Внук великого комбинатора

«Порой достаточно человека связать по рукам и ногам, чтобы он стал работать головой. Г.Гудини.
«Живущие в комнате ужасов боятся выйти из нее». Аксиома психиатрии масс.
« В истории нигде нельзя обнаружить хоть одну отрадную эпоху». А. С. Хомяков.
                *****
В то время, как холерики считали, что время ползёт, а меланхолики – что оно летит, время шло. Закатился уже кровавый (он же – космический, он же – электронный, он же – атомный) век, ему на смену выкатили нового сынка Клио.

Помянем закатившегося! Начнём со времён Остапа. Чугунные колеса ушедшего послужили бронепоездам гражданской войны; преодолели ухабы первых пятилеток; изрядно погромыхали по полям горячих войн; побывали под рефрижераторами холодных; пролетели по гладкому, непокобелимо прямому пути застойно – застольных времен. Кокетливо продефилировали по замысловатым путям диковинного для страны времени "демократизации". И вот уже вместо морального кодекса бывшие строители коммунизма примерили на себя аморальный – его разрушителей, а затем новоморальный – строителей новой старой жизни. Ну что ж, известно: победителей не судят, даже если они «к локомотиву истории прицепили состав преступления».

Экспресс, идущий по известному пути из всегда, оказывается, тёмного российского прошлого в светлое (а как иначе!) будущее, миновав станции "Перестройка", и «Перестрелка», прибывал на станцию "Перекличка". 

А на пустынном берегу Оки, у разбитого корыта, сидел внук великого комбинатора, мужчина в полном расцвете сил, Ваш покорный слуга. Отец его был дитя крайне непродолжительного, хотя и впечатляющего брака Остапа и знойной женщины, мечты поэта мадам Грицацуевой, урожденной Берёзовой из волостного села Жедяевка Старомайнского уезда Симбирской губернии. Васёк не получил в память об отце ничего, кроме собственноручной его записки маме: «Выезжаю с докладом в Новохопёрск. К обеду не жди. Твой суслик».

Немудрёное это наследие, казалось, могло заинтересовать разве что графолога – коллекционера, или занять место в музеях героя – на улицах Мойка, 37, Б.Посадская, 9/5 в северной столице нации. Но жаждущее отцовского участия воображение ребёнка, вкупе с восторженными, но почему-то слезливыми рассказами матери, нарисовало и отпечатало в сердце чеканный портрет. Виртуальный объект детской любви представлялся крупным совслужащим в форменной кепке и сияющих сапогах, всегда занятым, спешащим, нежно любящим маму.

Рано потеряв и мать, Василий Остапович обрел свою семью в армии. В этой скрепе империи ему популярно объяснили для начала, что публично докладывать о родстве с «этим жуликом» оч-чень не рекомендуется. Но, правда, дети за отцов не отвечают. Если бы Остап знал о существовании наследника страна, по-видимому, приобрела бы еще одну успешную чиноединицу, движущуюся по известной траектории от управдома до министра. Но потеряла бы она нечто огромное, хоть и не улавливаемое ни одним чувством, кроме шестого, без чего стала бы она не совсем тем, что есть, а возможно и совсем не тем.

Остапыча носило по водам, которые замутили вожди военного ведомства. По стране, на радость местному молодняку, ежедневно шли армейские колонны. Причем не тренированному в шпионских школах обывателю казалось, что именно эта колонна только вчера двигалась на восток, а сегодня – назад?! Ан нет. На запад всегда ехали прищуристоглазые новобранцы с Мечи и Урала, а на восток – бравые украинские или горячие эстонские хлопцы.

Власть решала свои тайные проблемы, известные всем, кроме собственного народа. А народ решал свои. Фамилию свою Василий сменил на русскую – материнскую, так как полученная от предков по отцовской линии звучала неблагозвучно по тем временам (как, впрочем, и по этим) – надо же, Бендер! К тому же она была созвучна с названием не то партизан, не то бандитов, с которыми тогда боролся кудрявый и коренастый волжанин Васёк.

Повоевавшего на крайних востоке и западе страны, обогащённого уже опытом (но не материально) прямого наследника прибило к родным Волжским берегам. Здесь он, как и положено счастливо, в окружении любящего семейства встретил конец предписанных ему «высшим командованием» трёх четвертей века.

Наследство родителя Остапыч проигнорировал, чем и проиллюстрировал близкую ему сентенцию о том, что самое ценное – правда – всегда где-то посередине между крайностями. Отец Остап, с этой сентенцией никогда не соглашавшийся, так же успешно проиллюстрировал жизнью свою, обратную.

Ныне внук Остапа вёл ревизию своих жизненных дебетов – кредитов. Картина бухгалтерского баланса была неутешительной. Он достраивал здание своих научных изысканий, и оно ему всё больше удавалось. Сам строительный этот процесс был и источником поддержания плоти, и духовной опорой, и любимой игрой, и заполнителем случающейся порой пустоты существования, то есть «функцией – универсум», как сказал бы чукча – эрудит. Мечталось, что жизнь так и будет катиться, подобно новенькому «Икарусу», по ясной и прямой дороге, прокладываемой для страны мудрой герантократией. Страна – авторитет не сделает каких – то неправильных шагов, и лозунг «лишь бы не было войны» станет реально наполнен лучшими оттенками своего смысла.

Ан – не тут-то было! Здесь оптиматы каждого уже поколения «хотят» заморочиться на какой-нибудь чисто свой историо-созидательный обвал. Держава, на чью-то поверку, оказалась колоссом на глиняных ногах. Легион новых «бендеровцев» дружно, кувалдами по этим ногам, затевал очередной тур «до основанья, а затем». Интересно – повезёт ли России когда-нибудь, найдётся ли, кто двинет взлет без предварительного обвала? А то ведь сначала уронят на 85%, а затем поднимут за год на 10 и трубят – победа! А ведь 10% от 100 и 10% от оставшихся 15 – две большие разницы. Или – нет? Даже на этот счёт есть у нас разные мнения: дорвались, болезные, до плюрализма!

Мечталось…. Недаром говорят, что мечтать-то надо, но не старше шестнадцати… Здание, возводимое внуком, оказалось никому не нужным архитектурным излишеством. В ряду таких же архитектурных излишеств, возводимых коллегами «от москвы до самых до Окраин». В моду вошли построения совсем иного рода. Под грохот небывало прекрасных речей со съездов на голову обывателя с открытой в ней «варежкой», как бывало и раньше, рухнули обломки империи. Шестая часть суши быстро «съёживалась», словно известная шагреневая кожа.

Коллеги упорствовали: «Всё пройдет, как с белых яблонь дым!» И их, мол, коллег знания, и они сами пригодятся ещё! А как, собственно, должен был думать человек узкой специализации, всю свою жизнь по крохам копивший знания, чтобы потом они его кормили и грели душу своей востребованностью?! Тем более что из «ящиков» лилась оптимистическая чушь об ускорении прогресса, о замедлении регресса, об автомобилях, которые обгонят по всем статьям заморские; а главное (тогда казалось) – о всеобщей и полной гласной демократизации, или что-то в этом роде. Приятное слуховому аппарату, хоть и непонятное остальной голове – за отсутствием соответствующего опыта. Специалисты принимали это с усмешкой, неспециалисты – всерьёз. Как мы привыкли принимать агитпроп, идущий «сверху»: как бы во сне, как бы под гипнозом. Сон разума, как ему и положено, опять родил чудовищ.

Из трех твоих харизматических сестёр – Веры, Надежды и Любови – Любовь умирает первой, Вера – второй, Надежда – последней …. Но до дня, когда она умрёт, живущему ею человеку доживать не рекомендуется…

Как уйти из науки чеку, живущему ей? Да пустяки! Надо: почти не спать месяца три, решая сопутствующие вопросу ребусы, а отдыхать – в стенах родного богадельного НИИ; попримерять на себя мысленно всяческие спецодежды, не исключив и колпак дурака; посоветоваться с подсознанием, насмотревшись снов на заданную тему, и порешав: был ли из них какой-нибудь вещим?

Кто-то еженощно крутил для внука фильмы. Яркие, не забытые даже по прошествии четверти века. Вот один. Он работает в какой-то конторе, где отвечает за порядок. Все уходят домой, а к нему начинают лезть некие наглые хари. Он их выпроваживает в дверь, они – в окно, он их из окна, они еще откуда-нибудь. И так – ночь напролёт. Он понимает: это суета, характерная черта работы на нашего коллегу дяди Сэма, как, бишь, его кличка? Так было и будет всегда.

Ещё сон. Глубокий, огромный котлован типа карстовой воронки. На краю – наш герой и кто-то, кто к нему как бы привязан, и они оба имеют какое-то отношение к воронке. Отношение, похожее на связь висельника с петлёй, которую деловито прилаживают поодаль. Вдруг воронка расширяется, всё туда сыплется, и они – тоже. Надо принять резкие меры, можно спастись, но – вялое безразличие…. Всё! Двое опять у края. Второй кротко сообщает, что их обоих уже нет.

Наконец, слышится решение, принятое и произнесённое, похоже, тем, кто крутил фильмы. Ни тени сомнения. Всё! Человек готов к новой жизни – ученый, разучившийся по призыву партии идти в коммерцию. Хотя, по воле той же партии, коммерцию эту он и его коллеги считали делом самым отстойным, что подтверждалось и обликом соответствующих «дельцов». Один институтский бухснабсбыт чего стоил!

Вот теперь он, наконец, семь раз отмеренный, один раз отрезанный ломоть. Место свободного слияния всех избранных потоков бытия …

Коммерция. Земля обетованная для головастиков с руками, пришитыми не тем концом. Манна небесная случается именно здесь. Но – не только манна! Чтобы учиться на этой земле, как положено, на чужих ошибках их, ошибки, как минимум, надо знать. Но в этой стране пуганых умников и «непуганых идиотов» не только ошибки, но и успехи принято сопровождать охранительным нытьём типа «да так себе!»

Вот и выходило что, за неимением лучшего учителя, следует поучиться на своих ошибках. А для этого их, ошибки, срочно следовало подкопить … Пару раз, как у нас повелось, кинули лучшие друзья – партнеры, разорили до нуля! Зато в результате родилась нагорная проповедь собственного изготовления, с чеканными «Десятью заповедями начинающего предпринимателя».

Ныне потомок устроителя всемирных шахматных турниров сидел у Оки битый и размышлял: «Где это за одного битого двух небитых дают? Сходил бы…» В голове мелькали обрывки мыслей: бизнес – план, кредит, начальный капитал…. Не то…. Надо вернуться к истокам. Что есть ты, если честно? .... Ну вот, другое дело! Заработало! И, наконец, явно вещий сон…. До основанья, а затем? Что я, хуже других, которые «до основанья»? Лучше!»

Тёмное коммунистическое прошлое закончилось. Время светлого капиталистического будущего ещё не наступило. Никто уже не наступал и на горло Вашей песни. Некогда им, наступателям – надо самим успеть отовариться, пой – не хочу! Сейчас наступали всё больше на желудок.

Разрешите представиться – перед Вами внук жулика и сын правдолюба. Внук такого деда, который был неугоден своей эпохе, и сын такого отца, который был неугоден своей. Самому же мне эпоха неугодна!

Дед… Легендарная личность. Но из легенды шубы не сошьешь. Да и в рот не положишь…. Не положишь? А попробуем. Не собрать ли эти дедовские четыреста способов? Перетряхнуть, от нафталина – моли избавить. Может быть, что-то и пригодится!

Где собирать? Где-то же они должны быть, ведь он не в вакууме жил! Для начала надо повидаться с внуками тех людей, с которыми дед общался. Ну что же, за дело, коли уж задело!