Дорога жизни

В этот год ей исполнилось 26 лет. Шел третий год войны. Муж на фронте, где то под Ленинградом охраняет дорогу жизни. У нее своя дорога жизни, несколько километров до реки и обратно, но, только пройдя этот путь, она сможет накормить семью. Сначала прорубит лунки, уберет шугу, проверит снасти и наживит. Когда то еще до войны муж научил ее всем этим премудростям. И сейчас это их спасение.
 
Скоро Новый год , но этот Новый год ее семья будет сыта. Замершими пальчикам, она снимает с крючка очередную рыбу. Удачный день, хороший улов.. Уложив свою добычу в рюкзак, она подняла лицо к солнцу, на минутку замерла, мысленно благодаря - реку, мужа, саму природу за то, что рюкзак ее полон рыбы. Значит, будет сытный обед и можно сходить на рынок и выменять рыбу на сахар для детей, побаловать их в праздник.
Обратный путь домой она думала о нем, пару лет назад, вот таким же морозным зимним утром они вдвоем пробирались сквозь заросли ивы, любуясь ветками, скованными толстым слоем искрящегося инея, еще не было войны и они были счастливы и полны планов.
— Двойка, — показал он на следы, — где-то здесь «косой» залег.
Учил он ее увидеть и прочитать заячью скидку следа.
Рассказывал, что ночью после кормежки, особенно, когда чуть прижмет морозец, заяц любит побегать, попрыгать, согреться. Проселочная дорога очень подходит для таких заячьих развлечений. Побегав, поиграв с сородичами, заяц обычно сдваивает следы на дороге, прыгает в сторону, немного пробегает по обочине, сдваивает след, делает скидку и залегает где-то поблизости.

Так, вспоминая рассказы мужа, и разгадывая заячьи следы, она добралась до дома. Поставив в сени лыжи, предварительно почистив их от снега, она вошла в дом. Свекровь растопила самовар, поджидая ее. Из-за занавески на печке выглядывали три пары глаз. Через минуту все доставали из рюкзака мамин улов.
Вечером она достанет из сундука пачку писем, перевязанную яркой ленточкой, и будет перечитывать письма с фронта детям сова и снова… Он пишет, он жив, они его ждут.

…. Три года как он не был дома. Сойдя с поезда на станции Савватия, до дома верст двадцать, через лес. Родной край, как здесь тихо и хорошо. Здесь жизнь и она другая, без войны. Кукуют, перелетая с дерева на дерево, неугомонные кукушки. В кустах заливаются соловьи. Пахнет грибами, спелой, душистой земляникой. Вдохнув родной воздух, подняв лицо к солнцу, он поблагодарил судьбу, за то, что он дома, за то, что жив.

Он думал он ней о детях, о том, что сейчас у них будет все хорошо. Только нога после ранения, напоминала о войне, все чаще ему приходилось делать привал, нет, сегодня не дойти, придется ночевать в лесу.
Расцвело. Лес, окончательно стряхнувший с себя остатки ночного мрака, вставал во всем своем зеленом величии. Луч солнца пробрался сквозь кроны деревьев и лаково согрел своим теплом его лицо.

Беззаботно пели птицы. На поляне, в желтых сарафанах лисички встали в хоровод. Сквозь белый мох то там, то здесь пробивались шляпки красных грибов. Наполнив рюкзак лесными дарами, он вновь подумал о ней: - « Я скоро буду дома». « Я дома!» - крикнул он. Эхо понеслось над деревьями, увязло в гуще зеленой хвои.
Лесная дорожка привела к реке. Спустившись по логу, умылся и напился родниковой воды.

Вот он берег его детства, правый берег Северной Двины. Когда то его семья жила в деревне Слудка, и берег был исхожен им, на многие километры и вверх и вниз по течению. И он, и его отец, и его дед занимались охотой и рыбалкой. Позже, они купили дом на левом берегу. Но независимо от времени года, лес и река продолжали кормить их семью. Охота и рыбалка были неотъемлемой частью его жизни и главными источниками пропитания.
Он задумчиво смотрел на тихую зеркальную гладь воды с редкими
 
белыми барашками.
Все его чувства были обострены до предела. Все, кроме слуха… Он впервые за эти годы не улавливал ничего. Крики чаек, журчание ручья, плеск воды о камни, шум ветра, слились в одну вечную прекрасную мелодию его жизни. Тишина! Он уже позабыл, что такое - всеобъемлющая безмятежная тишина.
Сейчас этот миг, этот час, эта минута стали вознаграждением для него – он
прикоснулся к своей личной безмятежности.

Тишину вежливо нарушил плеск вёсел, и из-за острова показалась лодка. Молодые рыбачки, завидев, солдата, сменили направление. Покачиваясь на воде, с каждым взмахом весла, лодка приближалась к нему. Вглядывался он в лица мальчишек... Подросли.… Возмужали… Сын Степана, а с ним сын Николая…


Ранним зимним утром, утюжа снег широкими охотничьими лыжами, она шла знакомой ей дорогой. Той, ее ДОРОГОЙ ЖИЗНИ. Одной рукой она укрывала лицо от ветра, а другой тащила санки. На санках сидел он.
Она прорубит лед, уберет шугу, он проверит снасти и наживит уды, после ранения ходить ему тяжело, но в его мужских руках сноровки больше. Будет улов, будет сытный ужин.

Они вместе, и это зарождающееся в алой заре зимнее утро, принадлежит им. И скованные толстым слоем инея ивы, и белоснежное поле, и завьюженные бугорки, и свист зимней вьюги, и запутанные заячьи следы, и мышкующая на опушке рыжая лиса, все то, что сейчас их окружает, все это - неотъемлемая часть их настоящего. Они вместе. В их обыденности и повседневности всегда будут краски этого утра, и многих других, согретых теплотой их сердец.