Запахи детства

             Бессонница отняла одну ночь, другую, третью. Анна знала множество способов борьбы с нею. Один - считать в такие часы слоников, другой - мысленно ехать в поезде и скользить глазами по шпалам, третий - думать о качке на волнах, четвертый - самый эрудированный - читать, и последний, который душа напрочь отвергала, - пить снотворное. Хотелось спать, чувствовалась усталость, но сон, увы, не шел...

             - Возраст... - в который раз успокаивала она себя. - Все же пятьдесят - это уже серьезно...

             В открытое окно влетел слабый порыв ветра. Утро еще не наступило, но его первые запахи и звуки предвещали рождение нового дня. Такого же, как и все предыдущие.

             Впервые в своей московской квартире Анна почувствовала, что вещи давят на нее своей неодушевленностью. Голубые прозрачные шторы выгнулись, словно паруса старинного фрегата. Женщина остановилась перед окном и сосредоточенно уставилась на них, будто впервые увидела.

             Она провела ладонью по лицу и вздрогнула. Закрыв глаза, вдруг почувствовала, что на нее пахнуло каким-то до боли знакомым степным ароматом. Теплым, полынным и полным детства...

             Было жарко и душно, как бывает жарко и душно лишь августовскими вечерами в маленьких провинциальных городах на юге России, а асфальт напоминал подернувшиеся пеплом угли. Солнце висело оранжевым красным яблоком над крышами домов, воздух казался густым и терпким, как горячий клюквенный кисель. От вагона, из которого Анна только что вышла, пахло разогретым металлом и дегтем.

             - Домой приехали? - спросила проводница, протирая тряпкой поручни.

             - Да, как будто домой...

             Ей не хотелось объяснять, как несколько дней назад, не понимая себя, она попросила на работе две недели отпуска, не заходя в квартиру, пошла на вокзал, купила с рук горящий билет и через час уже сидела в поезде, который направлялся в город ее детства.

             Потом было два дня пути, много стаканов пахнущего дымком вагонного чая, пирожки и мороженое, которые она успевала покупать на остановках. А еще две ночи с причудливыми снами, где смешались разные времена года: рядом с буйно цветущими багровыми пионами истекал ручьями большой сугроб белого снега, возле поникшей ивы с пожелтевшими листьями зеленел густой куст смородины, в листьях которой сиял мерцающий свет, с каждой секундой становясь все ярче и ярче...

             Выйдя из здания вокзала, Анна перешла площадь, потом свернула направо - в сторону родного дома, где после смерти ее родителей уже давно проживали чужие люди. Дом показался Анне все таким же величественным. Резные наличники, большие деревянные окна с потускневшими от пыли стеклами и чугунная ограда ничуть его не старили. А рядом жила ее любимая, уже старенькая учительница биологии Надежда Викторовна, у которой она и остановилась.

             - Будто и не расставались! -  с улыбкой встретила пожилая женщина бывшую ученицу, не сказав приветственное "здравствуй". Глаза Анны невольно наполнились слезами.

             - Вы научите меня слушать ручей? - также без приветствия спросила Анна.

             Ей хотелось сказать другое, но губы не слушались и на ум пришла почему-то только эта фраза, произнесенная Надеждой Викторовной много лет назад на одном из уроков биологии.

             Анна сидела в глубоком удобном кресле, побледневшая и осунувшаяся от бессонницы, с тонкими руками и сине-черными, словно сапфировыми глазами. Казалось, в этих глазах отражаются звездные метели и всполохи далеких солнц, жгучие капли усталости, боль, надежда и что-то еще - непередаваемое, светлое, как луч солнца в капле росы. Она как будто вдруг снова стала ребенком, заново открывающим для себя окружающий мир.

             - "Воздух родины имеет в себе что-то необъяснимое!", - помнишь, у Тургенева? - растолковывала старушка своей бывшей ученице ее неожиданный порыв приехать в родные места.

             Она медленно подошла к полке с книгами, в которых пестрели закладки, открыла "Москву родную" А. Куприна и прочитала:

             -"Даже цветы на родине пахнут по-иному. Их аромат более сильный, более пряный, чем аромат цветов за границей". Знаешь, милочка, ведь без родных с детства запахов у многих наступает аллергия. Этот термин происходит от двух греческих слов: "алое" - иной, и "эргон" - делаю. Буквальный перевод: "делаю по-другому". Один из источников аллергии связан с детской памятью, с запахами.

             Я много лет изучала биохимию ностальгии, которая в свое время воспринималась многими учеными в штыки, и твердо знаю, что в основе иммунитета человека лежат весьма тонкие и чувствительные процессы распознавания "своего" и "чужого" на основе долговременной иммунологической памяти.

             О связи этой памяти с нашей памятью в ее обычном понимании мало еще кто говорит. А зря! Обоняние - самое таинственное наше чувство. Запах потому так хорошо служит памяти, что обоняние тесно связано с той частью мозга, которая управляет памятью и эмоциями, хотя мы и не знаем точно, как устроена и действует эта связь.

             Лунный свет серебрился в волосах старушки, а Анна, удобно расположившаяся в кресле, сладко спала. В своих снах она зажигала в московском небе северное сияние, роняла на ладони горожан золотые звезды и жемчужными каплями летнего ливня смывала пыль с мостовых, с крыш домов и машин.

             Ранним утром, словно девчонка, она бежала к речушке наблюдать, как медно-красное рассветное солнце, путаясь в ветвях деревьев, зависает в них, словно в гамаке.

             А потом, блаженно растянувшись на полянке, наслаждалась дурманящим утренним воздухом, сотканным целиком из запахов цветов и трав - запахов детства, и точно знала, что бессонница ей больше не страшна.