На страже Родинки. Побег

В конце мая прибыло пополнение и с ним ещё один курсант питерского ВПУ Сашка Смирнов. Влетел он за самоволку, за что и был, как принято было говорить в этих местах "раскручен". Ростом примерно метр семьдесят пять, худощавый, светловолосый, с круглым лицом и румяными щеками, сероглазый. Вообще надо сказать что подобный типаж был большой редкостью в нашем подразделении. Наш отдельный лесной конвойный батальон общей численностью сто сорок пять человек состоял на девяносто процентов из азиатов: узбеков, туркменов, таджиков, казахов. Ещё примерно семь процентов составляли кавказцы: аварцы, лезгины, грузины, азербайджанцы, армяне. Была парочка хохлов и трое бульбашей. Русских нас было двое. Я и сержант Яковлев из Питера. Смирнов был третьим. Правда был ещё один еврей, Вольдемар Зельдович, но он, таки, ушел на дембель в середине мая. Зельдович достоин отдельной главы в этом скромном моем повествовании. Смирнов был неразговорчив, держался замкнуто, общался только с хохлами, может потому, что родом он был из Днепропетровска. Обкатывали его как и всех на выводном карауле часовым.
Как-то раз, в июне, я стоял утром у КПП батальона и наблюдал за проходящей мимо на "Катище-2" колонной жуликов. В первых четверках шли блатные авторитеты: наглаженные, холеные, с бородами(что было запрещено по правилам распорядка и режиму содержания). Они шли уверенно, спокойно, презрительно улыбаясь и высокомерно глядя на конвой, изредка сплевывая сквозь зубы в сторону ограждения. В руках у них были четки, которыми они лениво поигрывали топорща пальцы. За ними шло несколько четвёрок свиты, далее мужики, которых в колонне было большинство. Замыкала шествие бригада петухов. Они тащили на себе мешки с продуктами выданные смене из восьмисот человек на день. Выводной коридор разрывался дорогой ведущей из поселка в батальон. На дороге, с противоположной  стороны выводного коридора стоял комбат.
Мешки, которые тащили на своей спине петухи, в этот день были очень велики. Особенно у последнего в колонне. Он еле поспевал, шатаясь на тонких ножках. Так совпало, что Смирнов стоял с автоматом рядом с комбатом. Вдруг комбат как заорёт "Стоять!!!". Петушок с тяжёлым мешком оказался на дороге, в месте разрыва коридора, рядом с комбатом и не в силах стоя держать мешок упал на колени в одну сторону, а мешок его рухнул в другую. Лицо комбата не предвещало ничего хорошего, оно потемнело, глаза налились кровью, уголки рта поползли вниз.
   - Што там у тепя, синок?
   - К-к-картошка - ответил петушок и тут же откинулся и упал навзничь снесенный ударом сапога в лицо. Но комбату этого было мало. Он продолжал избивать его ногами. Бил по голове, лицу. Тот сначала закрывался, но быстро потерял сознание и тем самым стал комбату не интересен. Его внимание переключилось на мешок. Он подошёл к нему неторопливо, прицелился и нанес удар ногой. Из мешка послышался стон. Комбат улыбнулся и начал обрабатывать мешок. Так продолжалось примерно с минуту. Потом он как будто пришел в себя и увидел Смирнова наблюдающего за этой сценой с белым как простыня лицом.
   - Синок! Дай мне автомат!
   - Никак нет, тащ майор!
   - Я тебе сказал! Дай автомат!
   - Никак нет, тащ майор!
   - Ты щто, охуель?!! Дай автомат, сказал!!!
   - Никак нет, тащ майор! Часовой не имеет права передавать свое оружие никому, кроме начальника караула! - запинаясь сказал Смирнов.
   Комбат зарычал от бешенства, голыми руками разорвал ткань холщового мешка, вытряхнул из него петуха, которого несли на подмену тому, кто собирался совершить побег, и начал его месить. Пыль дороги напиталась кровью. Не знаю осталась ли у этих бедолаг хоть одна целая косточка. Я ушел в батальон. Но я понял что яйца у Смирнова из чугуна. Поскольку как часовой он был формально прав, репрессий со стороны комбата не последовало.
     Шли дни, лето набирало обороты и скоро ночью перестало темнеть совсем. Было тепло. И иногда мы с Яшкой(сержантом Яковлевым) и хохлами-связистами выходили за пределы части чтобы запечь в костре картошку или пожарить на углях пойманных на крыше казармы голубей.
   Однажды на "Катище-2" велись штатные работы по ремонту ограждения. На такие работы выводили только петухов под руководством прапорщика-контроллера. Для нормальных зеков работы по ремонту ограждения это жестокий харам. На вышке, у места где шел ремонт, стоял Смирнов. Когда бригаду уводили на обед один из зеков, не помню его фамилии, отстал от строя, вернулся на место где шли работы и стал лопатой ломать ограждение. Он перерубил ей несколько рядов колючки и вышел на КСП (контрольно-следовую полосу). После первого удара лопатой Смирнов закричал: "Стой! Стрелять буду!" На что услышал ответ: "Стреляй!" Смирнов предупреждал его трижды, хотя по уставу достаточно было одного раза. Затем он выстрелил в воздух. Это не произвело никакого эффекта. Смирнов положил автомат на ограждение вышки и дал очередь в цель. Стрелять его в училище научили, это не обычный узбек-вэвэшник. Из пятнадцати выпущенных пуль в цель вошло шесть. Пули калибра 5.45 ещё та зараза. Что и как она делает попадая в человека описывать не стану. По полосе наряда бежал прапор-контроллер с перекошенным от страха лицом упустивший подопечного. Комбату уже доложили и он летел на лесобиржу с автоматом в руках. За ним еле поспевая неслось несколько офицеров и прапорщиков.
   Лесобиржа представляла собой территорию растянувшуюся вдоль реки на пару километров. Территория с трёх сторон была огорожена согласно всех правил заборами, колючками и вышками с часовыми. Со стороны реки было устроено несколько плотиков на которых тоже стояли часовые. Развозил их по плотам патрульный катер. На деревянную палубу этого катера и погрузили подстреленного. Комбат приказал катеристу держаться максимально близко к берегу лесобиржы. Он стоял на палубе одной ногой, а второй наступил на грудь убитому ЗК. Огромный, с налитыми кровью глазами он кричал вышедшим к берегу жуликам: "Так будет с каждым, кто от меня побежит!!!" Временами он постреливал в воздух. АК-74 казался в его  огромной ручище игрушкой. Его провожали полными ненависти взглядами, но у меня было ощущение, что он питался этой ненавистью...
   Смирнов получил знак отличник ВВ, десять дней отпуска и уехал в Днепропетровск. Нет. У него не было взгляда на тысячу ярдов, но что-то в нем произошло. Это чувствовалось. Чувство лось что был один Смирнов до, а после это уже был другой Смирнов. По факту он просто помог совершить человеку самоубийство. Болтали что якобы жену, приехавшую на свидание к этому бедолаге, в комнате для свиданий напоили прапора-контроллеры. Напоили, а потом априходовали по-всякому. А его привели на свидание ещё толком не успев закончить...
Иногда жизнь бывает таким дерьмом.