В поликлинику

I
Аккурат после Рождества, до крещенских морозов, батя сказал за вечерней трапезой:
- Готовься, Лёнька. Пойдём с тобой в поликлинику. К докторам.
Лёнька вздохнул.
- Не рано ли мне? Да и не хвораю вроде.
- Самое время. Завсегда так было в нашем месте, что как шестнадцатая зима стукнет, так в поликлинику. А что здоровый, так это хорошо. Значит, сдюжишь. А то как прихватит - и куда ты? К какому доктору? В какой кабинет? Как себя вести? Что отвечать? Какие бумаги с собой, какие показывать, а? Знаешь? Так и помрёшь невесть от чего там на лавке, дурья голова! - с улыбкой учил батя непутёвого сынка. - Это тебе не знахарка и не колдун, что травки дадут да на ноги поставят, это тебе - поликлиника, а значит справки, рецепты и больничный! С одной стороны, непонятно на кой всё это, а вот есть такой обычай, да и государев закон, а потому пойдём завтра вранку, так что давай допоздна не сиди.
- Бать, а бать, а есть, кто обычай такой не блюдёт и закону не подчиняется?
- Есть. Не такой суровый закон, чтобы за него кару нести. Не ходят такие в поликлинику, вроде брезгуют. А потом глядь - шёл, шёл, да и упал в чистом поле. Закрыл глаза - и умер. А отчего - Бог ведает. И лицо гордое такое! Другое дело, кто обычаю и закону послушен. Мучаются бедные, терпят, но зато знают, что к могиле привело. От живота лечили - значит, от живота и помер. От головы - значит, от головы. А ещё есть, кто в девках не слишком разборчив - и хер сгнил. На то тоже специальный врач есть.
- Ого.
- Вот тебе и ого! Спать ложись.

Утро ещё не наступило и в окрестных домах окошки тёмные, а отец уже разбудил Лёньку, дал воды напиться и узелок со снедью. Тихо, чтобы не перебудить домашних, умылись, причесались, одели по чистой рубашке, свитер, валенки, зипун и вышли. Тихо вокруг! Снег всю ночь валил, сугробы намело, но потом успокоился, и только пылинки белые тихо кружились в бледном свете редкого фонаря.
- Зябко. - пожалился младший.
- Да сёдни-то не то, вот после Крещения морозца хватанёшь, будьте-нате! - со смехом ободрил отец.

Они молча шли по тёмным улицам и переулкам, спотыкаясь о давешний, присыпанный снегом мусор, сопровождаемые постуком Лёнькиных зубов - но не от страха перед поликлиникой, а от холода, потому что чего бояться, да, слышал много про сиё заведение, но что враки, что правда, Бог весть, так что интересно было - а как там? Представлялось светлое, натопленное помещение с людьми в белых халатах и очках, выписывающих рецепты и говорящих, куда кому идти.

И верно - показалось здание о трёх этажах, с ярко освещёнными окошками и толпой, мнущейся перед дверьми.

- Это мы рано? - засомневался Лёнька.
- Да что там рано, поздно мы, смотри, сколько народу собралось! - отец кивнул на толпу.

Над толпой клубился пар. И сама толпа клубилась. Оттого ли, что согреться пытались двигаясь, или в очередь упорядочиться.
- А кто в двести первый?
- Я, за мной будете.
- Эй, мы тут в двести первый!
- Нет, мы.
- Мы первые пришли!
- Не, мы первее.
- Да я лично с пяти уже тут!
- Один что ли тут с пяти, я тоже рано подошёл!
- Ну так и спросил бы!
- Так я и спросил. Сказал вернее, что я в двести первый и встал к дверям. А за мной женщина. А потом вот бабушка ещё и мужик.
- Эх ты ж разъедитвоюмать, что ж получается, в один двести первый две очереди?!

Лёнька с интересом наблюдал, как разгорается буча. Очереди спорили, толкались, чуть до потасовки не дошло, но разошлись мирно, порешив идти через одного. Только первые пришедшие спозаранку ещё ругались, остальные присмирели, терпеливо дожидаясь когда откроются заветные двери.
- Весело тут. - сказал Лёнька отцу.
- Это ты веселья не видал ещё! Бывает, придёшь здоровый, а вовнутрь уже и занесут!

Толпа была разнолика. Деловые мужики, в куртках да кепках, деды в треухах и с палками, но больше бабы да бабки, ворчливые-суетливые, толстые да помятые, а ещё девки молодые, но обмякшие, ясно дело, это тебе поликлиника, а не танцы, так что не верти головой и не стреляй глазками.
Среди толпы были и больные, их сразу заметно - стояли еле-еле, шатались, у некоторых глаза закрыты, а рот открыт, и дыхание слабое. Кого держали, кто на костылях. Видно, тяжело, а что поделаешь? Сидеть негде, не в сугроб же моститься.

За стеклянными дверями был виден тёплый тамбур, просторный, светлый, а за ним - приёмная, ещё больше, красивая, чистая, с цветами в горшках, лавками, охранником и врачами, что занимались своим делом, не обращая внимания на мёрзнущих посетителей.
- А сколь время?
- Да уж скоро, минут пять осталось.
- Скорее бы...

- Бать, а чего внутрь не пускают? В тамбур хотя бы? - завистливо спросил Лёнька, разглядывая тёплый уютный мир за стеклом.
- Ну, тут несколько причин. Сперва что понатопчут. А главное - это же поликлиника. Нельзя, чтобы легко да просто. Постой, помёрзни, помучайся - зато потом внутрь попадёшь - а, благодать какая! А без мороза как благодать почуешь? Никак. Потому и жди.

Охранник встал и подошёл к дверям. Толпа замерла. Неужто откроет? Но нет, поглядев поверх голов в даль какую-то, отошёл обратно. По толпе прошёл вздох разочарования. Рано.
Один из болезных повалился на снег. Его подняли в несколько рук и поставили обратно. Баба у дверей стала дёргать ручку. Снутри никто даже ухом не повёл - железные нервы у людей.

- Вот сейчас, Лёнька! - сказал батя.

И вправду, охранник щёлкнул замком и толпа повалила внутрь. Как крысы с тонущей ладьи рвались люди в поликлинику, огибая осторожно охранника, неспешно шествующего к себе за стол. Кто в гардероб, кто в регистратуру, кто сразу на этажи. Какую то бабу с младенцем на руках оттеснили от стойки и она растерянно стояла. Прошёл ропот - “с ребёнком”, “ пустите её что ли”, “дай пройти”, но потом затихли.
- А нам куда? - спросил Лёнька.
- Давай пока в регистратуру постоим. К терапевту участковому хоть попытаемся. - ответил батя задумчиво.

Долго стояли. Часа полтора. Проголодались. А к нужному доктору записи на тот день не было, сказали ворочаться на следующей неделе в четверг, тогда запись точно будет.
- От, Лёнька, как я и сказывал. Аккурат на крещенские и попадём, вот там намёрзнисся! - азартно говорил батя.
Перекусили чем Бог послал и пошли восвояси.

Дорогой батька учил Лёньку поликлинике.
- Ты не тушуйся, сынок, в поликлинику с первого раза никогда не попадёшь. И со второго, и с третьего. На четвёртый раз, даст Бог, запишут. Но то только початок. Далее самое и начинается. Прийтить надо заблаговременно, за час до времени, на которое записали. Сидеть в коридоре, ждать. Два часа, три, дожидаясь, пока вызовут. И сидеть тихонько, чтобы не услышали, а то осерчают. И в кабинет спаси тебя Бог заглянуть! Сразу беги! Ой они этого не любят!
- А почему не любят?
- А кто его знает. Но серчают страшно. Вот. Слушай. Позовут, значит, в кабинет, ты зайди тихонько и стань в сторонке. Жди.
- Так чего ждать-то, пригласили ведь уже?
- Вот ты несмыслёныш. Думаешь, зашёл - и гость желанный-дорогой? Мошка ты, клоп-кровопийца, что важного человека отвлекает. Так что стой и жди, пока там все бумажки напишут, а потом к столу скажут садиться. Садись на самый краешек и молчи, покуда не спросят. А спросят - отвечай быстро и чётко. Понял?
- Понял, батя. А про что спрашивать будут?
- Про всё могут. Имя-Фамилие-Отчество, год рождения, где прописан, по какому адресу проживаешь, какие прививки в каком году от какой болезни ставил, какие пилюли от чего принимал…
- Это ж сколь всего знать про себя надо!
- А вот зачем тебе в коридоре и сидеть три часа! Повторяй про себя, чтоб ничего не забыть, не упустить и не перепутать. И ещё спросят, например, когда у тебя пневмоторекс случился.
- Это ещё что за холера?
- Никто не знает. Но ответить надо чётко - пятнадцатого марта в прошлом годе! Иначе шибко осерчают.
- Так ведь это неправда?
- Правда-неправда, им лучше знать. Зачится, пятнадцатого марта. Потом выполняй всё, что скажут. Встань, если скажут, ляг, если скажут, носки сними, рубашку, трусы, нагнись, они тебе палец в жопу пихать будут.
- Это зачем?
- Надобно. Тоже не понять на кой, но надобно, всякий должон через это унижение пройти.
- Батя, а если я, например, хворый, и в башке все мозги всмятку и руки не поднять, чего мне делать?
- Да кто же хворый в поликлинику ходит?
- А вот в очереди мужик был, да бабки всякие?
- Не знаю, как они справляются, но здоровье надо хорошее иметь чтобы по врачам ходить, а то не сдюжишь. Анализов точно не сдюжишь.
- Каких ещё таких анализов? - заинтересованно спросил Лёнька.
- Таких, всем известно - кровь из пальца, кровь из вены, мочу из письки да говно из жопы.
- Зачем? Только ведь допросили с пристрастием да сами в жопу лазили?
- Неведомо. Но раз надо - терпи. Потом ЭКГ, УЗИ, КТ, МРТ, ПВХ и прочие буквы. Причём в разное время в разных кабинетах!
Лёнька заскучал.
- А на кой это всё вообще?
- Не спорь! Не спорь никогда и вопросов не задавай! Закон такой… соблюдать надобно. И деды наши и прадеды терпели, да нам велели. Зато как всю поликлинику пройдёшь, такая на душе радость делается, что не надо больше в очередях сидеть да телёнком на осмотры ходить, что организм прямо расцветает весь! А ты ему как бы говоришь - вот, давай, не болей, а то опять в поликлинику идтить, он и боиться.


II

На другой раз в самые холода пошли, поморозили себе всё. А что поделаешь? Опять толпа перед входом, а кто помудрей, в машинах своих прячутся, такой мороз стоял. Опять крики:
- Кто в двести пятый?
- Я!
- И я!
- Да как так вы черти две очереди в один кабинет?

Лёнька усмехнулся.
- Чего, кажинный раз так?
- Кажинный. Да похлеще бывает.

Снова в очередь, потом в другую. Потом в гардероб очередь, потом за бахилами. Потом кровь сдать, потом направление взять, потом в кабинет очередь.

Поперёд них пьяный вломился, всех растолкал, никто с ним спорить не стал - а как с пьяным спорить? - вломился, значит, в кабинет, полчаса там орал, потом вышел, и на лавку улёгся, спать. Приехали менты, ой, извините, полицейские, да утащили его подобру-поздорову.

Всё получилось, как батя рассказывал - три часа ждали, потом в кабинете ждал, потом тётка злая про всё спросила, и про пневмоторекс тоже, но Лёнька не зря готовился, всё выдержал - и допрос, и унижение, и палец в жопе.

А потом ещё на справку у другой злой тётки подпись поставил, а у другой тётки печать. Молодец.

И хочется крикнуть во всю грудь - Русь-матушка! Доколе же ты вся в Мухосранске жить то не перестанешь? Доколе в тебе люди работу свою ненавидеть будут? Доколе будут в тебе бояться кабинетов, врачей, полицейских, ЖКОшников да чиновников? Доколе в тебе маленький человек маленьким и останется? Доколе? Доколе?..