Коробка с медалями

Прямоугольная  коробка мореного дерева с выдвигающейся в пазах крышкой была местом хранения не просто документов и наград моего деда, Фёдорова Никиты Васильевича, а была местом хранения всего бесценного, того, что связывало его с тяжёлыми и счастливыми временами.
Каждый год в победный майский день он доставал из секретера  заветную коробку,  усаживался за круглый стол, устланный ажурной скатертью и надевал круглые очки, привычным движением заправляя за уши мягкие металлические дужки.
Висевшее на бревенчатой стене радио пело песни военных лет, а рядом, на гвоздике, отрывной календарь был открыт девятым числом. Дед  пахнущими воском  руками неторопливо перебирал содержимое коробочки и уносился в  далекое прошлое, когда он, 31-летний мужчина, отец  одного ребёнка, в первых числах июля был мобилизован Шугуровским РВК ТАССР  в стрелковый полк. Воспоминания-картинки, как живые, представали в голове, сливаясь в одну, единую ленту жизни.
Самым острым, самым незаживающим, кровоточащим был эпизод прощания. Это воспоминание шилом кололо его сердце всю жизнь. Вот держащая за руку четырехлетнего сына, рыдающая и бегущая за подводами молодая жена Агриппина, еще не знающая, что под сердцем уже зародилась новая жизнь.
Вот смерть на острие фашистских пуль и осколков нещадно, размашисто уносит с собой однополчан. А он, будто бы заговорённый, цел и невредим: ни царапинки.
А в воспоминании сражения под Ленинградом дед, контуженный взрывом снаряда, падает навзничь в грязную, глинистую воронку. Отступающие бойцы принимают его за погибшего и оставляют. Позицию занимают немцы и обнаруживают Никиту Васильевича живым. Подошва испачканного в раскисшей глине солдатского сапога на лице, прикладом винтовки сильный удар  в плечо и последовавшее за этим пленение.
Воспоминания унижения и голода были одними из самых тяжелых. Сначала дед попал в пересыльный лагерь, в котором перекошенные злобой лица прибалтов, сквозь зубы говорили: «Сколько мы вас, коммунистов, били –  не перебить!» Потом Никиту Васильевича перевели в концлагерь. Он не любил рассказывать, каково ему было среди тысяч и тысяч заключённых военнопленных в полосатых робах: страшно представить, что пережил. Но всегда с благодарностью вспоминал немца-фермера, который выбрал его из-за желания получить выгодного дармового работника, ибо низкий рост, жилистость вселяли уверенность, что затраты на питание будут минимальными.
От зари до зари дед работал на скотном дворе, питался тем, чем кормил свиней и считал, что вытянул «Счастливый билет», потому как в концлагере судьба его была бы куда печальней.
Никиту Васильевича мучила неизвестность о семье. Думая о ней, он плакал сухими мужские слезами и утирал глаза кулаком. Всеми мыслями, всем сердцем находился в родной деревне, с любимой женой и маленьким сыном. Он и предположить не мог о рождении дочери, знать не знал, что стал отцом второй раз.
Счастливым днём 7 мая 1945 года Никита Васильевич был освобождён из немецкого плена и тут же этапирован в проверочно-фильтрационный лагерь. Дедушка предпочитал не распространяться об этом, держал в себе. Но можно быть уверенным, что это был не солнечный курорт, так как спецлагерь по сути являлся военной тюрьмой строгого режима. По простодушию своему ему было невдомёк, почему приходится вновь терпеть заключение, но уже свое, советское. Через 7 месяцев наконец-то благополучно прошел проверку, как бывший красноармеец был вновь призван в Красную армию и по возрасту демобилизован. И только после этого был освобождён совсем и вернулся домой к своей семье.
С момента пленения 4 года бабушка не получала абсолютно никаких документов из управления по учету погибшего и пропавшего без вести рядового и сержантского состава: ни извещения о пропаже без вести, ни похоронки. Неизвестность, одинаково ровно, как и дедушку, мучила ее: «Жив ли, погиб ли?!» Бабушка поднимала двоих детей, работала в колхозе, ждала, верила, надеялась и молилась.
–  Никита, я тебя вымолила у Бога!  –  Слёзы ручьём катились по щекам. Она их не вытирала. Обнимала, целовала мужа, веря и не веря своим глазам. А Никита смотрел на Агриппину и наглядеться не мог, узнавая и не узнавая любимую.
Шли тяжёлые послевоенные годы. Весь Советский Союз оперся на деревню, поднимаясь после страшной разрухи. Никита Васильевич и Агриппина не покладая рук, не жалуясь на трудности (бабушка потеряла глаз на уборке сена, терпеливо перенося боль), наравне со всеми работали, вносили свой вклад в восстановление страны, рожали, растили, воспитывали, ставили на ноги детей. Всего у них было 8 детей. Мой отец родился в 1946 году –  сладкий победный ребенок.
Завершив праздничную программу, радио замолчало. Никита Васильевич закончил перебирать документы и медали, бережно сложил их обратно в коробочку и убрал в дальний угол секретера. Где и будет храниться заветная коробка до следующего светлого мая.