22 июня, ровно в 4 часа Ч. II

22 июня, ровно в 4 часа Ч. II

Ассоциации текущего дня, как отпечаток в сознании связей времен и людей, стали неотъемлемой частью меня… Весьма любопытно бывает отслеживать с позиции стороннего наблюдателя из «точки сбора» в единое целое исходного положения в разобранном и разобщенном состоянии причин и следствий. Тогда составляющие этого единства еще как бы сами по себе. Они далеко друг от друга и вероятность их соединения весьма мала, но с какого-то момента неотвратимо с подачи кого-то свыше они, составляющие, начинают целеустремлённо стекаться в эту общую «точку сбора». А если составляющие к тому же люди, то их, казалось бы, отдельно значимые жизни, пусть и на время, сливаются в общую судьбу…

*****
Из воспоминаний моего отца:
---------------------------------------------

«Сенокос. 22 июня

За год до войны моего отца перевели на работу в деревню Поляковка, затерянную в лесах Башкирии. Там размещались колхоз и небольшое рудоуправление с маленькой артелью старателей.  Мыли золотишко, потихоньку и помаленьку.  При рудоуправлении был продснаб, где и начал работать отец. 

Друзьями моими стали ребята из колхоза. На лето после школы родители забирали друзей на колхозный сенокос. А мне ничего не оставалась делать, как напрашиваться вместе с ними.  Вначале трудился с ребятами, мы выполняли посильную работенку, в основном возили на лошадях копны сена. Но колхозные мужики, видя, что я от работы не отлыниваю, выполняю все безотказно, приняли меня в свой круг. «Пересадили» меня на конные грабли и затем привлекли к метанию стогов. Работа мужицкая и тяжелая. Такая «честь» давала мне право не только выполнять мужицкую работу, но и сидеть в обед вместе с ними за одной общей посудиной и играть по взрослым правилам.

А правила были таковыми. Колхозный авторитет дядя Костя, мужик сухопарый и жилистый, когда все рассаживались по своим местам, давал большой ложкой команды: один стук о посудину – разрешалось хлебать жижу из общей посудины (у баб и ребятишек посудина была своя), два стука – приступай, да не мешкая, к гуще.  А гуща не простая – лапша с мясом, которое в колхозе зажиточном класть в еду не скупились, и обед был сытным и наваристым. Мясо во время сенокоса хранили на длинном, метров в пятнадцать, сосновом шесте, на высоту которого ни одна муха не залетала; поэтому, хотя мясо и подвяливалось на солнце, теряя в цвете, но было в меру свежим.  Кашеварил всегда один и тот же старик, по прозвищу «дед Шут».  Почему его так звали, я так и не узнал. Готовил он на обед всегда одно и то же. Ну а бабы катали ему лапшу. 

Стоило кому-либо нарушить давно заведенные в сенокосную страду правила – зачерпнуть своей ложкой глубже положенного без соответствующей команды или учудить иную проказу, например, развалиться во время еды, как сей грешок непременно замечал дядя Костя. Все продолжали работать ложками, и после того как обед заканчивался, он тут же объявлял нарушителю меру наказания: три, пять или более ложек. Тот молниеносно вскакивал, пытаясь смыться. Но не было случая, чтоб кому-то это удавалось. Нарушителя ловили и валили с ног.  Со смехом и криком тащили его к «позорному» столбу, на котором висела у всех на виду большая деревянная ложка, вырезанная в первый же день сенокоса.  Стаскивали с него штаны и производили «экзекуцию» этой ложкой по мягкому месту в количестве, объявленном за обедом. Я, когда это впервые увидел, стал строжайше следовать всем правилам, боясь подобного наказания.  Хотя теперь и понимаю, что порой молодые колхозники специально шалили, чтобы привлечь к себе внимание, хотя и ценой синяков на заднице. 

И 22 июня 1941 года в колхозе полным ходом шел сенокос. Приехал бригадир. Собрал людей и объявил о начале войны с Германией. На следующий день ребят и мужиков призывного возраста он увез с собой в Поляковку. Оставшийся народ поохал, повздыхал, бабы поревели, и сенокос продолжился. 

Пастухом колхозных лошадей (а в бригадном табуне их насчитывалось порядка ста) был парень призывного возраста.  Он успел хорошенько по случаю объявления войны надраться и, заступив в ночное, уснул. И пять лошадей у него разбрелись по лесу. Этим летом у нас в лесах появились на смену серым волкам бурые, которые изрядно «проказничали» в округе.  Узнав о  пропаже лошадей,  колхозный авторитет дядя Костя посадил нас на свободных лошадей и отправил на поиски.  За мной и раньше была закреплена маленькая  и упитанная лошаденка, очень боявшаяся щекотки, однако довольно умная и шустрая. Когда мне выпадало пасти табун, днем, после ночных бдений, я привязывал вожжами её ногу к своей и засыпал. А когда спал, лошади разбредались кто куда. Проснувшись, я живо вскакивал на свою лошадку, и она быстро собирала их всех  в табун, главное, ей не надо было мешать.  И теперь она была подо мной.

На поиски за мной увязался братишка моего друга Юрка. Он был на несколько лет младше нас. Он выбрал себе лошадку, ну просто… красавицу.   Долго ли мы блуждали  по лесу, уже не помню, но, спрыгнув с лошади по малой нужде, я  заметил, что и Юрка последовал моему примеру. Не успели мы справить нужду, как Юркина лошадь дала деру. Вместо того чтобы найти пропажу, мы учинили еще одну. А так как моя лошадь не выносила щекотки, то второго седока на себя никогда не допускала, даже лягалась задними копытами.  Пришлось Юрке, держа меня за ногу, бежать сбоку моей лошади.

Уже стало темнеть, и тут лошадь почуяла, а мы заметили небольшую стаю преследовавших нас волков. Донеслись характерные пугающие звуки в кустах.  Под гривой лошади появилась  пена, что далеко не добрый знак. Но что-то случилось с моей строптивой лошаденкой! Она вдруг встала и позволила взобраться на себя Юрке, который уже начал реветь от страха, еле успевая за мной. Дело пошло веселее. Мы стали громко орать и свистеть, чтобы отпугнуть волков. Лошади мы не мешали,  и она сама вывела нас  к месту сенокоса. Волки, почуяв дым от костра и людей, отстали. А нам оставалось лишь договориться о причине потери Юркиной лошади.  Быстро придумали легенду, по которой якобы выскочивший из-за кустов глухарь напугал Юркину лошадь и она, сбросив его,  ускакала. Наконец появились балаганы колхозников, и мы увидели Юркину лошадь, спокойно жующую сено. Необходимость врать отпала, и на душе полегчало.

На следующий день я подошел к бригадиру и сказал, что ухожу в армию.

– Какая армия? – возмутился бригадир. – Тебе еще семнадцати нет!

– Сейчас нет, а через две недели будет! – ответил я, собрал свои скромные пожитки и пешком ушел в Поляковку. 

Отца к этому времени уже мобилизовали. Он занимался в районе делами военкомата, собирал призывников по округе и сопровождал до мест призыва.

Поговорив с матерью, мы пришли к общему мнению, что мне необходимо срочно отправиться в Уфу к родной тетке Тае и поискать счастья в городе, устроившись на какой-либо завод  учеником по рабочей специальности, которую в дальнейшем и предстояло освоить. О том, что меня могут призвать в армию, мы даже и не подумали. Сборы были быстрыми. В чемоданчик уложили мой выпускной костюм (как-никак, я весной закончил девять классов), разное там бельишко и пачку конвертов, заранее купленных матерью по случаю того, что я собирался этим летом отправиться в славный город  Астрахань  на учебу в речное училище. Почему-то мне очень хотелось стать именно речным штурманом и ходить по Волге. Я даже колхозных ребят подговаривал поехать со мной и стать речниками. Но судьба распорядилась иначе.

Тетя Тая встретила меня как родного, посоветовав обязательно устроиться на недавно запущенный моторный завод, на котором имелись хорошие перспективы и по работе, и по возможности получить место в заводском общежитии. Утром я отправился в отдел кадров и обнаружил большущую очередь.  Молодежь, мужики, женщины… ловили удачу…  Из большого списка рабочих вакансий мне очень понравилось название одной профессии – фрезеровщик. Правда,  я   тогда не имел ни малейшего представления об этой профессии. Но само слово – фрезеровщик – навевало на меня нечто романтическое и казалось достойным внимания. 

Лишь к вечеру я пробился к окошку кадровика.  Поведал о своем желании устроиться учеником фрезеровщика. Кадровик обнадежил, что это вполне выполнимо, но потребовал  домовую книгу с пропиской в городе Уфа. Узнав, что у меня таковой нет, посоветовал с этим не затягивать и приходить завтра. Вернувшись вечером на ночевку к тетке, я рассказал о моей проблеме. Утром тетя, снабдив меня домовой книгой, направила в нужную контору. И после оформления прописки мне тут же  вручили повестку в Кировский райвоенкомат, в которой указывалось явиться на завтра к 8-00 на медкомиссию.

На завод я уже не пошел. 8 августа прошел комиссию и был признан годным  к службе с летно-подъемным уклоном. После чего была вручена очередная повестка с предписанием  прибыть на следующий день к 9-00 на призывной пункт для прохождения военной службы, имея с собой продовольственный паек на три дня. Меня это нисколько не огорчило. В те довоенные времена служба в Красной Армии была почетной обязанностью. И это вбивалось в наши светлые головы на протяжении всех школьных лет.

Тетя со слезами проводила меня до калитки своего дома. Явился к назначенному часу на призывной пункт. Нас сразу отделили от провожающих высоким металлическим кованым забором. По ту сторону забора люд провожающий гудит, плачет и смеется, ест и пьет, поет и опять умолкает, чтоб повторить все заново. По другую сторону забора мы, наголо стриженные пацаны, но среди нас и взрослые были. Стоят ребята, переминаются с ноги на ногу, о чем-то говорят по-тихому, оглядываются на родню за забором.  Ждут…

Мне было проще. Меня никто не провожал. Я скромно сидел на своем чемоданчике и просто наблюдал за происходящим. Понимал ли я, что случилось и что ждет каждого из нас? Нет, конечно…

Наконец, уже ближе к полуночи, нас построили. Сделали перекличку. Выстроили в колонну. Впереди офицеры военкомата, сзади – вооруженные солдаты-конвоиры.  Пошагали. Оказалось на железнодорожный вокзал. Паровоз, впряженный в состав, уже был на парах. Погрузились в вагоны, и нас закрыли снаружи. Куда едем, никто нам не говорил. А утром 9 августа прибыли в город Челябинск. Там нас всех распределили, и я оказался с небольшой группой ребят в Челябинской военной школе авиамехаников.

*****
22 июня. 53 ДБАП
--------------------------------

Заехал к матери проведать старушку родимую, да кое в чем помочь. Обращаю внимание на почтовый ящик. Вижу: не пустой окаянный! Опять, думаю, квитанция какая-та. Опять стаять в очереди среди пенсионеров, волей-неволей прислушиваться к их словесной трескотне «не о чем». Да ненароком погружаться в собственные думы, растрачивая невосполнимые минуты собственного бытия, плюсуя их к очередному коммунальному платежу… как будто коммунальщикам бабкиных денег мало, отвали им еще и время свое…


Взяв ключик от почтового ящика, спускаюсь на площадку, открываю… Фу, пронесло! Российская газета, бесплатное приложение к пенсионерке! Даже не знаю, кого благодарить за такую заботу о старушке, чтоб она, уже еле видящая, была в курсе разного рода российских событий и не только. Одно радует, что этот многостраничный газетный «фолиант» матери ничего не стоит, и там можно найти кое-что интересное…


Мать пошла в ванную. Летний регламентный ремонт наружной водоподводящей системы закончился и, наконец-то, можно попользоваться горячей водой вдоволь!  Я матери запретил банные дела без «страховки». Немощной она стала, поэтому кто-то должен быть где-то очень рядом и вовремя…


Пока мать плескалась в ванной, я взял в руки газету. Листаю. И вот внимание мое останавливается на стр. 36, где оказалась статья: «Алмаз» стал «Звездой». Пробегаю глазами и стопорюсь на абзацах: «…для передачи отснятых кассет космонавты запускали с орбиты на Землю капсулу специнформации. Она отстреливалась из пусковой камеры и приземлялась в строго заданный район на территории СССР. Разрешение полученных таким образом снимков - чуть больше метра. По качеству они вполне сопоставимы с кадрами, которые дают современные спутники дистанционного зондирования Земли.


- В Генштабе и Главном разведывательном управлении поражались, какая четкость и детализация была на этих снимках, - говорит Владимир Поляченко. - К примеру, Попович и Артюхин фиксировали реальные ракетные базы в Америке. Там все можно было рассмотреть: тип техники, готовность ее к боевому применению. Разве что номера на автомобилях были недоступны…»

И так, еще раз – «…К примеру, Попович и Артюхин фиксировали…» Артюхин! Не тот ли это Юрий Артюхин, который на фотографии с далекого 41-го перед самой войной еще был пацаном запечатлен с отцом, командиром авиаэскадрильи 200 ДБАП, обнаруженной при ознакомлении с архивом историка Сергиенко из папки «Штурман Стогин»?

Другого космонавта Артюхина в 1974 г. просто быть не могло! Читаю уже внимательно: «…Но иногда передать информацию нужно было срочно. Тогда космонавты прямо на борту проявляли пленку. По телеканалу изображение шло на Землю… 
И уже в 1971 году ракета-носитель "Протон" вывела на орбиту первую в мире станцию "Салют-1". Тогда в КБ В.П. Мишина этот проект пришлось модифицировать в гражданскую версию и убирать все "шпионское" оборудование. А в 1973 году стартовал уже реальный военный "Салют-2" (так "Алмаз-1" назвали для прикрытия). Но на 13-е сутки полета произошла разгерметизация отсеков, и станция рухнула с орбиты.

"Салюту-3" ("Алмаз-2") в 1974 году повезло больше: он пробыл на орбите 213 суток, тринадцать из которых там работали космонавты: командир Павел Попович и бортинженер Юрий Артюхин.

- Их специально «натаскивали» на определение целей и назначения наземных объектов. К примеру, разглядеть с орбиты, ферма перед тобой или ракетная база, - говорит Владимир Поляченко. - Космонавты должны были работать со сложнейшей фотоаппаратурой, обрабатывать пленку, снаряжать капсулу...

Для психологической разрядки по открытым каналам радиосвязи из ЦУПа на станцию передавалась музыка, передачи, были доступны телефонные разговоры. Однажды на станцию даже дозвонилась женщина… по обычному межгороду. Как и почему это могло произойти, до сих пор остается загадкой.

Последняя пилотируемая станция проекта «Алмаз» - «Салют-5» стартовала в 1976 году. Она находилась на орбите 412 суток. Первый экипаж - Борис Волынов и Виталий Жолобов проработали 49 суток. Второй - Виктор Горбатко и Юрий Глазков - 16 суток…»

Я по инерции пялюсь в газету, а мозги мои «вскипают» от потока всплывающей из памяти информации: о Петре Артюхине я узнал из тетрадей штурмана Стогина. Он вспоминает о встрече ветеранов в Быхове. Есть групповая фотография, где рядом со Стогиными стоит космонавт Артюхин. У Стогина есть напечатанный на машинке очерк о начале войны, в котором он рассказывает о гибели своего комэска Петра Артюхина… Скорей домой, к компьютеру, где есть все эти материалы. Все это требует увязки в логическую цепь…

И так, слово штурману Стогину:
---------------------------------------------------

«Двухсотый полк только по возрасту формирования молод, а в остальном он под стать 53-му авиаполку. 2-й эскадрильей 200-го полка, где я был адъютантом и рядовым штурманом, командовал герой Халхин-Гола старший лейтенант Петр Павлович Артюхин, который с женой Анной Васильевной, энергичной общественной женщиной, растили двух сынишек - девятилетнего Юру и родившегося перед войной Игоря. Забегая на десятки лет событий вперед, а именно в 1975 год, в день празднования тридцатилетия Победы, на встрече ветеранов-однополчан в Быхове, при торжественной перекличке боевых полков, вставали их воины, единицы из 200-го, убеленные сединой ветераны.


- Двухсотый полк! - произнес в притихшем зале Дома офицеров начальник политотдела авиасоединения. С нами, тремя ветеранами из эскадрильи Артюхина, встал за погибшего отца сын - летчик-космонавт Юрий Артюхин.

«Горжусь тобой!» С такой надписью на фотографии отца летал Юрий в 1974 году в космос.

А тогда он, Юра перед войной, белокурый хрупкий мальчишка, как и многие его сверстники, был в меру тихим и серьезным. Он, подняв лицо вверх, с восхищением трогает пальцами нарукавный сверкающий серебром летный трафарет Петра Павловича, допытываясь - зачем в нем два ножика?

- Кинжала, - поправляет отец.

Я для удобства службы жил со своей семьей в одной квартире с Артюхиными. Мужественный, волевой, широкий в плечах, комэска, на редкость орденоносный для довоенного времени за Халхин-Гол, с уважением подчиненным составом эскадрильи между собой звался батей.

Наша эскадрилья в своем штате имела двенадцать экипированных Дб-3ф. Значительно было молодых летчиков с кубиком младшего лейтенанта в петлицах. Им всего было чуть за двадцать. Добрую же половицу эскадрильи составляли участники Финской войны, практики-орденоносцы иных военных событий довоенного времени. Я тоже с боевым опытом добровольца в Финской войне. Насыщенно в учебно-боевой подготовке текла предвоенная жизнь полка…

Не запрограммированные неожиданностью частые боевые тревоги ночами итожили нашу боевую зрелость. Мы были ко всему готовы. Комэска Артюхин совершенствовал в нас летно-боевую подготовку. Сам классный летчик, практик боевой работы, он требовательный, патриотичный - все это передавал подчиненным. Наша эскадрилья, как и весь полк в целом, была на высоте отличной боевой подготовки. Мой экипажный летчик младший лейтенант Володя Зеленский, горняцкого рода, высокого роста, с загорелым медно-красным лицом, преуспевал в летном искусстве. Его летный почерк - рожденного летать - радовал Артюхина.

С начала войны наш Дб-3ф в боевых вылетах стал бессменным левым ведомым комэска. В любых неожиданных эволюциях бомбардировщика Артюхина – в воздушном бою, ведя огонь по врагу, Зеленский, сохраняя интервал и дистанцию строя, был поистине не отделим от командира, за что и хвалил его батя.

22-го июня ночью авиагарнизон взбудоражен боевой тревогой. В быстром беге, разрывая тишину ночи, звонко цокают по асфальту сапоги посыльных бойцов.

- Тревога! Тревога! - раздаются их голоса в подъездах домов. Через минуты гарнизон проснулся. Окна домов, прежде черные в ночи, засветились.

Петр Павлович и я с летными комбинезонами на руке бежим к аэродромной стоянке своей эскадрильи.

- Немцы напали, война! - от кого-то узнали на бегу.

- По самолетам! Взлет по готовности! - командует Артюхин.

Такое сейчас творится в обоих полках - 53 и 200 ДБАП! Спешно расчехляются крылатые машины. Боевые бомбы, щелкая цапфами замков, заполняют чрева бомбардировщиков. Могучий гул запускаемых одновременно многих тысячасильных двигателей Дб-3ф потрясает ночной воздух. Везде успевает комэска.  Он, отдавая распоряжения, с тревогой поглядывает на блеклое небо светлой северной июньской ночи, торопит со взлетом.

Сейчас с каждой минутой приближающегося рассвета вероятен по Кречевицам бомбовый удар фашистской авиации. Наши боевые машины непрерывно от стартового «Т» в быстром разбеге, поглощая бетонку, поднимаются в воздух, берут курс на запасные полевые аэродромы. Ночь светла. Другие, даже не выруливая, взлетают со стоянок. Дб-3ф, наращивая скорость и отдавая всю мощь 2400 лошадиных сил, секут по хорде аэродром, и они в воздухе.

Через несколько минут лета колеса плавно касаются бархата зеленой травы полевого аэродрома Новоселицы. Рулят, выбирая стоянку. За самолетами тянутся серебряные следы примятой колесами мокрой от росы травы. Идут на посадку Дб-3ф других эскадрилий 200-го полка.

База посадки 53-го полка, Доворец Вэльбицы. Выпустив своих соколов и смотря на опустевшую стоянку, комеска произносит любимое слово: - Порядок!   Со старта, торопя взлет, летят в направлении Артюхина ракеты. Флагманский экипаж на своих местах.

- От винта! Контакт! - звучит голос комэска. И, нехотя проворачиваясь на тугой компрессии, стальные винты вдруг в резком рывке оборотов, ревом запущенных двигателей, обдают стоянку. Тугая воздушная волна из-под винтов валит у бомболюков заканчивающих бомбовую подвеску оружейников и неся с собой пылевую поземку, пригибая к земле траву, стихает далеко за хвостом бомбардировщика. До отказа нагруженный Дб-3ф, тяжело поднимая на разбеге хвост, в конце бетонки поднялся в воздух.

- Курс Новоселицы, - взглянув на комэска, произнес штурман эскадрильи старший лейтенант Родион Нечепуренко.

- Связь с КП установлена, - доложил стрелок-радист сержант Андрей Добромыслов. Последними взлетают командиры других эскадрилий. Аэродром Кречевицы опустел.

Непривычный для слуха чужой переливный звук авиадвигателей нарастал с запада. И вдруг, в вакханалии рева чужих двигателей, воя летящих бомб с треском пулеметных очередей обрушился на Кречевицы. Немцы, обнаружив пустой аэродром, с малой высоты бомбили жилые дома гарнизона. Со звоном лопались оконные стекла. Качались люстры. Хлопали двери, плакали дети. С этого утра повторялись налеты юнкерсов на дома гарнизона, превращая их в руины.   

Из «Журнала боевых действий» 40 БАД: 22.06.41 г. 3:30. Согласно приказа командира 1 АК «Боевая тревога, без объявления войны. Части 40 АД приведены в боевую готовность и рассредоточены на оперативных аэродромах: Штаб 40 АД – Кречевицы, штаб 53 ДБП с 2,4 и 5 АЭ – Рельбицы, 1 и 3 АЭ – Доворец, Штаб 200 ДБП с 2 и 5 АЭ – Новоселицы, 1,3 и 4 АЭ – Спасская Полисть. 7 ТБП штаб и АЭ аэродром Сольцы.

На оперативных аэродромах матчасть рассредоточена и произведена маскировка матчасти и летного поля.

23.06.41 г. 9:48-13:00. 7 ТБП перебазировался на аэродромы: штаб – Сольцы, 1 и 2 АЭ в количестве 11 самолетов Верхняя Прихонь (Верхний Прихон), 3 и 4 АЭ в количестве 8 самолетов – Вины. [ЦАМО, Ф.: 20103, Оп.: 1, Д.: 10]

*****

Как-то в поисках темы очередного поста перебирал письма, которые еще не читал. Сортирую конверты и замечаю несколько от одного и того же адресата. Писем целых пять, правда, тонкие, в один свернутый листочек. Трудно разбираемый почерк. В очередной раз постепенно привыкаю к нему. А в кипе отложенных бумаг, но в другой папке, нахожу четыре листа формата А4 с этим уже знакомым почерком с обеих сторон. Воспоминания редактора дивизионной газеты «Сталинец» -  Фрумберга Зиновия Львовича.
      
Сразу вспоминаю: как-то влез со своими комментариями в один из постов друзей в Живом Журнале, и мы, с автором поста, ненароком задели тему евреев в РККА. Товарищ высказал мысль, что евреям, как людям грамотным и творческим, тогда «отводилась» весомая роль в политотделах. Наверное, это неспроста, так как над этим всем стоял Лев Мехлис, начальник Главного политуправления и заместитель наркома обороны. Много он тогда кровушки попил у командного состава «всех мастей» в РККА, да и простого служивого люда в своем политрвении извел не мало. Он-то точно знал потенциал «своего» народа и расставлял его по «нужным» местам, тем самым сберег многие еврейские души… Но евреи-политработники, которые мне стали известны по ходу моих «исследовательских» потуг,  служили праведно и вкладывали вверенное им дело душу, за что низкий поклон им за это.
      
А также вспомнил, что в папке штурмана Стогина давно дожидается небольшой сборник с его «полевыми заметками».  Осталось лишь проверить - из какой он газетной библиотечки. Нашел. Библиотечка газеты «Сталинец» №1 март 1942 г, а редактор З.Л. Фрумберг.

Вот и пришло время воспользоваться давно наработанным – это как раз в тему начала войны, тем более, что Фрумберг вспоминает первый налет немецкой авиации на аэродром Кречевицы, с которого в первые часы начавшейся войны предусмотрительно перелетели на полевые аэродромы самолеты 53-го, 200-го и 7-го авиаполков из состава 40-ой авиадивизии 1-го авиакорпуса.
      
И так, слово Зиновию Львовичу: «Никаких печатных или рукописных материалов от времени службы моей в 40-ой дальнебомбардировочной дивизии у меня не сохранилось, а дневников я не вел. А служил я сначала в 17-ой авиабригаде политруком роты и комиссаром батальона. База обслуживала части дивизии и вместе с ними принимала участие в финской войне. Многие были награждены орденами и медалями, в том числе и я – медалью «За отвагу».
      
Редактор дивизионной газеты «Сталинец» я стал в июле 1940 г. и был им до февраля 1942 г., когда дивизию переформировали. В это время меня вызвали в распоряжение Главного Политического Управления РККА  и вместе с вновь сформированной редакцией армейской газеты отправили на Карельский фронт.
      
Начало Великой Отечественной войны застало штаб, политотдел и редакцию 40-ой авиадивизии в военном городке Кречевицы, что в 15-16 км от Новгорода, одном из аракчеевских поселений со старинными зданиями, но где было построено и не мало новых домов. А рядом сооружен аэродром, на котором базировался один из полков Дб-3.

И в первый же день войны части дивизии включились в активную борьбу с фашистскими захватчиками. Начались напряженные - днем и ночью – боевые полеты, причем известные обстоятельства заставили направлять тогда Дб-3 против наступающих колонн противника, бомбить их с низких высот, т.е. выполнять фактически роль штурмовиков. Это не могло не вести к значительным потерям в самолетах и личного состава. В феврале 1942 года погиб даже во время боевого вылета командир дивизии полковник Батурин. Он был с воинскими почестями похоронен на городском кладбище в Туле. А о потерях, мне вспоминается, называли тогда такую цифру, что за первые 8 месяцев материальная часть в полках дивизии сменилась трижды. Потери в людях были, но многие разными способами спасались и рано или поздно возвращались в строй. Были случаи возвращения летчиков с подбитых самолетов даже через линию фронта.
      
Но возвращаюсь к самому началу войны. Не помню, на второй или третий день войны немцы совершили сильный воздушный налет на Кречевицы. Пришлось нам отсюда сниматься, чтобы увезти из-под ударов врага нашу материальную часть и личный состав. С этого времени положение, в котором оказались штаб, политотдел, а с ними и редакция газеты, а также и части дивизии, были постоянные передвижения с места на место. Сначала – летом и осенью 1941 г. – на Восток, а после разгрома гитлеровцев под Москвой – на Запад, точнее на Юго-запад.

Задерживались мы в каждом месте не больше, чем на день-два (позднее и подольше) потому, что у немцев неплохо, видимо, была поставлена агентурная разведка и получалось так, что, если сегодня мы приезжали на какое-то место, на утро немецкие юнкерсы выстраивались в круг над нашим новым аэродромом и приходилось двигаться дальше. Вот припоминаю некоторые географические пункты, в которых мы останавливались или только проезжали: Крестцы, Бологое (вернее аэродром под Бологое), Вышний Волочек, Рыбинск, Муром, Владимир, Касимов, Гусь Хрустальный, Спас-Клепики, аэродром под Рязанью, Москва, Тула (это в феврале 1942 г. перед реорганизацией дивизии).
      
Как же строилась в этих условиях работа редакции?
      
С начала войны в редакцию пришел из запаса довольно опытный журналист тов. Девяткин, ставший моим заместителем, что было очень к стати, т.к. сам я , признаться, большим опытом газетной работы тогда не обладал. В штат редакции был включен, как литсотрудник и замполитрука тов. Ивановский, активный военкор, которого мы взяли в одной из газет дивизии. До военной службы он, помнится, тоже был причастен как-то к газетной работе. Была у нас и собственная машинистка - Надя (фамилию ее не помню).
      
Работали мы все в редакции дружно и с подъемом. Материал для газеты давали товарищи из частей, приезжавшие в штаб и политотдел, и работники последних бывали в гостях, а чаще всего мы сами добирались до частей, используя для этого все возможности, главным образом попутные машины, а иногда и самолеты. Таким же способом распространялся и тираж отпечатанных номеров газеты (точно не помню, но что-то около 1000 экземпляров). Командиры всех рангов и рядовой летный состав очень внимательно относились к просьбам сотрудников редакции что-нибудь написать, но большей частью приходилось записывать их рассказы о боевых делах и оформлять, как  заметки или использовать для собственных заметок и очерков.
      
Несколько слов о технической базе редакции. Располагали мы небольшой печатной машиной – американской с ручным приводом, кассами с необходимым количеством шрифтов, запасом бумаги. Был еще обычный радиоприемник, с помощью которого принимали сводки информбюро и материалы для газеты. Во время частых переездов штаб прикреплял к нам автомашину, в которой мы и загружали все наше редакционное имущество. Были переезды и на поездах. Запомнился мне один такой переезд из Бологое в Рыбинск, когда наш поезд бомбил и обстреливал немецкий самолет. К счастью без особых последствий. Вот, пожалуй, и все, что могу Вам написать…»

*****
Первый боевой вылет 53 ДБАП. 23-24 июня 41-го
------------------------------------------------------

Во вступительной главе «XXI век начался. Знакомство с историком» описываю следующий момент: «Помню одну из встреч с историком. Мы договорились, что Анатолий Михайлович передаст мне очередную часть переписки с ветеранами 8-го авиакорпуса ДД. Но, видать, он был занят, и собрать вовремя письма не успел. Завел меня на веранду, достал из шкафа несколько объемных папок и предложил самому из них «выуживать» письма.

Открываю первую из папок… и обомлел. Передо мной лежал пожелтевший лист формата А4 со схемой полета на боевое задание от 23.06.41 г. 53-го ДБАП на Кенигсберг и Данциг. По экипажам, по звеньям, кто за кем следовал. 

{_____СХЕМА ПОЛЕТА НА БОЕВОЕ ЗАДАНИЕ 23.6.41 г.

Лидирующее звено (летчик, штурман, стрелок-радист): Голубенков, Шведовский, Смирнов. Левый ведомый: Калинин, Бондаренко, Волков.
Звено 2: Богачев, Гончаренко, Кутько. Левый ведомый: Ленькин, Павловец, Сарычев. Правый ведомый: Князев, Шурыгин, Гуров.
Звено 3: Шапошников, Кушнарев, Ефимов. Правый ведомый: Зуев, Ткачев, Малютин.
Звено 4: Давыдов, Браилов, Никитин. Левый ведомый: Щетенко, Селин, Горбаконь.  Правый ведомый: Корымов, Горбачев, Кондратюк.
Звено 4: Третьяков, Беляев, Грохольский. Правый ведомый: Привато, Герасимов, Суббота.
Звено 5: Бандиков, Леквит, Иванов. Правый ведомый: Курочка, Пархоменко, Жимирихин.

НАЧ. ОПЕРОТДЕЛА 53 ДБАП КАПИТАН КЛУБНИЦКИЙ
[АРХИВ МО СССР, Ф. 57 БАД, Оп. 1, Д. 13, Л. 16]____ }
 
 
А на днях перед этим я ознакомился с «Боевыми потерями 40 БАД» с первого дня войны до ее расформирования весной 42-го года из электронных баз «Мемориала». Схема относилась к первому боевому вылету 53-го ДБАП. Полет был ночным. В период с 0:30 до 1:00 было сброшено 110 ФАБ -100 с высоты 7000 м. При возвращении два экипажа из 14 не дотянули до базы 50-60 км, вынужденно приземлились на «брюхо» на своей территории в связи с нехваткой горючего. Самолеты оказались разбитыми, восстановлению, видать, не подлежали. И поэтому, как видно из электронного документа, были списаны, а экипажи остались живыми… Однако какого-либо продолжения схемы в этой папке не оказалось. Схема и ничего более к ней. Я в запале рассказал об этом историку и, видя мой живой интерес к бумагам, он позволил мне все эти папки забрать с собой и не спеша ознакомиться с их содержимым».

А что по этому поводу поведает нам «Журнал боевых действий» 40-ой БАД, который я нашел на ресурсе «Память народа»?

По распоряжению командира 1 АК от 23.6.41 г. 24.6.41 г. в период времени 00:30 – 1:00 53 ДБП в составе 14 экипажей Дб-3ф произвел бомбардировку по объектам: Кенигсберг цель № 17, Данциг цели №№ 19,52,53,54,55,61.

24.6.41 г. в период времени 00:25 – 1:34 53 ДБП 4-мя звеньями произвел бомбардировочный удар с Н=7000 м по объектам Кенигсберг, Данциг (нефтехранилище, склады) из них: 5 экипажей 0:25 – 0:45 с Н=6800-7000 произвели бомбоудар по пункту №43 цель №17, сброшено бомб ФАБ-100 50шт, результаты не известны.

По разведсводке штаба 40 АД №1 от 24.6.41 г. в период времени 00:25 – 1:34 в районе цели самолеты 53 ДБП обстреляны ЗА, освещены прожекторами и атакованы истребителями.

6 экипажей в период времени 1:24 – 1:34 с Н=7000 м произвели бомбоудар по пункту №47 цели №№ 54.55. Сброшено бомб ФАБ-100 60 шт., результаты неизвестны. 3 экипажа задание не выполнили. Всего сброшено бомб ФАБ-100 110 шт. Налет полка 74 час., потерь нет.

24.6.41 г. 21:27 – 21:50 53 ДБП одним звеном Дб-3 ф произвели бомбардировку пунктов №№ 45 и 47. Из них: 1 экипаж 21:27 произвел бомбардировку по пунктам №45 с Н=7000 м (главная товарная станция), сбросил бомб ФАБ-100 10 шт.

2 экипажа в 21:50 произвел бомбардировку по пункту №47 с Н=7000 м, сброшено бомб ФАБ-100 20 шт. Результаты бомбометания одного и двух экипажей неизвестны.

По разведсводке от 24.6.41 г.  21:27 – 21:50. В районе цели действовала ЗА. [ЦАМО, Ф.: 20103, Оп.: 1, Д.: 10]

Из «Информации из донесения о безвозвратных потерях» [ЦАМО, Ф.: 20103, Оп.:2, Д.:15] узнаем, что на базу не вернулись 3 экипажа, два из них из группы, вылетевшей на боевое задание в ночь с 23.6.41 г на 24.6.41 г., и один из трех Дб-3ф, вылетевших уже вечером 24.6.41 г.

1. Лейтенант летчик Князев, лейтенант штурман Шурыгин, старший сержант стрелок-радист Гуров 23.6.41 г. сел вынуждено в 50 км ю/з Рельбиц  д. Полень. Не хватило горючего. Самолет з/№ 1046 разбит и списан, экипаж жив.

2. Старший лейтенант летчик Привато, старший лейтенант штурман Герасимов, сержант стрелок-радист Суббота, 23.6.41 г. Вынужденная посадка у дер. Ровно 60км южнее ст. Дно. Не хватило горючего. Был поврежден истребителем противника. Самолет з/№ 0450 разбит и списан, экипаж жив.

3. Старший лейтенант летчик Чурюкин, старший лейтенант штурман Зарубин, старшина стрелок-радист Гуров, 24.6.41 г. Вынужденная посадка в районе Псков   Не хватило горючего. Самолет з/№ 0444 уничтожен при приближении линии фронта, экипаж жив.

Это были первые боевое вылеты 53-го ДБАП в Великую Отечественную. 

Года два тому назад обнаруживаю в Сети статью «Несостоявшееся возмездие. Дальняя бомбардировочная авиация» исследователя Михаила Тимина от 16 января 2015 г. Эти первые боевые вылеты 53 ДБАП, по мнению автора статьи, оказались в коротком ряду в то время предпринятых для так и не состоявшемся возмездии на вероломное нападение гитлеровской Германии на Советский Союз 22 июня 1941 года, которое возлагалось на ДБА. Да, возмездия не получилось, но бомбы на Кенигсберг и Данциг были сброшены… 

Как пишет Михаил Тимин «частям 1-го АК РГК… боевая задача … была поставлена еще 22 июня 1941 года:

«Предварительное распоряжение № 1 штаба 1-го АК Новгород 22.06.41 12:30.
Карта 1:1.000.000
1. Вызвать личный состав из отпусков.
2. Проверить наличие у экипажей карт полного радиуса в западном и северном направлениях, в случае отсутствия выдать из наличия текущего довольствия.
3. Личному составу выдать противогазы.
4. Подготовить ночные экипажи, от 53-го ДБАП - 18 и от 7-го ДБАП -12. Материальную часть выделенных экипажей немедленно подготовить к действию в ночь с 22 на 23.06.41.
5. Проверить на самолетах наличие кислорода и кислородной аппаратуры.
6. Организовать дублированную и надежную связь между штабами частей, не довольствуясь одной только проволокой.
7. Оружие и боеприпасы привести в полную боевую готовность.
8. Донесение о состоянии частей давать к 03:00 – 07:00 – 16:00 – 23:00.
Зам.начальника штаба 1-го АК капитан Цоглин».

Боевые задачи соединениям авиации РГК были поставлены лишь вечером 22 июня в рамках директивы № 3:

«ДИРЕКТИВА НАРОДНОГО КОМИССАРА ОБОРОНЫ СОЮЗА ССР № 3

22 июня 1941 года
….
5. Авиации Главного Командования:
а) поддержать Северо-Западный фронт одним вылетом 1-го ав. корп. ДД и Западный фронт одним вылетом 3-го ав. корп. ДД на период выполнения ими задачи по разгрому сувалкинской группировки противника;
б) включить в состав Юго-Западного фронта 18-ю авиадивизию ДД и поддержать Юго-Западный фронт одним вылетом 2-го ав. корпуса ДД на период выполнения им задачи по разгрому люблинской группировки противника;
в) 4-й ав. корпус ДД оставить в моем распоряжении в готовности содействовать главной группировке Юго-Западного фронта и частью сил Черноморскому флоту.

Народный комиссар обороны СССР Маршал Советского Союза Тимошенко
Член Главного Военного Совета Маленков
Начальник Генерального штаба РККА генерал армии Жуков».

Соединения АГК приказы получили видимо уже слишком поздно и начали подготовку к вылетам утром 23 июня. Судя по поставленным задачам, действовать самолеты дальней авиации должны были по планам прикрытия – уничтожая аэродромы, ж/д узлы, предприятия, склады и т.п., в тылу противника:

ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЕ РАСПОРЯЖЕНИЕ № 2 ШТАБ 1-го АК НОВГОРОД 23.06.41 16:00, КАРТА 1.000.000

1. Командиру 40-й АД:

а) В 21:00 23.06.41 двумя самостоятельными звеньями произвести бомбардировочный удар по военным объектам г. Данциг цели № 61, 55, 54.
б) В 05.30 24.06.41 двумя самостоятельными звеньями произвести удар по цели № 52, 53 (объект тот же).
в) В 23:30 24.06.41 двумя самостоятельными звеньями произвести удар по цели № 19 (объект тот же).
г) В 21:00 23.06.41 двумя самостоятельными звеньями произвести удар по военным объектам г. Кенигсберг цели № 17.

2. Командиру 51-й АД:
а) В 05:30 24.06.41 двумя самостоятельными звеньями произвести бомбардировочный удар по военным объектам г. Кенигсберг цель № 14.
б) В 23:20 24.06.41 двумя самостоятельными звеньями произвести бомбардировочный удар по военным объектам г. Кенигсберг цель № 17.

3. Высота бомбометания 6500-7000 метров.

4. Ведущими в звеньях для ночных полетов назначить командиров эскадрилий или заместителей. Ведомые – командиры звеньев и рядовые летчики. Для дневных полетов ведущие заместители комэсков и командиры звеньев, ведомые рядовые летчики.

5. Приказ дополнительно.

Начальник штаба 1-го авиакорпуса подполковник Кроленко.

1-й АК начал действовать несколько позднее, первыми взлетели самолеты 53-го ДБАП. Для удара по объектам в Данциге стартовали пара, ведомая командиром 5-й АЭ капитаном И.В. Голубенковым (цель № 61 «керосиновые цистерны») и пара заместителя командира по политчасти 3-й АЭ ст. политрука А.И. Шапошникова (цель неизвестна). На Кенигсберг первым вылетело звено заместителя командира 4-й АЭ ст. лейтенанта Богачева, целью трех ДБ-3Ф должен был стать аэродром Девау.

Последующие удары, примерно через час после первых групп, должны были нанести по Данцигу пары командира 2-й АЭ капитана А.Д. Третьякова (цель № 55 «керосиновые баки Балтийско-Американского общества») и заместителя командира 5-й АЭ ст. лейтенанта Б.П. Байдикова (цель № 54 «керосиновые баки Балтийско-Американского общества»), а также по Кенигсбергу звено заместителя командира 1-й АЭ ст. лейтенанта Давыдова (которое должно было еще раз атаковать аэродром Девау).

Подробности первого вылета описаны в боевом донесении:
БОЕВОЕ ДОНЕСЕНИЕ № 2 ШТАБ 53-го ДБАП РЕЛЬБИЦЫ 05:00 24.06.41 карта 1.000.000

53-й ДБАП в период 21:20-22:34 шестью звеньями (14 экипажей) вылетел для удара по целям № 61, 55, 54 в Данциге и № 17 в Кенигсберге. В 00:25-01:30 пять звеньев нанесли удар по объектам с Н=7000 м. Сброшено 110 ФАБ-100.

а) Звено капитана Голубенкова (2 самолета) 00:25 нанесло удар по цели № 61 Н=7000 м. Сброшено 20 ФАБ-100. В районе цели обстреляноы ЗА до 4 батарей и наблюдали до 10 прожекторов. Звено произвело посадку на аэродроме Рельбицы, самолеты дозаправляются, экипажи отдыхают.

б) Звено ст. лейтенанта Богачева (3 самолета) 00:45 нанесло удар по цели № 17 Н=7000 м. Сброшено 30 ФАБ-100, в районе цели атакованы истребителями. Обстреляны ЗА до 8 батарей. Наблюдали до 50 прожекторов. 03:30 два экипажа произвели посадку на аэродроме Рельбицы. Один экипаж лейтенанта Князева на обратном маршруте произвел вынужденную посадку из-за нехватки горючего в 50 км юго-западнее Рельбицы (17 км южнее Порхов). Посадка произведена на живот, экипаж невредим. Экипажи отдыхают, два самолета готовятся к предстоящему вылету.

в) Звено политрука Шапошникова (2 самолета) 00:23 нанесло удар по запасной цели – Кенигсберг. Основная цель была в дымке, H=6800 м. Сброшено 20 ФАБ-100. 03:30 самолеты произвели посадку на аэродроме Доворец и готовятся к последующему вылету. В районе цели обстреляны ЗА 20 орудий и освещались прожекторами в большом количестве.

г) Звено ст. лейтенанта Давыдова (3 самолета) 21:30 вылетело с аэродрома Доворец для удара по цели № 17 – все три экипажа задание не выполнили, вернулись с маршрута – 2 по причине неисправности мотора и один, ст. лейтенант Давыдов, из-за болезненного состояния стрелка-радиста на высоте. Ст. лейтенант Давыдов произвел посадку на аэродром Рельбицы в 01:24 и с рассветом перелетел на аэродром Доворец, экипаж готов к последовательному вылету.

д) Звено капитана Третьякова (2 самолета) 01:24 произвело удар по цели № 55, H=7000 м. Сброшено 20 ФАБ-100. В районе цели обстреляны ЗА и наблюдали до 10 прожекторов. В 04:05 экипаж капитана Третьякова произвел посадку на аэродром Рельбицы. На обратном маршруте экипаж лейтенанта Привалова вынужденно сел на фюзеляж в районе Ровново (северо-западнее ст. Кикачева 10 км на железной дороге Дно – Новосокольники). Экипаж невредим.

е) Звено ст. лейтенанта Байдикова (2 самолета) произвело удар по цели № 54, сброшено 20 ФАБ-100, Н=7000 м. В районе цели обстреляны ЗА и освещались прожекторами, которых до 10 шт. 04:14 экипажи произвели посадку аэродроме Рельбицы и готовятся к последующему вылету.

Налет – 74 час. Погода по маршруту: Рельбицы – Рига 2-3 балла, H=3000 м, Рига до Балтийского побережья 8-10 баллов, в море 10 баллов, Н=5000 м, Кенигсберг – 2-3 балла, дымка.

Командир 53-го ДБАП капитан Суров
Нач. штаба 53-го ДБАП подполковник Поручаев.

Повторный вылет в ночь с 24 на 25.06.41 совершили только самолеты 1-го АК. Поэтому в ночь на 25 июня в воздух поднялись лишь четыре звена 53-го и 7-го ДБАП. Собственно, хроника событий в боевых донесениях управления ДА КА и 53-го ДБАП:

Боевое донесение № 004, 5-е управление ГУ ВВС КА. Москва, 25.06.41 13:30. Карта 1.000.000

1. 1-й АК в период 20:00-21:50 24.06.41 разрушал военно-промышленные объекты Кенигсберг и Данциг.
2 самолета 21:00-21:30 бомбардировали нефтесклады Данциг. Высота бомбометания 7500 м. Сброшено 20 ФАБ-100.
1 самолет 21:40 бомбардировал ж/д станцию Кенигсберг. Сброшено 10 ФАБ-100.
6 самолетов в 21:40 с высоты 7500 м бомбардировали нефтесклады Кенигсберг. Сброшено 30 ФАБ-100. В районе цели атакованы 2-мя Ме-109. В воздушном бою сбит 1 ДБ-3. При возвращении обратно на аэродром произвел вынужденную посадку в районе своего аэродрома 1 самолет. 3 самолета на аэродром не вернулись.

Боевое Донесение № 3 Штаб 53-го ДБАП Рельбицы 25.06.41 01:55. Карта 1000000

1. Из 53-го ДБАП период 21:27-21:50 двумя звеньями в количестве 4-x самолетов вылетели для удара по цели №…. город Данциг.
2. 3-я АЭ экипаж ст. лейтенанта Тарасова не выполнил задание, вернулся с маршрута из-за отказа мат.части, в 20:37 произвел посадку аэродром Доворец. Экипаж капитана Репкина бомбил город Кенигсберг (главная товарная станция). На цель сброшено 10 ФАБ-100, время 21:27, Н=7000 м. Цель разрушена.
3. 2-я АЭ двумя самолетами бомбила цель № 47 город Данциг, время 21:50, H=7000 м. На обратном маршруте летчик Чурюкин сел на вынужденную в районе Псков причины выясняются.
4. Самолеты произвели посадку на свой аэродром, налет 19:17.
5. Погода по маршруту облачность ... баллов, высота 7000 метров.
6. Исправных самолетов 40, боеготовых экипажей – 41.

53-й ДБАП потерял ДБ-3Ф № 0444, который сел на вынужденную в р-не Пскова и был впоследствии уничтожен при отступлении. Экипаж в составе летчика ст. лейтенанта Чурюкина, штурмана ст. лейтенанта Зарубина и стрелка старшины Гурова не пострадал.

Ссылаясь на немецкую сторону, автор статьи заявляет, что никакого существенного материального ущерба от воздушного налета бомбардировщиков 1-го АК в период 23-24 июня 1941 года противник не понес, а вот 1 Дб-3ф из 7 ДБАП был сбит в воздушном бою, а 3 Дб-3ф из 53 ДБАП вынуждено приземлились из-за нехватки горючего на обратном маршруте. А если урона для противника не случилось, то и боевое задание по сути не было выполнено, а причиной этому могло быть низкий уровень подготовки экипажей летать ночью. Хотя экипажи, как замечает автор, прошли боевое крещение в Финскую войну. Замечу автору статьи, что в Финскую войну 53-ий ДБАП выполнял боевые задания исключительно только днем. 

По двум боевым вылетам делать заключение о непрофессионализме наших экипажей ДБА опрометчиво, ведь экипажи целей достигли, на которые раннее никогда не летали, бомбы сбросили, и домой вернулись…живыми… Только в одном автор статьи неоспоримо прав – массового налета на тылы врага не случилось…

Не стану оспаривать выводы, сделанные Михаилом Тиминым, он имеет полное право интерпретировать имеющиеся у него факты, выстроенные им в единое целое, к тому же это даже обязанность профессионального историка. К тому же я весьма и весьма ему благодарен за предоставленный им архивный материал, которого у меня не оказалось. Но воспользуюсь своим правом любителя истории собрать свою картину из общих фактов-«пазлов» и представить ее читателю для осмысления, а выводы пусть каждый делает сам…