На другом языке

                (монолог)
Я хочу высказаться. Я говорю, слышите? Я чётко и громко выговариваю всё, что накипело, наболело!.. Но беда в том, что никто меня не понимает. Для окружающих мой язык сложнее китайского! Вернее, он похож на стрёкот кузнечиков или трели сверчка. И я ваш язык понимаю только наполовину: я не воспринимаю устную речь, только то, что написано, доступно мне. Но, повторяю, не могу не излить всё, что накипело!..
Многие годы я обижалась на неё, с кем пришлось жить и работать, за то, что она не щадила меня, не давала передохнуть, заставляла трудиться и днём и ночью. Спасибо, соседи снизу иногда, в поздние часы, били в свой потолок, а наш пол, палкой, и тогда она со вздохом накрывала меня плотной холщовой салфеткой и отправлялась, наконец, спать.
Да! Простите, я не представилась! Не назвалась! Хотя… называться бесполезно, вы меня всё равно не поймёте, но вот тут, в центре верхней панели, моё имя. Видите? «Портативная пишущая машинка «Москва». Ясно? Гордое имя, как у столицы, тёзки мы с ней. Хорошо, я продолжаю.
Писательница мне человек не чужой – моя хозяйка и учительница. Что я знала, когда, выйдя из сборочного цеха, влезла в свой домик-кожушок и попала на прилавок магазина? «А, б, в, г, д и так далее – до «Я», включая знаки препинания и всё-всё, что необходимо для выражения мыслей на письме по-русски. Но вот меня принесли в квартиру, сняли крышку футляра, и на чистом листе я напечатала – пропела её имя…
Не подумайте, что я лентяйка или что мне не нравится моя работа! О, нет, нет! Я упиваюсь историями, которые рассказываем мы: она мыслями, я – словами! Я узнала о мире, о людях, смогла вообразить лица, и пейзажи, узнала о любви и коварстве, добре и зле, прошлом и настоящем, даже заглядывала в будущее! Но, хотя меня постоянно чистили, накрывали от пыли, заправляли новыми вкусными лентами, я и расшаталась, и разболталась, расскрипелась – устала. Как я мечтала отдохнуть, полежать в темноте своего домика-футляра без дел и забот! Подумать о своём, не о работе, не о тех бесконечных историях, в которые приходилось вникать день за днём.
И вот… Она вложила меня в футляр, вздыхая и что-то проговаривая, грустно  покачивая головой, поставила мой домик под стол, и наступила тишина. Сквозь тонкие стенки футляра доносились звуки соседних квартир: музыка, скрип шагов, стуки, глухие голоса; слышались с улицы гудки и гул моторов машин, карканье ворон – неясный шум жизни и движения…
Сначала я дремала в блаженном покое, мечтала о чём-то неясном самой себе, вспоминала… Потом заскучала, затосковала по свету и общению. А потом вдруг страх сковал все мои части: клавиши, валик, рычажки!.. Неужели? Неужели навсегда я останусь в темноте и одиночестве? Неужели не увидимся мы с нею, с той, что открыла мне мир, научила понимать жизнь, позволила трудиться для блага, для будущего? Всё во мне дрожало, звенело!.. Так продолжалось не день и не два, время шло, и уныние придавило меня и лишило чувств. Я словно заржавела в безысходной тоске.
А сегодня!.. Оттого я и заговорила, не могу молчать – чувства переполняют меня! Сегодня утром мой домик зашатался, оторвался от пола, поплыл по воздуху… Я снова встала на стол, скинув саркофаг футляра.  Солнце заблестело на никеле, тускло запело на крашеных боках, запрыгало бликами по клавишам. Надо мной склонилось дорогое лицо, потускневшее, усталое, измученное, но с радостной жаждой в глазах, с улыбкой в сжатых губах, и запели клавиши под пальцами!
Я поняла, где была хозяйка: страница за страницей вели меня по кабинетам, палатам и коридорам больницы, высвечивали инструменты в руках хирурга, раскрывали раны и муки души… Я вспомнила мастерскую, куда попала однажды на ремонт, и всё стало ясно.
Мы работаем без остановки, и я радуюсь этой ненасытности, тщательности и неустанности. Значит, всё хорошо. Ура!