Отрывок из нового романа Евангелие от Агасфера

- После того, как мы оправились от остолбенения, сопутствующего переживанию Невыразимого, Фулканелли общался с нами, в основном, загадками. По поводу большинства из них тогда ни я, ни Деррида сказать ничего внятного не смогли, зато все последующие годы и десятилетия занимались поисками ответов на эти странные вопросы, разрушавшие здравый смысл и наивный реализм восприятия.

Выражение лица Жоржа вновь приняло благодушные оттенки, он продолжил свой рассказ как ни в чем не бывало:
- Вот вам простой вопрос, который тогда озадачил нас с Жаком: как выглядит эта комната, когда в ней никого нет?
- Никак не выглядит, - отозвался Юрис, уже вполне оклемавшийся и даже бодрый. - Для того, чтобы она как-то выглядела, нужен наблюдатель, ведь именно он выбирает откуда смотреть. Вид комнаты зависит от точки расположения смотрящего, а этих точек – тысячи даже в этом небольшом помещении, включая затейливые ракурсы с потолка или с той стороны открытой форточки. А ежели еще учесть специфику именно человеческого взгляда? Он же ограничен особенностями строения глаза, отличного от такового у кошки, мухи, случайно залетевшей птицы и приборов, настроенных на инфракрасный или ультрафиолетовый спектр. Наблюдателем-то оказаться может не только человек. В итоге мы получим еще больший парадокс – чем обозначенный в первоначальном вопросе. Получается, что даже находясь в комнате, мы воспринимаем ее совсем не таковой, какая она есть на самом деле, - молодой человек, разгорячившись, принялся уснащать речь все более широкими жестами, да так, что опрокинул стакан – пролившееся вино заструилось по неровному столу в сторону Актёрыча и вскоре полилось ему на брюки, что, впрочем не вызвало никакой реакции последнего, продолжавшего пребывать в позе сдувшейся куклы. Юриса собственная неуклюжесть тоже ничуть не смутила, и он, уже скороговоркой, завершил свою реплику:
- Стало быть, вообще нет никакого «на самом деле»!

- Резонно, - заметил старик, - более того, давайте вспомним о неком универсальном Вездесущем Наблюдателе. Назовем его, вослед за Гермесом Трисмегистом – умонеспостижимой бесконечной Сферой, центр которой в каждой точке, а периферия отсутствует. Если этот Вездесущий наблюдает из каждой возможной точки, во всех возможных ракурсах, да еще и неким совершенным взором, включающим весь спектр оптического диапазона, то совокупностью всех этих миллиардов взоров – является почти полнейшая абстракция!
- Белый шум? – хвостатый малый, видимо, решил блеснуть эрудицией, но вопреки ожиданиям Фёдора, в этот раз Магистр оставался благодушен, и вместо того, чтобы, как и прежде, прищемить ему язык, даже одобрительно кивнул:
- Почти белый! Ведь эта комната все же отличается от соседней и от тех, что ниже этажом, и от миллионов других комнат на Земле. В ней по-своему расставлена мебель, своя гамма красок, освещения и других мелочей. Поэтому я и сказал, что не полнейшая абстракция, а почти полнейшая. Это малюсенькое «почти», так много значащее порой для конкретного человека, для Всевидящего Ока воображаемой бесконечной Сферы даст всё-таки некоторую индивидуальную окраску абстракции являющей собой эту комнату. Если, допустим, ограничить наблюдение радиусом квартала, то разница индивидуальных оттенков совокупного восприятия этой комнаты и соседней, также как и других, находящихся в этом радиусе – еще будет как-то заметна. Но такое обрезание Сферы – лишь мысленный эксперимент, ибо по определению она бесконечна. Да взять хотя бы масштаб города – разница уже будет исчезающее мала, а коли мы выйдем на масштаб Земли, а тем более, к примеру, Галактики… И тут ты, мой юный друг, прав – все есть белый шум или, скажем, абстракция, созерцающая сама себя.

- Ух ты,- вновь не удержался Юрис, - выходит, что для Бога или как Его поименовал Трисмегист – Сферы – ничего не существует, ведь для того, чтобы из масштабов Галактики сфокусироваться хотя бы до размеров Земли, нужно столько энергии, что случись у Него желание это сделать, на месте Земли мгновенно оказалась бы черная дыра! Выходит, нас нет для Бога? Но, тем не менее, мы каким- то образом существуем для самих себя.
- А вот это – величайшая загадка, которой, похоже, кроме Фулканелли и Гермеса Трисмегиста, практически никто озаботиться не удосужился.
- Ну вы-то с Жаком вослед за великим алхимиком тоже озаботились? А в том соприкосновении с Неназываемым, поди и пережили себя как эту самую абсолютно бескачественную абстракцию?

- О, да! - Жорж помолчал немного, - а озадачились мы не одной лишь этой загадкой. В ту ночь Фулканелли чуть не убил нас парой десятков вопросов, разрушавших наше верование в здравый смысл и в то, что реальность – это то, что дано нам в ощущениях, как учили философы времен модерна. Деррида затем всю жизнь посвятил тому, чтобы разобрать всю предшествовавшую ему философию и метафизику на кирпичики и собрать вновь в условиях, когда уже невозможно было игнорировать, что мы являемся субъектами бессознательного. А сие означает, что не у нас есть бессознательное, а мы у него.
Увы, реальность не дана нам в ощущениях, напротив, мы сами создаем её своим восприятием. А оно, в свою очередь, разделено строением органов чувств на, казалось бы, отдельные - зрение, слух, осязание, вкус и обоняние, кстати мы об этой разорванности постоянно забываем. Но и это не главное: сказав, что мы создаем реальность восприятием, я специально допустил ошибку, дабы подготовить к дальнейшему развороту – мы, как то, что отождествляет себя с сознательной личностью, сами по себе ничего не творим, этим занимается бессознательное, а оно, в свою очередь, структурировано языком, сиречь дискурсом. И не спрашивайте меня - как же язык, появившийся в ходе эволюции человека, сотворяет мир - пускай этот парадокс пока останется для вас неким коаном. Я и так уже в достаточной мере приоткрыл его, пустившись в утомительное разжевывание простого тезиса, заявленного мною два часа назад – вначале было Слово!