Роковая дуэль, или убийство Пушкина

Жена Александра Сергеевича Пушкина, Наталия Николаевна, упоённая своей красотой на всех придворных балах постоянно танцевала то с царём Николаем Павловичем, то с французом Жоржем Дантесом. Пушкин с презрением смотрел на эту комедию придворной жизни. Враги Пушкина, которых он открыто презирал, прекрасно видели, что Пушкин в тайне бесился, видя как царь, кружась в вальсе, весело болтает с его Натальей, и за ужином всегда садится рядом с ней. 

Настойчивые ухаживания Николая переходили всякую грань и становились неприличными. Все знали, что царь сластолюбец и если обратит внимание на даму, то для него не существовало запрета. Адьютант Николая шепнёт супругу прелестницы... и молва утверждала, что не было таких, которые отклонили бы высочайшую милость.               

4 ноября 1836 года Пушкин получил три анонимных письма следующего содержания:

"Великие кавалеры, командиры и рыцари светлейшего Ордена РОГОНОСЦЕВ, в полном собрании своём, под предводительством великого магистра Ордена, его превосходительства Д.Л. Нарышкина, единогласно выбрали Александра Пушкина Коад'Ютором великого магистра Ордена Рогоносцев и историографом Ордена".

                Непременный секретарь: граф Г. БОРХ

(Жена Нарышкина с 1804 года была любовницей царя Александра I, в 1806 году М. А. Нарышкина от царя родила дочь)    

Этими письмами неизвестный прямо намекал Пушкину, что его жена изменяет ему с царём Николаем I. Сколько раз он предупреждал Наталию Николаевну: "Не кокетничай с царём!" Голландский посланник барон Луи де – Геккерен, опытный интриган, как хищный паук, плёл паутину вокруг жены Пушкина, способствуя царским желаниям. Своему приёмному сыну Жоржу Дантесу барон Геккерен отвёл роль любовной ширмы для царя Николая.

Жорж Дантес приехал в Россию в 1833 году «для ловли счастья и чинов», в январе 1834 года он вступил на русскую службу и сразу был зачислен офицером в гвардию. По этому поводу Пушкин записал в своём дневнике: "Барон д,Антес и маркиз д,Пина приняты в гвардию сразу офицерами, гвардия ропщет".

Летом 1834 года в ресторации Дюме на Малой Морской Пушкин познакомился с Жоржем Дантесом, который был представлен Пушкину. А в конце 1834 года барон Геккерен ввёл своего приёмного сына Дантеса в придворное общество. С тех пор Дантес стал бывать на всех великосветских балах, при этом он часто танцевал с женой Пушкина и её сёстрами и даже бывал у них дома. Пушкин относился к этому снисходительно.

Услужливые придворные интриганы решили помочь настойчивым ухаживаниям царя и в первую очередь это решил сделать барон Геккерен. Вдруг за Натальей Николаевной стал усиленно ухаживать Жорж Дантес: Геккерен отвёл Дантесу роль прикрытия назойливых ухаживаний Николая. Так как, в случае скандала, а от Пушкина всё можно ожидать, он и на царя не посмотрит, тогда всё можно будет свалить на Дантеса.

Пушкин видел ухаживания Дантеса, но это его не тревожило. Дантес вёл себя прилично, а свою жену Пушкин знал хорошо: она холодный человек и головы не потеряет. Ею движет только женское тщеславное кокетство, она любит первенствовать в обществе. Другое дело царь, у него есть всё что можно пожелать и от чего может у Наталии Николаевны закружиться голова.               

Вызвать на дуэль царя Пушкин не мог, а Николай продолжал упорно преследовать Наталию Николаевну своими любезностями, танцевал, осыпал её комплиментами, за ужином садился непременно рядом Наталией. Пушкин с нарастающей тревогой следил на балах за танцующей парой - за влюблённым царём и Наталией Николаевной, которая в ту пору была особенно очаровательна.

Когда Пушкин получил это наглое подмётное письмо, его терпение лопнуло и он решил немедленно разделаться с подставным лицом интриги - Дантесом, который ловко играя роль влюблённого рыцаря, прикрывал любовные желания царя. 5 ноября Пушкин послал Дантесу письмо с вызовом его на дуэль. Письмо попало в руки Луи Геккерена и ошеломило его. Геккерен тут же поехал к Пушкину и заявил, что он сам принял вызов за Дантеса, так как тот находится на дежурстве и поэтому просил Пушкина перенести дуэль на неделю. «Хоть на две» - ответил Пушкин, видя смятение Геккерена.

Геккерен рассказал о вызове тётке жены Пушкина, фрейлене Загряжской, и просил её вмешаться, так как эта дуэль грозила неприятностями не только жене Пушкина Наталии Николаевне, но и её сестре Екатерине Николаевне, в которую оказывается был влюблён Дантес. Благодаря вмешательству Загряжской и Жуковского в середине ноября удалось устроить встречу Геккерена и Пушкина. Узнав о том, что Дантес намерен жениться на сестре жены Екатерине Николаевне, Пушкин согласился взять свой вызов обратно, причём сделал так, чтобы о предстоящей женитьбе Дантеса узнали все.

Кроме этого Пушкин написал письмо графу Бенкендорфу:

        Граф,

Я в праве и даже обязан сообщить вашему сиятельству о том, что делается в моём семействе. Утром 4 ноября я получил 3 экземпляра анонимного письма, оскорбительного для меня и моей жены. По бумаге, по слогу и по приёмам, я сейчас догадался, что оно было написано иностранцем, человеком высшего общества - дипломатом. Я начал поиски и узнал, что в тот же день семь или восемь лиц также получили по экземпляру того же письма, в двойных конвертах и адресованные на моё имя.

Почти все, получившие эти письма, подозревая какой нибудь пасквиль, не отослали их ко мне. Все пришли в негодование от этой неосновательной и низкой обиды, но все повторяя, что поведение моей жены было безупречно, говорили, что поводом к клевете было настойчивое волокитство за нею г. Дантеса. В этом случае, я не потерплю, чтобы имя моей жены было связано клеветою с именем кого бы то ни было, я просил передать об этом Дантесу.

Барон Геккерен приходит ко мне вместо его, принимает вызов и просит отсрочки дуэли на 15 дней. Случилось, что в продолжении этого времени, Дантес влюбился в мою свояченицу Гончарову и просил у неё руки. Молва меня предупредила и я просил передать г. Аршиаку, секунданту Дантеса, что отказываюсь от своего вызова. Я убедился наконец, что анонимное письмо было написано Геккереном и я принимаю на себя долг объявить об этом обществу и правительству.

Будучи единственным судьёй и защитником моей чести и моей жены, я не обращаясь ни к кому ни за справедливотью, ни за отомщением, не могу и не хочу приводить доказательства кому бы то ни было в том, что я утверждаю. Во всяком случае, я надеюсь Граф, что это письмо вы примите за доказательство уважения
и доверия к вам.

С истинным чувством и проч. 21 ноября 1836 г. /Пушкин/

 После нелепой женитьбы 10 января 1837 года Дантеса на Екатерине Гончаровой, Дантес стал Пушкину свояком, и положение Пушкина ещё более ухудшилось: Дантес стремился завязать с ним родственные отношения, но Пушкин не желал с Геккеренами не иметь никаких отношений. В январе 1837 года в Петербурге было особенно много балов и тщеславная, легкомысленная красавица жена Пушкина Наталия, забыв обо всём на свете, как ни в чём не бывало снова ездила с бала на бал.

Царь по - прежнему ухаживал за Наталией Николаевной, а Дантес, играя постыдную роль влюблённого рыцаря, дошел до низости. Он написал Наталии Николаевне письмо - вопль отчаяния, цель которого добиться свидание с ней с глазу на глаз на квартире некой Идалии Полетики, которая питала к Пушкину исключительное чувство ненависти. Во время этого свидания Дантес вынул пистолет и грозил застрелиться, если она не отдастся ему. Критическое положение жены Пушкина спасла дочь хозяйки дома, услыхавшая отчаянные крики и вошедшая в комнату.

Наталья Николаевна обо всём случившимся рассказала мужу и кроме того и том, что отец Дантеса, барон Геккерен, вкрадчиво и настойчиво постоянно увещевает её, быть благосклонной и покладистой к ухаживаниям сына. И Пушкин решил предать широкой огласке всю низость и подлость интриг Геккерена.

26 января Пушкин послал барону Геккерену письмо:

       "Барон,

Позвольте мне рассказать вам в нескольких словах обо всём, что случилось. Я знал давно о поведении вашего сына и не мог смотреть на него равнодушно, тем более, когда оно прямо касалось меня. Я получил анонимное письмо и это обстоятельство неприятное для меня во всякое время совершенно кстати заставило меня принять решение; я увидел, что минута настала и я её воспользовался , остальное вы знаете.

Я заставил играть вашего сына такую жалкую роль, что моя жена, удивлённая нелепостью и низостью его поступка не могла удержаться от смеха, и чувство, которым она отвечала на его великую страсть - глубокое и вполне заслуженное презрение.

Позвольте мне сказать барон, что роль, которую выиграли в этом деле была не лучше. Вы, представитель коронованной особы, вы были отеческим сводником вашего в......, иначе называемого, вашим сыном. Всё его поведение (скверное, как и прежде) вероятно было направлено вами, вы вероятно нашептывали ему те пошлости, которые он рассыпал и те гнусности и мерзости, которые он писал.

Как какая нибудь похабная старуха, вы отыскивали по всем углам мою жену, чтоб нашептывать ей о любви вашего сына и, когда он лежал в сифилисе, и не мог выходить - вы говорили, что он убьёт себя из любви к ней, прибавляя: "отдайте мне моего сына".

Вы хорошо понимаете, что после всего этого, наши отношения должны прекратиться; только под этим условием: я согласен не давать ходу этому грязному делу и не обесчестить вас перед глазами двух дворов, что я намеревался и был в праве сделать.

Я не хочу, чтоб моя жена продолжала слушать ваши отеческие воздыхания, я не могу позволить вашему сыну, после его подлого поступка, сказать ей слово, тем более волочиться за ней и рассыпать казарменные каламбуры, разыгрывая роль страстно любящего, несчастного страдальца (о котором я бы пожалел, если бы это была правда, а не о таком негодяе и мерзавце, как ваш сын).

Я прошу вас барон прекратить все ваши уловки во избежании нового скандала, перед которым я не останусь равнодушным.

   Имею честь быть и проч. - /А. П./      

Этим письмом Пушкин нанёс такое оскорбление Луи Геккерену, что тому ничего не оставалось кроме вызова Пушкина на дуэль. Но если Геккерен вызвал Пушкина, то все его интриги получили широкую огласку. Геккерен сразу обратился за советом к своему приятелю, графу Строганову, который сказал Геккерену, что не будет ничего предосудительного, если Геккерен, вызовет на дуэль Пушкина от имени своего приёмного сына Жоржа Дантеса.

Геккерен в тот же день послал письмо с вызовом Пушкина на дуэль:
   
                "Милостливый государь,

Не зная ни вашего почерка, ни вашей подписи, я обратился к виконту Аршиаку с просьбой передать вам это письмо, и удостовериться притом, что письмо, на которое я отвечаю, было действительно от вас. Его содержание переходит всякие границы возможной благопристойности, и я отказываюсь отвечать на подробности вашего письма. Мне кажется вы забыли милостливый государь, что сами отказались от вызова, сделанного барону Георгу Геккерену, принявшему его.

Доказательства того, что я говорю в руках секундантов. Мне остаётся только сказать, что г. Аршиак условится с вами о месте свидания с бароном Г. Геккереном, прибавляя при этом , что свидание должно быть непременно, без всякой отсрочки. Я найду средства впоследствии научить вас уважению к званию, в которое я облечён и которое никакая выходка с вашей стороны обидеть не может».

                Ваш покорный слуга /Барон Геккерен/.

             Письмо читано и одобрено /барон Г. Геккерен/.

Передавая свой вызов на дуэль Пушкина приемному сыну Дантесу, Геккерен действовал бесчестно, незаконно и нагло. Вяземский после этой дуэли писал брату царя Михаилу Павловичу: «Какие причины могли понудить Геккерена – отца прятаться за спину сына? Заставлять рисковать за себя жизнью, ведь оскорбление было нанесено лично ему, а он не так уж стар, чтобы искать себе заместителя?»

        Днём 26 января Пушкин получил первую записку от Аршиака:

"Нижеподписавшийся извещает г. Пушкина, что он будет ожидать у себя дома до 11 часов вечера, а потом на бале графини Разумовской, особу, которой будет поручено условиться о деле, долженствующем непременно окончиться завтра. В ожидании ответа, свидетельствую г. Пушкину полное своё уважение.

                /Виконт д,Аршиак/.
                вторник 26 января 1837 г.

Вечером 26 января на балу у графини Разумовской Пушкин обратился к советнику  английского посольства Медженису с предложением быть его секундантом, тот сказал, что даст Пушкину окончательный ответ после того, как предварительно переговорит с секундантом Дантеса аташе французского посольства д,Аршиаком.

Меджелись надеялся на примирение, но когда понял, что оно невозможно, бросился искать Пушкина, но тот уже уехал домой. Время было уже за полночь и Меджелис не решился посещать Пушкина в столь поздний час и во втором часу ночи отправил Пушкину записку с откзом от секундантства.

Рано утром 27 января Пушкин получил сообщение от Меджелиса и вторую записку от виконта д,Аршиака:

             "Милостливый государь,

Сегодня утром я с нетерпением ожидаю ответа на мою вчерашнюю записку. Мне необходимо переговорить с секундантом, которого вы выберете, и это в возможно скором времени. До полудня я дома; надеюсь ещё до этого времени увидиться с тем, кого вы пошлёте.
                /Виконт д,Аршиак/.
   среда 9ч. утра. 27 января 1837г.
               
Пушкин тут же написал своему лицейскому товарищу подполковнику Данзасу письмо  чтобы тот помог ему в деле чести и ответ д,Аршиаку:

                "Виконт,

Я вовсе не хочу, чтобы праздные языки в Петербурге вмешивались в мои семейные дела, поэтому я не согласен ни на какие переговоры между секундантами. Так как г. Геккерен - обиженный и вызвал меня, то он может выбрать для меня, если увидит в том надобность, одного секунданта; я соглашусь на всякой выбор его, если только он не назначит лакея. Что касается до времени и места, я всегда готов к его услугам. Этого совершенно достаточно по понятиям каждого русского человека. Я прошу вас убедиться, что это моё последнее слово в том деле, и я не тронусь с места до окончательной встречи.
               
               Примите уверение и проч. 
                /Пушкин/.
      27 января. Между 9.30 и 10 час. утра.

                По воспоминаниям Жуковского и Данзаса:

Около 12 часов Пушкин увидел в окно, идущего к нему Данзаса "встретил его радостно", ввёл в кабинет и, заперев дверь рассказал ему о предстоящей дуэли, тот согласился быть его секундантом. Пушкин с Данзасом сразу же поехали во французское посольство к д,Аршиаку. Пушкин представил ему своего секунданта, при этом посвятил д,Аршиака во всё происходящее между ним, Дантесом и Геккереном.

Данзас с д,Аршиаком остались составлять условия дуэли, учитывая пожелание Пушкина: "чем кровавее, тем лучше", а Пушкин уехал домой.

         УСЛОВИЯ ДУЭЛИ МЕЖДУ Г. ПУШКИНЫМ И БАРОНОМ ЖОРЖЕМ ГЕККЕРЕНОМ

1. Противники становятся на расстоянии двадцати шагов друг от друга, за пять шагов назад от двух барьеров, расстояние между которыми равняется десяти шагам.
2. Противники, вооруженные пистолетами, по данному сигналу, идяодин на другого, ни в коем случае, не переступая барьера, могут пустить в дело своё оружие.
3. Сверх того принимается, что после первого выстрела противникам не дозволяется менять место для того, чтобы выстеливший первым подвергся огню противника на том же расстоянии.
4. Когда обе стороны сделают по выстрелу, то, если не будет результата, поединок возобновляется на прежних условиях: противники ставятся на то же расстояние в двадцать шагов; сохраняются те же барьеры и те же правила.
5. Секунданты являются непременными посредниками во всяком объяснениимежду противниками на месте боя.
6. Нижеподписавшиеся секунданты этого поединка, облечённые всеми полномочиями, обеспечивают каждый за свою сторону своею честью строгое соблюдение изложенных здесь условий.

                Константин Данзас, инженер - подполковник
                Виконт д'Аршиак, аташе французского посольства

Данзас с роковым документом возвратился к Пушкину, тот был дома один. Пушкин даже не стал читать условия дуэли, которая должна была состояться в пятом часу на Чёрной речке, он был согласен на всё. Условились встретиться с Данзасом в кондитерской Вольфа на Невском проспекте.

Данзас уехал в оружейный магазин за пистолетами, а Пушкин стал готовиться к дуэли: вымылся, надел чистое бельё, надел бекешу и вышел. Но день был морозный и ветряный и он вернулся, чтобы надеть медвежью шубу.

Пушкин нанял извозчика и поехал в кондитерскую, где его уже ожидал Данзас. Было около четырёх часов дня, когда выпив стакан лимонаду, Пушкин и Данзас вышли из кондитерской и сели в сани, которые их уже ожидали. На Дворцовой набережной на встречу им попался экипаж жены Пушкина, но она Пушкина не узнала, так как была близорука, а Пушкин смотрел в другую сторону.               

При выезде из города, Пушкин и Данзас увидели впереди сани, в которых ехал Дантес со своим секундантом. Сани Дантеса и Пушкина подъехали к Комендантской даче почти одновременно и встали рядом. Оставив извозчиков на дороге, Данзас с д'Аршиаком отправились искать удобное место для дуэли. Они нашли такое в саженях полутораста от Комендантской дачи - полянку, окруженную крупным и густым кустарником. Секунданты утоптали ногами снег на пространстве, которое нужно  для поединка и потом позвали противников.Погода была ясная, дул довольно сильный ветер. Мороз был градусов пятнадцать. Закутанный в шубу, Пушкин молча наблюдал за происходящим, был спокоен, но в нём выражалось сильное нетерпение приступить скорее к делу.

Данзас и д'Аршиак отметили на расстоянии в десять шагов барьеры своими шинелями и стали заряжать пистолеты. Пушкин нетерпеливо спросил: «Всё ли, наконец, готово?» Он скинул шубу и в одном сюртуке встал, как и Дантес, за пять шагов до барьера. По сигналу Данзаса они должны были подойти к барьерам и стрелять или стрелять по своему усмотрению не доходя до барьера.

Данзас махнул шляпой и противники стали сходиться, Пушкин первым порывисто  подошел к своему барьеру и стал наводить пистолет, а Дантес, не доходя шага до барьера, сходу выстрелил первым (кто стреляет вторым чаще бывает убит). Пушкин падая на шинель Данзаса, сказал: «Я ранен» и потерял сознание. Пушкин был ранен в бедро и низ живота.

Дантес сделал подлый выстрел - ранение в живот было смертельным, кровь у Пушкина лилась на шинель Данзаса. Но он быстро очнулся и нашел в себе силы приподняться, опершись на руки, и крикнул Дантесу, который хотел было к нему подойти: «Не трогайтесь с места, у меня ещё достаточно сил, чтобы сделать свой выстрел».               

Дантес вернулся на место откуда произвёл свой выстрел и повернулся к Пушкину правым боком. Свою грудь он прикрыл согнутой в локте правой рукой, а пистолетом голову. Данзасу пришлось дать Пушкину другой пистолет (ствол его пистолета был забит снегом). Пушкин, оприраясь на левую руку, прицелился и выстрелил, Дантес пошатнулся и упал. Видя это, Пушкин подбросил свой пистолет вверх и радостно крикнул: «Браво» и спросил своего секунданта: "Я убил его?" Данзас ему ответил: "Нет". "Странно?" - разочарованно произнёс Пушкин.

У Дантеса были пробиты только мягкие ткани правой руки ниже локтя и он получил сильную контузию груди. Смертельно раненый Пушкин не стал стрелять, как его подлый противник, не опустился до этой низости, ведь с расстояния 7 метров, при желании, можно попасть даже в глаз. Пушкин стрелял Дантесу в грудь, но от пули Пушкина Дантеса оказывается спасла пуговица!? на которой держались панталоны. (В. А. Жуковский): "пуля, пробив руку Дантеса, ударилась вскользь в пуговицу". Дантес сам дошел до саней, поддерживаемый своим секундантом, а Пушкин истекал кровью: он не мог встать.

Сани подъехать к месту дуэли не могли: мешал забор из жердей. Секунданты с помощью извозчиков разобрали его и посадили Пушкина в сани, а сами пошли рядом. Ухабистая дорога причиняла раненому большие страдания. К счастью у Комендантской дачи стояла карета: её прислал барон Геккерен. Дантес и его секундант предложили Данзасу воспользоваться ею, чтобы отвезти Пушкина домой. Данзас, не сказав, чья это карета, посадил Пушкина и сел рядом.

Пушкин держался бодро, как пишет Жуковский, даже шутил, рассказывая Данзасу  анекдоты, но временами чувствовал сильнейшую боль в животе и беспокоился, не опасна ли его рана. Он сказал Данзасу: "Боюсь, не ранен ли я так же, как Щербачёв?" (Их знакомый Щербачёв на дуэли был ранен в живот и умер).
Но Пушкин не боялся смерти, о своей жизни он не жалел, о чём было ему жалеть? Об интригах, которыми его опутали как паутиной? Об его унижениях грубой силой царя и его холопов?  Нет, Пушкин не себя жалел, а свою жену и своих детей. Что с ними будет, если он умрёт, кто их поддержит, вот что тревожило его в предсмертные часы.

В шесть часов вечера у ворот дома на Мойке остановилась карета, Данзас вошел в переднюю и послал слуг за Пушкиным, сказав, что Пушкин ранен, а сам пошел в столовую, где в это время был накрыт стол. Это были последние мгновения обычной жизни, жена, увидев, как камердинер Никита с людьми несёт Пушкина, едва не лишилась чувств. Данзас сказал ей, что Пушкин стрелялся и ранен, но легко.               

Когда Пушкина внесли в его кабинет, он сам разделся и лёг на диван. Жена хотела войти к нему, но Пушкин запретил, успокаивая её, что рана пустячная и, как только его уложат в постель, он её позовёт. Пушкин велел подать чистое бельё, сам переоделся и лёг на диван, вокруг которого стояли с трёх сторон  полки с книгами.

Тяжело раненому Пушкину весь этот день не везло: всё время мешали какие –то нелепые препятствия: то забор не давал подъехать к месту дуэли, чтобы его забрать, то долго не удавалось найти хирурга, Данзас застал дома только акушера Шольца, который обещал привезти хирурга Задлера.

А время шло, Пушкин лежал на диване, истекая кровью, около него сидела жена, глубоко потрясённая горем. Приехали доктора Задлер и Штольц, осмотрели и перевязали рану, Задлер тотчас уехал за инструментами, а Штольц остался. Когда Пушкин его спросил, как тот находит рану,  Штольц честно признался, что рана опасная.

Прибывший придворный хирург Арендт осмотрел рану и приложил примочки со льдом, чтобы остановить внутреннее кровотечение. Пушкин спросил Арендта о своей ране. Он откровенно сказал, что шансов на выздоровление у него нет. Доктора уехали, с Пушкиным остался только домашний доктор Спасский.               

 Жена Пушкина была вне себя от горя, Пушкину тяжело было её видеть, и он запретил ей к нему входить. Позднее, подзывая жену к себе, успокаивал её: «Не упрекай себя, это дело касалось одного меня». Приехали друзья Пушкина: Вяземский, Жуковский, Александр Тургенев. Пушкин с тоской посмотрел на своих друзей, на окружающие полки с книгами,   и сказал: «Прощайте друзья!..» 

Когда Пушкину становилось очень плохо, жена чувствовала это, и как привидение, потихоньку подкрадывалась к нему в кабинет с глазами полными ужаса и слёз смотрела на умирающего мужа. Пушкин лежал головой к двери и, хотя не видел её, но всегда чувствовал её присутствие и говорил: «Жена здесь. Уведите её!»

Доктора приезжали и уезжали, а Пушкину было всё хуже, ночью боль в животе усилилась до такой степени, что у него не было сил её терпеть. Пушкин камердинеру Никите велел подать один из ящиков стола, но тот вспомнил, что там лежали пистолеты, и сказал об этом Данзасу. Данзас подошел и забрал пистолет, который Пушкин уже спрятал под одеяло.

Отдавая его, Пушкин признался, что страдания невыносимы, и он даже хотел застрелиться. К 5 часам утра боль сделалась нетерпимой: от воспаления брюшины живот распух, Пушкин начал стонать, доктора сделали промывания кишечника, от чего боль только неимоверно усилилась. Глаза у Пушкина были готовы выскочить из орбит, руки похолодели, и сердце почти перестало биться. Ему дали лекарство и к 7 часам боль стала утихать.

Пушкин сказал, чтобы позвали жену, он простился с ней, потом потребовал к себе детей, они ещё спали. Четверых, ещё заспанных, детей привели к нему: старшую дочь Марию, сыновей Александра и Григория и младшенькую Наталью. Дети таращили глазёнки и ничего не понимали. Пушкин смотрел на них прощальным взглядом и молча по очереди клал им руку на голову, потом движением руки отсылал от себя.

Пришел Жуковский, Пушкин протянул ему уже холодеющую руку. Жуковский взял её и поцеловал, говорить он не мог, слёзы душили его. Так же молча, с Пушкиным простились Вяземский и Вильгорский. Прибыл фельдегерь, который доложил, что Жуковского вызывает к себе царь. Николай I поручил Жуковскому, если Пушкин умрёт, то Жуковский должен сразу запечатать его кабинет, а потом посмотреть, нет ли в бумагах Пушкина чего либо предосудительного. 

Жуковский, озабоченный судьбой семьи Пушкина, попросил царя проявить великодушие к Пушкину и помочь его семье. Николай I сказал Жуковскому: «Хорошо, пусть он о жене и детях не беспокоится. Я беру их на своё попечение. Но только с условием, если Пушкин умрёт благопристойно, как христианин».

Царь прекрасно знал, что Пушкин не верил в бога и не хотел, как  его ни уговаривали его друзья, позвать священника, чтобы исповедаться и причаститься.

 28 января к Пушкину пришел Даль, с которым они вместе ездили по местам Пугачева и в его столицу Берды. Даль пришел к умирающему Пушкину около двух часов дня и не отходил от него до самой смерти. Пушкин, протягивая ему руку, сказал: «Плохо, брат…»  Даль сам был врач и он оказался мудрее столичных знаменитостей, он понимал, что раненого надо утешить, прибодрить, внушить ему: «Дышу, значит ещё надеюсь».

Когда Пушкин спросил Даля: «Скажи мне правду, скоро ли я умру?» Даль ответил: «Мы на тебя надеемся ещё, право надеемся». «Нет» – спокойно возразил Пушкин – «Мне здесь не житьё. Я умру, да, видно, так уж и надо». Семейный врач Пушкиных Спасский спокойно покинул смертельно раненого, оставляя на попечение доктора Даля. Последний вечер и всю последнюю ночь Пушкин провёл вдвоём с Далем. Друзья Пушкина Жуковский, Вяземский, Виельгорский отдыхали в соседней комнате.

Хотя боль в животе и утихла, но ночью Пушкина охватила страшная предсмертная тоска. Он торопил смерть и часто спрашивал Даля: «Который час? Долго ль мне так мучиться. Пожалуйста, поскорей!» С утра 29 января народ толпами шел к квартире Пушкина со всего Петербурга, сотни людей заполняют подъезд. Пушкин спрашивает, кто пришел к нему? Много добрых людей принимают в тебе участие – отвечал Даль.

В 2 часа дня 29 января у Пушкина почти исчезает пульс. Вдруг он очнулся, попросил мочёной морошки и сказал, чтобы его покормила жена. Она пришла, опустилась на колени у его изголовья, поднесла ему две ложечки морошки, потом  прижалась лицом к его лицу, Пушкин погладил её по голове, говоря – «Ну, ну, ничего; слава богу; всё хорошо! поди». Его спокойное лицо и твёрдость голоса обманули жену, она вышла просиявшая от радости и сазала доктору Спасскому: "Вот увидите, он будет жив, он не умрёт»

Наступали последние минуты жизни, начиналась агония, Пушкин заметно слабел и терял сознание. Вокруг Пушкина стояли его друзья – Даль, Жуковский, Вяземский. Пушкин попросил Даля приподнять его.  Даль, взяв под мышки, приподнял Пушкина, он, словно проснувшись, широко открыл глаза и сказал: «Жизнь кончена». Дыхание Пушкина становилось всё слабее и реже, последний вздох и Пушкина не стало, это произошло 29 января в 2 часа 45 минут. 
   
Даль сообщает о вскрытии тела Пушкина: "Рана принадлежала к безусловно смертельным. Раздробление подвздошной и в особенности крестцовой кости - неисцелимо. При этих обстоятельствах смерть могла наступить: 
1)от истечения кровью; 
2)от воспаления внутренностей, больших вен, общее с поражением необходимых для жизни нервов и самой оконечности становой жилы;
3)самая медленная томительная смерть от общего изнурения при переходе пораженных мест в нагноение. Раненый наш перенёс первое и поэтому успел приготовиться к смерти и примириться с жизнью; и благодаря богу не дожил до последнего, чем избавил и себя и ближних своих напрасных страданий".

Художник Бруни оставил нам посмертный облик великого поэта. Голова Пушкина лежит на высокой подушке, заметно поредевшие курчавые волосы обрамляют его высокий лоб. У него вид спящего человека, на спокойном лице нет и тени былых  страданий, лишь на губах лежит слабая печаль. Пушкин одет в сюртук, его подбородок подпирает подобие шарфа. На покрывале, прикрывающем половину груди лежит небольшая иконка.

«Солнце русской поэзии закатилось Пушкин наша радость наша народная слава. скончался во цвете лет в середине своего великого поприща».  Через три четверти часа тело Пушкина из кабинета перенесли в переднюю, а кабинет с рукописями покойного Жуковский, согласно распоряжения царя, запер и опечатал своей печатью.

В тот же день он представил царю записку, изложив все милости, которые мог бы даровать царь семье Пушкина, такие же как и семье Карамзина. «Есть разница» - сказал Николай I – «Карамзин умирал как ангел, а его мы насилу довели до смерти христианской» Но царь написал:

1.Заплатить все долги Пушкина.
2.Заложенное имение отца очистить от долга.
3.Вдове пансион и дочерям пансион до замужества.
4.Сыновей в пажи и по 1500 рублей на воспитание каждого.
5.Сочинения издать на казённый счёт – в пользу вдовы и детей.
6.Единовременно десять тысяч рублей.

Гроб с Пушкиным стоял в передней два дня. Пушкин лежал в чёрном сюртуке, а не камер – юнкерском мундире, чем Николай был недоволен. В полночь 31 января гроб вынесли из квартиры для отпевания Пушкина в церкви Придворного Конюшенного ведомства. После отпевания гроб с телом Пушкина спустили в подвал. До последнего момента время и место его похорон официально не объявлялось. Друзья поэта вспоминали не раз высказанное им желание быть похороненным рядом с матерью в Михайловском.

В последний путь провожал поэта его старый друг А.И. Тургенев. "Назначен я в качестве старого, - писал А.И. Тургенев 2 февраля, - отдать ему последний долг... Куда еду - ещё не знаю". "2 февраля в полночь мы отправились из Конюшенной церкви с телом Пушкина в путь; я с почтальоном в кибитке позади тела, жандармский капитан впереди оного. Дядька покойного желал проводить останки своего дорого барина к последнему пристанищу... Он стал на дрогах, на которых везли гроб с телом, не покидал его до самой могилы".

В 1829 году Пушкин в стихотворении "Брожу ли я вдоль улиц шумных... написал:

                И хоть бесчувственному телу
                Равно повсюду истлевать,
                Но ближе к милому пределу
                Мне всё б хотелось почивать.
 
5 февраля Тургенев с жандармом, перегнав сани Никиты с гробом Пушкина, ускакали вперёд в Тригорское к соседке Пушкина, помещице Прасковье Осипововой - Вульф. Поздним вечером сани с гробом Пушкина приехали в Тригорское. Осипова  послала своих крестьян в Святогорский монатырь рыть могилу Пушкину рядом с могилой его матери, мёрзлую землю рыли всю ночь.

Тургенев с жандармом заночевали у Осиповой, жандарм спал, а Тургенев с хозяйкой и её дочерью долго сидели за столом, вспоминая покойного Пушкина. Утром 6 февраля  Тургенев с жандармом приехали в монастырь, где крестьяне только что закончили рыть могилу.

В Михайловском было много слёз и горя, ещё больше, чем десять месяцев назад, когда Пушкин в апреле 1836 года сам привозил сюда хоронить свою мать. Тогда поэт внёс в монастырскую казну деньги, откупив себе место рядом с могилой матери. Отслужили панихиду, старик Никита с крестьянами подняв гроб на плечи, вынесли его из Успенского собора и, опустив в землю, зарыли. Могила Пушкина  была отмечена только простым деревянным крестом. Так тихо и тайно похоронили Пушкина Тургенев с жандармским офицером.

Пушкина похоронили, а народ негодовал, а царь Николай I чувствовал, что его авторитет в народе пошатнулся: Пушкин восстал против «наперсников разврата» и, подставленный царём под пулю заезжего подлеца, убит.

Николай I приказал арестовать Дантеса и отдать под суд. Бывший всегда милостливым с  посланником Геккереном, царь повернулся к нему спиной и стал называть «канальей», которому передали, что лучше бы тому уехать из России. 

3 февраля Николай I писал своему брату Михаилу, который был в это время Италии: «Пушкин погиб… Это происшествие возбудило тьму толков, наибольшей частью самых глупых, из коих одно порицание поведения Геккерена справедливо и заслуженно. Он точно вёл себя как гнусная каналья». Дальше Николай I пишет, как Геккерен склонял жену Пушкина полюбить его сына Дантеса.

Вскоре разговоры о гибели Пушкина стали затихать. Дантеса после суда царь приказал  разжаловать в солдаты и 19 марта его в сопровождении фельдегеря выслали за границу.  В апреле уехал Геккерен, перед этим он пришел на приём к царю, но тот его не принял. Вместо этого царь выслал ему в приёмную бриллиантовую табакерку.

Эта табакерка для Геккерена была ударом: такие табакерки цари дарили только тем послам, которые покидали Россию навсегда.

                На заставке рисунок  Ф. Бруни. 

                PS

Почему Пушкин не смог убить Дантеса?

После подлого выстрела Дантеса Пушкину в живот, тот нашел в себе силы сделать ответный выстрел. Дантес стоял от Пушкина на расстоянии примерно 7 метров, повернувшись к нему правым боком. Согнутой в локте правой рукой он прикрывал грудь, а пистолетом голову. Пушкин, опираясь на левую руку, тщательно прицелился и выстрелил, ударом пули Дантес был сбит с ног.

Жуковский так написал отцу Пушкина об этом: "пуля пробила мясистые части правой руки Дантеса, коею он закрыл себе грудь, и, "будучи тем ослаблена?!", попала в пуговицу , которою панталоны держались на подтяжке против ляжки; эта пуговица и спасла Дантеса?!" Если бы действительно пуля прошла по касательной к пуговице от панталон, то в этом случае пуля не сбила бы Дантеса с ног!

Из вспоминаний секунданта Пушкина, Данзаса: на вопрос Пушкина Дантесу, куда тот  ранен, Дантес ответил: "Я думаю, что я ранен в грудь". Он ещё не успел придумать  куда ранен!? Он ещё только думал!

Врач, производивший осмотр Дантеса уже дома, обнаружил у него сквозное ранение мышц предплечья правой руки "ниже локтя на ширину ладони" (это примерно 8 сантиметров), сильный ушиб рёбер с правой стороны груди и большой синяк. Что за ранение руки было у Дантеса "ниже локтя"? Он стоял, повернувшись правым боком к Пушкину,  прикрывая грудь согнутой в локте правой рукой, а пистолетом голову.

То есть пуля из пистолета Пушкина попала Дантесу выше локтя в угол между плечём и предплечьем и пробила насквозь мягкие ткани предплечья. Понятно, что у согнутой в локте руки Дантеса предплечье было не ниже, а выше локтя примерно на 8 сантиметров, а рана в руке "против ляжки" будет, когда рука опущена.

Мягкие ткани предплечья не повлияли на убойную силу пули и пуговица от панталон  ослабить её удар не могла. Сильный ушиб рёбер и большой синяк с боку на груди Дантеса говорят о том, что Дантеса от смертельного ранения спасло что то большое по площади, от чего и возник сильный ушиб рёбер и большой синяк. А аналогичная пуля раздробила даже кости бедра у Пушкина!

Вывод элементарно простой: значит на груди Дантеса была защита, поэтому пуля, выпущенная из пистолета Пушкина нанесла мерзавцу только контузию! Если бы не было защиты на груди Дантеса, то пуля, вес которой около 17 грамм, пробив мягкие ткани предплечья правой согнутой в локте руки Дантеса, пробила бы его насквозь! Поэтому надо говорить, что спасла жизнь Дантесу не какая то пуговица от панталон, а защита! Недаром же Пушкин спросил своего секунданта Данзаса: "Я убил его?" А когда тот ответил, что нет, Пушкин даже удивился, сказав: "Странно!?"    

http://proza.ru/2020/01/26/1972