15. Знакомство с факиром

Алле Гопкинс



К Тишке, как обычно, были прицеплены два вагона. Больше ему и не требовалось. В каждом – по четыре купе на четыре пассажира. Но и эти купе редко бывали заняты полностью. Места оставалось достаточно, так что при желании можно было ехать втроем, вдвоем или вообще в одиночку.  Многие так и поступали.

Когда Машенька поднялась в вагон, она увидела, что в первом купе сидит полный господин со смуглым лицом, большим ртом и огромными глазами. Брови у неизвестного были сурово насуплены. Все это вместе придавало ему весьма сердитое выражение. На голове у незнакомца красовался большой белый платок с черными горошинами, который держался при помощи обруча. Для тех, кто не знает, сообщаем, что такой головной убор называется куфия. Его очень любят носить в южных странах, где всегда жарко. Сердитый господин был один, но зато вез с собой целую кучу чемоданов. Они стояли на полу, занимали верхние полки и все багажное отделение. На стене красовался роскошный фиолетовый халат с золотыми звездами, весь обшитый блестками. Рядом висел кинжал в серебряных ножнах с длинной гнутой ручкой. Квакин успел разглядеть также большой кувшин на нижней полке, обложенный со всех сторон подушками. На столике перед окном стояла ваза с конфетами. Рядом лежали зефир, пастила, пирожные, шоколадки. Видно, что пассажир собирался как следует перекусить.
- Здравствуйте! – вежливо поздоровалась Машенька.

Но сердитый господин вместо ответа высунул голову в коридор и весьма неодобрительно осмотрел всю компанию. Очевидно, Машенька и ее спутники пришлись ему не по вкусу. Потому что пассажир еще сильнее нахмурил свои брови и еще больше насупил свое и без того сердитое лицо.

- Терпеть не могу детей! – пробасил он, - от них вечно шум и озорство!
И он с грохотом захлопнул дверцу своего купе.

- Здрасьте-пожалуйста, - сказал Квакин. – А нам не очень-то и хотелось знакомиться. Все равно там не было места!

Пассажир во втором купе совсем не походил на первого. Это был веселый сухонький старичок с густой бородой и усами. Весело топорщась во все стороны, седые волосы скрывали всю нижнюю половину его лица. Над бородой торчал длинный нос картошкой, на который были водружены огромные очки. Спереди половина головы у старичка была лысая до самого темени, зато на затылке задорно торчали длинные волосы. Глазки у него были маленькие, близко посаженные, но живые и добрые. И вообще весь вид его почему-то сразу располагал к общению.

- Здравствуйте, - сказала Машенька, - ничего, что устроимся в соседнем купе? Там, мне кажется, никого нет?

- Очень, очень буду рад! – быстро проговорил старичок, вскакивая и прижимая к груди свои маленькие сухие ладошки. – Проходите, располагайтесь, не смущайтесь. Места здесь предостаточно.

- Вы, наверное, доктор? – спросила Роза Барбоскина, заметившая на крючке белый халат.

- Совершенно верно! Разрешите представиться: Карл Карлович Щетинкин, кукольный мастер высшей категории. Ремонтирую, клею, зашиваю, привинчиваю, собираю, штопаю. Вот вам, милочка, - обратился он к Машеньке, - нужно что-нибудь подвинтить или подклеить?

- Нет, спасибо, - отвечала девочка, - мне ремонт пока не требуется.

- Ну, это временно, - добродушно рассмеялся доктор Щетинкин.

- Вы так думаете? – спросила Екатеринка.

- Разумеется! Вы заметили, кто едет с нами в вагоне в соседнем купе?

- Похоже, это дядя из цирка? – предположил Квакин.

- Великий и бесподобный факир Алле Гопкинс собственной персоной, - подтвердил доктор. Одна беда – он уж-ж-ж-асно несдержанный и страсть какой раздражительный. Как что не по нем – сразу в драку. Особенно он не терпит шалунов и шутников.

- Среди нас таких нет, - заверила Машенька и выразительно посмотрела на Квакина.

- А что он делает, если повстречается с шалуном? – спросила Екатеринка.

- От вида шалунов его просто в дрожь бросает! – сообщил доктор Щетинкин. – Глаза у него, если заметили, и так не маленькие, а тут сразу делаются огромные, как тарелки. Лицо сначала белеет, потом краснеет. И он начинает шумно дышать, словно в груди у него кузнечный мех или, по крайней мере, маленькая паровая машина. И еще он громко кричит.

- Ой, мамочка! – воскликнул Квакин. – Еще и кричит?

- А вы как думали?  И кричит он обычно только два слова: «Р-р-разорву!» или «Р-р-растопчу!»

- Ужас какой! – сказала Екатеринка.

- Преувеличивает, конечно, - покачал головой доктор. – Никого он еще не разорвал и не растоптал, но частенько случается, что шалунам от него достается на орехи. Без мелкого ремонта потом никак не обойтись. Так что обращайтесь без церемоний, - благожелательно закончил доктор, - всегда рад помочь по первому требованию.

- А-а вы и носы ремонтировать умеете? – спросила вдруг Роза Барбоскина.

- И носы, и ручки, и ножки, - подтвердил доктор Щетинкин. – Даже голову могу поменять, если пожелаете. Но только зачем? У вас такая миленькая головка, что лучше, пожалуй, и найти нельзя.

- Вы так считаете? – сказал Роза и улыбнулась. – Ей было приятно, что ее красоту похвалили. Однако потом она вспомнила про свой халат и растрепанную прическу, смутилась и постаралась побыстрее проскользнуть в купе вслед за Машенькой.

- Так, - сказала девочка, - осталось еще два купе. Мы их займем. Роза Барбоскина поедет со мной. Квакин пусть отправляется в соседнее. А ты, Екатеринка, с кем поедешь?

Екатеринка задумалась.

- Пожалуй, поеду с Квакиным, - решила она. – Ты же сама слышала. В этом вагоне ехать не безопасно. Надо за ним присматривать, а то еще попадет в историю…

- Присматривай, - согласилась Машенька. – Не думаю, что от этого выйдет большой толк, но мы, по крайней мере, попытаемся. Ты только смотри, сама в историю не попади.

Между тем наступило время отъезда. Тишка откашлялся и громко объявил:

- Внимание, с первого пути отправляется поезд в Куклогорск. Просьба пассажирам занять свои места, а провожающим покинуть вагоны!

Никаких других поездов, кроме него самого, на станции не было, да и путь в наличии имелся всего один, но так было положено. Тишка немного подождал, давая время провожающим покинуть вагоны. Никто их, однако, не покинул. То ли провожающие в последнюю минуту сами решили стать пассажирами, то ли их не оказалось вовсе. Тогда Тишка дал веселый гудок и тронулся в путь. Немного отъехав от станции, он во весь голос затянул свою походную песенку…

- Поехали, - сказал Квакин.

- Ага, - согласилась Екатеринка.

- Долго ехать будем?

- Пока не приедем.

- Долго, - вздохнул Квакин. – А что путешественники обычно делают?

- На полках лежат, стук колес слушают, еще в окошко смотрят, а если совсем невмоготу становится, чай пьют с конфетами.

Квакин улегся на полку, заложил руки за голову и стал смотреть в потолок.
Он смотрел, смотрел, смотрел целых полчаса, а потом сел и пожаловался:

- Неинтересный потолок какой-то. Дома я в своем вагончике хоть весь день в потолок могу смотреть, а здесь и десяти минут не выходит. Надоело!

- А зачем ты в него уставился? Подумаешь, потолок! – сказала Екатеринка. - Ты в окошко смотри. В путешествиях все самое интересное за окошком происходит.

Квакин сел на диванчик и стал глядеть в окно. Но и это занятие показалось ему не особенно захватывающим. Покинув станцию, поезд вскоре въехал в Дикий-дикий лес, который тянулся и тянулся без конца. В окнах мелькали деревья, быстро проносились лесные опушки…

- Да, - вздохнул Квакин, - на редкость впечатляющее зрелище.

- Ага, - согласилась Екатеринка. – Будет потом, что рассказать.

- А я бы сейчас чайку попил.

- Я бы тоже не отказалась. С конфетами.

И тут в дверь купе постучались.

- Что стучать-то? - сказал Квакин. – Не заперто.

Дверь отъехала в сторону и за ней оказался маленький полненький коротышка в синей форме с круглым личиком и маленьким носиком кнопкой. На левой щеке у него была родинка.

- Кто вы такой? – подозрительно спросил Квакин. – Почему-то я вас раньше не видел.

- Я ваш проводник по фамилии Сидоров, - объяснил коротышка, - еду в первом вагоне.

- А я вас знаю, - объявила Екатеринка. – Когда мы месяц назад с Машенькой в Куклогорск путешествовали, вы тоже были проводником. Только родинка тогда была у вас на правой щеке.

- Так то был не я, - обиделся проводник Сидоров, - это был мой сменщик Иванов. Мы с ним по очереди дежурим.

- А для чего вы дежурите? – поинтересовался Квакин.

- За порядком следим, ну, и, если там пассажирам чего-то надо, мы иногда помогаем, - сказал проводник Сидоров. – Оказываем, так сказать, содействие. Вот вам, например, чего-нибудь надо?

- Надо! – сказала Екатеринка. – И даже очень. Мы чаю хотим с конфетами.

- С шоколадными, - добавил Квакин.

- Чаю? – удивился проводник Сидоров и стал чесать себе затылок (от этого фуражка съехала ему на самый нос). – По правде говоря, весь чай мы еще по дороге сюда выпили. Остался только кипяток.

- Ладно, шут с ним, с чаем этим, - сказал Квакин. – Вы главное конфеты тащите. И побольше. Мы уж как-нибудь с ними и без чая справимся.

- А конфеты мы пассажирам не раздаем, - заявил проводник Сидоров. – По инструкции не положено. Пассажиры сами должны их с собой возить. В чемоданах. А мы только следим, чтобы нормы провоза багажа не нарушались.

- Что же нам одну воду горячую пить? – расстроилась Екатеринка.

- С конфетами мы как-нибудь уладим, - пообещал Квакин. – А кипяток когда будет?

- Через полчасика приходите в первый вагон, - сказал проводник Сидоров. – Я сейчас печку растоплю. Как раз закипит.

Он ушел, а Квакин покрутил головой и заметил:

- И воду мы сами должны на себе таскать. Хорошо устроились!

Но через полчаса он все-таки отправился в первый вагон и вернулся с двумя граненными стаканами кипятка в подстаканниках. Они уселись возле окошка и стали болтать ложками в воде.

- Не вкусный какой-то чай получается, - вздохнула Екатеринка. – Даже пить неинтересно.

- Ничего, - усмехнулся Квакин, — это дело поправимое. Сейчас мы у Гопкинса конфет попросим. Видала, сколько у него на столе лежало? Пусть поделится!

- Поделится он! Жди! – покачала головой Екатеринка. – Он скорее сам пополам разделится, чем хотя бы одну конфетку даст. Жадюга страшный. С первого взгляда видно.

- К каждому пассажиру свой подход нужен, - сказал Квакин. – Он тебе не даст. Мне, может быть, не даст, а официальному лицу еще как даст!

- Так-то официальному, - заметила Екатеринка. – Где ты его найдешь?

- А мы его сейчас живо нарисуем, - пообещал Квакин. – Вот это видела?

И он показал кукле форменную фуражку проводника.

- Откуда она у тебя? – удивилась Екатеринка.

- У Сидорова позаимствовал. Он в своем купе на полке лежал и храпел. Фуражка ему сейчас, вроде как, без надобности.

- Стащил что ли? Разве Машенька не говорила тебе, что чужое брать нехорошо? – нахмурилась Екатеринка.

- Так то брать! – сказал Квакин. – А я не взял, а позаимствовал. Почувствуй разницу. Сейчас дельце с конфетами провернем и на место положим. Он даже не заметит.

- Ничего у тебя не получится. Гопкинс тебя в пять секунд вычислит.

- Меня-то? Да не в жизнь! Вот смотри и учись.

Квакин надел на голову фуражку, отправился к первому купе и постучал.

- Кого еще принесла нелегкая? – раздался сердитый голос. Дверь открылась и на пороге появился недовольный Алле Гопкинс.

- Проверка багажа! – объявил Квакигн. – Предъявите для досмотра ваши вещи!

- Мои вещи? С какой стати?

- А мы за нормами следим, - сказал Квакин.

- Какими еще нормами?

- Провоза багажа. Нам по инструкции положено. А если нормы нарушаются, приказано отбирать лишние конфеты, пряники, шоколадки, пирожные и прочие сладости.

- Что за вздор? – удивился Алле Гопкинс. -  Первый раз слышу о такой ерунде.

- Никакая это не ерунда, - возразил Квакин. – Это инструкция. Официальный документ. Руководство железной дороги волнуется, что от чрезмерного употребления сладкого у наших дорогих пассажиров могут испортиться зубы.

- Чушь! Какое вашему руководству дело до моих зубов? Хочу их порчу, хочу – берегу. Это мое личное дело.

- Что значит личное дело? Вы какие-то глупости сейчас говорите, гражданин факир, - с невозмутимым лицом произнес Квакин. – Если у вас разболятся зубы, вы будете хмурым и недовольным. А хмурых и недовольных в тот день, когда женится любимый сын короля, на улице просто не должно быть! Так что попрошу не препятствовать досмотру.

Квакин вошел в купе и огляделся.

- Так-так, - сказал он. - Что я вижу? Зефир! Пастила! Рахат-лукум. И, боже мой, пирожные! Целых восемь штук. Это никуда не годиться! Мне придется отобрать у вас половину.

-  Как это половину? – возмутился Алле Гопкинс. – Да я не отдам вам ни одного.

- В таком случае, я ссажу вас с поезда, - пригрозил Квакин.

- Меня? С поезда?

- Вас, конечно, ведь это вы, а не я нарушаете инструкцию по провозу багажа.

Обезоружив факира этой угрозой, Квакин достал из кармана пакет и стал ссыпать в него сладости: конфеты, зефир, пастилу, а вслед за ними и пирожные.

- Я буду жаловаться! – возмущался Алле Гопкинс. – Это неслыханная наглость. Просто грабеж средь бела дня.

- Ничем не могу помочь, - заявил Квакин. – Инструкцию надо соблюдать.

Набив пакет, он вышел из купе и вежливо произнес:

- Счастливого вам пути!

- Вместо ответа разъяренный факир с грохотом захлопнул перед его носом дверь.

- Ну, вот, - сказал Квакин, вернувшись в свое купе. – А ты говоришь, не поделится!

- Ты даешь, Квакин! – рассмеялась Екатеринка. – Ловко все устроил! Боюсь только, что ты за это дело ещё схлопочешь.

- Может, схлопочу, а может и нет, -  усмехнулся Квакин. -  Поживем – увидим! А пока давай чай пить.

«Квакин, Золушка и другие»  http://proza.ru/2010/08/17/222