Мамоля

  Прозвища появляются по-разному. Конечно, самый тупой способ - фамилию укоротить, ну или внешнее отличие обозначить. В классе у Мамоли учился Ленька ЗЗ,золотой зуб. Приятельница бабушки - Сорока, за болтливость несусветную. Однажды Мамоля бабушку подвела. Та наказывала, смотри, кто приходит, этот - за деньгами, говори, дома нет, эта - и объяснялось, как отвечать этой при случае. Стучит в окно Сорока, Мамоля и крикни: Ба, тут Сорока пришла, ты как - дома?
    А ее прозвище брат придумал. Оля была очень довольна своим именем. Любое другое, считала она, можно произнести грубо, а это - никогда. Все эти Сашки, Гришки, Лариски звучали некрасиво, а Олька - очень даже приятно. И вдруг - Мамоля. Мямля - не мямля, "смомолил", так глагол вроде...
 Читать Оля научилась рано, в пять лет записали ее в библиотеку. Библиотекарша ей не нравилась, она была некрасивая и злая, книжки давала те, что сама хотела, брать, выбирать - боже упаси. И только одну давала, а потом пересказ спрашивала. Позже в жизни появилась другая, молодая, кудрявая - тогда все кудрявые по моде были, добрая. Она не мешала поиску книг, набирать давала много, более того, Оле разрешалось брать в руки еще не поставленные на учет книги, новые, маняще пахнущие типографской краской. О, это дивное ощущение от прикосновения к новой книге осталось у нее на всю жизнь.
  Читала в доме мама, наверное, она и научила Олю этому занятию. Бабушка, которую внуки звали бабулей, клеймила позором: Все книжечки(это им), да газетки (это отцу)почитывать!
  Писать, наверное, она стала тоже в лет пять. Брат уже учился, разница между ними была в полтора года, поэтому Оля решила тоже завести тетрадку, которую надо было надписать. Самые дорогие слова - "мама" и имя свое она и написала. Брат прочитал написанное в одно слово. Как ни доказывала Оля, что есть, есть между словами пробел, ничего не помогало.
  Наплакавшись, обложку Оля оторвала, а прозвище осталось. Неважно, что это было домашнее прозвище и использовал его только брат. Это было обидно, потому что несправедливо. Потом -то Оля пожалела, что улику уничтожила, и теперь уж сама не сказала бы, что написала. Может, имя свое с маленькой буквы?
  Брат был назван в честь бабушкиного любимого. Об этом Мамоля постепенно догадалась ,и этот факт разделил их с братом. Брата бабуля явно выделяла. Мамолю бесила ее фраза: Саня пройдет, ножки не запачкает, а у тебя грязь до колен.
  Кто ей имя выбирал, она не помнила, но любимицей она была папиной. А мама любила обоих...Дети были светленькие, блондинистость Мамоля сохранила, хотя с волосами-паутинками мука была всегда. Однажды ее даже наголо обрили, надеялись, закурчавятся, заколосятся.
   В парикмахерских она раздражала мастеров, стричь ее не любили, и кроме того, она там нередко в обмороки брякалась от духоты и запаха Шипра.
Домашние звали Олю Лелькой. Что ей тоже не нравилось: нашли же способ испоганить имя, Лелька, это как Ленка и Светка, сравняли, получается, будь, как все.
   Мама называла ее ежом и лягушкой. Говорились эти прозвища в определенные моменты, когда Мамоля забиралась к маме в постель погреться. Мама спрашивала: Ёж, ты ползешь? Оля отвечала: Ползу,ползу. После этого мама укрывала ее и добавляла: Ольгушка-лягушка. Это было приятно.
  Было еще одно прозвище. Одна из бабушкиных сестер, бездетная "тетя Нюра", любила олину маму, да и саму Олю, называя ее "тонкая, звонкая, прозрачная". Бабушкой Мамоля ее никогда не называла, звала, как мама - тетей.  А бабушку -ругачей бабушкой, та знала и обижалась.
  Крестна, да, именно так произносили все слово крестная, тоже бездетная, нередко звала Олю "холера". Это тоже не обижало, потому что касалось состояния: болела Мамоля часто. В  те же лет пять ее положили в больницу и не разрешали ходить, почему-то на прогулку ее выносили на руках. Ничего у нее не болело, и историю эту она предпочла забыть, хотя яркие впечатления от больницы остались. Она крепилась, сдерживалась при маме, думая, что поплачет, когда в палату приведут, а там оказалось много детей, никакого уголка, чтоб поплакать, так и обошлось. Навсегда запомнился ей мальчик со странной головой-шаром и вращающимися глазами.
  Так-то Оля была вполне нормальным ребенком, болячки она в конце-концов "переросла", но уж кровушки родным попортила. Трижды она умудрялась запихнуть что-то в нос - то косточку вишневую, то чеснок. О том, как это у нее получалось, рассказать она не могла, просто - раз, и все. После третьего раза хирург пригрозил нос отрезать. Ну и все, что называется "как отрезало"...