На страже Родинки. Проверка

Я стоял на караульном мостике над выводным коридором одетый в ватные штаны и куртку, валенки, шинель, а поверх нее овчинный тулуп до пяток с поднятым воротником. Клапаны шапки были завязаны под подбородком, под шапкой была шерстяная балаклава белого цвета с прорезью для глаз от обморожения. Температура в этот момент была 46 градусов мороза. Подо мной колонной по четыре проходили заключённые. Было темно. Периодически кто-то из проходящих внизу говорил: "О! Новенький на мостике!" Эти реплики приводили меня в замешательство. Я думал: "Как?! Как они это видят?! До какой степени должно быть обострено чутьё человека за колючкой, чтобы в темноте, в такой мороз, в такой форме одежды распознавать новенького?"
   Время шло. Я втягивался в жизнь конвойного подразделения и уже к концу зимы понимал всю официальную и подпольную иерархию. Много там было всего интересного и не совсем законного, но больше всего меня забавляли счётчики. Счётчики это два солдата из числа узбеков-дембелей которые выходили на лесобиржу вместе с жуликами и в течение смены обязаны были несколько раз пересчитывать заключённых. За пол года службы счётчиком, узбекский солдат успевал сколотить состояние примерно в семь-десять тысяч советских рублей. Дело в том, что счётчики шли в зону с вещмешками, которые по сговору никто не проверял. В этих мешках в зону попадала разнообразная запрещенка: водка, наркотики, сигареты и прочее.
  Но служба шла, а вместе с ней время. И наступила весна. А это значило что скоро полугодовая итоговая проверка. В конвое как и в армии, личный состав проверяли по нескольким дисциплинам: огневой подготовке, физической и политической. Но главное была огневая. Если батальон отстрелялся на отлично, то у него не было шанса в других дисциплинах получить более низкие оценки. Автоматически батальон становился отличным. Но вот со стрельбой-то как раз все было непросто. Нехватка личного состава, недостаток времени и патронов для стрельб приводили к тому, что народ стрелял из рук вон плохо. Но наш доблестный комбат, зная систему, умудрился все организовать. И вот однажды в мае я услышал грозный крик комбата: "Покидов! Ко мне!"
Я примчался и откозырял. В кабинете сидели комбат и начальник штаба батальона.
 - У меня к тебе есть особое задание. Ти справишься, синок?
 - Так точно, тащ майор!
Комбат посмотрел на меня долгим испытывающим взглядом, а потом сказал: "Иди в столовую . Получи у Довлятова сухой паек на два  дня. Возьми у старшины ведро, а затем приходи сюда. Капитан Ворокута покажет тебе что надо делать. Вперёд!"
  Я вернулся в штаб неся с собой оцинкованное ведро, булку хлеба, кусок масла, банку жирнющей китайской тушёнки и две фляги с водой. Капитан Ворокута повел меня за собой ничего не говоря. Спустя десять минут я понял, что мы движемся в сторону стрельбища. Ещё через пятнадцать минут вдали показалась двухэтажная бревенчатая изба с белым флагом на крыше. Это был командный пункт стрельбища в котором располагались места наблюдателей и пульт управления мишенями. В это время года ночи в
 Коми были уже серы. В этой серости мы вошли в здание КП и поднялись на второй этаж. Ворокута отодвинул шкаф, за шкафом нащупал потайной рычажок и распахнул филенку панели. Перед нами зиял черный квадрат секретного лаза. " Лезь!" - сказал Ворокута и достал фонарик.
Я юркнул в лаз, капитан за мной. Мы оказались в чердачном пространстве кровли. В  ее склоне, обращённом в сторону мишеней стрельбища, была смотровая щель, которая закрывалась дощечкой изнутри. Перед щелью стояла табуретка. Справа от нее находился пульт с рубильником.
  - Объясняю. Слушать внимательно. Понимать с первого раза. Люди выходят на позицию, стреляют, ты дергаешь рубильник, мишени падают. Не забываешь сразу же поднять рубильник! Не спишь! Я повторяю! Не спишь!!! Двое суток надо выдержать. Жри поменьше. Воды Полкманис тебе завтра принесет. Сиди как мышь, тихо! Завтра за стеной будет начальник бригады. Для чего ведро понял?
 - Так точно, тащ капитан!
 - Все понял?
 - Так точно, тащ капитан!
Начались стрельбы. Проходили они, как вы понимаете отлично. В обед за стеной я услышал голос начальника бригады полковника Габруковича.
   - Где он у вас спрятан?!!!
   - Вы о ком, тащ полковник?
   - Я тебе, мать твою, покажу о ком! Где, ****ь, он у вас спрятан? Поднять белый флаг!
   Полкманис поднял белый флаг, это был сигнал к прекращению стрельб. Затем я услышал его тяжелые шаги по лестнице. Позже я увидел его внизу в свою амбразуру. Он обошел все стрельбище, зашёл за дальние мишени метров на пятьдесят, обшарил все вокруг мишеней. Видимо искал провода и лазутчика их обесточивающего. Но конечно он ничего не нашел. Ведь я был рядом с ним, неуязвимый и невидимый, за тонкой стенкой. Крайне недовольный он вернулся к пульту и приказал продолжать. Когда на огневой рубеж вышли сверхсрочники и с первых выстрелов повалили мишени, он взбеленился опять, приказал остановить стрельбы и пошел на поиски, но с тем же печальным  результатом.
   - Полкманис! Я тебя сгною здесь! Где он спрятан?
   - О ком вы, тащ полковник? У нас все по-честному!
   Тут мне приспичило отлить. Дело совсем нехитрое, но осложнялось оно тем, что в полный рост я встать не мог, да и сделать надо было все тихо. Спустив сидя штаны, я раскорячился и стоя на одном колене придерживал ведро под наклоном, а второй придерживал конец, направляя струю аккуратно по стеночке ведра. Это было как налить пиво, только наоборот.
  Батальон стрелял, я валил мишени, все шло отлично, да только вот на второй день, когда с ночной смены пришли прапора-контроллеры, я немножко задремал. Но это даже было хорошо. Они отстрелялись на трояк с минусом, а проверяющий успокоился, и даже обрадовался. Но комбат убедил его в том, что люди устали с ночи и им надо перестрелять. Улучив минутку, навестил меня и дал затрещину, что сильно в свою очередь поспособствовало росту боеготовности нашего батальона.
И да! Батальон конечно стал отличным!