Братья

– Юр, я рубль нашёл.
– Какой рубль? Не понял.
– Серебряный. Под половицу закатился.
– Санёк…Чё-то я не врубаюсь…А-а! Этот? Как нашёл?
– В деревне, у деда. Он спал, когда я пришёл. Походил-походил по комнате, и вдруг в том месте, ну, ты помнишь, где мы играли в монетки. Там половица скрипнула. Отошла. Я нагнулся – блестит. Вытащил, короче. Держи.
– Ну, слава богу, нашёлся. Спасибо, Сань. Век не забуду. Не поверишь, вспомню, как дед меня порол, сразу задница болеть начинает.
– Положи его куда-нибудь, чтобы больше не терялся. Тебе когда на тренировку?
– Через час выходить.
– Тот парень. Борисов. Ты с ним в одну секцию ходишь.
– Вовка Борисов.
– Как у него с носом?
– Да никак, сломан. Заживёт. Нормально всё будет.
– Пистолет-то его где? Которым он мне в глаза ну, это. Пульнул.
– Валяется где-то на улице, не знаю, не видел. Рука вот только побаливает ещё.
– Может, в больницу? Давай я с тобой.   
– Куда ты, какая больница?! Само пройдет. Не фиг было ему лезть к тебе. Чаю будешь?
– Давай. С молоком. Есть?
– Было где-то. Жена, вроде, покупала.
– Юр. Ты больше так не злись, ладно? Брось это, не надо.
– А я что? Я спокойный, Сань. Спокойный.
– Ладно, давай лучше чай попьём. Юрик.
– Что, Санёк?
– Я ж тогда не с психу. Понимаешь?
– О чём ты опять?
– Когда мы с тобой по Первомайскому шли. Пацаны налетели на нас. Их пятеро, вроде, было.
– Не-не. Четверо. Я тогда одного только уложил, а ты двоих и за третьим ещё побежал.
– Да я бы догнал его, Юр. Бегает быстро. Извини.
– Ты что, Сань. Нашёл, за что извиняться.
– Я просто хотел…Ладно, где дочка-то?
– Скоро вернётся. Три урока всего.
– Смешная она у тебя. Что правда, никогда бананы не ела?
– Не, ни разу.
– Стоит передо мной и ест. Прямо с кожурой. Ни чего, молчит.
– Да? Ну, радуется, значит, так. Дядьке родному. 
– Конфеты, как их, «Коровка», понравились ей?
– Срубала за милую душу.
– Тебя хоть угостила?
– Угу. Полполам.
– Пополам то есть?
– Ну, да. Давай полполам, говорю, а то обижусь. Вместе срубали. Даже без чая.
– Сейчас такие конфеты не делают, наверное.
– Да куда там, Сань. Туфта одна. У нас, в Москве, если только ещё делают где-то.
– Парк там, Юр. Так хорошо. Запах лесной. Тут шёл. Помнишь, где мы с дочками гуляли. Твоя ещё бусы на пальце вертела, и они улетели в крапиву. 
– Ты полез туда.
– Слушай, я даже не чувствовал ничего пока лез. Потом зажгло. Жаль, не нашлись бусы.
– Не нашлись, и ладно, пустяки. Санёк, ты чё так переживаешь из-за всего?
– Ну, как. Мы ж с тобой шли. А они улетели. Красной стрелой пронеслись мимо меня. Смешно так. Я рад был, Юр. Рад, что гуляем. Вместе.
– Как иначе, Сань.
– А у меня мармелад есть, совсем забыл. В сумке лежит. Будешь? Наш, яблочный, натуральный.
– Буду, конечно! Давай тащи.
– Угощайся. Слушай, я тут думал. Мать и правда поверила, что ты нос сломал, потому что упал. После драки с теми в Первомайском. Здорово у тебя получается.
– Ну, Сань, ты преувеличиваешь, конечно. Вместе же сидели. Что, не помнишь? На лавке. Час, наверное, в себя приходили. Думали, что матери говорить будем. Сам знаешь, как начнёт икру метать, когда тебя или меня нет долго.
– Переживает. Чересчур иногда. С войны, может, это у неё. Столько она там видела.
– А что там хорошего? Слава богу, живой вернулась. Бабка наша её отмолила. Часы твои, смотри, Сань, идут.
– Что?
– Часы твои. Вон у дочки на столе стоят. Солнышко хорошо сейчас светит. Они совсем прозрачные. Даже шестерёнки разноцветные видны. Интересные такие. Где купил-то?
– Рядом с домом. Там, не далеко.
– Слушай, я тут это. Когда с дочкой в профилакторий ездил. Ну, в этот наш, заводской. Там дискотеки. Я зашёл, послушал. Такая чушь, Санёк. Попса одна. Короче, к себе поднялся. Дай, думаю, свою дискотеку проведу. Я ж твой подарок, магнитофон, взял туда. И кассеты, на которые ты мне блюзы записал. Два дня сидел, Сань. Из комнаты не выходил. Только пожрать. Сборник сделал. Дал его диджею ихнему. Врубили. Под одну песню только потанцевали и то как-то вяло. Я стою, балдею. Руки-ноги, туда-сюда. А они – нет, и всё. Ну, нет так нет. Сидел у себя балдел. Слушал.
– Не переживай, Юр. Ещё есть, кто слушает?
– Дочери, вроде, нравится. 
– Ну, вот.
– Там видно будет. Тебе как, удобно на кровати спать? Может, дочка мешает? Я её к себе заберу. С раскладушкой.
– Не-не, нормально всё. Она сопит по ночам. Иногда проснусь. Смотрю на неё. На мать нашу похожа.
– Обе курносые. Мать её ругает за то, что горбится. Наша всегда прямая, а эта, ну, знак вопроса.
– Возраст такой, пройдёт. Юр, я вот что хотел сказать. Про тех парней.
– Да что ты к ним привязался так, я не пойму. Столько лет прошло.
– Боялся за тебя. Честно, боялся.
– А что за меня бояться? За себя я всегда постою.
– Мне хотелось тебя защитить.
– Да? Сань, но я же старший, а ты младший.
– Нет разницы. Я с тобой.
– Я знаю, Сань. Пойдём прогуляемся. Дождя, вроде, не будет.
– Пошли. Я даже немного в Березниках начал ориентироваться. В Москве, конечно, хорошо, но здесь тише.
 
На фото: Морозовы, Саша и Юра. Мои дядя и папа.

"Березниковский рабочий", январь, 2020