Бобби

          Он приставил холодное дуло ко лбу и нажал на спусковой крючок. Щелчок. Упс, опять осечка. Когда очередное больное намерение Бобби исчезнуть побеждало волю к жизни, верный приятель отказывался повиноваться. Ничто не держало его, безсемейного и незанятого, на земле — ни работа, давно закончившаяся и без поисков потерявшаяся, ни друзья. Последних он видел много лет назад бестолковым пьяным вечером со следами отвращения в памяти. Ни детей, ни любви, ни желания уехать и забыть всё. И самое определяющее – отсутствие стремления к переменам. Как следствие депрессии — смерть в действии. Выстрел определит итоговую сумму. Ничто из ничего вышло и ушло. Бах! Ни одного более. Ноль. Ан нет, что-то следило за жизнью и не давало исчезнуть из его безысходности.

          Многократно проверенное оружие постоянно давало осечку. На другой способ обнуления Бобби не готов. Завороженно нажимал на крючок — раз за разом, пока нервно трясущаяся рука не падала обессиленно с тяжелым непослушным железным товарищем. А немногим ранее пуля из внимательно осмотренного патрона прошила дерево и застряла в бетоне: вон дыромаха от девятого калибра и исковерканные щепки крашеного дерева, следы смолы и скрытые ранее от глаз куски грязи, неизвестно откуда взявшейся. Не эта ли грязь пронизала существо неубиваемого тела? Зачем он здесь? До каких пор будут эти шуточки? Кто ему мешает? ПОЧЕМУ? Ответов не больше, чем вчера, и мыслей тоже.

          После очередного неудачного самоубийства он проваливался в небытие. Без снов, ощущений и признаков жизни — чёрное забытьё и безвременье. «КТО мне мешает? КТО отменяет мой отказ от никчемной жизни?» Однако ответ с появлением не спешил.

          Одинокий паук в углу перестал плести свою сеть и уставился на хозяина квартиры, приговаривая: «Ну, братец, и что дальше?» Сознавая свою малозаметность, он спустился на тонкой нити чуть ниже, до сквозняка, где свежий ветер врывался в комнату, разведывая обстановку и бесследно теряясь в пыльных углах. Восьминогий вдоволь покачался на паутинке и снова пустился в плетение, говоря: «Эх, дурак! Тебе работать надо!» Но Бобби не понимал, поскольку работать не хотел. Иногда видел паука, думая: «Что за жизнь — плести и ждать редких насекомых?» Но хотя жизнь и теплилась в клетках тела, сознания Бобби не достигала. Вместо действий он упорно спал, ел и чистил оружие.

          В этот раз Бобби невольно залюбовался акробатикой старого знакомого и вспомнил, как ему приходится разрывать его сети, доставая деньги. В прошлом году отобрал он мешок наличности у нерадивого охранника в торговой базе. Припугнул и ушёл. Видеокамер тогда не было, а салабон набрался на смене. Вот Бобби и отважился на преступление. Служба не прошла даром, навыки остались. В армию он попал с улицы, где кормился после детдома, кочуя по стране. Случайно выловили и отправили.

          Денег оставалось предостаточно для стиля жизни без возможности умереть, как говаривал Бобби про свою неубиваемость. Его не разыскивали, а он не скрывался. Ствол всегда готов. А может, он заговорённый? Вынул и начал осматривать, но ничего нового не обнаружил. Уж он-то знал, что  никому до него дела нет, чтобы стеречь от пуль. И всё же кто, для чего и как проделывал с ним эти фокусы? Чтобы узнать, Бобби готов был продать ненужную душу и ждал представителя для сделки. Между тем покупатель наверняка радовался мучениям горемыки, знал ответы и не являлся. А Бобби вынужденно мучился дальше.

          Шли дни, недели, месяцы. Парень особо не пил, не курил дрянь, но стал задумываться и об этом. Женщин не знал и знать не хотел: ему и так противно с собой. А вот чтобы ещё приукрасить своё небытие непонятными красками — нет, он не готов. Мёртв, если верно выразиться. Явись на порог инопланетяне, без секунды сомнений улетит. Уйдёт. Ему туда, куда заберут. С гномами в подземелье, с ведьмами на болото, с русалками под воду... При мысли о воде Бобби поморщился. Он не любил воду, как, собственно, и всё вокруг, а себя особенно. Тонуть же не хотел. Нет, это неприятно и долго. Как-то запомнился ему диалог в одном из фильмов, полностью отражавший его собственную идеологию: «Вы хотели себе когда-нибудь причинить вред? — Причинить вред — никогда. Сдохнуть — постоянно». Но сдохнуть он не мог, рассматривая сугубо один вид устранения. Так он мыслил, и жизнь его от этого не улучшалась.

          Бобби пошёл в ванную, включил горячую воду и залез под душ. Тело окутало тепло, потоки воды струились по вялым мышцам и наполовину отключенному сознанию. Он потянулся за мылом, поскользнулся и с размаху шлепнулся затылком о стену, разодрав бедро о кран. Стена сдержала падение, иначе... «Нет, только не в воде!» — подумал он. Впервые за несколько лет Бобби оскалился чем-то похожим на улыбку. Череп заныл, с бедра ленивыми каплями потекла кровь, достигла дна, начала окрашивать ноги и липнуть к поверхности ванны. Наш стрелок прикрыл глаза. Ему представилось, как он обращается к Богу, пытается молиться, но вместо слов изо рта выходят нечленораздельные звуки — все молитвы он позабыл. Пытаясь вспомнить хоть одну, Бобби повторял: «Господи, Господи», но что именно хотел, так и не понимал. «Да будет свет!» — ни с того, ни с сего выдал подсказку его ушибленный мозг, парень добавил чувства и поддакнул: «Да, да, свет, свет...» На большее его не хватило. Но этого оказалось достаточно: яркая вспышка возникла на уровне закрытых глаз грабителя. Он, отпрянув и замерев, осторожно приоткрыл глаза. Болтающийся на тонком проводе светильник выпал из некачественного крепления под потолком. Запас провода, спрятанный электриком, раскрутился прямо до головы «везунчика», лампа с треснувшим основанием покачивалась перед самым носом, а из неё торчал запасливо скрученный оголённый провод. Ещё кивок головой, и пистолет не понадобился бы. Будучи недалекого ума после армейской муштры, которая не проходит бесследно, и поймав логику этих размышлений, Бобби снова вспомнил про воду, утопленников, и стал выбираться из теплого и пронзительно яркого душа. С него хватит.