вскоре стала терпимой, а после и вовсе почти незаметной.
Михаил поднялся на ноги, отряхнул со штанов и плеч пыль Вырии. Его зрение, и без того ставшее в этом мире почти идеальным, обрело новые качества удивительной дальности и чёткости. Миша смотрел на лицо Лурда и словно книгу читал морщины на нём, готовый, если бы это потребовалось, с лёгкостью сосчитать бугорки и внутренние насечки в каждой из них. Он почти видел толстую кожу рахии насквозь. Руки и ноги мужчины обрели лёгкость, а тело сигнализировало о бескрайнем запасе выносливости, которую рвалось проверить на деле.
Играючи пожонглировав в ладони тяжёлым мечом, мужчина вернул его в ножны и кивнул товарищам: - Отсчёт времени пошёл. Ждите меня здесь или отдайте живую воду сразу, а сами уходите, чтобы не рисковать. Теперь мне ясно, что ваша помощь не нужна. Только я один пойду вниз и встречу там долю такой, какой она была предначертана Богом. Ничто иное уже не имеет значение, – Миша словно слышал собственное эхо, доносившееся от себя прежнего, живого. Он был и не был человеком. Ощущал себя бездной, у которой уже нет привычных черт.
Ступай и пусть хранят тебя силы нашего мира, - ответил Блик.
Миша простился, а затем нырнул под землю. Будь он жив, ощутил бы на себе проступающий из глубины жар чертогов демона, становящийся с каждым шагом вниз всё нетерпимее. Но летун отныне был мёртв и мог стерпеть многое. Его чувствительность почти исчезла, а разум стал безразличен к страху. Для миссии, на которую он отправился, это было как раз то, что нужно.
Посланник мира живых как по ступеням сбегал вниз, перепрыгивая с уступа на уступ всё ниже и ниже к границам обиталища перворождённых тварей. Улавливая ухом звуки подземелья, воин прижимался к стенам и пережидал вероятную опасность. Но стоящих опасения угроз тут сейчас почти не осталось. Наёмники Вырии ушли через Забыть-реку покорять новые для себя земли, а урождённые хозяева недр жили намного глубже. И, судя по всему, туда и лежал Мишин путь. Летун спускался вниз, но пока не понимал, каким образом он ухитрится отыскать змея в столь обширных краях без посторонней помощи.
По прибывающему свету на стенах пещер и подземных проходов Миша понял, что очутился у верхнего яруса обитания тварей высших сословий. И чем ближе к ядру земли он становился, тем тревожнее становилось на душе.
Гулкое эхо Мишиных шагов вливалось в тревожный сонм скрипящих, крошащихся и шуршащих звуков подземелья. Воин умерил темп и двигался по наклонным стволам пещер с особой осторожностью. В его руке покачивался меч, сталь которого нагрелась и отсвечивала красивым голубоватым сиянием.
Добравшись до конца очередного тоннеля, Михаил уловил движение. Рядом с дырой проёма качнулось нечто похожее на тело небольшой лошади. Затем оно развернулось задом и ударило ногой по земле, подняв вверх облачко пыли кирпичного цвета. Миша медленно лёг на живот и пополз вперёд, перебирая конечностями будто ящерица. Не спеша он приближался к стоящему впереди существу. Когда до того можно было дотянуться, создание неожиданно качнулось в сторону и исчезло из поля зрения воина. Тот выругался про себя и заскрипел зубами. Теперь из шахты придётся выбираться наружу, чтобы увидеть куда то делось.
Миша подобрался, чтобы усесться на корточки, взял в руку меч, и медленно вытянул шею по направлению к выходу из пещеры. Поблизости показалось движение тени. Решив не ждать удобного момента, летун резко выпрыгнул из дыры, направив вперёд себя клинок меча, и ткнул им наугад во врага. Меч ударился о камень высохшего грота, угодив прямо под брюхо твари. Создание дёрнулось от неожиданности и напоролось на острие меча ногой. Раздался дикий крик раненного животного. Миша вскочил в стойку и приготовился к следующему удару. За мгновение он оценил врага, которым оказалось похожее на тигра существо с лысым пепельного цвета телом и огромной головой. Из пасти гипертрофированной головы торчали четыре алых клыка, которые, сходясь вместе, напоминали скрещивающиеся мечи. Существо вращало ярко жёлтыми глазами, оценивая вторгшегося неприятеля.
Миша сделал ложный выпад влево, а потом рубанул по правому боку купившейся на трюк твари. Монстр заревел от полученной пробоины и, вытянувшись струной, попытался ухватить соперника клыками за ногу, но лишь порвал ему сапог. Обретший вместе со смертью невиданную доселе ловкость Михаил увернулся, ударил тварь ногой по животу и навалился на неё сверху. Он приложил острие клинка к горлу создания и захрипел ему прямо в ухо: - Сдавайся, сволочь! Скажи мне, где сидит Гор, и я убью тебя быстро!
Тварь изумлённо таращилась обращённым к Мише глазом. Из разреза, который образовался на её шее под сдавившим мечом, выступила густая, как смола, ярко рыжая жидкость.
- Отвечай, мразь! Не скажешь, найду другую подобную тебе гадину и всё равно узнаю! – мужчина надавил ещё сильнее, и жертва захрипела.
- Мне не жалко, - промурлыкала та булькающим противным голосом, - умрёшь у Гора сам! Ступай вниз. Он здесь и живёт. Глупец! Нет тех, кто ищет его добровольно… Кто ты?
Миша, благодаря папоротнику Гобояна понимавший любой язык и изъясняющийся на нём сам, презрительно посмотрел на пленённого врага. Он чуть отстранился и приподнял меч: - Я тот, кому вы сполна заплатите за все несчастья, что принесли на землю. И за убитую Радану! – Он резко опустил меч агнитов вниз и отрезал голову твари, будто кусок колбасы, который скатился в углубление у стены и потух там.
Воин поднялся на ноги, вытер оружие и пошёл по склону дальше, пока не наткнулся на преграждающий путь ручей лавы. За ним следовал раструб каменного мешка огромной пещеры, в центре которой зоркие глаза Миши разглядели блеск чешуи туловища дракона. Судя по немому покою чудища, оно мирно спало.
- Привет, привет. А вот и я. Кто пришёл сказать тебе с добрым утром, - процедил Михаил и отступил назад, чтобы взять разбег для прыжка.

***

По весеннему беспутью армия Вырии стремительно продвигалась к Порогу. Части её рассыпались веером по земле и уничтожали деревни и села, истребляя в них всех, кто не успел бежать. Подводы, гружёные домашним скарбом, с привязанной к ним скотиной, следовали в сторону городов, где люди спешили укрыться за крепостными стенами. Лошади с трудом тянули тяжёлые обозы по жиже расползшихся дорог. Быстроногие упыри и хищные стервятники нагоняли беглецов и оставляли за собой растерзанные останки вперемешку с обломками и лохмотьями вещей. Схоронившихся в собственных домах, вырезали там же, раскрашивая стены изб брызгами крови. Над землей растянулся едкий шлейф дыма пожаров. 
Выродки убежали и за границы Одинты, вторгшись в Палту и Лилту. Однако не нашли там обещанной поддержки. Оставленные колдунами режимы были разрушены. С помощью Гобояна города Мората и Руса избавились от недолго правивших ими порядков, вооружили ополченцев и укрепили стены к встрече с врагом. Прибывший в Русу Крос вывел оттуда ещё две сотни новобранцев и повёл их к Морате. По дороге воины отлавливали мёртвых и вступали с ними в бой. За несколько дней, лишь незначительно поиздержавшись в пути, они добрались до новой столицы Палты, где великан нашёл Гобояна.
Старик был плох. Нанесённая ему Ксавином рана оказалась крайне опасна. Приятель Гобояна лекарь Бонча поддерживал жизнь старца, но многое ему было уже неподвластно даже при помощи волшебных свойств растений. Перебитые мечом нервы и повреждённый позвоночник парализовали старика и превратили в неподвижную статую. Он стал калекой, ноги которого уже никогда не понесут его по зелёному ковру поля, а руки не сожмут верное оружие. Великан, нашедший друга в покойном зале замка, едва сдерживал горькие слёзы. Он взял холодную ладонь старца и поднес её к своему лбу: - Я отомщу за тебя. А затем найду лучшего лекаря или отвезу тебя к живой воде Дерева, где ты снова обретёшь молодость!
- Не стоит труда, мой друг, - натужным сиплым голосом отозвался старец. – Мой путь и без того был хорош, чтобы сильно горевать о его досрочной кончине. Теперь ваше время. Спасите землю. Спасите все мироздание, которое, как ты знаешь, не оканчивается этим миром… Я жил и в другом. Да да… Теперь ты можешь узнать это, если не догадывался раньше сам. Я пришлый странник. Летун, как называют нас здесь, и как называл других я сам. Будучи ребенком…
Старик зашёлся кашлем и утёр с угла рта выступившую змейку крови, а затем  продолжил: - … мне было девять лет. Всего девять! Понимаешь ты весь ужас того, что творилось в моей душе, когда я оказался тут?... Впрочем, ты знаешь. Ты сам хлебнул одиночества сполна. Я же рухнул в бездну, когда Луч прорезал брешь между мирами, мечась от потерь, что он нёс. Нелёгкое время. Проклятое. Судьбой было предначертано, чтобы я оказался в лесу, где меня подобрал древний человек, отшельник. Он и воспитал меня до четырнадцатилетия, покуда не почил с миром. Он научил меня ворожбе. А после… Неважно. Там уже и ты знаешь… Спроси меня, Крос. Ну же. Что ты хочешь знать? Почему я не открылся раньше, или почему не пошёл сам в охоту за камнями в Вырию? Я вижу у тебя сомнения, и они не красят такого воина как ты.
- Я ничего не хотел спрашивать у тебя, друг мой. Твоё молчание было верным, если ты считал так. Могу ли я осуждать тебя? Конечно, нет! Но... Что ты скажешь о Мише теперь? Правильную ли мы сделали ставку? Жизнь этого парня повисла на таком волоске, что, разорвавшись, обрушит за собой все миры разом. Неужели судьбой означено, что подобную ношу может нести тот, кто лишь недавно обрёл силу и веру в себя?
- А кто сказал, что он стал мужчиной недавно?! Ты не прав в том, что сомневаешься в нём. Отнюдь, я не устаю благодарить долю за то, что она послала нам именно такого человека как Миша. Разве ты не видишь, как много он может? Нет-нет… Простого человека не швыряет между мирами. Всё это время мы знали о том, что ждёт мир и что грозит ему в будущем. Однако ничего не делали. А он делает! Летун идёт туда, где его ждут. Сразу и напролом. Это их черта. Ты скажешь, он колеблется, но разве это сомнения? Говорить можно, что угодно, но летун делает. Вот, что важно. Иные городят бог весть что о своём долге перед светом и совестью, но так и продолжают барахтаться в плену собственных слов. А летун, ещё раз повторю, делает. В этом их отличие. Не сомневайся. Он выполнит миссию лучше нас с тобой.
- Хочется верить, что ты прав, - качнул головой великан. – Подскажи, что теперь делать мне? Догонять армию мёртвых или повернуть к Среденю за Мишей?
- Иди к лесу. Летун скоро вернётся в наш мир. Встреть его. На его пути встанут испытания похлеще пережитых. Не дай пропасть нашей надежде.
Крос встал и поклонился, приготовившись уйти из комнаты, но старик его остановил: - Постой, друг. Я хочу сказать тебе, чтобы ты не горевал обо мне. Не цепляйся за собственные чувства. Позволь им остыть, как того требуют от настоящей стали клинка. Будь твёрдым. Ты нужен миру таким. Гораздо больше, чем тебе нужна лишняя ноша в сердце. Я счастлив, что у меня были такие друзья. Что я оказался там, где оказался и был полезен не только себе самому… А теперь ступай! Настоящая битва только начинается.
- Я не стану прощаться. Но скажу, что никогда не перестану гордиться дружбой с тобой, Гобоян!
Крос ушёл и поторопился к освежающему воздуху улицы, чтобы не дать вырваться крику отчаянья. Он вышел из дверей замка и опустил лицо в пузатую бочку с водой. Затем выдернул его назад, осыпая землю веером брызг. Тряхнул ей как собака, обтёрся рукавом и поспешил к оставленным ополченцам. Чуть позже он покинул город в одиночестве. А когда последний луч солнца закрыл за собой дверь дневному свету, Гобоян безмятежно испустил дух. Эра ещё одного летуна была в этом мире окончена. Он надеялся вернуться назад. К тому дому, где юным дитём имел счастье держать за руки мать и отца. Чувствовать их любовь и от этого любить окружающий мир самому. Со всеми его недостатками. Но разве с ворожеями случаются чудеса? Они дарят их другим. И в воды последнего путешествия он шагнул голышом, как и пришёл сюда. После чего одиноким канул в небытие в пустоте покоя.

***

Истерзанная, но оттого ещё более озлобленная, армия Вырии добралась до Порога. Защитники города увидели с крепостных стен тёмную шумящую косу розлива врага. Та катилась на город и остановилась у первого рва, утыканного лысыми кольями преграды. Кащеи разворачивали фронт лентой, которую они собирались накинуть на столицу Одинты и задушить ту как удавкой. Гарнизон города приготовился к бою, и рядом с ними вошедшие ранее сотни лирогов, белозёров и рахий, направленные Рупертом.
Порог готов был сражаться и отстаивать свои земли, надеясь не только уцелеть, но и одержать победу, чтобы заставить Вырию отступить. Наслышанные от прибегших под защиту стен соотечественников о героических битвах людей при Средене, люди ощутили ветер надежды. И их уже не так страшили чёрные ряды рычащих выродков. Теперь живые знали, что тех можно бить. Однако, правда оказалась не так сладка, как вера.
Минуло уже несколько дней, как приспешники демона ступили на землю. Именно те, кто выбрался из самых её глубин. И сейчас большая их часть нагоняла авангард тварей, что обладали куда меньшей силой. Чудовища, которых из живых никто ранее не видел, подходили к Порогу. Огромные, размером с городские башни существа, что передвигались словно медведи на четырёх лапах, но уверенно чувствовали себя и на двух, прочертили в тёмном озере войска дороги, оставляемые за их спинами, и подошли ко рву.
В считанные минуты они разметали защитные укрепления людей. А затем выкорчевали соседнюю рощу и заполнили деревьями ров в нескольких местах. По сооруженной переправе к столице устремились воины Вырии, а следом их командиры и похожие на гиен отродья размером с тягловых лошадей. Туда же направились и эти подземные медведи, оглашая вечер грозным рычанием. Они побежали на стены, вырывая из почвы жирные комья дёрна, и сверкая оранжевыми глазами.
Ноги защитников города предательски загуляли в коленях, а сжимавшие оружие ладони похолодели от страха. В отсутствие Мчислава и его дружины обороной города руководил юный наместник, избранный собранием горожан из числа обученной военному делу знати. Наместник-воевода по имени Егор стёр с подростковых мягких усиков выступившую испарину и сдвинул на затылок соболиную шапку. Люди и представители других народов, стоящих на стене крепости, поглядывали на своего начальника в ожидании указаний. Тот боязливо медлил и теребил на груди ремень щита.
- Ещё минута и они будут у стен, Егорий, - не сдержался командир белозёров и обратился к наместнику. – Вели готовиться к бою!
- Они и без меня…, - захрипел юноша изменившим ему голосом, затем прокашлялся в перчатку, сглотнул и начал снова, - они и без меня вступят в бой. Всё ясно и так.
Статный белозёр кивнул, после чего лихо влез на верхний зубец стены, который было видно со всех сторон, и закричал, пересиливая гомон неприятеля: - Воины! Враг атакует! Ни шагу назад со стен! Удержим крепость – останемся в живых! А если нет, сгинем этой же ночью. За своих детей и родной кров, за всё, что нам дорого! Встанем нас…
С визгом рассекая воздух, чёрный ржавый топор мёртвых воткнулся в затылок белозёра, вырвав из его глаз и рта кровавые брызги. Раскинув руки, оратор полетел со стены вниз к мостовой Порога, где шмякнулся на камни. Защитники на мгновение замерли в растерянности, но времени горевать о погибшем им не оставили. Первая волна наступающих облизала стены города и затем ударилась о них всей мощью. Битва началась.

***

Сослав раздобыл лошадь и скакал к Утлюжи. След Рулдора, что показался ему в мареве ворожбы на сильных травах Среденя, вёл именно туда. Как полагал Сослав – к чертогам морских владений чудовищ, которые колдун хотел поднять словно щит от северо-восточных народов, и не допустить тех к населявшим эту часть земель живым. Если бы только они знали, что зависть, невежество, безразличие к страданиям других и иные презренные качества живых уже развели между собой союзников и встали между ними преградой, куда более мощной, нежели морские чудовища. Так или иначе, отшельник полагал, что Рулдор уже догадывался о том, что тот ищет его. Что ж, тем больней ему будет принять смерть от человека, чью силу он недооценивает.
С лысого двугорбого холма, на одну из вершин которого взлетел Сослав, открылся лазоревый простор моря, растянувшегося до краев горизонта и больше ничего. Он подхлестнул короткой плетью коня и скатился на нём вниз по направлению к берегу.
До самых сумерек отшельник скакал к восточному берегу Утлюжи. Колючий ветер вырывал тепло дыхания из приоткрытого рта наездника и лошади и пробирал холодом до самых костей. Сослав разглядывал шевелящуюся барашками простыню моря, но тщетно пытался отыскать там Рулдора и его подельников. Ночь застала всадника у брошенного на зиму перевалочного рыбацкого поселка. Он отпустил измождённое животное на отдых, насыпал ему зерна, а сам ввалился в показавшийся крепким домик, и растянулся на полу, мгновенно забывшись сном.
Ему привиделось разукрашенное буйным цветом и умытое грибными дождями лето, из которого отшельника выдернул беспокойный крик лошади. Мужчина протёр шершавой холодной ладонью глаза и выглянул из зияющей на полсажени в окне щели. Привязанная к столбу лошадь взволнованно суетилась, поглядывая на берег моря. Сквозь испарения от воды, растянувшиеся над землей молоком тумана, Сослав смутно угадывал некое движение. Он выскользнул из избы, добежал до лошади и, освободив её, отъехал от берега подальше, за сопки. Там он вновь привязал животное и распластался за голым кустом багульника.
Прячась от чужого глаза, отшельник наблюдал, как к берегу вскоре стали приставать один за другим весельные корабли, врезаясь носовыми килями в песок мелкодонья. Из кораблей, вываливаясь через чёрные, трухлявые борта, в воду посыпались утопленники. Целая армия склизких серых тел. С ними вместе выбирались неизвестные Сославу глубоководные существа причудливых форм и размеров. Среди всей этой кутерьмы он, наконец, разглядел Рулдора. Следуя последним, высокая фигура колдуна в лисьей шубе оттолкнулась от носа флагманского корабля и вспорхнула над головами своих спутников. Она перепрыгнула воду и очутилась сразу на берегу, где, размахивая руками, стала командовать передвижением войска.
Тысячи грозных существ, со стекающей с них солёной водой, потащились по отлогой части берега, что вела далее к равнинам пустоши. Холодным безжизненным просторам тайги. Отшельник терпеливо выждал покуда хвост вышедшей процессии не уполз вглубь суши. Затем поднялся, отпустил лошадь на все четыре стороны и собственной тенью двинулся за врагом следом.

***

Ворвавшись в пещеру, Миша добежал до чудовища, пока то неповоротливо пробуждалось. Он ударил мечом по шее одной из голов дракона. Змеиная чешуйчатая шея размером с охват рук летуна вытянулась в сторону, и удар Миши пришёлся по касательной, срезав лишь несколько пластин кожи, словно кожуру с ананаса. Зверь заревел во все глотки сразу и тяжело поднялся на короткие массивные ноги. Оглушённый голосом чудища, воин отбежал на безопасное расстояние и прижался спиной к камню. Ядовито-жёлтые глаза дракона отыскали гостя и, изогнув сперва шеи, он плюнул в его сторону струями огня.
Миша вовремя свалился за камень, укрывшись от обжигающей волны, и свернулся там клубком. Камень мигом нагрелся будто утюг, а раструб кожаной перчатки мужчины прилип к нему. Полагая, что дракон не исторгнет огонь вновь настолько быстро, Миша выскочил из укрытия и побежал в атаку. Ложный выпад воина обманул чудовище, и то качнулось ему в противоход. Михаил вложил во взмах меча всю мощь и рубанул им максимально близко к одной из голов зверя.
Воин не видел насколько оказался успешным его удар, но, судя по воплю дракона, понял, что попал хорошо. Он снова вернулся за камень и спрятался там. Чудовище, на одной из шей которого повисла недорубленная голова с затухающим взором, яростно выдохнуло огнём в укрывшегося за камнем Мишу. Из горнила срубленной шеи как из пушки полетели сгустки огненного гноя, что ударились о камень и расплескались вокруг него маленькими лужами лавы. Михаил торжествующе завыл: - Вот так! Получи да выкуси, гад!
- Что ты хочешь? – зарычал дракон из двух оставшихся голов дуплетом.
- Твоей смерти! Или отдай мне камень Луча!
Дракон затопал увесистой тушей так, что стены пещеры дрогнули и осыпались красной пылью, а потом пошёл на своего врага. В его утробе забулькал новый заряд огня. Миша услышал угрозу и не стал дожидаться развязки. Он выпрыгнул твари навстречу и вновь метнулся в неудобную от неё сторону. Клинок свистнул в жаровне пещеры и ударил по второй, центральной шее чудовища. Та надломилась перебитая почти посередине и повисла под прямым углом, уткнувшись полумёртвой головой в землю.
- Да! – закричал воин, радуясь столь лёгкой победе, и метнулся за спину дракона к другой стене, где также были навалены большие валуны.
Дракон завизжал от боли и досады. Он замотал единственной оставшейся не повреждённой шеей, на конце которой скалилась раскалёнными железными зубами тяжёлая голова: - Я убью тебя! – заревело чудище и расправило за спиной острые как меч бардовые крылья.
- Неужели? – усмехнулся Михаил. – В вашем проклятом мире я слышал это уже сотню раз, но до сих пор жив. Переживу и тебя, сволочь, если не отдашь мне Кротт!
- Зачем он тебе? Как ты его унесёшь отсюда, глупец?
- Да уж как-нибудь справлюсь. Я грел руки обо все камни Луча. Не обожгусь и этим!
- Так ты летун? – Дракон удивленно ухнул басом рычания.
- А ты что, уже встречал летунов в своём забытом богом подполе? Похоже, не скучно живешь! И кто же это был? Говори. Всё равно ты уверен, что я не выберусь отсюда. Значит, не уйдёт и тайна.
Дракон топтался на месте, раздувая горячие ноздри в уязвлённой злобе: - С чего бы врагам вести беседы друг с другом? Я уничтожу тебя! Ты не выйдешь отсюда живым, неужели ты сам веришь в иное?!
- Какая тебе разница, во что верю я? Дай мне и себе минуту перед последним боем! Расскажи, кого ты встречал ранее.
  - Тот, кто был наречён короной лирогов, царь Тит был тут. Он принёс Кротт Повелителю в обмен на своё возвращение в тот мир, откуда прибыл. Только волей кого-нибудь из правящей триады – Демона, Бога или нейтрального Дерева летун может быть направлен в разлом миров. Летун Тит отдал камень мне сам. Это была его провозная плата.
- Вот как? Хорошенькая цена за билет. Что ж, если ты не врёшь – значит, вы его, мошенники, обманули! Похоже, что поезд на другой свет ушёл без него. Так как Тит отдал концы рядом с Озером. Нечестно играете, господа выродки!
- Всё дело в том, что Тит сам не был честен с Повелителем, оттого и заслужил смерть. Прежде, чем украсть камень для Вырии, он пытался договориться с людьми. Предупредить их о планах демона и поступившем ему предложении обмена. Он направил гонца в Одинту, но тот был убит воеводой. После этого Тит решился на измену. Живые сами отвергли его!... И всё равно он до самого конца сомневался в том, что делает. Это вообще свойственно вам – летунам! Вы не умеете хранить постоянство, оттого не можете принадлежать никому и ничему. Ни одному из миров! Вы изгои и сами не заслуживаете покоя и простых удовольствий! Посмотри на себя – какой из тебя праведник?! Как смеешь ты звать себя тем, кто вершит правосудие? Убирайся отсюда!
- Отдай Кротт и я уйду! Ты тоже не вправе судить меня!
- Глупец! Ты умрёшь, и всё для тебя будет кончено! Никакой славы, никакого оправдания твоему пути сюда. Ты думаешь, я не знаю, как вы, люди, добиваетесь своего? Только за чужой счёт! В этом вся ваша сущность. И потом оправдываете всю свою грязь некоей достигнутой целью! Чушь! Лишь смерть рассуждает истинно. Она лишена притворства, и умерший творит дела искренне, потому что ему нечего терять. Наш мир честнее, летун! Хочешь оставить своё имя в истории – ступай на сторону Повелителя.
- Не в том ты положении, гадина, чтобы меня агитировать! К тому же я и так мёртв. Разве ты не чуешь, безмозглое отродье? Тебя ли мне бояться?! – Миша стремительно выскочил из-за камня и понёсся к выходу из пещеры, где ранее он углядел краем глаза дыру в земле.
Дракон выпустил ему вслед заготовленную и ждущую подходящего момента струю испепеляющего огня. Горизонтальный столб яркого пламени полетел в убегающего воина. Словно комета он устремился за ним в погоню, готовый вот-вот проглотить и сжечь жертву дотла. Но когда огонь почти лизнул жадным языком Мишину спину, тот провалился под землю, и смерть прошла сверху. Мужчина, чьи белокурые волосы как лёгкий пепел сдуло с головы дыханием пламени, упал в темноту и растопырил ноги, чтобы удержаться от падения на самую глубину. Штаны на коленях и бёдрах рвало трением о камни. Кожа на ногах лопнула, и наружу брызнула кровь. Мужчина не чувствовал боли, но закричал от испуга.
Камень над его головой отозвался глухим топотом дракона. Остановившийся не менее, чем на глубине пяти-шести метров от верху, Миша застыл, удержавшись поперёк шахты. Его виски сдавило от напряжения. Значит, мёртвые тоже испытывают боль! Только она возникает лишь от страха. Что ж, я дам вам его в избытке, - пронеслось в голове Михаила, а затем он резко выдохнул и стал карабкаться наверх. Он цеплялся пальцами за выступы ствола и словно паук стремительно взбежал к свету, где выскочил наружу прямо перед появлением морды дракона. Чудовище едва успело удивиться тому, что его гость появился снова целым, как поющая сталь меча промелькнула перед оставшейся у него парой глаз. Волшебный меч агнитов врезался в шею дракона, и та хрустнула, разломившись надвое. Последняя из трёх голов тяжело свалилась на каменный пол пещеры, а из обрубка потекла безжизненная лава, образуя красивую радужную лужу. Она переливалась светом первозданного сердца земли и дышала его жаром. Тело сраженного чудища затряслось в агонии и рухнуло на пол пещеры. Довольно быстро остыла и лава, чьё свечение бесследно растаяло на стенах пещеры, оставив им их безжизненную серость.
Михаил отошел к валуну, сел на него и осмотрел поверженную груду. Грозный некогда дракон застыл безликой отвратительной массой.
Вот и вся твоя удаль, кусок мяса. Чего стоят теперь твои угрозы?... Лучше бы открыл, где спрятал камень, - размышлял про себя летун. – Совсем не так ты оказался и силён. В русских сказках бывал и покруче. Как и любое зло – вы страшны на вид, но пусты и никчёмны внутри. Даёшь вам отпор, и вы лопаетесь, будто гриб дождевик, лишь прижмёшь тот ногой… Так где же ты спрятал камень? 
Помня о времени, что было ему отпущено, Миша вскоре поднялся на ноги и зашагал по пещере. Он обследовал её периметр, разворошил мечом расщелины и ямки, где мог оказаться тайник, но следов Кротта не нашёл.
- Будь ты проклят! – воскликнул в бешенстве летун и рубанул по брюху бездыханного дракона.
Полость тела твари с неожиданной легкостью распахнулась и выпустила наружу облако серого газа. Поверженный зверь поблёк и остыл, будто потухшая печь. Лава внутри него превратилась в серую крошащуюся породу. Увлекшись, Миша стал рубить её, шинкуя мёртвую плоть чудовища, словно капусту к засолу. Он наступал вглубь разверзшегося перед ним дракона и измельчал его не хуже горнопроходного бура, выпуская наружу гнев. Вдруг меч ударил обо что-то твёрдое, сталь отозвалась звоном, а руку воина тряхнуло так сильно, что он завалился на спину. Миша поднялся и стал осторожно разгребать дрожащими от полученного разряда руками серую плоть твари. Он копался в ней, пока пальцы не наткнулись на круглые бока чего-то тёплого.
- Неужели?! – не удержался и воскликнул летун.
Обхватив ладонями находку, Михаил вытащил её на свет. Овал похожего на страусиное яйцо камня затрепетал в алом свечении пещеры и разродился собственным светом, равным которому не было. Его ореол пополз по стенам пещеры, стирая с них агрессию огненной стихий и покрывая нежным голубым светом жизни. Оказавшийся в центре этого умиротворяющего свечения, Миша ощутил невероятную благодать и долгожданную прохладу. Если счастье и могло существовать на свете, то оно было сконцентрировано здесь и сейчас. Хоть ложкой ешь. По мужественному лицу воина невольно потекли слезы. Хотелось, чтобы это состояние длилось вечность и стёрло память о пережитых страданиях и боли. Губы Миши как чужие зашептали: - возьми меня с собой, Кротт!
Однако камень вскоре собрал собственный свет обратно, стянув тот с пещеры и вернув ей безжизненные блики огней смерти. Как вуаль он стянул чистое сияние жизни с мёртвых камней и спрятал его внутрь. Летун с сожалением вздохнул о мелькнувших перед ним мгновениях, бережно завернул камень в тряпицу и сунул его за пазуху.
Миша поднялся на ноги, безмятежно окинул пещеру и сраженного дракона взглядом: - Ты предан смерти хотя бы за то, что прятал от мира его сокровище. То, что вам, выродкам, никогда не понять. Любовь. Куда вам против неё? Что вы можете предложить взамен? Деньги? Власть? Глупцы! Но всё кончено.
Мужчина плюнул в потухший глаз валяющейся у ног головы чудища и поспешил наружу. Прижимая к сердцу завоёванное сокровище, он не боялся новых стычек в подземелье. Теперь он знал, что находится под защитой самого сильного артефакта, какой когда-либо появлялся в мире. Самой души жизни. Самого её сердца. И стены словно расступались перед ним, выстилая на пути летуна самые широкие из проходов наверх. Потому довольно скоро тот добрался до расщелины, где ранее спускался к недрам земли.
С широкой улыбкой, что без спросу устроилась на Мишином лице и не желала слезать оттуда с той поры, как он приютил у себя Кротт, мужчина вынырнул на поверхность. Он выбросил в тёмный песок Вырии меч и расставил руки навстречу друзьям. Лурд восторженно кинулся Мише навстречу: - Достал?!
Мужчина кивнул, засмеялся и заключил рахию в крепкие объятия: - Да! Да! Да! – повторял он, сжимая друга. Они смеялись вместе от облегчения и радости. Но потом произошло то, во что никак нельзя было поверить именно сейчас, когда впервые за долгие дни они почувствовали себя счастливыми.
Сперва Миша почувствовал даже не боль, а чужеродное присутствие в своём теле. Он ощутил, как тело Лурда вздрогнуло и выгнулось колесом, а на отстранившемся от него лице рахии открылся от изумления и боли рот. Михаил отпустил одну руку, что обнимала друга, и нащупал ею торчащий из своей спины кончик меча. Летун разнял объятия, а меч, пронзивший оба их тела сразу – его и рахии – выскользнул назад. С удивлением и скорбью на лице Лурд опустился на колени, а затем завалился на бок. Из широкой раны в его животе на плащ из шкур толчками полилась бурая кровь.
Миша поднял глаза и посмотрел на убийцу. Это был Блик, что уже замахнулся для нового удара, нацеливая его в грудь летуна. Глаза лирога сверкали яростью.

***

Порог сдержал первый натиск мёртвых, но стены дали трещины, у которых развернулась особо жаркая осада. Войско Вырии налегало на стены всей массой, не жалея собственных бойцов, и ползло по их же спинам наверх. Грохот битвы звенел лязгом оружия и многоголосьем криков.
Лироги и рахии, что пришли на помощь людям, впервые оказались на войне такого размаха. Слабая военная подготовка едва компенсировалась их отвагой. Каждый из людей стоил двоих, а то и троих собратьев из чужих земель. Рубка шла на каждой сажени стены, опоясывающей город с запада, и к исходу первого часа в живых из защитников Порога осталась лишь половина. Ворожеи окуривали рубежи обороны травами, как кадилом опахивали колюка-травой стрельцов для меткой стрельбы, но сразить большое число нападавших те не могли физически. Слишком велика была армия нападавших и слишком немногочисленными были отряды защитников.
Царь Руперт стоял на террасе дворца и в подзорную трубу смотрел на сражение у столицы Одинты, что видно было с высоты его гор. Сквозь пелену дыма, окутывающую город, он видел ползущий рой чёрной массы тел. Словно копошащиеся черви, пришельцы из Вырии облепили Порог и давили на него. Со стороны леса к ним продолжали тянуться отставшие части и отдельные невиданные доселе твари. В небе над городом кружили стаи воронья и стервятников, что щипали защиту живых стремительными выпадами.
Руперт подхватил дрожащими пальцами бокал вина и осушил его наполовину. Он насмотрелся вдоволь. Исход сражения ему был ясен уже и сейчас. Вопрос состоял лишь в том, простоит ли Порог до утра следующего дня. Царь приказал позвать своего военачальника. Столица Одинты оставалась последним рубежом между мёртвыми и землями рахий. Весьма ненадежным.
Явившийся военачальник вытянулся в присутствии правителя: - Ты звал меня, господин?
- Скажи мне, заложены ли на первой высоте гор взрывные устройства?
- Всё на месте, повелитель. Как ты и распорядился – наши воины заняли линию обороны. Когда враг станет подниматься, мы взорвём перевал. Ему некуда будет идти. После этого – только в обход.
- Только в обход, - повторил эхом Руперт и уставился на подножье горы.
Протянулось тягостное молчание, которое вскоре решился прервать военачальник: - Что-нибудь ещё, повелитель?
Руперт промедлил, будто не сразу расслышав подчинённого, а затем молча махнул ему рукой, чтобы тот уходил. Развязка близилась, а вестей от летуна как не было, так и нет до сих пор. Лурд также не отвечал на призывы во мраке пространств между мирами, что означало – они ещё в Вырии, либо мертвы. Что, собственно, было не так далеко друг от друга. Руперт допил вторую половину бокала и швырнул хрустальное стекло с кручи горы вниз.
В это же время, сколоченное Кросом в Палте и Лилте, войско в полтысячи голов, что соединилось ранее с отрядом, ведомым Сирухом, добралось до предместья Порога. Рахия разделил армию на два фланга и повёл их с разных сторон на город, надеясь отрубить часть осадившего столицу врага и отодвинуть её, дав возможность защитникам крепости разобраться с оставшимися рядом с ней тварями самостоятельно. Затем Сирух думал закрыться в стенах города вместе и держать оборону настолько долго, насколько это будет возможно, чтобы растянуть время осады. А там, глядишь, и Миша доберётся до Озера, как было предначертано планом.
Вклинившиеся в скопище мёртвых фаланги Сируха, довольно успешно начали продвигаться навстречу друг другу, используя эффект неожиданности и отчаянную рубку своих всадников. Однако, спустя несколько минут наступательный порыв живых увяз в гуще противника. Кони топтались в столпотворении тел и оказались блокированы десятками бьющихся рядом пеших. Многочисленные твари, беря числом, вешались по двое и трое на каждого из воинов. Трупы ложились под ноги, и сражающиеся падали, спотыкаясь и скользя на телах.
Казавшийся блестящим, план Сируха провалился. Насилу собравшись вместе, остатки его полка стали пробиваться к воротам Порога. Ценой многих жизней они расчистили путь к ним, освободили проход от нагромождения поверженных тел и камней, а затем вошли в крепость. Сам незадачливый полководец Сирух был убит одним из кащеев, который разрубил рахию от плеча до пояса. Не дожил до укрытия и его соратник лирог Пилун. Из нескольких сотен воинов в Порог вступили менее двух.
Вместе с тем, смятение и трёпка, которые внесли своим вторжением живые, заставили врага немного остыть. Внимательно следивший за ходом сражения демон задумался о том, что, несмотря на предпринятые им карательные меры, это могли быть не единственные живые, кто может угрожать ему в тылу. Повелитель не ведал, что пока его армия скорым темпом следует по Одинте, под самым его носом уже повержен Гор, а хранившийся в его утробе Кротт проделал путь из подземелий наружу. Мёртвый летун не привлёк внимания ближайшей когорты царя огненных морей земли. И это сулило Вырии куда большие проблемы, нежели отчаянное сопротивление живых.
Так или иначе, с наступлением темноты войска, осаждавшие Порог, отступили и стали лагерем на расстоянии лёта стрелы от крепостных стен. Решено было привести в порядок наступательную стратегию и перестроить порядок войска. Передышка пришлась весьма кстати и людям. Город очистил стены от павших, залатал полученные пробоины и заготовил материалы для нового отпора. На двух из площадей были сооружены катапульты, заряжать которые решили осколками камня.
Рано утром штурм города возобновился. Мёртвые отправили вперёд гигантских чудовищ, мало восприимчивых к ударам оружия людей. Только благодаря снарядам катапульт, двух, из более чем дюжины, тварей удалось остановить до их сближения со стенами. Затем чудовища-медведи стали бить лапами и спинами о каменную кладку, расшатывая её твердь и фундамент.
Сверху на врага полилась горящая смола и масло. Посыпались камни и стрелы. Однако, покуда каждый из этих исполинов не оседал недвижно у стен города, он успевал нанести им ощутимый урон. Местами наружу или внутрь крепости вывалились целые ряды валунов и к образовавшимся проемам бросались люди закладывать их другими камнями, наскоро добывая их из разрушенных домов или дорог.
На смену гигантам вновь хлынул основной поток войска. Битва возобновилась, а сней людской крик и стоны. Музыка войны вновь во весь голос загремела литаврами по городу. Мёртвые перебирались через стены и кидались с них вниз на живых с такой яростью, будто отбирали у них то, что принадлежало им по праву. И только благодаря самоотверженности защитники смогли удержать новый натиск у стен и не дать врагу расползтись по столице. На улицах в бой вступали женщины, дети и старики, запутывая нападавших и заводя тех в ловушки, где били всем, что приходилось под руку. Стремительной победы, на которую рассчитывал демон, вновь не случилось, и сражение перетекло в методичную осаду, где защитники Порога имели преимущество укрытия.
Жизнь готовилась отыграть у смерти как минимум ещё один день.

***

Лирог ударил Мишу ещё раз, но промахнулся и меч скользнул лишь по бедру летуна. Но отдавал ли отчёт своим действиям Блик, было непонятно. Вид крови жертв, блестящий на стали его клинка, опьянил лирога. Тот раскачивался над лежащими подле его ног фигурами и тряс руками в воздухе.
- Ты думал, я простил тебе мою сестру? Всем вам! – огонь настоящего безумия сверкал в глазах Блика, а с губ вместе со словами слетала пена, как у бешенного пса, – Да. Марика была моей сестрой. А ты убил её! Как же долго я ждал часа возмездия. Теперь я разрушу Кротт навсегда, и проклятая статуя Бога останется в нашем Озере лишь местом для разведения рыб!
- Ты убил Лурда, Блик, - вымолвил ошарашенный происходящим Миша.
- Конечно! И я жалею лишь о том, что нельзя это сделать ещё раз! Сейчас сдохнешь и ты, а мы соблюдем сделку… Тит был мудр и заключил договор о том, чтобы обменять Луч на вечную свободу нашего народа от порабощения и смерти. Мы станем бессмертны, летун! Когда вы все сгинете в гневе мёртвых, мы останемся истинными властителями земли. Наместниками демона. Но мы будем жить вечно! На кой чёрт нам этот Луч? Он лишь дырявит мироздание, делая возможным попадание к нам таких как ты. Только вы вносите смятение и ничего более. Но хватит пачкать наш мир! Мы…
- Остановись, Блик!... Тит был пришельцем здесь. Чужаком!
- Мы посеем новую расу по всей земле! Мы…, что ты сказал? – лирог осёкся, когда смысл Мишиных слов дошёл до него.
- Тит был летуном, как и я. Он облапошил вас! И это признание Гора, которому незачем было мне врать. Единственное, что хотел Тит, это получить выгоду для себя. Бросить и забыть всех вас здесь, как страшный сон. Может быть, он договорился прихватить что-нибудь в другой мир с собой. Но, как бы там ни было, он ни с тем договорился! Повелитель тьмы лишь берёт. Отдавать – не в его природе. А может он и вовсе не мог исполнить того, что наобещал вашему дураку Титу?! Потому и убил его. Это не имеет значения. Однако, мне приятно думать о том, что он ненавидел вас – лирогов всей душой. Потому что и я к тому близок, - Миша пришёл в себя и начал подниматься с земли.
- Куда ты? Ты же…, – задрожал изумлённый лирог, глядя на мужчину.
- И не было никакого договора! Ты слышишь меня, безумец?... Он обвёл всех вас вокруг пальца. Обдурил, а вы и рады были купиться на обман, потому что всю свою историю вы предавали и нападали на других! Страшна ирония Бога, отдавшего Озеро, хранящее главное его сокровище, в лапы таких варваров, как лироги! Эта жертвенность и противоречие прямому смыслу – вся суть нашего мира. Не только вашего. Но, может, в этом и есть сакральный смысл бытия, который мне ещё только предстоит понять. А пока моя душа жаждет одного – возмездия!
- Но как ты можешь?... Я же убил тебя! – не переставал удивляться Блик, неохотно поднимая меч снова вверх. Как и у любого безумца, эмоции овладевали им сразу и безраздельно, не оставляя места рассудку. Прозвучавшая от Миши, правда кинула лирога из огня да прямиком в лютую стужу. Он дрожал словно в лихорадке.
- Могу. Ты забыл, что я уже мёртв. Поэтому твои удары и не причинили мне вреда. А вот мой сделает своё дело как надо! – мужчина резко выбросил руку с мечом вперёд и воткнул его прямо в сердце лирога, который даже не попытался защититься. – Ты достоин того обмана, что стал истинным лицом вашего народа. Так умри с мыслью о том, что стал его жертвой.
Блик распахнул рот, словно пытаясь сказать что-то ещё в свое оправдание, но лишь успел сделать последний короткий вздох. После чего рухнул замертво, ударившись лицом о безжизненную твердь Вырии. Выгоды выдуманного договора лирогов с миром мёртвых ему так и не суждено было вкусить.
Миша бросился к Лурду, однако тот был уже мёртв. Воин пытался вернуть ему сердцебиение и дыхание, но было слишком поздно. Удар Блика привёл к обширной и быстрой кровопотере. Пытаясь освободить тело друга, дабы обследовать раны, летун нашёл спрятанный на его груди мешочек. Ах, вот и ты, живая вода, - подумал Миша, осторожно развязывая удерживающий мешочек шнурок на шее. Он подхватил сосуд с водой и бережно покачал его на ладони. Затем сел подле рахии и опустил голову.
Вот на расстоянии вытянутой руки лежит мой друг, который, не раздумывая, отдал бы свою жизнь за другого. За меня. Как же обострились его черты… Будто вся кровь ушла вместе с дыханием, и он иссох. Или это Вырия высосала его? Уже не имеет значения… А впрочем, он прекрасен даже сейчас. Но ещё больше была прекрасна его душа. Миру будет её не хватать. Уже не хватает. Мне не хватает… В этом мире, как и в других ему подобных, всегда в дефиците хорошее. Чтобы отыскать то, что пробудило бы отзыв в сердце, приходится перерывать тонны безразличия, желчи или недоверия. И это называется равновесием, что установилось в мире? Тогда что мы, кто зовёт себя хранителями мира, кладём на эти весы? Собственную совесть? Не велика ли плата за право называться праведником? Сдается, что легче жить продажным и безразличным существом, как те же лироги. Чем мучиться за великую идею, а взамен получить лишь забвение. В котором некому о тебе заботиться. Где даже похоронить будет негде, - Миша посмотрел на убитого Лурда и содрогнулся.
Но кто я сам? Хороший герой? Кем себя должен называть человек, который имеет возможность спасти друга, но ищет лишь причины, почему он этого делать не станет? Эта живая вода уже не воскресила ту, что обладала достоинствами и правом на жизнь, куда большими чем я. И вот снова: представился шанс – дать жизнь душе в сотню раз более значимой и благородной, чем моя. И снова мимо? Как же дальше жить после этого самому? Дайте мне знак, что я поступаю правильно! Я не могу тянуть эту лямку сам. Я слаб и не боюсь в этом признаться.
Миша поднял полные смятения глаза к небу и впервые за все время, что он был в земле мёртвых, свинцовая завеса туч приоткрыла над ним голубую краюху девственно чистого неба. Ноздрей летуна будто коснулось свежее дыхание земной весны, словно нечто идеальное коснулось его своим перстом и едва качнуло согласно головой. Мужественный Михаил заплакал, подчиняясь решению свыше. Он получил знак, которого ждал. Незачем стало дальше оправдываться, но легче оттого не стало. Да и имеет ли теперь значение то, что хочет он сам? Остался участок пути, что он должен пройти здесь, и он не связан с желанием. Это долг, который следует исполнить. И тогда он обретёт свободу выбора распорядиться жизнью, если сочтёт, что она ему ещё нужна. А пока нет никакого выбора. Нет, и не было.
Миша прикрыл пальцами веки рахии. Нашёл и сжал его ладонь в своей, прощаясь навсегда. Затем развязал на мешочке тесьму и выпил содержимое одним глотком. Живая вода не имела вкуса. Как и его жизнь. Теперь и до самого конца, - подумал он.
Воин поднялся на ноги, убрал меч в ножны и легко побежал по ветру, к Забыть-реке. В пути он чувствовал, как сердце снова забилось в груди, а под кожей заструилась кровь, разгоняя тепло по телу. Прислонившийся к его животу Кротт благодарно урчал, словно ручной зверек. Миша вернулся жить, чтобы открыть тот свет, что он видел в небе людям и другим народам на земле. Напомнить им, что когда-то тот был с ними всегда. Свет полного Луча поможет живым очиститься от грязи, лжи и предательства, пустивших корни средь их домов. И эта миссия действительно достойна того, чтобы за неё снести любые страдания. Он выполнит долг. Чего бы ему это ещё не стоило впереди.

***

Сослав преследовал того, чья смерть стала бы для него лучшим подарком. И он мечтал, что эту работу выполнит сам. Желательно не спеша, чтобы её плоды успел оценить полностью тот, чью жизнь он станет препарировать.
Засопливевшая под солнцем бахрома снега на ветвях елей, прятала согбенную фигуру отшельника от чужих взоров. Он осторожно ступал по протоптанной утопленниками дороге там, где отставал от погони. И бежал лесом тогда, когда настигал хвост вышедшей из моря армии. Начавшаяся в Одинте и других землях весна, в этих краях будто передумала и пошла вспять. Чем дальше Сослав бежал, следуя за мёртвыми, тем злее кусался морозный воздух, хрустальным светом повисший меж лап деревьев тундры.
Отшельник не помышлял остановить поход мёртвых на дальний восток, но рассчитывал, что, лишившись колдуна, они сами затеряются в бескрайних широтах хвойных лесов. Сослав следил за тем, как высокая худая фигура в лисьей шубе держится в авангарде выродков. Прятался в снег, когда Рулдор вдруг останавливался и обводил отравленным ненавистью взглядом чертоги леса. Словно он чуял, что кто-то идёт за ним по пятам. Отшельник видел, как тот скалился грязными кривыми зубами на сторону, а затем неожиданно застывал, уставившись прямо на место, где был Сослав. Сердце охотника останавливалось в тот момент, и он в который раз прощался с жизнью. Но колдун оказался менее наблюдательным, чем он думал. Всякий раз после такой остановки отшельник доставал наружу, спрятанный на груди кусок бирюзы и целовал его. С тобой смерть обходит, - шептал он и шёл дальше.
К исходу второго дня пути Сослав почувствовал одолевавшую его усталость. Мёртвые шли без остановок, их не сдерживали тяготы дороги и не мучил голод. Если только жажда по тёплой крови живых, что тянула их дальше и дальше. Отшельник же был не только смертен, но и далеко не молод. Его навыки долгих странствий не заменяли недостающую выносливость. Подошвы сапог Сослава давили на жёлтую коросту мозолей, а заплечный мешок, словно вцепившийся в спину багор, то и дело тянул отшельника назад. Он чувствовал, что, если погоня за Рулдором продлится ещё день, он упустит цель и вряд ли к ней ещё когда-нибудь подберётся настолько близко. Необходимо было решаться на атаку. И как можно скорее.
Преимущественно Рулдор находился в первых рядах многоголовой своры серых склизких тварей, что плотной массой шли по лесу, не выискивая дороги, напрямки. Он шёл сам, либо садился верхом на похожего на гориллу горбуна, который нёс его, покуда тот отдыхал. Ночью движение продолжалось, ведь мёртвым сон не требовался. Однако в этот вечер колдун остановил поход на несколько минут, понадобившихся ему для совершения неких магических манипуляций. Сослав не видел, чем тот был занят. Отшельник приютился под густыми лапами старой ели и ждал.
Вскоре, блестящие в серебряном свете луны, спины выходцев из Утлюжи двинулись дальше. Но их предводитель Рулдор всё ещё возился возле очерченного им на снегу круга. Сердце Сослава забилось в возбуждении. Грозная армия мёртвых уползала всё дальше в ночь, а оставшийся в компании одного лишь горбуна колдун продолжал разрывать вокруг себя воздух суетливыми и нервными движениями. Похоже было на то, что нечто пошло не так, и Рулдор предпринимал попытки вернуть положение в нужное ему русло. Длинный крючковатый нос и свисающие из-под шапки спутанные волосы колдуна осветила вспышка огня, что загорелся и задрожал перед ним. Нос Сослава уловил запах можжевельника и какой-то гнилостный аромат палёной шкуры. Отшельник приблизил к лицу варежку и спрятался от растянувшегося по лесу душка в её родном овчинном запахе многочисленных странствий.
Рулдор зашёлся старческим отрывистым кашлем, похожем на треск сухого дерева. Затем сплюнул нечто в разожжённый костер и захихикал. Отблески огня заиграли на его влажном от пота и самодовольном лице. Сейчас он уйдёт и у меня не будет больше шанса, - подумал Сослав и полез с сумку. Он достал оттуда длинный кусок ржавого цвета сухого мяса. Это было мёртвое мясо. Старый артефакт стружки с сердца упыря из самой Вырии. Это мясо отнимет у него жизнь навсегда. И нет воды, которая вернёт его обратно. И нет друзей, что позаботятся о нём. Да и пусть… Или он исполнит задуманное сейчас, или ему всё одно не за чем будет жить.
Отшельник наскоро сжевал мясо, отчего его дважды чуть не вывернуло наизнанку. Затолкал следом в рот пригоршню снега, чтобы отправить отраву поближе к сердцу и смыть гнилостный аромат во рту. Затем охотник достал из сумы дохлую мышь и склянку с мутной голубоватой жидкостью. Отшельник окропил мышь водой из склянки, нашептал ей в уши заклинаний и бросил зверька в сторону огня колдуна. Полежавшая с минуту в снегу неподвижно мышь, встрепенулась, перевалилась на лапки и побежала к Рулдору. Сослав впился тревожным взглядом в крохотную спинку зверька и стал наговаривать слова поддержки.
Тем временем, колдун действительно поднялся на ноги и стал забрасывать огонь, подгребая в него снег сапогом. Горбун безмолвно стоял рядом с хозяином, покачивая повисшими как огромные оковалки руками, что едва не касались земли. На его мёртвом лице покоилась безразличная ко всему гримаса безмозглого существа. Но в глазах блестело истинное зло, готовое обратиться страшной яростью против любого, кто встанет у него на пути.
Добравшись до колдуна, мышь запищала и привлекла к себе его внимание. Рулдор подозрительно поглядел вниз, затем зашипел как змея и обернулся бешеными глазами к лесу. Не покидая очерченного им круга, он внимательно осмотрелся вокруг, вглядываясь в окружающие его деревья. Приметив подозрительное, колдун двинулся к выбранной цели. Его длинные ноги по колено утопали в девственных барханах хрустящего снега, а полог шубы тащился следом, подметая за собой ветки и елочные иголки. В одной из рук Рулдора поблескивал отточенный кривой тесак.
Сослав затаил дыхание. Колдун шёл не на него, а взял чуть правее. Теряешь нюх, Рулдор, - возникла злорадная мысль, - тем хуже для тебя! Я уже почти мёртв. Поделюсь этим счастьем и с тобой.
В жесте, направленном с мышью, Рулдор верно истолковал брошенный вызов. Старинный жест колдовского мира, означающий приглашение к дуэли, словно брошенная перчатка. Неужели Гобоян остался в живых и пустился за ним в погоню? – осенило его. Вряд ли. Слишком очевидны были полученные им свидетельства смерти ворожея. Тогда кто? Кто бы ещё мог быть настолько глуп, чтобы сунуться к нему?... Впрочем, плевать! Кого ему, Рулдору, было бояться кроме седого старика? 
Не долго думая, колдун двинулся туда, где среди морозной пустыни ему показалось колыхание пятна тепла жизни. Но это не было теплом Сослава, в теле которого уже остановился бег крови. Отодвигая жилистой рукой ветви деревьев на своём пути, в распахнутой шубе Рулдор, как сам князь тьмы, шёл по лесу. Жестом он велел горбуну оставаться на месте и ждать. Он уладит всё сам. Не о чем беспокоиться. Колдун перебрал пальцы на рукоятке ножа и сжал её крепче.
Когда до источника тепла оставалось не более пяти метров, снег впереди Рулдора подлетел вверх и оттуда вынырнул заяц. Спугнутое приближением колдуна животное оттолкнулось задними лапами и запрыгало прочь. Вместе с ним побежало и пятно тепла, к которому шёл человек.
- Что за чёрт! – воскликнул, не удержавшись, обманутый лесом колдун.
В тот же миг за его спиной раздался свист воздуха, и под правую лопатку колдуна ударило лезвие топора. Рулдор не устоял на ногах и завалился лицом в снег. В белой маске, налипшей на его косматую физиономию, он приподнялся над сугробом и в страхе обернулся в направлении удара. Оттуда, задирая высоко ноги, к нему бежала фигура человека, в руке которого качался узкий короткий меч.
Сослав бросил топор в колдуна, когда понял, что это тот самый момент, что он ждал. К тому же тело отшельника стало скручивать от боли грядущей к нему смерти. Отсчет времени стремительно набирал ход, и охотник бежал что было силы, чтобы успеть нанести решающий удар. Он почти сблизился с колдуном, когда тот закричал о помощи. Губы и подбородок Рулдора покрылись вырвавшейся наружу кровью, а на призыв тут же откликнулся горбун, неуклюже заковылявший к хозяину.
Отшельник прыгнул вперёд и успел ухватить Рулдора за волосы, пока тот не поднялся на ноги. Сослав прижал к горлу колдуна меч и посмотрел в его чёрные, как бездна глаза. В слабом свечении луны он увидел на зрачках жертвы собственное перевёрнутое отражение и нескрываемую ярость.
- Ты кто? – захрипел Рулдор.
- Не узнаёшь, сволочь? Куда уж там! На твоём поганом веку сотни, если не тысячи жертв. И всё же, может, припомнишь девушку и малолетнее дитя, что ты оставил без ушей? В доме. В тех местах, где когда-то жил сам. Вспоминаешь? Вижу, что да. Гадина. Ты… Ты убил их!... Беззащитных…, - голос Сослава задрожал, едва не сорвавшись на фальцет. На глаза отшельника выступили слезы, которым он так давно не давал воли. Но теперь, он прощался со всем, что составляло его жизнь. Ничто его больше не могло удержать тут, и сердцу дали последнюю минуту вспомнить жизнь такой, какой она когда-то была. Когда он ещё действительно жил… Перед взором Сослава прошелестели любимые лица жены и дочери. Их улыбки и лучистый блеск глаз. Зазвучал хрустальный перезвон их смеха. Пахнуло родным дыханием и теплом солнца. Как живая перед ним раскинулась лужайка у дома. С гуляющим по ней хромым соседским гусем. Копошащимися в клевере пчёлами. Порхающими над землёй разноцветными бабочками, что беззаботно катались на ветру. Отшельник заскулил: - За что? За что ты их убил, тварь? Ради забавы?!
- Я вспомнил тебя, - забулькал кровавыми губами колдун. – Не помню, как звать, но вспомнил… и тех двоих тоже. Что ты хочешь?... Убирайся, пока цел. Меня тебе не убить. Я отпускаю тебя!
- Отпускаешь меня?!... Это заговорённый меч, мразь. Ты умрёшь, не сомневайся! Всё кончено, - Сослав утёр слезы о собственное плечо и посмотрел на бегущего к нему горбуна. Ещё пара десятков метров и тот дотянется до него. Отшельник вновь опустил глаза к жертве: - Я не жду от тебя раскаянья. Я хочу лишь знать, почему ты убил их, а не меня?
- Потому что страдание по чужой смерти хуже своей собственной!
Колдун хотел плюнуть в Сослава, но тот резким движением отсёк ему голову. Затем отшельник по самую рукоять вогнал меч в сердце Рулдора: - Вы отомщены, любимые! Теперь и я могу идти к вам.
Он лишь успел вымолвить долгожданные слова, как удар дубины в лапе горбуна перебил его позвоночник пополам. После наступила тьма.

***

Порог дрался. Несмотря на то, что с каждым часом число живых в нём таяло, словно снег на крышах под жалящим весенним солнцем. Люди и другие, запертые в крепости народы, поднимались на стены и скрещивали оружие с рвущимися внутрь мертвецами. Кащеи ревели от ненависти к этой войне и неуступчивым защитникам. Они гнали вперёд подневольных тварей ложиться костьми под стены крепости и сами широкими взмахами обрушивали мечи в толпу, уже не разбирая где свои, а где чужие головы.
Руперт смотрел на продолжающееся сражение и потирал руки. Ему казалось, что надежды на спасение воскресают с новой силой. Ведь, несмотря на многотысячное войско Вырии, Порог всё ещё стоял. Царь рахий всерьёз задумался, а не направить ли ему вниз несколько сотен воинов, чтобы укрепить оборону города, и, кто знает, может быть обратить защиту в наступление? Но царь рахий оказался недостаточно решителен, а его подзорная труба была слаба. Иначе он увидел бы, что на улицах столицы Одинты не осталось больше ни одного человека. Все, кто мог стоять на ногах и держать в руках меч, были сейчас рядом со стенами. Включая женщин и детей. Их доблесть не имела границ, в отличие от их возможностей. Но насколько долго они ещё сдержат осаду, было не известно.
В это же время у границ Среденя великан Крос отвязывал от своей перчатки большого белого сокола. Он взмахнул рукой и отправил птицу в небо, где она раскинула сильные крылья и понеслась на них в сторону Забыть-реки. Крос проводил взглядом грациозный полёт сокола, пока тот не скрылся за верхушками деревьев. Небо, ещё утром блестевшее голубой свежестью, запахивалось серостью туч, а лес гудел угрозой. Великан развернул коня и поспешил убраться подальше от нынешних владений мёртвых, пока его не приметили.
Вскоре сокол переберётся через реку и найдёт Мишу. Птица заберёт летуна и принесёт его в земли живых. Таков договор. Такова воля Дерева, наделившего птицу чертами союзника. Крос знал как вести дела в этом мире. Больше он ничего не получит от высших сил, да ему уже ничего и не надо. Дальше они справятся и сами. Заручиться же поддержкой в землях птиц ему не составило труда. В начатой войне они не собирались отсиживаться и тут же воспользовались представившейся возможностью помочь. Один из правителей страны сам вызвался выступить оборотнем-союзником. После чего Крос отправился с ним к Среденю. Теперь оставалось только ждать. Великан отъехал к назначенному месту встречи и, спешившись с коня, устало привалился к толстому стволу дуба. Он знал, что Миша жив. Верил, хоть и не имел тому подтверждения. Как бы то ни было, если его наставник и друг Гобоян не сомневался в силе летуна, то и он не станет. Лучше думать о том, какой последний путь им предстоит. А пока можно было отдохнуть. Веки Кроса отяжелели под налипшей на них дремотой, и великан заскользил в водоворот сна, неведомо как упав с тверди реальности, оставив снаружи тепло и глубокое дыхание. Сон уносил его всё дальше. Туда, где свет прорубает во тьме дорогу тому, кто в этом больше всего нуждался.

***

Бегущий по кирпичной пустыне Вырии Миша услышал звонкий и прозрачный как капель крик птицы. Такой голос не мог принадлежать миру мёртвых. Мужчина остановился и поднял глаза к небу. Над его головой кружилась прекрасная белокрылая с рыжеватой окантовкой перьев птица. Величественный полёт и грация этого царственного создания породили бессознательную улыбку летуна. Его покрытое грязью лицо рассыпалось морщинками надежды.
Он закричал и замахал птице руками. Сокол сделал ещё круг, а затем стремительно спустился к человеку и сел ему на вытянутую руку.
- Кто ты? – не пряча возбуждения, обратился к нему Миша.
- Я твой друг! Я пришёл, чтобы забрать тебя в мир жизни. Такова воля. Такова просьба твоего друга великана.
- Крос! Ты знаешь его?
- Да, - сокол гордо кивнул, - он ждёт тебя там, вдалеке от этих проклятых земель.
- Но как… Как ты заберёшь меня? – на лице мужчины мелькнула тень сомнения. – Ты же меньше.
- Неужели? – царь сокол взмахнул крыльями и поднялся на несколько метров вверх. Затем его тело стало расти. Всё больше и больше, пока не стало размером с дельтаплан. - В этом мире всё относительно! Ты не только увидишь меня разным, но и поймёшь, что сам, как и я, менялся тоже. Такова природа магии, подвластной сильным мира сего. Именно так ты и победил Гора. Ты рос, когда верил в себя и в то, что делаешь. Так случалось, когда в том, что ты делал жила настоящая сила и стремление сделать лучше мир, а не себя. Делать личное, но для других. Это изменило твой поход сюда. Это предопределило исход поединка. Борись ты за что-то другое – Кротт не грел бы сейчас твоё тело… Но довольно! Нам пора. Мой дар союзника, увы, не вечен.
Сокол подхватил Мишу цепкими пальцами и взмыл ввысь. Сердце в груди мужчины ухнуло в пятки от захватывающего дух полета. Разве такое испытаешь в моём мире? – зажмурился он от страха и восторга одновременно.
Они летели над монотонной и безликой, как само одиночество, пустыней Вырии. Мрачная безжизненная твердь, в редких, подсвечивающихся огнём трещинах. Словно избитая и брошенная в порезах мёртвая плоть. Где-то там, в глубине сейчас сидел демон и мечтал о возвращении под его власть плодородных земель людей. Но летун уже верил в то, что этому не бывать. Его ладонь прижимала к груди Кротт – камень навершие Луча. Именно он покончит с кровавыми претензиями исчадия огня. Он ошпарит своим светом даже его, привыкшего к жару, Повелителя загробной жизни. Миша с трудом удерживал себя от того, чтобы не достать камень прямо сейчас и не полоснуть его светом с поднебесья. Не ударить им словно плетью по этому жуткому краю, осаживая его назад. Присмиряя будто шелудивого пса. Но он будет терпелив. Совсем скоро всё изменится и так.
Вот они уже пролетали над чёрной змеей Забыть-реки. С высоты нескольких сот метров Миша видел, как из тёмной толщи мёртвой воды высовывали свои жуткие морды хранители границ Вырии. Невероятные чудовища раззевали и злобно хлопали полными зубов пастями, зарясь на пару, пролетающих над ними живых. Но им их было не достать, а свет, искрящийся с оперения сокола, слепил и больно колол их мутные глаза. И Миша улыбался и слал Вырию и её обитателей куда подальше. Больше он сюда не вернётся. Будьте вы все прокляты!
Крос очнулся, заслышав, как кто-то звал его по имени. Очень знакомый голос. Он сунул руку в снег и затем потёр ей глаза. В роще, что рассыпалась на пригорке в нескольких метрах от него, он разглядел фигуру бегущего человека. Над ним кружилась белоснежная птица.
- Миша?... Миша! – великан вскочил на ноги. Цепкие путы сна разом пали, как только он узнал долгожданный голос друга. Крос рванул к нему навстречу. Зацепился ступнёй за корень дерева. Упал. Неуклюже поднялся и снова побежал. Он бежал и смеялся, не в силах сдержать радость. И великан слышал такой же, словно хмельной смех друга в ответ. Расстояние между ними стремительно сократилось, и друзья чуть не смяли друг друга в объятиях.
Крос отстранился, посмотрел в блестящие глаза друга: - Дай хоть погляжу на тебя! Как же мы все тебя ждали! – и он снова вцепился в него хваткой, будто боялся, что тот исчезнет.
- Да будет тебе! – смеясь, освободился Миша из рук великана. – Я часто вспоминал о тебе там, - он кивнул на запад. – Прости, если обидел, когда не стало Рады. Теперь, после того, как я вкусил смерти сам – не стану судить зря. Может ей там лучше, чем всем нам здесь. Кто знает, куда увела её дорожка. Мне хочется верить, что в ту обитель, где Богу нет необходимости поддерживать свет Луча. Где и без того царит любовь и терпение, а не слепая жажда власти. Вырия меня многому научила. Но взяла за это свою плату. В вашем мире всегда так.
- А разве в твоём по-другому? Какая теперь была принесена жертва? Твои спутники?
- Лурд. Его убил Блик, но, мне кажется, после того как я забрал Кротт, он уже был обречён. Светошь погиб ещё до того, как ступил ногой в край мёртвых… Я обо всём расскажу тебе не спеша. Нетерпится узнать как ты сам? Как старик? Как далеко ушла война?
Крос положил свою большую руку Мише на плечо, и прежде ответов на многочисленные вопросы, отвёл его к месту своей стоянки. Там они поблагодарили за службу царя-сокола и отпустили его домой. Великан растопил воды и налил другу крепкого отвара. Крос расположил Михаила на отдых, а сам принялся рассказывать ему новости этой части света. Их было много. Хватило до сумерек.
Жалость по убитому Гобояну и другим товарищам уже не щемила сердце так, как это случилось бы в прежней жизни Миши. Когда он говорил Кросу, что поменялся, мужчина не лукавил. Действительно пережитая им самим смерть, примирила его со многими фобиями и заставила уважать то, что случалось вокруг помимо его воли. Если жизнь постигал конец, значит пора было праздновать чьё-то начало. И не иначе. Здесь Миша научился больше любить взбираться по склону вверх, а не катиться к подножию вниз. Теперь события стали для него ступенями лестницы, а не барьерами и остановками в пути. Значит, так лучше, - научился он говорить себе. – Значит, это сделает меня сильнее. Такой подход помог ему справиться с личной драмой. Принять смерть Раданы как часть потока в песочных часах равновесия мироустройства. Она продолжала жить в его сердце, а, значит, не оставила этот мир и его самого.
Затем, в спустившемся саване темноты друзья оставили стоянку, запорошили её следы и двинулись на восток. Им предстоял долгий путь возвращения к оси миров.

***

С наступлением ночи Порог пал. Никто из оставшихся в нём уже не верил, что удастся спастись. Не на чем было этой вере стоять. Враг перевалился через стены крепости и понёсся по улицам и переулкам столицы. Вторгся в дома и постройки. Мёртвые крушили и ломали всё, что встречалось на пути. С ненавистью к творениям рук живых оскверняли их ценности и всю ту красоту, что так любили и почитали живущие на земле. У врага не было никакого намерения сохранить право на свет солнца тем, кто был рождён и взращен в его лучах. Всё было ложью. Мёртвые принесли лишь боль и разрушение. Они желали царствовать сами, а не устраивать делянки. Они наслаждались убийствами, восторженно ревели под предсмертные хрипы жертв. Этот праздник они считали для себя заслуженным.
Руки Руперта тряслись. Он не находил себе места на козырьке террасы выпятившейся широким эркером под ночным небом. Но и уйти не мог. Вид горящего в дыму Порога, доносящийся даже досюда гомон бушующего внизу насилия пленил рахию. Он упирался ладонями в резной парапет, смотрел вниз, и его губы шептали слова, которые могли сойти за молитву во спасение не столько душ павших в городе, сколько своей собственной. Царь хорошо помнил, что он мог помочь людям, но гнал эти мысли взашей. Так было суждено, решил он. Теперь это уже перевёрнутый лист книги о прошлом, а он должен думать о будущем, где предстоит сражаться здесь, в родных горах. Ведь он всё ещё глава Ордена хранителей.
Руперт отошёл назад и опустил руку на эфес меча. Появиться перед подданными в таком жалком виде он не мог, а ведь в тронном зале его ждали несколько десятков ближних помощников. Нужно отдать распоряжения. Ответить на вопросы. Но кто ответит на них ему самому? Впрочем, главный вопрос, что теперь имеет значение – где летун с камнем? Стоит ли им ещё надеяться на его возвращение?
Проклятые нервы. Он становится стар. Неужели в историю рахий их последний царь войдёт с трясущимися руками? Нет-нет. Они станут биться так, как будто зависят только от себя. За свободу. За славные имена раввов и рахий!
Руперт стукнул кулаком по камню перилл и, наконец, почувствовал прежнюю твёрдость. Пальцы его больше не плясали как придётся. Царь развернулся, широкими шагами дошёл до узорчатых дверей в зал, распахнул их и шагнул внутрь: - Доложить мне, что с организацией обороны. Мы вступаем в войну! Немедленно. С этой минуты. Объявить чрезвычайное положение и мобилизовать всех. Довольно прятаться! Если люди не остановили мёртвых – то их запрут в своих горах рахии! Час пробил без нашего на то желания, но мы докажем свою готовность! Подайте сигнал лирогам и всем тем, чьи земли раскинулись за нашим перевалом. Пусть точат свои мечи!

***

Миша и Крос двигались к земле лирогов, задав высокий темп даже для собственных тренированных тел. Они отказались от намерения идти в обход через территории людей. Им ценны были не только головы, но и минуты, что украли бы лишние вёрсты пути. Друзья решили дерзнуть следовать дорогами, ведущими через Забытые земли приспешников мёртвых. Здесь им было не раздобыть коней, но и солдат Вырии довелось бы встретить куда с меньшим успехом, нежели в привычных краях. Твари ринулись в их мир. Ушли на поживу почти все до единого и рыщут там теперь по закоулкам. Кому пришло бы в голову защищать безжизненные тылы от перепуганных до смерти людей?
Надев вывернутые наизнанку куртки и штаны, укрывшись тем самым от зорких очей колдунов, летун и великан бежали, почти не прячась. Ноздри щекотал морозный воздух едва начавшейся весны. Разгоряченные тела нагоняли в одежду пар и мокли. Ноги товарищей вязли в снегу встречающихся лесов и перелесков. Приходилось тратить далеко не лишние силы на преодоление наста. Поэтому они обрадовались, когда выскочили к каменистой почве территорий людей-псов. Миша помнил, что тех истребили почти до тла, и друзья действительно беспрепятственно миновали этот отрезок пути.
Ноги Миши саднило от стёртых в кровь мозолей, а колени едва гнулись под бесчисленными ямами и валунами. Горизонт с взошедшими на нём предместьями гор Раскопии закачался перед не спавшими более полутора суток глазами Миши. Летун прикрывал воспалённые веки, и ему казалось, что вот-вот небо с землей должны поменяться местами, и тогда он побежит дальше вниз головой.
- Я больше не могу, - просипел он сквозь слипшееся от жажды горло. – Постой.
Крос, что шёл, опережая друга на пару шагов, остановился: - Дать ещё травы? Она спрячет усталость, ты же знаешь…
- Нет, - Миша вцепился и повис на стволе ближайшего дерева. Он решительно покачал головой. – Я не могу… не хочу подохнуть прямо здесь. Мои ноги не идут. Баста. Грудь болит. Возможно, я переохладился и простужен. Не знаю… Не могу понять пока мы всё время бежим. Нужен сон и покой. Хотя бы на час. Дай мне отдышаться, и мы продолжим.
- Возобновить путь после остановки будет сложнее. Уверен, что хочешь этого?… Ну, хорошо. Так и быть, - великан не сразу, но признал, что его друг действительно измождён до предела. Сошедшая с его лица краска, делала летуна похожим на одного из мертвецов. Лишь облачка пара изо рта служили признаками жизни, да не потухшие в глазах искры.
Крос кивнул Мише, чтобы тот располагался на отдых: - Ложись. Сейчас сделаю питьё и еду. Наверстаем ещё.
Словно в забытьи Михаил сжевал, предложенное другом, вяленное мясо и запил его свежим отваром на крапиве. После он провалился в глубокий омут сна, где опускался всё глубже на дно самого мироздания, если таковое было, пока чья-то рука не выдернула летуна наружу. Захлопав от неожиданности ртом, Миша уставился на широкое щербатое лицо великана, сблизившееся с ним почти нос к носу.   
- Пора двигаться дальше, - вымолвил негромко Крос и отстранился.
Спутники собрали нехитрый свой скарб и пошли в направлении едва различимых в ночи гор. Первые шаги действительно дались летуну с превеликим трудом, однако потом дело пошло веселее. Одинокий филин раскатисто ухнул у них над головой, когда друзья добрались до редкой рощи, примостившейся среди каменных плит западной оконечности Раскопии.
- Ещё день и мы придём, - бросил Крос Мише, а сам глядел на филина. Поход был близок к концу. Пусть эта птица-долгожитель станет им добрым знаком. Надежда на рахий не покидала его. Они должны выстоять до самого конца. Иначе…
Расстояние до страны лирогов было не столь большим, но сама дорога превратилась в каменные дебри, скалящиеся острыми зубами песчаника и гранита. Ступни воинов разъезжались, попав на мелкий щебень, и едва не трещали, если оступались в случайные расщелины. Приходилось идти медленно, осторожно ступая впотьмах на едва подсвеченные лунным светом камни. Теперь им было уже не до сна. Вниманием завладела мысль – как бы не свернуть понапрасну шею. Друзьям казалось, что они слышат отзвуки идущей войны. Топот тяжёлых ног тварей и эхо биения тысяч единиц оружия. Так или иначе, они вернулись, чтобы обратить весь этот кошмар вспять. Совсем скоро.

***

Оставив разрушенный Порог позади, мёртвые двинулись дальше, к границам Раскопии. Свора в несколько тысяч голов понеслась к подножию гор рахий. Там она облизала нежданным присутствием ночной лёд, покрывший хрустящей коростой, каменные глыбы предместий крутой цитаделей вершин. И после начала карабкаться вверх. Не так быстро, как хотелось бы их Повелителю, но последовательно и широким фронтом, Вырия ползла на страну рахий.
Лунный свет золотил влажные от сырости спины армии тьмы. Они шевелились как плотный косяк на быстрине и взбирались словно гора натягивала на себя одеяло из них.
Руперт облачился в боевые доспехи и через откинутый створ шлема смотрел на наступление врага. Пока тот был далеко, рахии не тратили припасов для не имеющей перспектив атаки. Они выжидали. И, лишь дотянув до того, покуда вся армия мёртвых не взобралась на вертикальные склоны, покрыв их пологом, стражи гор привели в действие заложенные снаряды.
Раскатистый грохот лопнул под сводами неба, сверкнув вспышкой по центральному поясу горы. Залпы пороха, смешанного с ярким магнием, почти одновременно прочертили жирную линию на теле Раскопии и вырвали из её плоти тысячи тонн породы.
Взрывы пошатнули мир. Тех, кто был сверху – оглушающим до боли шумом. А тех, кто ниже, либо оказался в эпицентре – снесло в небытие огнём и градом камней. Вершины гор дрогнули снежными лавинами и недобро загудели. Серые клубы пыли скрыли подножие гор и стали подниматься наверх. Потолок тронного зала Руперта треснул пополам, уронив на пол массивную золотую люстру. Цветные витражи окон брызнули врассыпную мелкой крошкой.
Армия Вырии была опрокинута разом и уничтожена более, чем наполовину. В медленно оседавшем облаке стал виден ковёр истерзанных тел тварей, разбросанных на сотни метров вокруг. Оторванные головы, руки и ноги валялись в земле и снегу, висели на деревьях. Уцелевшие мёртвые шатались, словно пьяные, среди руин. Они вставали и падали снова, оглушённые приветственным словом рахий.
- Да! – закричал Руперт, уставившись вниз и отплевываясь от каменной пыли. – Вот вам за всё, гады!

В это же время Кроса и Мишу, следующих извилистой горной тропой в неглубоком ущелье, скинуло с задрожавшей земли на колени и под гулкий грохот гор присыпало сверху небольшим камнепадом. Друзья в спешке укрылись под узким карнизом выступа ущелья и вжались спинами в стену.
- Что это было? – удивленно воскликнул Миша.
- Рахии взорвали для мёртвых путь в горы, - ответил великан. – Они знают толк в обращении с порохом… Что ты на меня так смотришь? – Крос взглянул на уставившегося на него товарища. – Народ хранителей не так прост, как тебе могло показаться! Я и сам не знаю, какие ещё сюрпризы в рукаве у Руперта. История их племени обязала учиться защищаться.
- Да, но порох!
- Вот-вот. Имей после этого с ними дело. Сейчас порох, а потом ошарашат ещё чем-нибудь этаким, отчего нас всех порвёт на кусочки! Ну да ладно… Пора идти. Мёртвые уже в горах. И взрывы рахий их не остановят. Надо спешить!
Спутники поднялись, отряхнули одежду от каменной крошки и вернулись на тропу. Мёртвые же, как и предсказывал Крос, подняли обронённое оружие и по телам бывших соплеменников пошли обратно к горе. Они были избиты, но безжизненные тела давно не чувствовали боли. Лишь утраченные куски тел мешали идти. И вот скоро подкошенная взрывами армия, но сохранившая более тысячи голов воинов, вновь поползла наверх. Среди них остались исполинские чудища, которые помогали выстраивать из каменных глыб путь восхождения.
Во главе с Рупертом рахии спустились к нижнему ярусу укреплений и, дождавшись, пока враг приблизится на расстояние выстрела лука, обрушили на него град копий и стрел. Увидевший, словно сам там был, взрывы, демон в ярости распорядился о снаряжении новой армии, что должна была незамедлительно отправиться в Раскопию. Пещеры и тоннели подземелий Вырии загудели, во все концы обитания нежити и их народностей полетели гонцы с приказом немедленно выступать. Из недр на поверхность полезли кащеи, урождённые верховодить несущими смерть войнами…

В то же время Крос и Миша были уже близки к изнанке гор рахий, полого спускающейся к вечно-зелёным долинам лирогов. Усталость вернулась к Мише, причём с удвоенной силой. Он с огромным трудом поднимал гудящие, избитые дорогой ноги. Их то и дело сводило такой судорогой, от которой мужчина выл, кусая губы в кровь. Не было никаких сил идти, но и остановиться он не мог. Крос слышал отголоски разгоревшейся за перевалом войны. Он нервно окрикивал летуна, подгоняя того спешить. Где можно было развернуться вдвоём, он подставлял Мише плечо и почти нёс его на себе. Великан видел, насколько плохо его другу, но отсрочить поход не имел права. Если бы он мог – то взял бы Кротт сам, а потом забрал бы и Тису с Борой. Однако он не мог. Таков был закон сотворения Луча и его камней. Закон, заставляющий теперь Кроса рвать жилы за двоих…
 
Рахии скинули весь запас метательного оружия на головы тварей, но не остановили наступление. Враг нёс ощутимые потери, но настырно лез дальше, цепляясь за выступы отвесных стен и прибавляя шагу на пологих участках. Руперт дал команду отступить ко второй ступени укреплений, где их ждало подкрепление из мирных жителей Раскопии, также приготовивших добротное угощение мёртвым. Очутившись на позициях укрепления, рахии начали скидывать и скатывать на головы врагов тяжёлые камни, следом за которыми опрокинули вниз и наполненные кипящим маслом бочки. Лавина обрушила за собой ещё одну когорту мёртвых. Их тела падали, разбиваясь вдребезги об острые камни, и заполняя пустоты в страшном ковре из ранее посеянных внизу тел. Однако атака рахий не отвернула с избранного пути оставшихся выродков. Она лишь добавила им пыла, и теперь их рычащие злобой морды было видно не вооружённым глазом.
Руперт скомандовал отходить к третьему из намеченных рубежей обороны, где рахиям предстояло держать бой в узком ущелье, через которое враг вынужден будет идти за неимением другого пути. В позиционном сражении царь надеялся истребить большую часть тварей, а, если удача отвернётся от них, он готов был запечатать себя вместе с врагом в этом ущелье заживо, взорвав последний из зарядов. Война разбудила в Руперте того отчаянного и смелого правителя, которого народ знал и готов был носить на руках. Царь повёл своих воинов вверх, а за ними следом карабкались мёртвые…

Последнюю часть пути до первого сторожевого плато великан нёс Мишу на собственной спине. Не позволяя себе и мгновения задуматься о том, сколько ещё выдержат его собственные ноги, он переставлял их почти машинально. Словно робот, двигаясь от одной точки к другой. Без чувств и эмоций. Ступив на площадку, где к нему выскочил стражник рахия, Крос упал и остался лежать ничком. В окружении обрамлявших плато горных кустов барбариса в зачинающемся красном цвете спутники были в безопасности.
- Кто вы такие? – воин нацелил острое копьё в грудь великана и принял грозный вид.
- Живо зови сюда ишаков,… или козлов. На чем вы тут ездите…, - Крос едва шевелил губами. – Вели сказать царю, что пришли посланцы Ордена. Торопись, друг.
Рахия смутился, но не стал перечить великану. К тому же охране было известно, что царь Руперт каждый день ждал гостей из-за пределов страны. Он дал сигнал своему товарищу и тот убежал вверх по склону к сторожевому укреплению. Спустя несколько минут в поле зрения великана показалась упряжка ослов с узкой тележкой. В такую поместится лишь один, - тут же подумал Крос.
Пока экипаж подъезжал к ним великан растолкал, впавшего в забытье летуна: - Поднимайся, Миша. Ты отправляешься наверх. Скажи Руперту, чтобы он отдал тебе камни и скорее спускайся с ними к Озеру. Я пока пойду туда. Надо убедиться в том, что нас достойно встретят. Скажи им, чтобы вернули царя с поля брани. Ему там не место. Не теперь. После смерти Лурда он лишь один знает, где хранятся камни! Нам надо их получить. Вот в чём дело… Впрочем, всё выйдет как надо. Я знаю… Ты слышишь меня?
Михаил кивнул, стараясь сфокусировать на друге взгляд: - Я всё сделаю. Хочу пить.
- Получишь у них. Езжай и да хранит тебя судьба, - великан хлопнул летуна по плечу и откинулся назад на спину…

У сложенных в полроста заграждений из крупных глыб рахии готовились отразить нападение, построившись в несколько рядов. Ущелье, где они расположились, было шириной в семь-восемь шагов. Его крутые стены из голого тёсанного камня уходили вверх ещё на добрых два десятка метров, образуя горловину воронки, через которую не протиснется большое число захватчиков. В таких тисках развернуться было весьма непросто, на что Руперт, безусловно, рассчитывал, выбрав это место для поединка. Рахии нацелили длинные копья вперёд и обнажили мечи. В небе описал медлительное полукружье орёл с рыжим оперением и дважды крикнул, будто давая старт битве и ломая печать на вратах, заперших рахий от мира в безопасном высокогорье.
И вот на гребне ведущей в ущелье дороги показались безобразные морды тварей из Вырии. Их жадные до крови зубы и клыки. Дикий рёв и визг мёртвых зарокотал эхом, взбираясь по стенам всё выше и устрашающе рассыпаясь над головами защитников. Передний строй рахий дрогнул. Наконечники копий заплясали. Заметив испуг своего войска, Руперт успел крикнуть, прежде чем противники сошлись: - Мы их сильнее! Братья, за нашу родину! За наше предназначение! Умрём достойно!
И мёртвые ударили их с потягом всей плетью ярости. Ворвались жёстким тараном в вязкий заслон рахий и бой начался. Ближние ряды защитников нашли смерть довольно быстро. Они воткнули собственное оружие в плоть врага, но и на их головы пришлись мечи, топоры и дубины тварей. Забился пульс сечи и воздух согрелся от жара её дыхания. Выродки, влетевшие острым клином в строй живых, продвинулись однако незначительно. Их атакующий напор сузился до тонкого острия клинка и оказался в плотных тисках обороняющихся. Те со знанием дела поднажали с краёв и, перемолов внутри авангард неприятеля, восстановили собственный порядок и запечатали ущелье ещё более тесным отпором. Руперт был в гуще своих солдат. Он бился плечом к плечу с подданными. Рубил, дотягиваясь резвой сталью до неприятеля. Невероятно, но значительно уступающие физической силой рахии не только вернули первоначальные позиции, но и стали поддавливать Вырию к началу ущелья. Они смело бились за счет большой плотности и напора не только за себя, но и за своего товарища, и не дали врагу разъединить строй, нарушить целостность и твёрдость их войска. Одержав первую победу, живые бросили в воздух боевой клич рахий: кта, ктух, ктуххх!...

В это же время повозка, что тащила лежащего в ней Мишу, огибала последний из поворотов, ведущих ко дворцу. Задние колеса перевалились через вздёрнутую приоткрытой книгой каменную плиту, и тело летуна в очередной раз подпрыгнуло внутри, а голова ударилась о борт повозки. Мужчина застонал. Возница остановил ишаков под навесом крыльца северного придела дворца и кликнул охрану: - Спускайтесь к Руперту и скажите ему, что прибыл летун и требует царя! Он хочет камни. Торопитесь!
Один из рахий, чей возраст давно миновал лучшие годы, недовольно забурчал и подтолкнул своего более молодого товарища. Тот нехотя нахлобучил на голову бронзовый шлем и, припадая на правую ногу, потащился в сторону еле заметной тропинки в обход крыльца. Миша приподнялся на локтях и смотрел, как неуклюжий воин дважды споткнулся на скользких от наледи камнях, пока не исчез из поля зрения. Летун кликнул возницу и ухватил того за шею, как только тот подошёл ближе: - Послушай меня, братишка. Я прошёл десятки верст, побывав как на вершине мира, так и на самом его дне. Тысячи воинов отдали свои жизни за то, чтобы я оказался сейчас тут. И, поверь мне, их смерти не должны быть напрасными. От того как тот калека поспешит к царю зависит судьба всего мира. Возможно, ты этого не знал, поэтому я не зарублю тебя тотчас же за беспечность. Но…, - Миша закашлялся, и его грудь ударило внутри раскалённой болью, отчего на ресницы выступили невольные слезы. Летун перетерпел боль, не разжимая сдавливающих рахию пальцев. – Иди за ним следом. Не медля. Ступай и приведи Руперта! Скажи – здесь Миша, и я должен забрать камни!... – Мужчина снова зашёлся кашлем и заревел от боли. Похоже, его настигло воспаление лёгких. А то может что ещё похуже. Он оттолкнул от себя перепуганного стражника рахий и стал подниматься, чтобы вылезти из повозки. – Иди! А лучше беги!...
В то время как воин Руперта, то и дело оглядываясь назад на Мишу, побежал вслед за ушедшим ранее товарищем, летун перевалился через борт тележки и выпал на покрытую лёгкой порошей землю. Он поднялся на ноги, взглянул исподлобья на дрожащий у входа во дворец свет факелов, и пошёл к ним. У порога ему почтительно открыли дверь и взялись сопроводить до приёмных покоев. Там, в мягких объятиях предложенного ему кресла, Михаил обмяк и потерял сознание. Последнее, что он видел, был плывущий к нему силуэт его Раданы. И свет её пленительной улыбки. С улыбкой на своем лице уснул и Миша…

Рахии продолжали биться в ущелье. Довольно успешно они держали оборону и избранную военную стратегию. Впрочем, шаг за шагом защитный рубеж приходилось всё же сдвигать назад, оставляя за собой искалеченные тела павших. Но глубины ущелья хватало для отступления, и до поры до времени беспокоиться было не о чем, пока не появились они.
Руперт, держащийся в первых рядах сражающихся, сперва услышал изумлённый возглас подданных, и лишь затем увидел сам прибывшее к мёртвым пополнение. Поверх голов впереди он разглядел чудовищные пирамиды плеч подземных исполинов. Это были серые как камень, похожие на горилл, существа, ростом в три, а то и пять рахий. Один коготь на лапе монстра превышал рабочий тесак во дворце царя. Нижняя челюсть исполинов выступала вперёд, обнажая загнутые, блестящие желчью клыки. У этих созданий не было оружия. Они сами были оружием – безжалостным как горный обвал. Руперт не сомневался, что таких уродов их мир видел впервые, не говоря уже о науке их побеждать. Следуя, словно сквозь гущу всходов в поле, чудовища раздвигали собственных солдат в стороны и приближались к рахиям.
- Держать строй! – закричал царь, еле слыша сам себя.
Он видел, как его воины подняли щиты выше и выставили вперёд острие мечей. А затем сынов Раскопии разметало волной стихии. Щедрые удары чудовищ закружили мясорубку. Последнее, что видел Руперт на поле боя – это пролетающую над его шлемом оторванную голову воина, бывшего на метр впереди него. А затем он встретил удар твари и сам.

***

Крос спустился с предместья Раскопии к начавшим полого стлаться плодородным долинам земли лирогов. Он шёл один, отказавшись от помощи рахий. Идти вниз было куда легче, чем карабкаться по неровным тропам гор. А после того, как его ступни коснулись мягкой земли этой вечно зелёной страны, ноги великана откликнулись благодарностью.
Пробивающийся робкой зарницей, ласкающий позолотой облака, рассвет пробудил пташек, начавших утреннюю перекличку. Примостившаяся на молодой сосне сова недовольно выругалась на разыгравшихся сородичей. Великан вобрал носом девственно чистый воздух зачинающегося дня. Аромат талых ручьев и раскинувшегося впереди березняка вскружил голову. Здесь не пахло войной, а хотелось жить, словно и воевать было бы не за что. Благодатный край.
Чем ближе к Озеру становился Крос, тем гуще шевелилась земля сочным ковром. Кусты рядились разноцветными плодами, а деревья густым оперением ветвей. Влажный воздух становился всё теплее, заставив великана распахнуть потрёпанную одежду. Кожу приятно обдало свежим ветерком. Крос смертельно устал, но не мог не признать, что спустя долгие дни и месяцы действительно сейчас наслаждался окружившим его теплом мирной жизни. Он продолжал идти и, наконец, встретил первую сторожевую заставу в составе трёх среднерослых лирогов.
- Приветствую вас, сыновья моря! – крикнул вышедшим из кустов воинам великан. – А я уже начал переживать, не бросили ли живые этот край без боя?! Нам его теперь отдавать никак нельзя. Свет надежды только забрезжил для всех нас и скоро мы вернём его в вашу главную цитадель. Луч возвратится на место. Тогда можно будет и поспать на рассвете без лишней заботы. Но не сейчас. Пока нет, – Крос поднял руки, показывая, что он не вооружен и давая подойти стражникам ближе. – Ведите меня к наместнику Вонсу. У меня есть к нему разговор. Уверен, что и он охотно его поддержит.
Великан позволил лирогам забрать у него меч и встать конвоем рядом. Извилистой тропой, что заюлила в густом яблоневом саду, который цвёл почти круглый год, в окружении сопровождающих Крос отправился готовить Озеро к долгожданной встрече с камнями…

Рахии бесстрашно продолжали биться за каждую пядь ущелья. По несколько воинов сразу они старались атаковать прибывших из Вырии чудовищ. Кололи и рубили их, что есть мочи. Теряя погибших десятками, они вгрызались в оборону и, убив первое из напавших на них созданий, они уже не так их боялись.
Изуродованного ударом Руперта подхватили те, кто был рядом и успели передать подальше в тыл битвы. Окровавленное тело царя с перебитой шеей и полуоторванной рукой поплыло над армией рахий, качаясь на вытянутых ладонях, как на волнах. У входа в ущелье фигуру царя положили на землю, где над ним немедленно склонились знахари. Порванную кольчугу разрезали и затем сняли с Руперта вместе с одеждой. При первом же обследовании стало ясно, что царь не жилец на этом свете. Из разорванных у шеи мышц густыми толчками доходила его последняя кровь. Глаза правителя закатились за веки, а из глотки еле слышалось затихающее дыхание. Врач положил на рану повязку и слегка сжал глубокую рану, пытаясь остановить кровотечение. Руперт неожиданно вздрогнул, его спина выгнулась к верху, и здоровой рукой он обхватил шею знахаря. Прижавшись кровавыми губами к его уху, он что-то успел шепнуть, а затем захрипел и испустил дух. Его тело обмякло и глаза навсегда закрылись.
Воины сняли шлемы, почтив память ушедшего правителя. Он был хорошим царем, о потере которого станут ещё долго горевать подданные. Но, увы, не сейчас. Царя уложили на повозку, где укрыли сверху бардовой парчой. Двое слуг повезли его тело наверх ко дворцу, а остальные поспешили обратно в бой. С повозкой во дворец направился и знахарь, что последним имел честь слышать правителя.
У переправы по висящему мосту, перекинутому над тёмной пропастью, разделявшей основной горный тракт и спираль последней версты к дворцу рахий, сопровождающие повозку встретились со стражниками, что встретили ранее Мишу. Они обрадовались встрече с повозкой царя, однако их радость мигом сменилась на непритворный ужас, когда под откинутой парчой они увидели усопшего Руперта и заострившиеся без отошедшей крови черты его лица.
- Правитель! – закричал хромой рахия, падая на колени подле повозки и цепляясь за полог бардового савана. – В чьи руки ты предаёшь нас?
- Отступись! – подскочил к несчастному один из сопровождавших воинов и оттолкнул его от царя. – Правитель заслужил покой, а не претензии! Хотя бы на пути в своё последнее пристанище. Как ты смеешь?!
- Он сожалеет о смерти Руперта и о миссии, что оказалась теперь не завершена, - заступился за товарища его второй спутник. – Не надо обвинять беднягу. Он лишь хотел сказать правителю, что к нему прибыл летун с посланием к Ордену хранителей. Летун ждёт камни, чтобы вернуть те Лучу. Где теперь он их возьмёт, если тайну хранилища царь унёс с собой на тот свет?
- Не совсем так, - выступил вперёд седой знахарь. – Пойдёмте со мной ко дворцу! Не будем терять времени. Я, кажется, знаю как помочь…

Довольно скоро Крос под конвоем добрался до берега Озера. Бирюзовая гладь воды встретила гостя безмолвием. В частоколе высокого камыша, обрамлявшего Озеро, показалась настороженная головка журавля. Тот внимательно осмотрел прибывших и, сменив волнение на безразличие, шагнул в заросли обратно. Спутники сошли с дороги и засеменили гуськом по узкой тропе, что ныряла в прибрежную траву. Старший дозора пояснил, что так путь выйдет короче. Великан не возражал.
В островерхом дворце лирогов конвой передал Кроса в руки других стражников и уже те сопроводили его к наместнику. В жарко натопленной комнате правитель Вонс, широко улыбаясь, встретил ворожея как самого дорогого гостя. На треугольном столе, нацеленном углом на большое окно зала, раскинулась аппетитно благоухающая снедь и глубокая серебряная чаша с вином. Искушение такого изобилия не оставило бы равнодушным и сытого, что и говорить об испытании, которому оно могло подвергнуть изголодавшийся организм. Однако, Крос лишь мимолетно осмотрел убранство покоев наместника и спокойно сел в предложенный ему стул. Обманувшийся в расчётах Вонс сменил улыбку на кисловатую мину обиды.
- Доброе утро, посланник Ордена, - прохрипел правитель. – Не желаешь ли отдохнуть с пути?
- Доброе утро, Вонс. Я уже отдохнул, спасибо. Послушай, давай не будем терять попусту время. Твои намерения для меня – открытая книга. Твоя хитрость – коварство малого дитя в присутствии умудренного жизнью старца. Довольно лицемерить и давай обсудим наше положение как мужчины. Итак, я начну с самого главного: ваш договор с Вырией не будет исполнен. Блик мёртв, а летун вернул Кротт в Раскопию и держит его у себя на груди. Совсем скоро камень будет помещён назад в Стеллу, нравится тебе это или нет… Впрочем, если ты начнёшь возражать – я с радостью напою тебя из того кубка, что ты мне приготовил на своём отравленном столе. Надеюсь, ты отдаёшь себе в этом отчет? – Крос лишь на мгновение сверкнул на лирога глазами, но тому хватило смекалки сообразить, что великан не расположен шутить. - То коварство, что вы из поколения в поколение наследуете от своих проклятых предков, не позволит тебе исполнить задуманное. Я не позволю, Вонс. Я хочу, чтобы ты это понимал. Это очень важно для всего твоего народа. Ведь он уже повис на волоске над пропастью смерти. И виной тому стали те, кто сменяет место на этом престоле. Вы отвечаете за те десятки тысяч смертей, что обрушились на мир из Вырии. Но теперь этому пришёл конец…
Вонс приподнялся с трона всего на несколько сантиметров, а нож Кроса уже просвистел над головой наместника и расщепил древко спинки, войдя в неё по самую рукоять.
- Не вежливо покидать собеседника в самый разгар встречи, мой дорогой друг! – великан подмигнул лирогу. – В следующий раз моя рука может дрогнуть и не позволить мне промахнуться. Признаюсь, я еле сдерживаю её от этого. Сядь назад и встанешь только тогда, когда я тебе это позволю, мразь. Ты предал не только людей, но и тех, кто защищал твой народ веками, даже после того, как вы отняли у них их страну. Они и сейчас умирают в мучениях на твоих рубежах, пока ты сладко спишь и сытно жрёшь! Ты непроходимый глупец, если действительно веришь в то, что мёртвые сохранят лирогам жизни! Они вырубят вас всех, как гнилой больной лес. Поэтому, ты рахиям ноги целовать должен, за то, что они всё ещё сохраняют ваш покой. А ты их предал… Но я приготовил кусок, который, наконец, встанет тебе поперёк горла. Призови сюда своего военачальника и отдай ему распоряжение, чтобы к границе с Раскопией направили тех, чьей задачей станет высматривать летуна, а затем немедленно везти его к Озеру. И чтобы с его головы и волоса не слетело! А пока… я расскажу тебе правду. Не прикрытую ничем, никакими домыслами. О том, что уже стало и что станет с миром, когда мёртвые разрушат Стеллу и добьются порабощения живых. А ты дай волю фантазии и послушай о том, каких дел наворотил…

В сопровождении вооружённых рахий знахарь Руперта ворвался во дворец. Слуга выслушал его и повёл прибывших в залу, где отдыхал летун. С окнами, закрытыми ставнями, в полумраке догорающих факелов, запрокинув голову назад, храпел и вздрагивал во сне Миша. На его скулах рдел недобрый румянец, а губы обметало коростой лихорадки.
Знахарь подбежал к мужчине и потряс его, пробуждая ото сна. Коснувшись лба летуна, рахия тревожно нахмурился.
- Где я? – Миша с трудом выбирался из тёмных подземелий болезненного сна. Он не с первого раз сфокусировал взгляд на седой голове, стоящего подле него рахии. – Ты кто?
- Вы больны, - покачал головой знахарь. – Вы серьёзно больны. У вас жар. Как давно это?
- К чёрту жар, - Миша отодвинул рахию и медленно поднялся на ноги. – Где Руперт? Мне нужны Тиса и Бора. Нет времени.
- Царь Руперт мёртв. Однако он успел мне сказать про вас и камни. Я не уверен, что разобрал его слова полностью. Но прозвучало имя Лурд и дом Ткра. Возможно, это та информация, которая вам поможет.
- Да. Спасибо. Я знаю, где они. Пусть меня отведут к пещере, где жил рахия Лурд. Дайте мне факел и две толстые тряпицы. Скорее, - мужчина опирался на спинку кресла и боялся закрыть снова глаза. Его голова кружилась, и к горлу подкатывала тошнота. 
Обеспокоенный знахарь вновь коснулся его лба и затем нащупал на запястье пульс: - Я отдам распоряжения. Всё подготовят, а пока позвольте мне приготовить вам лекарство. Похоже, что у вас воспаление внутренних органов. Запах вашего дыхания очень плох. Это запах близкой смерти.
- Нет времени, брат. Я знаю, что ты прав, но, что значит моя смерть на весах, где в другой чаше покоится весь твой народ? Я справлюсь и так. Отведи меня, пожалуйста, к камням, а после дай провожатых к долине лирогов. И вот потом я вернусь к тебе за лечением. Обещаю!
Рахия покачал головой и прошептал: - К тому времени уже некому будет возвращаться… Но это твоё решение. Я провожу тебя сам. Держись за моё плечо.
В сопровождении подошедших по приказу знахаря слуг Миша отправился к этажам и галереям жилищ рахий. Когда-то он уже был здесь, - летун примечал едва знакомые места. Он старался идти сам, не позволяя слабости и пульсирующей в груди острой боли согнуть его к земле. Опустевшие дома ярче, чем зарева пожаров свидетельствовали о пришедшей в Раскопию беде. Тут и там распахнутые двери в пещеры открывали взору наспех покинутые жилища с разбросанными по полу вещами.
Заметив взгляд Миши, знахарь сказал: - Те жители, что не ушли сражаться, оставили свои дома и увели детей глубже в высокогорье, к ледникам. Туда, куда в вечные снега не сунутся мёртвые. Мы должны были спасти наш древний род. Он уже пережил одну свою стихию. Того, чтобы сгинуть в новой – рахии не заслужили.
Миша согласно кивнул. Говорить было тяжело. Он думал лишь о том, как бы ему дотянуть до Озера. Состояние было скверным. Он старался гнать подальше жалость к себе, но собственную участь этим облегчал совсем незначительно. Вдобавок ко всему, спрятанный у живота Кротт грел и без того разгорячённое тело, превращая его в раскалённую печь. Внутренний пожар разбегался вместе с кровью по телу, а голова гудела, словно её сунули внутрь колокола и звонили к заутренней. Мужчина сжимал зубы и прятал от рахий рвущийся наружу стон. Он справится. Непременно справится, - повторял себе летун.
Наконец, когда казалось, что минула уже вечность с начала их путешествия к пещерам, знахарь дал рукой знак остановиться. Он кивнул на запечатанную засовом толстую кедровую дверь: - Мы пришли.
Миша отстранился от рахии, подождал пока сопровождавшие воины откроют дверь и затем в полном одиночестве ввалился в пещеру. Он вынужден был пригнуть голову под низким сводом и решил опуститься на колени. Михаил пополз вперёд. Всё дальше и дальше, минуя стол, стулья и ряд сундуков, принадлежавших ещё недавно его другу Лурду. Несмотря на притупленность чувств, он узнал запах дорогого сердцу товарища. Глаза предательски защемило от накатившей душевной боли. Миша едва всхлипнул, пока никто не видел, но продолжил путь.
Вот и тупик. Он огляделся, уткнувшись носом в стену. Неужели всё? Сознание облизал страх. Не может быть! Летун сдал назад, опершись на сиденье стула, приподнялся на ноги и осмотрелся вновь. Едва приметная щель преломляла тусклый свет на стене, к которой был придвинут стол. Миша навалился на него и с трудом сдвинул с места. В стене действительно оказалась спрятана низкая дверь. Летун толкнул её и вошёл следом. В дрожащей темноте он скорее почувствовал, прежде чем разглядел, присутствие света. Крот на его животе отозвался яркой вспышкой огня. Михаил застонал: - Ну, вот и вы, мои дорогие… Сейчас, папочка идёт к вам…

С того момента, как Крос переступил порог дворца лирогов, прошло более трёх часов. Блистательный диск солнца приближался к эндшпилю своей траектории наверх. Тени деревьев подбирались к корням ближе, а цветы разворачивали яркие одеяния, подставляя их под ласковые лучи тепла. Великан заканчивал толочь в походной ступке зеленоватую жижу растений. В полглаза он следил за присмиревшим после беседы Вонсом. Лирог упал духом, получив свидетельства того, что его народ стал заложником обмана, выдуманного пришельцем Титом. Это было особенно важно: не урожденным лирогом, а обращённым магией. Подлым чужаком!... Однако дух строптивости, присущий всем лирогам, не покинул наместника даже после подобных открытий. Он с превеликим удовольствием вонзил бы меч между лопаток великана, если бы так сильно его не боялся. Вонс не так уж и мало знал о мире людей и изучаемой ими магии, чтобы не питать иллюзий относительно их возможностей. Крос был опасен. Настолько, насколько лирогам даже не снилось. И правитель подумывал уже о том, что и дурной мир с этим переростком не такая уж плохая идея.
В залу распахнулась дверь, и в неё ввалился стражник в сдвинутом набекрень шлеме: - Летун прибыл к Озеру, повелитель! Вы велели доложить об этом! – выпалил лирог и встал смирно.
Крос вскочил и чуть не вылетел наружу в одиночестве. Но вовремя пресёк себя. Он сложил вещи в сумку, поднял с трона Вонса и велел тому топать впереди. Так гуськом они и пошли к холму, откуда спускалась мощёная булыжником дорога к узкой песчаной полоске берега. Ещё издалека великан разглядел повозку рахий и лежащего в ней человека. Его сердце подпрыгнуло в груди: - Лирог не сказал, как прибыл летун. Живым или мёртвым… Но нет. Это невозможно. Конечно, Миша жив! – Крос терзался сомнениями и горел желанием припустить со всех ног к повозке. Но вынужден был сдерживать себя.
Наконец, они спустились к воде, и великан бросился к другу. Тот был жив! Без сознания, в бреду он лежал и стонал на заботливо выстеленном ложе в повозке. Крупный бисер пота блестел на лбу и шее летуна. Дыхание с трудом вырывалось из пересохшего горла.
- Он при смерти. Мне не дано видеть, сколько ему осталось на этом свете. День, или час. Может, ты увидишь, маг? – обратился к великану седовласый рахия в длиннополой одежде врача.
Крос снял ладонью мокрую прядь волос с лица Миши. Ощупал пальцами его распухшее горло. Затем склонил ухо к груди и прислушался. После великан мрачно качнул головой: - И я не скажу, друг. Но он придёт в сознание.
- Для чего?
- Чтобы спасти нас. Он жил ради этого, хоть и не знал о том. Теперь он готов ради нас и умереть… Посмотри на него, знахарь. Запомни хорошенько это лицо. Увидишь ли ты когда-нибудь ещё настоящего человека? Настоящего героя… Ты можешь гордиться тем, что был с ним знаком. Возможно, на земле ещё сложат о нём песню. Миша, как никто другой, этого достоин. – Крос вытер пальцами и свои глаза. – Этот год – самый страшный из пережитых мной. Он уже забрал у меня двоих близких друзей. А сейчас хочет отнять и третьего. Но мы поборемся. Мы так не сдадимся! – великан топнул ногой и вскинул к небу крепко сжатые кулаки.
Только подумавший улизнуть, Вонс вздрогнул и испуганно прижался спиной к стволу дерева, наблюдая за яростью, вспыхнувшей на лице Кроса. Знахарь тоже отшатнулся назад. Теперь забота о летуне перешла к этому могучему получеловеку. Он сделает всё как надо.
Крос прочитал над челом Миши какие-то заклинания. Он смочил его губы водой, а затем натёр дёсны вязкой массой, что приготовил во дворце лирогов. Вместе с налетевшим вдруг из ниоткуда порывом свежего ветра летун приоткрыл глаза. Он посмотрел на склонившегося над ним друга и с трудом улыбнулся: - Наконец-то я дома…

Рахии не удержали ущелье. Превосходившие их мощью и числом мёртвые выдавили защитников из тесного горла расщелины как пробку из бутылки. Те, кто оказался ближе к тылу, побежали к переправе. Остальных разметали по камням страшные удары вырвавшихся на простор тварей. Свободно паривших в небе орлов сменили стаи скрипящего карканьем воронья. Тёмной тучей гвалт смерти объял вершины Раскопии и понёс его отравленный дух дальше.
Успевшие перескочить по разделявшему горы мосту на другую сторону пропасти рахии разрубили вековые канаты переправы и скинули её вниз. Опоздавший враг скапливался на противоположной стороне и злобно рычал вспененными зубами на малый отряд войска рахий, оставшийся единственной защитой сердца их страны – царского дворца. Тот белел навершием над многоярусными жилищами горного народа и был уже виден мёртвым. Он тянул их к себе так, что некоторые из выродоков не выдержали и подались к нему навстречу в пропасть. Глухие удары их разбившихся тел еле отозвались эхом.
Парившие сверху птицы выродков отыскали путь обхода. Армия подалась от пропасти вправо, где начинались пологие отроги, что позволят тварям перебраться на нужную гору. Рахии побежали к дворцу. Скоро туда пожалуют гости, в чём не было сомнений. Раскопия даст им последний бой. Во имя самой жизни они оставят на лице Вырии рубец, спрятать который она не сумеет.

Поддерживаемый под руку Кросом, Миша подошёл к берегу Озера. Тёмное зеркало воды безмятежно играло радужной зыбью и словно звенело под россыпью осевших на нём солнечных искр. Летун столкнул с насыпи небольшой камушек и тот, взяв на коротком склоне разбег, нырнул в воду. Гладкие валки рассыпались кругами от места падения, нарушив идиллию покоя.
- Пора и мне за ним вслед, - прошептал Миша. Силы совсем покинули его. Он сам уже слабо верил, что совсем недавно был способен не только держать меч в руках, но и орудовать им. Его удивили воспоминания о себе прежнем. Зачем возвращаться к тому, что ушло навсегда?
- Да, - кивнул великан, - тебе пора. Это будет славный поход. Твой самый лучший.
- Нет. Мой самый лучший поход был тогда, когда я пришёл сюда. В ваш мир… Не случись этого – я никогда бы не узнал, что на свете возможна такая любовь и такие друзья, что встретились мне… Не поминай меня лихом, Крос. Ты стал мне братом, и я буду помнить о тебе на любом свете, где бы ни оказался.
Великан крепко сжал веки, запечатывая плотину на пути слёз, что набежали к выходу. Потом раскрыл глаза, но парочка из них всё же повисла росой на ресницах.
- Не прощайся, - сказал он, уняв дрожь в голосе. – Мы не расстаёмся.
- Конечно нет…, - Миша отстранился от друга и стал стягивать с себя одежду. Он отказался от помощи Кроса и медленно снял штаны и рубаху, аккуратно сложив их затем на берегу. В сумку великана он поместил священные камни. Один к другому. Не стал их разворачивать. По весу он их и так никогда не спутает. Ещё минута и эти камни заменят ему всё: живых и утраченных друзей, горящую до сих пор в его груди любовь, эти зеленые дубравы и птиц в небе. Само солнце. Почему только летуны могут держать вас? – подумал Миша и сам себе же ответил. – Потому что у таких как мы нет своего дома. Везде мы всего лишь гости. Брошенные между мирами пилигримы. Вот и встречаем счастье в пути. Поэтому, чтобы жить нам надо только идти.
- Я готов, - сказал летун, надев через шею ремень сумки.
- Тогда ступай. Свет камней найдёт Стеллу сам. Я дождусь тебя! – Крос обнял друга и отошёл назад.
Под обращённые на него взгляды лирогов и рахий, под раздавшийся вдалеке одинокий крик кулика, Миша прыгнул в воду. Холодные объятия Озера разом сдавили его тело и потянули вниз. Не спеша вода взялась сопровождать его медленное скольжение. Как полёт в невесомости. Вот я уже и оправдываю данное мне имя, - ухмыльнулся мужчина.
Он мог не дышать под водой. Видимо, Крос что-то дал ему вновь. А может он уже и умер, добравшись до границ другого мира своим чередом, без всякого колдовства. Это не страшно. Ему бы не промахнуться мимо Стеллы, а остальное не имеет значение.
Миша плыл и чем дальше спускался ко дну Озера, тем ярче разгоралась кожа висящей на нём сумки. Камни почувствовали свой дом и зарделись долгожданной радостью встречи. Редкие рыбы обходили летуна стороной и лишь подозрительно косились бусинами тёмных глаз. Вдруг в толще зеленоватой мути Миша увидел, как со дна ему навстречу всплывают создания куда крупнее рыб. Летун стал подмахивать руками, чтобы оставаться наплаву и не спускаться ниже. Три крупных тела быстро преодолели разделявшее их с мужчиной расстояние, и летун узнал в них проклятых обитателей Озера. Чешуйчатые тела этих созданий выровнялись на уровне мужчины и показали оружие – узкие короткие пики из кости. Миша помнил их, но не боялся. Он спокойно осмотрел прибывших и без труда узнал в центральной фигуре бывшую царицу Марику.
- Что тебе надо, Марика? – летун кивнул зубастой твари с развевающимися над головой длинными волосами.
- Ты умрёшь! – тявкнула царица и махнула в сторону Миши копьём.
- Я уже мёртв, глупая твоя голова! Чего и тебе желаю. Ты давно заслужила эту привилегию. Я уступил бы всем вам дорогу на тот свет и даже проводил, да вынужден спешить. Так что пошли прочь, пока я добрый!
Подводные мутанты зашипели, вскинув над головами оружие, и приготовились атаковать летуна, но тот приоткрыл сумку и направил сноп идущего оттуда огня на враждебную троицу. От полоснувшего по ним света твари взвыли и вцепились уродливыми руками в собственные глаза. Их былая смелость растаяла как тьма Озера под ярким свечением вернувшейся триады камней. Мутанты рассыпались в стороны, и Миша заметил расположенные на пять саженей ниже очертания величественного колосса Стеллы. Он разглядел идеальные пропорции статуи и даже безупречные линии её лица. Великолепие этого неземного создания открылось ему под лучами ниспадавшего из сумки света. Насколько же ты была неотразима, когда стояла под открытым небом! – не удержался Миша от восторга. – Вот бы когда-нибудь посмотреть…
Летун стал спускаться к челу статуи. Он видел знакомую выемку на нём. Такие же можно было рассмотреть и на крутых плечах Стеллы. Никто уже не помешает ему прикоснуться к ним. Ни трусливые лироги, и ни кто бы то ни было ещё. Минута избавления неотвратима. Именем всех тех, кто сложил свои головы ради неё, он направит камни в их истинный дом. Туда, где судьба начертала им установить мир на земле. Между добром и злом. Между явью и сном…
Миша уже коснулся руками тёплой плоти тела статуи. Твёрдой и, в тоже время, гладкой как шелк. Таким Бог начертал себя сам, отправляясь служить созданному им миру. И Михаил поможет вернуть ему утраченные скипетр и державу. Неожиданно он вспомнил о той метафоре, что некогда пришла ему в голову при знакомстве с Гобояном. Мать – это та, кто добровольно отдаёт часть себя миру. И не может после уже сиять так, как сияла до того. Только, если она воссоединиться с прежней своей частью. Со своим ребенком. Мать всегда ищет и ждёт. А камни Стеллы Бога – это её дети. Она дождалась их. И она примет их так, как умеет принимать детей только их мама.
Он начал с левого плеча, поместив в ложбинку Бору. Минуту спустя на правом лёг и мгновенно врос в родную каменную твердыню Тиса. Озеро засияло лазорево-пурпурным светом. Миша услышал музыку и заметил, как черты лица статуи словно оживают. Серая вуаль, как коростой покрывшая Стеллу, трескалась и осыпалась с её лица. Плоть разглаживалась и заблестела самой жизнью. Глаза Бога дрогнули и с невероятной любовью посмотрели прямо на мужчину. Глаза его матери.
Сердце Миши забилось от восторга и вернувшегося к нему ощущения счастья. Тело и разум очистились от боли и страдания. Смерть отступила и по венам побежала тёплая кровь. Он достал последний из камней – Кротт. Поднёс его разливающуюся радужными лучами твердь к губам и поцеловал. Спасибо тебе за всё! - сказал Миша и в ответ услышал эхо: - Спасибо тебе!
Он вытянул руки и опустил Кротт в выемку на лбу статуи. Полыхнула вспышка света, не уступающая по мощи ядерному взрыву, и сознание Миши растворилось в небытие…

Армия Вырии во главе с кащеями и сопровождавшими их чудовищными созданиями взбиралась на главную гору Раскопии. Под их ногами осыпались и с гулким стуком летели вниз мелкие камни. Чернокрылая свита воронья рассыпалась карканьем над их головами, словно подгоняя сбившуюся с пути свору вперёд. Быстрее и быстрее.
Они уже видели дворец рахий. Тот был совсем близко. Чёрный рыцарь подземелья захрипел, предвкушая победу ещё над одним народом живых. Его шлем осветился огнём, а меч прочертил в воздухе воображаемую линию раскола жилищ горного народа. Мёртвые ринулись вперёд к занявшим последний рубеж обороны рахиям.
И тут неожиданно небо изменилось. Одним махом испарились и мгла и сам цвет этого мира. Целиком и полностью он ухнул в нечто ослепляющее. Растаял в вспыхнувшем мареве взрыва. Всепоглощающее облако объяло всю землю целиком, а затем собралось в одну струю. В одну линию, что поднималась от земли и упиралась в небо. Луч. Он предстал во всей красе, переливаясь цветами, словно радуга. Но довольно быстро утратил контур, цвет и стал невидимым как дыхание. Как душа. Однако отныне его существование невозможно было отрицать. Он вернулся.
С первой же вспышкой Луча мёртвых парализовало. Не только тех, кто раскрыв пасти застыл на горе Раскопии, а всех, оказавшихся в землях живых за границей Забыть-реки. Они лишь успели удивиться происходящему, а затем пришедших без спросу тварей разметало в прах. Тела их осыпались трухой и легли на размякшую весеннюю землю. Скоро их смоет дождь, а почва переварит в своих недрах не оставив и намёка на следы бывших грозных завоевателей. Поход Вырии на землю был окончен. И только страшный вой побитого людьми демона ещё долго звучал из подземелий страны мёртвых. Но и он стих, исчезая за своим обиженным хозяином, спускавшимся всё ниже и ниже к ядру земли. Туда, откуда он вышел. Боль поражения гнала его прочь, но Повелитель знал, что ещё вернётся.
Живых же Луч ослепил лишь ненадолго. Они пригнулись, пряча глаза, а затем посмотрели на родную землю и ощутили её перерождение. Люди вышли из домов и радостно улыбались. Птицы защебетали в своей прекрасной стране, а царь сокол, чувствуя сопричастность чуду, горделиво повёл челом. Рахии бросили оружие и обнялись, радуясь взошедшему над пиками гряды Раскопии солнцу. Смеялись и лироги. Те из них, кто был далёк от козней своих правителей. И, к счастью, таких оказалось большинство. Крос опустился на колени на берегу Озера и размазывал слёзы счастья на своём мужественном лице. Он шептал: - Спасибо тебе, Миша! Спасибо тебе, мой брат! Твой подвиг не имеет цены…
Мир праздновал своё рождение. Природа играла яркими красками под солнечным светом. Но тот, кого Луч коснулся первым, ничего этого уже не видел.

Эпилог.

На салатовые стены моей библиотеки настойчиво наступал свет утра понедельника. С вечера той самой пятницы, когда я впервые присел за стол, готовясь стенографировать повествование Миши, миновали два дня и три долгих ночи. Мы не покидали библиотеку всё это время. Спали ли мы хоть немного? Да. Казалось, что так. Когда мои глаза закрывались без всякого спросу, я проваливался в омут беспокойного сна, где надо мной довлели герои с причудливыми именами. Шагнувшие в моё сновидение из какого-то другого измерения, которое принёс с собой Михаил. Или, как он себя называл, летун.
Я просыпался и, едва продрав глаза, давал знак, не покидавшему своё место Мише, продолжать рассказ. Ручка в моих пальцах бежала по строкам тетради, оставляя за собой синюю вязь букв, запечатывающих его жизненный путь в истории привычного мне мира. Я торопился поспеть за его, наполненным событиями, повествованием. Где-то сокращал конспект, что-то, пожалуй, и упустил вовсе. Поэтому, возможно, история этого человека, какой её видите вы, имеет пустоты недосказанности, как подземелья агнитов или недра обитания демона. Если я что-то из упущенного вспомню после – обещаю дописать. Поскольку, явившийся ко мне с Мишей мир не может быть лишён своего великолепия и деталей, скрывших какую бы то ни было суть. В нём всё важно. Всё имеет значение не только для живущих там, но и для меня.
Мой друг курил сигареты, пил чай и спокойным баритоном вёл рассказ. Лишь в нескольких местах его голос заметно дрожал, и тогда я не поднимал на Мишу глаз, чтобы не ставить его в неловкое положение. То тепло, с которым он рассказывал о Радане и та боль, что не мог скрыть его голос, когда он вёл речь об утрате этой девушки и своих друзей, сжимали сопереживанием и моё сердце. Вместе с историей летуна я проживал его путь сам. Вот почему я не мог ни есть и ни спать, пока Миша не подвёл конец истории великого противостояния двух миров. Не закончил этот монолог, длинною в целую эпоху, на моменте рождения Луча. Он затушил очередную сигарету о мелкую сеточку треснувшей эмали керамического блюдца и замолчал. А я застыл в ожидании, как верный пёс, у рук хозяина с заветной палкой. Я всё ещё ждал продолжения.
Наконец, когда я поднял на друга утомлённые бессонницей глаза, и увидел его отрешённый, направленный в окно, взгляд, я понял, что рассказ был окончен. Часы в треснутом бардовом кофре на стене библиотеки отбили восемь утра. Их металлический звон заколыхался эхом в безмолвной тишине зала. Даже назойливая муха, каким-то образом оказавшаяся взаперти моего пристанища, и все эти дни напролёт бившаяся о мутное стекло в уголке окна, затихла и смирно села на раме. Я не удержался и выпалил: - А что же стало дальше? Мир вернулся на землю окончательно? Что стало с Кросом? А белозёры?...
    Миша усмехнулся и погладил бородку на своём лице: - Откуда мне знать? Я знаю лишь то, что уже больше месяца тому назад моё тело оказалось в пригороде Златоуста. Спустя пять лет со дня моей пропажи! А ведь в том мире не прошло и года… Я очнулся нагим, беспомощным и одиноким. Луч испепелил мою болезнь. Как, наверное, и все будущие в моём организме. В открывшийся разлом я проследовал назад в свой мир, но… тот стал мне чужд. Слишком сильно я изменился с поры своей отлучки, а он остался прежним. И вернуться душой к нему у меня так не вышло. В моём доме поселились другие люди, а собственная мать давно похоронила и оплакала мою смерть. Даже по документам меня здесь больше нет. А я и не спешу это исправить… Не серчай, но я не могу мириться с тем, с чем уживаетесь вы. Не могу любить без взаимности. Если бы не ты… Впрочем, я уже говорил. Не стану повторяться.
- Но как же теперь быть?
- Я летун, Алексей. Ты ведь не забыл? – он улыбнулся. – У меня не может быть постоянного пристанища. И я этой долей доволен. Даже нет – я счастлив! Мой путь показал Луч, а он видит всё. Однако пока я грежу лишь об одном путешествии – о возвращении в оставленный мной мир. Туда, где я обрёл самое дорогое, что может иметь мужчина на земле – настоящую дружбу, предназначение служить миру и любовь. И я искренне надеюсь, что будущий полёт приведёт меня именно туда. И кто знает, может, после я встречу тебя снова, и ты услышишь новую историю, - он тепло улыбнулся, - но сейчас мне пора.
- Куда? – я вскочил, ударившись о столешницу, и чуть не опрокинул стол. 
- Туда, куда мне указал знак. Накануне моего прихода к тебе мне приснился Гобоян. Он подсказал куда идти. Однако, несмотря на то, что я живу предвкушением грядущего события, я не мог не прийти к тебе. А может я просто оттягиваю время из-за страха…
- Страха? У тебя?! – я недоверчиво крякнул. – Ну-ну! А как же я? Могу я пойти с тобой?
Миша рассмеялся: - Я не знаю, можешь ли ты пойти со мной! Не знаю. Может быть ты тоже летун. Тогда, в один удивительный миг тебе откроется твой собственный разлом, куда ты проследуешь вечным странником. Тогда это будет твой путь, а мой пусть останется со мной. Хотя…, чтобы рассеять все твои сомнения, я не буду возражать, если ты проводишь меня до места. Кто знает, может ничего не случится, и тогда мы вернёмся в твою гостеприимную библиотеку, где ты вновь угостишь меня вкусным чаем! – Михаил поднялся, накинул на плечи куртку, подошёл ко мне и взял за плечо. – Возвращение в этот мир не стало для меня полным разочарованием. И это благодаря тебе и твоему настоящему сердцу! Что бы ни случилось дальше, позволь мне называть тебя другом. Ты окажешь мне этим большую честь!
- Что ты! – я покрылся краской смущения. – Если ты называешь это честью для себя, как назвать свои чувства мне?! Такой друг как ты даётся как дар божий. Я даже не знаю, как ещё выразить свою признательность… Впрочем, оставь это, - я опустил глаза и поспешил к гардеробу. Моя душа была в смятении. Столько событий! Это утро… Могло бы в моей жизни случиться что-то подобное? Ведь я простой библиотекарь, который никогда не верил, что в жизни и таких людей возможны чудеса.
Мы вышли из здания и проследовали пешком до окраин Соликамска. Ноябрьская непогода гоняла по земле порошу, словно перестилала под ногами гостей белый бисер. Пронизывающий ветер щипал щёки и заставлял опускать ресницы. Одинокие автомобили следовали к делам, в которых не было места магии. Или просто я в этом ещё мало смыслил.
По улизнувшей от бетонных домов дороге Миша и, поспешавший за ним я, вышли к унылому индустриальному пустырю, некогда бывшему в резерве развития города. По усам торчащей из снега арматуры угадывались места захоронения строительного материала, и я не сомневался, что эти могилы намного переживут человеческие.
Мы сошли с дороги за поворотом. Миша на мгновение застыл на месте, а затем словно уловил подходящий объект: - Очень близко к тому. Похоже мы на месте! – Он радостно хлопнул меня по спине и поспешил к одиноко стоящему строительному вагончику. Голубая краска с листов на рёбрах забытого временем строения облезла. Крыша была продавлена, и я не сомневался, зияла пробоинами. Однако забранное ржавой решеткой стекло на удивление оставалось целым.
Вагончик давно лишился колёс и попросту был брошен на задворках доживать естественного распада материалов. Потирая в нетерпении руки, Миша остановился, не доходя нескольких шагов до постройки.
- Оставайся здесь, Лёша. А я пойду. Не знаю, что выйдет, однако прощай, - он обнял меня, сдавив силой могучего телосложения. - Даст бог – свидимся! Ты не бросай писать. Это важное ремесло. Кто, если не ты расскажет людям о них самих? Расскажи и обо мне, если решишь, что это стоит сделать. Жизнь людей там, - он кивнул на вагончик, - может стать хорошим уроком здесь. Ни к чему считать себя выше или умнее других. Знай, что всегда найдётся тот, кто станет щелкать по носу и тебя. Всё уравновешено. Во всём есть разные начала. Неужели нельзя научиться видеть в другом самого себя? И полюбить его хотя бы за это. Этому учит Дерево и Луч. И люди знают о том. Ты им напомни, и мы станем верить, что мир станет добрее… А сейчас я ухожу. Дождись пару минут и тогда иди за мной следом. На все свои вопросы ты найдёшь ответ там. Прощай!
Миша ещё раз обнял меня и поспешил к сгнившей, вспухнувшей корявым металлом, двери в торце вагончика. Со скрипом он открыл её и нырнул внутрь. Я как-то разом осиротел. Огляделся вокруг. Унылый пейзаж поздней осени в брошенных городских землях. Вдалеке тёмной стеной очертил горизонт лес. На соседнем пустыре появилась бродячая собака. Навострив уши, она посмотрела на меня. Удивляясь моей беспечности. И, видимо, решив, что такой полоумный не представляет для неё интереса, похромала в сторону города, за поживой.
Я вновь посмотрел на вагончик. Пожалуй, пора. Медленно ступая по снегу, я оставил куда больше следов к двери, чем Миша. Взялся за кривую ручку и потянул дверь на себя. Затем вошёл внутрь полумрака и затхлого запаха гниющей органики. Дверь за спиной со скрежетом закрылась. Я подошёл ближе к свету, идущему из окна, и осмотрелся. Пусто. Неужели такое возможно? Я позвал Мишу в голос, но из всех звуков до моих ушей донесся лишь шелест ветра в проёме двери вагончика. Вся рассказанная мужчиной история вдруг разом обрушилась на меня многоцветьем лиц и событий. Это не сон!
- Он улетел, - на моём лице расцвела улыбка. – Он снова дома.