Пришелец из Храма Солнца - глава 6
Хотя дико хотелось спать, трещала голова, он ликовал: удалось!!! Он всё-таки сделал запись Гениного языка и снял его на видео. Правда, не было в этот раз декламации, которая поразила его в предыдущий раз, запись была скорей похожа на интервью: он задавал на русском языке всевозможные вопросы, а Гена, как ни странно, на этот раз отвечал обстоятельно и серьёзно на своём «птичьем». Ему, понятно, не терпелось просмотреть все записи: как сделанные по пьяной лавочке (первая серия) где они были (вернее, он был) в непотребном состоянии, горланя дурацкие песни и выплясывая (до этого момента он не замечал за собой таких способностей, поэтому не терпелось поглядеть на себя со стороны) так и «вторую серию», где, как ему казалось, было всё чинно и благородно, и он получил то, что хотел. Однако, снова, как гурман, который, видя изобилие яств перед собой, не торопится наброситься на еду, а лишь предвкушает предстоящее застолье с неспешным поглощением сей разнообразной снеди и выпивки, решил отложить просмотр всего снятого и записанного, до возвращения в Москву, где не спеша с чувством, с толком, с расстановкой, с рюмкой коньяка он усядется перед компьютером и…
Валентин, вернувшись домой, и, по-прежнему находясь в возбуждённом состоянии, всё же не бросился бегом прослушивать и просматривать сделанные им снимки и записи, а поочерёдно: сварил себе кофе, налил рюмку коньяку, раскрыл пачку сигарет, разложил всё это на столике перед компьютером и уселся в кресло. Затем: не спеша, сделал глоток коньяка, отхлебнул из чашки кофе, затянулся сигаретой, и лишь после этого приступил к священнодействию с записями.
Сейчас его интересовало только одно – что он записал? О Генином языке он пока думал меньше всего, и начал свой просмотр с «Интервью», так он обозначил свою вторую (после той провальной первой) попытку сделать съёмки и запись их беседы… Убедившись, что «вторая серия» получилась удачной, он облегчённо вздохнул, выпил рюмочку коньяку, перевёл дух, и… перешёл к просмотру «первой серии», которую не помнил, как снимал и что снимал. Просмотрел… и улыбнулся… Да, теперь, когда ему всё же удалось сделать запись Гениного языка, на свои пьяные шалости, на свой загул с Геной он теперь глядел не только снисходительно с улыбкой, но уже рассматривал, как, своего рода, самопожертвование, необходимую прелюдию для достижения поставленной цели. Главное, дескать, было - завести Гену, подыграть ему, и он с этим вполне справился, и уже не винил себя, не обзывал: идиот! кретин! пьянь подзаборная и прочее… Наоборот, ему даже было интересно посмотреть на себя со стороны в неожиданной для себя роли.
Просмотрев и убедившись, что ничего страшного в серии под названием «Разгуляй» нет (скорее даже забавно - пьяные придурки развлекаются) он полностью успокоился и даже начал подумывать, что, ради прикола, можно будет показать это действо некоторым близким ему коллегам. Что же касается его пения и танцев, так это, вообще, высший пилотаж – вот уж где Эдьке будет разгуляться, этого материала для его шуточек и хохмочек хватит на год.
До выхода на работу оставалось ещё пару дней, и он решил вплотную заняться Гениным языком. Прослушав и не один раз, сделанные им записи, он ещё раз убедился, что испанским здесь и не пахнет. Он понял это ещё тогда, при первой встречи с Геной, когда тот что-то повествовал. Звукопись испанского языка ярка и своеобразна, его трудно спутать с другим языком. И всё же, просмотрев, проштудировав несколько книг по истории Пиренейских государств, с древних времён до наших дней, образование языков, возникновение и отличия кастильского и монского диалектов, обращаться к коллегам пока не стал, интуитивно чувствуя, что в Генином языке присутствует некая тайна, и разрешить её кавалерийским наскоком не получится. Она, как яблоко, сама должна дозреть, а затем уже упасть в руки. Однако, спустя неделю, убедившись в тщетности своих попыток докопаться до истины, он решил исподволь обратиться к коллегам африканистам. Для этого скомпоновал Генины ответы в единое целое, записал их на диски и эти диски, как бы невзначай, между прочим, подсунул ребятам африканистам с просьбой попытаться (если это их, конечно, не затруднит, если у них на это будет время) определить, хотя бы приблизительно: не соответствует ли, записанный на диске, язык какому либо африканскому. Как он и ожидал, ответ оказался отрицательным: язык на диске не соответствовал известным им языкам северной Африки: «… но может это какой-то племенной язык, какой-нибудь диалект.... На этом континенте существует множество языков и ещё большее количество диалектов, но диски оставь, время от времени будем зондировать почву...»
Прошло ещё некоторое время, и ему надоело носить эту тайну в себе, его распирало желание поделиться этим с друзьями, распирало желание услышать их восторги, и увидеть их поражённые удивлённые лица. Правда, Эдька, видимо, уже что-то унюхал. Буквально на третий день он выловил его в коридоре, заговорщически отвел его в сторону и напрямую спросил: что с ним приключилось?..
-?!
-У тебя такой вид, что ты сорвал джек-пот, но пока скрываешь это, то ли ты ещё бабки не получил, или, чтоб не сглазили…
-И слишком заметно?
-Гоголем ходишь… Все уже вокруг шушукаются… Так что, давай колись.
-Колюсь: Джек-пот не срывал.
-Значит, другое…- с подначкой,- шерше ля фам?
-Ах, какая женщина, какая женщина…- пропел он, а про себя подумал, - наблюдательный, однако, Эдичка. Нюхом чует, что у меня есть нечто,- и добавил.- Обо всём узнаете в своё время, а пока …
-Значит я прав?
-А когда ты бываешь не прав?- ответил он вопросом на вопрос. – И, можешь быть уверен, это будет сногсшибательная новость. Пока же никому.
-Замётано. Но мне можно хотя бы намекнуть, что сие такое. Обещаю гробовое молчание.
-Могу сказать одно: ЭТО нельзя рассказать, ЭТО надо видеть и слышать…
-Ого! И когда ты разродишься?
-Как только – так сразу…
-Но, хоть о чём идёт речь?
-О словах. Помнишь, была такая книга «Слово о словах»
-Не понял…
-Подрастёшь – поймешь…
После этого разговора Эдик то и дело подлавливал его в каком либо укромном месте, таинственно ему подмигивал, дескать, союз «Меча и орала» в действии, и заговорщически вопрошал: когда? В ответ Валентин его похлопывал дружески по плечу и также заговорщически отвечал: скоро…
Посетив ещё раз африканистов, и, убедившись, что они не продвинулись ни на шаг в разгадке Гениного языка, решил, наконец, собрать небольшой круг коллег-друзей, и раскрыть им (но, разумеется, частично) свою тайну, которую устал носить, как тот самый брадобрей, узнавший про ослиные уши царя Мидаса. Для начала, встретив Эдика, произнёс сакраментальное: СЕГОДНЯ, и попросил без излишних объяснений зайти после работы в его кабинет тому-то и тому-то.
Коллеги, собравшиеся в его кабинете, с недоумением глядели друг на друга и так же недоуменно вопрошали: для чего и по какому поводу да ещё после работы их сюда позвали; сабантуй вроде б как не намечается – об этом всегда оповещали за день, за два, чтобы каждый мог подготовиться, предупредив свою половину, что завтра совещание, придётся задержаться, и так далее. Эдик хранил, как и обещал, гробовое молчание, но даже, если бы и не хранил, что бы он мог сказать? Он также, как и остальные, ничего не знал, и, как все, с нетерпение ожидал явления Валентина народу.
Едва переступив порог, Валентин тут же попал под обстрел вопросов, однако, не отвечая на них, не вдаваясь в объяснения, попросил минуточку внимания, а когда стихло, и когда глаза всех присутствующих уставились на него, достал диск (точно такой же, как оставил африканистам), и сказал: «Сейчас я продемонстрирую вам одну любопытную запись, мне хотелось, чтобы вы её внимательно прослушали, я подчёркиваю: внимательно, а затем ответили на некоторые мои вопросы. Согласны?» Народ безмолвствовал. Он вставил диск в компьютер, включил динамики, и его коллеги, предполагая, что будет нечто интересное, обратились в слух.
-Ну и что? Что это за запись? Откуда она?.. И из-за этой чепухи ты собрал нас?- тотчас, после прослушивания, набросились на него коллеги.
-Господа, успокойтесь, - воззвал к коллегам Эдик,- Валентин Викторович решил нам устроить институтский вариант «Что? Где? Когда?» Валентин Викторович,- обратился Эдик к нему,- я прав?
-Отнюдь. И я хочу вас ещё раз попросить - отнестись к этому с полной серьёзностью, и ответить на два вопроса: первый – язык это или имитация (лично я склоняюсь к первому варианту), второй – если это язык к какой группе его можно отнести, и в какой части света предположительно могут говорить на нём?
Коллеги задумались.
-Поставь ещё раз.
Прослушали вторично. На этот раз более внимательно.
-Похоже на язык, но утверждать рискованно… А к какой группе, какому континенту принадлежит наскоком не определишь, тут нужна скрупулёзная работа… А, вообще, что это за запись, где ты её взял?.. Откуда она у тебя?.. Старина, не темни, имей совесть… Раз ты уже нас задержал – давай выкладывай всё под чистую…- заговорили вразнобой коллеги
-Дело в том,- начал он неторопливо,- что я сам толком не знаю, что ЭТО…
-Откуда тогда у тебя эта запись, ведь это, как я понимаю, говорит живой человек, и кто-то это записывал,- спрашивает его приятель Анатолий, работающий на кафедре общего языкознания,- или ты сам это записывал?
-Мне звучание некоторых слов показалось слегка знакомым,- задумчиво произносит Миша Рыбалкин, специалист по старославянскому языку, талантливый учёный и исследователь,- но это, так сказать, визуально… Тут требуется основательно покопаться…
-Валентин Викторович, в самом деле, откуда у вас эта запись?- восклицает, единственная женщин среди приглашённых, кандидат наук Нелли Кротова.
-Хорошо, удовлетворю ваше любопытство. Некоторые из вас знают, что совсем недавно я был на Юге, так вот, в гостинице, в которой я проживал (пошел импровиз) познакомился с одним человеком (журналистом районной газеты) который, узнав от меня, что я работаю в «Институте русского языка» рассказал мне прелюбопытную историю. Будучи однажды в одном из селений, он познакомился (вернее ему показали и познакомили) с местной достопримечательностью – со странным старцем.. Примечателен этот старец был тем, что, он помимо русского мог говорить на другом языке, на котором здесь не только никто не говорит и не говорил, но, вообще, не знают такого. Из сведений почерпнутых от односельчан: старец в селе поселился после широкой амнистии, которая была осуществлена после смерти Сталина, и вёл полузамкнутую жизнь бобыля… Журналист, прознавший про этого старца, не только тиснул об этом статейку в местной газете, но, самое главное (не знаю, как это ему удалось) сделал записи этого самого непонятного никому языка. Пытался, говорил, заинтересовать тамошних учёных, но… Произошёл развал Советского Союза, затем, как вы помните, полнейшая неопределённость и бардак, и эти записи оказались невостребованными…- Он видел, что собравшиеся коллеги во все глаза смотрят на него, а Нелли, вообще, вот-вот сорвётся на аплодисменты…- А врать ты, оказывается, мастак… Гладенько у тебя всё получается…- подумал он про себя и продолжил,- старик тот умер, а этот журналист (я его упрашивал не один день) наконец, под тысячу честных слов, под мои клятвы, что я не использую это в личных корыстных целях, дал мне один из дисков с копией языка, чтобы мы попробовали узнать, что это за язык, а, если представится такая возможность, сделали перевод. Если это у нас получится, обещал дать другой диск на котором, как он сказал, записано нечто подобное «Слову о полку Игореве», только в устной форме. Так что, всё зависит от нас…
-И это ты серьёзно?- спрашивает Эдик.- Насчёт «Слова о полку Игореве», тот журналюга, понятно, загнул, да и эта запись, честно говоря, не внушает мне доверия…
-И, скорей всего, это либо мистификация, либо розыгрыш,- как бы продолжая Эдика мысль, высказывается Костя Выкпиш.- Уж слишком эта история попахивает литературщиной… Да и голос… Я бы не сказал, что это голос древнего старца…
-А действительно,- тут же подхватывает Миша Рыбалкин,- голос явно не соответствует старческому…
«Да, на мякине этих умников не проведёшь»,- думает он о своих коллегах, но на защиту его вдруг становится Нелли:
-Что вы все заладили – не соответствует, не соответствует, а у Зельдина, у Любимова, у Игоря Моисеева, соответствует? Разве можно сказать про них, что у них старческие голоса? И какой смысл Валентину Викторовичу нас разыгрывать? Не вижу здесь никакой логики.
«Так их, Нелличка… Ату, этих бронтозавров, ату!»- мысленно командует он.
-А знаете,- произнёс, доселе молчавший Ренат,- я тоже не слишком поверил всему этому. Действительно, попахивает литературщиной, причём, дешёвого пошиба: и старик в отдалённом селенье, говорящий на непонятном языке, и журналист, случайно откопавший этого старика, и записи, мягко говоря, не слишком впечатляющие… А может, это всё выглядит намного прозаичней. Да, возможно, в своих командировках нашёл этот тип какого-то аборигена малой народности, говорящем на каком-то немыслимом диалекте, напоил его, записал его полупьяный лепет, и преподносит это, как сенсацию, делая на этом свой маленький гешефт… Кстати, сколько он взял с тебя бабок за диск?
-Нисколько.
-Странно,- ответил Ренат.- Тогда ещё вопрос: а фото этого старца есть? Ведь, если этот журналист напечатал статью о нём, то, как правило, всегда прилагается для вящей убедительности фотография, а то и несколько фотографий… А ещё, я бы хотел увидеть копию этой самой статьи …
-Обложили со всех сторон,- думает он про себя, но продолжает защищаться.- Для меня статья и фотографии вторичны… Мне надо было, во что бы то ни стало заполучить эти записи. А почему? А потому что я почти уверен, что это не мистификация, и для такого заявления у меня есть веские основания. Я уже сам месяц бьюсь над этой разгадкой, но ни мне, ни специалистам по африканским и арабским языкам (я им также дал копии этих дисков) не удалось найти сходства с каким либо известным на сегодняшний день языком.
-А почему ты обратился к африканистам?- спросил Миша Рыбалкин,- ты думаешь, что корни этого языка там?
-Я пока ничего не думаю. Если есть возможность прозондировать там почву – почему отказываться… И обращаться придётся, попомните мои слова, ещё ко множеству специалистов, но надежда моя всё же на вас.
-Мне кажется, что этот язык древний,- вдруг задумчиво произносит Нелли,- я не могу это объяснить, но у меня такое ощущение…
-Ощущение…- саркастически передразнивает Нелли прагматик Костя.- Вы хотя бы представляете себе: какой это адский труд по одной какой-то липовой записи, только по звучанию определить родственность этого, так называемого языка… Была хотя бы письменная запись, а так… А насчёт древности – это вообще нонсенс. Голос на диске меня не убеждает, а, наоборот, разубеждает…
-Дался тебе этот голос,- в сердцах говорит Нелли.
-Валентин, - снова слово берёт Ренат,- а может быть этого журналюгу пригласить к нам в институт, со всеми его потрохами… Пообщаемся, послушаем его байки про старца, а заодно, если только он не врёт, послушаем и другие диски… Я думаю он оставил тебе свои координаты…
-В том то и дело, что не оставил. Оставил ему свои координаты я, чтобы он мне названивал.
-Суду всё ясно,- протянул Костя.- Мне кажется, что это обыкновенная, причём, довольно банальная придумка, если не афёра, этого журналиста, а ты на это повёлся. С какой целью, для чего – не знаю, а насчёт записи… Попробую развить ту же самую мысль, которую высказал Ренат. Да, я тоже склоняюсь к тому, что этот так называемый журналист когда-то проживал, или служил в какой-то дыре типа на Дальнем Востоке, или Сахалине, где случайно повстречался с айном (когда-то коренные жители Сахалина), или попал случайно, в стойбище какой-нибудь малой народности, которых осталось раз, два – и обчёлся, записал на ленту местного акына, а много лет спустя начал играть в непонятную игру под названием: отгадайте, что это?.. И, действительно, попробуй угадай, что это мистификация, или, как ты убеждён, язык?
Энтузиазм первых минут не просто шёл на убыль, а катастрофически убывал. Начинался бунт на корабле.
-Нам для чего всё это… Сидеть, ломать голову - и ради чего…
-Да и какой в этом смысл…
-Я, в принципе, от нечего делать могу поломать себе немного голову,- обращаясь к Валентину, произнёс Миша Рыбалкин, но, мне кажется, что это пустая затея… Просто на слух… определить…
-Действительно, трудно… Но я никого не заставляю этим заниматься. Дело это добровольное… Хотите стать соучастниками – пожалуйста, не хотите – не надо. И ещё: неужели вы думаете, что я бы стал этим заниматься, ломать себе голову, да ещё вас подключать, если бы не был уверен в реальности этих записей, сделанных (даю стопроцентную гарантию) не в стойбище. А что касается старца, к голосу которого так неравнодушен Костя, могу сказать следующее: мне всё равно – выдуман ли этот старец для антуража, или нет, есть запись языка, языка странного, таинственного, загадку которого мне бы хотелось разгадать.
-Хорошо, ну откуда тогда взялись эти записи?- спросил Ренат.
-Я уже это вам говорил.
-Всё-таки мне кажется, на диске один из древних языков,- задумчиво произносит Нелли,- и скорей всего мы имеем дело с языком, выступающим в основном только в устной разновидности (типа эпохи Гомера), и этот язык, скорее всего, мёртв…
-А может все эти мифические записи, которые имеются у этого журналиста, наговорены самим Гомером?- с ехидцей спрашивает у Нелли Костя.- Поразительно! 21 век, а мы с жадностью набрасываемся на любую сомнительную сенсацию: переселение душ, параллельные миры, призраки, жизнь после смерти… А теперь вот язык эпохи Гомера… Полноте, господа, мы всё-таки какие-никакие учёные, а не простодушные обыватели. И ещё,- снова обращение к Нелли,- если это древний язык, более того мёртвый, кто мог на нём говорить. Эта запись, как я понимаю, сделана не тысячелетия назад, а совсем недавно…Может, мы являемся свидетелями рианкарнации Гомера? Какой-то имя рек заговорил его устами?....
«Костя, Костя, хотел бы я посмотреть на тебя,- думал он во время произносимого Костей монолога,- если бы ты узнал, откуда эти записи, а ещё лучше: собственными глазами и собственными ушами увидел и услышал, то, что видел и слышал я,- и снова ему нестерпимо захотелось открыть всю правду, однако, понимал, что если в старца его коллеги не поверили, то в алкаша, который по пьяне несёт не пьяный бред, а говорит на каком-то языке - не просто не поверят, засмеют…- Но в Костиной мысли о рианкарнации, что-то есть, может быть в Гену, действительно, вселяется чей-то дух… Странно только, что говорун Эдик молчит. После, выданной им в самом начале фразы, не произнёс больше не единого слова… На него это не похоже…»,- и, когда закончил Костя, сказал:
-Да, я прекрасно осознаю, что очень, очень трудно среди более 2000 языков и диалектов, найти аналогичный тому, что на диске, но попытка – не пытка. Ещё раз повторюсь, если кто хочет поломать немного голову над разгадкой этого языка – попробуйте, кто не хочет, как я уже говорил, никто не заставляет.
-Что-то ты не договариваешь,- наконец прорезался Эдик,- что-то здесь не то, но я готов поломать свою несчастную голову.
-Я тоже,- пожав плечами, сказала Нелли.
-Спасибо,- он кивнул Нелли и Эдику.- Я размножил эту запись. Посему, каждый, кто хочет, может взять для себя диск, и ещё раз в спокойной обстановке его прослушать, - и протянул диски Эдику и Нелли.- Кому ещё?
-Мне тоже,- тянется за диском Миша Рыбалкин.
-Что уж там,- говорит Костя,- давай каждому,- и с издевкой добавляет,- старец. Может это теперь твой псевдоним?
«А он недалёк от истины»,- улыбается он про себя, и затем обращается к коллегам:
-Прослушайте внимательно, поразмышляйте, а через пару дней предлагаю собраться у меня и обменяться мнениями… А чтоб разнообразить наш обмен мнениями, чтоб жарче и активней были споры, накроем небольшую поляну… Возражений нет? Договорились.
Свидетельство о публикации №220012901531