Ключ забвения - Дмитрий Добродеев

ВСТУПЛЕНИЕ

«соло» и вокруг

   Читательское сознание, судя по всему, подошло к пределу способности Усваивать содержание ошеломляющего потока новых периодических изданий.

Сказывается и проклятие пресловутого выбора между куском труднодобываемой пищи и подпиской на любимую газету или журнал. В ситуации, когда подписка на толстые литературные журналы упала до критического уровня, вызывает интерес успех альманаха «соло», очевидно, рас-считанного на элитарную аудиторию. Его представляет на страницах «Кругозора» главный редактор журнала Александр МИХАЙЛОВ.

      Альманах «Соло» возник в 1990 году. Его эстетическая позиция вполне определённа: здесь представлена так называемая «другая литература», которая не претендует на глобальное значение и всенародное признание. Скорее наоборот, она своего рода отрицательная реакция на амбиции и стилистику литературы официальной. Это проза и поэзия для истинных ценителей литературы, для тех, кто понимает толк в слове, в игре автора с этим словом. По большому счёту литература и должна вызывать у читателя не инфаркт, а удовольствие, независимо от предмета изображения.

   Начиная с третьего номера 1991 года, «Соло» стал литературно-художественным журналом и выходит шесть раз в год. Кстати, почему СОЛО? Во-первых, это название нужно воспринимать как указывающее на неприсоединённость издания и его авторов к каким-либо политико-литературным группам, а во-вторых, для любителей двойного смысла и аббревиатур СОЛО может означать, к примеру, Союз литераторов-одиночек. «Другая лите-ратура», которую публикует наш альманах, означает не только другие, с точки зрения добропорядочной беллетристики, слова, ситуации, других персонажей, но и других споров. В «соло» в основном печатаются авторы, мало  кому известные, «другие», но, 6ез всякого сомнения, способные представить будущий цвет отечественной словесности. Я счастлив, что могу познакомить читателей «Кругозора» с одним из них.

   Дмитрий Добродеев – типичный «Солист» –  родился в 1950 году. 3акончил Институт стран Азии и Африки. Работал переводчиком за рубежом. Прозу писал «для себя». Дебютировал в журнале «Октябрь») в 1988 году с рассказом объёмом в одну страницу на машинке. Этот рассказ был замечен известным писателем Андреем Синявским, живущим в Париже, и в результате появилась целая подборка рассказов Добродеева в эмигрантском журнале «Синтаксис». Пишет также стихи и увлекается графикой. Последнее, возможно, объясняется влиянием жены, художника-авангардиста. Что касается литературных игр Д.Добродеева, то мини-мальное представление о них может дать публикуемый ниже рассказ.

сам рассказ:
 
КЛЮЧ ЗАБВЕНИЯ

   Прощай, дочурка! А если не вернусь, то помни, что папа крепко любил свою родину — великий Советский Союз! — Комиссар прижал дочку к груди. На всю жизнь Вилена запомнила его крепкие руки, белоснежную улыбку и особый запах портупейной кожи: образ отца.

Шёл 1927 год, и молодой выпускник краснознаменной Академии Ротченко уезжал на юг Туркестана. Бить басмачей.

   Отец собрал чемоданчик, сложил книги по политграмоте и уехал на Кушку. Там его и засыпали горячие пески. Вернее, дело было так. Однажды выехал он со своим отрядом на спецзадание. Рябой агент Селим сказал, что караван из Мерва везёт оружие. Они напали. Завязалась перестрелка. Бандиты бежали врассыпную.

   Ротченко долго гнался за рыжим одноглазым басмачом. Солнце клонилось к западу. Он очутился в незнакомой местности. Здесь всё было, как наяву: пески, барханы, свист ветра. Варан пробежал под копытами скакуна, мелодичная трель пронеслась и затихла. Ротченко задумался: какая обнажённость стихий, какое одиночество пробега в этой проклятой туркестанской пустыне! Недаром поговаривают чурки, что здесь ты напрямик выходишь говорить с Аллахом.

   Тут раздался выстрел: пуля отрубила ему мочку уха. Бандит поскакал прочь из-за соседнего бархана, но далеко не ушёл: Ротченко срезал его на скаку.

   Бандит был жилист и увертлив. Большого труда стоило связать его и швырнуть через седло.

   — Не убивай меня, скажу тайну! — взмолился он.

   — Ну, говори!

   — Есть твоя дети?

   — А тебе что?

   — Если искупаешь твоя дочка в Чёрный ключ, то родит она богатырь.

   — Этим нас не удивишь, — ответил Ротченко.

   — Твоя много-много знай, секрет вечной юности знай, если выпьет вода Чёрный ключ.

   Комиссар задумался:

   — А где ж оно такое водится?

   — Твоя немного руки отпускай, я говори.

   Они поехали. Впереди, с завязанными за спиной руками, скакал басмач. За ним, не спуская глаз с сутулой спины, — замполит Ротченко. Отмахали   они   вёрст   десять,   и  тут взору их предстала скала, вся выветренной породы, и в ней — едва заметный вход. Спешились. Вошли. Ледяной ключ бил из расселины, наполняя своды ласковым журчанием.

   С первым глотком Ротченко понял: он не комиссар.

   Со вторым глотком — что он ничто.

   С третьим он сказал: «Бери меня с собой, Анвар!»

   В Джелалабад их въехало двое — кривой басмач Анвар и голубоглазый басмач Нуреддин, что значит «Свет божий». Свет божий влился в него с тремя глотками живительной воды. Ротченко не помнил более своего комиссарского прошлого. Произошёл случай тотальной амнезии. Короче, у него совсем отшибло память.

   Дальше было совсем просто. Настало утро. Пропел петух. Он лежал в прохладной постели и цапал размётанные простыни. Рука его нащупала гладкое дамское тело.

   — Вера? — хотел сказать он по старой памяти.

   — Меня зовут Фейруз,— сказала персиянка. Вошла вторая дева, распустила шальвары, и он почувствовал себя во глубине веков.

   Потом он вышел во двор. Горбатый старец подал ему кок-чай, он сел, скрестивши ноги, и с важностью выпил.

   В полдень пропел муэдзин, он повалился на коврик и начал отбивать лбом молитву.

   Вечером пришли нукеры, поочередно целовали ему руки: «Мирза Нуреддин, гяур не дремлет. Пора в поход».

   Через месяц произошла стычка у селения Кыр-Куль. Повстанцы были разбиты. В плен взяли кривого басмача и богато одетого джигита, очень похожего на Ротченко.

   Сколько ни били его, он упорно молчал.

   Дали ему вышку за предательство.

   — К стенке, гнида! — приказал помощник команди-ра Чударь.

   Ротченко встал к стенке, закрыл глаза и начал читать первую суру Корана.


КРУГОЗОР №1 1992