Прощай Петергоф

       Тонкие, вздрагивающие при каждом слове губы, эротично плясали на раскрасневшемся лице, наполовину закрытом, темными очками. Майор-психолог,  как его представили, читал лекцию первой учебной роте перед отправкой в места основного несения службы. Он рассказывал, как нам будет там тяжело, намного тяжелее, чем в учебном полку, что там-то мы  столкнемся не только с неуставными отношениями, коих еще и не ведали, но и с нетрадиционными сексуальными отношениями. При этом его маленькая хилая фигурка двигалось в плавном танце вдоль строя, а глаза, ярко сверкая  сквозь очки, искали испуг в глазах слушателей. Он был сильно возбужден, то ли коньяком, то ли эротическими фантазиями. Иногда даже казалось, что это переодетая женщина и, был бы шест в казарме, тотчас закружила бы вокруг него.
       Солдаты слушали угрюмо, внимательно изучая это существо.  За полгода службы в «учебке» они уже вполне привыкли  и к армейскому быту и ко всем особенностям межличностных отношений в здешних условиях.  Появились и друзья и понимание, как себя вести в различных ситуациях. Но, что  самое главное,  появился сильный и сплоченный коллектив, которому теперь, увы,  предстояло полное разрушение. Состав учебных подразделений полностью расформируют и направят служить по другим частям. И все снова окажутся по - одиночке, в совершенно новых условиях, и все, придется  начинать с самого  начала.
       О том, что в «войсках» все намного  сложнее, ни для кого уже и не было секретом. В учебный полк  из далеких  батальонов возвращались бывшие его воспитанники для прохождения уже офицерских курсов, они - то  много чего  рассказывали. Да и по их лицам немало можно было прочитать, все они выглядели старше своих лет. Хотя и дурачились, как дети, порою, презрев все пункты  устава, шагая нарочно не в ногу, отдавая честь, кто левой, кто правой рукой, этаким цыганским табором проходя мимо нас, они громко кричали:
       - Э, хорош служить! Айда домой!
       Они-то уже, можно сказать, отслужили, остались только  курсы для тех, кто на гражданке институт закончил. Их делали офицерами запаса, и новый статус позволял себя вести вольно. А нам еще предстояло отрастить густые мужицкие усы, которые пока были под запретом, и заработать, хмурые лица с волчьим взглядом из пепельной тьмы.
       Перед отправкой, в столовой для нас играл военный духовой оркестр, и совсем не так плохо там пахло, и еда была почти гражданская. Это были самые  незабываемые минуты, нас будто на фронт отправляли. Никто не говорил, куда нас повезут, но, по слухам выходило, вроде в Хабаровск. Кроме того, ходили также  слухи, что весь наш учебный полк, в скором времени, будет перебираться из Петергофа куда-то в Ургал.
       Девять суток нас везли в эшелоне в Хабаровск, на станциях, где делались остановки, мы высовывались из окон и спрашивали у людей, где мы сейчас   находимся.  Выходить из вагонов, нам было вовсе запрещено. На вторые или третьи сутки к нам забрел  один из сопровождающих офицеров, они ехали в отдельном вагоне. Он был пьян, но, как и подобает настоящему русскому офицеру, крепко стоял на ногах и мог вполне внятно разговаривать.
       - О! первый взвод! Ну, наконец-то  я до вас добрался! Ищу, ищу, где вы? А вы тут! С кем-то  из вас обещал выпить, вот, не помню. Ну, и как настроение? Бодрое, надеюсь?
       - Товарищ майор, а говорят, вы скоро следом за нами поедете!
       - Чтоб у тебя на лбу огромный баобаб вырос за эти твои слова! Но ты прав…, прав на все сто!
       Он закрыл глаза и проглотил комок в горле, затем горестно,  со звуком выдохнул, будто пытаясь таким образом изгнать всю свою печаль. Да, нам-то две зимы продержаться, а им сколько! В Петергофе остались их теплые, еще недавно полученные, квартиры и семьи, а в Ургале бараки без туалета и без горячей воды, два умывальника в конце коридора. Эх, бросить бы все это  к черту!  А вдруг, в Германию пошлют или в Польшу, или уже в саму столицу на повышение. Вот и думай, куда тебя служба занесет, и на какой срок!
       На пятые сутки в хозяйственном вагоне замерзли консервы и хлеб, а в Питере еще была осень…. В Февральске часть ребят высадили, смотрим, они уши у шапок  опустили, тут уже давно началась зима и, если им дали команду опустить уши, значит, было уже двадцать пять градусов мороза.
        А в Хабаровске был, своего рода пересыльный пункт. Кого-то оставляли там, кого-то увозили дальше.  Дальше от цивилизации.