Когда устаёт ангел...

Истории из жизни
      
                За день до своего рождения, ребёнок спросил у Бога:             
                – Я не знаю зачем иду в этом мир. Что я должен делать?
                Бог ответил:
                – Я подарю тебе Ангела, который всегда будет с тобой.
                Он всё тебе объяснит.
                – Но как я пойму его, ведь я не знаю его языка?
                – Ангел будет учить тебя своему языку.
                Он будет охранять тебя от всех бед.
                – А как зовут моего Ангела?
                – Неважно как его зовут, у него много имён,
                но ты будешь его называть МАМА.

                Притча о ребёнке, Боге и ангеле


                КОГДА УСТАЁТ АНГЕЛ

   В погожий весенний день, под кронами цветущих деревьев скромной усадьбы, за праздничным столом сидела большая семья, отмечающая юбилей престарелой хозяйки дома, девяностолетней Зорницы. Небольшая росточком, худенькая старушка была в окружении своего многочисленного потомства, радуясь, что домочадцы собрались все вместе и устроили щедрое застолье в её честь. Она смотрела на родные любящие лица, слушала тосты соседа-грузина, исполняющего обязанность тамады, за её здравие, за то, что воспитала детей достойными людьми, помогла вырастить внуков и правнуков. За то, что была сердцем дома, построенного мужем-каменщиком, безвременно покинувшего этот мир много лет назад, и душой их дружной семьи.

  Несмотря на почтенный возраст, мудрая старушка всё ещё имела неплохое зрение и хорошую память. Она по-прежнему была подвижна и бодра, пекла по выходным румяные хачапури, вкусную баницу и тающие во рту пампушки, помня грузинскую, болгарскую и украинскую кухни. Вязала внукам жилеты, носочки и тапочки-чуни, которые болгары называют терлицами. А какие цветы и узоры вышивала она своими маленькими натруженными руками! На оборотной стороне её красивейших вышивок невозможно было увидеть ни единого узелка. Норовила рано утром, по привычке, поработать в саду и огороде, пока внуки не отнимали у неё мотыгу и не велели отдыхать.
В конце застолья, едва пригубив очередную рюмочку домашнего вина после ответного тоста, виновница торжества вконец захмелела и захотела отдохнуть. Невестка отвела её в сторонку, к гамаку, и бережно уложила, заботливо укрыв пледом. Участники застолья стали говорить тише, боясь потревожить юбиляршу, а вскоре стали потихоньку расходиться. Остались невестка и правнучка, убирающие посуду со стола и негромко переговаривающиеся между собой. Светило майское послеобеденное солнце, листва деревьев укрывала гамак от его ласковых лучей, радостно щебетали птицы, словно и они поздравляли именинницу. Старушка смотрела на свою беременную на последнем месяце правнучку, похожую на неё в молодости, и вспоминала…

 Когда-то, и она так же ждала своего первенца весной тысяча девятьсот сорок четвёртого года, в далёком болгарском городе, в таком же цветущем вишнёвым и персиковым цветом саду. Накрывала на стол, помогая свекрови, провожала в дальнюю дорогу своего мужа. Молодая, счастливая, любимая и любящая…
И ничто не предвещало беды.
Закрыв глаза, Зорница стала вспоминать свою жизнь с тех пор, как помнила себя. Память сохранила самые отчётливые картины из её детства в болгарском селе на Украине. Как раскулачивали их семью, несмотря на то, что были они крепкими середняками и батраков никогда не нанимали. Управлялись по хозяйству самостоятельно, а когда нужно было собрать богатый урожай, - многочисленные родственники и соседи помогали друг другу так же, как больным и одиноким сельчанам. Так было издавна принято у болгар, - помогать людям и, по возможности, защищать от врагов, иначе не выжили бы в суровые времена османского ига. Она вспомнила, как отобрали всё их имущество и выгнали из дома, построенного ещё дедом. Как умирала её мать в маленьком городе на Кубани, в котором семья обосновалась после того, как бежала из родного села. Мама с грустью смотрела на неё, тогда семилетнюю, и на сестру - пятилетнюю Катюшу, и наверное думала о том, как же она покинет своих маленьких детей при таком жестоком отце...

  Родственники всегда говорили, что мама в девичестве была необыкновенно хороша - тоненькая, с русой косой и большими голубыми глазами. Выйдя замуж и став матерью, расцвела дивной красотой. Отец беспричинно ревновал и попрекал её, несмотря на то, что была она верной женой, хорошей хозяйкой в доме и заботливой матерью. Зорница помнила, что мама - робкая и застенчивая, никогда не оправдывалась и молча сносила все попрёки отца, чем ещё сильнее раздражала его. Выпив, он часто ещё и поколачивал её. Молодая женщина очень расстраивалась и переживала о том, что нездоровая атмосфера, царящая в семье, делает детей несчастными. Возможно, это и привело её к онкологическому заболеванию, а может быть сильный удар мужниного кулака стал для неё роковым.

   Семьи маминых сестёр были далеко, в родном болгарском селе на Украине и в Грузии, куда тоже бежали от раскулачивания. Поэтому никто не мог защитить её от произвола мужа-самодура. Когда он наконец-то понял
что жена умирает, стал безразлично относиться к ней, сожалея лишь о том, что вместо сына родила ему дочерей.
– И чего ты с ними всё время сюсюкаешься и лелеешь их! - ворчал он, - пора приучать девчонок к труду, они уже большие.
– Я и учу их управляться по дому, - тихо отвечала жена, - а любить и баловать детей, тем более девочек, обязательно нужно. Неизвестно какая жизнь уготована им судьбой, так пусть хоть немного ещё понежатся под материнским крылом!

  Вскоре отец стал пропадать вечерами и приходил домой только под утро.
Девочкам запомнился задумчивый и ласковый взгляд матери, осунувшееся лицо с тёмными кругами под глазами и тонкие исхудавшие руки, нежно ласкавшие их.
– Донюшки, кровиночки мои! Скоро мне придётся уйти от вас к Боженьке на небо. Всегда заботьтесь друг о дружке, слушайтесь папу. Но если вам станет очень плохо жить в отчем доме, попросите отвезти вас к моим сёстрам, вашим тётушкам.
– Не уходи, мамочка! Разве Боженька не видит, как мы тебя любим? И что ты нам здесь очень нужна?
Она виновато улыбалась сквозь слёзы и старалась отвлечь детей от грустных мыслей.
На похоронах матери девочки по-детски ещё не осознавали всю горечь утраты. Но когда на следующий день отец привёл в дом мачеху, начался настоящий ад в их жизни. Женщина била их за малейшую провинность, а чаще и без неё.

  Зорница вспомнила, как они пытались жаловаться отцу, но жестокая женщина наказывала детей ещё больше, особенно малышку, похожую на покойницу-мать. Видимо её злило то, что муж иногда сажал Катюшу на колени и целовал. Но это случалось лишь только тогда, когда он был пьян. Отец не замечал синяков и ссадин на лицах и руках дочерей, и только когда после очередных побоев у Кати пошла кровь из ушка, наконец-то выругал мачеху. С тех пор девочка стала плохо слышать.
Через некоторое время в семье родился долгожданный наследник.
– Какое счастье иметь сына! - радовался отец, - дочери это лишние рты в семье, корми их, расти, а выйдут замуж, махнут хвостом и поминай, как звали!
И не замечал, как больно ранят детей эти слова, как тускнеют их лица и дрожат от обиды губы.

  Шли годы. Девочки выполняли почти всю женскую работу по дому и смотрели за маленьким братом, но ни отец, ни мачеха не были ими довольны.
Общее горе и тяжёлое детство ещё больше сдружило сестёр.
Часто, собрав на лугу полевые цветы, что так любила мама, дети бежали к ней на могилу и только там вволю плакали, рассказывая о своей жизни. Порой им казалось, что глаза матери на выцветшей от времени фотографии полны непролитых слёз...
Началась война. Отца не взяли на фронт из-за хромоты, которую он получил в детстве, упав с лошади и повредив ногу. Когда город, где они жили, оккупировали немцы, стал полицаем. Был ли он связан с местными партизанами, никто не знал, но все понимали, что взорванные мосты и немецкие составы с солдатами и снарядами - дело их рук. Без помощи местных из немецкого окружения диверсии вряд ли обходились.

  Устав от домашней тирании, презрения окружающих и душевных мук от сознания того, что отец-предатель, девочки решили бежать из дома.
– Так жить больше нельзя, Катюша! Попробуем перейти линию фронта или уйдём к партизанам, попросимся в санитарки и будем ухаживать за раненными. Должны же мы внести свой вклад в победу!
– А если нас не возьмут по возрасту, или узнают, что отец полицай?
– Тогда поедем к тёте, как наказывала нам мама, помнишь? И потом, дети за родителей не отвечают!
На железнодорожном вокзале беглянки попали в облаву, которые периодически проводились немцами и полицаями на Кубани, и их вместе с другими задержанными отправили в холодных вагонах в Германию.
После девяти суток пути в битком набитом товарном вагоне поезда, их, голодных и замерзших, привезли в концентрационный лагерь в окрестностях Мюнхена. Возраст пленных был от тринадцати до шестидесяти лет. После "дезинфекции" - ледяного душа, людей построили на плацу, женщин отделили от мужчин. Затем все происходило, как на рынке невольников.
К лагерю беспрерывно подъезжали один за другим автомобили. Многие немцы приезжали с жёнами. Покупатели подходили то к одной женщине, то к другой, ощупывали их мышцы, осматривали руки. То же самое происходило и в мужских рядах пленных. После этого "рабовладельцы" указывали пальцем на тех, кого хотели бы взять к себе.

  Девочек отобрала супружеская пара помещиков.
Сначала выбрали только крепкую и здоровую на вид Зорницу, но видя, как девочки вцепились друг в друга, фрау, видимо, пожалела их и разрешила Кате присоединиться к сестре. Так они попали в богатое немецкое поместье, в пригороде небольшого живописного городка. Расположен он был почти на границе с Австрией и окружён цветущими лугами и дубравами, покрывающими горные склоны. Пленные подростки пасли скот, мужчины работали на ферме, в поле и на сыроварне; женщины - на кухне, в прачечной и в огромном доме с флигелем. Работали от зари до зари. Свирепый управляющий поместьем следил за пленными строго, наказывал за малейшую провинность жестоко, иногда забивая до смерти. Больных и немощных отправляли в концентрационный лагерь, расположенный поблизости. Устрашающе дымили трубы крематория, и тяжёлый запах смерти висел в воздухе. Рыжая помощница управляющего поместьем, прозванная прислугой «фрау Мегерой» и очень похожая на мачеху, невзлюбила старшую из сестёр и часто её наказывала.

  Так в неволе, в вечном страхе и неустанном труде прошло почти три года.
Зорница повзрослела, расцвела. Тёмные пышные волосы её вились непослушными кольцами, в карих глазах светилось неистребимое жизнелюбие. Смугловатое лицо часто озаряла едва заметная приветливая улыбка, от которой на щёчках появлялись озорные ямочки, делая девушку ещё привлекательнее. Привыкшая к труду с раннего детства, духом не падала. Мыла, чистила, натирала до блеска хозяйскую посуду – от столового серебра до тяжёлых сковород и огромных кастрюль, перебирала овощи в холодном погребе. Она очень переживала за Катюшу, поскольку той пришлось трудиться в прачечной, и каждую случайную свободную минутку стремилась увидеть сестру и взять на себя часть её работы. Вечерами помогала ей, гладила и чинила хозяйское бельё, вышивала при тусклом свете фамильный герб владельцев поместья на салфетках и скатертях.

 Худенькая, нежная и голубоглазая Катюша с возрастом ещё больше стала походить на покойную красавицу-мать. Но ломал её тяжёлый труд, - Катя часто болела. Нездоровый лихорадочный румянец на бледном лице, отрешённый усталый взгляд.
Постоянный кашель истощал девочку и Зорница или Зоя, как её здесь все звали, всегда старалась подкормить сестру, тайком вынеся что-нибудь из кухни. Но Катюше не шла впрок еда, - слишком большие нагрузки были для неокрепшего ещё организма подростка. Пленные в поместье прозвали сестёр "Белоснежка и Алоцветик", так непохожи они были, словно героини Братьев Гримм из доброй детской сказки.

  Однажды в поместье приехал погостить хозяйский сын вместе со своим другом-инженером, с которым работал на военном заводе. Воспитанный молодой человек обладал приятной внешностью и талантом рассказчика. За ужином он шутил и рассказывал забавные истории, и к концу вечера завоевал симпатии всех присутствующих, в том числе и Зорницы, прислуживавшей в тот день за господским столом. Её удивило его имя - Васил, такие имена были только у славян, а вскоре она узнала, что симпатичный гость - болгарин. Девушка старалась не думать об инженере, но мысли постоянно возвращались к нему.

– Как он может по доброй воле работать на немцев? - спрашивала она себя, - нас с сестрой насильно угнали в плен, но что заставило его покинуть родину и приехать сюда, в логово варваров?
– Предатель! Такой же, как и мой отец! - негодовала девушка и яростно отсекала ботву у свёклы.
– Немецкий холуй, вот тебе! - и корнеплод  летел  в кастрюлю с кипятком.
– Когда придут наши, они поступят с тобой вот так! - и яростно шинковала капусту огромным ножом.
 Бедняжка не хотела признаться самой себе, что ей понравился этот обаятельный мужчина, а от ненависти до любви, как известно, один шаг.
Однажды Васил, через приоткрытую дверь кухни, случайно увидел, что Зорница украдкой взяла со стола несколько сваренных в мундире картофелин и бросила в мусорное ведро с очистками. Затем заметил, как в буфетной она ловко, словно фокусник, отрезала и спрятала добрую краюху хлеба в большом кармане под фартуком.
Незаметно для всех, мужчина выследил девушку и увидел, что она отнесла мусорное ведро не в бак для пищевых отходов, а намного дальше, к забору, ограждающему поместье, и спрятала свою ношу в дупле большого дерева. Не знал гость, что работницы поместья каждый вечер тайком бросают через забор продукты пленным из концлагеря, возвращающимся под конвоем с расположенных поблизости каменных карьеров. Идя от тайника, Зорница слишком поздно увидела мужчину и поняла, что её тайна раскрыта, Но уже ничего не могла поделать - не нести же обратно все это на кухню, рискуя попасться на глаза Мегере.

  Велико же было её удивление, что Васил ничего не предпринял против неё, а на следующее утро промолчал, случайно услышав, что буфетчик выпытывал у прислуги, куда подевался хлеб, оставшийся после вчерашнего ужина. По тому, как инженер взволнованно посмотрел на Зорницу с видом заговорщика, девушка поняла, что и это он видел.
Молодой человек стал оказывать девушке знаки внимания, окружил, как мог, участием и заботой, а вскоре предложил выйти за него замуж. Теперь Зорница уже не боялась Васила, а наоборот, видела в нем порядочного человека, и уж точно не врага. Догадавшись, что инженер состоит в антифашистском подполье, она стала относиться к нему с ещё большим доверием, уважением и симпатией, которые  вскоре переросли в первую любовь.

  Получив у девушки согласие на брак, Васил выкупил свою семнадцатилетнюю невесту у хозяев. С большим трудом оформил он все необходимые документы и вывез Зорницу, заплаканную после прощания с сестрой, в родную Болгарию. Мужчина немного успокоил её, почти убедив в том, что скоро война будет проиграна немцами, советские войска оккупируют Германию и освободят пленных.      
Родители жениха приветливо встретили девушку. Они нарадоваться не могли на хозяйственную, весёлую и ласковую, как ласточка невестку, к тому же свою, из обрусевших болгар*(1). А узнав, что матери у Зорницы нет, сказали:
– Бог нам дал одних только сыновей, вот и будешь нам дочерью, милая!
Собрав самых близких родственников, сыграли скромную свадьбу. Несчастная сирота вдруг обрела мужа, родителей, семью! Обрела всё то, чего ей так не хватало в жизни! Сердце девушки ликовало, билось сильнее обычного, и готово было выпрыгнуть из груди, и не верилось, что это явь, а не сон. Счастливая Зорница, словно оправдывая своё имя*(2), вставала чуть свет и с великим усердием помогала свекрови по дому. И только постоянная тревога за сестру, остававшуюся в плену, заставляла её страдать. Вскоре Васил вернулся в Германию, где его ждала работа на заводе, и соратники-антифашисты немецкого подполья, оставив юную жену в "интересном" положении.

  Наступила осень сорок четвёртого года, война близилась к концу. В начале сентября советские войска вошли в Болгарию, а спустя несколько дней, в Велико-Тырново, где жила семья Васила. Зорница уже готовилась стать матерью, как вдруг её арестовали, как и всех советских граждан  оказавшихся во время войны вне территории Советского Союза, и объявили о высылке на родину. Не помогло ни свидетельство о браке, ни мольбы родных мужа, ни её просьба остаться на месте хотя бы до родов.
Арестованных людей, в числе которых была Зорница, под конвоем погрузили в вагоны, словно преступников, и повезли на родину. Родители мужа, обливаясь слезами, смогли передать любимой невестке детское приданное для их ещё нерождённого внука или внучки, продукты и немного денег. В дороге родилась девочка, но из-за нервного потрясения у молодой матери пропало молоко. Начался жаркий на юге май. Молоко, которое удавалось купить Зорнице на полустанках или выменять на вещи, быстро скисало в грязном и душном, переполненном людьми вагоне. Как-то ночью, когда Зорница задремала около спящего ребёнка, у неё украли все деньги.

  Вскоре новорожденная заболела дизентерией. Её тельце горело, животик вздулся, ребёнок постоянно плакал. Много раз отчаявшаяся мать просила конвоиров позвать врача или высадить её с ребёнком с поезда, чтобы получить медицинскую помощь, но те отвечали одно и то же: "врача в поезде нет, а высаживать не положено".
Зорница не успевала менять едва просохшие пелёнки и сходила с ума от своей беспомощности и отчаяния.
– Господи, пощади моего ребёнка, не отнимай его у меня! - умоляла она.
– Мамочка, помоги мне, сохрани жизнь моей дочери и твоей внучки,  - просила женщина, - я назову девочку твоим именем, только не забирай её к себе!
В долгожданный День Победы, который сестры с нетерпением так ждали в немецком плену, дочурка умерла. Люди в вагоне пели песни, целовались и плакали, поздравляли друг друга с победой. Они пили вино и ракию*(3) из бутылей, которую болгары на остановках совали им в руки вместе с брынзой и хлебом, предварительно угостив охрану, делавшую вид, что ничего не замечает. А несчастная мать, крепко прижав к груди родное бездыханное тельце и окаменев от горя, наотрез отказалась отдавать его конвоирам. Сжалившись над женщиной, они позволили ей похоронить младенца на безлюдном полустанке, рядом с насыпью, наспех вырыв штыками маленькую ямку.

  Вернувшись на родину, Зорница поехала не к отцу и ненавистной мачехе, а в грузинский город, к родственникам, как завещала ей когда-то мама. Много лет она пыталась получить разрешение выехать в Болгарию, к любимому мужу. То же самое пытался сделать Васил в своей стране, и так же безуспешно. Через много лет после расставания и долгих поисков, они создали семьи.
Но счастливыми так и не стали. Всю любовь отдали своим детям, назвав их именами любимых. У неё подрастал сын Васил, или Васко по-грузински, а у него дочь Зорница, или Зоя, Заюшка, как ласково звал он первую жену, свою единственную любовь...
Только в начале шестидесятых годов Василу наконец-то удалось получить разрешение на частную поездку в Советский Союз, в Грузию. После бесконечных лет ожидания надежды и отчаяния, сбылась мечта всей их жизни, и они встретились со слезами на глазах. Встретились, чтобы увидеть друг друга и расстаться, теперь уже навсегда...

  Ещё трагичнее сложилась жизнь у Екатерины. Вернувшись на родину, она попала в фильтрационный лагерь для советских граждан, угнанных в годы оккупации в Германию. Бесконечные допросы, оскорбления и подозрения, что она якобы добровольно поехала в Германию и служила у немцев, довели девушку до полного отчаяния. Через несколько месяцев издевательств над  несовершеннолетней девушкой, её наконец, освободили. Катя, как и сестра, поехала к родным в Грузию. Днём работала, а вечерами училась в школе рабочей молодёжи. Несмотря на скромность и миловидность, она так и не смогла выйти замуж.
Русских ребят в грузинском провинциальном городке в послевоенные годы было мало, за  пожилого вдовца,  посватавшегося к ней, выходить замуж без любви не захотела.  Да и клеймо бывшей немецкой пленной отпугивало от Кати кавалеров. Симпатичной серьёзной девушке грозило пожизненное одиночество. Несмотря на уговоры старшей сестры не расставаться, Катюша переехала в небольшой город средней полосы России и устроилась работать на ткацкую фабрику. В двадцать пять лет, что по тем временам считался уже возрастом вековух, родила сына от симпатичного ей, но женатого мужчины, и стала жить только для своего ребёнка. Она была счастлива своим материнством.

  Несмотря на подорванное в плену здоровье, Катя усердно работала. Но когда подошла очередь получать полагавшуюся ей квартиру, женщине отказали. Руководство и профсоюзный комитет фабрики почему-то решили, что Екатерина недостойна своей жилплощади, учитывая её "тёмное" прошлое. Крепко стиснув зубы,  и не став искать справедливости, Катя работала ещё больше, без выходных и отпусков, подменяя своих сотрудниц в ночные смены. Обиду и непреходящую душевную боль она скрывала за кажущимся со стороны спокойствием и сдержанностью, а слёзы доверяла только своей подушке. С большим трудом скопив деньги, купила старый заброшенный домик на окраине города и поселилась в нём после многолетних скитаний с ребёнком по общежитиям и съёмным квартирам.  Сестра с мужем, приехавшие проведать беглянку и познакомиться с племянником, помогли ей отремонтировать дом. Зять, мастер на все руки, починил дырявую крышу, отремонтировал крыльцо, очистил заброшенный колодец. Сёстры побелили стены и покрасили пол в двух небольших комнатках и на кухне, разбили грядки на огороде и посадили цветы под окнами в маленьком палисаднике. Старый домишко преобразился, стал нарядным и уютным, а резной конёк на крыше и кружевные наличники на окнах, что смастерили умелые руки зятя, делали его похожим на сказочную избушку.

  Все свободное время Катюша посвящала сыну. О личной жизни не думала, несмотря на то, что мужчины, проходя мимо опрятного домика, часто засматривались на его симпатичную хозяйку, отмечая ухоженный огород, порядок во дворе, простые накрахмаленные занавески на окнах, вымытых до блеска. Вспоминая своё тяжёлое детство, Катя не верила, что чужой мужчина сможет стать настоящим отцом её Виталику. Мальчик рос серьёзным, мать очень любил и относился к ней почтительно, слово понимал, на какие жертвы она пошла, чтобы дать ему жизнь. В те годы женщины, родившие вне брака, резко осуждались обществом. Но Катя молча сносила все попрёки и сплетни, гордо неся голову с красиво уложенной золотисто-русой косой. Голубые глаза её смотрели на мир печально, но без злобы и ненависти. По-прежнему хрупкая и тонкая, Катюша была похожа больше на подростка, чем на взрослую женщину.

  После окончания школы Виталий выучился на водителя и хотел в дальнейшем заочно учиться на инженера-механика. Работал дальнобойщиком, все заработанные деньги отдавал матери, а Катя копила их на свадьбу сына и мечтала о внуках.
По вечерам, встав на колени перед иконой, женщина исступлённо молилась:
– Господи, помоги всем путешествующим и сыну моему Виталию! Пошли им Ангела-хранителя и наставника, который сохранял и избавлял бы их от всякой злой опасности, от видимых и невидимых врагов, наставлял их к исполнению твоих заповедей! Сопровождай их в благополучии и добром здоровье, и приведи обратно невредимыми!

  Но Бог не услышал её мольбы, как не внял когда-то молитвам сестры.
Однажды, глубокой ночью, возвращаясь из дальнего рейса и везя в подарок матери её давнюю мечту - оренбургский пуховый платок, чтобы холодными зимними вечерами согревал родные плечи, Виталий заснул за рулём и на полной скорости врезался в металлическую опору моста. Смерть была почти мгновенной, но в последний момент он успел прошептать "мама"...
Катя не смогла пережить горе и повесилась на сороковой день после гибели сына.

 Говорят, что самый сильный ангел-хранитель у человека - его мама. И при жизни, и после того, как покидает этот мир, она ведёт своего ребёнка за руку по жизненному пути, охраняя его от всех бед и невзгод. Но и ангелы иногда устают...

*(1) обрусевшие болгары - потомки болгар-переселенцев, ушедших во времена османского ига в Россию.
*(2) Зорница (болгарское имя) - утренняя звезда, красота рассвета.
*(3) ракия - традиционный балканский спиртной напиток крепостью 35-70 градусов (стандарт 40%), получаемый путём дистилляции браги из перебродивших фруктов или винограда.

 Рисунок из свободного доступа в интернете