Битва за Карфаген

— Командир, римляне высадились у Прекрасного мыса! — грязный и смертельно уставший гонец, прозвенев лёгкими доспехами, упал на колени перед Гасдрубалом Гисгоном.
— Сколько их? — раздался грозный и спокойный голос командующего.
Для карфагенского полководца прибытие армии Публия Сципиона не было сюрпризом. Шпионы давно докладывали о намерениях римлян вторгнуться в его страну. Ничто в голосе молодого военачальника, не выдавало тревоги. Хотя угроза была страшной.
— Больше тридцати тысяч пехотинцев, тысячи всадников. На побережье сотни кораблей Сципиона, — гонец наконец-то отдышался и уже более ровным голосом продолжил: — Это ещё не всё. Царь Массинисса Нумидиец прибыл к римскому лагерю предложить свои услуги.

Гасдрубал помрачнел и медленно подошёл к арочному окну своей приемной. Отсюда открывался прекрасный вид на морскую гладь просторной гавани, перегороженной тяжёлыми цепями на входе. Специальная команда снимала эти цепи только для прохода дружественного флота или вездесущих торговцев, готовых лезть в любое пекло ради наживы. Вот и сейчас моряки с нескольких торговых кораблей разгружали товары в порту огромного, хорошо укрепленного Карфагена. Обитателям столицы внутри двойного обвода высоких и мощных стен пока ничто не угрожало. Даже если Сципион осадил бы полумиллионный город с пятидесятитысячной армией, он бы годами стоял под неприступными стенами и терял солдат.
Карфагенские командиры легко бы нашли, куда спрятать от римлян население за пределами стен и как наладить надёжное снабжение главного города карфагенского государства. Но Массинисса… Нумидийский царь со своими тысячами всадников и прекрасным знанием всех уязвимых мест Карфагена, выступив вместе с непобедимым Сципионом, может покорить свободный город. К тому же, дело обстояло не только в этом опаснейшем для карфагенян союзе – о Массиниссе много лет ходили таинственные слухи, порой невероятные и ужасные.

Разглядывая порт, Гасдрубал вспомнил свой недавний визит к нумидийскому властителю. То, что нумидийский царь в шестьдесят лет выглядел как молодой тридцатилетний мужчина, не могло быть нормальным. Гасдрубал вспомнил безумные, полные ненависти серые глаза его теперешнего врага. У Массиниссы был повод не любить Карфаген – юные годы он провел в нём заложником, гарантируя верность своего отца Галы, правителя Нумидии. Нумидия с незапамятных времён слыла оплотом чёрной магии и всех тех кошмаров, которыми пугают суеверных горожан жрецы Баала. Придворных магов Массиниссы, закутанных в чёрные лохмотья, иссохшихся людей неопределённого возраста, вряд ли кто-то осмелился бы назвать шарлатанами.

В Первую войну с Римом нумидийские маги дважды одним им известным образом отслеживали в море римский флот и с помощью чудовищного шторма топили корабли вместе со всеми войсками. Воюя с римлянами в Иберии, Массинисса неоднократно прибегал к магической помощи, одаривая колдунов золотом и сотнями пленников, которые впоследствии подвергались нечеловеческим истязаниям и опытам в подземных обиталищах чёрных магов. Гасдрубалу, одному из немногих, было известно довольно много от шпионов о действиях особых подчинённых нумидийского царя. Прочих карфагенян жрецы предпочитали пугать более общей и безопасной информацией.

— Я могу идти, командир? – спросил гонец.
Полководец кивнул. Погрузившись в размышления о мощном союзе врагов, он совсем забыл о том, что кроме гонца, его ожидают и другие посетители. Воин покинул приёмную, и к Гасдрубалу, задумчиво подперевшему грань арки, подошёл, приволакивая правую ногу, невысокий сухонький старичок в невесомой красной накидке, отороченной серебряными нитями. На тощей груди посетителя сиял искусно изготовленный знак Баала. Этот амулет из чистого золота с вкраплениями всевозможных драгоценных камней был весьма тяжел и вынуждал пожилого человека немного сутулиться. Но в обязанность каждого верховного жреца на протяжении многих поколений входило ношение этого великолепного артефакта, передаваемого по наследству от одного высшего духовного руководителя к последующему.

— Я думаю, ты знаешь, Магон, что Массинисса заключил военный союз с Публием Сципионом. Это означает, что и Ливия скоро присоединится к ним. Союзные войска обратят в прах всё вокруг Карфагена, — известил старца полководец.
— Есть куда более ужасная вещь, которая может произойти, командир, — прежде бесстрастное лицо верховного жреца сейчас выглядело встревоженным.
— Что может быть ужаснее Рима и его сатрапов, тянущих свои щупальца по всему миру?
— То, что я скажу вам, командир, столь же удивительно, как и ужасно, — загадочно начал Магон. — У меня есть донесение от Священного отряда из Ливии.

Жрец достал помятый пергамен и зачитал: «Усмирив мятежников и убив многих из них в назидание остальным, я, командир Фарданапал, спешу известить Коллегию. Едва мы покинули успокоенные селения, как на нас вновь напали. К ужасу наших всадников, это были те же люди, которые поднимали мятеж и которых мы убили в прошлых боях. Да поможет нам Баал! Мы снова убили их и в этот раз устроили огонь до неба, чтобы сжечь тела. Священный отряд потерял многих воинов, мы возвращаемся».

В приёмной на минуту повисла тишина. Опустившись в роскошное кресло, обитое бирюзовым бархатом, Магон ждал реакции Гасдрубала. Полководец выглядел несколько растерянным. Он не понимал, чего от него ждёт верховный жрец. Вернее, догадывался, но боялся даже озвучить свою мысль. Наблюдая это, Магон решил подтолкнуть командира к нужному ответу.

— Мы должны освободить дитя Баала! — голос жреца был резким и твердым. — Иначе нам не устоять, Карфаген падёт, и через несколько веков люди и знать не будут о нашей державе.

Гасдрубал вздрогнул и машинально схватился за филигранную рукоять кривого кинжала, висевшего у него на поясе.

— Нет! — решительно заявил он. — Дитя бога, если оно существует, – наш    последний козырь, смертельно опасный для всех. Мы не сможем  контролировать его. Не зря даже в трудные времена к такой помощи не прибегали наши предшественники. Когда мы освободим его, ему будет безразлично, кого убивать: римлян, карфагенян или неупокоенных. Всё будет предано беспощадному огню. Повторю – если верить легенде и наследник Баала не вымысел.
— Откроем гробницу, и вы в этом убедитесь, капитан! У нас меньше войск. Без той помощи, о которой я вам сказал, мы не выстоим. Мы сможем справиться с ним, — жрец схватился за драгоценный амулет, сотрясая его в воздухе худой рукой. — Этот ключ откроет нам дорогу к победе!
— Ганнибал с вдвое меньшим войском разбил девяносто тысяч римлян при Каннах. Сейчас их не более восьми легионов. Я соберу все наши силы и дам сражение, у нас есть союзники. Совет Карфагена меня поддержит.
— Но не Коллегия, — холодно возразил жрец.
— Я закончил, Магон. Найдите способ решить ту проблему, с которой вы пришли, не прибегая к самоубийственным мерам, — полководец старался не смотреть в побелевшее от злости лицо старика.
— Гасдрубал, сын Гисгона, ваше решение может стать последней страницей в истории Карфагена, — зло процедил Магон, встал с кресла, небрежно поклонился и быстрым шагом покинул приёмную. Каждое его движение выдавало плохо скрываемое недовольство.

Появление в Африке большой римской армии во главе со Сципионом, хотя этого и ожидали в последние годы, вызвало тревожные опасения не только у жителей столицы. Дороги заполнили толпы людей: крестьяне уходили под защиту городских укреплений, пастухи угоняли скот подальше от приближающихся полчищ Массиниссы и вымуштрованных римских легионов. После возвращения Священного отряда по государству стремительно разлетелись противоречивые мрачные слухи о живых мертвецах, которых нельзя убить и с которыми бессмысленно сражаться. Всадники из элитной карфагенской кавалерии потеряли в карательном походе две трети воинов в тех кошмарных стычках и, вернувшись в город, не собирались хранить тайну. Жрецы, по указанию Магона, немало способствовали распространению слухов и продолжали давить на Совет, желая принудить Гасдрубала к выполнению нужного для Коллегии решения.

Однако карфагенский полководец рассчитывал справиться своими силами, не прибегая к помощи сомнительной и опасной магии. В городские укрепления днём и ночью везли запасы провизии. Круглые сутки работали кузницы, производящие и ремонтирующие оружие и броню для прибывающих отрядов.

Эмиссары Карфагена искали сильных союзников на континенте и за его пределами, демонстрируя тугие мешки с золотыми монетами и суля невиданные торговые выгоды. Но желающих сражаться с Римом и Массиниссой нашлось куда меньше, чем ожидалось. Тем не менее, за золото удалось нанять ещё двадцать тысяч воинов и шестьдесят боевых слонов.

Через три дня с момента высадки врага на североафриканском побережье Гасдрубал с отрядом в шестьсот всадников принялся тревожить фланги римской армии и вырезать небольшие отряды нумидийцев. Совет Карфагена под давлением Коллегии назначил Ганнона Гамилькара очередным командующим всей армией, и Гасдрубал с большим облегчением сдал старому другу эту ответственную должность. Ему давно опостылело принимать посетителей в роскошных залах, выслушивать интриги и наветы жрецов, торговцев и членов городского Совета, а также следить, чтобы вся эта братия не устроила кровавую резню ради собственных интересов. Облачившись в сияющий доспех с гербом красного восходящего солнца, Гасдрубал во главе своей тяжёлой конницы без устали разил небольшие римские отряды и разъезды нумидийской кавалерии. Конечно, не обходилось без потерь.

— Ну и где же твои мертвецы, Фарданапал? — спросил он командира Священного отряда на очередном отдыхе между стычками. Несколько сотен карфагенских кавалеристов расположились небольшим лагерем на труднодоступном плато недалеко от нумидийской границы.
— Спроси у выживших воинов в том походе, брат, — Фарданапал был слишком уставшим, чтобы спорить или доказывать свою правоту.
— Сифакс из Нумидии перешёл на нашу сторону, это на некоторое время займёт Массиниссу, — поделился новостью Гасдрубал. — А мы, тем временем, соберем ещё больше воинов и разгромим Сципиона. Ганнибал возвращается из Испании, и римляне дрожат при одном упоминании его имени.

Спокойная звёздная ночь умиротворяла и убаюкивала всадников, уставших за день бешеной скачки и сражений. Даже выставленные караулы пребывали в состоянии подступающей дремоты. Для такой безмятежности у карфагенян были основания. Римляне по ночам предпочитали не покидать сильно укрепленные лагеря, накапливая силы к решающему сражению и действуя днем большими подразделениями. Воины Сципиона вместе с нумидийскими всадниками, которых было вдвое больше карфагенских, перерезали транспортные артерии столицы и сожгли все деревни в округе, до которых смогли добраться. Кольцо вражеских войск вокруг непокорного города неумолимо стягивалось.

Обо всем этом думал Гасдрубал, лёжа у костра на тигриной шкуре и вглядываясь в чистое ночное небо, усеянное мириадами звёзд. Сон категорически отказывался приходить к молодому, но уже опытному воину, несмотря на вторые сутки бесконечных схваток с врагом. Полководец поднялся и сел в седло, снятое с лошади, и острым концом кинжала попытался вытащить засевший между пластинами доспеха наконечник римской стрелы. Безуспешно. Рассердившись на кусок железа и бессонницу, военачальник отправился на обход лагеря.

То там, то тут всхрапывали лошади, спящие стоя. С ними соревновались в громкости храпа утомлённые карфагенские всадники. Гасдрубал обошёл почти всё каменистое плато, на котором расположился его отряд. Дважды он будил задремавших караульных пинками и ругательствами. Оставалось проверить ещё один пост внизу у широкого ручья, журчащего у самого основания плато. Полководец уже мысленно представил, как он выпьет из него холодной воды и умоется. Осторожно переступая в темноте через валяющиеся на тропинке камни, он шел в направлении затухающего костра. Если память ему не изменяла, там должны были дежурить разведчик Рибзан и ещё какой-то молодой воин, египтянин. Почти спустившись к ручью, он услышал неясное бормотание.
 «Ну, хоть эти не спят», — с облегчением подумал Гасдрубал.
Выйдя к костру, он увидел странную картину и услышал чудное пение:

«Я не чинил зла людям.
Я не нанес ущерба скоту.
Я не творил дурного.
Я не поднимал руку на слабого.
Я не делал мерзкого пред богами.
Я не был причиною слез.
Я не убивал и не приказывал убивать.
Я не отнимал молока от уст детей…»

Египтянин стоял на коленях и, монотонно раскачиваясь, громко молился. Он был невооруженным и голым по пояс. Окровавленный короткий меч валялся рядом с его ногами. В пяти шагах от костра распласталось обезглавленное тело его товарища по караулу. Привязанные лошади испуганно перетаптывались и всхрапывали при каждой новой фразе его молитвы.
— Эй, парень! Что здесь случилось? — окрикнул его Гасдрубал.
Воин повернулся к нему, дико сверкая белками глаз, и потянулся за мечом. Полководец машинально вытащил свой меч, готовясь остановить безумца, но опасаться следовало не его. Гасдрубал почувствовал чьё-то присутствие у себя за спиной и инстинктивно отпрыгнул в сторону. Вовремя. Ещё секунда промедления стоила бы ему раскроенной головы. Египтянин взвыл и, закрыв лицо руками, повалился на землю, всхлипывая от страха.

Из колючих безлистных кустов возник могучий силуэт вражеского воина. Костёр вспыхнул и осветил рослого человека в архаических доспехах с внушительного размера булавой в правой руке. Вместо левой руки у него виднелся лишь ужасный обрубок с кусками гниющей плоти чуть ниже плеча, но врага это ничуть не смущало. От воина несло трупным зловонием. Этот запах бывалому воину трудно было с чем-то спутать. Живой мертвец явно собирался прикончить его. Гасдрубал, растерявшись в первые мгновения, проткнул его грудь резким колющим ударом, стараясь попасть в дыру между изрядно проржавевшими пластинами ветхого доспеха. Клинок, пронзив плоть, вошел наполовину в тело нападавшего и застрял там. Однако монстр в древних доспехах не обратил внимания на торчащее из его груди оружие и ударил карфагенянина в ответ. Гасдрубал едва успел увернуться от рассёкшей воздух тяжелой булавы.

Чудовище издало звук, похожий на недовольное рычание, и продолжило наступать на обезоруженного командира, загоняя его к ручью. Раздался топот копыт. Мощный удар копья в спину сбил с ног мертвеца и пригвоздил его к земле. Два спешившихся всадника ударами меча отделили голову от тела, пришпиленного к земле существа.

— Кажется, мы успели! — радостно воскликнул Фарданапал, наблюдая как подоспевшие соратники тащат обезглавленное тело к костру. Проснувшись и не обнаружив командира в лагере, офицер с двумя конными воинами отправился на его поиски.
— С востока приближается большая группа таких же тварей! И с запада! Отовсюду идут! — выкрикнул всадник, промчавшийся мимо командиров.
— Поднимайте всех, уходим! Это проклятое место. Возвращаемся в Карфаген, — скомандовал Гасдрубал.

Через несколько минут пять сотен всадников лавиной ринулись прочь от негостеприимного плато, сбивая возникающие из темноты одиночные пошатывающиеся фигуры. Впрочем, мертвецам удалось смертельно ранить под одним кавалеристом лошадь и окружить оглушенного воина. Его никто не спасал, да и было уже слишком поздно. Гасдрубал едва удерживал отряд от паники. Скорее за спасительные стены города!

Вернувшись в городские укрепления, они узнали, что союзник Карфагена, один из претендентов на нумидийский трон — Сифакс, потерпел сокрушительное поражение от Массиниссы и неизвестных сил. Вдобавок, союзный флот, везущий основные запасы и немалую часть воинов, был уничтожен возле порта Уттики внезапно налетевшим ураганом. Положение складывалось отчаянное. Единственной хорошей новостью было прибытие другой части наёмников с боевыми слонами из глубины континента. Впрочем, приведённые боевые животные были не очень хорошо обучены.
Измотанного ночной скачкой и бессонницей Гасдрубала Гисгона вызвали в городской Совет. Командир уже знал, что его ждет. Верховный жрец Магон, обладая немалым влиянием, уговорил всех членов Совета дать решающее сражение римлянам под предлогом отсутствия армии Массиниссы. Считалось, что тот преследует в Нумидии остатки войск Сифакса.

— Гасдрубал, друг мой, — Гамилькар радушно обнял командира, явившегося на заседание Совета. — Я пытался объяснить этим тупоголовым болванам, что лучше переждать осаду в городе.
— И они не согласились…
— Да, они боятся, что долгая осада ударит по их кошелькам и высказываются в пользу того, что Ганнибал вернулся. Благодаря мнению жрецов и Совета большая часть наших войск жаждет битвы.

Все эти разговоры велись в громадной зале едва слышным шёпотом, но жрец Магон подозрительно на них косился, одаривая злобным взглядом, словно слышал каждое их слово. Судя по его настроению, Совет оказался не полностью захваченным фанатичным безумием и не разрешил распечатать гробницу с наследником Баала. Впрочем, многие советники считали этот последний козырь Карфагена глупым мифом. Тем не менее, древний колодец под храмом Баала, наглухо запечатанный массивными плитами с предостерегающими надписями, даже самые неверующие обходили десятой дорогой. После событий вчерашней ночи и сам Гасдрубал был готов поверить во что угодно. Он нисколько не сомневался, что если римляне подойдут вплотную к городу, Магон осуществит свою угрозу выпустить древнее зло. Но сможет ли он его контролировать? Или всепоглощающее пламя сожрёт и врагов, и город?

— Командующий армией Ганнибал не будет присутствовать на заседании, — объявил председательствующий советник. — Он уже выдвинулся к Заме с войском, чтобы соединиться с македонянами. Командиры Гамилькар и Гасдрубал Гисгон!

Оба полководца выступили на несколько шагов перед собравшимися и остановились. Гасдрубал исподлобья рассматривал торговцев и жрецов, управляющих великим городом. Заплывшие жиром, похотливые и отвратительные лица. У воина мелькнула мысль, что давно пора было их сбросить и навести настоящий порядок. Но советники и Коллегия крепко держали в руках золотые нити – всю торговлю Карфагена, приносящую баснословный доход. Впрочем, сейчас на переворот всё равно не было времени. Хотя Гасдрубал не сомневался, что в случае бунта вся кавалерия пойдет за ним и Гамилькаром.

— Вы подчиняетесь Ганнибалу и отправляетесь в твердыню Зама. Там удобное место для сражения. В крепости две тысячи ливийцев и союзников из Македонии уже ждут вас. Вы должны быть там раньше Сципиона и нумидийцев, — отдал распоряжение советник дребезжащим голосом.
— Но до крепости пять дней пути, Массинисса опередит нас и соединится с Римом. Тогда у них будет значительный перевес в коннице! — возразил Гамилькар.
— У вас много боевых слонов, командир. Они раздавят врага. Римляне будут разбиты и унижены так же, как и в последней битве с великим Ганнибалом, — советник опрокинул кубок с иберийским вином.
— Хотел бы я иметь вашу уверенность! — не выдержал Гасдрубал. — Возле нумидийской границы на нас напали живые мертвецы. Это страшная угроза. Спросите у Магона.

После этих слов взор всех высокопоставленных горожан обратился на верховного жреца. Но тот лишь криво усмехнулся уголком морщинистого рта и заявил, что не понимает, о чём говорит Гасдрубал.
— Но ты же сам говорил мне, Магон! — полководец был вне себя от гнева, его едва удерживал Гамилькар, опасаясь, как бы разъяренный молодой человек не свернул тощую шею солгавшего жреца.
— Покиньте заседание, командир, и выполняйте приказ. Ваше неуважение к члену Совета будет рассмотрено после победы! — огласил председатель.

Рассерженные воины вышли, громко хлопнув тяжелыми створками массивных дверей.

— Но это, же безумие, Гамилькар! — не унимался, уже взобравшись на коня, Гасдрубал.
— Мы должны выполнить приказ, мой друг!
— Массинисса прибудет туда раньше нашей пехоты и римляне тоже. Они займут выгодные позиции! А этот идиот, Магон, выпустит огненного демона и мы, даже победив, вернёмся к пепелищу! – гнев Гасдрубала нарастал с каждой минутой.
— Мы выиграем сражение! И не беспокойся насчёт жреца, моя наложница постаралась и ещё в прошлом месяце заменила драгоценность Баала подделкой во время ночных утех! — Гамилькар хитро ухмыльнулся и вытащил из-под доспеха амулет Магона. — Мои люди донесли мне, что это ключ к гробнице, я отдал приказ добыть его. Держи.
— После победы мы разберемся с Советом и жрецами. Ганнибал будет на нашей стороне, — Гисгон успокоился и сунул амулет в дорожную сумку, пристёгнутую к седлу.

Через пять дней армии Карфагена и Рима сошлись в решающей схватке. Багрово-красный закат солнца заливал жарким светом всю долину возле древней Замы, вспыхивая на блестящих доспехах множества воинов, и слепил карфагенские и македонские отряды.
Случилось то, о чём говорил Совету Гасдрубал: к Сципиону успел подойти Массинисса с шестью тысячами всадников. Нумидийская кавалерия выстроилась громадными клиньями на флангах римского войска. Над полем брани ненадолго повисла мёртвая тишина, затем взревели боевые трубы, и началась великая битва.
Первыми ринулись на римские легионы слоны, подгоняемые наездниками и впавшие в атакующий раж. За неуважение, проявленное к Магону и советникам, Гасдрубал был оставлен в резерве с пятьюстами всадниками. С запасных позиций на высоком холме ему был прекрасно виден весь ход сражения.

Опальный командир с горечью наблюдал, как римская пехота организованно расступилась перед несущимися на центурии боевыми слонами и осыпала огромных животных градом стрел и дротиков. По таким крупным целям римские велиты и лучники просто не могли промахиваться. Израненные и ревущие от боли, слоны повернули назад и смяли первые ряды союзной пехоты. Едва удержав передовые отряды от бегства, Ганнибал, как простой воин, сражался вместе с лучшими пехотинцами, не уступая ни пяди непобедимым легионам Сципиона.

Пока пехота резала и убивала друг друга в центре сражения, на флангах армий превосходящие числом нумидийские и римские всадники теснили карфагенскую кавалерию, возглавляемую Гамилькаром. Еще немного и вражеская кавалерия опрокинет воинов Карфагена.

— Пора! — Гасдрубал вздыбил коня и увлёк за собой железный таран тяжелой конницы, вихрем опрокидывая уже торжествующих победу нумидийских всадников.

После разгрома нумидийцев командиру предстояло зайти в тыл римской пехоте, отчаянно сражающейся с иберийскими наёмниками Карфагена во главе с великим Ганнибалом! Пока всё шло, как запланировал победитель римлян при Каннах.

Но произошло то, чего не мог предвидеть ни один стратег…

Преследуя разрозненную конницу левого фланга Массиниссы, кавалеристы Гасдрубала наткнулись на неподвижную фалангу копейщиков. Действуя, словно единый механизм, пехотинцы выдвинули вперед длинные копья, на которые напоролись атакующие карфагенские всадники. В нескольких местах, пользуясь неровностями местности, нескольким кавалеристам Гасдрубала удалось проникнуть сквозь лес торчащих копий и выбить из строя десяток копейщиков. Однако, даже немногие поверженные враги снова поднимались и возвращались в бой.

Однако это уже ничего не решало. Большая часть кавалеристов погибла от рук врагов, не издававших ни одного боевого возгласа, ни одного крика боли, когда всадникам всё-таки удавалось достать вражеского пехотинца. Гасдрубал не избежал участи большей части своей конницы. Командир, чья нога оказалась придавлена тяжелой тушей убитого под ним коня, ошалело смотрел на истлевшие лица ближайших противников и ощущал такое же нестерпимое зловоние, как и тогда, в схватке с мертвецом у ручья. Его взор успел отметить методичную работу вражеских копий с телами всадников Карфагена, выбитыми из седел и обреченными на неминуемую гибель. В сотне шагов от места чудовищной резни Гасдрубал разглядел военачальников этой жуткой молчаливой армии. Закутанные в черные лохмотья фигуры без лиц под золочеными накидками заставили бывалого воина почувствовать волну страха даже на расстоянии.

Не больше полусотни уцелевших конных воинов бросились наутёк, оставив беспомощного командира на поле боя. Гасдрубал Гисгон яростно отбивался мечом от подступающих мертвецов, насколько ему позволяло неудобное положение, пока не был пронзен сразу несколькими копьями. План Ганнибала опрокинуть римлян мощным ударом конницы провалился.

Тем временем, в битву вернулась отступившая ранее римско-нумидийская конница и ударила во фланг и тыл пехоты Карфагена. Охваченные со всех сторон и беспощадно истребляемые, карфагеняне продержались еще около получаса и попытались спастись бегством. Это удалось немногим, но среди них были Ганнибал и Гамилькар, не собирающиеся сдаваться после сокрушительного поражения.

Рим выиграл Вторую войну с Карфагеном, навсегда положив конец его имперским амбициям. Загадочная армия Массиниссы, уничтожившая конницу Гасдрубала, растворилась в надвигающейся темноте после хитрых манипуляций жрецов в тёмных одеждах. Амулет Магона, выпавший из дорожной сумки погибшего командира, подобрал простой наёмник, справедливо рассчитывающий выручить за драгоценную безделушку немало золотых монет. Дитя Баала так и осталось заключённым в подземной тюрьме под Карфагеном. На годы, века и тысячелетия. Время для него не имело значения…