Когда мы были молодыми. Хлопок. Ч. 1

   Благодаря Интернету, а точнее, «Одноклассникам» и WhatsApp  я познакомилась с замечательной женщиной, моей ровесницей, сейчас она живет в получасе  езды от меня, во Франкфурте на Майне. Услышав ее  татарское имя, муж мой его перевел:
- Это же в переводе с арабского – оливковое дерево, которое, понятно, не растет в Узбекистане.

  С тех пор мы и называем мою новую подругу   Оливией. Родилась она в Башкирии, но детство свое провела в Ташкентской области, в небольшом районном центре Янги-Юль ( «Новый путь» ). Это считалось сельской местностью.

  Вот сегодня я получила от Оливии видео, отснятое в 1956 году французским путешественником Жаком Дюпарье.
 Я еще помню глинобитный старый Ташкент, каким он был во времена моего счастливого детства. Ностальгия. Не по Родине, нет, по ушедшему детству и юности. Возвратиться туда нельзя, да и того Ташкента уже нет, как и тех людей. Во время войны ташкентцы приняли колоссальное количество эвакуированных и делились с ними последним, иногда и в ущерб собственной семье. Замечательно это показано у ташкентской писательницы Дины Рубиной в ее повести «На солнечной стороне улицы».  В Интернете есть и фильм с этим названием.

  В нашей квартире тоже жила эвакуированная  из Украины семья. Моя мама просто пошла на вокзал и «сняла с поезда» еврейскую семью.Пока они не получили продуктовых карточек, их и кормила. Сын их, Марик,  мой ровесник, родился уже в Ташкенте, с ним мы и росли. Когда они уезжали назад, в Харьков, рыдали обе семьи.

  Где эти ташкентцы сейчас? Что случилось с этими людьми и их потомками, такая ненависть выплеснулась на поверхность мутной пеной после развала Союза ко всем, кто не узбек. Многие русские семьи вынуждены были переселиться в Россию, где их тоже с распростертыми объятиями не ждали.

  За кадром в видео звучит песня «.. загляну в окно к соседу, приглашу его к обеду», и это не фигура речи. Жили одной большой многонациональной семьей, одним большим коммунальным двором, именно так. По утрам из одного глинобитного домика этого двора в другой бегали женщины в домашних халатах и с бигуди на голове, «занося» соседям в дом что-то только испеченное или сваренное, а вечерами собирались в общем дворе, под тенью старого карагача за большим коммунальным столом, все окна были открыты, из окон неслись оптимистические радио-песни, транзисторных приемников и  телевизоров тогда не было.
  Все про всех всё знали, дети воспитывались сообща всем двором и никого это не напрягало.

  Кому интересно, найдите  на просторах Интернета фильм Эльёра Ишмухамедова « Прощай, зелень лета!», в этом фильме в ролях детей снимались и знакомые мне с детства ребята.

  И детство наше действительно было счастливым, и товарищ Сталин здесь не причем.
  Эдакая эйфория, война закончилась, оставив после себя женщин, детей, отцы которых не вернулись, или  стали калеками. По улицам Ташкента, южного и «хлебного» гостеприимного города, помню, ездили калеки, инвалиды войны без ног, на маленькой досочке, снабженной роликами, отталкиваясь от земли руками . Но жизнь продолжалась.

  Я настоящего голода не помню, но недостаток ощущался во всем. Конечно, ташкентцам было легче, выручали фрукты, овощи  и.... соседи. Это был даже не обмен, просто во двор тащили все то, что удалось достать, выменять, купить, собрать. Известная истина, что «можно налить   лишнюю кружку воды», вот и все сыты общим супом.
 
  Существовала некая советская уравниловка: врач, инженер, получали все одинаковую зарплату, рабочие несколько больше. А о рабской жизни колхозников, у которых и паспорта хранились в сельсовете, я знаю только понаслышке, но и  они имели возможность выбиться в люди: тех, кто хорошо успевал, направляли учиться в ВУЗы, без всяких знакомств и блата. Таким примером является мой отец, земля ему пухом, внук бая, но волею судьбы, сын дехканина, он всего добился сам, позднее защитил кандидатскую диссертацию, а потом и докторскую, без отрыва от производства.
Ну, об этом я уже писала.
http://www.proza.ru/2015/01/29/1456

   И никто не завидовал, и не интриговал. А о национальности соучеников и сослуживцев никто и не задумывался. В Ташкенте после эвакуации осталось много евреев. Помню, мне было года три-четыре, прорвало где-то плотину. Маме привезли мешок рыбы, так она все соседям раздала, еще и луком, картошкой соседок снабдила. А позже, если соседки просили « взаймы» стиральный порошок, мыло и прочее, так мама говорила:

  - Маша, да что ты в самом деле, пойди в кладовку и сама возьми сколько надо.
 Понятно, что никто и ничего назад не отдавал, да она этого и не ждала.

 А хлопок-то тут при чем?

 После перекура.

Продолжение следует.