Красный квадрат

Он был нежеланным ребёнком… Зачатым случайно… Результат бракованного презерватива…
Женщина с надрывом поднимала тяжести, пила, курила, несколько раз падала..., но тот, кто был в её утробе, всосался в жизнь и не хотел становиться выкидышем. И он родился… Правда, недоношенным и очень болезненным. Врачи с сожалением говорили родителям, что он вряд ли выживет, вселяя в них надежду на его смерть…
А мальчик назло родителям и великовозрастной сестре, старше его на десять лет, выжил… 
Его жизнь началась с кувеза – инкубатора для выхаживания новорождённых с малой массой тела.
Родители стояли над капсулой-кувезом, окружённой мониторами слежения за жизненно важными функциями организма, инфузоматами, глядя на синюшное, неподвижное, уродливое тельце…
"Может он умер?!", - мелькнула у матери мысль.
Словно назло ей у мальчика конвульсивно задёргались пальчики, а потом он пошевелился… Это очень расстроило женщину. Она отвернулась и вышла из палаты. Вслед за ней вышел и её муж… тоже расстроенный.
Вскоре родители написали заявление об отказе от мальчика.
Мальчик жил вопреки, назло… назло тем, кто желал его смерти, кто пророчил его смерть…
В приюте взрослые дети называли мальчика Еле-еле Душа В Теле, потому что больше времени он проводил в больницах, чем в приюте… Да и выглядел он соответственно… Отзывался он на Еле-еле.
В девять лет мальчик открыл для себя таинство рисования углём.
Однажды мальчик подошёл к воспитательнице, бережно неся двумя руками рисунок. На нём мальчик углём нарисовал её. Она была покорена рисунком. Но вот он наклонил его, и угольная пыль бездушно соскользнула с бумаги и, подхваченная сквозняком, унеслась прочь, оставив на ней только угольные царапины. Губы мальчика были плотно сжаты, подбородок дрожал, и он смотрел на неё глазами, полными слёз.
На следующий день воспитательница подошла к мальчику, держа в руке матерчатую сумку. Она опустилась перед ним на корточки и, глядя в глаза, сказала:
- У меня есть знакомый художник. Я поговорила с ним… Он дарит тебе специальную рисовальную бумагу, угольные карандаши и… - она достала из сумки бутылочку с пульверизатором, в которой находилась белая жидкость. – Это, чтобы сохранить твой рисунок - разбавленное снятое молоко. Таким закрепителем пользуются художники. Я тебе потом покажу.
Она вернула бутылочку в сумку и протянула её мальчику.
Всё своё свободное время мальчик рисовал. Бывало, что на один рисунок у него уходило несколько недель, а бывало – несколько часов. Он радовался каждому законченному рисунку, потому что каждый из них для него был этапным… Посредством рисунков мальчик познавал самого себя, а иногда, в тайне, по-детски, восхищался своей неуёмной фантазией…
Готовые рисунки мальчик аккуратно складывал в папку, перекладывая их папиросной бумагой.
Однажды…
- Эй, Еле-еле, к тебе сестра пришла…
Мальчик растворил дверь вестибюля и увидел девушку… Он замер у двери, недоумённо глядя на неё. Девушка подошла к нему и сказала:
- Я твоя сестра… Меня зовут Катя. А тебя как?
- Еле-еле, - сказал мальчик.
- Какое странное имя… Ну что ж, Еле-еле, так Еле-еле…
Она чувствовала неловкость от своего прибывания здесь, от незнания о чём говорить…
- Как тебе здесь? – спросила сестра.
- Нормально, - ответил мальчик.
Она не смотрела ему в глаза, а он рассматривал её, и она ему нравилась.
"Катя… Катя… Какое красивое имя Катя…", - думал мальчик.
- Ты хочешь, я буду к тебе приходить? -  Катя продолжала смотреть куда-то в сторону.
Он криво ухмыльнулся и пожал худыми плечиками…
- Приходи.
И на удивление мальчика она начала приходить. Сначала раз в неделю, потом два раза…
В один из таких дней мальчик сказал ей:
- Ты хочешь я подарю тебе свои рисунки?
- Хочу, - сказала Катя.
Мальчик улыбнулся и убежал. Через некоторое время он вернулся, неся папку.
- Вот, - с гордостью сказал он, протягивая её сестре.
Вечером девушка показала рисунки родителям.
- В них что-то есть, - сказал отец и мать кивнула головой.
В один из выходных дней отец взял папку, раскладной стульчик и вышел из дома.
- Ты куда? – крикнула ему вслед жена.
- Знаю… Знаю… - пробурчал тот, отмахнувшись от неё рукой.
Он шёл на блошиный рынок.
Блошиный рынок был одним из главных достопримечательностей города, любимым местом прогулки горожан… Стоит лишь завернуть за угол и попадаешь в совершенно другой мир… Мир роскоши и трепетной убогости, мир маленьких ресторанчиков, мир красок и мир уютной тишины… Это был скорее не мир, а мирок, обласканный и почитаемый горожанами.
Отец мальчика, разложив стульчик, сел возле художественного магазинчика, раскрыл папку. Он держал её на весу, словно она была подносом с духовной пищей, предлагаемой прохожим.
Первым на него обратил внимание владелец магазинчика. Старый сгорбившийся еврей с выбивающимися из-под берета редкими седыми волосками, в больших очках с толстыми линзами, подошёл к нему шаркающей походкой.
- Позволите взглянуть? – спросил старик.
Отец мальчика коротко кивнул, отвёл взгляд от старика и сморщился, в ожидании приговора типа: "Не место таким бездарным рисункам рядом с моим магазином!".
- Гениально… - услышал он шёпот старика. И после минутной паузы: - Позвольте я принесу раскладной столик, и мы аккуратно разложим на нём рисунки…
И не дожидаясь ответа, старик поспешно засеменил во внутрь магазина…
Старик склонился над рисунками, держа руки по швам, не сознавая, что он, словно в японском "одзиги", приветствует гениальность.
Тут же к столику начали подходить любопытствующие с возвышенными комментариями.
Вдруг старик, оставаясь в поклоне, раздвинул руки и, боясь, что кто-нибудь из них заметит гениальность рисунков, прокричал:
- Уходите! Они мои! Я их купил…
Любопытствующие удивились странности старика и разошлись.
Старик купил, не торгуясь, всю папку, предварительно узнав, что автор рисунков двенадцатилетний сын этого мужчины.
- Если вы ещё что-нибудь из его работ захотите продать, приходите ко мне, - с мольбой в голосе проговорил старик.
Отец мальчика уже собрался уходить, засунув в карман брюк полученные деньги, когда старик спросил его:
- Скажите, уважаемый, а почему все рисунки вашего сына подписаны "Еле-еле"?
Отец мальчика пожал плечами и, отвернувшись, пошёл к выходу из блошиного рынка.
Через два месяца родители мальчика и Катя пришли в приют. Женщина, рыдая, проклинала себя за содеянную глупость, а мужчина… Директриса, глядя на стоящего рядом с ней отца мальчика, подумала: "Ему бы ещё косолапить и палец засунуть в рот". 
Как всегда, провожали "усыновлённого" всем приютом.
- Эй, Еле-еле, не забывай нас…
Впереди шли мама и папа мальчика, а за ними шёл Еле-еле, держа за руку Катю.
Они удалялись, преследуемые завидущими глазами детей, обхватившими руками прутья металлического забора. 
Первое, что увидел мальчик, переступив порог его нового дома, был мольберт, палитра, набор масленых красок WINSON&NEWTON, набор акварельных красок ROYALTALENS VAN GOGH, различные кисти…
- Это тебе подарок от старика Соломона, - сказал отец мальчика. -  Скоро он придёт…
И пришёл старый художник Соломон, и вошёл в одинокую жизнь мальчика и стал Единственным… И мальчик вошёл в одинокую жизнь старика Соломона и тоже стал Единственным…
Старик Соломон учил смешивать краски, выбирать кисти, рисовать маслом, пастелью, акварелью, акрилом, гуашью…
Мальчик впитывал знания и рисовал, рисовал, рисовал…
Его картины, рисунки, по-прежнему подписанные "Еле-еле", раскупались. Родители мальчика материально процветали.
И вновь "однажды"…
Ему было уже девятнадцать лет. "Юноша-вундеркинд", как его называли, с грандиозными планами…
Ночью, когда все спали - Катя с мужем, их годовалый сын, отец с матерью, он, - вспыхнул пожар... Что послужило его причиной: неисправная электропроводка, непотушенная отцом сигарета…
Еле-еле нашли в подвале, прикрывающим обгоревшим телом брезентовую сумку с двенадцатью алюминиевыми сосудами, в которых хранились краски, созданные самим юношей, и тетрадка с коричневыми корочками, исписанная одному ему понятными знаками-символами.
Когда, через трое суток, юноша пришёл в себя, он увидел дремлющего у его кровати Соломона.
- Соломон, где моя сумка? - прошептал юноша.
Старик вскочил и с полными слёз глазами посмотрел на него.
- Ты меня видишь, мой мальчик, - воскликнул старик и, переведя дыхание, добавил: - А сумка твоя здесь, рядом с тобой…
- Соломон, я могу говорить, видеть и… двигать пальцами рук, - в восторге прошептал юноша. – Посмотри…
Соломон увидел слабые движения забинтованных пальцев.
- А это значит, что я буду ещё рисовать…
Трудно было увидеть на забинтованном лице улыбку… Но старый Соломон знал - она таится под бинтами.
Дряблый подбородок Соломона дрожал и слёзы, перекатываясь через морщины-пороги, срывались со щёк и растворялись в бинтах юноши.
- Ты будешь рисовать, сынок, - дребезжащим голосом говорил старый Соломон, - ты будешь рисовать…
Врачи вынесли юноше приговор…
- Желали смерти ему, ещё не родившемуся, - говорил Соломон врачам, - и родившемуся желали смерти. Но он жил! Поверьте мне, пока он не выполнит своё предназначение, старуха Смерть не прикоснётся к нему своей костлявой рукой.
Юношу разместили в отдельной палате, в которой стояло только специальное кресло с, крепившемуся к его подлокотнику, поворотным кронштейном. На нём стоял холст размером восемьдесят на восемьдесят сантиметров.
Конечно же всё это было оплачено Соломоном.
Никто не знал, что рисует юноша: он укрывал картину от глаз, входящих в палату… Даже от Соломона.
Прошёл месяц или чуть больше…
Как-то дежурившая ночью медсестра подошла к пришедшему Соломону и, оглядываясь по сторонам, чтобы никто не подслушал, проговорила:
- У Еле-еле всю ночь горел свет… Боясь не случилось ли чего…, вы ведь знаете, что он запретил входить без вызова…, я заглянула в палату… Он был так увлечён работой, что не заметил чуть-чуть приоткрывшейся двери… Он кистью доставал краску из алюминиевых сосудов и, смешивая их, что-то шептал… И, продолжая шептать, Еле-еле наносил её на холст. В какой-то момент вокруг него появилось радужное свечение… Мне стало страшно, и я убежала, не прикрыв дверь. А когда вернулась, радужность просачивалась в коридор… Я, конечно, дверь тут же плотно закрыла… А потом, милый Соломон, хотите – верьте, хотите – нет…, но я почувствовала тоску, которую излучал отрезанный дверью кусочек радужности… - медсестра тяжело вздохнула и, опустив глаза, прошептала: - Я не решилась войти…
Старый Соломон вошёл в палату… Забинтованный Еле-еле Душа В Теле неподвижно сидел в кресле, безвольно свесив руки… Пальцы правой руки продолжали удерживать кисть, щетинки которой горели ярко-красным цветом.
Он подошёл к креслу и развернул кронштейн…
Старый Соломон смотрел на открывшийся ему "Красный квадрат" и громко плакал.
Через некоторое время Соломон организовал выставку одной картины в городском художественном музее, где свои работы выставляют местные художники. Особой популярностью музей не пользовался, но с появлением в нём "Красного квадрата"…
Зритель идёт по длинному коридору, погруженного в сумерки… Сердце его колотится в предчувствии… Он не понимает в предчувствии чего… И это его пугает… Он слышит только стук своего сердца и шаги, приближающие его к чему-то тайному, непознанному… Он поворачивает за угол… и замирает, глядя на "Красный квадрат"… Странные ощущения испытывает зритель… Словно не он рассматривает картину, а она его…
- В первое же мгновение, когда увидел "Красный квадрат", - возбуждённо рассказывал мужчина людям, стоящим в очереди посмотреть картину, - я почувствовал связь с ней… Что-то побуждало раскрыть душу, поделиться… да, да, поделиться с картиной своим горем…, и я рассказал про сестру, лежащую в коме уже три месяца… А потом случилось чудо! Через два дня она пришла в себя. И сейчас я здесь, чтобы сказать "спасибо" "Красному квадрату".
А потом подошла старушка…
- А у моей внучки была лейкемия… Была!.. Это не просто картина… Это икона! - старушка перекрестилась и вернулась в очередь тех, кто пришёл поблагодарить "Красный квадрат" за спасение себя или своих близких.
Как-то обратился к Соломону музейный смотритель:
- Вам не кажется, уважаемый Соломон, что краски "Красного квадрата" немного потускнели.
Соломон тоже обратил внимание. И это его очень тревожило.
В тот день старому Соломону не здоровилось, и он подумывал пропустить свидание с "Красным квадратом". Но зазвонил телефон, и Соломон услышал возбуждённый голос музейного смотрителя:
- Дорогой Соломон, срочно приезжайте… "Красный квадрат"… "Красный квадрат"…
Было десять часов утра, когда Соломон подъехал к музею. Ещё никогда в истории музея не было, чтобы после девяти часов над входом светилась вывеска "Закрыто".
- Уж не украли ли "Красный квадрат"… - испуганно прошептал мужчина, глядя в никуда широко открытыми глазами, лишивший себя этой мыслью последней надежды…
Соломон прошёл сквозь толпу, нажал кнопку дверного звонка, дверь приоткрылась, чтобы тут же за ним захлопнуться.
- Уже более сорока лет я приезжаю рано, чтобы в тишине осмотреть музей, поздороваться с любимыми картинами, поговорить с ними… - говорил музейный смотритель Соломону. – Я ещё издали увидел… "Красный квадрат" плакал… Красные "слёзы" скользили по полотну, срывались на пол и, коснувшись его, разлетались на множество мелких капель, которые тут же застывали. А когда соскользнула последняя "слеза", я увидел прежний "Красный квадрат" с подписью в правом нижнем углу - "Еле-еле". 
Соломон и музейный смотритель стояли напротив "Красного квадрата", склонив головы, а тот с любовью смотрел на них.
- Пойду открывать музей, - сказал музейный смотритель, переводя дыхание.
Соломон на короткое время остался один на один с Еле-еле Душа В Теле…