Они построили подземный госпиталь в лесу

    ЛЕСНАЯ БРИГАДА
    На снимке: сёстры Таня и Клава СОКОЛКОВЫ;
    Ольга МОРОЗОВА; Клава ГОЛИКОВА; Саша КОРЧАГИНА;
    есть здесь и Сима ЗВЕРЛОВА.

    Медицинские сёстры на заготовке леса для
    строительства подземного медицинского
    городка.
       март (апрель) 1943 года. Пыжовский лес.

                БРЁВНА НА ДЕВИЧЬИХ ПЛЕЧАХ
   
   На этой фотографии медицинские сёстры фронтового госпиталя - СЭГа № 290 Западного, а затем - 3-го Белорусского фронтов волокут бревно на лесопилку. Однако им приходилось и носить их на плечах.
   По признанию позже некоторых тех, кто служил все годы войны в этом госпитале и участвовал в строительстве подземного городка, вмятины на их плечах держались долго.

   Почти во всех воспоминаниях ветеранов СЭГа есть рассказ о том, как в марте 1943 года госпиталь с имуществом и персоналом высадился большим десантом в Пыжовском лесу, и как его прятали под землю.
   На Западном фронте в марте-апреле было некоторое затишье. Но предстояли тяжёлые бои с фашистами. Город Вязьму и её окрестности вражеская авиация бомбила непрерывно.
   Поэтому Санитарным управлением Западного фронта было рекомендовано штабу СЭГа 290 "зарыться под землю" - чтобы избежать потерь раненых и персонала.
   
   Наиболее подробно о том строительстве рассказала в своей книге "Полевая почта 43177Д" (Минск. Право и экономика.2011 г.) Эсфирь Соломоновна ГУРЕВИЧ; после войны она - доктор филологических наук, писатель; с литературным даром. Её воспоминания есть также здесь, на Прозе.ру.
   Глава в её книге называется:   
         
                «ПЫЖГРАД» В ОТСВЕТЕ БОЯРКИ"

   Пыжовка – так называлось место под Вязьмой, куда наш госпиталь прибыл из Москвы, минуя некоторые небольшие пункты передислокации. Судьба снова вернула меня в горько памятную мне, охваченную огнём Вязьму, откуда я вывозила в 1941 году парализованную маму.
  СЭГ № 290 тоже возвращался в город во второй раз с не остывшей ещё памятью о станции Новоторжской, где его сильно бомбили, и откуда он в хаосе спешного отступления с трудом пробился в Москву.

   На этот раз персонал СЭГа разместился в 12-ти километрах от станции г. Вязьмы, в Пыжовском лесу (3,5 км. от деревни Пыжовка). И это был один из самых трудных и, возможно, наиболее запечатлевшихся в памяти периодов госпитальной жизни, из-за своей необычности и «экзотичности».
   Персонал госпиталя оказался там в несвойственной ему новой роли – землекопов, лесорубов, пильщиков, кровельщиков, строителей…

   На заброшенных котлованах нам предстояло своими руками, при участии лишь небольшой группы санитаров и студентов, приданной в помощь, построить подземный госпиталь: землянки для раненых, операционные, перевязочные и все многочисленные подсобные помещения с техническим оснащением, необходимые для нормального его функционирования.
   Был ещё один важный объект строительства, который хотелось бы особо выделить, - железнодорожная ветка для подвоза поступающих раненых от станции к госпиталю и в обратном направлении – при их эвакуации санитарными поездами.

    Весь персонал – врачи, медицинские сёстры, санитарки, хозяйственные работники, вооружённые топорами и пилами, валили деревья в ещё не проснувшемся от зимней спячки Пыжовском лесу (это было ранней весной 1943г.), тащили их на своих плечах до строительной площадки на обработку – очищали от сучьев, обжигали комли (комель – прилегающая к корню часть дерева – Л.П-Б.), распиливали на доски (была налажена своя лесопилка), корчевали пни, рыли ещё мёрзлую, не оттаявшую, землю.
   Помню, как поначалу было тяжело в предрассветной мгле подниматься с нар в настывшей холодом брезентовой палатке, отапливаемой перед сном железной печкой. Было зябко, сыро, серо.
   Наскоро ополаскивали лицо и руки заледеневшей водой, закручивали портянки, натягивали набрякшие сыростью, отяжелевшие кирзовые сапоги – и в лес, заиндевевший, безмолвный (без птиц), застывший в своей зимней ещё красоте…

   В моей памяти о Пыжовке самым физически трудным остался момент, когда нужно было взвалить дерево на свои плечи и нести на строительную площадку, где, в зависимости от предназначения, обработка дерева продолжалась.
  С шутками и под команду старшей: «Раз, два, три!» под дерево выстраивалось по несколько девчат с одного и другого конца.
  Тяжесть самого подъёма я будто ощущаю и сегодня, потому что моих девичьих сил было мало для этой работы.

   Новым и необычным для меня делом было гудронирование крыш. Сначала их покрывали дранкой (от неё отдавало запахом свежей стружки), забивая маленькими гвоздиками, потом гудронировали, то есть заливали чёрной маслянистой жидкостью – гудроном. Его варили в чанах на кострах и вёдрами подавали наверх.
   Дополнительно гудрон покрывали ещё дерном, чтобы обезопаситься, так как застывший гудрон отливал на солнце, и своим блеском мог привлечь вражеских бомбардировщиков.
   У меня не было узкой «специализации» в этом рабочем процессе; мне довелось испытать её вкус как на крыше, так и внизу, у чёрных кипящих чанов.

   В совокупности, чрезмерные физические нагрузки оказались небезобидными для меня: я заболела тяжёлой формой желтухи (гепатитом), которую врачи напрямую связали с перегрузкой. Меня положили в терапевтическое отделение.
   Однажды, когда я в положении больного прогуливалась в больничном халате по госпитальному двору (это было летом), на меня, пожелтевшую и осунувшуюся, наткнулся начальник госпиталя (военврач Вильям Ефимович Гиллер - Л. П.-Б.). Видимо, впечатлённый моим жалким видом, он распорядился выдать мне бутылку портвейна, чтобы я могла каждодневно к обеду принимать лечебную порцию для стимулирования аппетита...
   
   Когда строительство землянок закончилось, началась внутренняя подготовка к приёму раненых: мылись свеже настеленные деревянные полы, пахнущие смолой, а также маленькие, словно рисованные оконца, на которые вешались занавесочки, сшитые из марли.
  Тумбочки празднично украшались букетиками полевых цветов (уменьшительные суффиксы здесь напрашиваются сами собой: без раненых лесные домики, боязливо выглядывающие из-под земли, и палаты в них выглядели ненастоящими, будто сказочными).
   
   Но всё это было уже потом. А поначалу – тяжёлый, без отдыха труд, иногда до изнеможения, для меня, во всяком случае. Вся напряжённая атмосфера строительства нашего подземного госпиталя с железнодорожной веткой – от него к станции – особенно в пору весенних дождей, весьма обильных на Смоленщине, с их пронизывающей сыростью в лесу, слякотью и грязью в котлованах, живо напоминала мне страницы ожесточённой стройки в Боярке из необычайно популярной в своё время книги Николая Островского «Как закалялась сталь»…

   Для строительства и в Боярке, и в Пыжовке никакой альтернативы не было: умри, но сделай к сроку, штурмуй! Правда, в Боярке, как я убедилась позже, перечитав роман, условия жизни были жёстче, чем наши, хотя сравнение здесь, разумеется, не совсем оправдано и носит весьма относительный характер: сказываются ведь как эффект художественной концентрации материала в романе, так и специфика исторического момента первых революционных лет.
   И, тем не менее, зная приверженность Н.Островского к жизненным реалиям, не могу удержаться от параллели, чтобы самой не утратить меру объективности, описывая трудности нашего строительства в Пыжовке.

   Вспомним, как питались в «Как закалялась сталь» строители: утром пили чай, «в обед ели убийственную в своём однообразии чечевицу, полтора фунта чёрного, как антрацит, хлеба. Это всё, что мог дать город».
   Нам, госпитальным строителям, получавшим воинский паёк, было грех жаловаться и стыдно признаться, не хватало хлеба - при дневной норме 800 г. Помню, утром съедалось почти всё, кусочек оставлялся к обеду, которого дожидались с трудом. Ужинали уже без хлебной прикуски, притом, что в обед нам зачастую давали гречневую кашу с американской тушёнкой – вкус, по тому времени, пронзительный!

   Манящий аромат тушёнки с полевой кухни, доносившийся до строительной площадки, предательски, раньше срока, будил наш здоровый аппетит. Не удивительно, что при той физической нагрузке, которую мы несли, да ещё на свежем воздухе, нашим молодым организмам нормированного военного пайка не хватало.

   Война создавала множество ситуаций, подобных описанным в романе Островского, когда приходилось действовать через «не могу», пересиливая непреодолимую, казалось, стену обстоятельств; она требовала невозможного, и как-то само собой, естественно, на пыжовскую реальность падал отсвет этой знаменитой в то время книги, на которой воспитывалось моё поколение.
---------------------------
  Мне очень хотелось опубликовать эту фотографию (есть и другие, похожие по сюжету), чтобы читатели увидели, как приходилось трудиться женщинам в годы Великой Отечественной войны.
  Я публикую к воспоминаниям ветеранов СЭГа 290 фотографии. Надеюсь, что в архиве Совета ветеранов госпиталя удастся найти фото, если не всех, то большинства тех, кто служил в госпитале и кого после войны нашёл Совет.

  Возможно, рассматривая групповые снимки (сортировочные, хирургические и другие отделения во главе с начальниками), кому-то покажется, что никаких трудностей, принимая в сутки тысячи фронтовиков - раненных, обожжённых, контуженных, больных; зимой - с обморожениями, персонал госпиталя не испытывал. На фотографиях у них чистая военная форма; у женщин причёсанные головки.

  Такие снимки делали по разрешению начальника госпиталя или его заместителя по политической части (комиссара, как чаще называли Г. Т. Савинова), а потому намеренно прихорашивались.
  Фотографии были нужны для истории. Все понимали, что война, рано или поздно, закончится; те, кто останется в живых, разъедутся в разные республики СССР. И что-то должно было остаться!

   P.S.
    Эта фотография была опубликована в газете «Пионерская правда» (22 декабря 1970 г.) вместе со статьёй «История Пыжовского леса. Говорит память».
   Вот как появилась та «История…»:

   «Отряд 8-го класса «А» 2-й средней школы города Вязьмы под руководством классного руководителя Тамары Никифоровны Авериной и старшей пионервожатой  Валерии Евгеньевны Гавриловой ведёт поиск врачей, медсестёр и санитарок сортировочного эвакогоспиталя – СЭГа-290.
   Пионеры разыскивают также солдат и офицеров Красной Армии, которым медики спасли во время Великой Отечественной войны жизнь в этом подземном госпитале.
   Сейчас к поиску присоединилась вся дружина. Шагая по маршруту «Моё Отечество – СССР», ребята считают свой путь через Пыжовский лес, что находится в 14 километрах от Вязьмы, частью Всесоюзного пионерского марша»

   Здесь также есть рассказы «красных следопытов» о встречах с ветеранами фронтового госпиталя – СЭГа 290.
   Одну из встреч вспоминала ученица Тамара Калистратова:

   «Однажды мы увидели в лесу ямы, наполненные водой. Из них торчали полусгнившие сваи. Узнали от старших, что это следы подземного госпиталя.
   Мы обратились по местному радио ко всем, кто работал в госпитале, с просьбой рассказать, что они знают. По цепочке узнавали адреса медиков, обращались в архив Советской Армии, писали бывшим раненым.
   Настал день, когда приехали в наш лес те, кто строил госпиталь, кто спас здесь десятки тысяч жизней.
   … Мы шли просекой. Котлованы от землянок заросли кустарником. Вдруг Нина Павловна  Михайловская*, председатель Совета ветеранов СЭГа 290, вскрикнула:
   - Смотрите, товарищи! Наше хирургическое отделение! И цветы наши, ирисы!
   Мы выкопали несколько корней, чтобы посадить у своей школы»

   *Нина Павловна Уварова (в замужестве – Михайловская) служила в этом госпитале; её воспоминания опубликованы здесь же, на Прозе.ру.
    Ветеранов госпиталя и учащихся 2-й средней школы г. Вязьмы связывала крепкая дружба многие годы. Они встречались в Москве и в Вязьме. Эти многолюдные, яркие и торжественные встречи есть на фотографиях.

   Когда в школе было решено открыть музей, многие из персонала СЭГа передали туда свои фотографии военного и послевоенного времени; специально написанные воспоминания о Великой Отечественной войне и службе в госпитале, однополчанах; различные вещи, которыми они пользовались во время войны.

   А когда ветераны по состоянию здоровья уже не могли ездить в Вязьму и в Пыжовский лес, дружба со школьниками не прервалась; шла интенсивная переписка.
   Но время неумолимо. Дети выросли, а последний председатель Совета ветеранов СЭГа 290, капитан медицинской службы Анна Павловна Медведева, долгие годы поддерживающая связь со школой г. Вязьмы, умерла 5 мая 2019 года.
   Музей в той школе жив. Правда, я очень огорчилась, когда узнала, что, если можно так сказать, из кабинетов его выселили и теперь он располагается в коридорах. Сохранились ли все его экспонаты, в том числе и всё, что было передано ветеранами СЭГа 290, не знаю.
   Надеюсь, что сохранились.