Остатки благочестия

Отец Алексей стоял у жертвенника и вынимал просфоры. Храм был пустой. Ни души. В эпоху восстановления храмов назначенный в разрушенную церковь священник должен был год-другой-третий молиться в таком пустом храме, прежде чем начинала собираться община, силами которой можно было начать восстановление.

Храм Петра и Павла трёхкупольный, коренастый, весь израненный, словно русский богатырь, вернувшийся из дальнего похода и стоящий в сенях родного дома, задумчиво смотрел с высокого пригорка поверх буйно разросшейся одичавшей зелени и тяжёлых, свинцового цвета волн финского залива куда-то вдаль, за горизонт.

Вокруг шумела беззаботная жизнь. Бывшая усадьба Николая Николаевича, брата последнего Государя Российской Империи, на территории которой находился храм, была превращена в пансионат.

Колонну с надписью "любимым родителям" взорвали ещё в 30-е годы, в поисках спрятанного под ней золота, но в целом и усадебный дом с бельведером и прочие постройки сохранились неплохо, за исключением только Конюшенного Корпуса, который стоял законсервированным и с каждым годом всё сильнее приходил от этого в негодность.

Отдыхающие гуляли по аллеям, любовались прудами, засиживались на скамейках, разморенно созерцая классическую штакеншнейдеровскую архитектуру центрального здания. Звучала музыка. Теплое летнее солнце скользило по стеклянным скатам оранжерей, в которых до революции выращивали ананасы к столу великого князя.

В глубину храма солнце почти не попадало - высокие окна были заколочены. Со сбитыми со стен фресками и вывороченными до арматуры карнизами, с синеватой заплесневевшей штукатуркой храм напоминал старый кладбищенский склеп, из которого выгребли мусор и вынули мощи.

Впрочем, грех жаловаться, - храму Петра и Павла повезло больше других - в советские годы он был переделан в зернохранилище. Здание, построенное еще при графе Разумовском в 1771 году, было превращено в гигантскую коробку, в которую долгие годы доверху насыпали зерно. И это зерно заполнило собой все каналы и ходы, предназначенные архитектором для вентиляции и отопления здания, нарушив нормальную циркуляцию воздуха. Поэтому храм сильно сырел.

Иконостас храма, составленный из икон, написанных в быстрой и простой манере, имел две дьяконские двери. На южной двери был изображён воин-мученик Евгений Родионов в камуфляже, а на северной - царь Николай II в до блеска начищенных сапогах. Эта дверь и скрипнула за спиной отца Алексея.

Священник обернулся. В приоткрытую дверь с интересом заглянула загорелая молодая девушка. Одета она была по пляжному минимуму: шлёпанцы, короткие джинсовые шорты, лиф купальника. Чёрные глаза осматривали пространство алтаря, пока не наткнулись на фигуру в тёмной рясе.

- Вы что! - то ли спросил, то ли воскликнул отец Алексей от неожиданности.

- Ой, и правда! - чёрные глаза моргнули и дьяконская дверь резко закрылась.

Через минуту она снова заскрипела, повернувшись на петлях. В алтарь опять заглянула знакомая фигура. Теперь она выглядела немного иначе.

В порыве благочестия, извлеченного из глубин генетической памяти, девушка сняла шорты и надела их в качестве головного убора на голову.