Ля Тампль

Отца Джона хватил удар.
Очнулся он в Камбрийской больнице, в апокалиптическом отделении, в палате на семь коек.

Доктор Стивен позволил войти в палату посетителям, среди посетивших отца Джона были его дочь Мария, келейница Айра, матушка Ли, Брюстер и ещё кто то из его прихожан.

Гости столько принесли отцу Джону всяких вкусностей, что если их будет съедать вся семиместная палата, то за неделю вряд ли они управятся.

Когда много народу, тогда разговор обычно превращается в лекцию, в проповедь, в митинг, но чаще просто не клеится и людям хочется по быстрее сказать болящему добрые слова и удалиться с наилучшими пожеланиями.

В момент, когда матушка Ли уже хотела откланяться, в палату вошёл владыко Йездундоктий.

Все, включая болящих, завидев епископа встали и сделали поклон, даже отец Джон приподнялся на локтях.

Лишь один не ходячий больной остался лежать, прихлебатели Владыки, жестами приказывали болящему подняться и сделать поклон, и тот слез с кровати и к удивлению соседей по палате встал на ноги.

- Вот что может вера праведного - сказал Владыко - хромые ходят, глухие слышат, немые разговаривают.

Йездундоктий благословил всех, кроме Брюстера, тот вместо того, что бы поцеловать Владыке руку, просто пожал её.

Владыко попросил всех оставить его наедине с отцом Джоном.
- Джон - сказал Владыко - когда все вышли - Епархия командирует тебя на лечение в Щвейцарию, в госпиталь Ля Тампль.

- А как же службы? На кого я оставлю паству?
- Не волнуйся, о твоей пастве есть кому позаботиться, к тому же ты не на всю жизнь едешь. Все расходы взял на себя, наш спонсор и благодетель мистер Клаус, самолёт им предоставленный тебе уже ждёт, тебя сейчас погрузят в реанимобиль и отвезут в аэропорт.
- Я не хочу никуда лететь, у меня тут куча дел.
- Послушание выше поста и молитвы, ты это лучше меня знаешь, Джон.

Делать было нечего - отец Джон согласился.
Он ещё не знал, что уже на следующий день все арульские газеты будут пестрить заголовками с упоминанием его имени.
"Падре Джон лечится в Щвейцарии, взял ли он с собой своего ослика"
"Джон Уоккер несметно богат"
"Легче верблюду пройти сквозь игольи уши, чем патеру Джону войти в рай"
И тому подобное....

В Швейцарии его поселили в двухместную палату со всему удобствами где уже лежал какой то русский сенатор, который поломал ногу, когда провалился под пол при посещении перинатального центра в Неврубайске.
Сосед оказался лидером либерально-патриотической партии "Православная месть"

Пришла медсестра и сказала с лёгким французским акцентом, о том, что отец Джон абсолютно здоров, но ему нужно пройти курс реабилитации и вставить несколько зубов.
- Нет спасибо, зубы не надо. Это дорого.
- Да, 800 евро зуб. Не беспокойтесь, дорогой падре - сказала медсестра гладя отца Джона по плечу - мистер Клаус уже всё оплатил.

Отец Джон ничего не говоря повернулся к стенке и уснул.

Пропел динамик и приятным женским голосом позвал болящих на вечернюю трапезу.
- На ужин идёте? - спросил отец Джон у своего соседа по палате, если хотите я вам помогу.
- Нет, спасибо, я сам.

Сосед по спортивному быстро поднял своё тренированное тело с кровати, взял костыли и выставив вперёд загипсованную ногу, будто зачехлённую пушку, попрыгал к выходу из палаты.
- Кстати мы не знакомы - сказал он повернув голову к отцу Джону через левое плечо.
Отец Джон протянул руку.
- Я Джон Уоккер, священник.
- Беков, русский сенатор. - отвечая на рукопожатие сказал сосед.— Впервые в жизни вижу настоящего мормона.
- Я не мормон.
- А кто? Методист? Адвентист?
- Нет, я клирик Арульской Монатеистической Церкви.
- Как по мне, так это всё один хрен, что католики, что монотеисты, в мире есть только одна церковь - Православная, остальное — креза.

- Забавный тезис. У нас многие тоже так говорят, что арульская церковь лучшая - сказал отец Джон, выдвигая из под стола стул, для своего собеседника.

- А что в вашей Гватемале православные есть?
- Я не из Гватемалы.
- А откуда?
- Я из Арулько.
- Не бывал. Но слышал, у нас кто то из депутатов устроил своего внука в какой то из ваших ВУЗов.
- У нас только один ВУЗ - Камбрийский университет...

На ужин были картофельные блины, салат из зелёного лука, порезанные кусочки швейцарского сала, сладкая творожная масса и какой то напиток, что то типа рэдбула, только с успокаивающим эффектом.

В углу столовой на небольшом возвышении, стоял налой с восьмиугольным крестом, к нему подошёл медбрат с толстой книгой в руках, не спеша надел очки, и стал быстро читать по латыни.

- Слушай, Джон, ты что - нибудь понимаешь из того что он тут втирает - поинтересовался Беков.
- Да, это латынь. Он читает Житие Бернарда Клервосского.

- Ни фига, ты даёшь! Ты и по ихнему знаешь!
- Да, в семинарии изучал.
- А по русски где научился балакать?
- Я одно время пребывал у вас в Неврубайской обители, был там в командировке.
- В Неврубайской? Блин, да это же женский монастырь. Я же его спонсирую.
- Вы добрый человек. Это сразу видно.
- Монашек наверное драл, а? - Беков панибратски толкнул отца Джона под локоть.

Отец Джон ничего не ответил. По привычке быстро покончив с едой, он мысленно начал читать благодарственные молитвы.

- Ладно, ты, не обижайся, я же шутя.
- Я нисколько на вас не в обиде, Беков, правда..
- Чего ты меня на Вы зовёшь, Джон. Мы же как - никак за одним столом едим, спим под одной крышей. Мы даже с Богом на ты разговариваем.
- С Богом можно на Ты, Он неизменен, а мы, сегодня одни, завтра другие, после завтра третьи.

Когда трапеза была закончена, собеседники пошли на вечернюю прогулку в госпитальный сад камней.
- А если бы я был попом, я бы наверняка драл монашек.

Отец Джон чуть было не сказал "Некоторые так и поступают", но сдержался.

Его воображение невольно нарисовало матушку Ли, она будто стояла перед ним, и отцу Джону так стало её жалко, что сжалось сердце.
- Как я мог? Прости Ли. - мысленно каялся он, стараясь не допустить в сердце воспоминание, как он будто архиерей в храм, вошёл в её тело и хозяйничал там.

А ведь он этот грех не исповедовал своему духовнику.
После смерти Святого отца, духовником отца Джона стал владыко Йездундоктий, с которым отец Джон учился в семинарии на одном курсе.

- Давай присядем, Джон, а то нога устала скакать - предложил Беков.
- Да, конечно.

Они присели на скамейку.
- Богатая у вас церковь - сказал Беков.
- Почему вы так думаете?
- Ты, что не знаешь, сколько стоит час пребывания в этой клинике?
- Нет.
- Счастливый ты человек, Джон, а я вот знаю.... Благо у нас страна богатая и народ хороший, духовный, не то что у вас. Это кстати масонская клиника, когда тамплиеров разогнали, часть из них пришла в Швейцарию, те кто шарил в медицине и возвели этот госпиталь, не зря он похож на крепость.
- Я не знал.
- А я знал, Джон и всё равно поехал. Хотя моя партия изначально была организована для борьбы с масонами.
- А что у вас с ногой?
- Да ерунда, трещина, пошёл с визитом в перинатальный центр в Неврубайске, а там пол гнилой, ну я и провалился. Блин. Планировал тут на лыжах погонять и вот погонял.
- Ну ничего, заживёт.
- Конечно заживёт.

- Вы спрашивали, Беков, драл ли я монашек? Драл одну.
- Ну а чего тут такого?
- Я каюсь Богу перед вами, Беков. Драл и очень сожалею об этом поступке.
- Я не понимаю, Джон, ты что убил её или что? В чем каешься то?
- В неверии каюсь.
- А ты классный мужик, Джон, в натуре, хочешь я за тебя слово замолвлю, примешь Православие, будешь настоятелем у нас в Неврубайке.
Язык наш ты знаешь, голова судя по всему на плечах есть.

- Спасибо, Беков, но я не могу, я люблю свою Родину.
- Джон, я тебя люблю, у меня есть поллитра настоящего французского коньяка, пойдём хряпнем.
- Здесь же запрещено распивать спиртное.
- А мы же тихонько, как раз перед отбоем. Никто не увидит.
- Увидит - отец Джон показал пальцем на стену госпиталя, на ней было нарисован треугольник из которого смотрело всевидящее око.
- Как хочешь. Моё дело предложить. Я сам не склонен к выпивке, просто ты судя по всему человек Божий.
Когда випишемся обязательно выпьем, договорились?
- Договорились.

Динамик под всевидящим оком пропел нежным женским голосом, что в госпитале наступает время для сна.

И отец Джон и сенатор Беков пошли в свою палату.

- У вас в молитвах тоже надо называть себя не уключным рабом? - спросил Беков, на следующее утро когда отец Джон закончил чтение утренних молитв.
- Да, тексты молитв во всех признанных конфессиях одинаковые - ответил отец Джон - плюс минус небольшая разница в языковом плане.
- А ведь эти молитвы не вчера придумали, а неизвестно когда.
- Нет, Беков, кто и когда придумал эти молитвы секретом не является.
- Я вот бывает читаю ежедневное исповедание грехов и думаю, а ведь сто лет назад, те же слова люди читали, читали и никакого прогресса в этом деле судя по всему не происходит совсем.

- Да, вы правы, по прежнему девушки замуж хотят, а юноши просто хотят. И самые, решительно глупые поступки люди совершают в юности, когда ещё, как слепые котята, тычутся незнамо куда....
- По прежнему - как говорит русский поэт - "Птица летит, а баба родит"
- Ни что не ново под луной, сенатор.

- Тогда зачем все эти "Со слезами молю тя..."? Какими слезами? Луком что ли глаза мазать?
- Да, что есть то есть.... Пойдёмте завтракать Беков.

Беков уже мог перемещаться без костылей, гипс с его ноги сняли и он при ходьбе лишь чуть опирался на трость.
Скоро его выписывают и ему снова лететь в Неврубайск, управлять ненавистной губернией, в которой - как он давно понял - никогда не будет порядка.

На завтрак были сосиски, настоящие, какие в добрые времена продавали в кафетерии на Пушкинской, варёные яйца, сладкий хлебный суп с сухофруктами и взбитыми сливками, растворимый кофе со сгущённым молоком.

- Иногда жалею, отец Джон, что никакого заговора против моей страны нет.
Меня сегодня выпишут и мне придётся лететь в Неврубайск и говорить из телевизора, что заговор есть.
Давайте с вами организуем заговор, а?

- Шутник вы, Беков.
- Да, посмотрел бы я на вас, если бы вы были на моём месте, сенатором неврубайской губернии.
- Я был в вашей стране, мне там понравилось.
- Вы были гостем, а гостям мы гавно не показываем, тем более вы жили в женском монастыре, а это тепличные условия. Реальная жизнь у нас куда жёстче.
- Жизнь, везде жизнь.
- Слушайте, отец Джон, вы обещали выпить со мной.
- Я буду готов выполнить обещанное, после того, как прочту благодарственные молитвы.
- Хорошо, читайте, а я пойду всё приготовлю, мы с вами напьёмся и сотворим заговор против России. Хорошо?
- Хорошо, хорошо.

Когда отец Джон прочёл молитвы, к нему подошёл молодой человек и попросил оказать ему помощь, дело в том, что его падчерица болеет и хочет исповедоваться на всякий пожарный, у госпитальных священников сегодня отгул, а больше в округе нет ни одного попа, лишь одни горы кругом.
Это не далеко. Через перевал. Молодой человек дал отцу Джону тысячу евро за труды, тут же исчез.

Забежав в палату, отец Джон взял всё необходимое, крикнул Бекову, что бы тот чуть его подождал, побежал к перевалу.

В небе парил орёл, совершенно не шевеля крыльями.
Из за сосен выглядывали снежные горы, где то пели птички.
Отец Джон шагал весёлыми ногами, мечтая о себе, что получил шанс стать миссионером, возможно у него получится наставить болящую на путь истинный, она чудесным образом исцелится, об этом чудесном исцелении узнает округа и отец Джон начнёт проповедь Монотеизма в этих удивительно красивых местах.

Но когда он пришёл по указанному молодым человеком адресу, оказалось, что там ни кто в его помощи не нуждается.
В доме живут пожилые, очень приветливые супруги. Они угостили отца Джона коровьим молоком, самодельным хлебом и попросили его, что бы он помянул их в своих святых обращениях к Творцу рода человеческого.
Отец Джон пообещал, что помянет на молитве их святые имена и побрёл обратно в госпиталь....

У входа в госпиталь стояла несколько полицейских машин.
- Вы Джон Уоккер? - спросил полицейский.
- Да, а в чём дело?
- Пройдёмте.
Полицейский отвёл Джона к стройной девушке, с не очень красивым лицом. Её внутренняя энергия и упругость, с лихвой сглаживали этот недостаток.

- Я Лея Стрейд. Инспектор полиции. А вы Джон Уоккер?
- Да. А в чём дело?
- Хочу предупредить вас, что всё сказанное вами, может быть обращено против вас.
- Да увы, это истина.
- Когда вы последний раз видели мистера Бекова?
- А что с ним?
- Отвечайте
- Около двух часов назад на завтраке.
- С кем вы разговаривали после завтрака? Камеры видео наблюдения зафиксировали вашу встречу. Человек вам что то передал. Что?
- Деньги.
- За что?
- Он просил исповедовать его падчерицу.
- Где она живёт?
- Молодой человек дал неверный адрес.

Тут к госпоже Стрейд подошёл полицейский и протянул ей какую то бумагу. Она быстро пробежала написанное и отпустила полицейского.

- Господин, Джон Уоккер, сейчас наши сотрудники установили, что молодой человек передавший вам деньги, является начальником отдела "Ш" российской службы безопасности, генерал - лейтенант Нечепига.

- Что вы от меня хотите, девушка, я ничего не понимаю.
- Вы обвиняетесь в убийстве сенатора Бекова, по заказу российских спец. служб. Вы арестованы.

На запястьях отца Джона щёлкнули наручники.

Отца Джона отвезли в Альтдорфский следственный изолятор имени Ставрогина.
По преданию Николай Ставрогин был гражданином данного катнона, а следовательно и потенциальным сидельцем.
Ибо как говорят в Швейцарии "Не сидел - не мужик"

Кислый тюремный запах был знаком отцу Джону - в Тиксе он не раз ходил исповедовать приговорённых преступников, включая двойника Мигеля, по приговору суда съеденного кошками, за преступления совершённые настоящим Мигелем.
Невинного страдальца звали Альфонсом, отец Джон до сих пор поминает его имя во время утреннего правила, хотя тот даже крещён не был.

Вот теперь его самого вели в гремящую засовами неизвестность за убийство, которого он не совершал.

- Руки за спину, лицом к стене стоять бояться - скомандовала низкорослая надзирателница и отец Джон ткнулся носом в шершавую стену застенков.

Как потом Джон выяснил - вертухаями в Швейцарии работают только женщины и геи. Эта профессия считается позорной и мужчины не идут на такую работу, не смотря на приличную зарплату и ранний выход на пенсию.

Зазвенела связка ключей, лязгнули засовы.
- Входи - приказала конвоирша.

Отец Джон зашёл в камеру. Железная дверь с грохотом закрылась за ним.

Камера была совсем малюсенькой, точно железнодорожное купе.
Две двухъярусных кровати. На которых внизу и наверху сидели и лежали десяток мужчин разного возраста вокруг небольшого столика.
Десять человек на четыре лежанки.
- Мир всем! - Вырвалось у отца Джона.

Сиделец который - как позже выяснилось - был старшим в камере, согнал одного из заключённых от общего стола и пригласил отца Джона присесть на освободившееся место.

- За что страдаешь, бродяга? - спросил он.
- За убийство.
- Кого завалил?
- Сенатора.
Все присутствующие издали разнообразные звуки настороженного восхищения.
"Завалить сенатора, это конечно круто, но не маньяк ли он" - думал старший, ответственный перед смотрящим за порядком в хате.

- По виду чувак не из местных - продолжал мысленно рассуждать Пахан - скорее всего кубинец или гватемалец, в руках чётки - так что к преступности он имеет профессиональное отношение. Пожелал всем мира, значит бывалый барыга. При этом ему как минимум 60, выходит волк матёрый - к гадалке не ходи. Как я с ним власть в хате делить буду - не знаю, зато при таких раскладах можно думать, что он не маньяк и не на кого в хате не кинется с заточкой.

Лязгнули засовы, открылась железная дверь. На пороге всё та же конвоирша.
- Уоккер, на выход без вещей.
- Куда?
- Узнаешь.

Она вела отца Джона в комнату для свиданий.
- Лицом к стене, стоять бояться.
Отец Джон повернулся к стене.
- Ты женат? - спросила вертухайша.
- Нет.
- Гей?
- Нет.
- Зачем сенатора убил?

Отец Джон не ответил.
- Ладно - сказала вертухайша - заходи, у тебя свидание с сыном убиенного тобой сенатора. Не делай только резких движений, а то в карцер отправишься.

Отец Джон вошёл в комнату для свиданий, там сидел молодой, аккуратно небритый человек.
- Здравствуйте - сказал отец Джон.
- Привет! - ответил юноша - вы не бойтесь, я знаю, что вы не убивали моего отца, знаю, что на самом деле произошло.
Я Махмуд Беков, студент, живу в Лондоне, учусь в престижном британском медресе.

- Медресе.... Позвольте... - перебил его отец Джон - насколько мне известно,, ваш отец был христианином.
- Вы видимо не знаете российских реалий. Он такой же христианин, как я мусульманин.
Однако я не об этом пришёл вам сказать.
Я знаю, что вы были последним, кто дружил с моим отцом, поэтому вы не будете иметь нужды ни в чём весь срок своего заключения.

- А сколько мне дадут?
- Пожизненное.

В камеру отец Джон возвращался едва держась на ногах, так его потрясло услышанное.
- Ну вот и всё - думал он - единственное, что мне осталось в жизни, это не похулить Мону.

- Лицом к стене, стоять бояться.
Лезгнули засовы.
- Заходи.
Отец Джон зашёл.

Через какое то время, открылась кормушка.
- Уоккер, тебе передача.

Рука сунула в дверное окошко коробку арульских конфет "Медуна"
Отец Джон взял конфеты и тут же увидел на коробке фабричную надпись китайскими иероглифами, которые он научился понимать за годы общения с Ли Хуа.
Иероглифы гласили: "Потерпи немного, скоро будешь на свободе, твоя Ли".

В камеру вернулся сиделец, несколько дней назад отправленный в карцер. Плюс ещё одного закинули и того вместе с отцом Джоном в хате стало обитать 13 человек на четыре шконки.
Спали по очереди не взирая на время суток.

Камера отца Джона регулярно нарушала административные правила, в основном касательно незаконной добычи и распития алкоголя.
За это швейцарские менты на полную катушку врубили отопление в камере и это летом, в аномальную жару.

Сидельцы по очереди выбирались на решётку подышать 40-ко градусной прохладой.

Одному из зэков стало плохо с сердцем, вертушайша на это сказала:
- Заявки на посещение тюремного доктора принимаются по вторникам.
- А если он помрёт? - возразили ей.
- А если помрёт вынесем, не велика потеря. Вам же лучше, меньше народу - больше кислороду.

Весь пол в хате, будто ковром, был усыпан мёртвыми мухами, чьи лёгкие не выдержали жаркого и прокуренного воздуха.

- Помолись, своей Моне, Джон - сказал Пахан — может она поломает их отопительную систему. В сауне сидим. Помрём же дыша этим адом.
- Уж и так молюсь, молюсь - подумал про себя Джон и тут все в камере вдруг стали смотреть друг на друга.
Хату наполнил удивительно приятный запах.

- Наверное вертушайша надиколонилась, влюбившись в нашего Джона - сказал кто то.

Джон тоже почувствовал приятный запах, посмотрел на право и тут же увидел Мону Арульскую. Да, это она - Мона Арульская блаженная чудотворица.
Мона, в златотканном подряснике с капюшоном, стояла посреди хаты благословляя присутствующих.

Отец Джон сначала испугался того, что зэки сделают с Моной что-нибудь непотребное, но поняв, что её видит и слышит только он, успокоился и стал на колени.

- Спаси, меня Мона! - запричитал отец Джон - я не выдержу этого.
- Джон, Джон - вздохнув сказала Мона, положив ему на голову свою тёплую ладонь - помнишь, как ты шёл весёлыми ногами через перевал, исповедовать мнимую падчерицу Нечепиги и молил меня, что бы я предоставила тебе возможность вести проповедь в этой удивительной стране? Я выполнила твою просьбу. Вокруг тебя двенадцать человек, способных стать твоими учениками.

Конечно ты погибнешь, как погибает зерно, дающее свой плод, но когда твои сокамерники выйдут на свободу и вернутся в свои города и веси, то продолжат твоё дело и Европа станет Катехоном.

- Я грешный человек, Мона, мне не по силам - это.
- Грешный человек? Это замечательно. Грешность твоя и человеколюбие Божье всё спишет? Да?
Напрасно, Джон, ты считаешь меня более милосердной чем я есть на самом деле.
- Да, будет по слову твоему, если надо мне здесь умереть за тебя, я готов, уповая на твоё милосердие. Да будет воля твоя..

- Я рабовладелица по твоему? Моя воля, что бы ты был свободен в своих выборах. Что бы не списывал ответственность за свои ошибки на меня, Джон.

- Разве у меня есть выбор?
- Конечно! Я могу сегодня же вызволить тебя отсюда.
- Смилуйся государыня, вызволи.... впрочем не как я хочу, а как ты повелишь.
- Ну вот опять двадцать пять. Сам выбирай. Ты уже не в юношеском возрасте, когда принял обеты целибата, думая что мне этим угодишь, нарушив заповеди "Не хорошо человеку быть одному" и "Плодитесь и размножайтесь!
Выбирай!

- У меня есть время подумать?
- У тебя на подумать вся жизнь была, на сей час ты и родился.
- Я грешен, матушка, помилуй, я не юноша даже я дитя не способное есть твёрдую пищу...

Мона исчезла так же внезапно, как и появилась, будто это был сон.

Зазвякали засовы, дверь отворилась на пороге стояла низкорослая виртухайша, страшно надушенная французскими духами.
- Уоккер, на выход с вещами.
- Куда?
- Там узнаешь.
- Раз с вещами, значит на расстрел - сказал Пахан и обнял на прощание отца Джона.
- Братья, возьмите мои вещи себя, тут Святое писание, крест, епитрахиль, чётки, возможно кто то из вас станет на путь служения, молитвами покровительницы нашей Моны Арульской, прошу молитесь обо мне грешном.
Сокамерники, сдерживая слёзы попрощались с отцом Джоном.

Понурив голову отец Джон шёл куда ведут.
- Руки за спину, лицом к стене, стоять бояться.
Отец Джон повернулся к стене.
- Заходи.
Джон зашёл в помещение и на встречу ему выставив обе руки для рукопожатия шла инспектор Лейя Стрейд.

- Дорогой Джон, мы должны принести вам извинения, благодаря прозорливости вашей супруги мы нашли настоящего убийцу.
- Какой супруги?
- А что у вас их несколько?
- Нет.
Ваша супруга, мадам Ли Хуа раскрыла преступление.
На месте откуда в сенатора был совершён выстрел из духового ружья, она обнаружила удостоверение Нечепиги, которое выскочило у него из кармана в результате сильной отдачи.

В Сенатора стреляли из бельевого шкафа.
Вы невиновны.
Наш Комиссар пообщавшись с вашей супругой нашёл, что она одарена тонким и проницательным умом и предложил ей работать в отделе особо важных преступлений, пока в должности констебля, с предоставлением места жительства.

Вам, как женатому человеку, мы предлагаем давать детям наших сотрудников уроки по Закону Божьему.
Мы боимся официальных священников, много шансов, что кто то из них окажется педофилом, а вы человек женатый.
Вам всё равно нельзя уезжать из Швейцарии до окончания дела.

Можете быть свободны, Джон. Внизу вас ждёт ваша жена.