Меня придумал Саша Веселов. Гл. 2. В поисках меня

начало здесь: http://www.proza.ru/2016/08/03/1569

Иногда бывает трудно решить, кто ты на самом деле. Потому что финансирование этого вопроса ведется по остаточному принципу. Никому вокруг особенно не интересно, кто это я , или кто он, или даже кто ты? У каждого своих Я много.

Демон иногда превращает избыток своего оптимизма в смешные карикатуры. На одной из них Автор трудится на пашне, сеет алфавит в борозду, оставленную в целине запряженным в плуг Пегасом. На другой Веселов плющит курносый нос о бесплотное зеркало гордыни, стараясь одновременно удержать на голове венок из лаврушки и вдоволь налюбоваться на собственное бессмертие, коим ему мнится продолжение тех виршей и всей нетленной шедевриальной (если такого слова нет, пусть будет) галиматьи, которую он регулярно выдает на гора. О его принадлежности к рудокопам свидетельствует нарисованный рядом отбойный молоток, на рукоятку которого Веселов опирается, словно на тросточку. Пика отбойного молотка заменена на гигантское чернильное перо размером со штык лопаты, а компрессор, к которому должен был быть подключен отбойник, замещает внушительного размера «клизьма». Демон явно прорисовывал Веселова очень тщательно, «тщательнЕе», чем Автора, наверное, поэтому-то на резинотехническом изделии появилась указательная надпись с лишним мягким знаком.

А что, конечно, пусть знают, ху из хэ, тем более, что клизму легко перепутать с репой или с любимой игрушкой Бомбермена.

Перелистав до конца стопочку обидных, но не злых рисунков. Я с удовольствием злорадно отмечаю, что славы Кукрыниксов он пока не достиг, задержав в руках последний рисунок, притворно сетую на то, что талант Демона не ленится штриховать чулочки на девицах с глупыми доверчивыми мордашками, он тщательно прорисовывает все элементы нижнего белья этих легкомысленных созданий, с удовольствием подчеркивает их пышные формы и никогда не сходит до изображения моей скромной персоны.

— А что ты носишь: бюстье или стринги? — Удивился вопросу маленький безобидный чёртик, сейчас более всего похожий на раскормленного котика.

— Нет, просто мне интересно, как бы ты меня изобразил.

— Проще простого!

И раз - на бумаге возникает некий скособоченный прямоугольник.

— Это что, гроб?

— Нет, ящик!

— Почему ящик?

— Чтобы было меньше претензий и кривотолков, будь уверен в ящике самый настоящий ты, вне зависимости от настроения публики и угла зрения.

— А тебе не кажется, что это плагиат? Я уже видел этот ящик в одной хорошей книжке.

— Нет, у нас с героическим бароном только тара общая, а содержание разное, у него барашек, а у меня ты!

Довольный собой и своим кругозором демон слюнит химический карандаш, мажет им нос и оставляет мне на память в углу рисунка автограф, похожий на пуговицу.

Решив, что с оптимистами мне сегодня не по пути, я решаю продолжить поиски себя в мрачных проявлениях веселовского бессознательного. Он только что нагромождением обстоятельств места и времени, строго следуя рецепту силлабатоники и указаниям суффиксально-префиксального словообразования, закончил в очередной раз уравнивать на аптекарских весах рифму «кровь-любовь». Получилось ровно, но как-то не очень достоверно. Веселов - циник. Точку в конце строки он именует вершиной оргазма. По поводу чего Автор однажды выказался: «занятные стихи, но, увы, тогда это не любовь, а онанизм!» Веселов проигнорировал критику, переврав Пушкина: «Я Царь – живу один!»

Автор зевает.

И пока они с Демоном курят на балконе, я спрашиваю Веселова.

— Коль мы с тобою так похожи, скажи мне, Саша Веселов, с тобою мы одно и тоже, и если нет, то я каков?

— Я, брат, лирический поэт, а ты - певец тоски сопливой, нам  друг до друга дела нет, и будет так, пока мы живы.

— Покуда время не пришло? Скажи мне честно, без обмана, скажи мне строго между нами: Кто я? И только, хорошо?

— Кто я? Кто ты? Кто он? Кто мы? К чему нелепые вопросы? Мы просто призрачные сны. Тень дыма горькой папиросы.

— А если ли правда? В самом деле, кого мой поджидает гроб? Стихи тебе не надоели? За что нас ненавидит Бог?

— Поджидает, разумеется, меня… стихи мне не надоели… правда есть… а Бог просто устал от нас!

— Бог не может устать! — авторитетно заявляет нам Демон.  Он как раз возвращается в комнату с балкона, но не через дверь. А появляется сразу посредине комнаты плотным клубящимся облаком пара или дыма или, как сам он это называет, возвращается в своем третьем агрегатном состоянии. Потом он шмыгает носом, подмигивает нам , и валится на стул возле зеркального шкафа, от него действительно разит табачищем, как от тамбура в прокуренном вагоне, он хихикает, замышляя очередную проказу, всячески призывает нас принять в ней участие. Но меня сейчас привлекает лишь одно немаловажное и очень печальное обстоятельство – в зеркале вместо него отражается пустой старый колченогий стул.

Веселов меняет Автора на боевом посту, и превращает наш балкон, засиженный голубями, в капитанский мостик, курит там, вглядываясь в вечерние сумерки, в которых, безусловно, сокрыты сейчас все ещё не разгаданные им тайны, несовершенные подвиги, неслучившиеся победы, непобежденные враги,  и при этом он простодушно верит, что бессмертие ему гарантировано.

Тем временем, Автор, проходя по комнате, перехвает мой взгляд, останавливается рядом со шкафом  и рисует на пыльном зеркале вопросительный знак.

Мне иногда кажется, что он умеет читать мои мысли.

— Что не очень сложно, — печально вздыхает Автор, — если знаешь наверняка, что других у тебя не бывает.

Странно: Автор моложе меня. Не намного, но моложе, и, тем не менее, я всегда отношусь к нему, как к старшему, с пиететом. С уважением, мне даже не хочется пробовать оспорить его авторитет.

Почему?

— Потому что боишься остаться один, если я уйду. Ты не трус. Просто не привык быть впереди. Ты рядом, но ты хочешь, чтобы я, как камень, пущенный из пращи, пробивал брешь в стене, а ты следовал в пролом, прибавляя к моему глухому посвисту свой звонкий комариный писк. Конечно, новый звук будет сродни акустическому следу реактивного снаряда, но брешь в стене от этого шире не станет.

— Зато враги содрогнутся! — Ухохатывается демон, проявляясь в зеркале. Сначала он едва заметен в проёме нарисованного мной вопросительного знака, но он без устали трет вокруг него пыль, превращает в знак восклицательный и, наконец, сам выбирается из амальгамы наружу. — Важна не сама брешь в стене, а то, что за стеной, а нас там двое!
 
— Или трое? — Это уже Веселов появляется в проёме балконной двери и ждет продолжения пикировки.

— Четверо, —  резюмирует его появление Автор!

— Четверо! —  визжит, изнемогая от хохота в истерике, Демон!

Четверо?

Допустим, но кто из них я?



(продолжение следует, возможно…)