Кальдера Узон

Посвящается столетию освобождения Польши Красной Армией от немецких захватчиков

В далеком 1965 году техник-гидролог Олег прибыл в родной город после увольнения из рядов Советской Армии.  Сразу впрягаться в работу ему не хотелось, и он решил покутить со знакомыми ребятами. После одной из вечеринок сын начальника Гидрометеослужбы так «нарезался», что Олегу пришлось тащить его домой почти на себе. Отец поблагодарил, угостил кофе и задал несколько вопросов. В заключение предложил устроить на работу.
 
Так Олег оказался в Наледном отряде Колымского УГМС. Это был лагерь из трёх утеплённых вагончиков, метеостанции и гаража, в котором стоял небольшой грузовичок-хозяйка для подвоза дров. Если бы тогда были дроны, то вид сверху поразил бы наблюдателя своим величием. Бескрайнее «зелёное море тайги» прорезала всего лишь одна тонкая чёрная нить дороги. На этом фоне резко выделялось белое пятно громадной не тающей даже летом наледи, окружённой сопками.
 
Собственно, отряд и был создан для изучения влияния наледи на погоду и речной сток, и состоял из четырёх человек. Метеоролог средних лет литовец Казимир имел собаку непонятной породы, которой он отрубил хвост и назвал Пинчером. Молодой краснолицый парень Володя с редкими светлыми усиками и бородкой был водителем и помогал делать наблюдения. Завхоз и по совместительству рабочий Андрей Грязнов показался Олегу глубоким стариком, хотя на самом деле ему было лет пятьдесят. Он имел бледное одутловатое лицо с красными прожилками и принадлежал к той прослойке людей советского периода, которые именовались «БИЧами». Эта аббревиатура значила «бывший интеллигентный человек». Такие люди в прошлом, как правило, имели значительный вес в обществе. Но пагубное пристрастие к «зелёному змию» и слабая воля сделали их изгоями. Были среди них и несогласные с существующим в стране режимом. Все они принципиально нигде не работали, но законы советской власти считали это преступлением. Поэтому «бичи», чтобы не сесть в тюрьму за тунеядство, периодически искали «не пыльную» и ненадолго работу. В связи с чем и являлись «золотым фондом» для разных геологоразведочных, научных и прочих экспедиций, нуждающихся в дешёвой и неквалифицированной рабочей силе.
 
Командовал отрядом Иван Евгеньевич Петриченко, небольшого роста коренастый мужчина с живыми карими глазами на круглом бронзовом от загара лице. Портрет дополняли щегольские чёрные с сединой усики и совсем седые виски. Этот доброжелательный и весёлый человек, казалось, не знал, что такое грусть. Его глаза всегда лучились улыбкой, а быстрая, как у всех украинцев речь была по большей части смешливой и ироничной. Он совершенно не кичился тем, что начальник, держался со всеми ровно и никогда ни на кого не повышал голос. Все души в нём не чаяли, кроме Казимира, которому не нравилось разгильдяйство Андрея, часто манкировавшего своими обязанностями. По этому поводу во время вечерней планёрки между ними возникала перепалка, которую Иван Евгеньевич, как кот Леопольд, всегда гасил. Олегу, начитавшемуся Джека Лондона, сначала показалось, что такой мягкий человек, как Петриченко, не соответствует образу сурового вожака покорителей Севера. Но за первым же ужином он понял, что ошибался.

По русскому обычаю Олег прихватил с собой водку, что всегда позволяло влиться в незнакомый коллектив быстрее и надёжнее. Алкоголь подействовал и все расслабились. Поначалу Олегу пришлось выдержать град вопросов. Потом захмелевший Андрей запел гнусавым голосом «Не узнаю Григория Грязнова…» Олег понял, что это из какой-то оперы. Дальнейших слов Грязнов, видимо не знал и стал приставать к Петриченко: «Евгеньич, а расскажи, как ты воевал!»
- Да знаете вы уже всё, - отмахивался тот. «А новенький не знает», - не сдавался Андрей.
- Расскажи, Евгеньич, - поддержал Володя.

Иван Евгеньевич, польщённый вниманием народа, начал свой рассказ: «Во время войны я находился в составе РГК-Резерва Главного Командования. В 1943 году нас в качестве диверсантов забросили на парашютах в тыл к немцам в Белоруссию. Я был радистом. Мы совершали рейды, громили базы и всякое такое. Если кто-то из наших попадал к немцам, его вешали на дереве с надписью «сталинский головорез». Это он сказал с обычной своей ухмылочкой – видно было, что пережил давно и страхи свои, и боль за гибель товарищей.
 
Хмель вылетел из головы Олега. На него словно повеяло холодным и беспощадным дыханием войны.
- Да и не надо бы обо всём этом вам знать, - как бы извиняясь, продолжил Евгеньич и перевёл разговор на другую тему. Но Олег понял, что наши десантники всё же справились с заданием. Порукой тому был сам сидящий перед ними Иван Евгеньевич, живой, здоровый и никогда не унывающий.

На следующий день Петриченко объяснил Олегу его обязанности, не преминув при этом похвастаться своим роскошным ружьём фирмы «Зауэр три кольца». Хотя на охоту он ходил больше из-за необходимости обеспечивать отряд продовольствием. При этом всегда мог дать ружьё любому. Что и привело к неприятности. Зимой в отряд прибыл студент-практикант Ульзутуев, тут же получивший прозвище Узурпатор. Ему понравилось охотиться на зайцев, и Евгеньич разрешил ему взять свой «Зауэр». Ульзутуев наделал подранков и не придумал ничего лучше, как добивать их прикладом. Тонкое цевьё естественно не выдержало такого обращения. Петриченко сокрушался, конечно, причитал, но даже не стал ругать студента. А просто взял сухое берёзовое полено и стал выстругивать новый приклад. Но у него из этого так ничего и не получилось. Пришлось срочно заказывать новое ружьё, потому что ходить без оружия, обязательно снаряжённого жаканами, там было нельзя. Вокруг наледи располагались самые крупные ягодники, которые, как известно, очень любят медведи. Но Иван Евгеньевич запрещал охотиться рядом с лагерем, чтобы не пугать живность. Поэтому за дичью ездили на машине. Пинчер всегда чуял, когда собирались на охоту, прыгал и бегал, заливаясь громким лаем, чтобы его взяли с собой.

Настоящей же страстью Петриченко была фотография. Никто никогда не видел его без фотоаппарата.

Олег так поднаторел на Наледном, что через год его вызвали в Управление и назначили начальником в другой отряд. Он удачно отработал летний сезон и осенью прибыл в город на камеральные работы по составлению Ежегодника. Тут его пригласили в родной техникум для чтения лекций второкурсникам. Олег шёл по длинному коридору с высоченным потолком и широкими полированными подоконниками из гранодиорита. "Качественно всё-таки строили пленные японцы, на века!" - подумал он.
 
Вдруг его окликнули. У одной из дверей стоял улыбающийся Иван Евгеньевич. «Что это вы тут делаете, молодой человек? – спросил он скороговоркой, - Часом не заблудились?» Оказалось, что он ушёл из Гидромета и полностью занялся любимым делом-фотографией. В техникуме его оформили фотолаборантом, присоединив ещё какую-то должность для увеличения заработной платы. В связи с этим Олег сделал вывод, что Петриченко был совершенно лишён самомнения и не заботился о своей карьере, где надо было кого-то отодвигать, интриговать и выслуживаться.

- Заходи, познакомлю со своими апартаментами, - он радушно отодвинул высокую и тяжёлую дубовую дверь. Небольшая комната не соответствовала двери и, к тому же была перегорожена чёрной шторой. «Там я проявляю и печатаю негативы и снимки», - сказал он и стал с живостью объяснять процесс работы с цветной фотографией. Олег только дивился. Тогда это был очень сложный и трудоёмкий процесс с подбором освещения, светофильтров, пропорции химикатов и манипуляциями с выдержкой и диафрагмой. Несмотря на это, Евгеньич был полон энтузиазма и с восторгом показывал снимки, которые составляли его гордость.
- А вот смотри мы летом с вулканологами летали на Камчатку. Это кальдера Узон. На снимке зияла пропасть огромного жерла вулкана. «Как вы там по самому краю ходили!?», - задумчиво сказал Олег. Петриченко не ответил, продолжая копаться в снимках. Но Олег не стал повторять вопрос. Он вдруг понял, что человек, побывавший в пекле войны, вряд ли чего испугается.

Тут забежала студентка и прощебетала: «Иван Евгеньевич, можно к вам?» В дверь заглядывала её подруга.
- Танечка, я сейчас занят. Зайдите на следующей перемене. Олег понял, что Ивана Евгеньевича и здесь любят.
- Да это девочки тут мне иногда помогают, - затараторил Петриченко. «Ай-яй-яй, Евгеньич, - шутливо заметил Олег, - седина в бороду, бес в ребро!»
- Да что ты, Олег! – смех у него тоже был дробный, как пулемётная очередь и не громкий, - я их люблю чисто платонически. Приятно всё-таки старичку с молодёжью общаться! Хочешь познакомлю? «Да нет, я тут лекции читаю, - сказал Олег, - донесёт кто-нибудь и дойдёт до начальства. Да, кстати, мне уже и пора!»
- Ну ладно, тогда заходи ко мне вечером, посидим, вспомним былое! Записав адрес, Олег направился в свою аудиторию.

Вечером, прихватив с собой «Плиску», был такой популярный болгарский коньяк, Олег заявился в гости. Однокомнатная холостяцкая квартира Ивана Евгеньевича была заставлена мебелью, штативами, какими-то ящиками, но блистала чистотой. Когда то он был женат, но никогда и ни с кем на эту тему не распространялся. Стены были увешаны рогами снежного барана, лося и оленя. Последний экземпляр особенно впечатлял: это были огромные рога с головы дикого северного оленя-сокжоя. В Америке их называют карибу.
- Знакомые что-то рога. Это не моего ли техника Курдакова? «Нет, не его, а оленя, которого он подстрелил», - как всегда со смешком сказал Петриченко.
- Ты представляешь, уложил такого гиганта из мелкашки*! - воскликнул Олег.

«Ну, что, за встречу! – на правах хозяина провозгласил Иван Евгеньевич, откупоривая бутылку. На столе уже стоял приготовленный им немудрёный ужин. Друзья выпили под музыку Поля Мориа, вспомнили общих знакомых, помянули Курдакова, который, вылезая из лодки на берег реки Коркодон, зацепил спусковым крючком за ветку и погиб от выстрела своего же ружья. Постепенно скатились на фотографию и Евгеньич, сев на своего «конька», с блеском в глазах снова говорил о кальдере Узон, о других съёмках и планах будущих экспедиций. Олег был поражён таким его пылким увлечением любимым делом.  Себя он в свои неполные тридцать лет считал уже бывалым человеком, уставшим от жизни и не видящим впереди никакой цели. Но бурная энергия Петриченко пробудила и в нём интерес побывать ещё где-нибудь и совершить нечто большое и светлое…

- А помнишь, Евгеньич, ты рассказывал на Наледном про войну? Поведай ещё что-нибудь, что дальше-то было. «Да было, было, - задумался он, - тяжело это всё вспоминать!»

Он вздохнул и, уже убавив свой речитатив, продолжил: «Потом Белоруссию освободили и нас перебросили опять же в тыл к немцам в Польшу. Действовать пришлось в прифронтовой полосе, что намного сложнее. Лесов там меньше, всё забито военной техникой, а местное население вывезено, убито или запугано. Однажды мы вышли к одиноко стоящей мельнице. Местность была располосована гусеницами танков и колёсами автотранспорта, но немцев не было видно. Проверив подходы, решили зайти внутрь. На втором этаже на кровати спала красивая молодая полька. Подойдя ближе, поняли, что она мертва. Кто-то откинул одеяло, и мы онемели. У неё были отрезаны половые органы...» Иван Евгеньевич замолчал.

Олег представил, как побелели от гнева пальцы разведчиков, сжимавших автоматы…

                Послесловие

Рассказ основан на реальных событиях, имя главного героя-ветерана Отечественной войны подлинное. Если он жив, крепкого ему здоровья и благоденствия! Если уже нет его среди нас – Вечная Слава и Царствие Небесное!

Примечание: * мелкашка - малокалиберная винтовка