Р. 1. Звезда пленительного счастья

Это случилось в те стародавние времена, которые канули в реку забвения, потому что в них не было ни сотовых телефонов, ни интернетов, ни персональных ноутбуков, ни цифровых фотоаппаратов и айфонов, выдающих в сутки по сотне фотографий – в девяностые годы прошлого столетия. Тогда с обратной стороны огромного государства, ставшего в последние годы существенно меньше, но всё равно остававшегося огромным и очень неравномерно освещённым – с самой дальней стороны одним из наименее освещённых и связанных с центральной Левой Частью линиями транспортных коммуникаций клочком суши вытянулся остров Сахалин.
В тот Новый Год на Сахалине выпал снег по самый пояс. В небольшом посёлке Леонидово замело просёлочную грязь и разорённую собаками и бродягами свалку – поверх всех этих несуразиц суши, так и эдак выгибаясь и взбучиваясь, но почти полностью скрыв под собой форму рельефа, лежал добротный слой снега, равномерно белый везде, и на клумбах и на свалке – только прямыми бескомпромиссными полосками были в нём вырезаны и затоптаны входы в пятиэтажку.
В пятиэтажке праздновали православное Рождество. На плите доваривалась картошка, на столе обветривались красная икра с солёными огурцами, половина стола была занята овощно-очисточным раскордашем, вторая половина – Манюней и тарелкой манной каши. Манюня сидела за столом с ложкой, не шевелясь, и с неприязнью смотрела на икру. Рита с бордовыми до запястий руками, в туфлях и розовом фартуке поверх короткого платья, спешно дочищала свёклу и одновременно тыкала ножом картошку – сварилась наконец?.. Картошка бухтела в ответ и плевалась на плиту. Павлик стоял у противоположного стола, максимально далеко – в полутора метрах от Риты, и неспешно, обстоятельно резал хлеб. Из комнаты доносилось завывание стоящего в углу Серёжи.
- Ешь кашу, а то скоро гости придут! – скомандовала Рита Манюне, и та, вздрогнув, оторвала взгляд от икры и погрузила его в манную кашу. – Ты шампанское достал? А у нас оно вообще осталось?..
- Как это? Я же вчера две бутылки купил на твою карточку!
- Хорошо! Вторую пока не доставай, Кутегины должны прийти с «роялем». У нас же ещё есть вишнёвый сироп? Вот и замечательно, ликёр сделаем… А где водка?
- В морозилке.
- Я переложу в холодильник, замораживаться уже начала. Выведи, пожалуйста, Серёню из угла, праздник уже всё-таки… Пусть маршем топает кашу есть. Манюня, а ну-ка подыши над картошкой, пока я её не слила, ты у нас сопливая ходишь. Васька, брысь отсюда... Ты бутерброды сделал? Как не сделал?.. А когда я оливье буду делать, я ещё не причёсанная?.. Сделаешь? Ладно, делай, я пойду наконец волосы уложу, а то сейчас гости придут… Ой! Ну всё, гости пришли.
В дверь звонили. Флегматичная Манюня и пасмурный Серёжа молча лопали манную кашу. Серёжа особенно быстро – ему необходимо было как можно скорее дезертировать с кухни и восстановить утраченную в углу форму для подвигов. Всё-таки гости – как с зарёванной физиономией впечатление производить? И потом будет не поесть – начнётся взрослое пиршество с этой странной, никому не понятной едой – какими-то салатами, отварной картошкой, крабовым мясом. Пока Рита открывала, Павлик молниеносными, почти неуловимыми движениями дошинковывал варёную морковку и домазывал икрой последний бутерброд. Он успел как раз вовремя, чтобы перехватить гостей посередине короткого коридора и увести их в зал ставить стол. Звонили опять. Рита бегала в тесном пространстве между столами, раздавая последние скупые инструкции детям, Павлик скакал по коридору, дёргая дверь туда-сюда, и Рита по следовавшему за этим «О-о-о-о!..» навскидку определяла, надо ли срочно выдёргиваться из столов, чтобы поздороваться, или они с этими людьми недавно виделись.
Манюня с Серёней допивали чай. Время на подготовку стола закончилось. На кухню влетела Баба-Яга и, не говоря ни слова, навесила на Риту какой-то рваный мешок и зелёную мишуру.
- Здрасьте приехали, - сказала Рита.
- Одевайся! Калядовать пойдём. Ты будешь кикимора болотная.
- Ну уж нет! Кикимора болотная – она должна быть зелёная, а это какая-то тряпка серая. Дай я хоть сверху зелёный шарфик повяжу…
- И шляпу надень! – крикнула вдогонку Баба-Яга.
Манюня проводила взглядом маму-кикимору и стала допивать чай. Серёжа чай допивать не стал, а немедленно всё бросил, выполз из-за стола и поторопился в коридор, где стояли взрослые. Папы уже не было, вместо папы был Кощей Бессмертный. Среди гостей Павлик узнал Водяного, Русалку, Кота Базилио, Лису Алису и родителей Виталика Кутегина – они были в нормальной одежде. Серёжа внимательно оглядел маму в широкополой шляпе, перевязывавшую зелёным шарфиком на поясе рваный мешок, и уточнил, с трудом веря своим ушам:
- Мама, ты что – кикимола?
- А ты будешь лешим? – спросила Рита.
- Давайте быстрее одевайтесь и пойдём!
- Стоп! Сначала за стол. Всё готово уже, даже водка.
- Не, ну конечно, надо сначала за стол!..
Пока таскали тарелки, недоряженых донарядили. Кутегина-старшего нарядили Красной Шапочкой, намазали ему свёклой щёки и даже успели накрасить синими тенями глаза. На Серёжу навесили мохнатый половичок и два раза обмотали папиным ремнём, Манюню украсили мишурой и надели маску белочки. Включили магнитолу. Потаповы притащили с собой рождественского гуся. Красивого, с головой – его долго приходилось прятать от Манюни, чтобы не расстроилась. Как только гусь закончился, все пустились танцевать. Манюня с Серёней и Виталиком Кутегиным навытяжку сидели рядом на диване – они не танцевали.  Водяной с Бабой Ягой отплясывали тверк. Кощей с Кикиморой из разных концов комнаты швырялись друг в друга мандаринами. Русалка на руках у Кота Базилио танцевала с ним медленный танец и пила разведённый сиропом спирт «рояль». Через несколько минут Водяной это увидел и отобрал Русалку, а Базилио с Лисой Алисой принялись тырить в мешок бутерброды с икрой. Серёня понял, что надо брать на себя инициативу, увлёк Манюню с Виталиком под стол, вывел со свободного краю и повёл показывать, как выслеживать кота, как будто он – вражеский корабль.
В самый разгар веселья раздался ещё один звонок в дверь, и на него отреагировала только Рита, да ещё чей-то бас крикнул: «А вот и Дед Мороз!» Из магнитолы голосило «Звенит январская вьюга», и Лиса Алиса на стуле исполняла танец Мерлин Монро. Весь шабаш был поглощён этим событием, когда в дверях комнаты появилась неулыбающаяся Рита и плечо и грудь в строгой военной форме.
- Сергеич! – сказал владелец плеча ровно с той громкостью, чтобы его было слышно за музыкой.
Кощей Бессмертный обернулся, а Лиса Алиса перестала танцевать.
- Сергеич, к командиру, - сказал военный.
- Зачем? – сказал Павлик, тоже перестав улыбаться.
- Полётное задание получать.
Павлик посмотрел на гостей так, будто к нему в дом попал сумасшедший.
- Оставайтесь, всё нормально. Я щас. – И стал пробираться к выходу мимо каменного лица Риты, на котором по-прежнему не было улыбки.
Военный в форме сочувственно посмотрел на ряженых, потом печально – на Павлика.
- Дмитрич, - заискивающе сказал ему Павлик.
- Переодевайся, - отрезал Дмитрич. – Я не виноват, самого только что вызвали.
- Когда улетаете? – спросила Рита.
- Через три часа, - ответил Дмитрич.
Рита посмотрела на Павлика полными немого укора глазами, покачала головой и молча ушла на кухню. Павлик на две секунды забежал в комнату, выдернул из шифоньера вешалку с лётным комбезом и курткой и закрылся в ванной. С Дмитричем вышла знакомиться Баба Яга. От неё он получил два мандарина, четыре конфеты и бутерброд с икрой. Красная Шапочка тоже вышел и скромно спросил, из какого звена. Через пять минут Павлик с гладко зачёсанными после Кощея волосами, в синей лётной форме капитана вертолётного полка, с кожаным портфелем и шлемофоном, наодеколоненный, стоял в прихожке и надевал зимнюю меховую куртку, а Рита засовывала ему в пакет свёртки с котлетами, помидорами и остатками оливье.
- Дмитрич! – крикнул из комнаты Водяной. – Может, по сто грамм?..
- Вот вернусь – и накатим, - с вожделением пообещал Дмитрич.
- Идите с папой попрощайтесь, папа в командировку улетает, - велела Рита выглянувшим в прихожку Манюне с Серёней.
- Пока, папа, - сказали Манюня с Серёней и убежали за удирающим котом.
Павлик их поймал, по одному подбросил, поцеловал и поставил на место. Потом взял Риту, тоже немного подбросил и поцеловал. Взял пакет, сумку со шлемофоном и портфель, развернулся и сказал поджидавшему у двери Дмитричу:
- А с тобой я целоваться не буду.
* * *
Калядовали до двух ночи. В четырёх домах накалядовали два пакета конфет и три пирожка, а в одном получили большую свежую камбалу. Калядовали так: звонили к друзьям и знакомым, на «кто там» начинали петь нестройным громогласным хором: «Каляда, каляда накануне Рождества», а когда открывали дверь, вваливались в квартиру и принимались плясать с хозяином. Потом выбегали супруга или супруг с охапкой конфет, и иногда, если хозяевам удавалось всех ряженых угадать, им выносили по сто грамм прямо в коридор. После этого шабаш уходил калядовать дальше.
Всю добычу свалили на кухне у Риты и Павлика. Мужчины ушли к Кутегиным допивать водку, а жёны быстренько проверили по домам, что дети спят глубоким сном, и вернулись к Рите. Шампанского уже не было – пили растворимый кофе из жестяных банок, слушали Челентано с виниловой пластинки, смотрели фотографии из последнего альбома. В нём была зависть – отдых летом на Чёрном море. В палатках.
- Ой, девочки, как на море хочется!.. Поехали в Поронайск?
- Поехали, там как раз минус двадцать сейчас.
- Ну и что! Зато море, пляж…
- А сколько до Чёрного моря на поезде?
- С неделю.
- А на самолёте?
- Часов десять. С пересадками и остановками на дозаправку…
- Ох, девочки… Надо выбраться на море, всем вместе. Вот наши в командировку улетят, а мы на море…
В сладостных мечтах кончился последний альбом. Рита схватила стопку нерассортированных, недавно напечатанных фотографий. «Недавно» длилось не меньше полугода, поэтому стопка была солидная. Стали смотреть её. Восхищались все вместе – Рита некоторые фотографии впервые видела и с трудом вспоминала, откуда они взялись. Там был и Поронайск – вода по колено, хитрый Павликов взгляд, зажмуренные глаза и широко раскрытый рот погружённой в воду Риты. Моментально вспомнилась ошпарившая ледяная вода и оглушительный визг. Фотографировал Саша, друг и сослуживец – как истинный герой, он ни на одно фото не попал, потому что никому не отдавал фотоаппарат. Серёня с умным видом – первый раз в детском садике. Манюня, перемазанная гудроном – нашла летом расплавленный лист на заднем дворе… А это ещё что?
Рита перевернула фотографию с гудроном и обнаружила аппетитную, в половину кадра фигуру медсестры. По обстановке и полуприкрытому простынёй мужчине на кровати было видно, что это военный госпиталь. Девочки присвистнули.
- Ничего себе, - протянула Нина-Баба Яга и стянула с головы побитый молью платок. – Это где твой такую докторшу раздобыл?.. Ещё как смотрит на него!
Чёрно-белая медсестра, склонившись над чёрно-белым мужчиной, который бесспорно был Павликом, и чуть-чуть не вывалив за борт всё своё роскошество, что-то делала с ним и при этом весьма томно ему улыбалась. Лицо Павлика было сложно рассмотреть – его наполовину скрывало плечо медсестры, а вторая половина вышла из фокуса, потому как фотокамера совершенно справедливо сфокусировалась на другой части тела, принадлежавшей медсестре.
- Обалдеть, - пробормотала Рита, машинально поправляя зелёный шарфик, и мигом пролистала следующие фотографии. Ничего подобного больше в стопке не было.
- Компромат, - постановила Наташа-Русалка.
- Вот они какие! На ВЛК они, значит, ездят. А там медсёстры, значит…
- А Павлик-то, Павлик! Примерный семьянин! Улыбка торжествующего Купидона…
- Кошмар, - расстроенно согласилась Рита.
- Девочки, а вы вообще заметили, что она ему перевязку делает? – спросила Настя Кутегина.
- Как перевязку? Какую перевязку? – Рита поднесла снимок к глазам и ещё раз внимательно его рассмотрела.
- Действительно, вон – бинты под одеялом…
- А вы – вам лишь бы на с… смотреть!
- Так ведь и он на них же смотрит!..
- Девочки, подождите, - строго сказала Рита, стараясь, невзирая на шампанское, звучать решительно. – Ни о какой перевязке Павлик мне не говорил. Значит, его ранило, а он мне не сказал?..
- А когда он ВЛК проходил?
- Прошлой весной. Вернулся из командировки и сразу в Хабаровск в госпиталь. Говорил, всё нормально, плановый стационар… Девочки, что же это такое? – вопросила Рита так громко, что в детской проснулась Манюня и стала напряжённо слушать. – Мы же с ним договаривались, когда он мне предложение делал, что он всё будет мне говорить! Никаких тайных ранений! Это как так можно – жене наврать и на перевязку в Хабаровск?
- Ну ты даёшь! Как же мужикам можно верить?..
- Но ведь он мне обещал! – сказала Рита чуть не плача. – Он обещал, что я всё буду знать, даже самое плохое. А сам… Первый же госпиталь…
- Я же тебе говорила, не выходи за него замуж – врёт!
- Все врут.
- Будет врать – будет один жить!..
- Правильно! Съедь от него к маме – будет знать, как тайно у молодых медсестёр перевязки делать.
- Да откуда ж я тут маму-то возьму? – отчаянно воскликнула Рита и уронила голову на руки. – И куда съехать? Остров со служебным жильём. Вокруг океан. До мамы пять часов на самолёте…
Повисло молчание, и в наступившем затишье было слышно, как в детской тревожно и тоскливо воет Манюня.
* * *
Прошли выходные, и Рите нужно было работать – редактировать статьи для местной газеты. Исходя из учёта личных обстоятельств, ей позволяли работать дома. Здесь почти все были такие – с личными обстоятельствами.
Смурного Серёжу с утра снарядили в детский садик. В квартире стало тише, но работать было сложно – Манюня всё время баловала. Она с утра была в дурном настроении, потому что мама ходила не слишком весёлая, и непрерывно выискивала, чем себя занять. За завтраком перевернула стакан с молоком и стала смотреть, как оно белоснежной красивой лужей растекается по столу. Рита припала к столу лицом и торопливо втягивала губами эту лужу, пока она не утекла на пол.
- Ну ты даёшь, - сказала она Маше. – Это был последний стакан. Где я тебе теперь молоко возьму? Где?..
Манюня сморщила лицо и приготовилась реветь.
- А ну, нельзя реветь!.. Вот, ешь свой бутерброд с повидлом.
Манюня успокоилась и принялась за своё любимое блюдо – военную галету, сдобренную повидлом из лётного пайка.
Пока Рита вытирала стол от молока, начались утренние новости. Пришлось бежать в комнату делать телевизор погромче. Манюня капризничала и болтала, мешала слушать. Не выдержав, Рита отругала её, приказала не вставать из-за стола, пока не допьёт чай, и ушла в комнату. Там показывали Москву. Рита слушала вполуха, раскладывая на столе рукописи статей и думая о том, что борщ опять, кажется, придётся варить из тушёнки. Осталось семь банок до конца месяца, это неплохо. Если зарплату не дадут, можно кое-как продержаться. Жалко только, что котлет не сделать – тогда на суп не хватит… А так ему и надо – нечего врать про плановые стационары. Она же не обморочная курица какая-нибудь, чтоб ей лапшу вешать…
- В районе посёлка Лазарев в Хабаровском крае вчера вечером потерпел крушение вертолёт Ми-8, - сообщил диктор из телевизора. – Лётчики попали в снежный заряд. По предварительному сообщению, ошибка пилотирования послужила возможной причиной…
Рита подскочила, как ужаленная, впилась в телевизор глазами и ушами. Ничего интересного там не показывали – общие кадры с разбитым вертолётом, несколько сухих слов – «по предварительным данным, один погибший и двое раненых, отправлены в Хабаровский госпиталь»… Вертолёт военный – такой же, как все Ми-восьмые. Ничего не сказали больше эти болваны – ни имён, ни из какой части. Закончили выпуск и запустили рекламу Нескафе-Голд.
Рита сделала телевизор потише, чтобы не тревожить лишний раз Манюню, и сидела минут пятнадцать на диване, вперив взгляд в стенку. Потом схватила программу – когда следующий выпуск новостей? Господи, аж через шесть часов! Да за это время же можно седой сделаться…
Манюня в кухне затихла – варила в духовке воду с сахаром в пластмассовых чашечках. Духовка была электрическая: газопроводов на острове не было. Манюня её, по счастью, включать не умела – не знала, какую вертушку поворачивать.
За окном шёл снег – мохнатый, пушистый снег, все окна разрисованы замысловатыми морозными узорами. По телевизору показывали рекламу йогуртов, которых отродясь никто не видел на Сахалине.
Рита встала, машинально пошла на кухню, вытащила из духовки посуду. Отвела Манюню в детскую и усадила за карандаши. Потом тихонько обулась и побежала к Насте Кутегиной на пятый этаж. У Насти Виталик тоже был в садике – Рита попросила её посидеть полчасика с Манюней. Торопливо оделась и убежала в часть.
На КПП её остановили, спросили, к кому. Рита объяснила. Её пропустили, и она, добежав до штаба, нашла по памяти кабинет командира эскадрильи. Комэски на месте не оказалось. В коридоре Рита увидела зама по лётной подготовке – окликнула его, догнала и встала спиной в ту сторону, куда он шёл.
- Степан Витальевич, скажите, где сейчас Павлик? Он когда вернётся?
Степан Витальевич посмотрел на неё задумчиво.
- Должен вроде завтра.
- А где он сейчас?
- Не могу сказать. Риточка, я только что из отпуска, тут чёрт-те-что творится. Сергей Маратович через полчаса придёт – уточни у него… - Рассеянный взгляд Степана Витальевича остановился на лице Риты, и он, изменив тон, твёрдым голосом сказал: - Давай, чтобы тебе тут время не тратить, иди домой, а через час зайдёшь к Степаненко – Сергей Маратович вам туда позвонит.
- Хорошо, - сказала Рита и побежала домой.
Настя рисовала с Манюней городок. Рита утащила её на кухню. Настя тоже видела новости и не торопилась уходить. Посидели, выпили кофе, погоревали, и Рита убежала в соседний подъезд к Саше Степаненко – жене Дмитрича. Та тоже была на нервах, но у неё, по крайней мере, был телефон. Рита пришла за пятнадцать минут до назначенного времени, но Саша сказала, что уже звонил дежурный из части – Сергей Маратович опять срочно куда-то ушёл и позвонит через два часа.
Рита вернулась домой, отпустила Настю. Села редактировать статьи – ничего не получалось, то и дело взгляд возвращался на часы посмотреть, сколько времени осталось до звонка Ахмедзинова. Тогда Рита замочила бельё и принялась варить борщ с тушёнкой. Всё равно оставалось ещё сорок минут. Манюня капризничала – уложила её спать. Время, которого никогда раньше не хватало, растягивалось, как резиновое. Тогда Рита села перешивать старую занавеску в покрывало и наволочки. Стрекотала швейная машинка, тикали часы, молчал телевизор. Где его, интересно, могло ранить, войны-то нет? Может, какая заварушка случилась, а ему рассказывать нельзя было? Мало ли что там может случиться… Только бы вернулся, только бы прилетел обратно! Двое раненых, один погибший… Надо ещё Серёне курточку подшить, всю подкладку разодрал… А Манюне штанишки перешить из старого Серёжиного комбинезона.
Машинка упрямилась, путала нитки, давала косую строчку, обрывала челночную нить. Двое раненых и один погибший… Манюня проснётся – надо будет её кормить вчерашним гороховым супом. Борщ остывал. Если Павлик вернётся, непременно сразу попросит борщ. Он из любой командировки сначала просил борщ, даже когда прилетал ночью… А ещё эта камбала, с ней что делать? Надо на всех, вместе же калядовали… Рита её сразу разделала и засунула в морозилку. Не до неё сейчас. Будь оно проклято, это калядование! До сих пор вся прихожка от него в мишуре… Рита вдруг в порыве ярости подхватила с пола обрывки мишуры и вышвырнула их с балкона в снег. Посмотрела на часы – без семи минут. Подорвалась, накинула дублёнку и побежала к Саше.
Четверть часа они сидели с Сашей на кухне и, успокаивая нервы, пили чай с окаменевшими баранками. Телефон молчал. Гадали – если экипаж вечером разбился и по телевизору уже даже об этом говорят, то в части-то наверняка всё знают. Почему до сих пор не сказали – забегались или не хотят раньше времени?..
Зазвонил телефон. Обе подпрыгнули – он громкий, пронзительный, безапелляционный. Рита смотрела на него с ужасом. Сердце сжалось – не захотелось ни покрывала с наволочками, ни моря никакого, ни камбалы. Ничего не надо, к чёрту! Саша трясущейся рукой сняла трубку. Послушала и повернула удивлённое лицо к Рите.
- Тебя.
Рита выхватила трубку. Там – треск, неразборчивый шелест.
- Алло? Алло!..
- Ирбис, привет! – сказали на том конце провода.
У Риты ослабели ноги, и она села.
- Павлик!.. Где вы?..
- У нас всё нормально, Ирбис! Через полчаса вылетаем домой.
«Убью!..» - подумала Рита и в ту же секунду выдохнула:
- Хорошо, милый!.. Я сварила борщ…
- Умница моя! Как ты? У вас всё хорошо?..
Рита пару секунд помолчала, потом выпалила:
- Почему ты раньше не позвонил?!.. Мы с Шуркой с ума посходили!
На том конце моментально сообщили с оправданием:
- Я только что до телефона добрался. Сергей Маратович позвонил, велел доложиться вам…
Рита молча дышала в трубку. Мог бы и раньше добраться!.. Но как хорошо, что добрался…
Саша выдернула у неё трубку и прокричала:
- Павел! Где Игнат?!
- У командира, - послышалось в трубке. – Шурка, мы вылетаем домой через полчаса…
Вертолёт прогремел под вечер. Прежде чем зайти на аэродром, они обычно закладывали круг над гарнизоном, чтобы жёны знали, что пора готовить обед. Серёню привели из садика, и он уже полтора часа промышлял по квартире – наводил бедлам там, где Рита четыре часа назад сделала уборку. Павлика вышла встречать Манюня и Рита. Поцеловала в щёчку, велела мыть руки и идти на кухню. В ванной на Павлика напал Серёня – ему тут же потребовалось рассказать, как они с Мишей сегодня прыгали с забора в садике и как это было не страшно, а чтоб папа внимательней слушал, Серёня повис у него на спине и вещал в самое ухо. Павлик притащил Серёню на кухню, там Рита его стянула вниз, усадила и строго велела спокойно кушать. Павлик под сопровождение двухголосого детского щебетания торопливо, негромко рассказывал Рите про разбившийся вертолёт – не из нашей части, из Спасска-Дальнего, ребята технику перегоняли в Корсаков и попали в заряд. Рита поставила перед Павликом тарелку и, вдруг вспомнив, извлекла из книжки фотографию.
- Скажи-ка мне, это что такое?
Павлик, остановив ложку с горячим борщом на полпути, удивлённо посмотрел на снимок.
- Где ты её взяла?
- У нас в пакете с фото.
Павлик схватил снимок и стал пристально его изучать. На его лице разливалась радостная ухмылка.
- Чего ты улыбаешься? – оскорбившись, деловито осведомилась Рита. – Объясни мне, как ты на перевязку попал?
- Это не я, - сказал Павлик и, не выдержав, загоготал.
- Что значит – не ты? – всё ещё обиженно сказала Рита.
- Это Коля Метленко из Новонежинского полка. Его в лесу медведь покалечил, когда они нарядом провиант добывали.
- А медсестра?
- Что медсестра? – переспросил Павлик и опять захохотал в голос. Дети, чутко следившие за разговором, тоже радостно захихикали. Рита отобрала у Павлика фотографию.
- Прекратите ржать и быстро ешьте борщ!.. Бегом, у меня через десять минут фильм любимый начинается, «Звезда пленительного счастья».
За тёмным окном в белых разводах падал снег. На столике перед диваном стояли бутерброды с подсохшей красной икрой, остатки оливье, вазочка с конфетами и два бокала.
- Давай не будем открывать последнюю бутылку шампанского, - предложила Рита. – Давай оставим её на Старый Новый Год.
Она налила в бокалы домашнего сока из банки.
- Давай представим, что это – шампанское. – Рита подняла бокал. – Я предлагаю тост.
- Какой?
- За море. Очень хочется на море.
Они чокнулись.
- Может, съездим в Поронайск на выходных? – мечтательно сказала Рита. – Давно с Синявскими не виделись.
- Давай съездим. Только не на следующих…
Серёжа с Манюней строили в детской шалаш для обороны от медведей. Медведей достали из киндер-сюрпризов, которых Павлик привёз в качестве рождественского подарка. Рите был вручён носок, имевший форму продолговатого цилиндра – в нём обнаружилась банка вкуснющего южнокорейского растворимого кофе и маленькая горькая шоколадка.
Рита гладила перед телевизором Павликову форму, отхлёбывая сок из бокала и любовно посматривая на шоколадку. Павлик разлёгся на диване и со странной улыбкой расставлял по альбому новые фотографии. Где-то сверху, через два этажа, плясали под Аббу, этажом ниже ругались, ещё этажом ниже по трубе просили ругаться потише, во дворе вопили старшеклассники, которых не могли загнать домой, а из телевизора пел Владимир Качан:

«Там, за чертой Уральских гор –
Всё, чем вы жили до сих пор;
Но вы смогли свой путь любовью озарить:
Рожать детей, хранить очаг,
Неслышно плакать по ночам,
И всё же бога за судьбу благодарить».

- Знаешь что, Ирбис, - сказал вдруг Павлик, закончив раскладывать фотографии. – В этом году нас переведут в другой полк.
Рита перестала гладить.
- Куда?
- В Кореновск, - сказал Павлик и пристально глянул на неё. – В Краснодарский край. Поближе к Чёрному морю…

(январь 2020 г.)