Часть II. Глава 5

Таких людей, как правило, запоминают.
Нервные повадки, глаза с лихорадочным блеском, грубые шутки и флирт. Способность обернуть любую ситуацию в свою пользу, все незаурядное в себе подать как нечто выдающееся.
Похоже, Алекс и сам верил в свою исключительность перед другими. И хотя он был той еще занозой в известном месте, и многих выводил из себя, все же талант договориться с кем-угодно и о чем-угодно был его личной фишкой. Он умел завлечь в авантюру самый скептический ум, от капризного младенца до ворчливого старика. Как какое-нибудь реалити шоу – с выездом на дом. Не хватало только софитов и фоновой музыки.
Разбей он хоть всю посуду в вашем доме, пройди обутым не только по любимым коврам, но и по вашему достоинству, не единожды оскорбив своей дурной манерой троллить всех подряд, вы все равно доверитесь ему, подпишите контракт, будто это событие века, или будто перед вами сам дьявол.
Нет, это не какой-то там предприниматель, рвущий задницу на перспективу. Авантюра возбуждала его самого, как наркотик. Возможность рискнуть, всех сразить, заткнуть за пояс. И ухватить вишенку с пирога.
Если временами он и спотыкался, все равно оставался любимчиком фотруны. Такой выплывет всегда, ибо такое не тонет.
Вы купите у него снег зимой и еще останетесь в долгу – вот как характеризовали его знакомые.
Алекс сам не знал, как умудрялся расставлять сети. Точнее, ему казалось, что он что-то понимает, что просто наделен умом и внешностью, изредка догадываясь, что это далеко от истины, но всегда шел до конца в том, что хотел получить и методы его не смущали.
Словом, все было игрой. Даже самые высокие ставки – лишь очередной азарт, который завтра будет не столь уж важен – в ореоле новой цели.
Его внимание никогда ни на чем не задерживалось долго. Сегодня он делает знаменитой какую-то певичку, завтра продает второсортный товар с громкой рекламой на ТВ, снимает репортажи о модных тусовках, притягивая рекордную аудиторию к экранам, затем переключается на организацию фестивалей, и вот уже с головой в съемках фильма, клипа, сам в кадре, запускает свое интернет телевидение и умудряется продать за год массу дорогих тачек, лично устраивая для них тест драйв с камерой в руке. Но как только рейтинг компании вскочил, принеся ему заоблачные гонорары, он тут же переключается на участие в провальном сериале, открывает эко магазины или, как теперь, организовывает аукцион артефактов и старины, внезапно загоревшись этой темой.
В следствие такой широкой деятельности, с кем он только не был знаком. От звезд кино и шоубиза до олигархов. От директоров сетевых супермаркетов до андеграундных рок-групп.
Ему только стоило объявить о новой затее – люди притягивались сами. За ним всегда было интересно наблюдать, что отчебучит в этот раз?
На фоне такой успешной и динамичной жизни, он вряд ли справлялся с личными вопросами. Так же, как он не мог долго удержать внимание на одном проекте, так же быстро он остывал к своим амурным завоеваниям.
Но вот что странно – его самого это не устраивало.
Он рос с родителями, которых в жизни интересовали только две вещи: деньги и любовники. Их семья никогда не являлась типичной. Взгляды родителей были неизменно обращены по сторонам, но никогда друг на друга. Их поиски любовных приключений не заканчивались, казалось, даже дома, когда они зачем-то собирались вместе, чтобы в равной степени друг друга не замечать. Все эти перешептывания в трубку телефона, томные вздохи за дверью ванной.
Трехкомнатная квартира, как павильон в театре, разделенный на зоны. Вот комната бабушки, с которой никто не общался. Вот спальня родителей, в которой каждый был занят исключительно своими делами. Вот декорация кухни, где каждый ужинал один, или проводил часы в многосерийных телефонных изливаниях, если ванная занята. А вот его комната, которую тоже всегда могут занять, пока его нет дома, потому как иной раз родители могли развлекаться одновременно, просто через стенку друг от друга.
Этот вечный интерес отца к чрезмерно юным девочкам, а матери – к грубым мужчинам с прокуренными волосатыми руками. Сколько их мелькало то на кухне, то в моменты посещения театра. Почему они так часто ходили куда-то вместе, будто и правда были семьей? Или просто компаньонами? Он был таким же компаньоном для своих родителей, как они друг для друга?
Оба привлекательные, с неопределенным возрастом, модные и надушенные. Оба отлично утроенные в жизни. Мать преподавала гимнастику, отец дирижировал в оркестре.
Алекс не помнит, чтобы у них имелся дефицит средств или пассий. Только дефицит времени. Особенно для него.
Как тень он иногда показывался около них, и они всегда куда-то спешили. Мама скользила тонкими пальцами по его волосам, пробегая в шелковом халате из ванной в кухню, всегда благоухающая и свежая, казалось, готовая к страсти в любой момент.
Отец бросал на пороге неоднозначное: «Привет, как дела, ну что, всыпал им?» – тут же куда-то убегая из квартиры.
И этот раздражающе счастливый вид обоих! Эта беззаботность в каждом слове и жесте!
Они действительно считали себя счастливыми? И думали, что он тоже счастливо поживает по соседству с их мирком?
Может так и было. Откуда ему знать – с чем сравнить, чтобы понять?
Он сам, подражая их примеру, стал активно вливаться в богемный образ жизни лет так в одиннадцать. Благо не обремененных умом девочек хватало повсюду: в школе, на улице, в компаниях.
Правда, его первый опыт с девочкой все же не состоялся, как ни странно, хотя он был убежден, что все делает правильно. Это ничего. Как только он рассказал про этот случай своему другу по секции волейбола, тот сразу пояснил ему, что все нормально. Я тебе все покажу, сказал он тогда. И показал.
Первый сексуальный опыт с мальчиком не казался ему чем-то диким. Он видел отца в компании парней довольно часто. И понял для себя, что любовь не имеет ограничений.
Наверное, он и сейчас так думает, поскольку не упускает случая переключиться с какой-нибудь танцовщицы на пьяненького искателя новизны.
Но время от времени ему становилось так же пусто и тоскливо, как тогда, в окружении родных. Эта тоска начинала подступать неожиданно, как правило среди ночи, тихо скулила и ворочалась. Алекс сам был близок к тому, чтобы завыть ни с того, ни с сего. Это сверлило его изнутри.
Он словно снова стоял посреди квартиры родителей, как тень. Слышал их веселые голоса. Бабушка появлялась в поле зрения только чтобы спросить: «Ты поел?»
Он ел, но не чувствовал вкуса.
Он спал с самыми красивыми женщинами и мужчинами, но не чувствовал вкуса.
А те семьи, в которых люди смотрят друг другу в глаза попросту раздражали его. Он ощущал какую-то энергию, соединяющую их в крепкий узел, и ему хотелось его разрубить.
Примитивные существа! – хотелось ему кричать. Вы обрекаете себя на скуку и никогда не узнаете всех тех удовольствий, что предоставляет жизнь. Тошнит от вашей наивности и лебезения. От тех ограничений, в которых вы живете.
А потом его прошибало среди ночи, и он гнал из постели очередное свое завоевание, с неожиданной агрессией и полным отвращением. То, что накануне казалось сладким яблоком, слишком быстро становилось уксусом.
В следующий раз нужно выбрать что-то поинтереснее. Какие же они все заурядные по утрам. Долой с глаз!
Возбуждение от новой игрушки было коротким, утеха словно слизывала весь крем с поверхности торта, и он становился неаппетитным и уродливым.
Наркотики помогали на какое-то время продлить удовольствие, но от них было слишком много побочек, и Алекс это понимал. Однажды до него вдруг дошло, что вставать с постели трудно не только из-за бурных ночей – ладно бы. Но и в полное их отсутствие.
Усталость обрушивалась внезапно, и становилась все более частым гостем.
Случалось, он часами валялся в кровати, не в силах подняться, проклиная бегущую по циферблату стрелку, за которой нужно было обязательно угнаться.
Он ненавидел такие моменты. Разбитость и одиночество. Валяться в постели в полдень, как это делали родители?
Он вскакивал не в себе и гнался в душ. Принимался орать какие-то песни, энергично намыливаясь.
Кто тут король жизни, покажи мне его! Какого черта ты там ноешь?
Каждый раз он пересиливал себя – и это работало. Бросался с головой в новую авантюру.
Но все больше замечал в себе этот надлом и внезапный упадок сил. И тем сильнее снова рвался к непокоренным рубежам.
Это все наркота и неправильный режим дня, говорил он себе. Ему уже 31, пора бы делать какие-то попытки сохранить это проклятое здоровье. Мама с папой вон как заботятся о себе. Уже и йога, и цигун, и травки всякие. Чья идея была вложить его деньги в магазин здорового питания? Уж кому-кому, а им там делались приличные скидки.
Все это здорово, но даже здесь он не мог удержать свой фокус.
У него был роман с одной медсестрой, Ленкой, он сам не понимал, как продержался с ней целый год. Они познакомились в больнице. Однажды у него просто хлюпнула носом кровь, а черепная коробка так сдавила мозг, словно собиралась им разродиться.
Друг отвез его в больницу, и она тогда ставила ему капельницу. Когда же его стало отпускать, он так и сказал ей: «Я думаю, у медсестер под халатом тоже все очень стерильно». Она в ответ скептично улыбнулась. И тогда он просто впился в нее глазами: «Неужели не отгадал?»
Она переехала к нему в ту же неделю. Днем это была лучшая на свете забота, а ночью самая дикая страсть. Даже порою слишком дикая. Ленка настаивала на своем и в те моменты, когда он был совсем не готов, даже когда не возбуждала его. У нее всегда были всякие фокусы наготове: эротические масла, специальный массаж, различные игрушки или особенный чай.
Он даже не считал ее привлекательной. Его в лоб спрашивали, что он в ней нашел. Он сам не знал. Но ему нравилась ее забота, он всецело взвалил на нее ответственность за свое здоровье. Правда, как бы не выматывала она его ночными аттракционами, он не терял возможности развлекаться где-то еще, и вряд ли она пребывала в неведении, но ни разу не обмолвилась ни словом. Он как бы примерил на себя семейную жизнь, и в этом даже что-то было.
Почему бы нет, это сохранит мне кучу времени и здоровья, подумал он – и женился.
Правда не на Ленке. А на актрисе театра, с которой его познакомила мать.
Она казалась такой же покладистой, как и медсестра, но ни черта не заботилась о нем. Милой в манерах, но зацикленной на себе. Со внешностью богини – и снежной королевой внутри. Она не реагировала на его бесконечный флирт и интрижки, более того, разложи он кого просто перед ней на обеденном столе, она бы и этого не заметила. При том они были едва ли не самой восхитительной парой, их совместные фотки мелькали по всему интернету, в печати, и даже по телевидению. Они развелись через пять месяцев, и он отбросил эту идиотскую затею с браком раз и навсегда.
Хочешь заботу – найми врача, диетолога, натуропата!
Так и вышло, что он услышал о всякого рода мистических вещах, дающих нехилую подпитку организму. О местах силы. Алекс не верил в Бога, во все эти молитвы, мантры, заговоры. Но силу определенных мест он смог ощутить на себе, и его это прилично вдохновило.
Он услышал про древние вещички, имеющие такой же заряд, как и эти места, только тебе не нужно куда-то ехать: ни в Мексику, ни в Индию, ни в Таиланд. Они сами могут быть повсюду с тобой.
Как, например, этот скифский браслет, которому больше двух тысяч лет, из таинственных сплавов, по виду напоминающих медь. С какими-то надсечками древнего письма. И сам бы он, разумеется, ни черта не поверил в такое, если бы не попробовал его одеть.
Он мог поклясться чем угодно, что запястье тут же стало ломиться от какой-то странной тяжести, хотя сам браслет был на удивление легким. Сначала эта тяжесть была холодной, колючей и неприятной, захотелось тут же снять браслет. Но интерес пересилил.
И вот браслет уже сдавил его запястье, и буквально что-то впилось в его кость. Затем оно стало подниматься вверх по кисти. Холодное покалывание добралось до ключицы, а затем внезапно стало теплым и словно обдало его горячей струей, как в душе. По телу пронеслось приятное волнение, чувство внезапного счастья охватило его, и он как озорной мальчишка стал носиться по комнате.
Стоило взглянуть на себя в зеркало, как он тут же заметил и внешнюю перемену. Глаза сверкали, кожа приобрела очень живой блестящий вид, мешки под глазами почти полностью скрылись. И главное, это чувство, чувство распирающее его изнутри – наполненной до краев батарейки!
– Ты что, под кайфом? – спросил его пришедший массажист.
– Еще под каким, – заявил он и потянулся к нему губами.
Мужчина его отстранил:
– Я не работаю с теми, кто употребляет допинги.
– Да не нужен мне твой массаж! Как насчет массажа более интимного свойства? С более глубоким проникновением, скажем…
Мужчина окинул его презрительным взглядом сверху вниз:
– Я таким не занимаюсь! – Собрал свои принадлежности и ушел.
– Ой, я таким не занимаюсь, – передразнил его Алекс вдогонку, не переставая ухмыляться.
Ему не нужны больше медики!
Он даже в юности не был так наполнен. Казалось, только теперь он, наконец, ощутил вкус жизни!
Неважно, кто были эти скифы и чем промышляли, какой чертовщиной занимались, но это работало!
Энергии явно в избытке. Часто он просто не знал, что с ней делать.
Еще вчера он подстегивал себя вставать с постели, а теперь мог и не ложиться вовсе.
Браслет обошелся недешево, но он вообще не часто считал деньги. Они тратились, потом снова появлялись. А теперь он сможет заработать хоть состояние!
Когда ему сообщили, что отца госпитализировали с сердечным приступом, он приехал в больницу с широкой лыбой на всю морду, и все не мог перестать скалиться.
Мать заявилась позже него на несколько часов, хотя именно она сообщила ему о случившемся, видимо не могла сделать выбор, какое платье следует одеть по случаю.
И первое что заметила – его несдержанное веселье.
– Его выписывают? – спросила она.
– Нет, сказали, что все довольно плачевно.
Она впервые в жизни смотрела на него так пристально и долго.
– Ты наркоман, что ли? – спросила довольно резко.
В ответ он заржал. Затем откашлялся и, с трудом пряча улыбку, извинился.
Но потом снова оскалился на весь рот:
– А тебе какое дело?
Она будто видела его впервые. И не ясно, кто он и откуда взялся.
Ему захотелось взять ее за это тонкое театральное плечико – и швырнуть лицом о стену, чтобы оно расползлось сырым безликим пятном.
Он почувствовал, как рука уже потянулась к ней, когда подошел врач и сказал, что, к сожалению, они ничем не смогли помочь.
И тогда Алекс схватился за лицо, зажав себе рот, потому что никак не мог остановить раздирающий хохот.
На него смотрели две немигающие пары глаз, а он продолжал давиться смехом, пока на глазах не выступили слезы.
– У вас шок, – заключил, наконец, доктор. И обратился к матери: – Я попрошу принести для вас успокоительное.

На похоронах, как и следовало ожидать, мать была в этой проклятой черной вуали сеточкой – вся как из кино! Снисходительно кивая на сочувственные речи, меж тем ни разу не потянулась утереть слезу, сжимая платочек в ладошке, как билетик на спектакль...
Он смотрел и думал, как скоро она сама ляжет к отцу? Всем своим видом она демонстрировала, что никогда.
До него внезапно дошло, что ведь у родителей было какое-то имущество, и все теперь достанется ей, в полное распоряжение. Он увидел ее вполне безбедную старость в окружении молодых альфонсов.
И внезапно ему захотелось отобрать у нее все. Оставить ни с чем – голую, нищую, одинокую. Ему не нужна была треклятая квартира, он захотел увидеть страдания на этом вечно блаженном и самодовольном лице. Видеть, как проявятся морщины, с которыми она так усердно боролась. Видеть слезы, – настоящие, полные горя и безысходности слезы!
Он нанял такого юриста, который мог пролезть в замочную скважину, не только в лазейку в документах. Он бился с матерью почти год, это была настоящая тягомотина, но она доставляла ему истинное наслаждение.
Кто, скажи, дорогая, возьмет тебя такую на сожительство? Как ты будешь ими перебирать теперь?
Дело было сделано. Он оставил право собственности на бабке, а мать вытурил на улицу… да-да – посреди зимы!
Странно, она не сильно то и сопротивлялась, хотя пыталась конечно что-то сделать. Но когда стало ясно, с каким рвением он добивается своего, словно даже отступила.
Бабушка только раз спросила его:
– Ты понимаешь, что это твоя мать?
– Полностью, – ответил он бодро.
Вопросов больше не было. Он не замечал, чтобы бабушка с особым теплом относилась к невестке, хотя ни разу не застукал их за ссорой или чем-то подобным.
Но мать внезапно объявила, что выходит замуж. Нашелся какой-то старый ее воздыхатель. Подумать только! Не заоблачный богач, конечно, но с имуществом и все такое, и который вполне мог обеспечить ее уходом и даже поездками на солнечные пляжи раз в год.
Что ж, такая порода, похоже, нигде не сгинет!

– Ты совсем с катушек слетел? – взбеленился однажды его старый приятель. – Ты что творишь? Это твоя мать!
– Твоя мать, – напевно повторил Алекс. – Ты тоже спал с ней? Если нет, поторопись, время берет свое…
– Ты сам не свой в последнее время. Тебе нужно к врачу! Проверь голову!
Но с головой у него все было прекрасно, лучше, чем когда-либо.
Он перестал ломиться от бессилия, впрягался в любые проекты. Алекс сам гнал в упряжке и другим не давал спуску. Какие же вокруг слабаки! Они что не понимают, добиться успеха можно лишь непрерывно работая. Без сна, без этого вот «поехать отдохнуть» или «отлежаться бы». Черта с два!
Он приходил в ярость, если слышал подобное.
Его вообще все вокруг стали раздражать.
Они завидуют ему, просто давятся своей завистью. Ничтожества!
Однажды он выместил это раздражение на одной пьяной девице в каком-то дешевом отеле, гундевшей, чтобы он снял свой дурацкий браслет, что якобы он ее поцарапал. И тогда Алекс просто вмазал ей со всей дури. А потом еще раз. Она откинулась на кровать, но ему так понравилось, что он поднял ее и ударил снова. Из носа девчонки прилично брызнуло, она завывала, пытаясь двинуть его ногой, но он ухватил ее за щиколотку – и запустил через комнату. Она загремела под стол, как брошенный чемодан или какая-нибудь бездушная вещь – и заткнулась. Он почувствовал ни с чем не сравнимое облегчение. И пока она приходила в себя, он громко хохотал и плясал по комнате, включив на телефоне «Personal Jesus» Depeche Mode…
А потом до него вдруг дошло, что он сделал. Дня через три. Он заплатил девчонке, чтобы она подлечилась, и желательно помалкивала. А затем прямиком отправился к колдунье, продавшей ему браслет.
– Что со мной происходит? – спросил он, приехав к ней на квартиру. – Я побил девку, которую снял в баре. Я вообще никого никогда не бил! Это что, скифская сила такая? Кто они вообще были? Я забрал все имущество у матери, я оставил бабку доживать в одиночестве, я радовался, узнав, что отец сыграл в ящик. Что тут? – тряс он запястьем перед ее лицом.
Она смотрела на него с безразличием. Алексу показалось, что это манекен, настолько пустое и неприятное существо стояло перед ним. Такое худое, словно под одеждой один скелет. Форменное страшилище – с головы до пят в татухах, даже на лице кресты и символы, грязные дрэды спускались чуть не до земли, как паучьи лапы. Он содрогнулся в отвращении.
Вся ее квартира была похожа на склеп. Почему он не замечал этого раньше, когда приезжал к ней за всеми этими гнусными вещичками – артефактами. Все тут ненормально. Даже запах вызывал тошноту. Нужно тащить сюда ментов, он не удивится, если в квартире обнаружатся трупы.
– Это самый обычный браслет, побрякушка, – двигало ртом чучело. – Он не обладает никакой силой
– Что-что? – спросил Алекс, заикаясь.
– Мы такие продаем сотнями.
– Ты врешь!
– Он такой же скифский, как я – ведьма в восьмом поколении.
– Ты просто нагло врешь, – повторял он, чувствуя, как от ярости начинает слепнуть. – Я заплатил тебе кучу бабла за него!
– Ну, иначе бы он не работал, – все так же равнодушно отвечала выковырянная из преисподней человекоподобная мразь. – Сила самовнушения.
В тот же миг он бросился на нее, потеряв всякое обладание, но здоровенная лапа ее жирного охранника вынырнула из воздуха, схватила Алекса за волосы и потащила к выходу.
– Я сделал аукцион для вас, вы продали кучу таких вещей!
– А, да, спасибо, – отозвалась ведьма, словно только что вспомнила об этом. – Ты хорошо поработал…
– Я сюда еще вернуть, наркоша проклятая!
– Малый, браслет!
«Малый», который едва ли помещался в коридоре квартиры, вывернул ему запястье, почти разломив его пополам. Алекс взвыл от боли и тут же полетел о стену лестничной площадки, оглохнув и онемев от сбившей с ног тупой мглы. Он сполз по стене, чувствуя, будто погружается под воду.
Затем, когда боль немного рассеялась и перед глазами появились мутные очертания подъезда, он попытался подняться, но ноги его разъехались. А когда дошло, что браслета нет на его руке, он просто заревел.
Алекс кинулся на дверь, из которой его только что вышвырнули, колошматя в кровь костяшки о железную поверхность.
– Отдай браслет! Я заплатил за него, тварь! Ты не представляешь, что я устрою тебе!
На площадке показалась какая-то пожилая дама, испуганно замерла на пролете лестницы, и попыталась обойти его как можно дальше.
Он потянул к ней руки, горлопаня и взывая, как античный герой:
– Помогите! Умоляю, помогите! Вызовите милицию! Здесь живет преступница! Они обокрали меня! Смотрите, что они со мной сделали!
Дверь, по которой он так усердно бил, наконец распахнулась. Свет в проеме загородила мощная фигура и произвела нелепое движение ногой, от которого меж тем все вспыхнуло перед глазами Алекса, окрасилось в багрянец и затем потухло.
Очнулся он от дикого холода.
Очнулся и понял, что не может пошевелиться.
Глаза с трудом раскрылись, и когда из легких вырвался спазм и он попробовал кашлянуть, ощутил во рту холодную густую жижу. Она заскрипела на зубах, меж тем лишив его привычного ощущения зубов. Он даже не смог ее выплюнуть, продолжая слабо шевелить губами. Его рот был заполнен кровью и землей… он не смог поднять голову, не смог почувствовать свое тело, и только страшный озноб, неудержимая лихорадка являлась единственным реальным ощущением.
По доносившемуся через расквашенный нос запаху, по шуршавших вокруг него крысах, он понял, что находится посреди свалки, в куче мусора. Было не ясно, как он там очутился, но потом Алекс вспомнил про браслет, увидел какие-то обрывочные изображения, мелькающие как кадры клипа, слишком темные, слишком быстрые, чтобы разобрать что-либо… Он только помнил вспышки боли, что-то тяжелое опускалось снова и снова, швыряя его в туман, и боль то приводила его в чувства, то снова оглушала, пока все не скрылось в темном туннеле… И внезапно он затрясся еще сильнее.
Похоже его пытались убить. Очевидно решили, что убили и поэтому выбросили.
Выбросили его труп.
В темноте он ничего не видел, только размазанные мутные очертание ночного неба и зловонной свалки. Голова откинулась на что-то скользкое, он не понимал, как выйти из этого состояния, как подняться, как преодолеть все это.
Браслет… Был бы с ним его браслет…
Очертания стали еще более размытыми, распухшие веки жгли огнем, наполняясь слезами... теперь он не просто дрожал, а трясся в агонии.
– Я не знаю, – проскулил он, услышав только хлюпающий звук, – не знаю, кто вы, скифы… но мы теперь связаны… Вы не можете меня бросить… Верните мне эту силу… верните…
Снова и снова шевелил он губами, размалывая противную кашу во рту, давясь и откашливаясь, кусая язык от судорожных спазмов... Алекс не знал, что он делает, но он чувствовал эту связь – связь со своим браслетом! Он ничего не придумал. Иначе бы его не пытались убить.
И больше не задумываясь ни над чем он принялся умолять:
– Призываю... призываю вас… скифы… или кто вы…
Он думал только про энергию браслета, о могуществе и силе.
– Призываю, призываю...
Резкий спазм заставил его снова изрыгнуть порцию приторной жижи и холод превратился в опаляющий жар. Горело все вокруг в ореоле тупой боли. Расплывающиеся тени окончательно затуманили взор и он закрыл глаза, продолжая изо всех сил призывать на помощь мысленно.
Сквозь лихорадку послышался странный звук, похожий на хлопок… нет, на громкий шорох крыльев! Как будто гигантская птица приземлилась рядом – и быстро сложила крылья. 
Его обдало потоком воздуха, он ощутил это остатками своего пылающего сознания…
Пусть он даже бредил, но с ним кто-то был… кто-то приблизился к нему… кто-то, кого он звал.
Неважно было, смог ли он в действительности приоткрыть глаза, или наблюдал видение, но над ним действительно склонилась огромная красная птица. Ему показалось, он увидел ее лицо, белеющее сквозь мрак, и немигающие глаза, горящие ярким оранжевым огнем…
Ему показалось, что это дракон…
И послышался шепот:
– Хочешь сделку?






"Истоки". Часть 2. Глава 6: [url=http://www.proza.ru/2020/01/25/1162]