Ходячее дерево

                Ходячее  дерево

      Наезды на  русский язык, на  русскую культуры  ныне – дело обыденное.  Даже поощряемое. Вот Анатолий  Найман, друг   Иосифа   Бродского,  пишет   очерк о «поэтической  непреложности» (Новый мир, 2002,  № 7). Найман   вычитал,  что  в  валлийском и ирландском  алфавитах  начертания букв  соответствует  названиям деревьев. Это сильно обогащает поэзию. У нас  этого нет. Вывод:  «славянский алфавит  - сравнительно поздний и как всякий вторичный  оторван от непосредственного значения  букв…». У нас  нет «вещественного алфавита», - с сожалением  констатирует Найман.
     Что из этого следует?  То, что наша поэзия вторична?  Ущербна? Не  знаю, что дают автору  такие   наблюдения. Понаблюдал бы  он, к примеру,  за  языком своих предков. Если валлийский  язык пропах   запахом   дубов и вереска, то  за каждой буквой иврита   сокрыта каббалистика… Темная бездна   демонологии… Впрочем, отдельные   изобретатели находят вещественность и в  русских   буквах. Андрей Вознесенский  придумал «буксмы». В   инициалах  Чингиза Айтматова  он  увидел и  тополек, и  юрту –  зримые   приметы   творчества  киргизского  прозаика.
    К счастью, поэзия  не  только и не столько буква,  сколько звук, мелодия, ритм.  Тут наш исконный  язык многозвучен, разнообразен, вариативен настолько, что  может обходиться  даже  без логического смысла. Пример -  потрясающая строка   Константина Бальмонта:  «Чуждый  чарам  черный  челн…».  Если вспомнить, что   за словом  «челн»  кроется  еще и  сексуальный намек, то  «черный  челн»  может потрясти воображение  не на шутку.
      Каждая статья – независимо от замысла  автора –   подобна реке:  она несет  и пустую породу, и  песчинки золота… Вот Найман цитирует  Евангелие,  где «полупрозревший  слепой»   восклицает:  «Вижу проходящих людей, как  деревья!». Господи!  Да  это  без микроскопического зазора   ложится  в   мою  идею человека-дерево! В отличие от Наймана,  тут  видится  не  простое уподобление    ветвей  человеческим органам (руки и волосы подобны   ветвям, листьям,  колосьям, а  трава, в  свою очередь,  простоволоса,  как девчонка  с  забытого хутора).  Дело в  бытийной сущности человека: это мыслительное древо, его  энергетическое  двоеродство.
Я  знаю, что деревьям, а не нам
Дано величье совершенной жизни…

    Величье  дерева в  том, что оно  есть зеркальное отражение   человека  невидимого,  сущностного…  И как  сильно сказано в  Евангелии  о   п о л у –
п р о з р е н и и!  Это не просто  п о л у з р е н и е.  Слепой-то прозрел  для созерцания сущностей!  То есть,  для созерцания  шагающего человека-дерево.