Любовь волчицы повесть проза часть 8

                ЧАСТЬ  8.

В субботу всех отпустили на каникулы.  На дорогу Василий Алексеевич назидательно сказал радостным ученикам:
- Не бейте баклуши дома и в носу не ковыряйте,  а начинайте готовится к экзаменам. Решайте больше задач по математике – в начале июня будет  письменный экзамен, трудный. Чуть больше месяца остаётся…

Ребята шумно обещали руководителю учить билеты. За некоторыми девушками приехали отцы. Девчонки поселись на сани и говорливым караваном все поехали по сельской дороге…

Нечаянно Димка увидел, как его Настя села в сани к Ваське Дёмкину. И сестра Нинка прыгнула на пару с ней. Девушки улыбались Ваське, и тот щерился, залихватски кудрявя белый чуб из-под шапки, уже без звезды. Откуда он, этот Васька, взялся? Зачем он тут?

И тут до Димки дошло: « Это он в женихи метит, - думал он, - значит, устроился солдат работать в колхозе  скотником на ферме, вон, и мерин Пегач оттуда. На нём скотники развозят сено по кормушкам.  Значит, Васька  приехал за ней, невестой. Что ж, выходит, уже спелся он с батей Настенькиным, а, может быть, и с Настей шуры-муры крутит. Ну,  теперь жди беды… Чай, и охотиться вместе с отцом будут! И Настеньку охмурит опытный парень! Эх, зря вчера к Любке не подкатил…»

Заныло внутри парня, даже зажгло при таких мыслях. Вот она беда пришла!
«Теперь и волчицу убьют, и Настеньку мне не видать, как своих ушей, и мать узнает про капкан но, самое страшное, испугается, узнав, как я чуть было не замёрз. И, вообще – всё у меня плохо, безпросветно…» - панически думал о себе Димка.

 Одна математика – тут он король: хорошо решает задачи, какие бывают на международных олимпиадах. Сам до всего дошёл по книжкам. Живёт он в глухомани, в колхозной русской глубинке – никто и не знает о нём. Ну и не надо знать, так даже лучше – жизнь чистая и не истоптанная чужой волей. Только природная небесная воля, как у всего на земле русской. Вот, жаль, что Настенька замутила течение его весенней судьбы!

 Камень плохих раздумий давил сердце предчувствием чего-то противного и угрожающего!

Все девчёнки разъехались со своими родными. Мальчишки с лыжами на плечах собрались вместе, чтобы отправится по сельской дороге пешком. Ходили слухи, что река Мокша местами вскрылась.

Димка потрогал снег – мокрый и подумал: « В лесу в тени он не таким мокрым будет. Да натру лыжи мазью хорошенько - с собой баночку возьму. Чай доскрыпытаю*… Верёвки есть: не крючками, а ими привяжу лыжи к новым кирзовым сапогам. А где вода попадётся, там пешком её обойду, за то на лыжах в снег не влюхаешься*».
Ребята, мыльно шелестя, пошли по раскисшему снегу. От дороги круто саднило мазутом и соляркой, кислило лошадиным навозом. Скоро за Старым Селом Димка отделился от друзей, встал на лыжи и медленно пошел по полю к Голицинской горе, обходя чёрные проталины и лужи снежницы*.
Парню хотелось быть одному и прогнать тягомотные  мысли, кошками царапающие внутри. Как хорошо – он один! Здесь на воле в нём – только он и весь мир, который вокруг.

Солнце ломилось теплом с неба. Синева млела и радовалась, опускаясь золотистой пеленой на встрепенувшийся лес. Облака зализали кудрявые чубы и по-летнему алели над полем. Хоть было и тихо, но воздух все равно влажно и мягко лизал лицо и гордился в ноздрях духом земли – самым ценным, что есть на свете.
Димка заметил, что когда он смотрит на природу, которая вокруг него, то едкие кошки тоски из нутря разбегаются.
Он каким-то спинным нервом знал, вернее, чувствовал, что с неба на него глядит Кто-то и радуется. Парень, увлекшись красотой воображения, даже закричал: « Ого-го! Я знаю – Ты смотришь на меня! Мне хорошо с Тобой!»

Лёд на Мокше вспучило, у берегов в полыньях уже бушевала  вода. Лыжи снизили давление на лёд, и Димка легко перебрался на другую сторону. В гору и по лощинке он, чавкая каблуками сапог, шёл пешком по прошлогодней траве. И только в лесу встал снова на лыжи. Просека была ещё в снегу и гнулась сырыми сугробами. Плотный след  сохранился – поднялся над остальным снегом, как рельсовая дорога. Но идти было возможно, и парень, не подмазывая маслом лыжи, шагал по солнечной просеке, жмурясь  и чихая от яркости.

В овраге, замирая, он подъехал  к роднику. Димка, попив воды из родника горстью, прошел к лощине. В ярке была снежница. На склоне лощины сухой плешиной рыжела проталина. Он снял лыжи и сел на траву, подстелив деревяшки. Огляделся.
Овраг пестрел, как пегая корова, лаптами* проталин, а на снегу ещё виднелись круглые, как грузди, старые следы волчицы и лыжные крестушки* на тинистых взлобках. Снег у ног ольшинки растаял, и она стояла в чистой воде. Посмотрел вдаль, где пряталась нора в чаще леса. Ничего и никого там не увидал. Сильно-то и не разглядишься – солнечный свет залил овраг, даже комли деревьев тонули в лучезарной воздушной дымке. От синевы и солнечного света текли слёзы. Весна….

Димка вспомнил, и ясно увидел, словно в кино, события  его несчастной любви, радость поцелуя, и  злополучную встречу с волчицей – это из-за неё, как ему казалось, пришли все беды. И он вздохнул.

 Ему сильно не хотелось идти на Иву. Там, как всегда, надо будет говорить и поступать так, чтобы быть понятным друзьям и всем людям, чтобы  быть угодным и похожим на них, а то не поймут и станут судить о парне по своим понятиям...

 А здесь никого нет! Здесь воля! Здесь глубоко чувствуется Он, который смотрит на него с неба… Парень даже задрал лицо вверх и, прищурив глаза, упорно глядел в светлую синеву. ОН - Димкин Друг - неотлучно жил в нем и волновал сердце.  Так никто из друзей не думал и Димка таил ото всех своё открытие - знал, что ребята поднимут его как чудака на смех, скажи он им о своих переживаниях.

Вдруг его отчаяние нарушило странное прикосновение  к руке: кто-то тепло и влажно тронул руку, а потом уткнулся, как малое дитя в подол матери, к нему в колени. Он рассеянно оторвался от мыслей, взглянул вниз и остолбенел: прижав уши, в него мордой уткнулась она – серая с коричневатым отливом волчица.  Он даже коленом чувствовал на её лбу продольный по всему черепу бугорок – признак ума у собак ( так в детстве ребятишки выбирали себе собачку по бугорку на черепе - чем круче выделялся бугорок,тем умнее считалось собачка). По детскому поверью выходило, что у волчицы - умище! Так глубок и рельефен бугорок под кожей на черепе! Какая-то радость и боль до слёз тронула сердце: он, со своими бедами и тоской, вдруг оказался нужным ещё кому-то, кроме мамы, и его любят… Любят просто так, любят за так, за простое сердце, которое бьётся совсем рядом с мордой хищницы… Он поднял глаза, чтобы проглянуть и продохнуть от крутой псины, исходящей от волчицы. Над ним так же раскрылилась тёмно-зелёными лапами сосна. А там на ней…

 Жаль, что он своими человеческими глазами  не замечал, как на видном месте на лохматой сосновой ветке сидят два Ангела – те самые, что в начале месяца летели над лесом и пронзили его с Настей стрелой небесной Любви.
Один Ангел – хранитель Настиной души, другой – хранитель Димкиной. Они всё видели. И, конечно всё знали, потому что в их мире нет времени, и всё события существует сразу: там можно посмотреть и на конец события и на начало, исправить начало события и дать иной, порой хороший, конец. Главное, чтобы был доволен и рад Демиург, по нашему Творец или Отче  Наш.
Говорил Димкин Ангел, никто не слышал его слов, кроме природы, от чего берёзы ликовали и под корой пенились соком:
- Брате,  почто ты у тобой хранимой допустил такую нелепу:*  тёмные силы распалили в ней жадность и страсть к наряде. Видишь, как она напирает: вынь и положи ей шубу за счет смерти вон той невинной неразумной божией твари. Инда слушать парня девица никак не хочет! Ну как помочь Диме?

Просто...  Надо-то совсем немного: тебе святой метёлкой обмести её душу – как мусор, прочь в небытие вытряхнуть из девицы черные ласки гордыни, загнивающую алчбой жадность, сахар себялюбия, своеволие… Ну, чего я учу тебя, брате, сам знаешь людские слабости.

На это Настенькин Хранитель робко отвечал:
- Знаю, брате, знаю! Сам бы рад был именно так и сделать!

- Так что резину тянешь?

-Эх, святой Ангеле, а как же быть с волей выбора, которую дал Отец и нам и им, людским душам? Ну как же я обмету весь этот мусор без её волевых усилий и борьбы – нечестно. Отец будет ругать меня за это!  Может и в бездну за ослушание низвергнуть!
Нет! Пусть всё идёт своим ходом: Васька с отцом девицы удачно разорят логово, они купят ей шубу, через год  Васька женится на ней и дальше всё пойдёт так, как идёт у всех на Руси: работа, воровство, пьянство, пустые дети без родительского внимания, безбожие, пенсия, хворь, смерть  и обоим ад… А ты своему что уготовил? Разве можно иначе, не нарушив правило Отца – свободы выбора?

Димкин Ангел помолчал и тихо ответил:
- Брате, родной, ну, зачем им, детям вся эта куча грехов, зачем им ломать в своей судьбе дрова, а потом покаянием прийти в разум души и простоту сердца. А в конце концов приползти с толикой елея добрых дел к Отцу, самим прийти, без нашей прямой помощи действием.. Вот вижу, что ждёт Дмитрия: экзамены сдаст на тройки.
 Хоть и врут сильно в науках люди, но у них, чтобы жить светски, нужны хорошие отметки по их земным, пусть и не истинным, знаниям. С тройками он не поступит в институт, будет хамно работать на стройке. Потом уйдёт на два года в Армию, по простоте душевной влипнет в Армии в напасть, дадут ему штрафбат на шесть лет. Вернётся, Настенька будет уже мамой. Ты описал правильно её судьбу. И у Дмитрия судьба сложится не лучше.

- И что же делать, Ангеле, ведь жалко детей – цветов Божиих?

- Советую тебе завтра же духом войти в Димкины варежки, он их забыл в последнее свидание  там, у неё в дровянике оставил впопыхах. Варьги* в застрехе*. Она увидит и возьмёт варежки. А ты своим дыханием - метёлкой сделаешь то, что я тебе сказал: обметёшь душу девочки от наносного мусора. И не бойся, за деток невинных, Отче сильно не накажет. За то сохраним наши стрелы небесной любви до вечности, не опоганит их враг наш – бесе своим охальством! И не подчинит себе души насильством смертного их телесе… Чай, они оба пока чистые.... Друг друга, я вижу, такими же они сохранят до конца земной привременней жизни. А там и мы достойно встретим их с тобой... и отведём куда надо...
Действуй, брате! Вот смотри: сейчас я войду в волчицу и посмотрю на Дмитрия, а он увидит меня.
 Помни: да, не казит* им судьбы нечистый…

И с этими словами Ангел хранитель вошёл в волчицу, стоявшую у колен парня. Она взвизгнула и подняла морду. Она уставилась теми же круглыми жёлтыми глазами в глаза Дмитрию. Смотрела упорно и глубоко. Димка увидел в глубине зрачков за голубоватым налётом другой взгляд. Казалось, что смотрел кто-то другой, отчего сердце сжалось радостно и чисто, как в детстве рядом с мамой. Он ощутил в себе силу чьей-то защиты, вдохнул полноту счастья и воли. И самое главное, таким смелым, каким стал сейчас, он никогда себя не знал!
 
Он смотрел на волчицу и в нём откуда-то изнутри, будто из воздуха, только не из его сознания – он так никогда не думал и не знал таких слов - вдруг произнеслись мысли:
 « Какой взгляд! Нет, это не волчица смотрит, это смотрит  её многовековая природа, сам мир, породивший её, мир от земли до неба, мир от давным-давно через сегодня  и до вечности.
 И в глазах этих жёлтых Любовь! Она любит меня, и весь мир в волчице любит меня! Все мы братья! Этот  мир - мой и он во мне, и я люблю  его вместе волчицей!»
Почему-то Дмитрий вспомнил маму, как она по ночам молится у полички и просит милости у Бога. Он смотрел на волчицу и горячие слёзы сами текли из глаз. В наплыве откровения он крикнул  волчице, и та не испугалась странного голоса:
- Я знаю, я вижу сердцем: это не ты смотришь на меня, это Бог, это Всё  смотрит на меня! И Всё это во мне, как я - в Нём... И я люблю Бога!

  - И Отец Небесный любит тебя, - тихо добавил на ангельском языке Настин Ангел на сосне и улыбнулся по-детски просто и открыто, - нам осталось только молиться Отцу Нашему, чтобы Он показал вас, ягнятки глупенькие, Своей благости… -
Он улыбался вернувшемуся из волчицы брату и говорил на своём ангельском языке, звуки речи были похожи на тихое журчание родникового ключа:

         - Да, брате... Димину светлую душу мне  в честь и в славу одождить благодатью любви... всего-то - теплом земной человеческой любви... Тут, брате, и с метёлкой мудрить не надо - все вражии грязные ляпухи сами осыпятся с Настенькиной души от света добра, что вспыхнет в её душе... мне, просто, надо ту стрелу любви, которой я занозил девицу тогда у оврага, утвердить глубже и плотнее в сердце. Немедленно...
        - Свят, Свят, Свят,- запели дружелюбные братья-Ангелы и плавно, перекрестив Димку и весенний  лес, поднялись в солнечное марево, пахнущее чистотой и нежностью. 
Дима плакал и не стыдился своих слёз. Волчица слизывала с лица солёные слёзы. Успокоившись, Дмитрий посидел на бережине, умылся в роднике и продолжил путь домой. Не выходя на опушку, волчица отстала.
На душе было легко и весело, мама бы сказала: благодать небесная пролилась на парня. Он всей глубиной сердца чувствовал, что Настя не может его разлюбить за какую-то шубу… Перед всей природой будет не честно, она не такая, чтобы обидеть правду – весь мир.

Димка шагал по просеке. Берёзы прядями свесили фиолетовые с красноватым отливом косицы. Немолчно звенели синички. Снегири откровенно клевали оттаявшие вишнёвые ягодки калины, где-то щебетали дрозды. Все звенело и пело, все ждало и радовалось весне.

Солнце, большое, горячее, оно бронзовело над, искрящимся солнечной рябью ручейков и снежницы, полем. Скоро Димка пришёл домой.
Был рад маме и отцу. Много говорил с родителями о своих планах, в какой собрался  поступать в институт. Хлебал щи из печки с холодными блинами – любимая еда Димки.

Перед вечером пришла сестра Нинка. Она прошла к Димке в горницу. Рассказала, как доехали с Настей до Ивы. Она, оглянувшись, с укором прошептала, хотя в комнате никого, кроме их двоих, не было:
- Димка, ты скорее поговори со своей Настей. Знаешь, Васька, этот солдат подбивается к ней, кадрит  девку. И она хыхыкает на его дощатые словечки… Сегодня, я узнавала, клуб закрыт – Кинокрут на конференции и за частями* для кино уехал. Завтра уж приходи и объясняйся…

Димка буркнул что-то в ответ. Нинку позвала мать и передала ей банку тёплого молока – у тех корова ещё не отелилась.  Скоро сестра ушла.
Вновь вернулся какой-то раздрай внутри и печаль зашторила до утра весеннюю радость присутствия в себе природы.
      
             ПЕРЕХОД  К ЧАСТИ  9 http://www.proza.ru/2020/01/25/834