Страхи и симпатии

Всё больше понимаю достаточно очевидную вещь - и то, что для человека является милым, и то, что вызывает у него страх, базируется на принципе тождественности объекта его собственному человеческому естеству. Почему людям так жалко животных, млекопитающих, но при том им совершенно безразличны насекомые или рыбы? Потому что собака или кошка, при всём своём очевидном различии с человеческим телом, имеют с ним и множество сходств, начиная с условной симметрии в построении тела и кончая общей способностью к ощущению чувств и эмоций, как и их выражению. Собаке больно, она страдает, и по ней это видно, это видно в её глазах и понятно через язык её тела. Я смотрел видеозапись с котиком, которому какой-то больной ублюдок перебил позвоночник и теперь тот может передвигаться лишь на передних лапках, волоча за собой беспомощные ноги, что отзывается во мне состраданием и печалью, поскольку я способен опознать в этом существе возможность к чувствованию, а в силу его подобия человеку могу оценить степень его утраты и несчастья, могу вообразить подобную участь, постигшую и людей, и именно это отражается во переживанием к существу, что не составляет со мной единый биологический вид. Но кто-нибудь может в здравом уме сопереживать таракану или червю, иным насекомым? Насекомые как вид чрезвычайно далеки от нас, в том числе и в плане ментального родства - уродливые твари с сегментированными телами и мордами, не приспособленными к выражению чувств или коммуникациям, представляющими собой лишь бездонные пустые глаза и модифицированную в зависимости от вида пасть, а также обилие примитивных многочисленных отростков, особенности инкубационного периода и так далее. При этом насекомые тоже опираются на некоторые базовые чувства, вроде агрессии или полового влечения, но эти черты скрыты и никак не сближают их с человеко на уровне эмпатии. Всё это своего рода высокоразвитый эгоизм, который в той или иной форме присутствует в даже самом чистосердечном поступке или чувстве, в данном случае направленный на то, чтобы определять своего рода близость или чуждость того или иного создания нашей природе. И надо сказать, что фантастические концепты, объединяющие собой, например, человеческие и насекомые черты в единую особь, в массе своей довольно жуткие, поскольку простираются за эту грань психического узнавания человеком себя, при этом, напротив, представая изуверской и искажённой версией человека, ровно как и новой чудовищной тварью, достаточно большой и грозной, чтобы вселять страх, как источник опасности. Вообще, как может быть замечено, люди и животные часто испытывают страх перед одним и тем же, когда этот страх связан с источником опасности для жизни - то есть, можно утверждать, что, не смотря на более примитивную организацию мыслительной деятельности, среднее млекопитающее так же способно оценивать облик других существ на предмет угрозы, и я уверен, что в этом также лежит механизм психологического распознавания в другой особи черт, присущих себе самому. Тем самым я хочу сказать, что в психическом устройстве человека, и прочих животных, имеется своего рода механизм, распознающий другое существо как естественное, то есть находящееся в соответствии с представлением того же человека о себе, гармонирующее с его подсознательным пониманием живого существа, и неестественное, то есть такое создание, чей внешний облик совершенно не согласуется с представлением человека о своём устройстве, и потому выступающее чем-то чуждым, непонятным и потому страшным. Если, скажем, человек и носорог взаимно воспринимают друг друга как относительно похожих созданий, что обеспечивается парностью глаз, туловищем и равным числом симметрично расположенных конечностей, то есть, общим принципом устройства тела и органов, и потому не испытываю друг к другу изначального страха, а испытываю лишь чувство возможной опасности, какую могут по отношению друг к другу создавать, то вот, например, человек и паук это уже принципиально разные существа, не имеющие в своей природе совершенно ничего общего, устроенные и существующие по совершенно разным правилам и причинам, и потому паук будет внушать человеку, или иному млекопитающему, априорный страх перед тем, чем он является, потому что для психики человека паук является чужеродным созданием, чьё движение, поведение, способности никоим образом не согласуются с тем, на что способен сам человек. Страх перед пауками подавляется рациональным мышлением и их незначительностью, но чем паук больше, чем он уродливее и изощрённее в своём облике, тем сильнее его неестественность человеческому сознанию отзывается трепетом, поскольку с размером растёт и опасность, какую эта неведомая недоступная разуму тварь способна создавать. Насекомые, паукообразные, ракообразные, моллюски, головоногие и многие другие это создания, пошедшие по совершенно другому эволюционному пути и безвозвратно разошедшиеся на нём с человеком, а потому ничто не мешает понимать их как чужеродную форму жизни, хоть их существование прочно вплетено в биосферу. Насколько человек может любить собаку, или иное похожее животное, настолько же ему свойственно ненавидеть ужасные создания из древнего хтонического прошлого этого мира. Достаточно увеличить любое из них хотя бы в половину человеческого роста и оно уже станет сущим ужасом для любого неготового разума. Но неестественность и неправильность не исчерпываются тем, что не похоже на человека, ведь есть вещи и страшнее, те, до которых додумывается неуёмное воображение людей и уже упомянутые мной концепции гибридов человека и насекомого тому доказательство. Ведь мало того, что гигантское насекомое это почти всегда страшно, в него вплетается и человеческая сторона, которая неизбежно воспринимается как больная и изуродованная, искажённая и неправильная, чья неправильность отзывается в человеческой психике истинным ужасом перед тем, насколько безобразно то, в чём распознаётся единообразная особь. По сути своей, добротная часть ужасных чудовищ, созданных человеческой фантазией, базируется или на совершенной чуждости человеческой природе, или же напротив, на её жестоком уродовании. Чем гротескнее и извращённее будет человеческое тело, при этом способное распознаваться именно как человеческое, то больший ужас оно способно собой внушить, ведь искажение знакомых и узнаваемых черт, абсурд или изломанность привычного порядка вещей это ещё одна черта, уверенно наводняющая душу страхом, и именно в безобразном человеке сводятся две эти чудовищные для сознания вещи - чуждая природа и нарушенная норма вещей. Пожалуй, ни один паук, клещ, змея или иная несродная тварь никогда не сравнятся по уровню внушаемого отвращения с тварью, объединяющей их черты форме человеческого тела - это пик того, что способно вывести сознание из ума, ибо это вещь, лежащая за гранью любой допустимой разумом нормы или возможности, которую возможно себе вообразить, но с которой невозможно было бы примириться в действительности.