Снеговой

Хруп. Хруп-хруп. Шшшшшшшмяк. Хруп.

По крыше, по снежной подушке плотно хрупали шаги. Иногда снег сыпался  с самого края, а иногда обваливался, глухо вшмякиваясь в сугроб под окном первого этажа.

Люди не заморачивались -  по крыше постоянно кто-то ходил: то альпинисты провода тянули, то рабочие из ЖЭУ снег счищали. Но сейчас не угадал бы никто. По крыше шёл Снеговой.

Свои Снеговые были в каждом населённом пункте,  и в каждом обитаемом лесочке. Работа сезонная, нежаркая опять же, монотонная -  снега распределять по всей подведомственной территории равномерно.
Лешачья, честно говоря работа, это они, Лешаки,  за экологию всё,  да за эстетику, а как холода приходят - в норы к зверям плюхаются, под шерстяные бока, и до первой проталины фиг добудишься. А снег не там нападает - корни без воды останутся, зверью норы  по весне затопит.  У людей и подавно бардак наступит: грязь поплывёт, дворы зальёт - сплошная катавасия. Между нами говоря  дворы заливало частенько, но сами подумайте: один Снеговой на целый город. Понятно, что недогляд будет!

Снеговых нанимали из духов неприкаянных. Вот в Домовые брали всяких безобразников, вроде на перевоспитание - перевоспитается, глядишь, через пару веков и на волю.  В свет, то есть.
А в Снеговые шли духи-одиночки. Вот  что-то у них случилось, деревце их спилили, или речушку осушили, они душой и замёрзли.  И их кидали на снегораспределение. Привычнее им в холоде, отмороженным. Снеговые, скажу я вам, больше в городе любили шустрить, там им люди слегка помогали. Ну и веселее в городах. То машины буксуют по снегопаду, то трубы с водой прорывает  -  столько интересных слов у людей наслушаешься, аж на душе снежной теплее становится!
Этот Снеговой работал давно, и порядком очеловечился. Руки-ноги отрастил, ну и всё,  что полагается тоже. Он, конечно, тоже был отмороженным, но оттаивал временами, и тогда ему хотелось не одному ходить по крышам. Тогда он лепил себе бабу. И какое-то время, до конца сезона они жили дружно. Но весной идиллия заканчивалась. Все бабы,  как одна, отказывались улетать с исторической родины. Упрашивал,  умолял, убер-тучу заказывал, но бабы жёстко обрывали жалкие мольбы: "где родилась, там и умру", или "тут лежат морковки моих предков". И снова Снеговой один. А поздней осенью, собираясь на вахту твёрдо был уверен, что ни-ког-да больше! Ни-ког-да!!

Последнее расставание было просто лопатой по насту. В новую зиму Снеговой вошёл угрюмым и заранее уставшим. Молча швырял снег с места на место, молча перегонял облака с место на место,  или так же молча включал и выключал вьюги, метели и всяческие позёмки.
Днём ещё не так тяжко было, люди хоть копошатся внизу,  шум, музыка, разговоры. Ночью  совсем начиналась тоска.
 
И вот, ночью, в самое тоскливое новолуние,  плюнул Снеговой на всё, и слепил себе...собаку.
Большую и лохматую.
Собака открыла в первый раз глаза, чихнула, и кинулась ему на грудь.

Когда зима закончилась, они улетели вдвоём. Суеты было, конечно, много - намордник, пробы снега сдавать, доплачивать за перевес - всё ерунда. Нанял им, с собакой частную снеготучу - и вперёд, на полюс. Говорят, питомник он там открыл, улыбаться научился. Судя по тому, сколько снежных псов вьюжными вечерами на улице завывает - неплохо бизнес пошёл. Но и основную работу не бросил - в очень ясные ночи, если забраться на крышу  самой высокой высотки в центре города можно увидеть, как на  снегу появляются большие следы ног, и следы поменьше - лап. Осматриваются они , план работ прикидывают. Снеговой и Собака. И, вы не увидите, но они улыбаются!